Пепе [Максим Горький] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
— Они растащили мои плоды?! — закричала женщина. Пепе, грустно вздохнув, сказал: — О нет. Но те плоды, которые не попали в мальчишек, разбились о стены, а остальные мы съели, после того как я победил и помирился с врагами… Женщина долго кричала, извергая на бритую голову Пепе все проклятия, известные ей, — он слушал её внимательно и покорно, время от времени прищёлкивая языком, а иногда, с тихим одобрением, восклицая: — О-о, как сказано! Какие слова! А когда она, устав, пошла прочь от него, он сказал вслед ей: — Но, право, вы не беспокоились бы так, если б видели, как метко попадал я прекрасными плодами вашего сада в грязные головы этих мошенников, — ах, если б вы видели это! — вы дали бы мне два сольдо вместо обещанного одного! Грубая женщина не поняла скромной гордости победителя, — она только погрозила ему железным кулаком. Сестра Пепе, девушка много старше, но не умнее его, поступила прислугой — убирать комнаты — на виллу[14] богатого американца. Она сразу же стала чистенькой, румяной и, на хороших хлебах, начала заметно наливаться здоровым соком, как груша в августе. Брат спросил её однажды: — Ты ешь каждый день? — Два и три раза, если хочу, — с гордостью ответила она. — Пожалела бы зубы! — посоветовал ей Пепе и задумался, а потом спросил снова: — Очень богат твой хозяин? — Он? Я думаю — богаче короля! — Ну, оставим глупости соседям! А сколько брюк у твоего хозяина? — Это трудно сказать. — Десять? — Может быть, больше… — Поди-ка, принеси мне одни не очень длинные и теплые, — сказал Пепе. — Зачем? — Ты видишь — какие у меня? Видеть это было трудно, — от штанов Пепе на ногах его оставалось совсем немного. — Да, — согласилась сестра, — тебе необходимо одеться! Но он ведь может подумать, что мы украли? Пепе внушительно сказал ей: — Не нужно считать людей глупее нас! Когда от многого берут немножко, это не кража, а просто делёжка! — Ведь это песня! — не соглашалась сестра, но Пепе быстро уговорил её, а когда она принесла в кухню хорошие брюки светло-серого цвета и они оказались несколько длиннее всего тела Пепе, он тотчас догадался, как нужно сделать. — Дай-ка нож! — сказал он. Вдвоём они живо превратили брюки американца в очень удобный костюм для мальчика: вышел несколько широковатый, но уютный мешок, он придерживался на плечах верёвочками, их можно было завязывать вокруг шеи, а вместо рукавов отлично служили карманы. Они устроили бы ещё лучше и удобнее, но им помешала в этом супруга хозяина брюк: явилась в кухню и начала говорить самые грубые слова на всех языках одинаково плохо, как это принято американцами.
Пепе ничем не мог остановить ее красноречие, он морщился, прикладывал руку к сердцу, хватался в отчаянии за голову, устало вздыхал, но она не могла успокоиться до поры, пока не явился её муж. — В чём дело? — спросил он. И тогда Пепе сказал: — Синьор, меня очень удивляет шум, поднятый вашей синьорой, я даже несколько обижен за вас. Она, как я понял, думает, что мы испортили брюки, но уверяю вас, что для меня они удобны! Она, должно быть, думает, что я взял последние ваши брюки и вы не можете купить других… Американец, спокойно выслушав его, заметил: — А я думаю, молодчик, что надобно позвать полицию. — Да-а? — очень удивился Пепе. — Зачем? — Чтобы тебя отвели в тюрьму… Это очень огорчило Пепе, он едва не заплакал, но сдержался и сказал с достоинством: — Если это вам нравится, синьор, если вы любите сажать людей в тюрьму, то — конечно! Но я бы не сделал так, будь у меня много брюк, а у вас ни одной пары! Я бы дал вам две, пожалуй — три пары даже; хотя три пары брюк нельзя надеть сразу! Особенно в жаркий день… Американец расхохотался; ведь иногда и богатому бывает весело. Потом он угощал Пепе шоколадом и дал ему франк. Пепе попробовал монету зубом и поблагодарил: — Благодарю вас, синьор! Кажется, монета настоящая? Всего лучше Пепе, когда он один стоит где-нибудь в камнях, вдумчиво разглядывая их трещины, как будто читая по ним тёмную историю жизни камня. В эти минуты живые его глаза расширены, подёрнуты красивой плёнкой, тонкие руки за спиною и голова, немножко склонённая, чуть-чуть покачивается, точно чашечка цветка. Он что-то мурлычет тихонько, — он всегда поёт. Хорош он также, когда смотрит на цветы, — лиловыми ручьями льются по стене глицинии[15], а перед ними этот мальчик вытянулся струною, будто вслушиваясь в тихий трепет шёлковых лепестков под дыханием морского ветра. Смотрит и поёт: — Фиорино-о… фиорино-о…[16] Издали, как удары
Последние комментарии
5 часов 51 минут назад
14 часов 54 минут назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад