Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
Часть вторая продолжает «уже полюбившийся сериал» в части жизнеописания будней курсанта авиационного училища … Вдумчивого читателя (или слушателя так будет вернее в моем конкретном случае) ждут очередные «залеты бойцов», конфликты в казармах и «описание дубовости» комсостава...
Сам же ГГ (несмотря на весь свой опыт) по прежнему переодически лажает (тупит и буксует) и попадается в примитивнейшие ловушки. И хотя совершенно обратный
подробнее ...
пример (по типу магического всезнайки или суперспеца) был бы еще хуже — но все же порой так и хочется прибавить герою +100 очков к сообразительности))
В остальном же все идет без особых геройств и весьма планово (если не считать очередной интриги в финале книги, как впрочем было и в финале части первой)). Но все же помимо чисто технических нюансов службы (весьма непростой кстати...) и «ожидания экшена» (что порой весьма неоправданно) — большая часть (как я уже говорил) просто отдана простому пересказу «жита и быта» бесправного существа именуемого «курсант»))
Не знаю кому как — но мне данная книга (в формате аудио) дико «зашла»)) Так что если читать только ради чтения (т.е не спеша и не пролистывая страницы), то и Вам (я надеюсь) она так же придется «ко двору»))
художественного института и те московские художники, с кем за три года жизни в столице он успел сблизиться. Словом, несся в Нью-Йорк в предвкушении блестящего будущего.
Увы, в «столице мира» после нескольких месяцев, проведенных в шумном и грязном общежитии на Брайтоне, более похожем на притон, где жильцы постоянно пили, дрались и делили проституток, после не открывшихся высоких дверей на Манхэттене, оставшихся без ответа телефонных звонков и вежливых, но очень твердых просьб не мешать, Глеб всерьез задумался о правильности своего решения остаться в Штатах. Ему даже начала сниться Кира, злорадно хохочущая. Червь сомнения зашевелился в его смятенной душе и наверняка бы превратился в питона, и проглотил бы несчастного Глеба, не отправься он однажды в Центральный парк, где случайно встретил Давида.
Давид – высокорослый армянин, сидел посреди зимней аллеи и писал углем этюд. Разговорились. Глеб сразу же почувствовал с Давидом некое глубинное, кровное родство.
– Художник. Из Москвы. А-а... – Давид растягивал «а-а», вкладывая в этот звук самые разные интонации. – Хочешь пробиться? Выставляться в галереях? А-а... Любишь Эль Греко, прерафаэлитов и французский модерн? А-а...
Так, под эти ра-а-аспевы небритого Давида, для которого время протекало в ином измерении, во взгляде которого сквозили отрешенность и страдание, а во всем облике угадывались одновременно непомерная гордыня и тишайшее смирение, они шли по заснеженным аллеям парка. На ветках лежал снег, порой слетая искрящейся пылью. Тишину изредка нарушало карканье ворон. А за каменным парапетом высились здания люксовых гостиниц, бутиков и ресторанов; в жиже тающего снега визжали тормозами машины, словом, жизнь текла по своим законам – чужим и еще совершенно непонятным Глебу.
Давид помог Глебу с жильем, пристроив у одного своего знакомого, владельца дома. За проживание в полуподвальной комнатушке Глеб должен был чистить снег у дома, мыть лестничные клетки и выносить мешки с мусором. Вонь, грязь, химикаты. Зато теперь была крыша над головой и даже небольшая зарплата, которой хватало на еду, бумагу и краски. А главное – был Давид.
Студия Давида напоминала монашескую келью. Да и сам он, вечно небритый, молчаливый, на вид – спокойный и безразличный, но в глубине души страдающий от вечного недовольства собой, был похож на аскета из какого-то горного армянского монастыря. Давид уже вышел на тот уровень, когда мог зарабатывать на жизнь искусством. Ему заказывали портреты богатые американцы, его картины висели в престижных галереях. Однако ко всем этим своим достижениям Давид относился без особого пиетета, даже с некоторым презрением. Еще и злился, потому что был вынужден заниматься черт знает чем, вместо того, чтобы завершить «картину своей жизни».
«Последнее пришествие Христа» – вот полотно, над которым Давид бился, по его словам, уже третий год: закончив отделку последних деталей, внимательно смотрел на законченную работу и... Неожиданно взяв скребок, нещадно срезал с холста все три фигуры – Христа, Иоанна и Богоматери. Через минуту на холсте средь огненных молний и грозовых туч темнели три бесформенных пятна.
– Па-анимаешь, Христос должен внушать не только страх, но и надежду. Даже на Страшном Суде человеку нужна надежда! Я видел такое «Пришествие» на одной иконе в Ариче... – Давид брал в руки тряпку, лил на нее смывку из бутылки. Вытирая грязные руки, продолжал хмуро глядеть на изуродованное полотно.
Глеб, в это время сидевший в уголке на кушетке, под молитвенные армянские песнопения из магнитофона уносился куда-то – то ли в древние церкви Воронежа, то ли в Арич, на Кавказ. Пытался запомнить эту композицию: Давида, в черных спортивных штанах и майке, на фоне картины Страшного Суда сжимающего скребок. А потом дома, в своей комнатушке, делал эскизы...
Глава 3
– По-честному, я пока окончательно не решила, чем буду заниматься и на сколько приехала в Штаты. У меня студенческая виза, она кончается в сентябре. Но мне в лом возвращаться в свой педагогический. Посмотрим, может, удастся зажечь что-нибудь в Нью-Йорке.
– Что сделать?
– Зажечь. В смысле устроить что-то такое, необычное. Так сегодня в Москве молодежь выражается. Вы здесь, в Америке, совсем отстали от жизни, законсервировались, – сказала Неля, входя в квартиру.
– Вот стеной шкаф, там вешалки для одежды, – он опустил на пол ее сумку с вещами.
– А как вас правильно называть – Глеб или Глен? Мама говорила, что в оригинале вы Глеб, но когда мы вас разыскивали, потратили кучу времени: в «Гугле» вы пишетесь как Глен. Какой вы конспиратор, однако.
– Называй как тебе удобно. Что Глеб, что Глен – один хрен, – усмехнувшись, ответил Чернов и поймал себя на мысли, что с этой девочкой почему-то чувствует себя крайне неловко, не в своей тарелке. Впрочем, виду не подал. – Проходи в комнату. Здесь я живу.
Неля ходила по двум просторным
Последние комментарии
21 минут 49 секунд назад
39 минут 12 секунд назад
1 час 3 минут назад
1 час 35 минут назад
2 часов 42 минут назад
4 часов 23 минут назад