Вальведр [Жорж Санд] (fb2) читать постранично, страница - 100

пыток ревности, тем не менее, ты глубоко опечалил и встревожил сердце мужа, по-прежнему друга и отца, заботящегося о достоинстве своей семьи. Высокие натуры страдают во всех своих привязанностях, потому что все они глубоки, какого бы рода ни были. После смерти жены Вальведр жестоко страдал от мысли, что она жила, лишенная счастья, и что ему не удалось никакой преданностью и никакой жертвой доставить ей что-либо другое, кроме минуты спокойствия и надежды в смертный час. Вот Вальведр целиком. Но Вальведр, влюбленный в более чистый идеал, снова становится загадочным для меня. Почтение к этому идеалу доходит в нем до страха. При виде постепенного охлаждения его фамильярности с Аделаидой, которой он говорит еще «ты», но которую он больше не целует в лоб, как Розу, я понял, что она отныне для него не похожа на других детей нашего дома. Мне казалось также при каждом предпринимаемом им путешествии, а особенно при последнем, что теперь это для него последнее усилие, точно долг, становящийся день ото дня тяжелее. Словом, я думаю, что он ее любит, но я этого не знаю, и мое положение не позволяет мне спросить его об этом. Он очень богат, имя его знаменито в науке. С точки зрения света, он неизмеримо выше этой маленькой буржуазки, заботливо и строго скрывающей свои таланты и красоту. Я не боюсь, чтобы он когда-либо обвинил меня в честолюбии. Тем не менее, существуют некоторые приличия воспитания, выше которых я не могу еще стать, потому что недостаточно философ для этого. А если Вальведр так долго скрывает от меня свою тайну, значит, он имеет на то неизвестные мне причины, и всякий первый шаг с моей стороны был бы тяжел для него и унизителен для меня.

— Я узнаю эти причины, — вскричал я, — я хочу их узнать!

— Ах, берегись, друг мой, берегись! А если мы заблуждаемся относительно Аделаиды? Если вдруг, в ту минуту, как ободренный Вальведр возродился бы к надежде, он увидал бы, что его не любят так, как он любит? Аделаида еще более неведомый миф, чем он! Эта девушка, имеющая такой счастливый вид, такие чистые глаза, такой ровный характер, прилежный ум и свежие щеки. Эта девушка, которой точно не могут коснуться ни желание, ни надежда, ни боязнь. Эта Андромеда, улыбающаяся посреди чудовищ и химер, на своей алебастровой скале, недоступной ни загрязнению, ни бурям… Почему она не замужем в двадцать шесть лет? Ей делали предложения выдающиеся люди, имевшие самые почтенные положения, но, несмотря на желание ее матери, несмотря на мои настояния, несмотря на советы Юсты и моей жены, она только улыбалась, говоря: «Я не хочу выходить замуж!». — «Никогда?» — спросил ее раз Вальведр. — «Никогда!».

— Скажи, пожалуйста, Анри, Алида была еще тогда жива?

— Да.

— А с тех пор, как ее нет более в живых, повторяла ли Аделаида это «никогда»?

— Много раз.

— В присутствии Вальведра?

— Не помню. Ты наводишь меня на мысль! Может быть, он был далеко, и она опять потеряла надежду.

— Ладно, ладно! Ты недостаточно хорошо наблюдал. Это мое дело разобрать эту важную загадку. Стоическая философия, приобретенная изучением мудрости, есть святая и прекрасная вещь, раз она может давать пищу такому чистому, постоянному и спокойному пламени. Но всякая добродетель может впасть в крайность и в опасность. И не огромная ли это крайность — обречь на безбрачие и на вечную внутреннюю борьбу двух существ, союз которых точно заранее начертан на прекраснейшей странице божественных законов?

— Юста де-Вальведр прожила всю свою жизнь в спокойствии, с достоинством, сильная и щедрая на благодеяния и самоотвержения. А между тем, она любила несчастливо и безнадежно.

— Кого же?

— Разве ты никогда этого не знал?

— И теперь не знаю.

— Она любила брата твоей матери, любившего тебя дядю, друга и учителя Вальведра, Антонина Валиньи. К несчастью, он был женат, и Аделаида много думала об этой истории.

— Ах, вот почему Юста простила меня, хотя я так оскорбил и огорчил Вальведра! Но дядя мой умер, а смерть не оставляет за собой тревожных волнений. Будь уверен, Анри, что Аделаида страдает более Юсты. Она пересиливает свою муку, вот и все. Но если она и счастлива, то это дело ее воли. А я тоже ведь думал целых семь лет, что можно жить своим собственным запасом благоразумия и смирения. Теперь, когда я живу вдвоем, я хорошо знаю, что вчера я не жил!..

Анри обнял меня и предоставил мне действовать. Это было делом терпения, невинной хитрости и преданной настойчивости. Мне пришлось подстерегать обрывки слов и тени взглядов. Но моя дорогая Роза, более смелая и более доверявшая нашему делу, помогла мне и разобрала все раньше меня.

Они любили друг друга и оба не думали, что любимы один другим. Тог день, когда, благодаря моим трудам и одобрениям, они столковались, был самым прекрасным днем и в их жизни, и в моей.

Конец.