«Оно даже не прошло» [Артём Николаевич Хлебников] (fb2) читать постранично, страница - 2

вранье, тайком что-то ломал и пытался скрыть), у него были такие же глаза. В них была такая же растерянность, словно я сосредоточил в себе один из главных изъянов мира, который нельзя исправить, и потому остаётся лишь вздохнуть и смириться. Возможно, это всего лишь моё детское воображение. Но я не выносил этот взгляд и из кожи лез вон все следующие дни, чтобы загладить вину и изгнать его из глаз деда.

Теперь дед смотрит этим взглядом на всё вокруг. Но никто в комнате, кроме меня, не видит его глаз, не чувствует это немое недоумение, обращённое к миру, не оправдавшему ожиданий, вдруг поблёкшему по сравнению с прошлым. Я каменею от ужаса, и мне кажется, что очень большой механизм как будто сломался навсегда, что дед так и застынет с этим своим взглядом там, где стоит, а мы замрём вместе с ним, и время остановится везде и для всех. Оказывается, я был почти прав.

II

Бернард Хоофт — речь на Нобелевском банкете

10 декабря 2053 года

(Б. Хоофт, Е. Уилер, Фр. Кантор, Нобелевская премия по физике «за решающий вклад в разработку голографического метода вычислений прошлого»)

Ваши Величества, Ваше Королевское Высочество, уважаемые коллеги, леди и джентльмены.

В XIX веке великий французский учёный Пьер-Симон Лаплас мечтал о формуле, в которую вошли бы абсолютно все силы во вселенной и расположение всех её мельчайших частиц. Это была бы формула колоссальных размеров, зато ум, который мог бы объять такое количество информации, — его часто называют «демоном Лапласа» — сумел бы увидеть будущее. Ему было бы известно всё, что произойдёт в следующее мгновение во вселенной: от появления звёзд до дрожания пылинок в луче солнечного света.

Конечно, Лаплас ошибался, считая, что такая формула в принципе возможна. В XIX веке никто не знал о квантовой механике и её принципе неопределённости, который запрещает нам вычислять будущее. Но моему сердцу эта ошибка всегда была дороже многих бесспорных законов физики, потому что она выражает тайную мечту любого настоящего учёного. Это мечта узнать о мире как можно больше — желательно всё.

Думаю, что ни один человек, принадлежащий к миру науки, не станет с этим спорить. Но теперь, стоя перед вами, я хочу воспользоваться случаем и сделать одно признание — надеюсь, никто из коллег не обидится на меня, если я выдам наш общий секрет. На самом деле, помимо жажды познания, всеми учёными мира движет кое-что ещё. Мы хотим победить смерть. Не поймите меня неправильно: я вовсе не имею в виду эгоистичное желание жить вечно. Бессмертие и бесконечная жизнь — совсем не одно и то же. Скорее, мы хотим побороть смерть как закон, как неумолимый факт, рядом с которым нам приходится существовать. Мы хотим изменить тот невыносимый принцип, согласно которому вещи разрушаются, известное вновь становится неизвестным, а люди забываются и забывают.

Сегодня мне выпала честь говорить от лица нескольких тысяч учёных, техников и инженеров, которым совместными усилиями удалось сделать первый шаг в этом направлении и создать место, где ничто не исчезает. Место, где каждый наш вздох, каждое наше слово, всё, что мы видели и к чему прикасались, всё, что мы любили и чем гордились, — всё будет сохранено для наших детей и внуков. Больше никто не будет забыт и не уйдёт навсегда — разве не это люди называют бессмертием?

Наше громадное счастье и великая ответственность — знать, что теперь каждое мгновение нашей жизни будет предоставлено на суд потомкам. Награда, которую мне вручили, говорит о том, что и Нобелевский комитет признаёт исключительную важность и трудность такого знания. Но я уверен, что нам по силам с ним справиться. Теперь, когда нам дан шанс разобраться со своим прошлым, мы можем с надеждой идти в будущее. От имени всех, кто совершил со мной этот первый шаг, я благодарю вас за оказанную честь.

III

Исторический факультет, на который я поступил десять лет спустя, одним из первых в стране закупил оборудование для сеансов. Администрация любила щегольнуть новинкой, поэтому нас, первокурсников-историков, через неделю после начала занятий повели смотреть подборку из нескольких учебных сеансов, уже имевшихся в распоряжении у университета.

Сама технология тогда ещё не стала повсеместной. Индивидуальные сеансы, наподобие того, что подарили моему деду, становились популярнее, но всё ещё считались слишком дорогим развлечением, сами фрагменты стали длиннее, подробнее, с меньшим количеством шума и цифровых помех. Коммерческий потенциал изобретения вот-вот предстояло открыть: через пару лет первые компании начнут использовать сеансы как бесхитростную ярмарочно-туристическую забаву, показывая зрителям бессобытийные уличные сценки из прошлого: толпу на вокзале, офисных работников на выходе из небоскрёба. Сложные сеансы, воспроизводящие важные события или частную жизнь исторических личностей, пока