2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
дернулась. Ее глаза застекленели. Ее кровь придала мне сил и успокоила моего мальчика. Когда я достигла больше кости, чем плоти, я стряхнула хрящ с зубов и встала, склонив голову, упираясь ею в потолок.
Очередь Робби.
Я выбежала из домика, с воем устремленным в ночное небо, разбудившим спящих птиц, которые закричали в унисон, как тысяча преследующих криков; крики, которые, как я представляла, были обычным явлением на озере, где часто велась охота. Я чувствовала себя сильной, живой, дикой. Ветер донес до меня запах медной проволоки, орехов и спермы. Я следовала за ним сквозь высокие сосны, пока мои волчьи глаза не обнаружили Робби, спотыкающегося на подъезде к кирпичному дому, тому самому, который много лет назад чуть не сжег дотла пьяный мужчина. Он услышал мое приближение и закричал, что я - воплощение дьявола, падшая женщина и другие бранные слова. Он поднял пистолет и не глядя выстрелил. Пули не попали. Он бросил пистолет в меня и забежал в дом, захлопнув за собой дверь. Его панический голос становился все громче за дверью, замки были заперты. Я и не думала входить через парадный вход. Одним быстрым прыжком я влетела в окно. Крики внутри совпали со звоном разбивающегося стекла, когда я ввалилась внутрь. На мгновение началась истерика. Робби бросал вазы, пепельницы, все, что имело вес, и все это отскакивало от моего закаленного черепа, как рис от фаты невесты.
- Господи, избавь нас от лукавого! - кричал он, схватив со стены распятие и прижав его ригель ко лбу. На оливково-зеленых стенах висели фотографии его матери в рамочках. Мэдж и молодой Робби стояли возле белой церкви. Мэдж и Робби возле Ватикана. Мэдж и Робби в маленькой парусной лодке на середине озера.
Он уставился на меня, от непонимания у него отвисла челюсть. Затем он побежал вперед с высоко поднятым распятием. Я провела рукой по его лицу так легко, как конский хвост отгоняет муху. Он пролетел через всю комнату, ударившись о мантию, украшенную старинными фотографиями. На одной из них я увидела мужчину, стоящего рядом с мальчиком. Пьяный мужчина устраивающий поджоги был его прадедушкой. В семье были сумасшедшие. Неудивительно, что они убивают людей в угоду дождям.
Робби содрогнулся от боли и снова поднявшись на ноги бросился на меня, ослепленный дикой яростью. Он приближался стремительно занеся обе руки с крестом для удара. Я вонзила руку ему в открытый живот. Мощная лапа легко прорвала рубашку и вонзилась во внутренности. Его лицо сменилось, от ярости ничего не осталось. Он уронил крест и попытался обхватить мою лапу, чтобы вытащить ее. Я в ответ, легко подняла его с пола. С разинутым ртом, слюна которого капала на мой мех, я увидела, как эти пустые глаза наконец ожили от смерти и замерли. Я швырнула его обратно к стене фотографий, его внутренности все еще были в моей руке. Кровь орошала комнату, стекая ручейком. Я разжала руку и ошметки, вперемешку с кишками, кучей упали вниз.
В этот момент на меня обрушилась новая волна боли. Вода хлынула у меня между ног. Мой мальчик был готов. Я упала на четвереньки, задыхаясь от родовых схваток, которые распространялись от живота к тазу. Я тужилась и тужилась. Я завыла так громко, что фундамент дома задрожал подо мной. Изнутри появилась жизнь. Она пролилась на пол, мокрая, как ягненок. Я наклонилась, откусила пуповину, соединявшую меня с сыном. Я вылизала его дочиста, кожа была цвета яичной скорлупы, крошечные пальчики на руках и ногах крепко сжаты. Затем я прижалась к нему, запах своей матери заставил его слепо потянуться ко мне. Мы были едины, одно целое. Жар внутри утих, сердце замедлилось до естественного ритма. Животное исчезло, пока что.
Я снова извивалась, в то время как мои суставы уменьшались, а шерстяной покров сходил на нет. Я лежала в обрывках одежды, вся в крови и слизи. Дрожащая и измученная. Но при этом самая счастливая на всем белом свете.
Мой мальчик будет расти, понимая эту ночь и то, как его мать сделала все возможное, чтобы защитить его, даже если это означало выпустить в мир ее животную часть. Каждый День матери мы будем бегать по лесу. Мы будем выть, и наши голоса будут слышны на фоне тысячи криков, доносящихся с озера, потому что любовь матери непреходящая, и это мой подарок ему. Сегодня, я подарила миру еще одну жизнь.
Последние комментарии
7 часов 2 минут назад
16 часов 5 минут назад
1 день 15 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 15 часов назад