Заветы предательства [Энтони Рейнольдс] (fb2) читать постранично, страница - 2

или крорками, — там не появлялось отметин. Нам не удавалось понять, каким образом они пополняют запасы: прошли месяцы после того, как мы уничтожили последний из примитивных космолетов врага и заперли его на Чондаксе. И всякий раз, когда мы выгоняли чужаков из их поганых гнезд, сжигали их и обращали землю в стекло, ее вновь заметала белая пыль.

Однажды я повел эскадрон далеко на юг, покрывая три сотни километров до каждого заката трех солнц, туда, где мы семь дней бились в свирепой рукопашной, после которой пустыня почернела от крови и гари.

Пролетев там, мы ничего не нашли; ничего, кроме белизны.

Я даже сверился с определителем координат в доспехе. Джучи, усомнившись во мне, говорил, что мы заблудились. Он скалил зубы, сердясь на отсутствие врагов и надеясь, что кто-то из них выжил и затаился, готовый к новым схваткам.

Но я знал, что мы в правильном месте. Видел, что мы попали на планету, которой нельзя навредить, в мир, который стряхивал пролитую нами кровь, очищал следы нашей ярости и вновь становился цельным.

Из этого наблюдения выросла моя любовь к Чондаксу. Позже я поведал о ней братьям, когда мы сидели под звездами и по-простому грели руки у костра, как делали наши отцы на Чогорисе. Они согласились, что Чондакс — хорошая планета, что на ней хорошо вести войну.

Пока я говорил, Джучи терпеливо улыбался, а Бату качал покрытой шрамами головой, но я не обращал на это внимания. Мои братья знали, что им достался поэтичный хан, но чогорийцам подобное не претило. Мне говорили, что в других легионах бывает по-другому.

Есугэй как-то сказал мне, что только поэты могут быть истинными воинами. Тогда я не понимал, что он имеет в виду. Возможно, он говорил именно про меня, а возможно, и нет; у задына арга не потребуешь объяснений.

Но я знал, что, когда мы покинем Чондакс с душами, раскаленными и очищенными смертоубийством, этот мир не запомнит нас. Ни костер, у которого мы согревались, ни его топливо (привезенное с орбиты, как и все прочее) не оставят на нем следов, хотя мы, по старому обычаю, не будем заливать пламя водой или затаптывать, когда придет заря.

Меня приободрила эта мысль.

Мы вновь отправились на север. Вечно в движении, вечно в поиске. Нам это нравилось — долго и безвылазно сидя на одном месте, мы быстро зачахли бы.

Я вел над равнинами мое братство, пять сотен воинов в безупречных доспехах с багряной отделкой. Наши гравициклы бороздили землю, взрыхляли ее, словно плуги. Мы горделиво восседали на них, зная, что лучше всех справляемся с их разрушительной мощью. Когда взошло третье солнце, засияв на чистом небе, в его лучах засверкало наше оружие и вспыхнули надписи на треугольных знаменах отряда. Мы неслись, будто кометы, притянутые к поверхности, расходились над плоской пустыней серебряным клином, торжествующе кричали от радости и славили наше предназначение.

После восхода третьего солнца с Чондакса исчезли тени. Все, что представало нам, казалось сложенным из резко очерченных фрагментов разных цветов. Глядя друг на друга, мы видели мелочи, сокрытые прежде. Мы замечали румянец на загрубелых смуглых лицах и осознавали, насколько стары и как долго ведем эту кампанию; поражались, что чувствуем себя более свирепыми и бодрыми, чем в детстве.

На седьмой день, когда солнца стояли в зените, мы увидели на горизонте орков. Они тоже направлялись к северу, передвигаясь длинными колоннами потрепанных неуклюжих бронемашин, которые выбрасывали тучи копоти. Это и выдало местоположение чужаков.

Как только я разглядел врагов, у меня запело сердце. Мышцы напряглись, глаза сузились, сердцебиение ускорилось. Мои пальцы заныли, стремясь сомкнуться на гуань дао. Благословленная глефа — двухметровая металлическая рукоять, один изогнутый клинок, гениальное творение для ближнего боя — уже много дней не испивала крови. Дух оружия жаждал снова вкусить ее, и я не хотел его разочаровывать.

— Добыча! — взревел я, встречая лицом резкий холодный ветер, и поднялся в седле. Гравицикл взбрыкивал подо мной, пока я всматривался в озаренный солнцами горизонт.

Зеленокожие не развернулись, не приняли бой. Их окутанный дымом конвой по-прежнему рвался вперед, так быстро, как только мог.

Раньше, когда он только привел нас на Чондакс, орки сразились бы с нами. Они бросились бы на нас всей толпой, грузно топая и рыча, брызжа слюной из неровных пастей.

Но не сейчас. Мы уже сломили их дух. Мы гнали чужаков по всему миру, отражали их удары, искореняли и вырезали их. Понимали, что они где-то накапливают силы, пытаются собрать достаточно войск для обороны числом, но даже зеленокожие должны были чуять, что их конец близок.

Я не испытывал к ним ненависти. В те дни я не ведал, что значит «ненавидеть врага». Знал, насколько сильны, хитроумны и находчивы орки, и уважал их за это. В первые дни на Чондаксе они убили многих моих братьев; мы и чужаки учились вместе, узнавали наши слабости,