Два эссе [Генри Миллер] (fb2) читать постранично, страница - 4

защищенность на одной пьесе, как будто, чтобы узнать Шекспира, нужно во что бы то ни стало прочесть «Гамлета». Гамлет! Гамлет! Почему вечно Гамлет?)

Итак, мы его прочли. Мы заблаговременно назначили дату, чтобы встретиться и обсудить пьесу в свете наших индивидуальных впечатлений. И в условленный вечер встретились. Однако так случилось, что у друга моего Билла Дайкера на тот же вечер было назначено свидание с одной женщиной где-то на окраине города. Женщина она была необычная, и, возможно, это отчасти оправдывает перенос нашей дискуссии о Гамлете. Она принадлежала к литературной среде и не получала удовольствия от обычных сношений, поскольку «была слишком хрупкого сложения». По крайней мере, так мне объяснил мой друг Дайкер. Я помню, как дождливым вечером мы отправились на окраину пешком по Бродвею и где-то в районе Сороковой подцепили шлюху. (Дело было перед войной, тогда проститутки еще промышляли на улице и днем, и ночью. Кабаки тоже были на каждом шагу.) Самым странным в этой встрече — представьте себе совпадение — было то, что та шлюха тоже имела отношение к литературе. Прежде она сочиняла для бульварных листков, но дело не выгорело. А до этого работала «красоткой кабаре» в городке Бьютт, что в Монтане. Вполне естественный путь: начать с литературы и двигаться дальше. И еще в тот вечер под мышкой у меня оказалась книга под названием «Эзотерический буддизм»^[7]; в ту пору я выговаривал по слогам: «э-зо-те-ри-чес-кий». Естественно, мне было совершенно невдомек, о чем там речь. Видимо, эта книга была одной из тех, которые рекомендовал своим читателям Брисбейн^[8] (я тогда вознамерился читать только «самое лучшее», расширяющее интеллект).

Конечно же, очень скоро все наше внимание сосредоточилось на шлюхе. Ирландских кровей, томная и соблазнительная, она, как водится, была наделена даром болтливости. И, вдобавок, склонна к догматизму. Мы и сами были догматиками. В те дни догматиками были все. Могли себе позволить эту роскошь. Когда по ходу дела мы вспомнили о первоначальной цели, шлюхе, разумеется, не понравилось, что мы собрались на свидание с женщиной, обладающей малоприятными особенностями, каковые я описал выше. Более того, она нам не поверила. Она заявила, что ни о чем подобном не слыхивала. Еще наша шлюха предположила, что женщина эта — нимфоманка, и попала в точку, как мы убедились впоследствии. Ситуация сложилась весьма деликатная. Настало время действовать! Однако действия подразумевались как раз такие, на которые мы были неспособны, даже в те дни. Это скорее касалось моего шотландского друга, чем меня самого. Он обладал тем, что именуется «здравомыслием»: мог долго разводить турусы на колесах, да так ни за что и не зацепиться в итоге.

Единственное, что нам оставалось — никакое решение так и не было принято, — это продолжить возлияния. Мы вышли из заведения, в котором сидели, и отправились во французский бар на Тридцать какой-то улице. Когда мы туда закатились, там вовсю резались в кости, а мой друг Дайкер был ярым поклонником этой игры. Несколько тамошних шлюх, невзирая на девицу, державшую нас под руки, принялись делать нам авансы. Ситуация стремительно ухудшалась, наша шлюха, поскольку мы, похоже, оставались безучастны к ее прелестям, вздумала воздействовать на нас посредством интеллекта. Таким образом, мы постепенно вернулись к Гамлету, весьма озабоченные проблемой, быть в постели или не быть, опасностью (возникшей по ходу дела) подцепить дурную болезнь, денежными затруднениями, вопросами чести, словом, данным другой женщине etc., etc. Из странного болота, в котором увяз Гамлет, я так и не смог его вытащить. Что касается Офелии, то в моем сознании она неотделима от белобрысой девушки, сидевшей в подсобке, — всякий раз по пути в уборную я мимо нее проходил. Помню, какое у нее было жалкое, растерянное выражение лица. Впоследствии, если мне доводилось где-нибудь увидеть иллюстрацию с Офелией, плывущей по воде навзничь, с волосами, запутавшимися среди лилий, я вспоминал девушку из каморки бара, ее остекленевший взгляд и пряди цвета льна — такие же, как у Офелии. Что до самого Гамлета, то мой друг Дайкер с его «рассудочностью» оказался квинтэссенцией всех Гамлетов, когда-либо мне встречавшихся. Он был неспособен даже на то, чтобы опорожнить свои недра. Честное слово! В его берлоге на стене была пришпилена записка, призывавшая: «Не забыть сходить в уборную!» Друзья, прочтя записку, напоминали ему об этом. А не то он умер бы от запора. Чуть позднее, когда Дайкер влюбился и начал подумывать о женитьбе, его истерзала проблема: как же ему быть с сестрой? Две сестрицы были практически неразлучны. И он был бы не он, если бы не влюбился в обеих. Время от времени они втроем ложились в постель якобы вздремнуть. И пока одна из сестер спала, он ублажал вторую. Для него было несущественно, которую избрать. Помню, каких мучительных усилий стоило ему объяснить мне все это. Ночи напролет мы обсуждали его дилемму, пытаясь