Мир, спаси красоту! [Глеб Александрович Горышин] (fb2) читать постранично, страница - 11

Кранаха или Ван Гога или нет — это наш золотой запас, действительный фонд культуры, не какая-нибудь там контора с чиновниками, а духовное богатство... Нет, знаешь, я своих работ не продам за рубеж, пусть будут дома, может быть, еще и пригодятся. Хотя как знать...»

Иногда курдовская скромность представлялась поистине непостижимой. Так, например, он ни разу не выставил на публичное обозрение свои великолепные по колориту и настроению итальянские акварели, только показывал друзьям в мастерской. На мой вопрос: отчего же? —отвечал: «Да знаешь, как-то неудобно, итальянцы — великие мастера живописи, наши учителя... Чего уж со своим-то уставом в чужой монастырь соваться...»

...Валентина Ивановича Курдова не стало в ночь с девятого на десятое ноября 1989 года.Накануне вечером он был весел, оживлен в кругу родственников и близких друзей, делился впечатлениями, планами. После равнодушного приема его выставки в Москве — от всеобщей пресыщенности, недосуга (между Кандинским и Шемякиным), выставка поехала в Пермь. Валентин Иванович тоже поехал; в Перми все было по-человечески, душевно. Из Перми и выставка поедет в Челябинск, и Валентин Иванович, и, так мы договорились, я вместе с ним...

Утром против обыкновения хозяин не вышел на кухню к чаю. Оставшаяся ночевать сестра Валентина Ивановича (Курдов последние годы жил один, жена его Галина Андреевна умерла) зашла в мастерскую, служившую художнику и спальней... На лице спящего Валечки Курдова было запечатлено умиротворение. Сестра коснулась его лба... Лоб был запредельно холоден. Легкая смерть!

Валентина Ивановича Курдова похоронили на Литераторских Мостках на Волховом кладбище. Достойное художника последнее прибежище! Но это не утешает меня. Нет красок, нет постоянного мягкого освещения, нет тепла красоты, исходивших от бесконечно близкого мне человека, покуда он жил. И даже нет слов — рассказать обо всем. И некому все услышать... Осталось рассеянное звездное мерцание отлетевшей души...

Ищу утешительную — утишающую горе — ноту для завершения моего очерка о художнике Курдове, начатого во здравие, конченного за упокой... Горе не утихает, перетекает в любовь — сосуд столь же хрупкий, как сама наша жизнь.

Легкая смерть — легка ли для принявшего чашу сию, ни одна душа на свете не знает. И тем тяжелее она для любящих сердец. Лишь красота человеческого образа проливается светом, обращает нас к вечному, сокровенному таинству прекрасного, ради чего стоит жить.