Теологумены в современном богословии [Даниил Алексеевич Сысоев] (fb2) читать постранично, страница - 3

ни в какой степени не оправдывают тех, кто вынуждает Церковь к столь крайней мере, возбуждая споры и смуту, становясь причиной соблазна („скандалон“ – греч.). Героизм, проявляемый на войне защитниками отечества, не делает войну саму по себе положительным и необходимым явлением…

Если бы богословские споры и обсуждения были нормой догматической жизни, единственным путем к познанию Истины, то никогда не было бы Отцов и Православия бы не существовало… были бы мнения, блуждания впотьмах, множество комиссий, разбирающих и обсуждающих отдельные положения, громадная литература, подготовка материалов к „будущему Собору“, – и покинутое стадо верных, предоставленное „ветрам учения“, не знающее за кем идти, как веровать, в ожидании „обоснованного суждения“ Собора, который в результате, по словам о. С. Булгакова, может еще „оказаться разбойничьим“. Об этом стаде верных, ради которых пролилась драгоценная Кровь Христова, ради которых в Пятидесятницу сошел Дух Святой, ради которых существует Церковь, о. С. Булгаков забывает. Забывает и о том, что в Церкви людям вручена сама Божественная Истина, а вместе с тем и ответственность за чистоту ее усвоения всеми членами Тела Христова, каждым в свою меру. Сознание этой ответственности, ревность о Церкви побуждают не к промедлению и обсуждению, но прежде всего к решительному противодействию тому, что может принести духовный вред верным. Слово – не безразличное сотрясание воздуха, а действенная духовная сила, особенно слово учения в Церкви. Здесь не может иметь место квиетизм, но непрестанное бодрствование церковной власти и немедленное принятие тех или иных мер для наставления и ограждения паствы. Богословские споры, которые при этом ведутся, являются печальной необходимостью, той войной, в которой выдвигаются „искуснейшие“, защищая общее достояние Церкви»^[7].

Эти слова В. Лосского во всей своей полноте относятся и к современный сторонникам «теологуменов», желающих тем самым защититься от справедливого обвинения в ереси.

Действительно, надо сказать, что совершенно недопустимым является отношение к богословию как к сфере творческой активности человека. Во-первых, богословие решает слишком важные вопросы, чтобы в нем было место человеческому произволу. Попытка применить способности своей фантазии к богословию подобна попытке экспериментировать на минном поле. Измени хоть букву в Символе веры – и вечная участь человека станет весьма печальной! Построй новую догматическую систему – и мир будет потрясен чудовищными преступлениями. По справедливому замечанию Честертона, богослов подобен укротителю львов и тигров. Дай им чуть воли – и чудище древнего отчаяния захватит народы! Да и сами верующие ждут от богословия вовсе не новых систем, а свидетельство истины. Христианину вовсе не интересно, как модные теологи считают возможным понимать тот или иной древний текст; им не важно, можно ли истолковать Евангелие так, что мучения когда-то окончатся, или в угоду «братьям-католикам» утверждать, что «филиокве» вполне «православное» учение, или что их таинства действительны потому, что так можно понимать то или иное высказывание святого. Им (автор причисляет себя к этой же вымирающей группе населения) важно знать, как же все было на самом деле, какова истина. Что в чаше у ксенза? Откуда взялось тело Адама? Мучили ли Христа греховные помыслы? Но теологумен здесь нам ничем не поможет. Ведь он – только художественное произведение, а не свидетельство очевидца. Попытка заменить богословскими мнениями ясное свидетельство Предания – это духовное фальшивомонетничество. Ведь и тот, кто подделывает купюру, совершает творческую работу, при этом стараясь, чтоб его произведение было максимально похоже на подлинник. Также и новый богослов творчески строит собственную систему и при этом выдает ее за подлинное, современное Православие. Исходя из этого понятно, почему Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 2000 года заявил, что «недопустимо ограничивать согласие в вере узким кругом необходимых истин, чтобы за их пределами допустить „свободу в сомнительном“. Неприемлема сама установка на толерантность к разномыслиям вере» («Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию», 2.10). Это соборное определение категорически отвергает саму возможность существования «теологуменического богословия» и тем самым лишает сторонников этой методологии любой возможности остаться в рамках православного вероучения.

Необходимо заметить, что признание свободы «теологумического творчества» построено на невысказанной посылке, будто бы не существует цельной системы святоотеческой мысли. Эта посылка получила свое развитие в трудах протестантских историков Церкви еще в XIX веке, что было необходимо им по конфессиональным соображениям (чтобы доказать необходимость Реформации). Но не так считали сами Отцы. Для них