Христос рождается (Рождественские рассказы) [Лидия Алексеевна Авилова] (fb2) читать постранично, страница - 4

отошел от окна и лениво стал расстегивать свою курточку.

— Нет, няня, — мечтательно сказал он, — если бы теперь не в городе быть, а в поле где-нибудь, вот там, пожалуй, услышишь.

Он зевнул и потянулся всем своим длинным худеньким тельцем.

— А вот, кто уж наверно слышит — это мама. Правда, няня?

— Правда, милый, правда.

— Да где они там, мертвые-то, няня? Так все около Бога с ангелами? Мама, значит, тоже будет радоваться и петь?

— Упокой, Господи, ее душеньку! — с тихим вздохом сказала няня и вдруг всхлипнула и утерла лицо краем фартука.

— Все-то ты думаешь, все-то ты думаешь! — говорила она, укладывая мальчика в постель. — Все у тебя мысли… Спи, дорогой… А завтра у бабушки елку украшать будешь.

Она стала убирать комнату, а мальчик лежал, глядел на нее и думал. Большие синие глаза его были мечтательны, а личико выражало грусть и ожидание.

— Папа не вернулся еще? — тихо спросил он и зевнул.

— Если бы вернулся, пришел бы к тебе, — сказала няня.

Она потушила лампу и вышла, тихо стукнув за собою дверью.

«Светлый ангел явился пастухам и сказал им: „Не бойтесь! Я возвещаю вам великую радость: родился Спаситель, Который есть Христос Господь“. Пастухи обрадовались, потом явилось еще множество ангелов, и они пели всю ночь».

Боря припоминал рассказ о рождении Христа, и маленькая душа его исполнялась умиления и непонятной, смутной тоски.

— Как это, должно быть, было красиво и радостно, когда пели ангелы, а теперь они уже не поют, или их не слышно, потому что наверху, над головой, квартира присяжного поверенного, а на улице предпраздничная суматоха, и люди не прислушиваются, а все бегут куда-то или едут, и у всех свое спешное дело, своя личная забота. А как бы хорошо было послушать ангелов!

Боря мечтал, а глаза его невольно смыкались, и мысли становились все туманнее и сбивчивее.

Вдруг мягкий, ровный свет озарил комнату. Мальчик встрепенулся и приподнялся на постели. Ни свечи, ни лампы в детской не горело, а свет разливался — голубоватый, ласкающий.

— Что это? — спросил мальчик, удивленный и обрадованный.

— Это я! — сказал тихий, серебристый голос, и над кроватью ребенка склонилась легкая светлая тень и словно обвеяла мальчика нежной, но властной лаской.

— Мама! — задыхаясь от волнения, прошептал мальчик.

— Да, это я! — продолжал голос. — Милый! Я пришла за тобой. Ты тосковал… Ты хотел слышать, как поют ангелы.

— Здесь нельзя слышать, — сказал ребенок и протянул ручки.

— Я унесу тебя с собой… Ты поймешь, ты услышишь, — нежно говорил голос.

— Куда, мама? В поле? К пастухам?

— Ты поймешь, ты услышишь, — звенел голос.

И вдруг ласковые объятия сильнее охватили его, голова закружилась от незнакомого сильного ощущения и один миг ему показалось, что неведомая сила подняла его и помчала куда-то с невероятной быстротой.

Когда он очнулся, он стоял на полу.

Кругом, в тусклом освещении маленькой коптящей лампы чернели тесные стены избы; на скамье у стола сидела худая, бледная женщина и кормила ребенка грудью. Ребенок жадно сосал, но вдруг отворачивался, жалобно плакал и опять, с новой энергией, принимался теребить грудь. Мать глядела на него большими глазами, в которых как бы замерло отчаяние, и шептала что-то пересохшими губами. В углу, под образами, сидел муж женщины. Он горбился, упирался руками о колени, и из груди его вылетали странные, хрипящие звуки, похожие на беспрерывный кашель. На полу и на другой лавке лежали еще взрослые и дети и не то спали, не то томились каким-то непонятным страданием.

«Зачем я здесь? — думал мальчик. — Мама принесла меня сюда и оставила». Он пристально вгляделся в кормящую женщину и узнал ее.

— Да ведь это Дарья! — решил он. — Дарья, которая ходила к нам стирать, когда мы летом жили в Михайловке, и ее муж Антон. Вот он и горбится также и кашляет. Он прежде был у нас садовником, а потом заболел и ушел. Пожалуй, здесь и Миколка есть… Сын у них Миколка… Няня еще всегда гнала его, потому что он грязный ходил и ругаться меня учил.

Боря с любопытством оглянулся и узнал теперь избу. Он вспомнил, как не один раз забегал сюда с Миколкой и как няня и мама, которая тогда была еще жива, сердились на него, когда узнавали об этом.

Должно быть, Антон страдал, потому что кашель его перешел в стон, и он, сидя, раскачивался, как бы стараясь унять невыносимую боль. Ребенок плакал. Тогда Дарья поднялась, достала с полки соску, обтерла ее рукой и сунула в рот младенцу.

— Нет у меня молока! Нет ни капли, — глухо сказала она и стала укачивать плачущего ребенка на руках.

Боря услыхал ее жалобу и удивился.

«Ребенок голодный!» — с глубокой жалостью подумал он и сейчас же опять припомнил, что они очень бедны. Припомнил он также, что Иосиф и Мария были тоже бедны…

— Миколка! — прохрипел Антон. — Миколка! Подай мне испить!

Один из сидящих