Ужасный суд [Константин Александрович Ярославцев] (fb2) читать постранично, страница - 2

надоело молчать, он больше не желал оставлять это скрытым в тайнах древности. Хотел показать людям, что мир, пронизанный загадками и тайнами, не такой, каким видим его мы. Он хотел наконец показать, что не следует верить тому, что человек единственный и последний владыка мира. Что его жизненное обличие не единственное, существующее на этой планете. Твердил, что между мирами сокрыты древние и ужасные тайны, не подвластные описанию и восприятию.

Всё это я считал бредом, ссылаясь подозрениями на глубокую старость профессора, сопровождаемую слабоумием и маразмом. Но его слова о том, что он никогда за время работы в университете не встречал студентов, столь пленённых загадками египетской цивилизации, пробрались в самые потайные закоулки моей души и пленили мой разум.

Теперь же, познав это всё на себе, я больше не считал профессора сумасшедшим стариком. Я лично убедился в том, что между нашим миром существует и другой. Тот мир, который возвышали и перед которым преклонялись Древние Египтяне. Исписанные штудии знаков и символов внутри гробниц, покрытые гробовдохновенными письменами саркофаги, замысловатые и ужасающие постройки гробниц – всё это было для того, чтобы уберечь людей от непостижимого ужаса. Всё это было построено с целью, чтобы скрыть неименуемое и неописуемое, то, что неподвластно тлену человечества.

В конечном итоге я внял просьбам профессора полететь с ним. Через пару дней мы уже летели в Египет первым рейсом. Спустя несколько часов, после высадки в аэропорте, мы уже направлялись на плато Гиза. Профессор был очень тороплив и неудержим. Его лихорадочная страсть к тайнам, вперемешку с моей, создавала ореол безумности, окружающий нас со всех сторон. Разбив лагерь около лап Великого Сфинкса, профессор сразу же собрался начать экспедицию в пирамиду Хефрена. Это был единственный случай, когда я смог его отговорить от чего-то и он послушал меня, что послужило для меня и для него лишним днём, проведённым в нашем мире. Переждав холодную ночь в пустыне, под ярким серпом луны и покровом теней громадного и величественного Сфинкса и пирамид Гизы, на утро, позавтракав с необычайной скоростью, мы отправились в гробницу фараона Хефрена. Пройдя мимо неподвижного каменного чудовища, мы двинулись в сторону заветной пирамиды. Наш путь лежал через египетский некрополь – город мёртвых, в котором погребены десятки и сотни Египтян, окруживших своими иссохшими телами в саркофагах и кенотофах погребальную своего великого и священного правителя Хефрена. Стояла слабая песчаная буря , солнце опаляло кожу, испаряя капли пота, текущие ручьями по изгибам наших тел. Мелкие песчинки барабанили по раздувавшейся от ветра рубашке, частично обдавая голое тело, словно тысячи маленьких игл вонзались в кожу. Порывы ветра так и норовили сорвать с моей головы шляпу, защищавшую голову от обжигающего тепла. В ботинках ощущалась слабая вязкость – загнанный в них ветром песок стал влажным от стекающего по ногам пота. В ушах слышался лишь гулкий свист ветра, разрезаемый ударами песчинок о кожу и хлопаньем наших рубашек. Глаза были застланы мутной пеленой, во рту царила пустыня, подобная той, что окружала нас. Разбушевавшаяся песчаная буря, застилала взор и оживляла очертания Сфинкса, который уже виднелся позади нас. Из-за стены песка чудилось, что он наблюдает за нами, смотря на нас пламенно-красными глазницами. Казалось, что непоколебимый страж древних пирамид не доволен нашим визитом, обеспокоен тем, что мы посмели потревожить бесконечно вечный сон древних царей. Казалось, словно буря, мучающая нас, была создана по его воле.

Наконец, добравшись до заветной гробницы, измученные песчаным хаосом и адской жарой пустыни, мы решили восполнить жажду нашего организма в воде и отдыхе. Сейчас я и не вспомню, что именно мы обсуждали с профессором и о чём разговаривали. Большинство подробностей нашего страстного и смертельного похода теперь покрыты пеленой боли и страданий.

Переведя дух и собравшись с силами, мы решились продолжить нашу экспедицию. Я никогда не забуду выражение лица профессора перед спуском в гробницу – дрожащие губы, ломящиеся из глаз, окружённых ужасом и паникой, слёзы отчаяния, судорожно бьющиеся руки, то и дело сминавшие до побеления пальцев флягу с водой. Были слышны его периодические стоны, сквозь которые он сыпал проклятиями и ругательствами. Проклинал он себя, что снова вернулся в это место; проклинал Древних Египтян за покрытые мраком тайны; проклинал людей за их безрассудность, их слепую веру в свои познания; проклинал меня за то, что я поддался его мольбам и уговоркам. В конце концов, проклинал тех, чьими изображениями и знаками были испещрены стены гробниц и саркофагов.

Наконец, оказавшись внутри пирамиды, облачённой в мрачную пелену непроглядной тьмы, мы с профессором устремились к нашей цели – до сих пор остававшейся для меня неясной и покрытой мраком, как и окружающие нас стены древнего