Бурсак в седле [Валерий Дмитриевич Поволяев] (pdf) читать постранично, страница - 3

их не были громкими,
увязали в духоте тайги; еще попискивала тоненько, ладно, просила своего
суженого, чтобы не сердился за жиденький обед —в следующий раз она
наловит гусениц побольше и потолще, таких, что в клюв вмещаться не
будут, — незнакомая птичка... вот и все. Что еще было слышно?
Больше ничего.
— Жалобный был крик, —добавил Куренев тихо, —очень жалобный.
— Кто-то кого-то сожрал...
Куренев отрицательно качнул головой.
— Нет, гут было что-то другое. На всякий случай, Иван Павлыч, за­
гоните патрон в ствол.
— У меня всегда патрон в стволе... Фронтовая привычка.
— Да-а-а... Там кто раньше успеет пальнуть — тот и пан, — Куренев
вновь вытянул шею, напрягся, стараясь не упустить ни одного звука,
даже самого неприметного, все, что доходило до него, фильтровал; звуки,
которые могли сопутствовать опасности, отделял.

еллерий поеоляей
А опасные звуки были. И вкрадчивый недалекий шорох, словно бы
по траве проползла гигантская змея, и шипенье, будто на раскаленную
сковородку плеснули воды, а она превратилась в пузырчатый блин и
растворилась с хлопаньем и фырканьем. Раздался также чей-то топот —
как будто невдалеке, в кустах, пробежал казак с кривыми заплетающи­
мися ногами, разворошил сочную траву и поднял в воздух тучу жалобно
пищавших комаров.
— Ну чего, слухач? —спросил Калмыков. — Засек что-нибудь?
— Пока ничего.
— Может, и не было ничего?
— Было, Иван Павлыч, было, — Куренев подкинул в руке карабин. —
Двигать отсюда надо, пока на нас сзади мама не напала.
Мамами в станицах уважительно звали тигров. Кто-то когда-то при­
думал это уважительное прозвище, и оно осталось, уцелело во времени,
дожило до сих пор. Калмыков глянул в одну сторону, потом в другую.
В душном стоячем воздухе крутилась мошкара —рябило перед глазами
этакое живое неприятное пшено, спускалось к земле, стригло траву, по­
том вспархивало вверх, под ветки деревьев, мельтешило там несколько
минут, затем начинало вновь опускаться вниз.
Тревожно было в тайге.
Возможно, Куренев прав — не исключено, где-то рядом крутится
мама, наблюдает за ними, выбирает момент, когда можно будет напасть
на людей. Пахло чем-то кислым, гнилым, запах этот щекотал ноздри, на
кончики ресниц наползали мелкие, рожденные раздражением слезы.
— Пойдемте, пойдемте, господи подъесаул, — напарник ухватил
Калмыкова за рукав, потянул, — пойдемте отсюда. Крик, который я
слышал, —нехороший.
Калмыков растянул рот в насмешливой улыбке.
—Что ты говоришь, Гриня! Испугался, что ль?
—Нет, не испугался. Но разобраться, что это за дребедень, надо. Кто
кричал, почему мороз по коже ползет, почему делается не по себе?
Что-то тут, господин подъесаул, не то...
Они прошли метров двадцать, врубились в бурелом, и Куренев вновь
остановился. В угрожающем движении выставил перед собой ствол
карабина. Повернул к Калмыкову голову.
8

бурсак

в седле

— Слышали что-нибудь, Иван Палыч?
— Нет, —тот отрицательно качнул головой.
— Может, мне померещилось?
—Всякое может случиться, —лицо у Калмыкова сделалось насмеш­
ливым.
Куренев вытянул шею. Невдалеке по траве проскакала белка, звонко
цокнула, затем, вцепившись когтями в кору дерева, понеслась вверх.
Вновь звонко и зло цокнула. Низко, петляя между стволами, пронеслась
небольшая хищная птица, с лету сшибла какую-то невзрачную птаху,
резко устремилась под кроны деревьев, оттуда вновь спикировала вниз,
подхватила птаху цепкими лапами и растворилась в горячем сером сум­
раке. Куренев, не двигаясь, продолжал слушать пространство.
Было тихо. Тайга всегда бывает наполнена громкими звуками,
птичьими криками, пением, зверушечьим шебуршанием, свиристением,
шипением и стонами; у каждого существа — свой голос и свой язык,
все сливается в единый хор, а тут — ничего... Ничего, кроме отдельных
звуков. Словно бы в тайге угасла жизнь.
— Ну? — поинтересовался Калмыков.
— Приблизилось, —неуверенно проговорил Куренев.
Ощущение тревоги не проходило. Скорее, наоборот, — оно нарас­
тало.
— Не пойму что-то, — беззвучно, будто немой, зашевелил губами
Куренев, —неужто приблизилось?
Они стояли молча минуты три. Неожиданно из замусоренной глу­
бины леса, из темной чащи, до них донесся протяжный стон, прервался,
затем раздался вновь. Куренев ощутил, как по коже у него пополз холод,
а хребет сделался влажным от пота. Калмыков также вытянул голову.
Будучи человеком взрывным, со сложным характером, — иногда
характер этот доводил подъесаула до бешенства, —в минуты опасности
Калмыков делался спокойным и холодным, как кусок льда, наливался
силой и готов был часами рубиться с неприятелем. Лицо у него побелело,
под глазами образовались сизые тени, желваки напряглись. Калмыков
нагнул голову, будто боксер на ринге.
— Этот звук ты слышал, Гриня? —спросил он.
— Этот.
9

вллерий п оеол яев
—Это не звук, это стон. Стон человека, который вот-вот должен