Твердый сплав [Евгений Всеволодович Воеводин] (fb2) читать постранично, страница - 3

ничего не прибавил к тому, что Пылаев уже знал.

— Гляжу — удирает, а здесь еще пурга. Уйдет, думаю, и следа не оставит… Ну, я и… — рассказывал с лукавой усмешкой бойкий ярославский паренек.

Потом Пылаев попросил Савельева распорядиться, чтобы аккуратно запаковали всю одежду нарушителя. А все остальное он сам осторожно уложил в чемодан. Было шесть часов — раннее утро. Значит, домой он сможет попасть только к полудню, да и то если пурга утихнет совсем. Летчику незачем снова рисковать, раз уже нет спешки.

Успокоившись окончательно, Пылаев почувствовал, что устал. Он отвык от бессонных ночей — генерал запретил всем сотрудникам ночную работу, за исключением особых случаев.

Надо было сообщить обо всем Черкашину, и Пылаев, взяв трубку, вызвал комендатуру: оттуда была связь с городом по ВЧ.

2

Ася иной раз остро тосковала по дому. Особенно вечерами. Ложась спать и закрывая глаза, она ясно видела родной город. Ей вспоминались улицы, взбегающие на холмы — недавно застроенные окраины… В памяти ясно вставало багровое, в полнеба, зарево, полыхающее над городом в те часы, когда на комбинате давали очередную плавку. Огромные домны, ровные ряды серебристых пузатых кауперов, дымки, висящие над трубами, — все, все вспоминалось ей с такой отчетливостью, будто она видела это только что наяву и стоит открыть глаза, как появится перед ней с детства знакомый и милый сердцу облик Магнитки.

Но приходил день, начинались занятия в институте, подготовка к семинарам, затем прогулки с институтскими друзьями, кино — и тоска эта забывалась. Матери Ася писала подробные и спокойные письма: зря она тревожится, здесь очень хорошо.

Ася писала ей обо всем. И о том, как ранним утром они, студенты, штурмуют автобусы, идущие к центру, и о том, как кормят в студенческой столовой, и о новом спектакле. Но больше всего — о друзьях, о занятиях, наконец о том, что денег ей хватает, пусть мама не беспокоится.

Тем не менее два раза в месяц мать присылала по почте переводы. Ася понимала: конечно, маме тоже тоскливо одной и, наверное, только на работе она забывает временами о дочке. Иной раз Асе какими-то короткими и несвязными обрывками, когда самого себя видишь словно бы со стороны, припоминалось детство.

… Незадолго до войны сталевар-новатор Дробышев получил новую квартиру. Ася вспоминала, как отец впервые повел ее туда: в пустых еще комнатах гулко раздавались голоса и шаги, а главное — было просторно, и Ася даже жалела, что квартиру заставили мебелью, когда они переехали…

Как-то раз, уже на новой квартире, она проснулась ночью и услышала, что в кухне журчит вода и кто-то фыркает, плещется, отдувается.

Ася слезла с кровати и босиком прошла по коридору. Посреди кухни стоял отец и вытирал полотенцем лицо. Увидев удивленную Асю, стоящую в одной рубашонке, он схватил ее на руки:

— Ты что, Асёнка?

— А я услышала и пошла. Ты чего моешься? Сейчас ночь ведь…

Отец, прижимая ее к себе, тихо рассмеялся:

— Глупышка ты, Асёнка. Я устал и пошел мыться, вот и все.

Он принес ее в комнату, уложил в кровать, укутал одеялом и сам присел рядом. Внизу, на улице, изредка проходили машины, и по потолку из одного угла в другой проплывали желтые полосы света от их фар.

— А зачем ты ночью работаешь? — спросила Ася.

— Зачем? Да вот, понимаешь… Как ты думаешь, железо крепкое?

— Да.

— А сталь? Вот тот брусок, что у меня на столе лежит?

— Да.

— Ну, а я хочу такую варить сталь, чтоб самые крепкие и самые сильные машины из нее делать. Поняла?

— Поняла, — вздохнула Ася, натягивая одеяло на подбородок. Ей хотелось спать, и когда отец снова тихонько рассмеялся — «Ничего ты не поняла…», — она уже закрыла глаза.

А утром они отправились на вокзал. На перроне он обнял ее, потом маму и долго махал рукой с подножки вагона.

Так он и ушел из ее жизни в тот июньский день за неделю до войны. Собственно говоря, что с ним случилось, она и мать так и не знают до сих пор. Об этом не знал никто, к кому бы они ни обращались, и тем не менее было ясно одно — он погиб: город, куда он приехал за несколько дней до войны, был превращен в руины и захвачен гитлеровцами в последних числах июня…

* * *

Ася много занималась. Шла зимняя сессия, и до экзамена по сопротивлению материалов оставалось два дня. Этого было необычайно мало, если учесть, что еще с первого курса студентов предупреждали: «Сопромат — наука самая серьезная. Если сдашь экзамен, можешь считать себя инженером». С утра до вечера Ася сидела с подругами над учебниками и конспектами, в который уже раз просматривая выученные формулы. Временами кто-нибудь из девушек поднимал голову и с тоской говорил:

— Графическое построение по Роберту Ланду — ничего не понимаю.

Или:

— Ой, девочки, еще упругие деформации остались. Может, не попадется мне это, а?

Утром и вечером в дверь просовывалась голова Саньки Бессмертного, секретаря курсового бюро. Он спрашивал свое