О любви, семье и государстве: Философско-социологический очерк [Олег Арин] (fb2) читать постранично, страница - 2

стилю не является научным исследованием в строгом смысле слова «наука». Кроме первой главы, основной текст написан в форме публицистического эссе, предполагающего, помимо стилевых вольностей, субъективную позицию по тому или иному вопросу. Моя жена, как всегда вовлеченная в редактирование, пыталась адаптировать многие философские части для нормального читателя, а также заменить «вульгаризмы» на приличные слова.

На этот раз она потерпела фиаско из-за моего решительного противодействия. Оно было вызвано тем, что у меня нет желания потакать читателю-обывателю, с одной стороны, а с другой — читателю-пуристу, который кривится, например, от слова «извращение», предпочитая ему слово «отклонение». И все же для «научности» я сохранил минимальный научный аппарат (библиографические данные), чтобы избежать обвинений в клевете, с чем мне уже приходилось неоднократно сталкиваться.

Читатель, знакомый с моими предыдущими работами, знает, что главным и единственным помощником в моих исследованиях является моя жена, Валентина Бэттлер, которая и на этот раз приняла самое активное участие в обсуждении всех разделов очерка. И хотя, как уже было отмечено выше, не со всеми ее замечаниями я соглашался, однако «по существу» мне многое пришлось переосмысливать, что — то добавлять, а что-то и убирать. В любом случае, это тот самый вариант участия жены в делах мужа, который я описываю в разделе об «идеальной жене». Спасибо судьбе.

Оксфорд (Англия), август 2005 г.

Вступление: идеал, смысл жизни и прогресс

Нельзя мыслить, не имея мысли, нельзя понять, не располагая понятиями.

Гегель

Наука начинается с этапа, когда «здравый смысл» остается обывателям, а исследователь переходит на язык понятий и категорий, т. е. на язык науки. Иначе мы никогда не сможем вникнуть в явления, с которыми мы постоянно сталкиваемся, в том числе и с такими, как семья. Чуть ли не каждый скажет, что семья — это союз между мужчиной и женщиной, ведущих совместное хозяйство, — расхожая фраза из словаря «здравого смысла». А если у такой семьи нет детей, то можно ли ее назвать семьей? Одни скажут, да, можно, другие — нет. Например, немецкий философ Фр. Кирхнер в когда-то популярной в России книге писал: «Главная опора всякой культуры и нравственности… есть семья, т. е. происшедшее от супружества потомство»^[1]. В этой связи может возникнуть и другой вопрос: а можно ли тогда считать семьей разведенную мать с ребенком? Опять же одни скажут: да, это — семья, другие — нет. «Здравый смысл» перестает работать.

Более сложный вопрос: а зачем нужна семья? Для продолжения рода? Но в эпоху дикости семьи не было, а род продолжался. Боюсь, «здравый смысл» не ответит и на этот вопрос.

Еще большее многообразие цитат-ответов можно услышать при вопросе: а что такое идеальная семья? Или вообще: что такое идеал? Эти слова довольно затерты носителями «здравого смысла» до ветхой банальности, однако, не найдя однозначного ответа, в котором они и не нуждаются, заявят, что идеал — это субъективная вещь. Достаточно взять любой вопросник на эту тему, чтобы убедиться, что для одних идеал будет воплощен во внешности, для других — в характере или уме, для третьих — в сексуальных потенциях и т. д. Все это может напомнить анекдот про султана, которому привели несколько десятков женщин на выбор. К удивлению многих он выбрал не самую красивую, не самую умную, не самую покладистую, а самую пышногрудую.

Но и оценка каждого из перечисленных качеств султановых невест может варьироваться очень широко. Что такое красиво-некрасиво, умный-неумный и т. д.?

Опять все субъективно? Может быть, у термина идеал вообще нет объективных критериев? Но если это так, тогда почему «Мона Лиза» или «Сикстинская мадонна» всеми народами (умеющими читать и писать) признаются идеальными произведениями? Почему музыка Баха, Моцарта, Бетховена, Шостаковича считается классикой (что есть выражение идеала)? То же самое можно сказать о поэтах Шекспире, Гете и Пушкине. Значит, в идеале есть нечто всеобщее, не зависимое от субъективных восприятий конкретных личностей.

Уже в предгегелевской философии термин «идеал» начал получать понятийное содержание, отраженное в определенных словах, соответствующих сфере их приложения. В эстетике идеал воплощался в прекрасном, красоте; в этике — в добре, добродетели; в политике — в справедливости. Все эти понятия, безусловно, имели и имеют на себе печать историчности и географии, поскольку в каждую эпоху и для различных культур прекрасное, добродетельное и справедливое сопряжено с особенным (по Гегелю), т. е. отражает пространственно-временную специфику.

Но есть ли в идеале всеобщее? В своей «Эстетике» Гегель писал: «Идеал нуждается в субстанциональном в себе содержании, которое воплощается в форме и образе внешнего материала, хотя и приобретает ограниченный