Морфин. Фантом любви [Ром Амор] (fb2) читать постранично, страница - 2

бизнес – этот не менее жесток, пусть и кажется малым в своих масштабах. Выжить на заработанные деньги нелегко, хотя это утверждение, наверное, справедливо ко всей моей стране. Впрочем, если у тебя хватает мозгов и сноровки, тебе это удастся. К примеру, семейство Пожаловых: Валентин с утра до темна продает картины незаурядного сюжета, которые дома рисует его жена. Им удаётся неплохо сводить концы с концами, учитывая, что их старший сын получает высшее образование за границей, а дочурка ходит в достойную школу и еще на множество дополнительных занятий.

Вы спросите, почему я считаю их картины заурядными? Да очень просто – они лишены всякого сюжета, зачастую это просто красивые краски на холсте. Нет, конечно, вы можете увидеть глубочайший смысл и философию в раскрывающемся тюльпане на фоне трепетно-голубого неба, но поспешу вас разочаровать: художник ничего этим не хотел вам сказать, ну разве что: «Купите ее у меня. Она отлично впишется в интерьер вашей кухни».

Таких «глубоко сюжетных» картин здесь большинство. «Поле красных маков», «Целующиеся влюбленные на мостовой», «Блики золота куполов Андреевской церкви», «Цвет киевских каштанов», «Одинокий причал», «Собака на сене» или банальные натюрморты – это типичное предложение фантазий здешних созидателей. Нет, конечно, есть исключения. Именно к таким исключениям некоторые мои коллеги, да и зрелые покупатели относят меня.

Таких, как я, здесь меньшинство. Пускай не гении, но люди, которые используют искусство как эмоции вовне. Мы рисуем не ради денег, их вечно не хватает, а ради утоления крика души, порой вырывающегося из прочных объятий нашего сознания и естества.

Геннадий Васильевич, наверное, чуть ли не один из тех, кого я искренне уважаю за то, что ему пришлось пережить, и за то, что он пытается донести людям в своих картинах.

Вы ведь наверняка знаете, как тяжело достучаться до человеческих сердец в нашем двадцать первом веке. Здесь правят бал безрассудство, жадность, власть фактов, технологий и нефильтрованной информации. Люди отключают свое несознательное и чувственное восприятие мира, отдаваясь целиком в руки зверя- материалиста, подпитывающегося человеческими пороками и страхами. Страхом быть хуже, чем кто-то, страхом быть нищим, страхом быть невостребованным и забытым, страхом быть раскритикованным и преданным суду чужих суждений, страхом быть непризнанным…

Так вот, Геннадий Васильевич умело пытается задеть человеческие струны, включив свет в их сердцах и обнажив их страхи. Другой вопрос, что далеко не каждый человек способен взглянуть этим страхам в лицо. В картинах Геннадия Васильевича вы не увидите множества ярких красок, которые напыщенно льются отовсюду весенним днем на Андреевском спуске, вы не заметите там красоты или эстетики, там есть место лишь правде. Ибо победить свои страхи можно, лишь взглянув правде в глаза.

И мне кажется, что те люди, которые покупают его картины, становятся на шаг ближе к себе настоящим.

Худое и костлявое тело обнаженной женщины, вытянутой в длину, на фоне серо-зелёных клубов дыма сигарет, что затушенными бычками валяются у ее ног, кажется зрителю сперва отталкивающим. Кожа с виду молодой женщины – дряблая и сухая. Усталость – то ли от жизни, то ли от банального недосыпания – выдают синие круги под закрытыми глазами. Создаётся впечатление, что она наполовину мертва, но все еще наполовину жива. И только стороннему наблюдателю остается домыслить картину до конца.

Как по мне, мысль здесь одна. Мы прожигаем нашу жизнь, не ведая зачем. Мы пребываем в полудреме, растрачивая свой физический потенциал и интеллект на сомнительные радости, которые рано или поздно приведут к смерти.

Поздоровавшись с Геннадием Васильевичем и перекинувшись несколькими словами о погоде, которая собиралась, видимо, на дождь, я достал из кармана пачку Lucky Strike и закурил.

– Володь, а ты ведь неисправим, – подметил старик.

– Нет, Геннадий Васильевич, просто моя жизнь уже давно потеряла всякий смысл.

– Хочешь, чтобы я нарисовал тебя вместо этой девушки с сигаретой? – с ухмылкой продолжал он.

– Нет, думаю, зрителям больше по вкусу все же придется обнажённое тело этой особы, нежели мое, – произнес я, бросая взгляд вдаль, на кучку старшеклассников, возвращающихся домой.

– Так ты бы бросил курить, занялся собой и обрел бы цели… Ты ведь здоровый, не старый и не глупый мужик, у тебя еще полжизни впереди, а ты так рано отрекся от всего.

– Нет, я не отрекся… Я просто уже давно перестал жить. Жизнь без нее – жизнь без себя…

Старик, похлопав меня по плечу, словно дал знать, что он полностью меня понимает, пусть и видит призрачный выход из этого состояния. Ему-то тоже довелось проститься со своей любимой. Но куда болезненней было прощанье с детьми…

Он имел все: успешную должность, красавицу жену, великолепных