Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
легкие бомбы, теперь вы таскаете тонные. Чья это техника? Петляков, Микоян или Туполев? И всё. Дальше мы примем свои меры. Понимаете?
Струмилин отвернулся к стене и закрыл глаза. Вечером его перевели в тюрьму и сразу же бросили в карцер. Там он сидел два дня. Потом его отвели на допрос. Следователь был красив юношеской красотой, нежной и ломкой. Он был очень похож на Нику, только он все время улыбался, даже когда Струмилин терял сознание от боли. Следователь прижигал незажившие ожоги спичкой и улыбался, а Струмилин выл и терял сознание.
«Я сошел с ума, — одернул себя Струмилин, — дикость какая! При чем тут этот парень?»
Струмилину стало мучительно стыдно своих мыслей, он виновато посмотрел на Женю, кивнул головой на Нику и сказал:
— Хороший парень, зря ты с ним поссорилась.
— С трусом нельзя ссориться.
— Ты имела возможность убедиться в его трусости?
— Да.
— И ты можешь мне рассказать об этом?
— Конечно. Наш постановщик Рыжов сидит на съемках с температурой, потому что не может болеть дома, пока идут съемки. Ты же знаешь его, он все время волнуется. В Голливуде подсчитали, что самая большая смертность в возрасте до сорока лет — у режиссеров: разрыв сердца или полное нервное истощение. Ну вот… А главный оператор очень спокойно относится к картине, и он, — Женя кивнула на Нику, — все время жаловался мне на главного, что тот спокоен.
— Так это же хорошо.
— Что?
— Если спокоен, — усмехнулся Струмилин.
— Он слишком спокоен, — сказала Женя, нахмурившись, — а это уже рядом с равнодушием: что бы ни снимали, ему все равно. Поставит свет и — жужжи себе камера… И когда мы собрались на летучке, я сказала, что мы, молодые, очень озабочены операторским качеством отснятого материала. А главный оператор спросил меня: «Кто это „мы, молодые“?» Нас на летучке было двое молодых: я и Ника. Он опустил голову и не сказал ни слова, хотя говорит об этом всем в коридорах. А он обязан был встать вместе со мной. Он не сделал этого. Это даже не трусость, пожалуй. Это подлость. И не крупная, а мелкая, мышиная. Я сказала ему, что не хочу его больше знать. И мне это больно.
— Да?
— Ну, не то чтобы очень больно, — ответила Женя тихо, — а просто такое ощущение, будто надела мокрое платье…
3
Богачев долго раздумывал, пойти в ресторан или пораньше лечь спать, чтобы завтра явиться по начальству первым, ровно в девять ноль-ноль. Но в раскрытые окна доносилась музыка. В ресторане играл джаз. Богачев любил джаз. Поэтому он достал из кармана записную книжку и начал листать ее. Странички с литерами были пусты: книжку он купил только вчера и только из-за того, что ему понравилась обложка, сделанная под черепаховую кожу. Правда, перед отъездом из училища великий ловелас Пагнасюк дал Павлу несколько телефонов в Москве.
— Девочки экстра-пума-прима класс, — сказал он, — море нежности, бездна целомудрия и все такое прочее. Позвони, два галантных слова, тыр-пыр, восемь дыр — и вечер у тебя будет обеспечен. Что касается ночи, то все зависит от степени твоей оперативности.
Богачев достал листок, на котором Пагнасюк записал имена и телефоны, сел к столу и начал звонить. Он набрал первый номер — номер, по которому должна была ответить Роза.
— Можно Розу? — спросил Богачев, когда подошли к телефону.
— Розка! — закричал кто-то на другом конце провода. — Розу вашу просят!
Потом в трубке надолго замолчали.
— Алло, — прошамкал старушечий голос, — кого тебе?
— Розу.
— Колька, что ль?
— Нет.
— Чего «нет»? Не слышу разве? Нет ее, упорхнула твоя Розка в кино.
И повесили трубку.
Богачев набрал следующий номер и попросил Галю.
— Одну минуточку, — ответили ему, — сейчас Галя подойдет.
Богачев закурил и стал рисовать на бланке гостиницы чертиков и женские ножки.
— Я слушаю, — сказала Галя.
— Я тоже.
— Бросьте шуточки, кто это?
— Богачев.
— Какой Богачев?
— Летчик Богачев.
— Вы не туда попали.
— Почему? Туда попал. Вы Галя?
— Да.
— Мне ваш телефон Пагнасюк дал, Леня Пагнасюк.
— Он рыжий?
— Он не любит, когда о нем так говорят. Он белокурый.
Галя засмеялась и спросила:
— Что вам надо?
— Многое.
Она снова засмеялась.
— Многого у меня нет.
— Может, сходим поужинаем куда-нибудь?
— Я уже собралась спать, что вы…
— Жаль.
— Если хотите, завтра.
— Я не знаю, что будет завтра.
Галя сказала близко в трубку, шепотом:
— Сейчас это неудобно по ряду причин…
— Муж дома?
Она засмеялась:
— Конечно…
«Вот сволочь!» — подумал Богачев и сказал:
— До свиданья.
Он не стал звонить по другим телефонам Пагнасюка.
«Все-таки Ленька подонок, — подумал он, — я всегда думал, что он подонок. Неужели ему мало незамужних? В замужних можно влюбляться серьезно, а не так, как он».
Богачев повязал свой самый модный галстук и пошел вниз, в
Последние комментарии
1 минута 36 секунд назад
28 минут 3 секунд назад
52 минут 6 секунд назад
3 часов 44 минут назад
4 часов 2 минут назад
7 часов 30 минут назад