Советская психиатрия [Ада Ивановна Коротенко] (pdf) читать постранично, страница - 3

усилению вполне
понятной осторожности и даже страха перед психиатрией,
характерного и для современного общества. Значительно
важнее обсудить вопрос о том, возможно ли повторение
подобного, какие факторы привели к столь плачевной дегуманизации одного из сложнейших направлений медицинской
практики.
Вовсе необязательно, чтобы человек вступал в борьбу
с «могущественным государством». Достаточно конфликта с
должностным лицом или даже с близким родственником, —
и вот в чьей-то голове возникает решение расправиться с
неугодным при помощи психиатрии. Ведь это так просто
— оговорить человека, объясняя его необычное поведение
с позиции «кривой логики», обвинить в странностях. Легче
всего в неправильной диагностике и установлении диагноза
обвинить тоталитарную систему, воспитавшую в психиатрах, как и в иных членах общества, беспринципность,
конформизм, страх и т.д. Но любая политическая система
состоит из отдельных индивидуумов, одни из которых отдают жизнь за принципы тоталитарного коммунизма, а другие
тихо либо громко не соглашаются с этими принципами. В
одно и то же время по разные стороны баррикад стояли Г.В.
Морозов, Д.Р. Лунц и пострадавшие от произвола системы
Петр Григоренко, Жорес Медведев, Владимир Буковский,
Наталья Горбаневская и другие.
Психиатрия — область медицины, наиболее уязвимая
с социальной точки зрения и потому основное внимание
психиатры должны уделять защите своей независимости,
не позволять государству, превращая их в инструмент
политического или социального давления, нарушать тем
самым права человека.
Использование психиатрического диагноза в политических целях — прямое следствие присущей любым тоталитарным обществам установки на обесценивание человека
как личности, имеющей право на чувство собственного
достоинства, право на индивидуальные психологические
законы собственной жизни и право быть автором ее развивающихся сюжетов.

5

советская психиатрия: заблуждения и умысел

Деиндивидуализированный существующим политическим режимом или любой идеологией человек становится
легко управляемым объектом, который готов к выполнению
любых приказов, к любым «Долой!» и «Да здравствует!».
Превращение человеческой индивидуальности в социально
одобряемый марионеточный стандарт очень удобно для
формирования иллюзорных представлений и убеждений,
которые, нередко становясь искренними заблуждениями
людей, поддерживают разномастные культовые режимы.
Неудивительно, что в условиях государственного вето
на проявление индивидуального начала (мнения, взглядов)
любое отступление от политически санкционированного
стандарта в поведении и словах человека могло расцениваться и расценивалось как отклонение от некой социально
одобряемой психической нормы. Индивидуальность человека
как таковая, его психологическая уникальность и любая
психологизация вообще постепенно становились лишними,
просто неуместными, а потом и опасными.
Прошло немало времени, и индивидуальную психологию
стали как бы открывать заново. Вместе с тем «психологи­
зация» все еще сохраняет свою «скомпрометированную» репутацию. Можно сказать, что она реабилитирована лишь
частично. В психиатрии, например, мнение психолога часто
снисходительно признают, но при этом воспринимают как
малокомпетентное мнение параспециалиста.
К использованию психологических методов в психиатрической диагностике (в СССР, а потом — в странах СНГ)
стали прибегать не так давно. К психологии как науке у
многих психиатров до сих пор еще не сформировано объективное (или сохраняется скептическое, даже дилетантскоскептическое) отношение. Скептики и скептики-дилетанты,
например, инкриминируют психологии чрезвычайную
субъективность, которая, по их мнению, и определяет
невысокий статус психологии в диагностической и психотерапевтической практике, а, скажем, в судебно-психиатрической экспертизе позволяет ей рассчитывать всего лишь
на статус искусства и ремесла.
Однако такие скептики упускают из виду, что у психологии и психиатрии одна общая область познания врачева6

Проблема, которой не должно быть
ния — психика человека, его душа. Они также упускают из
виду и то, что в познании души человека еще надо суметь
подняться до уровня искусства и искусного ремесла. Кроме
того, искусство часто опережает науку, подсказывая ей
гипотезы исследований, интуитивно постигая и принимая
во внимание тонкие нюансы душевных проявлений. Не будь
этого, человек лишился бы права на свое индивидуальное
своеобразие и долго ждал бы, пока какая-то его особенность
(скорее всего, нетипичная, нестандартная и проблемная) не
будет подтверждена в статистически достоверной выборке.
И это — в лучшем случае. В худшем же человеку трудно
надеяться, что его индивидуальное своеобразие признают
действительным и даже адекватным.
О