Повесть о втором советнике Хамамацу (Хамамацу-тюнагон моногатари). Дворец в Мацура (Мацура-мия моногатари) (fb2) читать постранично, страница - 3

служить в свите императрицы, — значение этого сна девица до времени не поняла^[11].

Идея перерождения является одним из краеугольных положений буддизма, и нет ничего удивительного, что она получила отражение в литературе. Собственно говоря, ни Дневник из Сарасина, ни Повесть о Хамамацу не были первыми произведениями, трактующими эту тему. В Повести о дупле («Уцухо моногатари») Будда упоминает о прошлом воплощении Тосикагэ и объявляет, что один из его учителей возродится в облике его внука. Таким образом, для читателей эпохи Хэйан ни в возрождении отца Тюнагона в облике китайского принца, ни в возрождении китайской императрицы в облике дочери ее единоутробной сестры не было ничего необычного. Однако в Дневнике из Сарасина и в Повести о Хамамацу мотив буддийского перерождения имеет особенность. Буддисты знают, что их нынешнее рождение обусловлено прошлыми воплощениями и что они возродятся в том или ином облике после смерти, но они не сохраняют память о прошлом и не знают, что ждет их в будущем. Героине же Дневника из Сарасина было дано узнать, кем она была и где она возродится после смерти. В Дневнике содержится следующий эпизод:

«Я слышала, что даже добродетельным монахам невозможно во сне увидеть себя в прошлых воплощениях, но я, находясь в рассеянном и неопределенном состоянии души, видела сон. Я находилась в передней часовне храма Киёмидзу, и передо мной предстал человек, которого я приняла за главного управляющего. "В предыдущем воплощении ты была в этом храме монахом-резчиком статуй, который сделал очень много изображений Будды, — сказал он. — Благодаря этим добрым деяниям твоя карма улучшилась, и ты опять возродилась в человеческом облике. Статуя Будды в один дзё и шесть сяку^[12], которая стоит в восточной части этой часовни, — творение его рук. Он начал покрывать ее позолотой, но скончался, не довершив этого". Я сказала: "Как нехорошо! Я покрою статую позолотой". — "Поскольку монах умер, другой человек покрыл статую позолотой и выполнил обряд^[13]", — ответил он»^[14].

Автору Дневника явился во сне Будда Амитабха и открыл ей тайну будущего рождения.

«В 3 году Тэнги (1055 г.) 13 дня 10 месяца я видела сон. В саду перед той комнатой, где я находилась, стоял Будда Амитабха. Я не видела его ясно, его облик был окутан туманом; я стала пристально вглядываться и сквозь просветы в тумане различила, что он стоит на лотосе высотой в три-четыре сяку. Сам Будда был ростом в шесть сяку и сиял золотым блеском. Одна ладонь его была раскрыта, пальцы другой сложены особым образом. Никто, кроме меня, его не видел. Я, как и следовало ожидать, прониклась благоговением, но меня охватил страх, и я не могла, приблизившись к занавеси, взирать на него. Будда произнес: "Сейчас я уйду, но потом я опять явлюсь за тобой". Голосу его могла внимать я одна, другие ничего не слышали. Я неожиданно открыла глаза, — был четырнадцатый день. Этот сон вселил в меня надежду на возрождение в Чистой земле»^[15].

Кроме того, в Дневнике содержится еще одно указание, что живое существо сохраняет память о своем прошлом воплощении. Однажды ночью возле героини, погруженной в чтение, появилась неизвестно откуда кошка. Ее оставили в доме, и героиня с сестрой взяли на себя заботу о ней. Вскоре сестра увидела во сне кошку, которая объявила, что является воплощением незадолго до этого умершей дочери старшего советника. Когда героиня сказала, что нужно было бы известить отца покойной, кошка пристально посмотрела на нее и, кажется, поняла ее слова. Когда ее звали «дочь советника», она с понимающим видом мяукала и приближалась к зовущему^[16].

Убеждения в том, что живое существо сохраняет память о своем предыдущем воплощении, содержатся и в Повести о Хамамацу. Третий принц знал, что был отцом Тюнагона. Когда он увидел Тюнагона, «выражение лица его изменилось; он произносил обычные слова и ничего не сказал о глубоком чувстве, охватившем его, своего прошлого не забывавшего, по поводу их новой встречи, но выразил его в стихах и передал написанное Тюнагону»^[17].

Далее об этом говорится еще более определенно. Третий принц сообщает матери:

«Я сам в действительности японец. В моем предыдущем воплощении Тюнагон был моим единственным сыном, я очень любил его, и от стремления возродиться в Чистой земле меня удержала любовь к нему»^[18].

Сны в Повести о Хамамацу являются важным элементом развития сюжета. Например, получив подтверждение о возрождении отца в облике китайского принца, Тюнагон отправляется в Китай. Сновидение играет решающую роль и в эпизоде возвращения китайского принца Цинь с дочерью (будущей китайской императрицей) на родину. Принц, покидая Японию, собирался взять дочь с собой, но женщины в то время не отваживались плавать по