Ашик-Кериб [Михаил Юрьевич Лермонтов] (fb2) читать постранично, страница - 2

Магуль-Мегери или нет, не знаю, только срок истекал. Последний год скоро должен был кончиться, а он и не готовился к отъезду. Прекрасная Магуль-Мегери стала отчаиваться. В то время отправлялся один купец с караваном из Тифлиса с сорока верблюдами и 80 невольниками. Призывает она к себе купца и дает ему золотое блюдо. «Возьми ты это блюдо, — говорит она, — и в какой бы ты город ни приехал, выставь это блюдо в своей лавке и объяви везде, что тот, кто признается моему блюду хозяином и докажет это, получит его и, вдобавок, вес его золотом». Отправился купец; везде исполнял поручение Магуль-Мегери, но никто не признался хозяином золотому блюду. Уж он продал почти все свои товары и приехал с остальными в Халаф. Объявил он везде поручение Магуль-Мегери. Услыхав это, Ашик-Кериб прибегает в караван-сарай и видит золотое блюдо в лавке тифлисского купца. «Это мое!» — сказал он, схватив его рукою. «Точно, твое, — сказал купец. — Я узнал тебя Ашик-Кериб. Ступай же скорее в Тифлис: твоя Магуль-Мегери велела тебе сказать, что срок истекает, и если ты не будешь в назначенный день, то она выйдет за другого». В отчаянии Ашик-Кериб схватил себя за голову; оставалось только три дня до рокового часа. Однако, он сел на коня, взял с собою суму с золотыми монетами и поскакал, не жалея коня. Наконец, измученный бегун упал бездыханный на Арзинган-горе, что между Арзиньяном и Арзерумом. Что ему было делать? От Арзиньяна до Тифлиса два месяца езды, а оставалось только два дня. «Аллах всемогущий! — воскликнул он. — Если ты уж мне не поможешь, то мне нечего на земле делать!» И хочет он броситься с высокого утеса. Вдруг видит внизу человека на белом коне и слышит громкий голос: «Оглан (юноша), что ты хочешь делать?» — «Хочу умереть», — отвечал Ашик. — «Слезай же сюда; если так, я тебя убью». Ашик спустился кое-как с утеса. «Ступай за мною», — сказал грозно всадник. «Как я могу за тобою следовать, — отвечал Ашик, — твой конь летит, как ветер, а я отягощен сумою?» — «Правда; повесь же суму свою на седло мое и следуй». Отстал Ашик-Кериб, как ни старался бежать. «Что ж ты отстаешь?» — спросил всадник. — «Как же я могу следовать за тобою: твой конь быстрее мысли, а я уж измучен». — «Правда; садись сзади на коня моего и говори всю правду: куда тебе нужно ехать?» — «Хотя бы в Арзерум поспеть нынче», — отвечал Ашик. «Закрой же глаза». Он закрыл. «Теперь открой». Смотрит Ашик: перед ним белеют стены и блещут минареты Арзерума. «Виноват, Ага, — сказал Ашик, — я ошибся; я хотел сказать, что мне надо в Карс». — «То-то же, — ответил всадник, — я предупредил тебя, чтобы ты говорил мне сущую правду; закрой же опять глаза. Теперь открой». Ашик себе не верит, то, что это Карс. — Он упал на колени и сказал: — «Виноват, Ага, трижды виноват твой слуга Ашик-Кериб; но ты сам знаешь, что если человек решился лгать с утра, то должен лгать до конца дня: мне по-настоящему надо в Тифлис». — «Экой ты, неверный! — сказал сердито всадник. — Но, нечего делать, прощаю тебе. Закрой же глаза. Теперь открой», — прибавил он по прошествии минуты. — Ашик вскрикнул от радости: они были у ворот Тифлиса. Принеся искреннюю свою благодарность и взяв свою суму с седла, Ашик-Кериб сказал всаднику: — «Ага, конечно, благодеяние твое велико, но сделай еще больше; если я теперь буду рассказывать, что в один день поспел из Арзиньяна в Тифлис, мне никто не поверит: дай мне какое-нибудь доказательство». — «Наклонись, — сказал тот, улыбнувшись, — возьми из-под копыта коня комок земли и положи себе за пазуху; и тогда, если не станут верить истине слов твоих, то вели к себе привести слепую, которая семь лет уж в этом положении, помажь ей глаза — и она увидит». Ашик взял кусок земли из-под копыта белого коня; но только он поднял голову — всадник и конь исчезли. Тогда он убедился в душе, что его покровитель был не кто иной, как Хадерилиаз (св. Г еоргий).

^{«Хотя бы в Арзерум поспеть нынче», — отвечал Ашик.}

Только поздно вечером Ашик-Кериб отыскал дом свой. Стучит он в двери дрожащей рукою, говоря: «Ана, ана (мать), отвори! я божий гость, и холоден, и голоден; прошу, ради странствующего твоего сына, впусти меня». Слабый голос старухи отвечал ему: — «Для ночлега путников есть дома богатых и сильных; есть теперь в городе свадьбы, ступай туда! там можешь провести ночь в удовольствии». «Ана, — отвечал он, — я здесь никого знакомых не имею и потому повторяю мою просьбу: ради странствующего твоего сына, впусти меня!» Тогда сестра его говорит матери: «Мать, я встану и отворю ему двери». — «Негодная! — отвечала старуха. — Ты рада принимать молодых людей и угощать их, потому что вот уже семь лет, как я от слез потеряла зрение». — Но дочь, не внимая ее упрекам, встала, отворила двери и впустила Ашик-Кериба. Сказав обычное приветствие, он сел и с тайным волнением стал осматриваться. И видит он, на стене висит, в пыльном чехле, его сладкозвучная сааза, и стал спрашивать он у матери: «Что висит у тебя на стене?» — «Любопытный