КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706108 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124644

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Одиночество на земле [Кира Анатольевна Соловьёва] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Кира Александровна Соловьёва Одиночество на земле


ЧАСТЬ 1 ГОСПОДИН АЛЬТВИГ

   Мне все чаще и чаще кажется
   что за краем земли людей,
   где Вселенная будоражится
   сотней тысяч молитв и тем,
   ты действительно умер. Думая,
   будто можно тебя вернуть,
   я всего лишь страдал безумием —
   и продолжил твой прежний путь.
Менестрель Мреть

ГЛАВА 1 ИНКВИЗИТОР

Сезон Снегов в девяносто шестом году начался рано. Небо, совсем недавно голубое и чистое, спряталось за серым покрывалом туч и щедро осыпало землю колючими снежинками, режущими лица тех прохожих, кого работа заставляла выходить на улицы или странствовать.

Альтвиг сидел у окна, скрашивая ожидание чтением старого потрепанного фолианта. Там повествовалось о кладбищенской нежити, с коей парню порой приходилось иметь дело. Повествовалось красочно и пространно, что, с одной стороны, вызывало искренний интерес, а с другой — желание прижаться щекой к страницам и уснуть. Приглядевшись к гравюре типа «вурдалак обыкновенный», Альтвиг решил, что тот вполне сгодится на роль подушки — и в этот самый момент в другом конце огромного зала распахнулась дверь. Сначала внутрь ворвался холодный ветер, а за ним последовал бородатый широкоплечий мужчина в тяжелой куртке с серебряными нашивками на локтях и спине.

— Господин Нэльтеклет! — пробасил он, заметив Альтвига. — Очень рад, что вы добрались до города. Отец Еннете оставил несколько важных поручений.

Человек избавился от верхней одежды и направился к младшему товарищу. Тот по сравнению с ним выглядел маленьким и хилым, хотя на самом деле мог дать фору бывалым наемникам.

— Я тоже рад встрече, господин Арно, — заявил он, склонив голову. — Как обстоят дела?

— Плохо, — вздохнул здоровяк. — В Ландаре народ продолжает сетовать, что власть должна находиться в руках короля, а не Совета. Отсутствие кровного наследника никого не смущает. Мол, Его Величество Райстли, да сохранят его Боги по ту сторону мира, незадолго до смерти подписал указ о восхождении на престол своего близкого друга. Этот друг собирался принять оказанную ему честь, но Совет взбунтовался, причем вполне обоснованно. Разве может какой-то бродяга…

Он осекся и махнул широченной лапищей, показывая свое отношение к ситуации. Альтвиг похлопал его по плечу:

— Вас еще не посвятили в самую худшую часть новостей?

— Судя по всему, нет, — насторожился Арно. — А что случилось?

— Отец Еннете отправляет меня на поиски вышеозначенного бродяги. Вот, послушайте. — Парень вытащил из кармана помятый кусок пергамента и зачитал: — «Лишь возвращение Рикартиата поможет нам прекратить бунты в Ландаре. Мои поверенные рекомендуют искать его на территории Шатлена. Надеюсь, ты понимаешь, насколько это важно. Благословляю тебя», и так далее, и тому подобное.

— Рикартиат, значит, — мрачно повторил бородатый. — Он из Морского Королевства?

Альтвиг пожал плечами:

— Не знаю. Здесь не указано. Отец Еннете избежал описаний преемника. Так, словно боялся, что письмо попадет в чужие руки.

— Бред собачий, — возразил Арно. — Бумага все это время валялась в резиденции. Никто, кроме инквизиторов, сюда не приходит. Надо быть безумцем, чтобы попытаться украсть бумаги Отца.

«Или предателем», — подумал Альтвиг. Служители Богов — это, конечно, не те люди, которых стоит подозревать во лжи, но у младшего исполнителя воли Храмов не было разделения на «своих» и «чужих». Он мало кому доверял, потому что считал доверие первым путем к уязвимости и смерти. Лишь древние, как мир, существа могли превозносить подобное качество. И даже это не значит, что они ни разу на нем не обжигались.

— Так теперь ты, выходит, отправляешься к Белым Берегам? — нарушил тишину Арно.

— Выходит, — подтвердил Альтвиг.

— Сочувствую. Хотя, — старший инквизитор улыбнулся, — тебе еще повезло. Лучше Шатлен, чем Алатора.

— Да ладно тебе. Я уверен, что в столице все не так уж плохо. Злые языки любят порочить имена героев, и воспринимать их всерьез — это все равно что добровольно уничтожать свое собственное, независимое мнение о мире.

Арно присмотрелся к собеседнику внимательнее. Незамутненный взгляд синих глаз, почти полностью скрытых за светлой челкой, и едва заметное движение кошачьих ушей были ему ответом. Альтвиг не любил, когда к нему вот так приглядывались, и не собирался это скрывать.

— Что ж, — сказал он. — Я пойду. Отец Еннете надеется, что ландарский преемник вернется не позднее конца сезона. Без меня его надежды пойдут прахом, поэтому…

— Разумеется, — кивнул Арно. — Счастливого пути. Надеюсь, ты в дороге не замерзнешь насмерть.

Инквизиторы обменялись рукопожатием, и Альтвиг, на ходу застегивая новомодное черное пальто — весь последний гонорар на него потратил, между прочим! — направился к выходу. Высокий воротник он привычно украсил широким серебряным крестом, до этого лежавшим в кармане.

Едва выбравшись на улицу, парень мрачно подумал, что наблюдать за снегом из резиденции было куда приятнее. Вне каменных стен белая порошь оседала на голове и ушах, беспощадно била по лицу и норовила забраться под одежду. Альтвиг возблагодарил Богов за то, что они дали ему возможность купить хорошие сапоги, и немного погрустил о безвременно почившей шапке. Пусть она и была чертовски неудобной — в виду врожденной особенности инквизитор недолюбливал головные уборы, — но зато оставалась теплой и мягкой до самого конца.

Эльвит, один из приграничных городов Велиссии, сегодня хранил безмолвие. Не носилась по переулкам веселая ребятня, не вопили торговцы, не орали бездомные коты. Все живое спряталось от пробирающего до костей мороза, и Альтвиг впервые за очень долгое время наслаждался полным одиночеством. Он никогда не скучал в своем незамысловатом обществе, и тишина, почему-то пугающая большинство людей, для инквизитора оставалась приятным и завораживающим явлением. Быть может, потому, что не была абсолютной — кошачьи уши улавливали куда больше звуков, чем обычные человеческие.

Конюшня при резиденции была большой, теплой и достаточно просторной, чтобы в ней помещалось пятьдесят с лишним лошадей. Туча, вороная кобыла Альтвига, всхрапнула и ткнулась мордой в хозяйское плечо, обжигая его горячим дыханием.

— Привет, — мягко сказал он, отстраняясь. — Извини. Мне действительно жаль, что ты вынуждена выходить со мной на мороз.

Кобыла смотрела на инквизитора так добродушно, будто он был ее любимым чадом. Парень вздохнул и провел искалеченными ладонями по черной гриве. Туча привычно склонила голову, и почти сразу же из дальнего стойла выбрался заспанный, взлохмаченный и очень недовольный конюх. Заметив Альтвига, он скривился, но постарался говорить вежливо:

— Здравствуйте, господин Нэльтеклет. Уже отправляетесь?

— Да, — согласился тот.

— Я подготовлю Тучу.

Инквизитор кивнул и отошел, решив, что перед долгой дорогой не стоит пренебрегать подобными благами. Устроившись на куче сена прямо посреди прохода, он вытащил из сумки свернутую трубочкой карту и принялся ее изучать. Значит, Шатлен? Далековато. Даже самый прямой путь займет несколько недель, и за это время Рикартиат, если он, конечно, не полный дурак, успеет скрыться не только от инквизиции, но и от ее многочисленных помощников. В конце концов, кто знает, что он пережил после решения Совета? Будь Альтвиг на его месте, никогда бы не согласился вернуться.

Конюх затянул подпругу, хлопнул кобылу по крупу и убрался обратно в стойло — как запоздало понял инквизитор, пустое. Представив, что сейчас снова придется выходить из-за прикрытия стен, Альтвиг поежился и растерял остатки хорошего настроения. Взобрался в седло, с трудом подхватил поводья — отсутствие большого пальца на правой и куска плоти с мизинцем на левой руке часто доставляло ему неудобства, — и мелодично присвистнул. Туча покладисто двинулась вперед, и не знакомый инквизитору слуга распахнул двери, в которые тут же радостно залетел рой колючих снежинок.

Внешний городской пейзаж немного изменился. У высокой кованой ограды, натянув воротник на нос, стоял господин Арно. Он важно кивнул Альтвигу и протянул тяжелый шерстяной шарф:

— Вот, держи. Тебе он пригодится больше, чем мне.

— Спасибо, — искренне сказал парень. — До свидания.

— Бывай здоров. А как найдешь этого Рикартиата, тресни его за меня хорошенько.

— Без проблем.

Повинуясь все тому же посвисту, Туча деловито потопала в сторону городских ворот. Арно подождал, пока она скроется за поворотом, и тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб.

— Если сможешь, прости нас, Альтвиг.

Молодой инквизитор его, ясное дело, не услышал.

* * *
К вечеру небо освободилось от серого полога туч, уставилось на землю многочисленными глазами звезд. Две луны, Дайра и Шимра, прятались под рваными клочками облаков — так, будто мерзли и пытались спастись от холода. Альтвиг глядел на них с тщетно скрываемой завистью, но пока держался. Лошадь печально брела по заснеженной тропе, всхрапывая и с видимым отвращением переставляя ноги.

Когда впереди, наконец, показались низкие деревянные укрепления, у которых замерло несколько человеческих фигурок, инквизитор вздохнул с облегчением. За укреплениями находился мост, ведущий в Гро-Марну — знаменитое рыцарское королевство, живущее за счет своих более разумных соседей. Велиссия, Айл-Минорские графства и даже ЭнНорд помогали Гро-Марне, чем могли, поскольку во время войн или кратковременных стычек с дикарями боевая мощь рыцарей приходилась очень кстати.

Дикарей Альтвиг недолюбливал в той же мере, что и еретиков. Они приплывали из-за Волнистых Рек, высаживались в Лантершоте и Шаэле, а оттуда отправлялись грабить и убивать. Инквизитору не раз приходилось сжигать представителей этого мерзопакостного племени, и он искренне восхищался историей о жителях белобрежья, единожды устроивших дикарям веселую жизнь и тем самым отвадивших их от своих домов навсегда.

Уловив характерный грохот, сопровождающий ответвления великих Рек у каждого моста, Альтвиг встряхнулся и обратил внимание на по-прежнему невозмутимых воинов. Только один из них сошел с места, скрылся за укреплениями и, наверное, доложил кому надо о прибытии чужака, ибо вернулся в сопровождении невысокого коренастого мужчины с нашивками на рукавах куртки. Он терпеливо ждал, пока лошадь инквизитора подойдет, а затем поклонился:

— Доброй ночи, святой отец.

— Доброй ночи, чадо, — привычно отозвался Альтвиг. — Оберегаешь ли ты свою паству, не подпускаешь ли к ней сосуды греховные, отгоняешь ли прочь скверну?

— Разумеется, отгоняю, — подтвердил мужчина. После чего скрепя сердце, чисто из вежливости предложил: — Не желаете ли вы отдохнуть в моем доме? Я прикажу принести еды и вина, а вы сможете отблагодарить нас молитвой.

Инквизитор кивнул, спешился и передал поводья подскочившему стражнику. Тот удивленно воззрился на перевязанные плотной тканью ладони, и Альтвиг тут же спрятал их в рукавах. Командир укреплений нахмурился:

— Вы больны, святой отец?

— Нет. Это всего лишь старые шрамы. На трактах мы порой встречаемся с порождениями Тьмы, и, чтобы победить, приходится чем-то жертвовать. Как твое имя, чадо?

— Хайнэ Греат. Все ближайшие территории, а также путь из Эльвита в Шатавед находятся под моим контролем. Обстановка спокойная, — воин улыбнулся, показывая, что иначе и быть не может. — Идемте, святой отец. Нечего прозябать, когда вблизи расположен кров.

Он развернулся и ушел за первый ряд ограждений — остро наточенных кольев, вбитых в землю задолго до зимы. Альтвиг последовал за ним, осенив крестным знамением стражников, оставшихся на посту. Те вежливо изобразили признательность, хотя на границе королевства, каждый день встречаясь с лживыми купцами и представителями Гильдий, быстро утратили не только веру в Богов, но и более банальную — в чудо.

За ограждениями приютилось четыре маленьких домика. Хайнэ Греат подошел ко второму справа, распахнул дверь и принялся зажигать свечи в стеклянных чашах, хаотично расставленных на столе. Помимо него в комнате обнаружилось несколько стульев, грубо сбитый деревянный лежак и выжженные в дереве лики Богов. Заметив их, Альтвиг склонил голову и мысленно вознес благодарность.

— Подождите здесь, — попросил Хайнэ. — Я распоряжусь насчет ужина.

— Благодарю.

Инквизитор проводил воина задумчивым взглядом. Устроился на краю лежака, вытащил из сумки книгу, заботливо обернутую в плотный пергамент, и посвятил себя прекрасно знакомым буквам.

Эти буквы — все, что у него было с момента начала существования. Альтвиг не помнил, как родился и откуда пришел. Альтвиг не помнил, кто дал ему имя и научил разговаривать. Помнил лишь курган, поросший белыми розами, и клубящуюся пустоту. Она была близко-близко — стоит только протянуть руку. Красивая и пугающая одновременно. Парень испугался ее и отступил, покинув единственное знакомое место — и у противоположного края кургана нашел книгу, которую перечитывал и теперь, и бесконечно много раз прежде.

Хайнэ вернулся в сопровождении трех молчаливых женщин. Они сноровисто накрыли на стол, склонили головы в ответ на крестное знамение и ушли, осторожно притворив дверь. Альтвиг перебрался с лежака на стул, командир пограничного гарнизона сел напротив — и тут же поднял наполненный вином кубок.

— Благословите пищу, святой отец.

— Vaine na tholo soa, laine na thono tea, edeletarne, — мягко произнес инквизитор. — Приятного аппетита, господин Греат.

Мужчина тут же сделал изрядный глоток, счастливо вздохнул и подвинул к себе миску с квашеной капустой. Альтвигу больше приглянулось мясо, заправленное морковью и острым соусом, и наваристая, очень вкусно пахнущая каша.

Целых полчаса в домике царило молчание. Затем Хайнэ, прихлебывая вино и щурясь от удовольствия, спросил:

— Куда вы направляетесь, святой отец?

— На Белые Берега.

— Ого! — командир глубокомысленно хмыкнул. — Долго же вам ехать. В таких случаях хорошо быть еретиком: нарисовал руны перехода, ступил на них и…

Он запнулся, поймав осуждающий взгляд Альтвига.

— Вы хотите сгореть на костре, господин Греат?

— Я просто пошутил. Не принимайте близко к сердцу, святой отец. Здесь, на границе, сложно противостоять грубости и, чего греха таить, глупости.

— Праведен тот, кто борется, — возразил инквизитор. — Тот, кто не уступает злу и смиряет мрак в своей душе.

— С вами можно говорить откровенно, святой отец? — нарочито небрежно поинтересовался Хайнэ. — Без оглядки на должности.

Альтвиг посмотрел на него внимательно:

— Говорите, господин Греат.

Командир гарнизона покрутил в пальцах кубок, поставил его на стол и сказал:

— Вы говорите, будто тот, кто смиряет мрак в своей душе, праведен. Но разве Темные Боги не считают иначе?

— Считают, — согласился Альтвиг. — Святая Книга противоречива. Борьба и смирение — основополагающие факторы — имеют в ней равную значимость. Есть те, кто борется с тьмой и побеждает, но есть и те, кто решает ее принять. Насколько я понял, они вам ближе?

— Да, — с достоинством подтвердил Хайнэ. — По-вашему, я неправ?

— Разумеется, правы. По-своему. — Инквизитор пожал плечами. — Каждый из нас выбирает Бога себе по нраву. Благо, их тринадцать, и все они превозносят разные качества. Даже некоторых еретиков можно оправдать милосердием великой Шеары. Но в то же время не стоит путать то, что правильно, с тем, что дорого и приятно.

— Это трудно, святой отец.

— Я знаю.

Хайнэ Греат мелодично постучал пальцами по столу. Альтвиг, про себя оценив его чувство ритма, мрачно прикинул, сколько всего не может произнести вслух. Командир приграничного гарнизона не мог даже представить себе, какие сомнения порой тревожат душу молодого инквизитора. Были в Святой Книге фрагменты, которые он не вполне понимал и истолковывал иначе, чем многие другие братья. Тот же Арно придерживался общепризнанного варианта, в то время как Альтвиг соглашался с ним только во избежание бед. Парень сильно подозревал, что, если отец Еннете узнает хотя бы о десятой доле его мыслей, резиденцию ждет веселая встряска. На предмет праведности проверят абсолютно всех, а затем отправятся сжигать непутевого младшего брата на костре, чтобы он, упаси Боги, больше ни с кем не поделился своими взглядами.

Многие на месте Альтвига уже покинули бы инквизицию, но сам светловолосый парень с кошачьими ушами не мог так поступить. Он многое пережил после того, как покинул поросший белыми розами курган. Скитался по миру, пытался зарабатывать на еду своими силами, но рядом всегда возникали более сильные существа, любившие наживаться за чужой счет. Если бы не отец Еннете, случайно наткнувшийся на грязного оборванца и пожалевший его, Альтвиг продолжил бы замерзать в сыром переулке. Но судьба распорядилась так, как распорядилась, и теперь у парня было очень многое из того, о чем прежде он мог только мечтать.

— Вы будете заезжать в седьмую крепость Гро-Марны, святой отец? — неожиданно спросил Хайнэ. — Отсюда до нее — один день пути, если не плестись со скоростью улитки.

— Буду, — подтвердил инквизитор. — Нужно что-то передать?

Командир гарнизона кивнул:

— Письмо. В крепости несет службу моя сестра.

— Как мне ее найти?

— Она работает на кухне. Вы легко ее узнаете — в рыцарском королевстве таких красавиц немного.

Альтвиг хотел было спросить об имени девушки, но смутился, вспомнив знаменитое присловье «от храмовников да инквизиторов родню свою береги». Глупость, конечно — ведь встретиться с сестрой господина Греата все равно придется, — но раз уж он сам речи не завел, настаивать не стоит. Мало ли. Парня совсем не привлекала возможность проснуться (вернее, не проснуться) поутру с перерезанной глоткой, а потом вместе с кучкой таких же невезучих мертвецов выслушивать на небесах неуклюжие воинские оправдания: «да не знаю я, как… наверное, нежить речная пошалила!»

Подумав о нежити, Альтвиг содрогнулся. Сражаться с еретиками было однозначно проще, чем с порождениями Ее Величества Тьмы. Последнее такое сражение закончилось для инквизитора покалеченными руками, ибо выверна, только-только вылупившаяся из обомшелого яйца, удивилась своему появлению на свет меньше Альтвига и тут же решила подзакусить — тем более что рядом как раз оказались теплые человеческие пальцы.

— Ладно, святой отец, — сказал Хайнэ, вставая. — Мне пора идти. У вас есть какие-нибудь пожелания касательно завтрака?

— Соберите мне его в дорогу.

* * *
Молодой инквизитор относился к той загадочной породе существ, которая умудрялась выспаться за два-три часа.

Когда он проснулся, небо оставалось все таким же темным и звездным, как и когда он заснул. Альтвиг не отказал себе в удовольствии немного — не больше пятнадцати минут — понежиться под теплыми одеялами, после чего встал, оделся и помолился всем тринадцати Богам сразу. Попросил прощения у Инэ-Дэры и справедливости — у Альвадора, поклонился выжженным в дереве ликам и отправился прочь, на ходу цепляя серебряный крест к воротнику.

За дверью его встретил Хайнэ Греат, невесть каким образом прознавший о пробуждении гостя. Не слишком вежливо, но справедливо напомнил Альтвигу о вчерашнем обещании отблагодарить гарнизон молитвой, объяснил караульным, что к чему, и убрался восвояси. Инквизитор вздохнул и принялся обходить стоянку маленького воинства по кругу, сжимая в пальцах холодную сизую свечу и бормоча мольбы о милости, сострадании и жизни. Туча, выведенная из конюшни, смотрела на хозяина пустыми сонными глазами, пока он не остановился и не выбросил огарок в снег. Двое ребят из гарнизона попробовали возмутиться, но третий, более осведомленный, ухватил товарищей под локти:

— Вы совсем дураки, что ли? Инквизиторская свеча, оставленная в земле, начинает пылать, ежели приближается опасность. — Воин поймал взгляд Альтвига и согнулся в поклоне: — Благодарим вас, святой отец. Удачи в пути.

— Будьте благословенны, — кивнул тот.

Спустя полчаса он уже ехал по мосту, с трудом удерживая поводья и бросая удивленные взгляды на Реку, непривычно тихую и медленную. Волны уносили вниз по течению обломки льда, и единственным звуком, прорезавшим предрассветную тишь, был скрежет этих самых обломков о колонны, удерживающие переправу.

Люди, ни разу не выезжавшие за пределы родных городов и сел, могли сколько угодно думать, что ответвления великих Рек незначительны и угрозы не представляют — но на деле от одного берега до другого приходилось добираться несколько часов. Альтвиг мрачно порадовался, что нет пронизывающего ветра и колючего снега, сыплющегося с небес. Туча радоваться не желала и смотрела на мир волком, запугивая редких путников. Навстречу инквизитору прошествовало трое эльфов, один храмовник, молча поклонившийся коллеге, и проехало двенадцать тяжело нагруженных телег. Возницы косились на Альтвига с явным недовольством, но боялись выражать его вслух. Парень, в свою очередь, смотрел на них свысока, со всем возможным высокомерием. Пусть думают, что он — служитель Темных Богов, вроде Аларны. Таких обычно боятся.

Когда впереди показалась полоса заснеженной земли и далекие башни седьмой крепости, инквизитор вздохнул с облегчением. В том же направлении горизонт расцвел зеленовато-желтыми облаками — первыми вестниками рассвета. Звезды разочарованно померкли, а Дайра и Шимра принялись отступать, оставляя за собой след из призрачного сияния.

Со стороны Гро-Марны мост охраняли рыцари. Альтвиг насчитал семерых безусых юнцов, важно расхаживающих вдоль ограждений. Тяжелыми доспехами доблестные стражи пренебрегли, вырядившись в красные, издалека заметные куртки, и меховые шапки с лисьими хвостами. Если бы инквизитор не знал, что находится в рыцарском королевстве, наверняка бы принял их за нормальных людей.

— Доброе утро, святой отец. Вы к нам по делу или так, проездом?

— Так, — сообщил Альтвиг.

— Тогда да сохранят вас Боги, — пожелал ближайший к нему юнец. — Счастливого пути. Придорожные крепости всегда открыты для странников.

— Спасибо. Будьте благословенны.

Рыцари с достоинством приняли крестное знамение, проводили инквизитора до дороги и вернулись на пост. Альтвиг оценивающе посмотрел на твердыню, залитую багрянцем восходящего солнца, и решительно тронул поводья.

— Давай, Туча. Там мы немного передохнем.

Кобыла повернула голову, чтобы взглянуть на хозяина с печалью и укоризной. Тот не проникся ее страданиями, и несчастному существу пришлось волей-неволей двигаться.

Инквизитор, убедившись, что Туча несет его куда надо, снова вытащил из сумки карту и задумался. У него было два варианта пути к Белым Берегам — через всю Гро-Марну, Бертасль и Хасатинию, либо через эльфийские леса, Айл-Минорские графства и королевство Шаэл, откуда очередной мост вел прямо к Великим Вратам. Сомневаться в первом варианте вынуждали недавние новости, пришедшие из Бертасля, а во втором — необходимость общения с остроухими. Господа эльфы, несмотря на свой вежливый нейтралитет, к Богам относились без особого уважения. Альтвигу всегда казалось, что в том же Альвадоре они видят не высший разум, а друга, которому можно и помолиться, и врезать — в зависимости от обстоятельств. Причем способность остроухих взобраться на небеса ради последнего, весьма неприглядного, деяния сомнению не подвергалась.

В двух выстрелах от крепости инквизитора встретил седой мужчина в легкой кольчуге и латных сапогах, абы как втиснутых в стремена. Его конь, пегий и донельзя рассеянный, выразительно — Альтвиг даже сказал бы, что заученно, — топнул копытом по сбившемуся снегу, тем самым обозначив появление своего хозяина.

— Здравствуйте, святой отец, — с улыбкой сказал мужчина.

— Доброе утро. Вы оттуда? — инквизитор кивнул на мрачную твердыню.

— Да. Стража доложила о приближении всадника, и господин Анхат велел сопроводить вас.

— Благодарю.

Чем ближе Альтвиг подъезжал к крепости, тем больше мрачнел и недовольно кривил губы. Он даже не рассердился, когда мимо с хохотом и гиканьем пронесся хорошо вооруженный отряд, несущий небесно-голубые знамена, расшитые серебром. И только под стеной, чувствуя на себе бдительные взгляды стражников, инквизитор решился спросить:

— Скажите, эту землю давно освящали?

— Давно, — подтвердил седой мужчина. — В Гро-Марне редко попадаются представители вашей братии, а официальной резиденции, если я не ошибаюсь, вообще нет.

— Верно, — согласился Альтвиг. — Но вы могли отправить письмо в Велиссию или, на худой конец, Эльскую империю. Инквизиция всегда готова помочь тем, кто в этом нуждается.

— Хм? Но ведь мы — рыцари, святой отец. И можем бороться с мраком без молитв, используя лишь мечи и щиты.

— Сталь не в силах уничтожить скверну.

Мужчина сделал вид, что не услышал. Как раз и повод подходящий возник: невысокая, всего-то в три человеческих роста, стена разверзлась клыкастой пастью ворот, обитых серебряными шипами. Бдительный караульный тут же вытянулся по струнке, а его товарищ — надо думать, старший по званию, — вразвалочку подошел к седому рыцарю.

— Я провожу святого отца к господину, — сказал он. И, поймав вопросительный взгляд Альтвига, добавил: — Оставьте лошадь здесь и следуйте за мной.

Инквизитор спешился, передал Тучу на попечение своего первого сопровождающего и повернулся ко второму. Тот лениво потопал через внутренний двор, минуя уже знакомый парню отряд всадников. Ребята чего-то ждали, не опуская знамен, и не обратили на Альтвига внимания. Тот, напротив, с подозрением осмотрел серебряную вышивку — гротескный, с трудом узнаваемый дракон, — и нахмурился.

Внутренний двор крепости — идеально квадратный, с расчищенными от снега дорожками и четырьмя маленькими деревьями в четырех углах — страдал от густой тени, отбрасываемой твердыней. На любом, кто шел от ворот к центральному входу, сосредотачивались зловещие взгляды узких бойниц. Нормальных окон по эту сторону не было, и инквизитор прикинул, какой степени тьма может клубиться в коридорах. Однако на деле все оказалось лучше — в насквозь проржавевших скобах через каждые пять шагов горели факелы.

Редкие слуги, чем-то сильно обеспокоенные, здоровались с рыцарем и кланялись инквизитору. Одна невысокая женщина уронила накрытую чистым полотенцем корзину, и по полу весело разлетелась свора зеленых яблок. Альтвиг, сохраняя невозмутимый вид, остановился и помог собрать их. Женщина, бормоча извинения и утирая невесть чем вызванные слезы, не знала — благодарить ей или бояться.

— Будьте осторожны, — напоследок сказал парень.

— Постараюсь, святой отец.

Рыцарь молча миновал еще несколько коридоров, а затем остановился у высоких двустворчатых дверей. Предупредил инквизитора, что сейчас надо проявить как можно больше почтения, и постучал. С той стороны радушно ответил хрипловатый, не слишком приятный голос:

— Входите!

Седой мужчина приоткрыл одну створку, вошел сам и пропустил Альтвига. Тот мрачно оглядел просторный зал, остановив взгляд на пламени углового факела, и услышал, как провожатый с гордостью говорит:

— Я привел того всадника, господин Анхат.

— Спасибо. Можешь возвращаться к воротам. А вы, святой отец, не стесняйтесь, присаживайтесь.

Инквизитор послушно устроился за столом, ломившимся от разнообразных яств. Ими можно было накормить целую армию, но по соседству расположилось только трое существ: лысый человек в старом потрепанном камзоле, юная сероглазая девушка и заспанный парень с золотистыми волосами. Раскрутив между пальцев вилку, он предложил:

— Давайте сначала поедим, а потом уже выясним, что к чему.

Альтвиг, успевший перекусить в дороге, особого энтузиазма не проявил. Но на него попросту не обратили внимания, и около получаса парень провел в монотонном ожидании. Единственным развлечением стал все тот же факел, пылающий белым пламенем — ведь, как известно, нормальные факелы так себя не ведут. Не в силах спорить со своими привычками, инквизитор присмотрелся к теням, к паутине, грязными лохмотьями висящей на стенах, и — наиболее цепко — к вынужденным сотрапезникам. Лысый мужчина, наткнувшись на пристальный изучающий взгляд, поперхнулся элем и схватился за горло:

— Что… кхе-кхе… что вы себе позволяете?!

— В крепости находится нечисть, — сообщил Альтвиг. — И жирует на неосвященной земле. Почему вы нас до сих пор не оповестили?

— Я направил письмо господину Еннете! — возмутился тот. — Но до сих пор не получил ответа, кхе-кхе… собственно говоря, я думал, что вас прислали вместо него.

— Нет. — Инквизитор покачал головой. — Я здесь проездом.

Мужчина удивленно округлил глаза:

— То есть вы не поможете?

— Помогу.

— Уф-ф… благодарю вас, святой отец. Я, разумеется, заплачу.

— Мне… — начал было Альтвиг, но осекся.

Он ненавидел деньги. Ненавидел и очень старался обходиться без них, но опыт то и дело подсказывал: не выйдет. Рано или поздно понадобится еда, одежда или иного рода ценный предмет, и бесплатно их никто не предоставит.

Золотоволосый парень на всякий случай выждал пару минут, прежде чем спросить:

— А куда вы направляетесь? Быть может, нам по дороге?

— К Белым Берегам, — чуть подумав, ответил инквизитор.

— Через Бертасль?

— Еще не решил. В последнее время там беспокойно.

— О, — усмехнулся золотоволосый. — Это вы еще мягко выразились. В окраинных городах то и дело вспыхивают бунты. Люди решительно против нового правителя. Почти как в Ландаре, только, думается мне, там все же спокойнее. Быть может, вы согласитесь составить нам компанию до Айл-Минорских графств?

— Быть может, соглашусь, — пожал плечами Альтвиг. — Но сначала мне нужно разобраться с нечистью. Если вы торопитесь…

Его собеседник переглянулся с девушкой. Та улыбнулась:

— Мы подождем, святой отец, и в случае чего окажем вам помощь.

— Это лишнее.

— Уф, — повторно вздохнул лысый хозяин крепости. — Прошу прощения, я совсем забыл про этикет. Мое имя — Анхат Эллье. Это — господин Тинхарт Ивель, он возглавляет Третью Союзную армию Айл-Миноре.

Золотоволосый парень кивнул и улыбнулся:

— А рядом с вами сидит госпожа Витоль, третья наследница Эльской империи.

— Альтвиг Нэльтеклет, — отозвался инквизитор.

— Ого, — посерьезнел Анхат. — Я о вас наслышан. Это ведь вы ловили еретиков в Тальтаре? Проводили показательную казнь?

— Я.

Господа дворяне поскучнели, принялись разглядывать содержимое тарелок и собственные пальцы, лишь бы не смотреть гостю в глаза. Тот отнесся к этому с ледяным равнодушием — мол, не хотите, как хотите, ваши проблемы. Затем поднялся, поклонился хозяину крепости и сказал:

— Пойду осмотрюсь. Сопровождения не надо.

Тот не стал возражать, и Альтвиг, ни разу не обернувшись, покинул комнату. Бодро прошагал по широкому коридору, нашел лестницу и начал неторопливый спуск. Примерно на середине пути ему встретилась уже знакомая женщина. Она успела избавиться от яблок, но на инквизитора все равно глядела затравленно, как на дикого, готового вот-вот наброситься зверя. Парень вздохнул и поспешил убраться восвояси, мысленно сетуя на неосведомленность и необразованность некоторых личностей. Как можно бояться инквизиции? Ведь она — и только она! — защищает людей от порождений Ада и богомерзкой ереси. Наверное, если бы люди лишились этой защиты, осознание получилось бы горьким.

Лестница привела Альтвига в просторный зал, где стены были увешаны древними гобеленами. Увешаны хаотично и без всякой логики — например, горное озеро красовалось рядом с великаном, распахнувшим пасть в надежде, что странствующий рыцарь — крохотное пятнышко в самом низу — потеряет бдительность и сам в нее забежит. Инквизитор поморщился и постарался как можно быстрее миновать малоприятное пространство.

За залом обнаружился еще один зал, пустой и холодный. Холоднее, чем все предыдущие фрагменты крепости. Альтвиг насторожился, принюхался и обошел все углы. Вгляделся во все тени, снял со скобы факел и влез с ним в особо подозрительные участки. Потом остановился и задумался.

Если бы нечисть была высокого ранга, это отразилось бы на людях. Плохое настроение, нервозность, беспричинный — до поры до времени — страх… Но господин Анхат Эллье выглядел вполне бодрым, как и его знатные гости. Значит, речь идет о мелочи. Беда в том, что мелочь бывает разной, и классифицировать ее по внешним признакам трудно. Инквизитор вспомнил белое пламя в трапезной. Он уже видел такой эффект — трижды или четырежды, — но вызвавшие его твари не были одинаковыми. Бочажник, лесной артет, гуль… Первые двое никак не могли поселиться в крепости, а вот третий… хм… приняв решение, Альтвиг отправился прочь из холодного зала, но у выхода его настиг оклик:

— Святой отец!

Он обернулся, с трудом подавив приступ раздражения:

— Госпожа Витоль. Вам что-нибудь нужно?

— Нет, — улыбнулась она. — Я просто хочу помочь.

— Благодарю, но мне не нужна помощь, — возразил инквизитор.

— Я настаиваю. Мои братья постоянно участвуют в охоте на нежить, а я вынуждена сидеть дома и выбирать более достойные дела. Но сейчас нет никого, кто может запретить мне помогать вере.

— Вы, наверное, не совсем поняли суть вопроса. Я не охочусь, не собираю трофеи и не травлю байки в трактирах. Я уничтожаю. И это выглядит не так, как рисуют художники.

— Я знаю, — беспечно отмахнулась Витоль.

Альтвиг вздохнул. Посмотрел на девушку искоса, оценивая ее решительность и прикидывая, откуда та могла взяться. Значит, когда речь идет о Тальтарском сожжении — ее высочество отворачивается и морщит нос, а когда об убийстве нечисти — загорается энтузиазмом? Бред. Однако спорить с представителем королевской семьи — себе дороже, потом могут не только затаскать по судам Эльской империи, но и банально убить. Эдак исподтишка, где-нибудь на заснеженной дороге, где труп инквизитора благополучно перекочует в желудки волков. Хм…

— Я работаю один, — отрезал Альтвиг. — Уходите прочь.

Витоль укоризненно покачала головой, но продолжать бессмысленные уговоры не стала. Развернулась на каблуках, отчего светлые волосы взметнулись вихрем, и пошла обратно в трапезный зал. Инквизитор проводил ее равнодушным взглядом и тоже покинул место встречи, за поворотом удачно наткнувшись на стражника. Невысокий юноша вздрогнул, побледнел и пролепетал:

— Вам что-то нужно, святой отец?

— Да. Проведи меня до темницы. Там есть узники?

— Конечно. На прошлой неделе господин Анхат изловил эльфийских лазутчиков и посадил их на хлеб и воду. Как вы понимаете, вместо пытки. У нас сохранилось несколько железных дев и дыба, но использовать их… это как-то слишком жестоко.

— Эльфов хлебом не испугаешь, — усмехнулся Альтвиг.

— Может, и так, святой отец, — согласился стражник.

Он провел инквизитора по четырем коротким переходам, оттуда вышел в очередной зал, где мебель и прочие бытовые предметы заменяла зловещего вида крышка в полу. Альтвиг посмотрел на нее с большим сомнением:

— Что за?..

— Спускаться надо по веревке, — с готовностью пояснил юноша. — Господин Анхат верит в предания о восставших мертвецах, поэтому ограждает место, где проливается кровь, от жилых ярусов. Мне остаться с вами?

— Нет, спасибо. Уходи.

Стражник поправил шлем, помог поднять крышку и потопал к выходу, грохоча кольчугой. Инквизитор присел на краю дыры, изучил метод спуска — добротный, разящий травами и покрывшийся инеем, — затем смерил взглядом свои ладони. Помрачнел, но от цели не отказался.

Спустя пару минут он уже лез вниз, про себя ругая последними словами хозяина крепости. Ладно еще веревка — но в темнице было темно, хоть глаз выколи. Интересно, как сюда провожали эльфов? Просто столкнули, а потом бросили вниз ключ — авось враг попался совестливый и сам запрется за ближайшей решеткой? Альтвиг фыркнул, коснулся ногами пола и огляделся. Помогло мало. Пришлось ждать, пока перестроятся зрачки, и тем временем ориентироваться на звуки.

Совсем рядом отчаянно стонал пленник, но его страдания показались инквизитору мелочью на фоне мягкого шелеста, доносящегося издали. Он сопровождался мелодичным напеванием популярной песенки. Слов исполнитель не помнил, поэтому просто чередовал «ля-ля-ля» и «на-на-на» с раскатистым мурчанием. В инквизиторе он нашел благодарного слушателя, но пока что не подозревал о своем везении.

Чернота стала туманной серостью, и Альтвиг наконец различил длинный извилистый ход, где через равные промежутки зияли пасти решеток. За одной из них валялась дочиста обглоданная груда костей и тело, еще живое, но с весьма печальными перспективами. Куски плоти были вырваны из его груди и живота, а руки ниже локтей представляли собой кровавую кашу, которую кто-то пожевал и выплюнул. Сохранилась только голова, опутанная ореолом длинных эльфийских волос. Приглядевшись, инквизитор различил и острые уши.

Значит, гуль. Неплохо. Чем больше эта тварь ест, тем медлительнее становится. Судя по костям, она полакомилась тремя, а то и четырьмя лазутчиками, без всякого ведома хозяев устроив эльфам жестокую казнь. Альтвиг мог с лету назвать множество нечисти, употребляющей только мясо, но гули в этом списке оставались единственными, кто любил кушать живых существ. Мертвечина их интересовала лишь в том случае, если оставался цепенеющий от ужаса наблюдатель.

Инквизитор молитвенно скрестил пальцы и тихо, выверенными и очень осторожными шагами, пошел в направлении песни. Темничный ход был узок и петлял, словно кишка, отчего видимости отчаянно не хватало. За очередным поворотом вынырнуло безмятежное, почти человеческое лицо — ровный нос, высокие скулы, пухлые губы, красные глаза, — в обрамлении черных, как ночь, волос. Целое мгновение лицо сохраняло невозмутимость, а потом взвизгнуло и бросилось прочь.

Альтвиг побежал следом, стараясь не терять из виду тощую — до неправдоподобности! — фигуру. Гуль, в свою очередь, пару раз обернулся. Увиденное не вдохновило его на гастрономические подвиги, но зато заставило ускориться. Он несся вперед огромными скачками, а инквизитор, понимая, что еще немного — и противник скроется, на ходу торопливо читал молитву.

— Во имя Тринадцати и еще Одного…

Ход вильнул вправо, затем влево, а затем впереди показалось тройное разветвление.

— Ради солнца, света и жизни…

Нечисть выбрала роскошную арку, обрамляющую средний ход, и взобралась на нее с кошачьим проворством. Посмотрела на Альтвига, скривилась и пробормотала:

— Эй, мужик! Может, договоримся?

Тот не стал ее слушать — или потерял такую возможность за нарастающей силой мольбы. Гулю показалось, что рядом с инквизитором возникли призрачные фигуры Богов. Они натянули луки — острия тринадцати стрел были недвусмысленно направлены на нечисть, — и одновременно, плавно, нежно спустили тетивы.

— Аминь, — сказал Альтвиг, открывая глаза.

С влажным хрустом гуль повалился на пол, нелепо подогнув ноги. Его голова не удержалась на тонкой шее и откатилась в сторону, заливая пол голубой кровью. Инквизитор покосился на нее с равнодушием бывалого воина, подошел ближе и поднял. Красные глаза твари уже погасли, стали затягиваться мутной серой пленкой — но это не плохо. Даже наоборот, потому что только нечисть после смерти прячет зрачки.

Некоторое время Альтвиг простоял у стены, отдыхая и думая о том, почему Боги, такие великие и верные человечеству, допускают появление разнообразных тварей? За последние годы классификация порождений тьмы возросла до четырнадцати томов — и на этом не собиралась останавливаться. Парню и самому доводилось видеть новые, совсем недавно возникшие виды, и восторга они не вызывали. В большинстве случаев было вообще не понятно, как лишенные пропорций тела могут двигаться и развивать скорость, превосходящую человеческую.

Инквизитор вздохнул, перехватил голову гуля другой рукой и побрел к выходу. Темничный ход оставался все таким же серым, но спустя девять поворотов Альтвиг увидел оранжевые отблески пламени. Добравшись до их источника, он нахмурился и смерил не самым довольным взглядом графа Тинхарта, окруженного четверкой хорошо вооруженных людей.

— Я же сказал — помощь не требуется.

Золотоволосый указал на веревку:

— Я подумал, что вам будет сложно подниматься, святой отец.

— И что вы сделаете? Вынесете меня на руках? — фыркнул Альтвиг.

— Нет, — раздалось сверху, и в зияющей дыре возникла физиономия знакомого стражника. — Мы лестницу принесли!

ГЛАВА 2 ПИСЬМО

Остаток дня Альтвиг потратил на освящение земли, ужин и непринужденную беседу с дворянами. Граф Тинхарт рассказывал о своих военных достижениях, Витоль — о старших братьях. По всему выходило, что они в целях любви и заботы ограждали сестру от всего мало-мальски интересного. В эту душещипательную историю инквизитор толком не вслушивался, но умудрялся вовремя поддакивать и хмурить брови. На более активном участии в разговоре принцесса не настаивала, а затем, исчерпав свое красноречие, поинтересовалась прошлым Альтвига. Тот честно признался, что ничего не помнит, и тут же поймал настороженный взгляд желтых глаз Тинхарта.

— В чем дело?

— Да так, — смутился граф. — Ни в чем.

— А если серьезно?

Он отхлебнул травяной настойки, потер нос и спросил:

— Вы когда-нибудь слышали о менестреле, который называет себя «Мреть»?

— Мреть? — удивился инквизитор. — Нет, не слышал. Наверное, он не популярен в Велиссии.

— Не может быть, — возразил Тинхарт. — Сейчас, наверное, просто стоит затишье. Мреть никогда не путешествует зимой. Но его песни чертовски… то есть очень знамениты, святой отец. По ним вздыхают все кому не лень. Менестрель поет о гибели единственного друга, о кургане, вознесенном на границе сущего, и о бесконечной верности. Мне доводилось с ним встречаться, и это был единственный случай, когда я видел такие же уши, как и у вас.

Альтвиг напрягся. До сих пор он считал себя единственным неудачником, родившимся с кошачьими органами слуха. Но если есть еще один — значит, когда-то была и целая раса? Или… инквизитор нашарил пальцами книгу, побледнел и поспешил отвернуться.

— В чем дело, святой отец? — забеспокоился граф. — Вам плохо?

— Нет, все в порядке. Скажите, где вывидели этого менестреля?

— В Лантершоте. Случайно заглянул в корчму, а там — выступление! Грех было не послушать, тем более что голос у парня отменный.

— А как он выглядит?

— Почти по-человечески, — улыбнулся Тинхарт. — Волосы темные, рост не впечатляющий, кожа бледновата. Глаза кошачьи, зеленые. Форма лица слегка изменена за их счет, но это скорее красиво, чем нет. Кроме того, господин Мреть весьма хрупок. Я бы даже сказал, женственен.

— Вот как, — протянул Альтвиг. — Спасибо. А за ним не водится привычки… м-м… много читать?

— Не знаю, — пожал плечами граф. — Мы с ним проговорили не больше пяти минут. Менестрель сообщил, что в случае необходимости можно обменяться весточками через господина Граурта в Лантершоте, познакомил меня со своей спутницей и был таков. Мне показалось, что он не слишком любит общество.

Инквизитор покачал головой:

— Вы — находка для шпика.

Тинхарт переглянулся с Витолью.

— Не думаю, святой отец. Если я что-то кому-то рассказываю, значит, считаю, что ему это пригодится. Вы бескорыстно уничтожили гуля, не обиделись на вопрос Анхата о Тальтарском сожжении и до сих пор не прочли ни единой проповеди. Вы — очень необычный инквизитор. А Мреть — очень необычный менестрель. У вас есть нечто общее… — он осекся, улыбнулся и уточнил: — Не внешне.

— Вы так хорошо разбираетесь в людях? — усомнился Альтвиг.

— Я — полукровка, — пояснил Тинхарт. — Потомок эльфа и дриады. По мне не скажешь, но я живу уже достаточно долго. Всякого перевидал, во всякое вляпывался. Вы не обязаны мне верить, но…

— Но лучше поверьте, — рассмеялась Витоль.

Инквизитор выдавил из себя улыбку, поднялся и подхватил свою сумку, валявшуюся в кресле.

— Мне нужно прогуляться до кухни. Не подскажете, где она?

— На первом ярусе, справа и вниз от центрального входа в крепость. Желаете подкрепиться на ночь?

— Нет, — возразил парень. — Хочу передать письмо.

Витоль посмотрела на него с немым вопросом, но увлекательного рассказа не дождалась. Альтвиг перекинул ремешок сумки через плечо, вышел в коридор и поплелся на поиски неизведанного.

По сравнению с охотой на гуля, охота на кухню выдалась скучной и однообразной. Инквизитор добрался до нее без всяких приключений, ни с кем не столкнувшись и не встретив ничего подозрительного. Посмотрел на тяжелые дубовые двери, где чья-то шаловливая рука нарисовала жареных куриц с крылышками, воспаряющих к небесам, и неуверенно постучал. Изнутри, сквозь сплошной фон голосов, металлического позвякивания и бряцанья ложек, донеслось растерянное:

— Иду!

Правая створка открылась, явив взгляду Альтвига пышногрудую женщину лет тридцати.

— Вы с проверкой, святой отец? — деловито полюбопытствовала она.

— Нет, — успокоил кухарку инквизитор. — Мне нужна сестра Хайнэ Греата. Я проезжал через приграничный пост Велиссии, и господин Греат попросил передать девушке письмо. К сожалению, он не сказал, как ее зовут.

— А-а, — протянула та. И, отступив на несколько шагов назад, сказала: — Проходите. Есть будете?

— Нет, спасибо.

Альтвиг заглянул в кухню, сощурился и встал под стеной, надеясь с ней слиться. Помимо яркого света и дивного разнообразия запахов, в помещении было очень много людей. Все они сновали туда-сюда, ругались, громко выясняли, кто принес рыбу — как понял инквизитор, протухшую. Пятеро девочек — совсем маленьких, но до смешного серьезных, — склонились над котлом, в котором что-то размеренно булькало.

— Вот, святой отец, — сказала пышногрудая женщина, возвращаясь с более юной товаркой — голубоглазой, перепуганной и худой. — Это Мильта. Вас оставить наедине?

— Нет, спасибо, — повторил Альтвиг. И обратился к сестре командира гарнизона: — Добрый вечер, Мильта. Ваш брат пребывает в добром здравии и хорошем расположении духа.

Девушка приняла запечатанный сургучом конверт — ее руки при этом заметно дрожали — и поклонилась, так ни слова и не сказав. Инквизитор улыбнулся, рассудив, что от благосклонной улыбки еще никому хуже не становилось, и направился обратно к двери. Вслед ему мечтательно посмотрела низенькая служанка в заляпанном сиропом фартуке. Выходя, парень услышал ее печальный вздох:

— Эх, какие уши!..

— Чтоб тебя, — пробормотал он себе под нос.

Возвращаться в покои знати Альтвиг не стал. Тинхарт и Витоль наверняка уже спали, а если нет, то их задушевные разговоры могли усыпить самого парня. Поразмыслив, он поднялся в комнату, выделенную господином Анхатом специально для нужд инквизиции. Она была непривычно просторной и хорошо обустроенной: тут тебе и мебель, и ковры, и даже камин в стене. Некто предусмотрительный уже успел развести в нем пламя, и Альтвиг почти сразу расстался и с пальто, и с поверх накинутым плащом. Сел на диван, подхватил книгу и попытался построить в голове связь между старыми страницами и менестрелем Мретью. Пока что роль единственной зацепки получила фраза, написанная корявым почерком в правом верхнем углу переплета: «Там, под снегом и под морозами…» Инквизитор задержал на ней взгляд. Он и раньше не мог понять, что эта фраза значит, но сейчас запутался окончательно. Кому понадобилось осквернять книгу дешевыми чернилами, выцветшими от времени и почти исчезнувшими вовсе?

Альтвиг потер виски, прилег и уставился в потолок. Тот был поразительно чист. Так и представлялось нависшее над миром голубое небо, а еще снег, продолжение пути и холод, пронизывающий до костей. Парень не боялся холода, но и поводов его любить не находил. Это как с водой: в один момент она может показаться очень вкусной, в другой — полностью лишенной каких-либо качеств, а в третий — от глотка сводит зубы.

«Там, под снегом и под морозами…» Ладно еще — под снегом, но под морозами-то что? Инквизитор закрыл глаза, словно ожидая найти ответ на черной пелене век, и сам не заметил, как уснул.

Впрочем, на сон это походило мало. Скорее на иную реальность, как в учении великой Шеары. Альтвиг видел поле, поросшее льном, и изящный замок вдали. На его шпилях развевались темно-синие знамена со светлой вышивкой. Разобрать, во что она складывается, на таком расстоянии у парня не получилось. У замка рыскали крупные желтоглазые твари, похожие на волков, но крупнее и разумнее. Оттуда же доносилось журчание воды, редкие голоса — кажется, поющие — и немелодичное звяканье расстроенных струн. Инквизитор мрачно подумал, что тамошние обитатели пьяны, как свиньи. Развернулся, намереваясь уйти… и нос к носу столкнулся с белой стеной, обладающей очень странным запахом.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить свое сознание в нормальности происходящего. Альтвиг шевельнул правой ладонью, затем левой. Пошевелил пальцами на ногах и, наконец, счел возможным осмотреться.

Он стоял в огромном, полностью белом помещении с высоким потолком, балконами на верхнем участке стены и мертвыми цветами, расставленными в вазах у колонн. Сквозь узкие витражные окна пробивался голубоватый свет. Оседая в виде лучей на поверхность, он утыкался в неподвижные тела двух людей — старика и старухи, некогда кружившихся в танце. Сейчас обоих накрепко сковал лед.

С минуту помедлив, Альтвиг подошел ближе и заметил надпись, грубо высеченную в полу:

«Юана, сестра и спаситель — 3299 э. в. к. — 78 э. в. в.

Норт, самый верный из друзей — 1963 э. в. с. — 78 э. в. в.»

Интересно, кому понадобилось замораживать мертвецов? Инквизитор вгляделся в морщинистые лица, запоминая их. У старухи — васильковые глаза, заплетенные в косы седые волосы и черное, маховое, но вряд ли птичье перо за ухом. У старика — застывшие ореховые радужки, воспаленные белки и два шрама, вертикальный и горизонтальный. Один протянулся от кончика носа ко лбу, где его накрывал второй.

Белое помещение вздрогнуло, и Альтвиг с трудом удержался на ногах. В тот же миг рассеянный свет угас, и на витражи легла густая подвижная тень. Она клубилась, ломалась и образовала отдельные комки — вроде облаков, но меньше. Парень следил за ними так внимательно, что не удивился, когда тьма стала абсолютной. Зрачки принялись перестраиваться, уши обрели еще большую чувствительность… и до инквизитора добрался знакомый голос:

— Святой отец! Вставайте, а то мы без вас уедем!

Он дернулся, сообразил, что надо разлепить веки, и проснулся. Потолок спрятался за растрепанной головой графа Тинхарта, а пламя факелов бросало на стены неровные отблески.

— Доброе утро, святой отец. С вами все в порядке?

— Да, — подтвердил Альтвиг. — Сейчас спущусь.

Дворянин кивнул и вышел из комнаты, осторожно притворив дверь. Парень проводил его внимательным взглядом, после чего выпутался из одеял и подхватил со стула рубаху. Одеваясь, он пытался найти ответ на вопрос, почему Тинхарт лично отправился будить попутчика, если имел в своем распоряжении около двадцати слуг. Зевнул, от всей души потянулся и вывалился в коридор, пошатываясь и щурясь.

Окон поблизости не было, но, по мнению инквизитора, уже давно наступило утро. Альтвиг чувствовал себя так, будто проспал по меньшей мере год. Выбравшись во внутренний двор и обнаружив, что солнце стоит в зените, он скрестил руки на груди и мысленно себя обругал. Легче не стало, потому что недавний сон все еще жил в памяти.

Отряд графа Тинхарта уже собрался в дорогу — ждали только «ленивого» попутчика. Витоль намотала поводья Тучи на переднюю луку своего седла, и гнедой конь с презрением разглядывал новую знакомую. Инквизитор ему понравился не больше.

Анхат Эллье провожать гостей не вышел. По словам невысокого юноши-знаменосца, он был занят приколачиванием головы гуля к стене в Зале Трофеев. Принцессу эта новость почему-то развеселила, но Альтвиг остался равнодушным. Потрепав кобылку по гриве, парень направил ее в центр отряда и обратился к золотоволосому графу:

— Я прошу прощения за задержку, господин.

— О, ничего страшного, — улыбнулся тот. — Не беспокойтесь.

— Благодарю вас.

После этого немудреного разговора отряд выехал за ворота. Некоторые всадники наклонялись, чтобы обменяться рукопожатием со стражниками. Те подняли забрала шлемов, и Альтвиг с удивлением понял, что ребята страстно завидуют. Интересно, чему? Неужели им хочется ехать куда-то в мороз — кстати говоря, не такой уж и сильный, — по сбившемуся снегу, да еще и в компании инквизитора? Странные люди.

Впрочем, нет. На парня с крупными кошачьими ушами смотрели настороженно. Альтвиг поймал два колючих взгляда и уставился прямо перед собой, хмуро поглаживая крест на воротнике. Он понимал, что когда речь идет о страхе и благодарности, перевешивать будет первый. Мол, спасибо вам, святой отец, за усекновение нечисти — а теперь убирайтесь, не распугивайте народ! Хорошо хоть заплатили.

Тинхарт пустил коня в галоп, и все его сопровождающие с восторгом поступили так же. Инквизитор вцепился в поводья и с трудом сдержался от прочтения заупокойной самому себе. Туче, наоборот, понравилось, и она блестящей молнией проскользнула мимо высокомерного коня принцессы.

В подобном безрадостном темпе прошел весь день. Графу нравилось мчаться наперегонки с ветром, но, когда лошади уставали, отряд переходил на шаг. Витоль то и дело оказывалась рядом с Альтвигом, но заговаривать не решалась — парень побледнел, стиснул зубы и стал похож на печальное привидение. Понаблюдав за ним около часа, девушка вырвалась вперед и что-то быстро прошептала на ухо Тинхарту. Тот обернулся и задумчиво кивнул, после чего, к мрачной радости инквизитора, галоп заменили рысью.

Первая крепость уже час как осталась позади, а башни Вистага все еще не показывались. Небо затянули пушистые облака. В редких прорехах виднелись огоньки звезд и теплое сияние Дайры. Она и освещала дорогу, и наполняла ее тенями — по большей части подвижными.

Основную — и самую знаменитую — дорогу Гро-Марны отряд тоже давно пересек. Остались только узкие тропы и останки древних мостовых, сохранившихся с тех времен, когда королевство рыцарей славилось прекрасными городами. Порой попадались руины — обугленные остовы домов, низкие стены и огрызки башен. Альтвиг смотрел на них с тоской, хотя сейчас, припорошенные снегом, камни выглядели безобидно. Он много читал о былом величии Гро-Марны, об эльфах, обитавших тут до прихода людей, и даже пытался рисовать гравюры. До внезапного свидания с выверной получалось неплохо, а потом… инквизитор так и не смог привыкнуть к отсутствию двух пальцев. А сколько было возможностей проявить свой талант! Увековечить на бумаге новые виды нечисти, необычное оружие, изготовляемое горцами, а может, и портреты прекрасных дам… отношения с дамами у парня не складывались — вечно вспоминался какой-то размытый образ, маячил на границе сознания и не давал покоя, намекая, что должен быть единственным и неоспоримым, — но ради портрета они точно потерпели бы. В конце концов, кто не любит художников?

— Господин Альтвиг! — к инквизитору, улыбаясь, подъехала Витоль. — Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — отозвался тот. — А вы?

— Лучше не бывает! Я, знаете, очень люблю эльфийский лес. Всегда рада снова там оказаться. Нэрол жалуется — мол, от остроухих добра не жди, — но никогда не называет конкретных причин. Бах, тот просто посмеивается. Он у меня веселый, жизнерадостный, до ландарских бунтов так вообще был лапочкой. Сейчас, правда, погрустнел… мама говорит, что это связано с работой. Раньше брат просиживал задницу во дворце, а сейчас колесит по всей империи, налаживает отношения с подданными. В форте Грейн его принимают так радушно, что домой Бах возвращается хорошо, если через три недели. А однажды он задержался на месяц! Представляете? Целый месяц без основного наследника. Папа чуть с ума не сошел!

Альтвиг позволил себе ответную улыбку:

— Вы дурачитесь, госпожа Витоль.

— Ну вот, — расстроилась девушка. — Раскусили.

— Прошу прощения. Если хотите, я готов дальше вам подыгрывать.

— Не стоит. Лучше скажите, что вы думаете о нашей поездке? По-моему, пока все идет неплохо. Тинхарт до сих пор не объявил охоту на лис, волков или лосей. Обычно ему в седле не сидится.

— Не мне судить, — пожал плечами инквизитор. — А к чему вы упомянули эльфийские леса? До них еще ехать и ехать.

— Напротив, — возразила принцесса, — мы уже вот-вот доберемся! От Вистага до границы остроухих рукой подать.

— Но его самого еще не видно.

Витоль нахмурилась и, приподнявшись на стременах, крикнула:

— Эй, граф! Когда мы будем на месте?

Тинхарт запрокинул голову, чтобы посмотреть на серебристое око Дайры.

— Часа через три. А что, ты уже спать хочешь?

— Нет, — покачала головой девушка. — Я хочу поскорее увидеть эльфийского короля. Как там его? Ильтарно… ильтарнэ… иль…

— Ильтаэрноатиэль, — с укоризной поправил Тинхарт. — Ничего ты не смыслишь в мелодичности.

Альтвиг опешил, но промолчал. Имена остроухих часто вгоняли его в тоску — и это притом, что общаться приходилось только с рядовыми, не высокородными эльфами. Мог бы и догадаться, что из множества других заковыристых имен венценосная особа выберет САМОЕ заковыристое.

— А этот… — инквизитор попробовал повторить новое слово, но сбился на четвертой букве и буркнул: — в общем, король. Какой он?

— Нормальный, — развел руками Тинхарт. — То есть он заносчивый, высокомерный, противный и подлый тип, но мне удалось найти с ним общий язык. Мы пару раз охотились вместе. Ильтаэрноатиэль прекрасно владеет луком, не боится сверзиться с коня и во многом превосходит своего предшественника. Тот был гораздо неповоротливее. Разжирел, отрастил огромное пузо, обленился…

Альтвиг представил себе толстого эльфа и содрогнулся. Упаси Боги! После такого зрелища невозмутимо удалиться выйдет разве что ногами вперед.

— Господин Ивель! — к золотоволосому графу обратился юноша-знаменосец. — А в Морском Королевстве вы были?

— Был, как же не быть, — мечтательно улыбнулся Тинхарт. — Чудное место. Кстати говоря, именно оттуда к нам пришла песня про небесные корабли.

— А я знаю ее, — обрадовалась Витоль. И процитировала: — «Я стою на песке, под стальными ножами ливня, и смотрю, как за краем отчаявшейся земли, предоставив ветрам паруса и подняв знамена, исчезают мои небесные корабли»…

Она не стала петь — просто прочла, как стихи. Граф склонил голову в знак признательности, а затем произнес:

— Мне больше нравится другой фрагмент. Но в виду некоторых обстоятельств… кхм… я предлагаю воздержаться от дальнейшего обсуждения.

— Почему? — поразилась принцесса. Тинхарт бросил выразительный взгляд на Альтвига, и она, сообразив, протянула: — А-а-а… Извините, святой отец.

Инквизитор покачал головой — мол, ничего страшного, — но выражение лица у него было до того мрачным, что разговор скис. Золотоволосый граф, прихватив с собой знаменосца, отправился вперед — обозревать местность, — а Витоль от греха подальше свернула вправо.

Альтвиг не стал ее останавливать. Он ненавидел музыку едва ли не больше, чем деньги и устоявшуюся форму общества. Стоило прозвучать какой-либо песне, как в груди у парня поселялась тупая боль. Она вгрызалась в ключицы и билась под ребрами, а в ушах звенел, отдаваясь эхом, мягкий неторопливый мотив. Инквизитор никогда не слышал его в реальном мире, но порой находил во снах. И это было страшно.

Спустя примерно час из-за горизонта вынырнули сторожевые башни Вистага. Обрадованный Тинхарт лично перехватил знамя, а его свита заметно приободрилась.

Витоль с детской надеждой сощурилась, но не смогла разглядеть знаменитые Малахитовые Леса. Даже фигурки стражников на стенах, и те проявились далеко не сразу — вместе с огоньками факелов, голосами и пьяным смехом. Впрочем, последние улавливал лишь чуткий слух Альтвига, которого чужое разгильдяйство волновало мало.

По крайней мере, сейчас, потому что он жутко устал.


Инквизитор проснулся на рассвете. Долго лежал, разглядывая потолок, и мучительно не хотел вылезать из-под одеяла. За стенами ратуши ударил жуткий мороз, и лед затянул все, что не пылало внутренним пламенем. Из коридора до парня доносились шаги и голоса слуг. Из нарочито негромких слов он почерпнул важную информацию: обледенел даже памятник на центральной площади. Интересно, Тинхарт погонит отряд дальше в такую погоду?

Понежившись в постели еще немного, Альтвиг встал, торопливо оделся и пристегнул к воротнику крест. Наскоро помолился — на этот раз только Инэ-Дэре, — и вышел за дверь. В коридоре гулял сквозняк, вынудивший парня накинуть плащ и с пониманием покоситься на редких стражников, одетых в тяжелые кожухи. Ребята сохранили бесстрастный вид — все знают, что ссориться с инквизиторами себе дороже.

Просторный холл был наполнен светом, теплом и забит людьми. Бургомистр проводил суд. Один горожанин обвинил другого в ереси и пособничестве ведьмам. Обвиняющему было лет тридцать, обвиненному — двадцать от силы. Под внимательным взглядом Альтвига парень стушевался, попятился и сделал вид, что попал в ратушу случайно. Бургомистр, наоборот, обрадовался:

— Святой отец! Вы не поможете нам разобраться в деле?

— Без проблем. Отпустите этого господина — он невиновен, — равнодушно приказал инквизитор.

— Вы можете это доказать? — возмутился обвиняющий.

— Разумеется, могу. На нем нет ни единой метки. Колдовство, даже чужое, оставляет после себя следы. По-вашему, когда господин обвиняемый встречался с ведьмой?

— Не далее, как три дня назад, святой отец.

— Вот я и говорю — невиновен, — повторил Альтвиг. — Если бы женщина, принятая вами за еретичку, действительно была таковой, на ее сообщника распространилось бы пагубное влияние темной магии. Но я его не вижу. А вот вас, — парень с намеком покосился на бургомистра, — следует осудить за клевету и месть.

— Клевету?! — во весь голос заорал обвиняющий, отчаянно пытаясь выглядеть храбрым. — Да я просто пытаюсь помочь власти! Оградить людей от происков Дьявола!

— Замолчите, — отмахнулся инквизитор. В глубине его зрачков проявилось холодное голубое сияние. — Если вам трудно признаться в своих прегрешениях, я сделаю это за вас. В полдень три дня назад кот господина обвиняемого удушил пятерых ваших цыплят. Вы обозлились, а затем увидели, как к нему во двор заходит незнакомая женщина. Торговка. Она принесла молоко. Вы решили, что это отличный шанс отплатить за убийство птиц — о котором, кстати говоря, хозяин кота не знал, — и обратились к господину бургомистру. Продолжать?

Побледневший мужчина судорожно сжал кулаки. Оглянулся на стражу. Ее было немного — всего два человека у настежь распахнутых дверей.

— Не советую, — мягко предупредил Альтвиг. — За глупую месть вас осудят меньше, чем за побег и преднамеренную жестокость. Впрочем, я не могу оставить их без внимания. Господин бургомистр, будьте добры — повлияйте на осужденного. Можете использовать любые методы. Мне пора.

Он развернулся, собираясь посетить комнаты знати — и за спиной тут же прозвучал звонкий, звенящий, со всей силы нанесенный удар. Призрачная фигура мгновением раньше вызванного защитника дернулась, задрожала и рассыпалась серебристой пылью. Инквизитор обернулся, взмахнул рукой — пыль превратилась в копья, метнулась к обезумевшему осужденному и пронзила его насквозь. Мужчина всхлипнул. Сомкнул веки. Стиснул пальцы на гладкой поверхности ангельского волшебства.

— Нападать на служителей Богов неразумно, — укорил Альтвиг.

В холле сделалось тихо-тихо, как в первые мгновения после бури. Человек, посмевший напасть на невысокого парня с кошачьими ушами, медленно умирал, но никто не спешил прийти к нему на помощь. Прежний обвиняемый удивленно хлопал глазами, пока не закричала женщина, стоявшая ближе всех к выходу. Закричала — и помчалась прочь. Ее примеру последовали остальные люди, кроме стражи и бургомистра. Последний снял шапку, вытер вспотевшую голову и пробормотал:

— Вы служите Альвадору, святой отец?

— Верно.

— Ох… — вздохнул бургомистр. И тут же, спохватившись, поправился: — То есть спасибо. Без вас мы бы честного человека засудили.

— Пожалуйста, — пожал плечами Альтвиг. — Обращайтесь.

Мужчина кивнул, хотя в его взгляде отчетливо читалось: «нет, никогда». Инквизитор хмыкнул, насмешливо улыбнулся и спросил:

— Вы боитесь?

— Извините, святой отец.

Бургомистр встал и принялся собирать в стопку бумаги, разбросанные по столу. Альтвиг помрачнел. Несмотря на то, что он не ожидал другой реакции, настроение безвозвратно испортилось. Плюнув на Тинхарта и Витоль — если что, пусть уезжают сами, — парень пошел к дверям, выглянул за порог и осторожно спустился по обледеневшим ступенькам.

Каждый Бог, отмечая наиболее верных служителей, награждал их определенными способностями. Тот, кто поклонялся Аларне, мог видеть и использовать души умерших. Тот, кто поклонялся Листвит, обладал тягой к природе и призывал ее силы, чтобы защититься и защитить. Служители Инэ-Дэры могли избирательно прозревать во снах прошлое и будущее, погружать в сон или, напротив, пробуждать своих противников. А служители Альвадора учились находить правду, даже если ее скрывали очень старательно. Любую правду. Всегда. Повсюду.

Именно по этой причине у Альтвига не было друзей. Кому приятно общаться с человеком, видящим собеседников насквозь? Даже братья по вере, и те его сторонились. Лишь Арно и господин Еннете говорили с парнем без оглядки на ложь — хотя, наверное, это быстро прекратилось бы, перестань он мотаться по земле в поисках нечисти и скверны.

Забывшись, инквизитор выругался и пнул маленький забор, ограждающий клумбу — сейчас пустую. Доски громко скрипнули, проходивший мимо торговец ускорил шаг, нырнул в переулок и исчез. Чуткие уши Альтвига уловили быстрое бормотание: «да сохранит Он меня от ненависти и злобы, от тварей небесных и земных, от людей опустившихся и посвященных мраком…» Расстояние до перепуганного идиота не играло парню на руку, но, подчиняясь минутному порыву, он во весь голос рявкнул:

— Закрой рот, скотина!

— Ой! — воскликнул тонкий голосок рядом. — Так я ведь просто дышать пыталась… насморк совсем замучил…

Инквизитор обернулся и увидел Витоль. Принцесса Эльской империи улыбнулась, переступила с ноги на ногу и попросила:

— Не сердитесь, святой отец.

— Что вы здесь делаете? — хмуро пробормотал тот.

— Гуляю. Тинхарт сказал, что сегодня мы уже никуда не поедем.

— У вас просто удивительная способность выбирать для прогулки те же места, что и я. Признайтесь честно, вы следите за мной?

— Не сердитесь, — погрустнев, повторила девушка. — Мне просто интересно, что вы из себя представляете.

Альтвиг приподнял брови:

— Какая разница?

— Большая, святой отец. Девичий интерес — это вещица страшная.

Витоль выглядела абсолютно серьезной. Инквизитор вздохнул, скрестил руки на груди и сказал:

— Ваше высочество. Вы прекрасны, вы забавны, вы ведете себя честно и откровенно. Я рад, что среди королей не перевелись подобные личности. Но прошу вас, поверьте: не стоит водиться с людьми моего круга. Мы жестоки, беспощадны и лишены большинства нормальных человеческих чувств. Мы несем в себе угрозу, нас все боятся. Только что вы имели счастье видеть реакцию прохожего, который ничего обо мне не знает. Эта реакция правильна. Берите пример.

— Правильна она, как же, — рассмеялась принцесса. — И поэтому вы кричали на всю улицу?

— Я… — начал было Альтвиг, но осекся и замолчал. — Ладно. Чего вы хотите?

— Ну-у, — протянула Витоль, — давайте сходим в трактир. Я ни разу в жизни не была в трактирах.

— Это не лучшее место для особы благородных кровей.

— Вас все боятся, святой отец. Я буду как за каменной стеной.

Инквизитор вздохнул. Искренность девушки могла разоружить даже самых бывалых затворников. Витоль поняла, что выиграла, схватила парня за локоть и повела в путаницу улиц.

Вистаг — единственный целый город Гро-Марны — жил за счет торговли оружием. Рыцарские мечи не шли ни в какое сравнение с эльфийскими или горскими, но охотно покупались, потому что были дешевыми. В мире без проблем отыскивались простофили, желающие сэкономить на снаряжении. Благодаря им и зеленым воинам, еще не нюхавшим настоящее каленое железо, бургомистр имел возможность восстанавливать старые здания, понемногу прокладывать мостовую и даже — изредка — возводить памятники в честь знаменательных событий. Мимо одного такого прошли Альтвиг с Витолью, бегло прочитав высеченную в постаменте надпись: «Прибытие эльфийских послов, 564 год Эпохи Весны».

Парень поморщился. С летоисчислением в мире творилось Бог знает что: отсчет обрывался и начинался заново после важных — или просто новых — поворотов истории. Нынешнее время именовалось веком инквизиции, и сам по себе век уже подходил к концу.

— Как вам этот, святой отец? — поинтересовалась Витоль, останавливаясь у порога сомнительного заведения с побитой вывеской. — Мне вот нравится. Давайте зайдем!

— Давайте, — кротко ответил инквизитор.

Принцесса радостно толкнула дверь и вошла в окутанный полумраком зал. Альтвиг последовал за ней, тут же сделавшись мишенью для двадцати подозрительных взглядов. Обычный рабочий люд сидел за столами и, наверное, веселился — по крайней мере, до появления незваных гостей. Засевшая у окна компания мужчин парню особенно не понравилась, потому что была вооружена.

Витоль прошествовала к стойке, бросила трактирщику золотую монету и заявила:

— Я хочу бутылку эетолиты, мяса с грибами и большой-большой хлебный каравай.

— Хорошо, — согласился тот, попробовав монету на зуб. — Выбирайте место, госпожа.

Девушка кивнула, вернулась к инквизитору и уселась за угловым столом.

— Я достаточно грубо разговаривала?

— Достаточно. А зачем вам столько хлеба?

— Как зачем? Чтобы съесть его.

Альтвиг смолчал, прикидывая, как принцесса будет запихивать в себя огромные куски плохо пропеченного теста. Витоль не выказывала ни малейшего беспокойства. На злые взгляды вооруженных мужчин она ответила ехидной улыбкой. Затем посерьезнела и повернулась к своему спутнику:

— Вы сказали, что не помните, откуда пришли и кто дал вам имя. Но, быть может, осталось что-то другое? На вас жалко было смотреть, когда Тинхарт упомянул менестреля.

Инквизитор нахмурился:

— Это касается лишь меня.

— Я ведь не из простого любопытства спрашиваю, — обиделась девушка. — Я знакома с господином Мретью. Знаю его песни. Хочу помочь.

— Ради чего?

— Ради вас. Что, если Мреть — это часть вашего прошлого?

Альтвиг почесал бровь единственным уцелевшим мизинцем.

— Его светлость говорил, будто менестрель поет о гибели друга и о кургане, вознесенном на границе сущего. Моя память тоже начинается с кургана. Там растут белые розы, а рядом клубится пустота. Черная, живая, преисполненная молниеносных теней. Они парят в ее чреве, и я бы сказал, что грозят смертью любому другому существу.

— Очень похоже на Безмирье, — задумчиво пробормотала Витоль.

— Я тоже над этим думал, — признался инквизитор. — Еретики говорят, что из Безмирья приходят души драконов. Но даже если это так — а сомнений у меня хватает, — все равно ничего не понятно.

Принцесса кивнула. Повисло тяжелое молчание. Из кухни пришел трактирщик, поставил перед гостями еду и вино. Витоль потребовала нож, чтобы порезать хлеб, и мужчина вытаращился на нее с немым изумлением. Просьбу, конечно, выполнил, но даже вернувшись за стойку не прекратил коситься на необычную девушку.

— Это все, святой отец? — тихо спросила она.

Альтвигу показалось, что Витоль уже пришла к определенным выводам, но отвечать вопросом на вопрос было невежливо.

— Нет. Неподалеку от кургана я нашел книгу, — сказал он, извлекая ее из сумки. — Вот, взгляните. Больше всего меня беспокоит фраза, написанная на переплете.

— «Там, под снегом и под морозами…» — послушно прочла принцесса. И просияла: — Это строка из песни, святой отец! Неужели вы не слышали? «Там, под снегом и под морозами я курган для тебя вознес, и на нем распустились розами капли пролитых мною слез».

На этот раз она посчитала нужным пропеть цитату. Альтвиг передернул плечами, опустил голову и попросил:

— Продолжайте.

— «Я стою у границ отчаянья, под сиянием мира Дня. В мире нет никого печальнее и покинутее меня. Твое имя звенит мелодией в опустевшем моем мозгу; в мире, полнящемся свободою, в песнях я его сберегу», — нараспев выдала Витоль. — Выпейте, святой отец. На вас снова жалко смотреть.

Она протянула инквизитору кружку с вином. Тот обхватил ее дрожащими пальцами, сделал глоток и крепко зажмурился. Эетолита, несмотря на превосходный вкус, обожгла горло. Альтвиг никогда прежде ее не пробовал — вино было слишком дорогим, — и ощутил легкую обиду на то, что первое знакомство выдалось таким грустным.

Мысли в голове перепутались. Менестрель Мреть… Лантершот… задание отца Еннете… впервые в жизни инквизитору захотелось плюнуть на приказ и заняться собственными делами. Боги, что же делать? Он молча возвел глаза к потолку.

— Мы можем помочь вам, святой отец, — мягко произнесла Витоль. — У нас есть для этого все, что нужно.

— Благодарю, — учтиво ответил инквизитор. — Но я справлюсь сам. Вы и так много для меня сделали. Я не имею права отправляться на поиски Мрети прямо сейчас. Пока мы с вами сидим и ожидаем удобного случая, чтобы отправиться в путь, в Ландаре погибают люди. Они сами виноваты, я знаю. Однако их необходимо спасти. Люди несовершенны…

— Вы ищете наследника? — перебила принцесса.

— Да. — Альтвиг не видел смысла врать. — И если я брошу все ради прошлого, потом никогда не смогу себя простить.

Девушка нахмурилась, поправила прядь чудесных вьющихся волос:

— Вы просто убийственно честны.

— Боги не поощряют лжецов, — развел руками инквизитор. — Даже Темные.

Он допил вино и поставил кружку на стол. Витоль принялась жевать очередной кусок хлеба. В посеревшем небе за окном появились черные пятна — вороны, сбившиеся в стаю. Чуткий слух Альтвига уловил далекое «кар-р, кар-р!».

— В отряде господина Тинхарта есть посыльный? — решился парень.

— Есть, — сообщила девушка. — А что?

— Я подумал, что было бы неплохо отправить письмо в Лантершот. Это ускорит мою предполагаемую встречу с менестрелем. Как вы считаете?

— За спрос по носу не бьют. — Витоль встала и направилась к трактирщику.

Инквизитор проводил ее рассеянным взглядом, после чего спрятал книгу обратно в сумку. Надпись на переплете заставила парня повторить про себя слова, открытые принцессой: «Твое имя звенит мелодией в опустевшем моем мозгу»… Песня Мрети идеально сочеталась с мотивом, который не давал Альтвигу покоя и не позволял слушать чужую музыку. Настолько идеально, что он подумал: может, эта песня и этот мотив — два фрагмента целой картины? Картины, способной пояснить, почему инквизитор проснулся на границе сущего, почему был один и почему ничего не помнил.

Вернувшись вместе с трактирщиком, Витоль завернула хлеб в чистую ткань и жизнерадостно предложила:

— Пойдемте обратно в ратушу, святой отец.

Инквизитор беспрекословно встал, подхватив бутылку с остатками эетолиты.

— Вы позволите? Под вино мне славно соображается.

— Берите, — великодушно разрешила девушка.

Прогулка по улицам прошла тихо. Альтвиг внимательнее осмотрел памятник эльфийским послам и встречающим их людям, наверняка уже мертвым. Остроухим-то хоть бы хны, они живут тысячелетиями — пока не надоест или не возникнет непредвиденное обстоятельство в виде давнего врага. Блистательные сражения вышли из моды так же быстро, как и вошли, поэтому в ходу у эльфов были менее благородные методы: яд, темная магия или нож в спину. Инквизиция уже пыталась навести порядок среди детей звезд, но те умели ненавязчиво уходить от любых вопросов. А еще — одним легким усилием сочинять причины, вынуждающие смертных существ покидать Малахитовые Леса.

Разумеется, эльфы жили не только в этой части изведанного мира. Она принадлежала клану Сотоэр, а помимо него где-то прятались еще три: Лийн, Айнэро и Найэт. По мнению Альтвига, стоило поверить летописям и отправить соглядатаев к Верхолунью и Нижнелунью. Отец Еннете считал иначе, не желая связываться с представителями вздорного племени, по нелепой ошибке считающего себя самым мудрым. К тому же знаменитые озера тщательно охранялись воинами белобрежного короля. Как будто мало ему союза с дриадами…

На ступенчатом пороге ратуши стоял Тинхарт, беседующий с толстеньким круглым мужичком лет сорока пяти. Он поклонился сероглазой принцессе, пожал руку инквизитору, непроизвольно при этом вздрогнув, и поспешил ретироваться.

— Кто это? — с неприязнью уточнила Витоль.

— Мой старый знакомый. Пришел выразить свое почтение и заверить, что я нисколько не изменился, — шутливо ответил граф.

— Как будто тебя это волнует, — фыркнула девушка.

Тинхарт резко посерьезнел:

— Если честно, то очень. Я боюсь однажды утром проснуться и обнаружить, что постарел. Если бы я был человеком, мне бы уже отвели комнату в госпитале для блаженных — предварительно убрав из нее все зеркала, чтобы безумный больной не пересчитывал по утрам морщинки.

— У тебя нет морщинок.

— Спасибо. Я действительно рад.

Витоль ткнула его локтем в бок и прошествовала в холл, на ходу расставаясь с курткой. В ратуше было неожиданно тепло.

— Святой отец хотел попросить тебя об одолжении.

— Каком? — с готовностью поинтересовался граф.

— Ему нужен посыльный.

— О, вот как? Хотите отправить весточку в Лантершот? — Тинхарт обратился непосредственно к Альтвигу.

— Было бы неплохо, — согласился тот. — Сейчас поднимусь к себе и напишу.

Спустя полчаса он понял, что погорячился. Пергамент лежал перед инквизитором, освещенный двумя дорогими свечами. Тут же стояла чернильница, ваза с зимними яблоками и валялись разноцветные кусочки сургуча. Красный — для официальных посланий, синий — для срочных, а зеленый — для личных, не проходящих через ведомство отца Еннете. Альтвиг все еще не решил, как именно обратиться к господину Граурту, и чувствовал себя полным идиотом.

Он взял яблоко и вдохновенно его сжевал, попутно копаясь в собственных мыслях. Если написать официальное письмо, с печатью инквизиции и требованием выдать менестреля, дворянин из Лантершота может не отреагировать. Скажет, что никогда ни о каком менестреле не слышал, и взятки гладки. Отец Еннете насторожится и велит пытать Граурта общеизвестными методами — болью, болью и еще раз болью. Боли боятся все. Инквизитор помотал головой. Нет, этот вариант не подходит.

Если написать срочное письмо, отец Еннете заинтересуется и призовет Альтвига к ответу — мол, что это ему внезапно понадобилось? Объясняться парень не хотел, поэтому, подумав, завернул красный и синий сургуч в потрепанную тряпочку. Бог с ним. Каждый имеет право на тайны.

Перо задрожало в левой руке инквизитора, коснулось уголка пергамента и помчалось, оставляя за собой ровные символы. Лантершот находился под властью белобрежного короля, поэтому там использовалась идентичная с Белыми Берегами письменность. Это многих напрягало — белобрежные руны было сложно выучить и еще сложнее использовать, — но Альтвиг находил их весьма приятными.

Разобравшись с посланием, парень взял его в руки и перечитал.

«Господин Граурт,

я вынужден обратиться к вам неофициально, поскольку не хочу, чтобы мою просьбу видели посторонние глаза. Прошу вас, сожгите письмо сразу по прочтении.

Мне необходимо встретиться с менестрелем Мретью. Это не связано с нуждами инквизиции и не имеет никакого отношения к отцу Еннете. О господине Мрети я узнал от графа Тинхарта, который утверждает, что вы знакомы. Пожалуйста, помогите мне.

С уважением,

Альтвиг Нэльтеклет».

— Бред собачий, — заключил инквизитор, запихивая письмо в конверт. — Но лучше так, чем вообще ничего.

ГЛАВА 3 HINNE NA LIEN

Посыльный умчался в тот же день, надменно сообщив, что для истинного гонца преград не существует. Альтвиг отнесся к этому с тревогой. Если письмо канет в желудок нечисти или упокоится в сугробе вместе со своим носителем, придется нагрянуть к господину Граурту без предупреждения — и Бог знает, как он отреагирует.

Инквизитор сидел в полутемной комнате, кутаясь в теплое одеяло. Тинхарт поделился с ним картами местности, находящейся за горами, и теперь парень заинтригованно их изучал. Особенно его впечатлила пометка «Проклятое плато» — девственно чистый кусочек земли. Картограф не решился изобразить деревья или склоны, оставив лишь крохотную надпись «н. и.» Не изведано. Если верить рассказам графа, Проклятое плато ограждалось сильной магической завесой. До сих пор никто не смог ее пересечь, и Альтвиг невольно задумался — какой силой должен обладать еретик, чтобы столько времени оставаться в тени?

Помимо этого на карте отыскались фрагменты — можно даже сказать, наброски — малоизвестных королевств. Замталеорнет, Шеальта… никогда прежде инквизитор о них не слышал. Скопления аккуратных башен и крепостей, расположенных вокруг озер, заставляли его вновь и вновь задумываться: что за существа живут там, вдали от установленного порядка?

После полуночи инквизитор со вздохом отложил карты, поднялся и потянулся. Спина отозвалась протестующим хрустом, где-то под лопаткой ощутимо закололо. Альтвиг скривился, почесал правое ухо и отправился на ночную прогулку по ратуше.

Лунный свет раскинул причудливые сети на полу и стенах. По ним лениво проползали пушистые тени облаков.

Инквизитор пересек холл, с осуждением отметив, что ратуша не охраняется. Дверь, конечно, заперта, но для нечисти она — слабенькая преграда. К тому же остаются еще и окна, не прикрытые ни ставнями, ни шторами — бери да залетай, а потом лови идиотов-людей и кушай по одному. Парень представил, как бургомистр — перепуганный, взъерошенный и красный от натуги, — бежит вверх по центральной лестнице, а за ним во весь опор мчится самка гарпии. Подобные твари настойчивы, как черти, и ни за что не упустят жертву из виду. Неплохое наказание за бессмысленный риск.

Альтвиг бесшумно прокрался мимо комнат, отведенных дворянам, миновал три узеньких перехода и вышел в просторную галерею. Высокий сводчатый потолок терялся в тенях, как и верхние ряды картин — довольно однообразных, впрочем. Хозяин ратуши собрал полотна художников, чьим главным увлечением стали ангелы — светлые и темные, добрые и злые, печальные и, напротив, излучающие радость. Разглядывать их инквизитору надоело еще днем, но у галереи было другое, более весомое, достоинство — огромные окна с широкими подоконниками. Кто-то неаккуратный забыл тут перевязанные лентами свитки и пучок перьев, так что инквизитор, про себя извинившись, переложил их на низенький столик в углу. Затем занял освобожденное место, прижался лбом к холодному дорогому стеклу и, не моргая, уставился на слепые глаза двух небесных светил.

Стекло пришло в Гро-Марну десять лет назад. К этому времени в других государствах мира оно уже имело непрошибаемую популярность, а Морское Королевство, откуда прозрачный материал и пришел, заслуженно гордилось своим открытием. Гордилось — и, как могло, повышало цены. Невероятных денег стоили даже разномастные осколки — чтобы купить их, надо было родиться потомственным богатеем. Поэтому Альтвиг любил оказываться в зданиях, принадлежащих людям, имеющим власть. Любил, особенно когда становилось тихо.

Дайра и Шимра окружили себя кольцами белого сияния, словно хотели защититься от всего постороннего. Обнаженные деревья потрясали ветками, дома отбрасывали на землю сплошные сгустки темноты. По площади промчалась одинокая человеческая фигурка, и у противоположного края ее с нетерпением встретили еще две. Посовещавшись — с нервной жестикуляцией и приплясыванием на месте, ведь мороз не собирался никуда пропадать, — они двинулись в сторону городских ворот. Альтвиг напрягся. Зачем кому-то разгуливать среди ночи? К тому же за восточной стеной на много миль протянулось старое рыцарское кладбище. После захода солнца нормальные люди туда не ходят. Значит…

Подгоняемый мыслью о расстоянии до преступников, инквизитор спрыгнул с подоконника, выбежал на лестницу и, забыв про пальто, понесся к выходу. Повернул в замке ключ, приоткрыл одну створку, выскользнул наружу. Холод радостно оплел разгоряченное тело, но вскоре был вынужден отступить — Альтвиг едва ли не летел, соприкасаясь с землей пальцами ног и совершая длинные, ловкие,нечеловеческие скачки. Это не помешало ему опоздать — неизвестная троица скрылась за обледеневшей преградой, у которой лениво переговаривались стражники. Увидев растрепанного светловолосого парня, облаченного в свитер, широкие штаны и расшнурованные ботинки, один из них расхохотался и с насмешкой спросил:

— Чего тебе надо, рвань?

— Именем инквизиции, — Альтвиг вытащил из кармана серебряный крест, — я требую выпустить меня из города!

Стражник не испугался, но смутился:

— Извините, святой отец.

— Имейте в виду: через двадцать минут вернусь, — отмахнулся тот, выбегая на заснеженную, темную, немного даже зловещую дорогу.

Она извилистой лентой тянулась до непроницаемого призрака леса, разрезая на две части ряды надгробий. Тут были и кресты, и камни, и скульптуры, и незнакомые парню символы, наверняка вознесенные над гробами инфистов. Вестники несчастья любили все усложнять.

Альтвиг не заметил бы троицу подозрительных людей, если бы не зеленоватый свет. Он ровным контуром устроился над чьей-то могилой, полыхнул и поднялся в воздух — вместе с женским силуэтом, закутанным в саван. Инквизитор увидел задрожавшие руки, сжавшиеся ладони — полуистлевшие, они по большей части состояли из синеватых кусков мяса и осколков костей. Волос на голове покойницы почти не было, глаза ввалились, рот распахнулся, — словом, зрелище малоприятное. Однако еретикам понравилось: двое из них шутливо поклонились коллеге, а тот, в свою очередь, рассмеялся.

Альтвиг выразительно прокашлялся и вышел из тени, предложив:

— Покайтесь немедленно, и я уничтожу вас быстро. Без мучений.

— Ба, — удивился центральный еретик. — Ребята, а не тот ли это урод, что сегодня утром мужика в ратуше убил?

— Тот, — подтвердил его товарищ. — Отомстим?

— Ага. Значит, так, папаша… хотя до папаши ты не дорос… сейчас мы тебя в порошок сотрем, а остатки отправим отцу Еннете, чтобы он знал: с братством Отверженных лучше не связываться!

Альтвиг вздохнул. Нет ничего отвратительнее людей, упорствующих во грехе.

— Чего замер? — тонким девичьим голоском поинтересовалась последняя еретичка. — Испугался?

— Еще как. Я тону в холодном поту, — серьезно ответил парень. — А вы все не атакуете и не атакуете.

Про себя он пытался классифицировать врагов по принципу «сильнее — слабее», но это получалось с материальной точки зрения. Как там насчет магической, оставалось только гадать. Мужчина с яркими сиреневыми глазами обладал мощным телосложением и мог в любой момент забыть о своем так называемом «даре», отправив инквизитора в забытье одним ударом здоровенного кулака. Юноша, застывший слева от него и поднявший из могилы труп, был гораздо более хрупок. Девушка, говорившая последней, тоже не внушала Альтвигу опасений.

С нее он и начал — призрачная фигура, удерживая в руках молочно-белый меч, нависла над еретичкой, нахмурилась… и разбилась о едва заметно сверкнувший купол. Насколько инквизитор знал, заклинания такого типа назывались щитами. Ловко!

— Это все? — скучающим тоном уточнила девушка.

— Да, — сокрушенно признался Альтвиг. Главное — потянуть время, убедить противников в беззащитности и отчаянии. — Может, вы меня отпустите? Я передам отцу Еннете ваши слова, и мы развяжем крупномасштабную войну. Это будет честнее, чем если вы убьете меня сейчас — трое на одного.

Коренастый мужчина рассмеялся:

— Крупномасштабную? Хорошая шутка!

— Ничего смешнее я от этих псов еще не слышал, — усмехнулся его товарищ.

На явное оскорбление инквизитор не отреагировал. Впечатлил его лишь вынырнувший из-под ног защитник: распахнув крылья, он отразил сплетение магических потоков, направленных на хозяина. Светлое волшебство против темной магии — не самая надежная штука, поэтому Альтвиг поспешил отступить и укрыться за ближайшим надгробием. Почти сразу же сверху рухнула мертвая женщина, хищно оскалилась и впилась зубами в левое ухо парня. Тот взвыл, пнул ее в мерзко податливый живот и откатился в сторону.

Снег под ногами еретиков стал багровым, но этот эффект, к мрачной радости инквизитора, скрадывала темнота. Радость быстро сменилась сожалением — юноша заподозрил неладное и предупреждающе заорал, обнаружив, что его ноги оплетают гибкие шипастые стебли. Рванулся туда-сюда, убедился, что выбраться не получится, и растер в ладонях нечто серое, напоминающее пепел. Вспыхнуло, оглушительно громыхнуло, поднятая еретиком покойница рухнула навзничь. Кладбище заволокло дымом, и, когда он рассеялся, противник у Альтвига остался только один.

Девушка.

Она затравленно огляделась, придержала капюшон, затрепетавший от порыва ветра, и с досадой выкрикнула:

— Чтоб ты сдох!

— Взаимно, — ответил парень. Ответил рассеянно и без интереса, потому что как раз изучал повреждения любимого свитера. Две рваных дыры служили немым укором в адрес еретиков.

Девушка выхватила из маленьких ножен, прикрепленных к поясу, изящный черный кинжал. Альтвиг поежился, безошибочно опознав в нем агшел. Магическое оружие. Кто его кует и тем более поставляет, было неизвестно, хотя отец Еннете лично брался за расследование.

— Именем Жизни, Смерти и Белого Огня, горящего в мертвом сердце, именем Белых Цветов и Красной Крови, именем Твоим и Ее я приказываю: приди, подчинись моему слову, защити меня от врага! — вдохновенно зачитала девушка, после чего вспорола плоть на собственном запястье.

Инквизитор понял, что счет переходит на секунды, и сорвался с места. Ему не раз говорили, будто в моменты связи с потусторонним миром еретики становятся уязвимы. Шанс убедиться лично выпал впервые, и парень, стремительно миновав расстояние, отделяющее его от девушки, перехватил рукоять кинжала и вдавил лезвие глубже. Оружие отозвалось негодующим жаром, звякнуло и выпустило пять шипов, насквозь пробивших ладонь Альтвига. Сдавленное ругательство заглушил крик еретички, чья отрубленная кисть повисла на тоненьком клочке кожи. Заклинание, не получив достаточной энергетической подпитки, так и осталось пустым звуком.

Выдергивать агшел парень побоялся. Это можно сделать и в городе. Девушка оказалась более решительной, отсекла увечье с помощью «дара» и бросилась на инквизитора, воя, как обезумевшая.

Сцепившись, они покатились вниз по надгробному холмику. Альтвиг вознамерился добить противницу ее же клинком, но шипы в тот же миг исчезли. Пробитая ладонь, и без того не шибко активная, окончательно потеряла подвижность.

Девушка с удивительной для такого хрупкого создания силой оттолкнула инквизитора, подхватила агшел и принялась воровато пятиться. Пространство под ее ногами разошлось рябью, приобрело очертания магического перехода — портала. Открыть его самостоятельно еретичка вряд ли могла — не хватило бы времени и возможностей, — но тем не менее не растерялась, взмахнула уцелевшей рукой в сторону поднявшегося врага… и все. Больше Альтвиг ничего не увидел — правая половина лица вспыхнула болью, и глаза утратили свет.

Он понял, что снова падает, но не успел защититься от удара. Вдоль виска проскользнуло нечто холодное и острое, лоб впечатался то ли в камень, то ли в кусок льда.

Инквизитор стиснул зубы. Упустил! Упустил проклятых еретиков! Еще и позволил им себя ранить, бестолковый идиот…

Встать долго не получалось — голова гудела, тело сотрясала крупная дрожь, — но в конце концов Альтвиг справился. Побрел, пошатываясь и прижимая к лицу комок снега, обратно к городским воротам. Снег быстро растаял, и парню пришлось несколько раз останавливаться, чтобы зачерпнуть нового. Краешком зрения — за него отвечал только левый глаз, — он подмечал несущественные детали вроде крестов, створок… стражников. Ребята посмотрели на инквизитора потрясенно, и еще больше их удивил хриплый, вполне осознанный вопрос:

— Где можно найти лекаря?

— Эм-м-м… разрешите, я проведу? — предложил тот самоуверенный тип, с которым Альтвиг разговаривал перед выходом.

— Проведи, — согласился парень. — Только быстро. Я еле на ногах стою.

Стражник бодро потопал вверх по улице, намечая дорогу и поминутно оборачиваясь. Он явно боялся, что инквизитор рухнет прямо тут, и дальше его придется нести. Но Альтвиг держался молодцом и до последнего игнорировал жгучий зуд, поселившийся в ране — может, из-за мороза, а может, из-за колдовства. Оно всегда оставляет видимые следы.

Лекарь обитал в небольшой лавчонке с увешанным сушеными травами потолком. Приемная часть ограждалась от жилой шторами. Хозяин выскочил по первому же призыву, испуганно оглядел клиента и принес табуретку:

— Садитесь, святой отец. Поцапались с нечистью? Рана заражена?

— Уже нет, — с трудом отозвался Альтвиг.

Он смутно различал низенького мужичка со смешной редкой бороденкой, но сосредоточиться на его действиях не мог. Движения слились в одно сплошное марево, колеблющееся и противное. К горлу подступила тошнота, и инквизитор был вынужден попросить сначала воды, а потом — пустое ведро. Легче не стало.

Более-менее очнулся он лишь спустя час. Осторожно ощупал лицо, пришел к выводу, что раз оно на месте — волноваться не стоит. Встал, заглянул за шторы и спросил:

— Сколько я вам должен?

— Для святой инквизиции мы работаем бесплатно, — добродушно отозвался лекарь. Борода у него действительно была смешная, полупрозрачная и бессмысленная. — Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — соврал Альтвиг. — Спасибо. Будьте благословенны.

— А вы что, уже уходите? — удивился мужичок. — Может, посидите с нами, выпьете травяной настойки? Я как раз недавно заварил.

Инквизитор задумался. Наверное, лучше вернуться в ратушу — ведь Тинхарт так и не сказал, когда собирается продолжить путь. Но голова трещит, сметанные на живую нитку края раны горят, да и пробраться сквозь Малахитовые Леса можно самостоятельно.

— Сколько времени? — уточнил парень, все еще сомневаясь.

— До рассвета — часа полтора. Присаживайтесь, святой отец, не стесняйтесь. Меня Лиетом звать, а дочку — Алукой.

— Альтвиг Нэльтеклет, — представился инквизитор. — Рад знакомству.

Лекарь не вздрогнул и не напрягся. Может, не слышал о тальтарском сожжении, а может, не находил в нем ничего предосудительного.

Бывший клиент и нынешний гость воспользовался приглашением и устроился за столом. Маленькая девочка в теплом платьице и штанишках принесла ему кружку, а Лиет отлучился за котелком с зеленовато-желтой жидкостью. Пахло от нее приятно, и Альтвиг покорно принял «угощение». Щека отзывалась острым покалыванием, но стремительно заживала, вызвав изумленный возглас лекаря:

— Что это?!

— Регенерация, — пожал плечами парень. — Посмотрите на мои уши. Они не человеческие. Некоторые способности тела тоже.

— Вы относитесь к иным расам?

— Нет. Я полагаю, что кроме меня такими особенностями обладает всего одно существо. К сожалению, мы с ним никогда не виделись… — инквизитор осекся и неуверенно добавил: — наверное.

— Интересно, — оценил Лиет. — Я думал, что в инквизицию берут только чистокровных людей. Ни разу не встречал в ваших рядах эльфа, дриаду или, на худой конец, дитя племени наровертов.

— Нароверты редко покидают горы. Нам известно о них не больше, чем всем остальным.

Мужичок рассеянно улыбнулся:

— Среди горожан бытует другое мнение.

— Какое? — равнодушно уточнил Альтвиг.

— Ходят слухи, что отец Еннете специально отлавливает вампиров и проводит над ними опыты.

— Наглая ложь. Не верьте. Вампиры невероятно сильны, и охота на них может обернуться трагедией.

— Как и на остроухих, — хитро ввернул лекарь. И посерьезнел: — Особенно теперь.

— Теперь? — насторожился инквизитор.

— После гибели принцессы эльфы как с цепи сорвались. Король еще ничего, держится, а простые подданные… — Лиет покачал головой. — Говорят, девушку очень любили. На трон она вряд ли претендовала, отца ценила, — словом, идеальный ребенок. Однако мнения насчет… кхм… обстоятельств ее смерти раздваиваются. Если верить официальным источникам — это несчастный случай. Если неофициальным — самоубийство.

— Можно подробнее?

* * *
Порог ратуши Альтвиг переступил на рассвете. Красное пятно солнца лениво вылезло из-за края земли, а с противоположной стороны к нему зловеще тянулись темные тучи. Они предвещали снег, но графа и принцессу это, похоже, не испугало. По лестницам и коридорам носилась их многочисленная свита, собирая дарованное бургомистром добро. Инквизитор столкнулся с юношей-знаменосцем, вежливо извинился и стал жертвой возгласа:

— Что с вами произошло?!

— Ничего необычного. Прошу прощения, мне надо идти.

Альтвиг и сам знал, что выглядит отвратительно. Бледный, одетый в чужой потрепанный плащ, да еще и с алым свежим рубцом на лице… регенерация не довела дело даже до середины. Создавалось впечатление, словно рана заживала несколько дней, но и только. Правый глаз по-прежнему не открывался. Избавиться от головной боли не удалось, парень чувствовал себя побитой собакой. Ладно бы еще по делу, предъявив отцу Еннете опасных еретиков, а так…

Добравшись до комнат инквизиции, он подхватил пальто, сумку и карты Загорья. Огляделся, запоминая обстановку, и вышел обратно за дверь.

На полпути до конюшен Альтвига нагнала Витоль. Немного прошагав с ним бок о бок — к счастью, по левую руку, — она виновато улыбнулась и пояснила:

— Мне сказали, будто вы ранены.

— Я ранен, — остановившись, подтвердил парень. — Но недостаточно сильно, чтобы вы беспокоились.

— А… э… — девушка потрясенно изучила рубец, потрогала его и, не дождавшись никакой реакции, выдавила: — Отлично. Вам не больно?

— Мне неприятно.

— А глаз…

— Цел, — равнодушно пожал плечами Альтвиг. — Просто веки повреждены. Я, кстати, буду очень благодарен, если вы поможете с перевязкой.

Витоль растерянно кивнула, а затем, сообразив, посмотрела на ладони инквизитора.

— В отряде Тинхарта есть лекарь.

— Лекарь мне не нужен, — возразил он. — Я купил несколько горских настоек.

— Где вы их отыскали? — округлила глаза принцесса.

— У меня свои методы.

Горцы считались одной из самых скрытных рас, хотя каждый образованный человек знал — существует всего четыре семьи мастеров. Первая занимается кузнечным делом, вторая прекрасно разбирается в травах, третья работает с артефактами, а четвертая… что делает — да и делает ли? — четвертая, оставалось загадкой. Альтвиг предполагал, что в нее входят самые слабые и легкомысленные представители горного народа. А может, добытчики рабочего материала. А может, создатели эетолиты — вряд ли столь дорогое вино привозят из мест более дальних, чем Туманная Гряда, а нелюдимые, молчаливые горцы вполне могут хранить секрет тысячелетиями.

Попросив конюха — невысокого паренька со странными кустистыми бровями — подготовить лошадей, инквизитор уселся на краешек старой бочки. Витоль покрутила в пальцах прозрачный флакон, до того изящный, что он вполне мог стоить дороже содержимого. Затем, решившись, сломала тонкое горлышко.

Спустя пятнадцать минут рубец уже был спрятан за пропитанными настойкой повязками. Альтвиг повеселел и снизошел до отвлеченного разговора, выслушав мнение принцессы о Старом Герцогстве. На ночь девушку угораздило прочесть исторический трактат об убийстве дракона на ныне вымерших землях, и он оказался недостаточно достоверным. Витоль жаждала крови автора, и успокоило ее лишь ироничное: «Хартаус Тальдар? Не беспокойтесь, его все равно сожгли в одиннадцатом году от начала правления инквизиции».

Солнце еще не успело угнездиться на хмуром небосводе, когда отряд графа Тинхарта выдвинулся в путь. Малахитовые Леса, ночью темные и неприветливые, утром стали поразительно зелеными и яркими, резко выбиваясь из картины продрогшего, заснеженного, скованного льдом мира. Клан Сотоэр ненавидел зиму и делал все возможное, чтобы скрыть ее хотя бы внешне. Избавиться от холода это не помогало, но создавало иллюзию ранней весны: в лесу путникам не мешал ветер, не набивались за пазуху колючие снежинки и не преграждали путь сугробы.

Альтвиг не раз бывал в королевстве эльфов, и никогда прежде оно не вызывало в нем теплых чувств. Однако сейчас, находясь в компании существа, знакомого с королем, он почему-то сохранял добродушное настроение. Даже когда с дерева спрыгнул одетый во все черное страж и воинственно поднял меч, инквизитор посмотрел на него спокойно.

Страж вообще проигнорировал всех людей, обратившись непосредственно к графу — ведь в жилах у того текла пусть не чистая, но все-таки эльфийская кровь.

— Приветствую, господин Тинхарт.

— Здравствуй, Эннэлейн. Я могу увидеться с Тиэлем?

Оружие эльфа бесшумно, не лязгнув и не прошелестев, вошло в ножны.

— Думаю, Его Величество будет рад. Следуйте за мной.

Тинхарт, подавая пример, спешился. За ним тут же увязалась Витоль, поздоровавшись со стражем, как со старым знакомым. Альтвиг остался в середине отряда — лишний раз общаться с представителями мудрого, но высокомерного народа его абсолютно не тянуло.

Эльф, безмятежно беседуя с принцессой, провел гостей через линию границы. За ней показались первые дворцы: небольшие — с родовое поместье — и аккуратные. Казалось, будто они парят, поддерживаемые пропущенными вовнутрь деревьями. Инквизитор представил спальню, опутанную ветвями и осыпанную листвой. Поморщился. Не-е-ет, он бы ни за что не согласился жить в такой обстановке.

Сердце Малахитовых Лесов находилось в двух днях пешего пути от Вистага. Мост, ведущий в Айл-Минорские графства — в трех с половиной. Остроухие не любили подолгу путешествовать, поэтому создали множество переходов-порталов, которые вызывали у Альтвига неприятные ассоциации с еретиками. Будь они построены на темной магии, а не светлом волшебстве — парень, не раздумывая, сжег бы весь лес, а так — пришлось терпеть.

Вспышка, ощущение полета, далекий напев… серая пелена, сожравшая остатки света. Голоса стража и девушки никуда не делись, звучали естественно и ровно. Инквизитор видел размытый силуэт золотоволосого графа, шагающего впереди. Нормально шагающего, хотя сам Альтвиг — а с ним и большая часть отряда, — едва переставлял ноги.

Эльф громко предупредил, что приближается точка выхода. Поднял руку, стиснул пальцы и сдернул серую пелену, обнажив молочно-розовые стены оружейного зала. Там, свернувшись клубком на узком диване, спала остроухая девушка в синем платье. «Почувствовав» собрата, она вскочила, удивленно распахнула глаза и сказала:

— Доброе утро, Эннэлейн. Я что-нибудь пропустила?

— Конечно, — с ехидцей отозвался тот. — К нам приехали господа Тинхарт и Витоль, привезли с собой инквизитора и толпу народу. Тебе предстоит ввести их в курс дела, накормить и подготовить к церемонии.

— Мне?! — опешила эльфийка.

— Разве я могу дать столь ответственное поручение кому-то другому? — вздохнул страж. — Лишь ты достойна подобной чести. Я верю в тебя.

— Прошу прощения, — вмешался Тинхарт. — Но я бы хотел, чтобы Альтвиг пошел с нами.

Инквизитор растерялся. Прием-то будет неофициальный, присутствие постороннего бросится в глаза резче, чем стальная игла.

Эльф отреагировал спокойнее. Он смерил графа оценивающим взглядом и деловито кивнул:

— Хорошо. Идемте.

— Эм… господин Ивель, — решился Альтвиг. — Вы уверены?

— Разумеется, — кивнул золотоволосый. — Если я поставлю вас на одну ступень со слугами и рядовыми солдатами, отец Еннете обидится.

— Давайте обойдемся без шуток.

Тинхарт не ответил, вслед за стражем свернув в светлый непримечательный коридор.

Отступать было поздно. Инквизитор нахмурился, поправил воротник и зашагал рядом с Витолью. Девушка одобрительно улыбнулась, взяла его под руку и сделала вид, что так оно и надо.

Очень скоро впереди показались двустворчатые двери, покрытые сложной резьбой. Проводник-эльф толкнул правую створку, вошел в скупо освещенный зал с единственным — витражным — окном. Там, подслеповато щурясь, сидел беловолосый… мальчишка. Он был на порядок младше всех своих посетителей — никак не больше пятнадцати, от силы — шестнадцати лет. Единственным доказательством высокородного происхождения служил серебряный венец, украшенный мелкими, словно водяная пыль, сапфирами.

— Ваше Величество. — Страж преклонил колено. — Вы в порядке?

Эльфийский король поднял голову и расправил плечи. Равнодушно посмотрел на графа, затем — на принцессу. Альтвига тоже на мгновение ожег его взгляд. Усталые зеленые глаза с покрасневшими веками могли принадлежать древнему, как мир, старику, но никак не юноше с безупречными, почти детскими чертами лица.

— В порядке. Проследи за подготовкой к церемонии, Эннэлейн.

Эльф поклонился и попятился к выходу. Тинхарт, наоборот, сделал три шага вперед и протянул королю расправленную ладонь:

— Здравствуй, Тиэль.

— Здравствуй. Я рад, что ты все-таки пришел.

— Извини, — потупился граф. — Мы были в пути и не могли следить за последними новостями.

Ильтаэрноатиэль промолчал. Инквизитор отметил, что плечи у него слегка дрожат. Настолько слегка, что если специально не присматриваться, ничего и не видно.

— Вы удачно прибыли, — глухо произнес остроухий. — Случайно, но удачно. Спасибо.

— Я буду рядом с тобой, — пообещал Тинхарт. — До конца.

Витоль невесело улыбнулась:

— И я. Мы тебя ни за что не бросим.

— Спасибо, — повторил эльфийский король. И, поднявшись, добавил: — К сожалению, сейчас я не в силах принять вас по всем правилам. Меня ожидают подданные. И…

— Мы понимаем. Веди.

Альтвиг вздохнул и сделался замыкающим печальной процессии. На него не обращали внимания, что было непривычно, но приятно.

Они миновали несколько залов, коридоров и лестничных пролетов. Ильтаэрноатиэль шел, будто в полусне: медленно, неуверенно, почти полностью сомкнув веки. Тинхарт держался справа от него. Инквизитору подумалось, что он надеется уберечь остроухого от падения, если тот — упаси Боги — споткнется.

Во внутреннем дворе замка собралось немало народу. В основном эльфы, но были и люди, и стаглы, и даже инфисты. Три крылатых фигуры замерли под березой, и Альтвиг принял бы их за скульптурное произведение, если бы одна не пошевелила острыми коготками. Общее внимание сосредоточилось на постаменте, где среди ровных вязанок хвороста лежало мертвое тело.

Дочь эльфийского короля походила на отца всем, кроме формы губ: тонких бескровных — у него и пухлых чувственных — у нее. После смерти девушку нарядили в белоснежное платье, а волосы заплели в косы, украсив красными маками. Создавалось впечатление, будто она уснула и вот-вот распахнет глаза — наверняка такие же зеленые и древние, как у Ильтаэрноатиэля.

Остроухий склонил голову и заговорил — тихо, но его каким-то чудом слышали все. Сначала — по-эльфийски, а потом на всеобщем:

— Судьба любит забирать у нас тех, кем мы дорожим больше всего на свете. Прощай, Миленэль, и пускай путь тебе укажут звезды. Hanne na lien.

Часть его речи Альтвиг понял, но многие фрагменты — в том числе и последняя фраза — требовали перевода. Парень обратился за ним к Тинхарту, но тот раздраженно цыкнул и показал, что сейчас надо вести себя тихо.

Эльфийский король поднес руку к постаменту. На кончиках тонких пальцев вспыхнуло пламя — синее, как свечи покойников, и мгновенно поджегшее сухой хворост. Оно оградило мертвую девушку от посторонних взглядов, а когда исчезло, ее уже не было — только черный пепел лежал на обугленных камнях. Повинуясь желанию Ильтаэрноатиэля, этот пепел поднялся в воздух и занял место на крыльях ветра, унесших его в другие, менее опечаленные, края.

— Пойдемте. — Граф дернул инквизитора за рукав. — Церемония окончена, скоро начнутся соболезнования. Я их терпеть не могу.

— Понимаю.

Альтвиг тоже недолюбливал насквозь фальшивые слова, выражающие не уровень сочувствия, а попытку показаться хорошим. К сожалению, Тинхарт увел его недалеко — под ветви березы, где совсем недавно стояли инфисты. Инквизитор подобрал с земли черное маховое перо и спросил:

— Что значит «hanne na lien»?

— «Я люблю тебя», — пожал плечами Тинхарт. — Вы не знаете эльфийского, святой отец?

— Знаю, — возразил тот. — Поверхностно. А вы давно знакомы с господином Тиэлем?

— Давно. Я родился и вырос в Малахитовых Лесах. Потом меня, правда, забрала мать, и до двадцати трех лет я воспитывался в ЭнНорде. Но… — золотоволосый запнулся и почесал затылок: — В общем, там я не чувствовал себя дома.

— В Велиссии ходят слухи, что вы — сын главы дриадской долины.

— Почему сразу — слухи? — обиделся Тинхарт. — Госпожа Шеграна — это действительно моя мать. У нас с ней сложные отношения. В целом я ими доволен — она не поощряет излишнюю теплоту, но многому меня учит.

Альтвиг хмыкнул и приподнял ладонь, показывая заплаканной Витоли, что тоже ее видит. Девушка стояла рядом с Ильтаэрноатиэлем, вцепившись в его локоть и шмыгая носом. Она криво улыбнулась своим спутникам, вызвав у графа приступ тихого, мрачного, какого-то нездорового смеха.

— Ее высочество знала госпожу Миленэль? — спросил инквизитор.

— Да. И я знал. Она была хорошей девочкой.

— Девочкой?

Тинхарт кивнул:

— Всего двадцать семь лет. А эльфы взрослеют поздно.

Парень почувствовал себя уязвленным, но вовремя вспомнил, что к расе остроухих выскочек не принадлежит. Ему-то в самом начале Сезона Снегов стукнуло двадцать два.

Золотоволосый граф скрестил руки на груди и стал терпеливо ждать, пока эльфийский король избавится от «доброжелателей». Те, в свою очередь, быстро поняли, что господин Тиэль в них не заинтересован. Нет, он, конечно, изображал благодарность, и изображал весьма талантливо, — но что-то в его мягком голосе подсказывало последним людям: будет лучше, если они уйдут.

Витоль помогла остроухому избавиться от гостей, и Эннэлейн, все это время просидевший у постамента, вызвался проводить их в трапезный зал.

— Как тебе инфисты? — осторожно спросил Тинхарт, подходя к другу.

— Не помню, чтобы хоть раз отзывался о них плохо, — равнодушно ответил Ильтаэрноатиэль. Затем повернулся к графу лицом, и тот, наконец, заметил блестящие дорожки слез, бегущие по бледным щекам эльфа.

* * *
Ближе к вечеру Альтвиг понял: остроухие не так уж и скрытны. Благополучно улизнув от графа и принцессы, отправившихся успокаивать короля, он набрел на трапезный зал и попал в компанию молодых — не старше шестидесяти лет — стражей. Ребята успели перебрать эля и не нуждались ни в чем, кроме хорошего слушателя. Неважно, инквизитор он или нет.

Имена новых знакомых Альтвиг запомнил не иначе, как по божественной милости. К счастью, они были не из высокородных семей: Эгориэльн состоял в основном войске, его сестра Нальталеанта была травницей, а общий друг и по совместительству кузен Аэретай вел торговлю с людьми.

Для начала инквизитора посвятили в тайну ковки эльфийских мечей. Он отнесся к этому серьезно, но быстро запутался.

— С-с-смотри, — пьяно протянул Эгориэльн. — П-повторяю. Сначала на-адо…

— Да хватит уже, — перебила его сестра. — Господину Альтвигу неинтересно.

— Праведен тот, кто терпелив, — тоже не слишком трезво возразил парень. И, смутившись под недоуменными взглядами собутыльников, пояснил: — Эгориэльн мне не мешает. Я пью, он развлекается… думает, что я не запомню… а я запомню! И всем потом расскажу, что эльфийские мечи… гы-ык… эльфийские мечи… — инквизитор нахмурился, тщетно пытаясь поймать ускользнувшую из разума мысль, и махнул рукой: — Тьфу!

— И вовсе даже они не тьфу, — оскорбился остроухий. — Лучше, чем гномьи. Ненавижу гномов!

Альтвиг приобнял его за плечи и рассмеялся. Неприязнь между эльфами и гномами была такой же легендарной, как сожжение Старого Герцогства. Высокие, статные, красивые остроухие никак не могли поладить с низкими, бородатыми и не шибко аккуратными жителями Бертасля. Хотя баллада о возвращении в разрушенный дом, переведенная неизвестным, но находчивым менестрелем, имела в Малахитовых Лесах немалый успех.

Вспомнив о балладе, инквизитор вспомнил о Мрети и погрустнел. Аэретай вручил ему до краев наполненную кружку и велел:

— Пей!

— Пью, — согласился Альтвиг.

— Молодец, — хохотнул эльф. — А я тебе пока про принцессу расскажу. Хочешь?

— Про Миленэль?

— Да. Его Величество всем сказал, что причина ее смерти — несчастный случай, но на деле это не так. Принцесса покончила с собой.

— Ретай! — поразилась Нальталеанта. — Это неприлично!

— Не будь занудой, — зевнул на нее остроухий. — Неприлично, неправильно, цинично, пошло… Половина того, что мы делаем, подпадает под эти категории. Так какая разница?

Девушка задумалась. Она еще худо-бедно соображала, а инквизитор тихо мечтал о воссоединении с постелью. Он не видел ни одного знакомого лица с тех пор, как расстался с дворянами, но верил, что кто-нибудь добрый покажет, где находятся гостевые комнаты.

— Так вот, — не дождавшись от кузины ответа, продолжил Аэретай. — Говорят, госпожа Миленэль связалась с еретиками и надеялась свергнуть инквизицию. Затея, безусловно, дурацкая, но они вроде бы далеко продвинулись. Связались с Орденом Черноты на Белых Берегах, получили ответственное задание — убрать с пути господина Улума. Вы слышали о нем, святой отец?

— Ага, — подтвердил Альтвиг. — Очень сильный парень. Он, кажется, из Морского Королевства, а там такие самородки, что можно сойти с ума.

— Знаменитая теория, — серьезно кивнул эльф. И повторил: — Так вот. Отряд, в котором сражалась принцесса, попал в устроенную Улумом западню.

Инквизитор присвистнул. Если кто-то попадался вечно недовольному жизнью парню с четырьмя шрамами на смуглом лице, то уходил либо в застенки, либо в иной мир. Улум еретиков на дух не переносил, умудряясь безошибочно выискивать повсюду.

— Товарищи госпожи Миленэль пожертвовали собой, чтобы она смогла уйти. Да не просто уйти, а уйти не узнанной, не позволив вашей братии вмешаться в политику Малахитовых Лесов. Ты бы, может, и отпустил ее с миром, — с сомнением предположил Аэретай, — но господин Улум — ни за что. Словом, еретики спасли и ее, и наше королевство. Но принцесса не смогла смириться с подобным великодушием и убила сама себя. Скорее всего, магией, потому что видимых следов на теле не осталось.

Эльф посмотрел на Альтвига почти трезво, но спустя мгновение глупо хихикнул и подпер щеку кулаком:

— Это же надо — добровольно связаться с людьми…

— Я тоже их не люблю, — икнул тот. — И немного рад, что отличаюсь хоть чем-то.

Парень красноречиво пошевелил ушами. Мягкие, пушистые и светлые, они вызвали у остроухих неподдельный восторг. Особенно восхитилась Нальталеанта — покраснела, попросила разрешения потрогать и потом долго, вдумчиво перебирала… ну, скорее шерсть, чем волосы. Альтвиг впервые чувствовал себя настоящим котом — разомлевшим, невесть с чего принятым в новый дом и ставшим общим любимцем.

— А ты-ы… н-ничего, — заключил Эгориэльн. — Нормальный мужик!

Инквизитор усмехнулся и снял серебряный крест с воротника:

— Спасибо.

— С-с-скажи, — страдальчески, по буквам, произнес эльф. — А к-какого чер-рта тебя вообще п-п-понесло в инк-к-квизицию?

— Ну-у, — протянул Альтвиг. — Это долгая история. Отец Еннете меня спас и, я думаю, заслужил мою признательность.

— То есть ты-ы-ы… р-работаешь в благ-гор… бларго… благодарн-ность этому про… проходимцу? — изумился Эгориэльн.

— Ага. Тебя что-то не устраивает?

— Да нет-т…

Остроухий смутился и поднял ладони, показывая, что больше вмешиваться не будет.

— Я с-спать пойду. Н-не могу-у больше.

— Не заблудись, — сердобольно посоветовала Нальталеанта. — И не пугай прохожих.

— Ла-адно.

Эгориэльн, пошатываясь, скрылся. Инквизитор проводил его мутным взглядом и обратился к оставшимся эльфам:

— А вы спать не хотите?

— Мы — дети звезд, — надменно напомнил Аэретай. — Ночь — это наше время.

— Да, но господин Альтвиг сделан не из железа. — Эльфийка поняла намек куда лучше кузена. — Я проведу его.

Остроухий не захотел оставаться в одиночестве.

— Я с вами, — подхватив со стола остатки эля, вызвался он.

Инквизитор не понял, зачем ему аж два эльфа, но расстраивать их отказом не пожелал. Нальталеанта взяла его за руку, Аэретай возложил локоть на плечо, и троица нестройным шагом двинулась в сторону замка.

Дальнейшее Альтвиг помнил смутно. Кажется, на ступенях сидели неясные фигуры других остроухих. А может, и не остроухих — костлявые очертания тел здорово напоминали гулей. Еще был фонтан, тонкий и невероятно красивый: струи горячей воды выбивались из загнутых лепестков лилии, то ли мраморной, то ли гранитной. А еще — звездное небо, накрывшее куполом весь мир. Звезды — это наверняка глаза ангелов, подумал инквизитор. И наконец-то понял, что спит.

Небо немедленно отдалилось, под ногами возникла земля — твердая, хрустящая, усыпанная мелкими блестящими камнями. Парень с удивлением опознал в них сапфиры — крохотные, словно водяная пыль. Точно такие же, как в короне Ильтаэрноатиэля.

Земля стала полом, пол расползся ради появления стен. Альтвиг ощутил тепло длинной рукояти, сжимаемой десятью — десятью! — пальцами. Неторопливо подняв глаза и наслаждаясь каждым моментом, он сообразил, что держит биденхандер — тяжелый двуручный меч, популярный среди наемников Хасатинии. На лезвии осталась чья-то тошнотворно грязная кровь.

Инквизитор огляделся. В дальнем конце образовавшегося коридора застыли люди — усатые, злые и уставшие. Они выставили перед собой щиты и копья, явно надеясь, что противник сам решит на них напороться. Сон то и дело шел рябью, расплывался и менял одни образы на другие. После очередного размытого пятна Альтвиг обнаружил себя стоящим среди трупов, с гордо поднятым оружием. Грубый чужой голос вырвался из горла, приказал отправляться добивать раненых. Мимо пронеслись воины, закованные в стальные панцири с шипами на плечах и спине.

Потом была комната, квадратная и душная. Перепуганные женщины, молодые, но почти мертвые парни — у каждого повреждена если не грудная клетка, то брюшина или голова. Инквизитор подошел ближе, поднял меч, наткнулся взглядом на преисполненное боли и ненависти лицо… и проснулся, хватая ртом воздух.

Сон! Всего лишь сон. За окном по-прежнему темно, две луны раскинули сеть лучей над Малахитовыми Лесами. Чей-то нежный, смутно знакомый голос выводит песню: «Маленький мир в моем сердце лишен покоя, я вынужден молча спасать его и смотреть, как каждый рассвет превращается в поле боя, чтобы снова болью и страхом моим гореть».

Альтвиг облегченно вздохнул и обнял подушку.

ГЛАВА 4 МРЕТЬ

Рассвет окрасил небо над Малахитовыми Лесами в мягкий розовый цвет.

Тинхарт смотрел на него из галереи в восточном крыле замка. Рядом стоял заспанный инквизитор — с таким обреченным выражением лица, будто его привели на плаху, а не встречу с неожиданным гостем.

— Меньше надо пить, — с укоризной произнес граф.

Альтвиг не ответил, но про себя согласился. Упрекал его Тинхарт зря: парень редко находил достойную компанию, а в одиночестве не хотелось даже эетолиты.

За двустворчатой дверью, расположенной в стене напротив окна, находились Ильтаэрноатиэль и отец Еннете. Последний пожелал увидеть своего воспитанника, но не предупредил, что сначала собирается завершить переговоры с Его Величеством.

— Как поживает ваш глаз, святой отец? — поинтересовался Тинхарт.

— Не знаю. — Инквизитор вдумчиво ощупал повязку и решил, что снимать ее еще рано. Оставленный еретичкой рубец не подавал признаков жизни, но мог неодобрительно отнестись к морозу и сквознякам, гуляющим по дому эльфийского короля.

— Среди остроухих есть те, кто может помочь вам, — сообщил граф.

— Нальталеанта предлагала. Я отказался, потому что к тому моменту она была уже здорово пьяна.

Золотоволосый фыркнул. Альтвиг остался серьезным. Переступив с ноги на ногу и поправив прядь волос, упавшую на глаза, он изрек:

— Отец Еннете собирался посетить Райанит. Тамошние жители не раз писали нам о драконе, ворующем скот… и людей.

Тинхарт повел плечами:

— Вряд ли он так быстро справился.

— Именно. Я не понимаю, что он делает здесь, если его отчаянно ждут совсем в другом месте.

— Здесь, — прозвучал низкий голос из-за двери, — я хочу убедиться, что мой лучший ученик и последователь в порядке.

Мгновение — и в проеме возникла высокая фигура одного из трех глав инквизиции. Еннете Ла Дерт, больше известный как Ворон, был темноволос и темноглаз. Старую потрепанную мантию пересекал широкий ремень, удерживающий за спиной ножны с полуторным мечом. К ботинкам крепились дорогие, на заказ сделанные серебряные шипы. Инквизитор менял их раз в полгода, утверждая, что без шипов жизнь становится серой и однообразной. И в летнюю жару, и в зимние морозы — что может быть лучше, чем заехать ничего не подозревающей нежити серебром под ребра?

— Здравствуй, Альтвиг. — Отец Еннете улыбнулся. — Как твои дела? Господин Ильтаэрноатиэль сказал, что тебе удалось найти общий язык с эльфами.

— Э… не то чтобы удалось… — попятился парень. — То есть… мы просто провели вместе свободное время.

Тинхарт бессовестно рассмеялся. Кошачьи уши младшего инквизитора опустились, прижались к голове и сделали вид, что их нет.

К счастью, у отца Еннете были более важные дела, чем распекать подчиненных за пьянки. Тот же Улум, активно обсуждаемый в свете самоубийства (или все-таки несчастного случая?) принцессы, любил отметить удачное дельце бутылкой-другой дорогого, кислого, вгоняющего неподготовленных людей в ужас вина.

— Простите, — пробормотал Альтвиг.

— Простить? — отец Еннете коротко хохотнул. — Перестань, малыш. Ты давно уже не ребенок, а значит, имеешь полное право на некоторые… кхм… развлечения. Лучше скажи, что за еретиков ты встретил под Вистагом?

Инквизитор приободрился.

— Они принадлежат к Братству Отверженных. Вы слышали о нем?

— Да, — кивнул тот. И предложил: — Входи. Ваша светлость, вы тоже можете поприсутствовать.

— Благодарю вас, — поклонился золотоволосый граф, — но что-то не хочется.

Безмятежно насвистывая, он развернулся и отправился прочь. Альтвиг с немым упреком посмотрел ему вслед. Дворянин, называется! Как он будет защищать своих подданных, не зная, чего ждать от противника?

В просторном зале, украшенном колоннами и ажурной лепниной на стенах, изваяниями застыли стражи. Инквизитор с удивлением опознал Аэретая, но обмениваться с ним приветствиями не стал. Взгляд остроухого тоже остался пустым. Мол, сейчас я занят, поговорим потом… если вдруг представится такая возможность.

— Доброе утро, святой отец, — равнодушно сказал Ильтаэрноатиэль. Он сидел в кресле с высокой спинкой, склонив голову к плечу и устало разглядывая собеседников. — Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — заверил Альтвиг. — А вы?

— Лучше всех. Присаживайтесь. Господин Ворон, вы не хотите отведать черного чая?

— Нет, спасибо. Давайте перейдем к делу, — отмахнулся глава инквизиции. — Малыш, мы ждем твоего рассказа.

Парень, оглянувшись на молчаливую охрану эльфийского короля — неужели он боится служителей Богов? — послушно поведал о своей неудачной схватке с девушкой-еретичкой. Ее спутников он описал бегло, ясно дав понять, что не помнит ни одной примечательной детали.

— Поделитесь соображениями, Ваше Величество? — спросил отец Еннете, когда Альтвиг закончил.

Ильтаэрноатиэль похрустел костяшками пальцев:

— Братство Отверженных представляет нешуточную угрозу… для вас.

— А для вас, значит, нет? — хитро сощурился инквизитор.

— Мы не контактируем со смертными. Не объединяемся. Остаемся особняком. Кем бы ни были эти люди, они меня не пугают.

— Ну, некоторых мы, пожалуй, знаем. И просим вас не укрывать их от инквизиции. Я знаком с эльфийской добродетелью, но в данном случае она сыграет против Малахитовых Лесов.

Зрачки остроухого дрогнули.

— Вы мне угрожаете?

— Пока нет, — отец Еннете улыбнулся. — Я обсуждаю с вами животрепещущий вопрос.

Он словно не заметил напрягшихся стражей, чьи руки одновременно легли на рукояти клинков. Альтвиг спиной почувствовал чужой взгляд. Аэретай? Или в зале находится еще кто-нибудь из вчерашних знакомых? В любом случае, инквизитор не собирался выбалтывать Ворону тайну Миленэль. Она все равно мертва, как и ее сообщники.

— Итак, — черноглазый человек скрестил руки на груди. — Я назову вам несколько имен, а вы честно скажете, видели ли их хозяев. Идет?

— Идет, — согласился Ильтаэрноатиэль. Он сохранял ледяное, по-настоящему королевское спокойствие.

— Дарштед, — сделал первую попытку отец Еннете. — Не слышали? Что ж, пойдем дальше. Виттелена Неш-Тавье. Нет? Тогда, может быть, Ишет? Тоже нет? Какая досада…

Остроухий пожал плечами, показывая, что ему плевать как на самого собеседника, так и на всю инквизицию в целом. Но последнее имя заставило его призадуматься, а затем переспросить:

— Шейн Эль-Тэ Ниалет? Вы о седоволосом мальчике, призывающем огненного феникса?

— Именно так, — подтвердил отец Еннете. — Что вам известно?

— Этот еретик убегал из Гро-Марны по самому краю моего леса. Убил четырех стражей. Добрался до моста в Айл-Минорские графства, был ранен и почти схвачен, но созданная из пламени тварь его спасла.

Инквизитор провел пальцем по подбородку:

— Занимательная история. Вы легко отделались, господин Тиэль.

— Легко? — возмутился король. — Четырех смертей недостаточно?!

— Мы присвоили Шейну Эль-Тэ Ниалету степень опасности «1-А». Он восемь лет провел в велисских застенках. Сбежал, когда мы нашли и убили его родителей. В крепости, где держали мальчика, было пятьдесят восемь человек. Погибли все.

Остроухий слегка побледнел:

— Пятьдесят восемь?

— Да. Ниалет состоит в связке с демоном. У него нет четко определенного договора и физической метки — демон словно родился вместе с ребенком. Он принимает обличье огненного феникса и зовется владыкой пепла. Я изучал бестиарий Аль-Нейтского храма Вельтарует и пришел к выводу, что мы имеем дело с Haedetaellere, одним из трех военачальников крепости Нот-Этэ.

Ильтаэрноатиэль задумчиво посмотрел в окно. Как высокородному и Бог знает сколько прожившему эльфу, ему наверняка пришлось многое узнать — в том числе и азы иерархии Ада.

— Значит, господину Эль-Тэ покровительствует Атанаульрэ?

— Не обязательно. Военачальник может действовать сам посебе. — Отец Еннете встал и поклонился. — На этом, пожалуй, все. Будьте благословенны, Ваше Величество. Я немного побеседую с Альтвигом и покину лес.

— До свидания.

Младший инквизитор подметил, что официальную и чаще всего используемую форму прощания — «Ulleraetta na hasatienna lea thaunera» — эльфийский король опустил.

Розового цвета на небе поубавилось, остался лишь блеклый оранжевый, да и тот на рваных клочках немногочисленных облаков. Солнце светило неохотно, высекая блеск из припорошенных снегом древесных крон.

— Я хочу, чтобы ты поторопился, — заявил отец Еннете.

Альтвиг подумал, что речь идет о вынужденных остановках в пути, и приготовился оправдываться. Но господин Ворон покачал головой:

— Дело не в них. Я прикинул — ты будешь добираться до Белых Берегов две недели в лучшем случае. За это время не то, что ландарский наследник — простой бродяга додумается поднять задницу и перекочевать в другое место. Так почему бы тебе не воспользоваться магией эльфов?

Младший инквизитор напрягся:

— Прошу прощения?

— Остроухие умеют строить порталы. На любые расстояния и с любой степенью сложности. Достаточно попросить их связаться с сородичами в форте Шатлен, и вот ты уже ищешь нужного человека на территории Белых Берегов — вместо того, чтобы трястись в седле и мерзнуть. Согласен?

Отец Еннете, уверенный в гениальности своей затеи, подмигнул.

— Как вам будет угодно, — загрустил Альтвиг.

— Вот и отлично! — глава инквизиции хлопнул его по плечу. — Тогда иди собирайся, а я договорюсь, с кем надо.

Парень вздохнул и послушно пошел за вещами.

Утро определенно не задалось.

* * *
Форт Шатлен — огромное укрепление, обнесенное стенами в три человеческих роста высотой — особенно выделялся белой цитаделью. Она была опорой и сердцем поселения, а по совместительству — последней надеждой на случай кровопролитной войны. К большому счастью жителей форта, построивших свои дома вокруг цитадели, в мире отсутствовали идиоты, желающие напасть на Белые Берега. Здешний король зарекомендовал себя с наилучшей, грозной, гордой и вспыльчивой стороны. Его власть не оспаривалась и не подвергалась сомнению. Единственное, что казалось Альтвигу странным — это нежелание столь влиятельной личности блистать перед подданными. Мало кто знал, как выглядит и какое имя носит Его Величество.

— Спасибо вам, — произнес инквизитор, обращаясь к бесстрастному эльфу — то ли послу, то ли изгнаннику Малахитовых Лесов. — Будьте благословенны.

Остроухий не ответил. В его серых глазах читалась вселенская скорбь, смешанная с отвращением и тихой ненавистью. Альтвиг подумал, что не стоит лишний раз искушать судьбу, и поспешил убраться восвояси.

— До свидания, — соизволил процедить эльф, когда за человеком закрылась дверь. — Приходите еще.

К его удивлению, парень громко воскликнул: «Обязательно!» и, посмеиваясь, направился к цитадели. По словам отца Еннете, именно там находились основные архивы форта. Без них искать определенного жителя — это все равно что топтаться на одном месте.

Грозная твердыня принадлежала воинскому содружеству, о котором соседние королевства не слышали. Разминувшись с двумя людьми в белых одеждах, с наручами и вышитыми на спинах крестами, Альтвиг растерялся. Насколько он знал, Белые Берега не поддерживали инквизицию и старались обходиться без нее, позволяя пройти через Великие Врата только в самых крайних случаях. Получается, дело в этих парнях? У Его Величества есть собственная, независимая от тройки чужеземных лидеров организация? Интересно…

Стражники, охраняющие вход в цитадель, отнеслись к появлению инквизитора недружелюбно. Один выхватил из ножен клинок, второй сплюнул, третий, как раз поднесший ко рту флягу, подавился и раскашлялся. Альтвиг невозмутимо подождал, пока приступ закончится, и спросил:

— Кто здесь главный?

— Я, — с презрением сообщил рыжий мужчина в старомодном шлеме.

— Да не на посту. В цитадели, — уточнил парень.

— Настоятель. Чего тебе от него надо?

— Немного ценных сведений. Проведешь?

Мужчина выразительно провел пальцем по лезвию меча, прежде чем вогнать его обратно в ножны. Затем потянулся, дал товарищам пару советов на тему «что говорить, если меня хватятся» и «что делать, если придет какая-нибудь тварь», и повел нежданного гостя в цитадель.

Внутренний двор был гораздо больше, чем представлял себе Альтвиг. Как, впрочем, и основная часть строения — при желании там могли без труда разместиться не только воины, но и абсолютно все жители. Темновато, холодно, но безопасно.

— И откуда ты такой выискался? — полюбопытствовал мужчина, поднимаясь по винтовой лестнице.

— Из Велиссии, — отозвался инквизитор.

— И много вас там?

— Много. Для борьбы с ересью нужны немалые человеческие резервы.

Рыжий фыркнул, почесал бороду и спросил:

— И ты действительно в это веришь? В ересь, в божественное покровительство, в необходимость убивать одних людей ради других?

Альтвиг нахмурился. Мужчина восторжествовал, решив, что сумел вывести инквизитора из строя. И тут же разочаровался, ибо парень выдал:

— Сожгу, — и в дальнейшем игнорировал провожатого.

Настоятель содружества обитал в просторных, но скупо обставленных покоях. Стол, четыре деревянных стула, грубо сбитый лежак под забитым досками окном. Стены покрыты копотью, а единственная картина — слоем зеленой плесени. Хозяин вполне соответствовал своему богатству: худощавый, седоволосый, со старушечьими пятнами на впалых щеках.

— Приветствую, — склонил голову он.

Альтвиг поморщился. Кажется, о словосочетании «святой отец» в этих землях никогда не слышали.

— Чем могу быть полезен, господин…

— Нэльтеклет. Мне нужны последние архивы вашего форта.

Настоятель посмотрел на него с подозрением. В светло-карих глазах отразилось глубочайшее сомнение.

— Зачем?

— Я ищу… извините, вы можете выйти? — «намекнул» инквизитор стражнику. — Это личное дело.

— Ладно, — согласился тот. — Если что понадобится, зовите.

Он вышел в коридор и нарочито громко потопал. Настоятель извинился, выглянул и так рявкнул на подчиненного, что даже Альтвиг немного испугался. О рыжем мужчине и говорить нечего — он подскочил, словно ужаленный, наигранно запричитал «я больше так не буду» и помчался вниз по довольно крутым ступеням. Глава содружества проводил его грозным взглядом.

— Прошу прощения, — сказал он. — В мирное время воины считают дисциплину назойливым и скучным условием существования.

— Понимаю, — пробормотал инквизитор. — Но вернемся к делу. Я ищу одного человека. Он является официальным наследником Ландары. Имя — Рикартиат. Мы хотим возвести парня на престол в целях прекращения бунтов. Вы, наверное, не знаете, но в последнее время люди недовольны ландарским Советом и активно протестуют.

— Почему же? — улыбнулся настоятель. — Мне известны последние новости. Шатлен — воинский форт, и мы обязаны следить за происходящим в мире. Однако… надеюсь, я ошибаюсь… господина Рикартиата здесь нет.

— Как это — нет? — сдержанно возмутился Альтвиг. — Вы уверены?

— Уверен. Последняя перепись населения проводилась в прошлом году, и новичков можно пересчитать по пальцам одной руки.

Инквизитор вытер рукавом лоб, без разрешения сел и предложил:

— Пересчитайте.

— Пожалуйста, — без тени удивления согласился старик. — Господа Бертас и Наргли — плотники, приехали на заработки по рекомендации мастера Альта. Госпожа Элизиенн — дочь здешнего органиста, до этого училась в Академии Алаторы. Господин Мреть…

Альтвиг вздрогнул.

— …менестрель, его пригласили к себе родственники госпожи Илаурэн.

— Что за Илаурэн?

— Эльфийка, клан Айнэро. Ее отец возглавляет воинский отряд «Перья». Эти ребята — превосходные лучники, кого угодно за пояс заткнут.

Инквизитор, чувствуя, как по телу расползается отвратительная дрожь, уточнил:

— Как мне ее найти?

— Первая круговая улица, четырехъярусный дом с кованой калиткой в виде драконов. Но если вы считаете, что госпожа Илаурэн поможет вам с поиском, то ошибаетесь. Она не любит, когда кто-то интересуется Мретью.

— Ничего, договоримся, — твердо ответил Альтвиг и протянул настоятелю руку. — Спасибо вам. Я пойду.

— Удачи.

Парень заверил старика в своей искренней благодарности и хорошем отношении. Вышел на лестницу и, с трудом сдерживая желание побежать, направился в жилую часть форта.

Боги! В любом другом случае инквизитор расстроился бы. Рикартиата нет, Ландара до поры до времени предоставлена судьбе. Но сейчас… что может значить какой-то наследник малоизвестного королевства, когда рядом находится разгадка — почему Альтвиг проснулся у кургана, и почему рядом была «граница сущего»?

За воротами цитадели парень все-таки перешел на бег. Редкие прохожие удивленно на него косились, маленькая белая собачонка попыталась цапнуть за ногу. Альтвиг отшвырнул ее ловким, четко выверенным пинком, едва сбившись с заданного темпа. Животное обиделось и завыло, не решившись продолжить преследование.

Четырехъярусных домов на улице было хоть отбавляй, а вот калитка в виде переплетающихся драконов — одна. Инквизитор целых пять минут простоял, глядя на нее со страхом. Не потому, что крылатые ящеры выглядели реалистично, а потому, что подумал — вдруг Мреть окажется вовсе не тем, кого он успел нарисовать в воображении?

— Бред собачий, — напомнил себе Альтвиг. — Неважно, кто он такой.

Он шагнул во двор, быстро поднялся на порог и постучал в круглое окошко рядом с дверью. Изнутри донеслось звонкое: «иду!». Створка приоткрылась, в образовавшейся щели возникло лицо молодой девушки с буйными кудрявыми волосами. Она смерила инквизитора взглядом холодных голубых глаз, нахмурилась и спросила:

— Что вам нужно?

— Здравствуйте, — осторожно начал парень. — Мне… э-э-э… мне нужно встретиться с господином Мретью.

— Так ведь зима, — поразилась девушка.

— Ну и что?

Альтвиг наконец заметил ее длинные заостренные уши.

— Госпожа Илаурэн, верно?

— Верно, — подтвердила девушка и тоже как-то странно пригляделась к чужим ушам. — А ваша встреча — чертовски важное событие, верно?

— Да.

— Что ж, проходите. Может, у вас получится его разбудить.

— А вы полагаете, что нет? — насторожился инквизитор.

Илаурэн промолчала. Парень, следуя ее указаниям, побрел на четвертый ярус. На втором располагалась кухня, на третьем — большой зал и две спальни. Еще две нашли свой приют там, куда девушка привела Альтвига.

— Пришли, — сообщила она, останавливаясь у закрытого тяжелыми шторами окна.

Инквизитор опасливо покосился на постель, где, с головой завернувшись в одеяло, спал некто очень худой. В ногах у него пристроилась черная кошка, под боком — белая, а к животу прижималась серая полосатая. Она недовольно зашипела на гостя, продемонстрировала острые коготки.

Альтвиг скривился. Отношения с кошками у него не складывались. Зато тот, кто предавался заслуженному сну, почувствовал раздражение питомцев и громко зевнул. С хрустом потянулся, высунул из-под одеяла ладони — тонкие, женственные, — и сонно поинтересовался:

— В чем дело, Рэн?

— За тобой пришла инквизиция.

— Вот как? — Мреть зевнул повторно. — Скажи ей, что меня нет.

— Поздно. Подозрительный мужик с повязкой на полморды уже здесь, следит за тобой и не понимает, что к чему.

— Как ты могла, — фыркнул менестрель, — впустить в мою комнату постороннего?

— Я подумала, что он тебе понравится.

— Ох, Рэн…

Менестрель Мреть сел, протер зеленые глаза с вертикальными зеницами, снова зевнул. Два ряда аккуратных клыков могли вывести из равновесия кого угодно, но инквизитор и так находился в не самом лучшем состоянии.

Черные, как смола, волосы. Большие кошачьи уши. Хрупкое женственное тело. Яркие радужки…

— Окись хрома, — неожиданно для себя самого произнес парень.

Мреть впервые на него посмотрел — и застыл, сделавшись похожим на необычную скульптуру. Бледное лицо выразило крайнюю степень испуга, бесконечное недоверие и, в конце концов, радость.

— Альтвиг?!

Инквизитор сам не понял, как и когда был заключен в крепкие объятия. Юноша, даром что выглядел невнушительно, оказался весьма сильным созданием.

— Альтвиг, — прошептал он, уткнувшись в плечо парня. — Черт побери, Альтвиг… shsheallere na oledta phellerett…

— Прошу прощения? — напрягся инквизитор. — С какой стати вы на мне виснете?

— Висну? — обиделся Мреть. — Сам виноват, вымахал, словно великан!

Он отстранился, понял, что Альтвиг растерян, но отнюдь не счастлив, и помрачнел.

— Ты меня не помнишь?

— А должен? — удивился тот. — Я вижу вас впервые в жизни!

Мреть отступил на несколько шагов:

— Нет. Не впервые. — Его голос — до этого низкий и глубокий — дрожал, как натянутая струна.

— С чего вы взяли?

— Окись хрома. Эту фразу я слышал только от тебя… только от вас. Илаурэн, покажи господину инквизитору кухню. Я переоденусь и спущусь.

— Точно? — недоверчиво уточнила девушка.

— Да.

Выходя, Альтвиг успел заметить, что Мреть рухнул обратно на кровать и обхватил голову руками. Ему даже стало немного стыдно. Так разочаровать человека — это надо постараться! Но… в самом деле, что же получается? Мреть был знаком с парнем еще до его пробуждения у поросшего розами кургана? И если так, то почему сам инквизитор ничего не помнит?

— Вы его извините, святой отец, — попросила Илаурэн, приглашая Альтвига за стол. — Мреть излишне эмоционален. Я полагаю, таким образом его творческая натура избавляется от непоэтических чувств.

— Понятно.

Эльфийка села напротив.

— Он очень долго вас ждал.

— Понятно, — повторил парень. — Надеюсь, когда он спустится, то объяснит… или хотя бы попробует объяснить… что со мной не так.

— А что тут объяснять? — Илаурэн криво усмехнулась. — Вы погибли. Погибли на границе сущего, возродившись спустя…

— Молчи, — перебил ее показавшийся в дверях Мреть. Он зашнуровывал ворот просторной рубахи, абсолютно не подходившей к тонкой фигуре. — Итак, господин… у вас есть родовое имя?

— Нэльтеклет.

— Ага. Мы с вами имели несчастье быть… — менестрель запнулся и опустил голову, — друзьями. Как сказала Илаурэн, вы погибли у границы сущего. Я похоронил вас. Еще вопросы есть?

— Есть, — подтвердил Альтвиг. — Почему я узнаю об этом сейчас, спустя, как, опять же, сказала госпожа Илаурэн, неопределенное время?

— Я ничего не знал о вашем возрождении.

Инквизитор задумался. Вполне вероятно, что Мреть не врет. Слишком много было странностей в прошлом. Тут нужен длинный, с множеством наводящих вопросов рассказ. Альтвиг отряхнул с плеча невидимые пылинки, зажмурился и попросил:

— Посвятите меня, пожалуйста, в подробности.

К его изумлению и даже легкой обиде, менестрель отказался.

— Нет. Мне жаль, но, не помня ни единой детали, вы наверняка испугаетесь и уйдете.

— Я уйду вне зависимости от обстоятельств.

Мреть покачал головой и посмотрел Альтвигу в глаза.

— Вы останетесь.

— С чего бы? — насмешливо полюбопытствовал инквизитор. — Вы не хотите рассказывать о моем прошлом, значит, нет смысла продолжать разговор. Я пришел только за информацией. Друзья мне без надобности.

Тут он врал. Парню очень хотелось выяснить, кем на самом деле является менестрель. Но его ждала работа, ландарский наследник и отец Еннете.

— Еще до начала Сезона Снегов мне сообщили, что в форт Шатлен приедет инквизитор, — безо всяких эмоций проговорил Мреть. — Полагаю, это вы.

— Я. И что дальше?

— Также мне сообщили, что он будет искать Рикартиата.

— Именно так, — согласился Альтвиг. — Королевству Ландара нужен король. Любой.

Мреть криво улыбнулся:

— Это я.

— Что — вы? — не понял парень. И тут же вскочил: — Вы — Рикартиат?!

— Ага, — кивнул менестрель. — Это мое имя. Я предпочитаю им не пользоваться, но, видно, у вас хорошие осведомители.

Инквизитор потер виски. Правда или нет? Ангельское волшебство молчало, не спеша бить тревогу.

Боги… преисполненный печали взгляд обратился к потолку. Отец Еннете не мог не знать, как выглядит и каким прозвищем прикрывается разыскиваемый наследник. Надо думать, он нарочно поручил это задание Альтвигу — чтобы тот и Ландару спас, и с собой разобрался. Но стоит задуматься, прикинуть, как часто глава инквизиции помогает ближнему своему, — и возникают неприятные сомнения.

Впрочем, уйти парень все равно не мог. Сложившаяся ситуация требовала тщательного и осторожного распутывания. Для начала, конечно, следует убедить Рикартиата вернуться на престол, а потом уже решать собственные проблемы. Решив не затягивать, инквизитор сказал:

— Я сопровожу вас.

— Куда? — иронично вопросил Мреть. — В Ландару я не поеду.

— Почему?

— Потому что тамошний Совет был прав. Я не подхожу на роль короля. У меня слишком много принципов, своеобразные цели и стойкая нелюбовь к управлению чем-либо. Я считаю, что лучше быть бродягой, чем венценосной задницей.

— Рик! — вспыхнула Илаурэн. — Прекрати!

— Прекратить? — с ледяным спокойствием уточнил наследник. — Запросто. Пойду спать, а вы делайте, что хотите.

Он развернулся и направился к лестнице.

— У-у, — тоскливо протянул Альтвиг. — Убейте меня.

— Нет уж, — фыркнула эльфийка. — Нам потом ваше руководство такую веселую жизнь устроит, что проще сразу две могилы выкопать. Не переживайте, Рик отходчивый. Перебесится и вернется.

* * *
Спустя пару часов инквизитор познакомился с родителями Илаурэн. Те отнеслись к парню с предубеждением, но, узнав, что он близок Рикартиату, подобрели. Госпожа Эльтари поднялась к менестрелю и уговорила его поужинать, а господин Кольтэ выпытал у Альтвига, какие цели ныне преследует инквизиция. Парень ругался, бледнел, но не мог противостоять обаянию остроухого.

Мреть, странно переменившийся и хмурый, без аппетита ковырялся в тарелке. Илаурэн то и дело на него поглядывала, надеясь, что менестрель заметит и объяснит, в чем дело. Альтвигу тоже было интересно, но надоедать малознакомому человеку он не решался. Мало ли, что у него на уме? Ясно ведь, что Рикартиат пережил большое разочарование. Разбудили посреди зимы, позволили обрадоваться — и тут же опустили в лужу.

— Спасибо всем. Я пойду наверх, — сообщил Мреть.

— Возьми запасное одеяло, — промурлыкала госпожа Эльтари. — Ночью будет холодно.

Менестрель передернул плечами, развернулся и скрылся. Инквизитор одновременно с хозяйкой уставился на нетронутую им картошку с грибами.

— Совсем ничего не съел, — расстроилась эльфийка.

— Мне это тоже не нравится, — согласился господин Кольтэ. — Святой отец, вы не откроете нам причину скорби малыша?

Альтвиг, привыкший слышать слово «малыш» из уст отца Еннете, многозначительно хмыкнул. Рикартиату действительно подходит. Хрупкий, невысокий и осторожный, он явно нуждается в защите и надежных телохранителях. Илаурэн подтвердила эти догадки, спросив:

— Что вас не устраивает?

— Я подумал, что вам, наверное, тяжело пришлось.

Девушка хихикнула:

— Вы чертовски проницательны.

— Лау, — неодобрительно буркнул господин Кольтэ. — Не употребляй слово «чертовски» в присутствии святого отца.

— О, ничего страшного, — отмахнулся инквизитор. — Говорите, как вам удобно. Я отношусь к подобным вещам без фанатизма.

— Мы уже поняли, — усмехнулся эльф. — Вы могли увести Рика, не интересуясь, хочет он того или нет.

— Глупости. Если бы я привез его в Ландару, он бы сбежал, и бунты разгорелись бы с новой силой. Людям нужен надежный король, а не тот, кого посадили на престол против воли и кто живет мыслями о побеге.

— Не буду спорить.

— Спасибо. Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Мретью?

— Случайно, — опередила отца Илаурэн. — Я училась в Академии Алаторы, и весь наш курс отправили на практику в деревню Падших. Это совсем рядом с фортом Вольгера. Захожу, значит, после занятий в трактир, а там сидит черноволосый малец с кошачьими ушками. Милыми такими…

Альтвиг поморщился.

— К нему лезли тамошние шлюхи, — продолжала девушка. — В маленьких поселениях они всегда наглые и самоуверенные. Местечко-то, даром, что деревней зовется, на деле состоит аж из ста восемнадцати домов, шесть из которых носят развлекательный характер. Охотники и землевладельцы поставляют хороший товар в Вольгеру, зарабатывают деньги и щедро платят разнообразной швали. Рик в деревне был новеньким, пришел проводить какие-то исследования. Он увлекается наукой.

— Менестрель? — опешил парень. — Наукой?

— Точно, — с гордостью подтвердил господин Кольтэ. — Он изучает теорию материи. Слышали о ней?

— Нет.

— Жаль, — безо всякого сожаления сказала Илаурэн. — Рик даже меня убедил, что это важно. Ладно, — одернула себя она. — Рассказываю. Я отогнала от мальца шлюх, рыкнула на него — не дурак ли? — и узнала, что на деле он является песнопевцем. Попросила исполнить пару песен, так он договорился с трактирщиком и дал полноценное выступление. Ушел с полной шапкой монет. Я за ним увязалась, спрашиваю — ты, что ли, Мреть? Он и говорит — ну да, я. Познакомились, сдружились. Оказалось, что у него ни дома нет, ни семьи, одна гитара да цитра. Я и пригласила Рика пожить у нас, тем более что мама с папой не возражали.

— Занимательная история, — оценил Альтвиг. — И давно вы вместе?

— Мы не вместе, — скривилась Илаурэн. — Сердце Рика уже кому-то принадлежит. А живет он здесь… да, давно.

— Понятно, — с благодарностью произнес инквизитор. — Что ж, мне пора идти. Вы не подскажете, где тут можно найти нормальный постоялый двор?

Девушка округлила глаза:

— Я думала, вы останетесь.

— В форте — да. Но злоупотреблять вашим гостеприимством не буду.

— Будете, — убежденно заявил господин Кольтэ. — Здешние постоялые дворы — всего лишь клоповники. А у нас есть спальня для гостей. Она и просторная, и уютная — вам понравится. Не волнуйтесь, нам не помешаете. Станет скучно — можете заняться уборкой. Договорились?

Обижать его Альтвиг не хотел.

— Хорошо.

И, уже отправляясь отдыхать, подумал, что потом просто оставит хозяевам немного денег. Они не бывают лишними, поэтому пригодятся — рано или поздно. Успокоенный этой мыслью, парень бегло осмотрел аккуратную комнатку с домашними цветами у окна. Разделся, забрался в постель и тут же вскочил, застигнутый врасплох обозленным кошачьим воплем.

Черная тварь, спавшая с Рикартиатом, уселась на подушку и заорала — надрывно, страдальчески. Инквизитор отогнал ее одеялом. Кошка с укоризной мяукнула, гордо задрала хвост и вышла. Мягкий топот маленьких лап достиг двери ярусом выше, и в ночной тишине прозвучал голос песнопевца:

— Привет, Мряшка. Входи.

Альтвиг вздохнул и сделал шаг по направлению к кровати, когда вдруг понял: менестрель не собирается оставаться с кошкой. Наоборот, он спускается по лестнице — тихо, почти бесшумно, в компании с чем-то бряцающим. Инквизитор напрягся. Гитара? Цитра? Неужели Мреть идет с выступлением в заведения, открывающиеся во тьме? Тьфу!

Проклиная себя на чем свет стоит, парень крадучись отправился следом. Рикартиат прошествовал через кухню, прихватив со стола ломоть хлеба, пробежал по последнему пролету и вышел на порог. Притворил замерзшую створку, и Альтвига поглотил полумрак. Сморгнув, он прислушался и понял, что менестрель деловито устраивается на пороге: застилает камни рваным кожухом, садится на него и прижимает к груди музыкальный инструмент.

Инквизитор сообразил, что вот-вот станет жертвой знакомой песни, и замер. Однако Мреть, вдумчиво перебирая струны, принялся петь вовсе не то, что ожидал услышать Альтвиг.

  — Ты забыл обо мне, об имени,
  коим сам же меня нарек —
  тот, кто прятал меня за крыльями
  на границе семи дорог,
  тот, кто сам говорил о верности:
  бесконечной — чтоб до конца…
  Отражается на поверхности
  Лик Создателя,
  Лик Творца.
  Он не может мне дать спасение,
  я — не замысел, я — чужак,
  я — ошибка, я — совпадение,
  я — игрушка в его руках.
  Ты не помнишь, а рассказать тебе —
  все равно, что тебя предать.
  Как назвать совершенной правдою
  то, что правдой не может стать.
  Я не в силах открыться истиной,
  Я не в силах тебя спасти.
  Этот город изгрызен крысами.
  Он стоит на моем пути…
Менестрель сбился, выругался и буркнул:

— Хватит за мной следить. Вы мешаете.

— Как ты меня заметил? — уязвленно вскинулся инквизитор.

— Мы возвращаемся к обращению на «ты»? — хмыкнул Мреть. — Без проблем. Ты очень громко дышишь.

— Я?! — поразился Альтвиг. И сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Извини.

Рикартиат улыбнулся.

— Странно разговаривать с человеком, находясь по разные стороны двери.

— Так зайди сюда. Там ведь холодно.

— Я люблю холод, — отказался Мреть.

В его голосе проскальзывало что-то мягкое, почти нежное. Инквизитор понятия не имел, эмоцией ли оно вызвано, но чувствовал себя так, будто разговаривал с необычным существом. Существом, принявшим все его недостатки. Впервые за всю жизнь.

— Я отсчитывал годы с момента своего пробуждения у кургана. По всему выходит, что прошло двадцать два. Но если я погиб, значит, вначале был погружен в нечто вроде сна?

— Верно.

— Как долго?

Рикартиат напрягся. Альтвиг не видел его, лишь улавливал сущность, — но сейчас это казалось самым лучшим способом.

— Ты действительно хочешь знать?

— Да. Только не лги.

— Служителей Альвадора обмануть невозможно, — рассмеялся менестрель. — Сам вспомни.

— Я не хочу взывать к ангельскому волшебству, — пожал плечами инквизитор.

— Ладно. С тех пор, как я решился покинуть курган, прошло восемьдесят пять лет.

— Сколько?!

— Восемьдесят пять. Я полагаю, ты тоже владеешь ускоренной регенерацией? Она позволяет телу не стареть. Мы с тобой — словно эльфы, вряд ли когда-нибудь умрем. И… если честно, я этому рад. Я слишком долго тебя ждал, чтобы погибнуть, не удостоившись звания… друга.

Альтвиг нахмурился.

— Прости меня.

— За что? — вяло удивился Мреть.

— Я знаю, что такое одиночество. И мне жаль, что ты был вынужден ему следовать. Жаль, что я о тебе забыл.

Менестрель покачал головой:

— Я люблю одиночество. — Инквизитор успел подумать, что это — весь ответ, когда из-за створки донеслось тихое: — Но в первые годы оно было невыносимым. Мне предлагали остаться в Замталеорнете, поднять из небытия храм Дождя. Сказали, что я могу стать достойным храмовником. Но я не захотел. Дорога… та дорога, что у границы сущего показалась мне прекрасной… на самом деле ведет не в дальние страны, а на поиски самого себя.

— И ты нашел? — негромко полюбопытствовал Альтвиг.

— Нашел, — согласился Мреть. — Выбрал удовольствие, за что и поплатился. Люди почему-то считают музыку досадной помехой. Трудно было добиться успехов, пришлось многим пожертвовать и не раз поваляться в грязи. Ты, наверное, заметил, что я не отличаюсь внушительным телосложением? Да? Так вот не ты один. Мне долго не везло. Но потом я встретил Илаурэн. Она хорошая, даром что иногда ведет себя по-детски.

Инквизитор почесал нос. Он успел замерзнуть, но уходить не хотел. Лучше подождать, пока Рикартиат выскажется, и вместе подняться наверх. Надо думать, Мряшка уже заждалась блудного хозяина. Хотя зная кошачий нрав… может, она присвоила себе подушку и теперь спит, блаженно посапывая.

— Музыку надо слушать душой, — произнес Мреть. — Душа — это нечто гораздо большее, чем разум.

— Отец Еннете тоже так говорит, — признался Альтвиг. — О душе.

Рикартиат фыркнул, намекая, что его отношение к главе инквизиции прямо противоположно терпимому.

— Он убивает людей. Размазывает по полу в застенках. Вешает, сжигает, вырывает сердца. Я не вижу смысла в вере, если она требует таких жертв.

— Тот, кто верует, праведен, — процитировал инквизитор. — А тот, кто оберегает скверну и грех, подлежит искоренению.

В его синих глазах плясала нескрываемая ирония. Менестрель об этом не знал, поэтому поднялся, отряхнул штаны и, едва приоткрыв створку, просунул в образовавшуюся щель гитару:

— Отнеси в мою комнату, пожалуйста.

— Хорошо. Ты куда-то собираешься?

— Нет, — бледно улыбнулся Рикартиат. — Просто хочу прогуляться. Твои слова натолкнули меня на интересную мысль.

— Осмыслить ее можно и дома.

— Дома воздух неподходящий.

Прежде, чем Альтвиг придумал убедительный — или хотя бы язвительный — ответ, дверь закрылась. Снег натужно заскрипел под подошвами сапог Мрети. Затем скрипнула калитка, и наступила тишина. В ней любой звук казался неоправданно громким. Инквизитор пробормотал себе под нос проклятие, споткнулся о теплый кошачий бок и был обруган кошачьим: «ма-а-ау!»

Видимо, Мряшке все-таки не спалось.

ГЛАВА 5 ЛЕКАРЬ

Проснувшись, Альтвиг долго не мог понять, где находится. Он лежал и смотрел на паутину в углу, любуясь сухими трупиками мух. Господа эльфы не утруждали себя уборкой в спальне для гостей. Надо думать, к ним редко кто-то приезжал — в человеческих городах остроухие держатся особняком, не пересекая границы вежливого, но вынужденного общения с представителями смертной расы.

Отец Еннете говорил, что не подверженные гибели существа боятся ее больше, чем кто-либо другой. Пожалуй, в этом нет ничего удивительного. Обидно жить тысячу лет, а потом сдохнуть от шальной стрелы или падения с лошади. Если бы инквизитор был эльфом, он бы берег себя, как зеницу ока.

Парень вспомнил о словах Рикартиата, дернулся и рухнул на пол — вместе с подушкой, двумя одеялами и краешком простыни. За дверью тут же прозвучал встревоженный голос:

— Святой отец, вы в порядке?

— Да, — отозвался он, поднимаясь. — Прошу прощения!

Господин Кольтэ глубокомысленно хмыкнул и, кажется, скрылся в кухне.

Альтвиг поднялся, пригладил волосы и выглянул в коридор. Сидевшая на старомодном ковре Мряшка мяукнула, повела ушами. Судя по доброжелательному виду, она успела смириться с присутствием инквизитора.

Парень, наоборот, не стал обольщаться. Он обошел кошку по дуге, сбежал по ступеням и пожелал доброго утра господину Кольтэ. Тот кивнул, не отрывая взгляда от сковородки. Рядом стояла Илаурэн, чье лицо то и дело озарялось улыбкой.

— Нет, папа! — говорила она. — Еще не пора! Если ты, конечно, хочешь приготовить блины, а не обычные комочки теста…

— Вам помочь? — предложил Альтвиг.

— Нет, — рассмеялась девушка. — Пускай папа учится.

Инквизитор улыбнулся и прикрепил к воротнику серебряный крест.

— Рикартиат дома?

— Да, спит. Ему что-нибудь передать?

— Если спросит, — согласился парень. — Я осмотрюсь. Много слышал об укрепленных фортах белобрежья.

Илаурэн серьезно кивнула и пожелала ему удачи.

На улице большинство мыслей выветрилось, оставив только одну: холодно. Альтвиг усиленно с ней боролся. В конце концов, не каждый день выпадает шанс забыть о работе. Рикартиат сейчас не настроен выслушивать уговоры. Значит, можно сделать перерыв и прислушаться к своим желаниям. Желания… хм… инквизитор остановился неподалеку от врат в цитадель.

— Чего я хочу? — вслух спросил он. И, усмехнувшись, ответил: — Разве что сжечь пару еретиков. Отец Еннете обрадуется, а я согреюсь. Идиотская шутка, да?

— Да, — подтвердил низкий голос за спиной парня. — У вас большие проблемы с юмором… и выбором. Вдумайтесь, быть может, вы хотите взглянуть на легендарный памятник королевичу Теалу. Или пройтись до лучшей городской корчмы. Или…

Альтвиг почувствовал, как на плечах сжимаются чужие холодные пальцы.

— …вы хотите узнать, что белобрежные еретики — это не та шваль, с которой вы имеете дело на родных землях. Они размажут вас по камням, а потом весело станцуют. Здесь главная проблема — не маги, господин инквизитор. Совсем не маги. Здесь главная проблема — шаманы. Их нельзя заподозрить в пакости… до последнего момента.

— Ничего, шаманы тоже горят, — оскалился Альтвиг. — Кто вы?

— Меня зовут Киямикира. — Невидимый собеседник держал крепко. — Рикартиат просил за вами приглядывать.

— Вот как? — парень сосредоточился на ангельском волшебстве.

Чужака ощутимо обожгло, он отступил и выругался:

— Какого черта?!

— Такого, что инквизиция — это не пустой звук. — Альтвиг с мрачным удовольствием отметил, что бледную кожу инфиста — высокого, худого и бледного, как сама Смерть, — покрывают красные пятна. — Когда нам что-то не нравится, мы применяем силу. Болит?

— Не очень, — рассеянно отозвался тот. — А вы не промах, святой отец!

Он казался таким же юным, как и Мреть — лет семнадцать, не больше. Белые волосы заплетены в тонкую, едва достигавшую лопаток косицу, лицо обрамлено россыпью коротких прядей. В алых глазах, непрерывно изменяясь, бьется зрачок: вот он еще круглый, вот — ромбовидный, а вот — вертикальный. Именно глаза выдавали в юноше вестника беды. Характерных для этой расы крыльев Альтвиг не заметил.

— Для чего мне сопровождение?

— Рикартиат считает, что в форте могут найтись недоброжелатели. Слабаков среди них нет.

— И что?

Киямикира развел руками:

— Наш общий друг невыносим, правда? Такой заботливый.

Он явно не хотел таскаться за инквизитором по морозу. Альтвиг прикинул, чем ему грозят «недоброжелатели», и сказал:

— Вы правы. Меня интересует лучшая городская корчма.

Спустя полчаса они уже сидели за столом, за счет Киямикиры («в честь знакомства!») разжившись горячим вином и мясом. Инквизитор пояснил, для чего приехал и какие цели преследует. Инфист нахмурился и пересказал ему последние слухи о Братстве Отверженных. Выходило, что тройка лидеров погоняла девятью людьми, надеясь свергнуть власть господ Еннете, Ольто и Риге. Начинание глупое и обреченное на провал, но Братство не собиралось сдаваться и бросать все на полпути.

— Сборище идиотов, — презрительно бросил Альтвиг.

Киямикира посмотрел на него как-то странно.

— Да, согласен. Ребята совсем мозги растеряли. Ваше начальство сотрет их в порошок и развеет по ветру.

— Мое начальство, — поморщился инквизитор, — предпочитает решать такие проблемы руками Улума. Полагаю, он уже обшарил все подозрительные места и нашел путеводную нить.

— Я знаю господина Улума, — повеселел инфист. — Говорят, он очень силен, но в dreagea shaenae однозначно мне проигрывает. Я украсил его правую скулу синяком.

Альтвиг усмехнулся. О боевом стиле dreagea shaenae он был наслышан, но не горел желанием учиться. Что толку размахивать ногами, когда противники обладают магией? Пока ты будешь демонстрировать потрясающие удары, они наколдуют что-нибудь увлекательное и покажут, почему не стоит использовать примитивный ближний бой.

— Вы тоже будете искать Братство, святой отец?

— Зачем? — удивился инквизитор. И, наткнувшись на растерянный взгляд Киямикиры, пояснил: — Я понимаю, что это — важное дело. И также понимаю, что есть немало других ребят, способных с ним справиться. Отец Еннете поручил мне вернуть Рикартиата в Ландару, и в первую очередь я займусь этим. Пока что еретики меня не интересуют.

— Вот так поговоришь с вами, — хмыкнул инфист, — и не поверишь, что вы — верующий человек. Скорее… просто работаете на верующих.

Альтвиг постучал пальцем по кружке. Киямикира был прав. Он просто работал на верующих, смиряя свои сомнения. А сомнений, между тем, хватало — и по поводу Богов, и по поводу правильности методов. То есть да, опасных еретиков надо сжигать — но только опасных, убедившись в их вине и тяге к чернокнижничеству.

— Вы давно знакомы с Рикартиатом? — спросил он, уходя от ответа.

— Давно, — кивнул инфист.

— И… э-э… кто он, по-вашему, такой?

— Менестрель. — Киямикира улыбнулся. — Расчетливый, циничный, иногда — жестокий. Поразительно верный. Нормальный, словом. Да, у него есть темные стороны, но если вы скажете, что бывают абсолютно чистые люди, я буду долго смеяться вам в лицо.

— Отчего же? Не скажу. — Альтвиг покачал головой. — Люди подвержены постоянному соблазну. Что тревожит Рикартиата?

— Вы.

— Я?

Инфист поправил упавшую на глаза прядь. Его зрачки придерживались круглой формы, но порой расползались по радужкам, образуя круги. Это зрелище, с одной стороны, отталкивало, а с другой — завораживало.

— Большинство своих стихов Рик написал потому, что ему не хватало вас. Все считают его переводчиком чужих песен. Когда он исполняет собственные, людям становится жутковато.

— Смерть мало кого прельщает, — произнес Альтвиг. — История Рикартиата известна вам полностью?

— Конечно. А вам?

— Нет. Он не стал посвящать меня в детали.

— И вы хотите, чтобы это сделал я? — уточнил Киямикира. — Что ж, запросто. Рик был духом-хранителем Безмирья. Ему не раз доставалось от тамошних низших вампиров, и однажды он понял, что больше не хочет быть мальчиком для битья. Решил сбежать во внешний, живой, мир. Стать человеком. Быть может, он забыл бы об этом и успокоился, но счастливый случай свел его с вами. Вы были драконьей душой. Драконьи души сильны, как черти, и способны не то, что пересечь границу Безмирья, а и разнести его целиком. Вместе вы почти выбрались, но в последний момент взбунтовались другие духи-хранители. Защитив Рикартиата, вы сами были смертельно ранены и погибли у него на руках, у края живого мира. Он вас похоронил. Это все.

— Благодарю, — задумчиво сказал Альтвиг.

— Не за что.

Киямикира подозвал разносчицу, попросил принести еще вина. Девушка подхватила кружки и унеслась, словно вихрь. Посетителей было много. Корчма полнилась гулом голосов. Люди, несколько гномов, одинокая женская фигурка в черном плаще. Внимание инквизитора привлек рыжий голубоглазый парень, увлеченно жующий хлеб. Метка, оставленная колдовством, выглядывала из его сущности любопытной кошкой.

Альтвиг лениво потянулся и собрался забыть о рыжем, когда тот перехватил его взгляд. Парню показалось, что из испещренных трещинами голубых пятен на него взглянула бездна. Он вздрогнул, а еретик улыбнулся, обнажив изящные белые клыки.

Дитя племени наровертов? Здесь, в форте?! Инквизитор повернулся к инфисту, намереваясь спросить, как часто он видит вампиров. Киямикира лишь поднял брови:

— Вообще не вижу. А что?

Альтвиг указал на рыжего… на место, где он совсем недавно сидел. Теперь там остался лишь одинокий стул. И, если присмотреться, веселая россыпь крошек.

* * *
Вернувшись домой, инквизитор прошмыгнул в свою комнату и запер дверь. На кровати обнаружилась серая полосатая кошка, но выгонять ее было лень. К тому же животное дремало.

Форт Шатлен укрывался сумерками, словно одеялом. Парень устало смотрел в окно, перебирая в памяти события прошедшего дня. Киямикира проводил его до памятника, показал Фонтанную площадь и полуразрушенный театр. Там собирались люди из низших слоев общества. Кто-то — чтобы отвлечься, а кто-то — чтобы выступить. Альтвиг не понимал, что за смысл кроется в фальшивом подражании чужому сюжету. Хотя, может, людям просто надоела собственная жизнь.

Парень лег и уставился на паутину в углу. Хорошо, что ее никто не смахнул. В спальне, и без того пустоватой, стало бы совсем тоскливо.

Семейство остроухих собралось в кухне. Госпожа Эльтари и господин Кольтэ спорили, не обращая внимания на дочь. Та ехидно посмеивалась, утверждая, что оба правы.

Интересно, чем занят Рикартиат? Вниз он не спускался, завтрак, обед и ужин пропустил. Альтвиг прислушался, но сквозь тишину верхнего яруса не пробивалось ни единого звука. Спит? Илаурэн говорила, будто зимой менестрель слабеет и предпочитает отдыхать. Были случаи, когда он несколько недель проводил во сне.

«Большинство своих стихов Рик написал потому, что ему не хватало вас», — сказал Киямикира. Как узнать, прав ли он? Долго ли Альтвиг и Рикартиат были знакомы? Что из себя представляли дух-хранитель и драконья душа? Так много вопросов… и так мало ответов. Неужели смерть — и последовавшее за ней возрождение — так прочно отшибают память? Можно ли ее вернуть? Сейчас инквизитор согласился бы отдать что угодно, лишь бы вспомнить, что происходило за границей живой земли.

«А вдруг тебя обманывают?» — прогремел в голове голос отца Еннете. Парень скривился. Этот фрагмент прошлого и сделанный вывод — безоговорочное доверие вредит в первую очередь тебе, — не подходили под ситуацию с Мретью. Детали одной картины легко складывались. Да и менестрель не просил Альтвига поверить. Ему было все равно. Он знал, что не ошибается.

Рикартиат оказался легок на помине. Задумавшись, инквизитор прекратил вслушиваться в тишину, и осторожный стук застал его врасплох.

Парень помотал головой. Остатки мыслей не вытряслись.

— Альтвиг, ты там? — полюбопытствовал Мреть. — Можешь мне помочь?

— Могу, — растерялся тот. — А что случилось?

Он впустил менестреля в комнату. Рикартиат огляделся, улыбнулся трупикам мух и уселся на край кровати. В руках он держал книгу и желтый исписанный листок.

— Ты слышал песню про небесные корабли?

— Угу, — подтвердил Альтвиг, вспомнив Витоль.

— Я нашел ее продолжение, — гордо сообщил Мреть. И смущенно почесал затылок: — Но перевести не могу. Плохо понимаю староприбрежный.

— А-а-а, — с умным видом протянул инквизитор. Язык Морского Королевства он изучал — больше зрительно, чем на слух, но все же. — Хорошо. Давай попробуем.

Рикартиат просиял. Альтвиг сел рядом с ним, принял книгу и уставился на четыре корявых строфы. Тот, кто их вывел, пользовался дешевыми чернилами мутно-синего цвета. Да и вообще не особо старался — страница пестрела кляксами, разводами и прилипшими кусочками листьев. Порой диву даешься, какими неаккуратными бывают люди.

— Вот здесь — «ты далеко, но я ощущаю тебя на расстоянии вытянутой руки», — перевел инквизитор. — Дальше — «мы закрываем глаза и видим небесный свод».

— А где тут «словно»? — не понял менестрель.

Альтвиг подчеркнул нужное слово пальцем:

— «Haallen».

— Ага. Минуту.

Рикартиат торопливо записал первые строки.

— Дальше.

— «У меня под ногами — речное дно, у тебя — морское», — пробормотал инквизитор. — А это я не могу разобрать. Смотри, тут — «etta nae». Ожидание… нет, скорее ожидать.А тут «okrae keralle». Спать… или находиться во сне?

— Удобно, — фыркнул менестрель. — И подождал, и отдохнул. Я всегда так поступаю.

Альтвиг рассеянно улыбнулся, продолжая изучать текст.

— Лучше не будет.

— Неважно, суть я уловил. Хотя потом тоже какой-то бред, — нахмурился Рик. — «Tante» — это, если не ошибаюсь, мозг. «Loaka» — больной, а «shietara»…

— Чужой, — продолжил инквизитор. — Забавно выходит. Чужой больной мозг? А вот еще «hasal», оковы.

Перо Мрети заскребло о лист. Зеленые глаза сощурились.

— Значит, приукрасим. Это не сложно. Берем первые две фразы, складываем… ну, например, так: «Наша связь — на уровне вытянутой руки, стоит только закрыть глаза и представить небо. Под моими ногами — песчаное дно реки, под твоими ногами бушует морская пена».

— Сразу видно — перевод вольный, — улыбнулся Альтвиг.

Менестрель рассмеялся:

— Нормально все. Главное, чтоб на музыку лег.

— А ты ее еще не написал?

— Зачем? — изумился парень. — А, в смысле новую? И в мыслях не было. Я хочу подогнать строки под прежнюю, из «Небесных кораблей». Создать единое целое из первой и второй песен.

Инквизитор приподнял брови.

— Ой, да ладно тебе, — отмахнулся Рикартиат и вернулся к староприбрежному варианту. — Хм… если честно, эта строфа мне не нравится. И так понятно, что кто-то где-то кого-то ждет. На кой черт усложнять? Пропустим ее. Возьмем следующую…

Альтвиг озадаченно моргнул. До сих пор он считал песнопевцев безгрешными. Живут, приносят в мир музыку, собирают со слушателей монеты… но о том, что до принесения они эту музыку коверкают на свой лад, парень даже не догадывался.

Мреть тем временем продолжал:

— «Hatalie na el» — «Я не помню». Потом «тебя», «она», «отобрать»… О, есть еще «зачем». Получается: «я не помню, зачем она тебя отобрала». А здесь… э-э… не подскажешь, что это за слово?

Инквизитор вздохнул.

— «Grarte» — мстить, «klarrene» — плакать.

— Ага, спасибо. Черт… — Рикартиат потер переносицу. — Сейчас я… а-а-апчхи!

— Будь здоров.

— Пчхи!

— Будь.

— Пчха-а!

— Здоров, — закончил Альтвиг.

— Еще раз спасибо, — прогудел менестрель. И пожаловался: — Если я заболею, Илаурэн меня убьет. Я должен был родиться медведем и впадать в спячку зимой. Ты не подумай, я люблю холод, снег и ледяные наросты. Но здоровье у меня хлипкое.

Он снова чихнул, едва не уронив книгу. Инквизитор подхватил ее на лету, устроил у себя на коленях.

— Сиди уж, хлипкий.

Рикартиат вымученно улыбнулся.

— Вот эта строка — «я не помню, зачем она тебя отобрала», а эта — «я не помню, почему она мстит и почему не плачет». Дальше… эй, ты чего?

— Оттуда ни черта не видно, — ответил менестрель, посмевший использовать плечо Альтвига, как точку опоры. — Жалко тебе? Я не тяжелый.

— Толкнешь меня — удавлю, — пригрозил тот.

— Хорошо. Продолжай.

Инквизитор представил, будто Мрети нет рядом, и невозмутимо перевел следующий фрагмент. И следующий. И следующий. А когда от песни ничего не осталось, он принялся рассуждать, как лучше соотнести получившиеся фразы с изначальными. Отыскал несколько рифм, с восторгом предложил их Рикартиату… и обнаружил, что тот спит. Картина забавная: менестрель согрелся благодаря Альтвигу, и им тут же воспользовалась серая полосатая кошка, забравшись на руки и счастливо урча.

— Действительно удавить тебя, что ли, — пробормотал инквизитор. — Ты нагл, как сам Сатана.

Но исполнять задуманное он, конечно, не стал. Осторожно отобрал у спящего менестреля перо и пергамент, заметил, что набросок начала заплыл чернилами. По кусочку вспомнил его, переписал, присовокупив последние строфы — в том виде, в каком сложил их самостоятельно:

   «Я не помню, зачем отобрала тебя она,
   я не помню, за что она мстит и о ком не плачет;
   но зато понимаю, что жизнь и душа одна
   у меня — Невезения, и у нее — Удачи.
   Я прошу тебя — еще капельку подожди,
   не окидывай море печально-прощальным взглядом.
   Будет день, когда край этой дикой, пустой земли
   разобьется на части — и явит тебе корабль».
К утру Рикартиат совсем скис. Чихание сменилось кашлем и насморком, веки покраснели и не позволяли полностью открыть глаза. Парень бродил по дому, словно призрак, и терпел упреки Илаурэн.

— Догулялся, да? Теперь, небось, жалеешь? Ага! Больше ходи посреди ночи, в мороз, по форту!

— Да ну тебя, — обиделся менестрель. — Сама постоянно ходишь, а мне нельзя?

— Нельзя! — подтвердила девушка. — Верно я говорю, Альтвиг?

Инквизитор промолчал. Обращаться к нему по имени эльфийка начала без предупреждения. Из ее уст он предпочел бы слышать «святой отец». Узрев бледного Рикартиата, которого, кажется, могло сбить с ног даже легчайшее дуновение ветра, Илаурэн так обозлилась, что попадаться ей побаивался даже господин Кольтэ. После обеда он ушел, прихватив жену, и оставил младшее поколение разбираться между собой. Мрети надоело поддакивать возмущенным речам, и он заперся в комнате. Зарылся под три одеяла, провалился в тревожный сон. Даже со второго яруса Альтвиг различал его сбивчивое дыхание.

— Как насчет лекаря? — тихо спросил он.

Илаурэн вспыхнула:

— Еще чего! Господин Эстель наверняка помнит, как Рик огрел его чайником за недостаточную вежливость.

— Это какую?

— Господин Эстель… э-э… назвал Рика несуразным. Он имел в виду телосложение, но наш песнопевец очень рассердился и… в общем, поспешил доказать, что вопреки внешней хрупкости может здорово долбануть.

Альтвиг фыркнул. Да уж! Стоит вспомнить, как Мреть стиснул долгожданного друга в объятиях, и все сразу встает на свои места. Лекарю, даже если он был здоровяком вроде господина Арно, не позавидуешь.

— А где можно его найти? — ощупав повязку на лице, уточнил парень.

— В цитадели, — пояснила Илаурэн. — Он живет в одной из казарм, вместе с воинами гарнизона. Помогает им, иногда на страже стоит. Вы его сразу узнаете, когда увидите — по зеленым волосам. Главное, не перепутайте с братом — они близнецы.

— Есть отличия?

Эльфийка задумалась.

— Пожалуй, да. Голос господина Эстеля — чистый, а голос господина Эстеларго — с хрипотцой.

Инквизитор представил, как попросит нужного человека заговорить: «Извините, а не могли бы вы пожелать мне доброго дня? Без этого мне ни за что не понять, кто вы: лекарь или не лекарь».

— Тогда я пойду, познакомлюсь, — сообщил он — Заодно договорюсь насчет Мрети.

— Не получится, — убежденно сказала девушка.

Альтвиг пожал плечами и отправился одеваться.

Погода не изменилась. Все такой же мороз, все такой же пронизывающий ветер. Разве что с небес, затянутых серыми тучами, срывались крупные хлопья снега. Инквизитор поправил шарф и мысленно поблагодарил господина Арно. Немногие люди умеют делать подарки вовремя.

Форт почти полностью обезлюдел. Работали лишь редкие лавки, да и в тех парень не видел торговцев. У трактира тряслась чья-то лошадь, заставив Альтвига вспомнить о Туче. Кобылу пришлось оставить на попечение отца Еннете — магические переходы не рассчитаны на животных. Конечно, лучше так, чем если бы верную Тучу разорвало, но инквизитор по ней скучал.

В цитадель его впустили без вопросов. Знакомые стражники обменялись красноречивыми взглядами. Парень спросил у них дорогу, и ребята, не сговариваясь, указали на третью северную казарму.

Господин Эстель сидел на лежаке, обняв свои колени и уткнувшись в них подбородком. Изумрудные волосы привлекали внимание, но, в отличие от большинства случаев, не являлись самой яркой чертой. Глаза лекаря были столь чистого василькового цвета, будто это и не глаза вовсе, а лепестки цветов. Тонкие, аккуратные черты лица заставляли задуматься о благородном происхождении. Точно такое же впечатление производила одежда — не крикливая, не сложная, но сделанная из дорогих тканей и кожи.

Альтвиг переступил с ноги на ногу, поправил воротник и сказал:

— Здравствуйте.

Господин Эстель вздрогнул, едва не грохнувшись с лежака, и перевел на посетителя пустой взгляд. Он выглядел подавленным, словно потерял близкого друга или родственника.

— Добрый вечер. — Чистый, удивительно нежный голос доказывал, что инквизитор нашел нужного человека. — Чем я могу вам помочь?

— Снимите, пожалуйста, повязки, — попросил Альтвиг.

Лекарь встал:

— Хорошо. Идемте, работаю я не здесь.

Он вышел из казармы, миновал две крытых галереи, углубляясь в белую цитадель. Остановился перед дверью, обитой железом, и постучал по карманам брюк. В левом радостно звякнуло, и господин Эстель извлек связку ключей, скрепленную бронзовым кольцом. Самый маленький из них, украшенный завитками, послужил главным врагом замка.

— Проходите, — пригласил лекарь. — Присаживайтесь.

Инквизитор сел на колченогую табуретку. Она, вопреки его опасениям, выдержала.

— Чем вы обрабатывали рану?

— Горской настойкой.

— Флакон сохранился?

— Да.

Господин Эстель принял протянутый Альтвигом хрусталь, вдумчиво понюхал. Что-то в его движениях показалось парню странным. Излишняя грациозность? Нет… соблазнительность. Мягкость, осторожность и твердое знание всех красивых своих сторон. Люди на такое не способны. В их исполнении соблазнительность — это дешевая игра. Она не зацепит и не заинтересует нормального человека. Значит…

Инквизитор пробудил ангельское волшебство, осторожно — скрывая изменившиеся радужки — покосился на лекаря. И обомлел.

Вместо огоньков души, привычных для смертного существа, в господине Эстеле плясала буря. Темная, быстрая воронка вспыхивала багровым пламенем, показывая как магический потенциал, так и… страсть. Любовью в ней и не пахло, но затягивало мощно.

Сообразив, кто перед ним, Альтвиг почувствовал себя неуютно. А лекарь, ничего не заподозрив, вымыл руки в бадье с холодной — если не сказать «ледяной» — водой, промокнул повязки на лице посетителя и принялся их снимать. Горячие пальцы ощупывали поврежденную кожу и избавляли ее от груза легко, без боли, не отдирая, а увлажняя прилипшие фрагменты.

— Попробуйте открыть глаз.

Парень честно попробовал. Веки разошлись, зрение не изменилось.

Господин Эстель потер подбородок:

— Вас ранили магией?

— Именно так.

— Одну минуточку.

Он принялся искать что-то в шкафу, забитом разнообразными колбами. Инквизитор опасливо наблюдал. Его знание демонической иерархии было куда глубже и подробнее, чем порой хотелось.

Не менее часто, чем Адом, обитель темных созданий называли Нижними Землями. Они делились на ярусы, в зависимости от степени важности расположенные ниже или выше. Демоны из знатных семей жили у поверхности, как, например, графская семья Элот. Ее глава, чье имя знающие люди на всякий случай не произносили, был инкубом. Все его родственники мужского пола — тоже.

Господин Эстель выбрал колбу с рубиновой жидкостью, поднес ее к ране Альтвига и уронил восемь капель. Раздалось жутковатое шипение, и правый глаз начал смутно различать образы. Это, вроде бы, стены, а там, вроде бы, дверь. У инквизитора закружилась голова, он вцепился в табуретку побелевшими пальцами и растерянно пробормотал:

— Что происходит?

— В вашей ране остались осколки заклинания. Купите зелье, используйте один раз в день, и будете счастливы, — сообщил лекарь. — С вас четыре серебряных монеты.

Парень подождал, пока комната обретет ясность, и полез в сумку. Господин Эстель спрятал оплату в карман:

— Благодарю вас.

— И я. И еще… — Альтвиг вспомнил слова Илаурэн и осекся. Может, действительно не стоит лезть? Тем более что лекарь — инкуб. Для него без разницы, навредить человеку или помочь. Инквизитор постучал пальцами по дереву, нахмурился и решился: — Знаете, мой друг заболел. Но мне говорили, будто вы откажетесь его осматривать.

— Дайте угадаю. Ваш друг — менестрель?

— Верно.

Господин Эстель прищурился.

— Осматривать его я, и правда, не стану, — сказал он, — но пару хороших настоек могу продать. Желаете?


Вернувшись домой, Альтвиг долго рассматривал свое отражение в зеркале. Правую половину лица, начинаясь на лбу и заканчиваясь на щеке, пересекал красный воспаленный рубец. Родителей Илаурэн он напугал больше, чем самого парня. Господин Кольтэ причитал, что гостю следовало обратиться к эльфийским лекарям, а не человеческим. Мол, они работают аккуратнее и внешность не портят.

Мреть отнесся к увечью куда спокойнее. Похлопал Альтвига по плечу, назвал красавцем и отправился спать. Зелья он взял, деньги вернул, хотя инквизитор ругался и грозился запихнуть серебряные монеты в задницу менестрелю.

После обеда Альтвиг сидел за столом, ковыряясь ложкой в миске с пшеничной кашей. Напротив устроилась Илаурэн, попивая малиновый чай. Сначала парень ее игнорировал, а потом негромко спросил:

— Господин Эстель давно работает в форте?

— Нет, — возразила девушка. — Если не ошибаюсь, он приехал незадолго до нас.

Инквизитор подумал, что со стороны настоятеля цитадели было странно скрывать подобное. Если, конечно, демон не одурачил жителей. Судя по множеству знаменитых случаев, выходцы из ада любят играть с людьми. Изучают их, испытывают… ломают. Лекарю это делать проще, чем остальным: он знает, как устроены тела смертных, и способен повлиять на протекающие в них процессы. Мерзкая перспектива. У Альтвига не было доказательств чужой вины, но он был уверен: Эстеля надо убить. Или хотя бы изгнать.

— Что-то случилось? — уточнила Илаурэн, смущенная долгим молчанием собеседника.

Парень усмехнулся:

— Вроде того. Вы не замечали за господином Эстелем чего-нибудь необычного?

— Замечали, — ответила девушка, улыбнувшись. — Он очень красивый. Пользуется популярностью у женской половины форта. Незамужние на нем так и вешаются, но господин Эстель до сих пор никого своим выбором не осчастливил. Поговаривают, что он… м-м… как это сказать-то… предпочитает мужчин. Его так часто видят в обществе брата…

Тон у эльфийки был весьма мечтателен. Похоже, мысль о близости — и отнюдь не кровной — двух «очень красивых» молодых парней, приходилась ей по вкусу. Альтвиг и раньше с таким сталкивался, поэтому не стал ругаться. Во-первых, не любил переубеждать — от неверного мнения чаще всего спасает один костер. Во-вторых, не желал ссориться с тем, кто позволил ему остаться в хорошем доме, кормил и не считал обязанным. Дослушав Илаурэн, он полюбопытствовал:

— Предпочитает мужчин — и все? Больше никаких отклонений?

— Ну, — задумалась девушка, — говорят, что порой он говорит с зеркалами. Поначалу все думали — он просто без ума от себя, а потом к стражникам прибежал испуганный солдат и заявил, что отражение там чужое. Настоятель пригласил храмовников, те проверили и пришли к выводу, что этот солдат слишком много пил. Вполне вероятно, кстати. Я часто вижу его в трактире, он покупает дешевый самогон.

— Интересно, — оценил Альтвиг. — Спасибо. Как ты думаешь, Рикартиат спит?

— Скорее всего, — кивнула Илаурэн. — Он едва не свалился, когда спускался с лестницы.

— Хорошо. С твоего позволения, я пойду к себе.

Эльфийка жестом показала, что не возражает. Инквизитор поднялся, опустил миску в ведро с грязной посудой и поплелся наверх.

В груди поселилась противная тревога. Парень сразу понял, что господин Эстель непрост — с такой-то бурей внутри! — но… «порой он говорит с зеркалами»… тут нужен не одинокий служитель Тринадцати Богов, а вооруженный отряд с кучей защитных артефактов. Без них будет трудно справиться.

Альтвиг сел, вытащил из сумки чистый свиток и кусочек синего сургуча. Несмотря на свет, льющийся из окна, зажег свечу. Затем подхватил перо, устроил пергамент на переплете книги и начал писать. Медленно, стараясь не упустить ни одной детали.

Закончив, долго прикидывал реакцию отца Еннете. Рассердится ли он? Тягаться с представителем высших родов Ада — та еще глупость. Как, впрочем, и попустительство. Нельзя позволять демону находиться среди людей. Мало ли, что он натворит? А раз все еще не натворил — значит, готовит куда большую пакость, чем можно себе представить.

Запечатав свиток, Альтвиг сотворил вестника — белое крылатое существо, похожее на голубя и крысу одновременно. Оно ухватило послание острыми коготками, вспыхнуло и исчезло.

Спустя неполную минуту раздался стук, и в приоткрывшемся дверном проеме возник сонный Рикартиат. Бледность сменилась нездоровым румянцем, волосы торчали, как у ежа. Парень с трудом переступил порог, шлепнулся на стул и пробормотал:

— Мне нехорошо.

Инквизитор вздохнул:

— Вижу.

— Я почти паникую, — продолжил Мреть. — Что за зелья ты принес?

— То, что побольше, сварено на корнях тиальны. То, что поменьше — смесь горского эликсира с настойкой голубой вишни.

— А по ощущениям — яд.

— Ты бредишь. Тиальна всегда вызывает жар.

— Ладно, — согласился Рикартиат. — Но если я умру, обвиню тебя. Господин Эстель — вредный тип. И у него много способов устранять врагов.

— Ты всего лишь треснул его чайником.

— Вот именно. Если бы кто-то провернул такое со мной, я бы посадил его на кол. Осиновый. С гвоздем в острие.

Альтвиг фыркнул.

Менестрель опасливо похлопал себя по щекам. Выглядел он неважно — едва ли не хуже, чем с утра. Когда воздух над кроватью сгустился, образуя ответного вестника — изящнее и мельче, чем у молодого инквизитора, — Мреть закашлялся и обхватил себя за грудь, словно боясь, что она порвется.

Вдвое сложенный листок упал на ладонь Альтвига. В теплом синем сургуче четко проступала печать: ястреб, расправивший крылья.

— Быстро, — изумился парень.

— Это от кого?

Инквизитор, не отвечая, развернул послание. Хмыкнул и почесал нос:

— От отца Еннете. Необходимо устранить… источник проблем.

— Пойдешь прямо сейчас?

— Нет, подожду до вечера. Хочу убедиться, что все в порядке.

— В каком смысле? — запутался Рикартиат.

— Ты можешь составить примерный список людей, обращавшихся к господину Эстелю?

Менестрель улыбнулся:

— Почти весь форт. А в чем лекаря обвиняют? Он, конечно, хитрый и изворотливый жук, но я за него ручаюсь. Ни разу не слышал, чтобы хоть кто-то жаловался.

— Демоны мастерски очаровывают, — возразил Альтвиг. — Особенно инкубы. Этот ваш господин Эстель — представитель семьи Элот.

Мреть чуть со стула не упал:

— Что?!

— Ну, видишь ли, — начал инквизитор. — Служители Богов, наделенные ангельским волшебством, умеют видеть не только внешние оболочки, но и внутренние сущности. У лекаря она — темная. Буря, пламя и… страсть.

Ответ Рикартиата утонул в очередном приступе кашля. Парень закрыл рот ладонями и согнулся пополам. Затем пожаловался:

— Больно. Представляешь, что будет, если этот инкуб подсунул тебе не настоящие зелья? Ты вообще допускал такое?

— Допускал, — согласился Альтвиг. — Поэтому все проверил.

Менестрель скривился:

— Тогда я пойду с тобой.

— Прошу прощения?

— До вечера тиальна должна подействовать.

— Ты снова бредишь, Рикартиат, — с сомнением сказал инквизитор. — Тебя любой порыв ветра снесет, не то, что демон. Я не смогу одновременно защищать двоих.

— Меня и не нужно, — самоуверенно заявил менестрель. — Если ты уйдешь в одиночку, я смертельно обижусь и никогда не соглашусь вернуться в Ландару.

— А если не уйду — согласишься? — уточнил Альтвиг.

— Возможно.

Не обращая внимания на скептический взгляд друга, Мреть покинул комнату. Но отправился не к себе, а прочь из дома. Разъяренные вопли Илаурэн его не остановили, и девушка, крикнув, что кто-нибудь должен присмотреть за домом, бросилась вдогонку.

* * *
До наступления сумерек инквизитор переговорил с одиннадцатью людьми, которых лечил господин Эстель. Все отзывались об инкубе с большой симпатией. Особенно женщины — их, кажется, приводила в восторг любая болезнь, ибо была причиной обратиться к лекарю снова.

Заглянув домой за Рикартиатом, Альтвиг нашел его во всеоружии и злобном расположении духа. Парень поцапался с Илаурэн и получил звонкую оплеуху. На и без того слабое состояние она повлияла, как спусковой крючок: у менестреля подгибались колени, дрожали руки и закрывались глаза. Однако от желания пойти с другом он не отказался.

Инквизитор уставился на длинную рукоять и незаточенную часть клинка, возвышавшуюся над плечом Мрети.

— Это что?!

— Биденхандер, — растерялся тот.

— Ты хочешь переломиться надвое? — уточнил Альтвиг.

— Ну, знаешь ли! — обиделся Рикартиат. И тут же контратаковал: — За собой следи, а меня не трогай! Я за малыша и в рыло могу дать!

— Малыша?

За спиной Мрети возник господин Кольтэ. Видя, что юноша не собирается отвечать, он пояснил:

— Рик так меч называет.

— Двуручный?!

— Двуручный, — с вызовом подтвердил менестрель. — Тебя что-то не устраивает?

— Э-э… м-м-м… да нет, все устраивает, — пошел на попятную инквизитор. — Нам идти пора. До свидания, господин Кольтэ.

— Удачи, отважные герои, — рассмеялся тот.

Рикартиат зашнуровал высокие сапоги и направился к цитадели, не проверяя, следует ли за ним Альтвиг. Инквизитор покаянно вздохнул, догнал его и попросил:

— Извини.

— Ладно, — рыкнул Мреть.

— Я не догадывался, что клинок для тебя так важен.

— Бывает.

Белая твердыня встретила друзей неприветливо. Стражники наотрез отказались впускать их внутрь. Пришлось показывать письмо отца Еннете и поддакивать напускным угрозам. Добившись результатов, Альтвиг провел менестреля в рабочую комнату инкуба.

— Жди здесь, — приказал он. — Если тварь появится — хотя, конечно, вряд ли, — постарайся устроить шум. Я буду ждать Эстеля в казарме.

— А как насчет его брата? — полюбопытствовал Рикартиат.

— Эстеларго уже три недели нет в форте. Я сомневаюсь, что он вернется сегодня. Все внешние ворота закрыты.

— Для демонов они — не преграда.

— Да, но, прорываясь в Шатлен с боем, он привлечет к себе слишком много внимания, — улыбнулся Альтвиг. — Все, давай расходиться. Не забывай — в случае чего…

— Я буду орать, как резаный, — отмахнулся Мреть. — Договорились.

Инквизитор нервно рассмеялся.

В казарме было темно, холодно и пусто. Спрятавшись за лежаком в противоположном от входа углу, светловолосый парень нещадно мерз и проклинал все на свете. Интересно, как люди здесь спят, а не замерзают насмерть к утру?

После полуночи — спустя три часа после прихода Альтвига — откуда-то из цитадели донесся воинственный крик. Потом — душераздирающий грохот. Сообразив, что к чему, Альтвиг сорвался с места и бегом преодолел крытые галереи. Обитая железом дверь валялась на расстоянии десяти шагов от проема, ведущего в комнату лекаря. Внутри то и дело что-то вспыхивало и звякало.

Рикартиат, вцепившись в рукоять меча изо всех сил, неуклюже отбивал магические удары. Сталь впитывала их в себя, мерцая блеклым голубым светом. Хорошее оружие. Горское. Никто, кроме семьи Тальгу, не смог бы заговорить тяжелый биденхандер от магического влияния.

Оскаленный, но не растерявший своей соблазнительности Эстель не давал противнику отдохнуть. Непрерывные атаки белым огнем сыпались на Рикартиата, словно град. Заметив Альтвига, парень усмехнулся и заорал:

— Черт тебя подери! — одновременно вырываясь вперед и вынуждая демона попятиться.

Эстель, не будь дурак, прыгнул на стол и швырнул в друзей целую стаю белых комков пламени. Инквизитор, перепугавшись, бросил все свои силы на защиту Рикартиата. Зажмурился и приготовился умереть, но… ничего не произошло.

Открыв глаза, он увидел сотканный из воды купол, нависший вверху и впереди. А еще — менестреля, чья сущность — пускай и светлая — выпустила на волю метку темного колдовства.

Пока Альтвиг и Мреть потрясенно пялились друг на друга, Эстель радостно хохотнул и сказал:

— Ну, своей цели я достиг. До свидания, ребята.

— Не могу поверить, — выдавил из себя инквизитор. — Ты — еретик?!

ГЛАВА 6 ВОДОПАД

Альтвиг сидел за столом, хмуро разглядывая чистый свиток пергамента.

Обмакнув перо в чернильницу, он написал:

«Уважаемый отец Еннете! Исполняя ваш приказ, я столкнулся с большой проблемой. Господин Рикартиат, официальный наследник Ландары, обладает темным магическим даром. Добровольно признает, что является чернокнижником, и требует сжечь его на костре во славу Тринадцати Богов. Разобраться самостоятельно я не в силах, поэтому прошу вас о помощи.

P. S. Устранить господина Эстеля не удалось. Поскольку Рикартиат использовал дар во время боя, я впустую потратил драгоценное время, не желая верить в увиденное. Полагаю, сейчас инкуб находится на Нижних Землях и докладывает о своих наблюдениях владыке замка Энэтерье. Прошу прощения, что не оправдал возложенных на меня надежд».

Закончив, он протянул свиток менестрелю. Тот угрюмо изучил безупречный почерк, хмыкнул и произнес:

— Отлично. Отправляй.

Альтвиг откинулся на спинку стула, закрыл глаза и сделал медленный вдох. Он чувствовал себя сволочью. Обведенной вокруг пальца сволочью, не способной на решительные шаги. Сдать Мреть отцу Еннете — правильно. Еретикам не место в мире людей. Они хуже демонов, хуже нечисти, хуже лесных тварей. Но сейчас убедить себя в этом оказалось особенно сложно.

Рикартиат, бледный и дрожащий, как осиновый лист, не был похож на средоточие зла. Даже наделенный меткой, он оставался человеком, похоронившим Альтвига на границе сущего и перенесшим память о нем в песни. Инквизитор был обязан убить его. И не мог.

— Снова жар?

— Наверное.

Эмоции из голоса менестреля ушли. Глубокий, приятный, но пустой, он резал слух почище раскаленных ножей.

Инквизитор стукнул кулаком по столу, срывая злость. В этот момент он ненавидел себя так, как, кажется, никто другой не сумел бы. Отец Еннете, Улум, господин Арно… все те, кого он считал товарищами, отошли на задний план. Передний достался еретику, слабому, но спокойному. Готовому умереть, если Альтвиг, которого он ждал восемьдесят пять лет, решит, что это необходимо.

Парень взял в руки письмо, зарычал… и разорвал на кусочки. Оседая на пол, они укоризненно шелестели. Мряшка, сидевшая у ног хозяина, чихнула. Тот наклонился, чтобы почесать ее за ухом, и кошка игриво сомкнула когти на тонких изящных пальцах.

Инквизитор встал, подошел к стене и шибанулся об нее головой. Потом еще раз. Легче не стало. Тогда он набрал в кружку холодной воды, склонился над ведром и намочил волосы. Потемневшие пряди облепили лицо.

— Ну давай же, Альвадор! — заорал Альтвиг, повернувшись к окну. — Уничтожь меня! Где гром, где молнии, где херувимы?! Кто будет казнить предателя?!

— Ты — не предатель, — тихо сказал Мреть. — То, что вы называете ангельским волшебством, мы называем светлым даром. Ты удивишься, узнав, сколько еретиков могут войти в состав инквизиции. Но они не зависят от служения божеству.

Он немного помолчал, а затем решил:

— Пойду спать. Мне плохо.

— Иди, — резче, чем хотел, бросил инквизитор.

Инквизитор… Ха! Альтвиг заливисто рассмеялся. Вспомнил эльфийскую принцессу. Ребенка, выпущенного из Тальтары, и бесконечные сомнения. Существуют ли Боги? Слышат ли молитвы? Имеет ли смысл освящение земли, если любой еретик раскатает нечисть в лепешку? Стоит только перестать их сжигать… позволить показать себя во всей красе, и мир необратимо изменится. К добру или нет — неважно. Инквизиция, на деле-то, отличается от носителей дара в худшую сторону. Парень думал об этом и раньше, а теперь… теперь просто перестал отрицать.

— Я ничего о тебе не знаю! — воскликнул он в пустоту. — Ничего! Так объясни мне, почему хочу защитить?!

Если Рикартиат и услышал, то не счел нужным отвечать. Альтвиг полагал, что он валяется на кровати полумертвый. В последний раз, прикоснувшись к его лбу, парень едва не обжег ладонь.

Илаурэн с родителями, увидев, в каком состоянии вернулись «отважные герои», смутились и отправились погулять. Как выяснилось, Киямикира — хороший друг не только менестреля, но и эльфийского семейства. Он радушно принял гостей, напоил вином и быстренько устроил застолье.

Мысль, что кто-то, как ни в чем не бывало, ест и радуется, казалась Альтвигу дикой. Привычный для него самого мир сломался, раскололся на тысячи осколков. Крохотный шанс собрать их истончался с каждой секундой, превращая осколки в пыль.

Парень снова сел. Обвел затравленным взглядом кухню. Подумал, что в здравом уме, зная о недостатках Мрети, никогда не стал бы его искать. А тут… господи, до чего же все глупо! Глупо делить людей на хороших и плохих. Глупо верить, что в огромном мире нет места магии. В конце концов, Боги создали его таким, как есть, и «еретики» в Святой Книге — это не все подряд обладатели темного дара, а те, кто направил его во зло. Считая его единственно верным…

Альтвиг вздохнул, успокаиваясь, и решил ради душевного равновесия посетить храм. Судя по восьми шпилям, пристроившимся в форте, у него был неплохой шанс пожаловаться Листвит, Шеаре, Альвадору, Шемрэйну, Инэ-Дэре, Аларне, Глитхему или Вельтарует. Поразмыслив, инквизитор выбрал третьего. С ним он много лет имел дело, его считал воплощением правосудия. Накинув пальто, парень покрутил в руках серебряный крест… и спрятал его в карман.

Торопливо спустился, выскочил на порог, жадно вдохнул колючий морозный воздух. Пересек тропинку, разделяющую соседние дома, и заглянул к Киямикире — сообщить эльфам, что уходит.

Шатлен по-прежнему был пуст. Разве что в переулке Альтвиг встретил карманника. Тот бродил от стены к стене и ругался, пропустив парня безо всяких вопросов.

Храм Альвадора располагался на круглой площади. Его окружали клумбы, выбеленные снегом, и четыре скульптуры — по одной на каждую сторону света. Человек, инфист, эльф и вампир, расправивший кожистые крылья. Он был похож на рыжего нароверта из трактира. Красивое лицо, длинные волосы, насмешливая улыбка и нечто странное, даже страшное в радужках глаз — впрочем, едва заметных. Простояв у постамента десять минут, Альтвиг устыдился и вернул крест на воротник. Затем вошел в храм.

Большую часть полутемного помещения занимал алтарь, испещренный выемками. Меньшую — цветы в разнообразных горшках. Считалось, что, пока они живы, Бог благоволит к прихожанам. Невысокий грузный мужчина, заросший бородой и одетый в кожух, как раз обрезал погибшие листья. Мягкие шаги инквизитора заставили его обернуться.

— Пусть будет светел ваш путь, святой отец. Вы нуждаетесь в разговоре, поддержке, утешении?

— Нет, спасибо.

Храмовник, не настаивая, кивнул.

Альтвиг преклонил колено, устроил ладонь на шероховатой поверхности алтаря. Прямоугольный, ониксовый, он источал ровное тепло. Еще один признак того, что нынешний хозяин храма чист перед Альвадором.

Молитва помогла инквизитору собраться с духом. Паника пропала, бежать из Шатлена расхотелось. «Тот, кто ищет, обрящет, и будет праведен». Никто не посмеет осудить парня за попытку понять, кто прав — отец Еннете или все же еретики. Правда должна быть правдой. И лучше достигнуть ее сейчас, чем всю оставшуюся жизнь терзаться сомнениями.

— Скажите, господин, — обратился Альтвиг к храмовнику. — Вам не нужны помощники?

— Помощники? — изумился тот. — Вы ведь входите в Высший Круг.

— Это неважно.

Мужчина переступил с ноги на ногу.

— Я неплохо справляюсь сам.

— Вы не хотите иметь дела с инквизицией, — понимающе усмехнулся парень. — Что ж, прошу прощения. Не стоило спрашивать.

Храмовник молча скривился. На полпути к выходу инквизитора настиг его оклик:

— Вы растеряны.

— Я?

— Да. Потеряли путеводную нить. Устали от убийств? Осознали, что ваша братия не безгрешна?

Альтвиг помедлил.

— Давно.

— Вы в тупике, — сообразил мужчина. — Хотите, побеседуем? Без оглядки на ваше руководство.

Инквизитор прикусил губу. Подумал, что ничего не теряет.

— Хочу.

— Тогда идемте.

Храмовник обогнул ритуальный камень, толкнул неприметную дверцу в жилые комнаты. Маленький коридорчик закончился кельей, полутемной и скупо обставленной. Кровать, кресло, стол, слюдяное окно. Стопка книг, огарки свечей. Последние мужчина зажег, попросил гостя подождать и удалился.

Альтвиг изучил потрепанные корешки, желтые страницы. «Краткий бестиарий Врат Верности», «Сказания наровертов», «Свойства и рецепты горских настоек», «Легенды о сотворении мира»… Надо думать, храмовник — образованный человек. Вероятно, учился на факультете теологии в Академии Алаторы. До парня доходили слухи, что в столице Белых Берегов можно получить какие угодно знания. Главное, искренне желать этого и проявлять немного энтузиазма.

Мужчина вернулся с большим подносом, поставил на стол миску с малосольными огурцами, тарелку вяленого мяса и бутыль компота. Смородинового.

— Садитесь, святой отец, — пригласил он.

Инквизитор устроился в кресле, храмовник — на краю постели. Открыв бутыль, протянул парню кружку:

— Меня зовут Жильт.

— Альтвиг Нэльтеклет, — представился тот. — Благодарю вас.

— Не за что, — отмахнулся мужчина. — Я вызвался выслушать вас, но, должно быть, выгляжу подозрительно. Многие ныне боятся секретных служб. Те, что работают на нашего короля — безобидны, а чужие… знаете, они частенько предпочитают вытрясать правду любой ценой из кого угодно. Даже если человек не знаком с политикой.

— А вы, выходит, знакомы? — уточнил инквизитор, принимая правила игры.

— Знаком, — подтвердил храмовник. — Я много читаю. И много думаю. Умею сопоставлять факты. Поэтому живу тут, под сенью храма Альвадора и властью мирного существа.

Альтвиг поперхнулся:

— Мирного?! А кто осаждал долину дриад?!

— Все совершают ошибки. Его Величество был юн, повздорил с дедушкой… к тому же, как вы наверняка помните, все жительницы ЭнНорда выжили.

— А воины белобрежья — нет.

Жильт укусил огурец, похрустел им.

— Может, это и кощунство. Но по мне, король поступил правильно. Дриады заключили с нами союз, поставляют многие ценные вещи. В случае войны они придут на помощь, а лесов на нашей земле хватает.

— Вы имеете в виду — люди погибли не зря? — поморщился инквизитор. — Бред. Скажите это их родственникам.

— А вы часто так поступаете? — спросил храмовник. — Когда в Тальтаре вы сожгли полсотни еретиков, вы объяснились с их матерями? Вы подумали о том, что кто-то потеряет ребенка? Вы хоть что-нибудь сделали?

— Нет, — признал Альтвиг. — И это одна из причин, почему я больше не хочу служить инквизиции.

Собеседник притих, предлагая парню продолжить. Тот переплел уцелевшие пальцы, выдохнул и проговорил:

— У меня не было родителей. Появившись на этом свете, я не помнил, откуда пришел. Наивно полагал, что все люди рождаются десятилетними, пока впервые не увидел младенца. Я был потрясен… до глубины души. Но смирился. Был вынужден скитаться по миру, чтобы заработать хотя бы еду. Больше года прожил в лесу, в заброшенной избушке то ли охотников, то ли дровосеков. Оттуда меня выкурил заклинатель. Он был неплохим человеком, из лантершотской Гильдии Печатей. Я очень хотел остаться с ним, научиться демонологии. Тогда все сложилось бы по-другому. Если честно, я до сих пор жалею.

— Этот человек вас оставил?

— Нет, — возразил парень. И грустно улыбнулся: — К сожалению, нет. Его убили в Эверне. Сказали, будто… — он осекся и помотал головой: — не имеет значения. Я не смог его спасти, но уничтожил напавших. Ангельское волшебство размазало их по стенам в переулке. Сожрало большую часть моих сил, и я едва не загнулся. Но меня нашел отец Еннете, вытащил, воспитал и помог стать… тем, кем я теперь являюсь.

Он немного посидел, размышляя. Потом махнул рукой:

— А… это все такой идиотизм.

— Да уж, — сказал Жильт. — Благодарность — это, разумеется, хорошо… если в меру. А вы превознесли ее, словно божество, и жили в плену у собственных иллюзий. — Он наколол на вилку кусок мяса. — Знаете, у нас, на Белых Берегах, инквизицию не любят. Поначалу вам разрешалось проверять королевство, но затем король внял голосу разума и решил, что еретики достойны защиты. В Академии Алаторы есть специальный факультет для людей, владеющих светлым и темным даром. Как? Вы до сих пор не в ярости?

— Нет, — хмыкнул Альтвиг. — А и правда, чего это я? Одну минуточку.

Он поднялся, приблизил указательный палец к носу храмовника и взревел:

— Что вы себе позволяете?! Долой короля! Долой Академию! Сжечь богомерзкую ересь! — и, отдышавшись, уже нормальным тоном спросил: — Так лучше?

— Намного, — захихикал Жильт. — Вы мне нравитесь, господин Нэльтеклет. Хотите, расскажу одну забавную вещь?

— Валяйте, — благосклонно подтвердил инквизитор, усаживаясь на прежнее место.

— Служители Альвадора чаще всего становятся отступниками. Вам об этом не говорили? Бог правосудия поощряет честных людей, тех, кто любой ценой добивается правды. Рано или поздно все ваши коллеги осознают, что сглупили, и «проклятые еретики» — вовсе даже не еретики. Их называют ренегатами. Отец Риге, самый младший из трех глав вашей братии, лично занимается устранением… осознавших.

Альтвиг нахмурился. Можно было и раньше предположить. Отец Риге не гонялся за нечистью, не решал политические проблемы, но все равно очень редко появлялся на виду у рядовых исполнителей. Благодаря храмовнику стало ясно, почему. Был слишком занят убийствами своих же учеников…

— А вы, — пробормотал инквизитор, подхватывая компот, — работаете в храме лишь оттого, что умеете думать, или есть другие причины?

— Есть, — хитро улыбнулся Жильт. — И они просты. Во-первых, никто не поднимет руку на слугу Альвадора. Во-вторых, из Тринадцати Богов наш с вами покровитель — самый мягкий и светлый. Я часто слышу, что, мол, абсолютной белизны нет. Но уверен, что на деле ее можно отыскать тут. Вы подходили к алтарю, видели, каков он. Жертвоприношений в храме не было уже девяносто семь лет, а он продолжает хранить тепло. Альвадор не так требователен к своим чадам, как им иногда кажется.

— Требовательным его считают лишь те, кто лжет, — пожал плечами парень. — Хотя, признаю, лжи подвластен каждый из нас.

Храмовник постучал пальцами по столу.

— Вы спрашивали, нужен ли мне помощник. Полагаю, такой — пригодится. Я уже полгода хочу отправиться в Бартар, навестить родственников, но в мое отсутствие некому присмотреть за храмом. Вы справитесь, господин Нэльтеклет? Сюда редко кто приходит. За справедливостью люди обращаются к земным судьям. Однако в храме нужно убирать, следить за цветами. Я заплачу.

— Денег не надо, — отмахнулся Альтвиг. — Я буду рад возможности отдохнуть. Надоело мотаться туда-сюда, нигде толком не задерживаясь.

— Надо, — возразил Жильт. — Золото не бывает лишним.

Некоторое время они сидели, обсуждая грядущие перспективы. Мужчина прикидывал, какие подарки привезти племянникам. Инквизитор слушал, не подбрасывая лишних идей. Он не разбирался в детях и считал странным перерождение из маленького человека во взрослого, поскольку сам через такое не проходил.

Беситься парню расхотелось, настроение улучшилось. День сменился ранним вечером, небо стало бледно-розовым. Снежные хлопья облепили крыши домов, ветви деревьев и четыре храмовых скульптуры. Чей-то черный кот пересек площадь, встретил сородича и прижался к земле, шипя.

Альтвиг посмотрел на него без раздражения. Вон, у Мрети целых четыре кошки. В глазах инквизитора они подросли с отвратительных существ до нейтральных, пригодных к совместной жизни. Пожалуй, если бы мурчащий комок шерсти приходил к нему спать, парень был бы не против. Но ведь его надо еще и любить…

— Ладно, мне пора, — сообщил инквизитор, поднявшись. — Приду к утренней молитве. Будьте благословенны… то есть до свидания.

— Увидимся, — попрощался Жильт.

* * *
На пороге эльфийского дома, деловито вылизывая лапу, сидела Мряшка. Она отвлеклась от своего занятия, чтобы одарить Альтвига презрительным «ма-а-ау!», после чего отправилась обходить двор. Парень проследил, как кошка огибает слишком высокий для нее сугроб — не дай Бог туда провалиться! — и останавливается у ограды. Сообразил, что животное никуда не денется, и нырнул в уютное тепло за дверью.

Отряхнулся, разделся, поднялся в кухню. Там инквизитора ждал сюрприз в виде двух гостий, болтающих с Илаурэн. Первая была бледной, синеглазой и черноволосой, вторая, наоборот — смуглой, с карими искорками радужек и роскошными каштановыми волосами, собранными в высокий «хвост». Заметив Альтвига, девушка улыбнулась, показывая клыки — четыре на верхней и шесть на нижней челюстях. Они вполне гармонично сочетались с нормальными белыми зубами, но все равно привлекали внимание, будто магнитный камень — железные иглы.

— Я вас познакомлю, — спохватилась Илаурэн, оборвав рассказ о недавно приготовленном супе. — Святой отец, это — Лефранса Эгшер. Ей принадлежит западная часть Айл-Минорских графств. Правда, для госпожи Эгшер они — не родина. Ее светлость пришла из Хеанты Нароверт.

— Я подозревал, — кивнул парень, разглядывая вампиршу. Ее дружелюбная улыбка стала скучающей.

— Лефранса, перед тобой — господин Альтвиг Нэльтеклет, — продолжила эльфийка. — Он приехал, чтобы встретиться с Мретью.

— Понятно.

— А меня, — произнесла черноволосая девушка, — зовут Сима. Я не из благородных, раньше работала в Гильдии Мастеров.

— О, — заинтересовался Альтвиг. — Делали что-нибудь изящное?

— Если бы, — вздохнула Сима. — Но нет. Я всего лишь плела корзины. Как ни странно, за это хорошо платят.

— А чем вы занимаетесь сейчас?

— Ничем. Пока что. У меня есть… э-э… некоторые дела, и их нужно решить за ближайшие два месяца. Госпожа Эгшер была столь любезна, что позволила переселиться в ее замок. В меру возможностей, как бы благодаря, я стараюсь ей помогать.

Парень помрачнел.

— Не переусердствуйте с благодарностью. Приятно было увидеться. Илаурэн, если что-то понадобится — я наверху. Рикартиат спит?

— Нет. — Эльфийка покачала головой. — Бодрствует. Не знаю, что у вас случилось, но он ведет себя, словно осужденный на казнь.

— Я понял. Спасибо.

Альтвиг попрощался и отправился прочь. Перед выходом на лестницу ему почудился чужой озлобленный взгляд, но, обернувшись, инквизитор обнаружил, что девушки снова мирно беседуют.

Лефранса ему решительно не понравилась. Да, она не высказала вслух никаких претензий, но все равно так и лучилась презрением. Парень поймал себя на мысли, что с удовольствием ткнул бы вампиршу лицом в бочку с квашенойкапустой. А лучше — с рыбой, м-м-м… Полностью мерзкое качество не сотрется, но утратит яркость из-за злости, обиды и, вероятно, слез. Женщины любят поплакать.

Альтвиг заглянул в свою комнату. Бросил на кровать сумку, покосился на мушиные трупики. Те все так же висели на паутине, и инквизитор начал подумывать, что они столь же древни, сколь и весь мир. Р-р-раз, и превратятся в пыль под неосторожным касанием.

Присев, он попытался осмыслить более важные вещи, но почему-то начал давать мухам имена. Та, что скрючилась на боку, стала Третьей, та, что прилипла туловищем — Восьмой. Цифры парень выбирал произвольно, исходя из личных симпатий. Остальных насекомых он нарек Шестнадцатой, Пятой и Двадцать седьмой. Затем, глупо рассмеявшись, вышел в коридор. И насторожился.

Девушки разговаривали шепотом. Так, что желание прислушаться было непреодолимым.

— Полагаю, Шейну не стоит приходить, — бормотала Илаурэн. — Я не уверена в нашем госте. Шанс, что он плюнет на инквизицию, велик, однако… он все-таки человек, и я не исключаю иной вариант — Альтвиг вспыхнет, развопится на весь форт и побежит к настоятелю, чтобы связаться с уродами вроде Еннете.

— А о моем любимом братце, — ехидно начала Лефранса, — он ничего не знает?

— Скорее всего, нет. Ребята, конечно, встречались, но Золотой Дракон не дурак и держал язык за зубами…

Инквизитор усмехнулся. Значит, Шейну? Тому самому еретику со степенью опасности «1-А»? Эльфийка глупит, считая, что парень решится ловить такого противника.

Альтвиг, не стуча, приоткрыл дверь в спальню Рикартиата. Менестрель лежал поверх одеял, закрыв локтем правой руки лицо, и напевал себе под нос переведенную другом песню.

— Я тебе помешал? — тихо уточнил парень.

— Будет день, когда край этой дикой, пустой земли… А? Нет, не помешал. Заходи, — пригласил Мреть. — Как у тебя дела?

— Нормально. Собираюсь… как там сказала Илаурэн… «плюнуть на инквизицию».

— Вот как? — Рикартиат сел, с тревогой изучил друга. — Зачем?

— Мне надоело. Можете, кстати, сбиваться в стайку с господином Эль-Тэ. Я не намерен жаловаться. Что?

— Ты видел Шейна?

— Нет. Я слышал о нем от отца Еннете. Якобы парень абсолютно неуправляем, и искать его должны не исполнители Высшего Круга, а кто-то из тройки лидеров. Наверное, Ольто. Господин Риге занят.

— Однажды Ольто уже обжегся на этом деле, — мстительно напомнил Рикартиат. — Я начну считать его дураком, если он снова сунется к повелителю Адатальрэ.

— Обжегся?

— Ага. Ты в курсе, что Шейна держали в застенках Шатаведа? Официальная версия гласит, будто там погибли все. А неофициальная, как более достоверная, утверждает, что единственным выжившим был отец Ольто. Он поймал повелителя у Райанита и, кхм, слегка за это огреб.

Альтвиг вспомнил, как невысокий мужчина с рыжей копной волос прятал ладони в рукавах, а правую половину лица — за капюшоном.

— А-а.

— Мы могли бы потом сходить к Шейну вместе, — предложил Мреть. — У него мало друзей, с коллегами-повелителями парень не ладит. Зато любит храмовников, часто посещает дом богини Листвит и молится по утрам. Странно для человека, состоящего в связке с демоном, да?

— Немного. — Инквизитор перестал хмуриться. — Кстати говоря, почему они связаны? Ведь люди не нужны отродьям Нижних Земель. Разве что в качестве еды.

— Э, тут ты ошибаешься, — хохотнул менестрель. — В Аду шэльрэ скучно, и они часто разгуливают по обитаемым мирам. Наш Создатель не возражает и не вмешивается. Я…

Он осекся, потер висок и сказал:

— Нет, ничего. В общем, демоны заключают контракты с людьми, чтобы развлечься. Ставят идиотские условия. Я знал одного мага, который велел призванному шэльрэ уничтожить лес, а тот взамен попросил поймать ему зайца. Потом они вместе его сварили, напичкали всякими приправами и съели. Побеседовали о жизни, о смерти, о магии, и демон отправился домой. Сказал звать, если еще что-нибудь понадобится. Тот маг — чуток сдвинутый, но приятный дядька, — до сих пор заявляет, что призвал одного из демонических принцев и водит с ним дружбу.

— Как его имя?

— Сулшерат. Он весьма сведущ в демонологии, но до Ишета с Виктором не дополз. А уроков они, к сожалению, не дают.

— Мы с тобой думаем об одном и том же Ишете? Из Братства Отверженных?

Рикартиат округлил глаза:

— Это кто нас так окрестил?!

— Отец Еннете.

— За что?!

— Ну, — протянул Альтвиг, — наверное, потому, что считает еретиков отбросами.

— Хэ-э-э, — умирающим голосом выдал Мреть, уткнулся лбом в свои колени и застонал. — Господи! Где же мы так нагрешили?!

Инквизитор похлопал его по плечу.

— Успокойся. Я могу обнародовать настоящее название вашей группировки, и никто больше не станет называть вас Отверженными. Хочешь? Мне не трудно. Главное, сочинить достоверную историю о том, как я столкнулся… хм… снова столкнулся с госпожой Виттеленой, и скормить ее отцу Еннете.

— Нет, меня уже не утешить… — всхлипнул Рикартиат. И подскочил: — Погоди! «Снова»?

Он смерил Альтвига испуганным взглядом, словно проверяя, все ли части тела на месте, и шепотом уточнил:

— Так это ты отрубил ей кисть?

Инквизитор почувствовал себя неловко.

— Я защищался.

Мреть схватился за уши:

— Она тебя убьет. Размажет по потолку, а глаза законсервирует и украсит ими лабораторию. Волосы скормит псам, дождется, пока они сдохнут на перекрестке пяти дорог, проведет там очистительный ритуал, сделает из трупов зомби и отправит их скитаться по миру…

— Она настолько грозна?

— Точно, — согласился менестрель. — У нее особенный дар. Можно даже сказать, искусство. Телен управляет материей. Это редкий фрагмент некромантии. Люди с предрасположенностью к магии Смерти сами по себе — исключение из всех правил, но Телен… Телен — это оживший кошмар.

Альтвиг вспомнил битву на кладбище и презрительно фыркнул:

— Ясно. Не беспокойся, там было темно. Я сомневаюсь, что у госпожи Неш-Тавье была возможность хорошо меня разглядеть.

Рикартиат обидно рассмеялся:

— Напротив. Она тебя разглядела, поняла, кто ты, и поэтому не стала убивать. Телен проницательна, словно сам Дьявол.

Инквизитор вздохнул. Пускай себе смеется. Это лучше, чем если бы Мреть кашлял, прятался от жара под одеялом и бродил по дому, рискуя пролететь пару лестничных пролетов.

— А как насчет тебя? Когда ты понял, что владеешь… даром?

— Почти сразу же, — посерьезнел менестрель. — На границе сущего. Ты погиб. Я не смог бы похоронить тебя без магии. Стихия земли, она… э-э… тяжеловато мне дается. Есть люди, способные ладить со всеми шестью стихиями, а я нормально использую только воду. Ну и нейтральные заклинания. Раньше они лезли из меня, как зерно из дырявого мешка. В первой песне о твоей смерти есть строка, что, мол «и на нем распустились розами капли пролитых мною слез». Это не аллегория. Стоило мне заныть, как начали расти чертовы цветочки.

— А сейчас такое бывает?

— Ага, — грустно подтвердил Мреть. — Ужасная штука. Я что снаружи, что внутри — размазня какая-то. Ни здоровье не уживается, ни магия. Однажды мы с Илаурэн крупно влипли, и я решил, что земля в силах образумить наших врагов. А потом истекал кровью из уха… почти месяц.

Альтвиг содрогнулся.

— Как ты выжил?

— Не знаю. Пил целебные отвары, спал. Илаурэн приходила каждый день, распекала меня за дурость и самоуверенность. Она всегда так делает.

* * *
На следующее утро инквизитор явился в храм, переговорил с Жильтом и остался за главного. Храмовник натянул на себя кучу одежды, замотал лицо шерстяным платком и вступил в бой с силами природы. Сонная лошадь, ведомая им под уздцы, всхрапывала и дергала хвостом. Ей не улыбалось брести по снегу, морозу и заледеневшему тракту.

Сказав, будто дом Альвадора никто не посещает, Жильт погорячился. Альтвигу пришлось утешать двух старушек, одного ребенка и купца, вопиющего, что «чертов настоятель недоплатил за зерно». Сочтя дело достаточно серьезным, парень сходил в цитадель и выяснил детали. Оказалось, купец помимо шести нормальных мешков привез пять полусгнивших, да еще и посчитал себя правым. Мол, год неурожайный, селяне обленились, а Боги слишком редко ниспосылали дождь. Альтвиг неискренне посочувствовал, принял приглашение отобедать и долго выслушивал рассказ о махнувшем в Бартар Жильте. Якобы храмовник — разгильдяй, пьяница и скотина. Инквизитор сдержанно улыбался, вспоминая скромный компот.

После обеда парень вернулся к алтарю, прочитал молитву и отправился поливать цветы. Они явно не страдали от недостатка заботы. Дикая роза, пересаженная в большое корыто из сосновых бревен, собиралась цвести. Багровые бутоны пламенели на фоне листьев, словно капли застарелой крови. Будь Альтвиг хозяином храма — ни за что не подобрал бы такое растение. Вокруг него не было темной ауры, но внешний вид заставлял задумываться о мрачных вещах. В голову лезла встреча с гулем — тощим, покрытым красноватыми лохмотьями кожи… а еще — живым. Прекратив убеждать себя в подлости еретиков, инквизитор задумался — а так ли плоха нечисть? Некоторые виды — например, лешаки и карнийцы — нейтральны к людям. Могут даже помочь, пребывая в хорошем настроении.

Жильт оставил все свои книги, и вторую половину дня Альтвиг посвятил изучению вампирьих сказаний. Увесистый фолиант повествовал о вещах как жутковатых, так и вполне обыденных. Парня удивило, что клыки наровертов, как и зубы всех нормальных людей, вырастают дважды — сперва молочные, а затем — коренные. Еще одной новостью стало то, что Хеанта Нароверт и Хеанта Геарра — знаменитые города кровососов — между собой не связаны. Первая часть Туманной Гряды принадлежит существам вроде Лефрансы. Для них человеческая кровь — не обязательное условие. А вот жители второй части зависимы от красной жидкости, словно звери, и поэтому редко покидают горы. В книге говорилось, что большую часть их рода перебили во время Войны Лепестков. Никогда прежде инквизитор о ней не слышал, а потому решил наведаться в библиотеку форта. Или, на худой конец, справиться у остроухих.

Дождавшись заката, Альтвиг покинул храм и зашагал домой. В кармане приятно позвякивали ключи. Погода исправилась, теплый ветер подточил сосульки и украсил лужами мостовую. Так, словно Альвадор, проведавший о путешествии Жильта, решил порадовать своего слугу и подарил кусочек весны в самом начале холодного Сезона.

Ночью парень об этих мыслях пожалел. Сидя в коконе из одеял и глядя в окно, за которым бушевала метель, он надеялся, что храмовник нашел себе надежный приют. Придорожную корчму, дом добрых селян или хотя бы избу в лесу. Провалившись в сон, инквизитор был вынужден с ужасом наблюдать, как грузный мужчина мечется туда-сюда по дороге, а ветер беспощадно треплет его одежду и остатки волос. Где-то за стеной валящего с небес снега ржала лошадь и скрипели полозья, раздавался смех, выли волки, вспыхивали и гасли комки багрового огня…

Альтвиг перевернулся на бок, накрыл голову подушкой. Он по-прежнему спал, приоткрыв рот и стиснув пальцы на воротнике рубахи. Но картина, подсунутая Инэ-Дэрой, изменилась: вокруг расстилалось кладбище. Спокойное, тихое и красивое. Эльфийское. Мраморные скульптуры-стрелы венчали ряды могил, и высеченные имена были одно другого причудливее. Самое длинное из них — Карсаниэль Летт Тиль Картэнаэдсса — привлекло внимание инквизитора прежде, чем он увидел разбросанные по надгробному холмику цветы. Нарциссы. Костяные нарциссы, созданные неизвестным резчиком так изящно и совершенно, что у парня перехватило дух. Подобрав ближайший цветок, он почувствовал себя так, будто держит в руках вечность. Страшную, холодную, преисполненную боли вечность. И на мгновение ему померещились чьи-то крылья, прибитые к стене святилища, где в тени колонны стоит сверкающее существо с темными провалами глазниц, ставших домом для роя зеленых светлячков.

Альтвиг проснулся, широко распахнул глаза. В комнате посветлело, метель стихла, и первые лучи восходящего солнца тревожили Пятую и Двадцать Седьмую. Инквизитор улыбнулся, зевнул, а потом…

Снова видел яркий, удивительно реальный сон. Ущелье, затянутое туманом, две цветущие черешни и белокаменный Мост. Зеленый холм, где в траве пламенеют красные бутоны тюльпанов, и две человеческие фигурки у перил.

И первая, и вторая — белые. Женщина и мужчина. У нее — короткие волосы, хищные желтые глаза и бедное платье. У него — лишь одна рука, роскошные косы, венец и серые, похожие на капли дождя радужки, окружившие крохотные зрачки.

Инквизитор не был уверен, что сможет подойти. Но из-под ног, петляя, вырвалась тропинка. Проложила себе путь к деревьям, вспыхнула, как бы намекая: ступай! Беловолосые существа обернулись, женщина помахала парню рукой.

— Привет! Как тебя зовут?

— Альтвиг, — пробормотал он. — А вас?

— Эллет. Но в вашем мире я известна под другим именем.

— Аларна, — продолжил ее спутник. — А я — Альвадор, хотя Создатель до сих пор называет меня Эйлинташенэлем.

— Не лги, — рассмеялась названная дочь Смерти. — Он никогда не произносит полное имя. Ограничивается коротким «Эйлин», да и вообще не любит разговаривать. В последние годы он…

— Замкнулся, — кивнул мужчина. — Устал. Проводит все свое время в странствиях, ищет некромантов…

— Пытаясь опередить инквизицию, — в голосе Аларны звякнула сталь. — Ведь она безжалостно убивает носителей темного дара.

— Но разве мир, — прокричал Альтвиг, чувствуя, как поток ледяного воздуха бьет в лицо, пытается унести, — сотворили не Боги?

Женщина удивилась.

— Что за глупость? Конечно же, нет!

Инквизитор сделал один-единственный шаг… и осознал, что падает. Подушка кое-как смягчила удар об пол, но коленом парень приложился болезненно. С трудом разлепив веки, он встал и выглянул в коридор. Серая полосатая кошка мяукнула, подняла хвост и ушла, ступая мягко, как призрак.

В кухне не менее мягко ходил Рикартиат. Звякнула крышка закопченного чайника. Смутно прикинув, что к чему, Альтвиг побрел вниз. Споткнувшись на лестнице, он приготовился долго лететь и получать синяки, но вмазался не в твердые выступы, а в ледяные объятия воды.

— Поймал, — хмыкнул Мреть, застывший на площадке у двери. — Сейчас опущу. Не дергайся.

— Ладно, — выдавил из себя парень. — Только не урони.

Вода заколебалась, метка темного колдовства — или же дар — загорелась ярче. Поставила инквизитора на последнюю ступеньку — прямо перед ухмыляющимся менестрелем.

— Доброе утро, — ехидно сказал он.

— Доброе, — кивнул Альтвиг. — Ты, я гляжу, на страже.

— Тот, кто осторожен — праведен, — расплылся в улыбке Мреть. — Что такое? У меня выросли рога?

— Нет. Просто я не ожидал от тебя цитаты из Святой Книги.

— Я полон сюрпризов. Будь готов ко всему.

— Буду.

Рикартиат нырнул обратно в кухню, заварил себе чай. Инквизитор сделал бутерброд из ломтя хлеба и свиной колбасы. Вгрызся в него так, будто голодал несколько лет, и пробормотал:

— Храм сегодня закрыт. Жильт велел посещать его через день.

— Понятно, — сообщил Мреть. — А у меня есть дела.

— Какие?

— Встреча с товарищами. Мы, отвергнутые всем миром, соберемся в большом зале. Поговорим. Обсудим чертову инквизицию, чертову нежить и чертовых погибших друзей.

— Улум кого-то убил? — напрягся Альтвиг.

— Да лучше бы он, — с горечью бросил Рикартиат. — Но тебе не стоит лезть в этот омут. Там свои правила.

Инквизитор фыркнул, ощупал одежду — далеко не впервые с момента падения на водяной щит. Она оставалась сухой, и парень не понимал, почему. Ведь, шлепнувшись, он чувствовал себя промокшим.

— Скажи, как работает твоя магия?

— Как любая другая. Защищает, атакует, живет. Не волнуйся. Все, что вам рассказывали о еретиках — бред. Дар не убивает своих носителей.

— Я вообще-то не… — начал Альтвиг, но тут же замялся и спросил: — Правда не убивает?

— Ага, — подтвердил менестрель. — Он… э-э… ну, скажем, будто второе сердце. Качает по венам волшебство. В моем случае — темное, но тут я сам виноват.

— Сам?

— В начале пути каждый маг выбирает, кем ему стать. Общепринятых стандартов не существует. Ты знаешь, что такое «стандарт»? — спохватился Мреть. Инквизитор кивнул, и он продолжил: — Изначальное воплощение дара — это крохотный огонек. Любого цвета. У некромантов преобладают оттенки зеленого, у стихийников — белого, у заклинателей — голубого и прозрачного, как стекло. Но все они горят по-разному, по-разному разрастаются. У кого-то возникает пожар, у кого-то — сеть, у кого-то — цветок. Одинаковых магов не существует. И для каждого из нас дар — неотъемлемая часть души. С ней невозможно расстаться. Говорят, что, когда инквизиция гасит огоньки дара, его носители умирают. То есть смерть приносит не он, а те, кто пытается его уничтожить. И им выгодно втолковывать людям, будто наши способности — это нечто противоестественное. Потому что если короли примут нас, то для них места в мире не останется.

Альтвиг помолчал, подбирая слова. Менестрель допил чай, закинул ноги на стол и скрестил руки на груди.

— Если хочешь что-то узнать, поторопись.

— А как… э-э… выглядит твой дар?

— Вот так.

Инквизитор непонимающе воззрился на друга, и в тот же миг погас свет. Кухня отдалилась, растаяла, и перед парнем возник… водопад. Бушующие потоки воды неслись с обрыва, пенились у камней, сносили любого, кто решался им противостоять. А вверху, в обрамлении влажных скал, нависало небо цвета стали. На грохот водопада оно отвечало громовыми раскатами и вспышками молний, но дождь не шел. Пока что не шел.

Это было страшно… странно… и изумительно красиво. Но стоило парню восхититься, как загадочный пейзаж исчез, и появилось бледное лицо Рикартиата. Менестрель улыбнулся, приподнял бровь и буркнул:

— Теперь тебя надо убрать. Ты заглянул в мою душу… в ближайшую ее треть.

— И такое я… сжигал? — ошеломленно уточнил Альтвиг. — Тогда, в Тальтаре?

— Ну, не именно такое, — возразил Мреть. — Как я уже говорил, одинаковых магов не бывает. Ты сжигал нечто подобное. Своеобразное. Кажется, в Тальтаре было убежище магов-крестовиков? Полагаю, у них внутри ты нашел бы одиночество, бесконечные перекрестки или лабиринт. Хотя, конечно, кто знает. Трудно угадывать, ни разу не столкнувшись прежде. У нас в Обществе крестовиков нет, сплошные стихийники и демонологи.

Он выкладывал инквизитору всю подноготную, нисколько не беспокоясь о сохранности информации. Так, будто знал его много лет. Будто не верил, что этот светловолосый парень с кошачьими, тоскливо поникшими ушами может его предать.

И Альтвиг скорее удавился бы, чем передал отцу Еннете что-нибудь из услышанного.


Поздно вечером, в компании всех четырех кошек и неизменных мух, парень читал все ту же книгу о наровертах. За последние несколько часов он узнал о них больше, чем за всю прошлую жизнь. Выяснил, что, несмотря на обилие ментальной энергии, телепаты-вампиры рождаются очень редко. Что облик полузверя, печально известный вблизи Туманной Гряды, создается от силы на пятнадцать минут. Что стихи и песни племени кровососов посвящены не охоте на людей, а любви и крыльям. Что каждый нароверт очень ценит мир, все еще юный и чистый. Что женщины-вампирши быстро теряют зрение и вынуждены тратить магию на повышение четкости окружающего.

А в середине книги Альтвиг нашел кленовый лист. Яркий, хрупкий и пахнущий осенью. Разглядывая его, инквизитор не сразу обратил внимание на строки, подчеркнутые густым чернилом: «Среди жителей Хеанты бытует мнение, будто родовое имя им отдал Создатель. Тот, кто действительно сотворил мир и впустил в него Тринадцать Богов; тот, кто прошел через Мосты Одиночества; тот, кто видел Некро Энтарис, что бы оно из себя не представляло. Якобы он мечтал увидеть восход солнца, не сгорев и не пострадав; и отправился в путь, и отыскал надежных друзей; и когда понял, что они были и будут с ним вечно, окрестил мир Вратами Верности. Нароверты с большим почтением называют его имя — Ретар, что в переводе со староприбрежного (Retthair) означает «Третий». Следует считать, что вампиры Хеанты ближе всего подошли к вопросу мироздания, но не спешат делиться ответом с людьми».

Парень рассмеялся. Кровосос-Создатель? Что за бред?

А потом вспомнил сон, где Аларна и Альвадор, переплетая фразы и голоса, повествовали об ищущем некромантов существе.

И смолк, когда в голове прозвучало насмешливое: «Что за глупость? Конечно же, нет!»

ГЛАВА 7 НЕКРОМАНТ

Рикартиат шагал по улице, держа ладонь на рукояти корда. Пристально вглядывался в тени, следил за переулками, обшаривал взглядом проходящих мимо людей. В последнее время среди наемных убийц его голова стала популярным товаром. Не иначе, как по велению Совета Ландары — убрать официального наследника, пока инквизиция не возвела его на престол. Чтобы избавиться от недоброжелателей, придется вернуться в чертово королевство и стереть в порошок господина Леашви. Но сначала…

Менестрель увидел человека с длинными, ниже линии плеч, седыми волосами. Тот стоял, прислонившись к стене, и смотрел вверх. В ясных голубых глазах отражались закатные облака. Они плыли на север, к Алаторе. Наверное, хотели порадовать короля — ведь тот, если верить слухам, любил затухающее небо.

— Привет, Шейн, — поздоровался Рикартиат. — Как у тебя дела?

— Все в порядке. — Седой не посчитал нужным отвлечься. — Полвечера приводил себя в надлежащий вид. Не люблю, когда Сима кривится.

Мреть рассмеялся:

— Помню. Руны готовы? Наши ребята в сборе?

— В сборе. — На вид Шейну нельзя было дать и двадцати лет, но, когда он вот так хмурился, черты его лица неуловимо заострялись. Как у мертвеца. — Пошли, у нас мало времени.

— Что-то случилось? — напрягся менестрель.

— Виктор ранен.

Рикартиат почувствовал себя так, будто в груди лопнула пороховая бочка. Виктор — один из трех негласных лидеров группировки, — слыл большим чудаком, но, несмотря на это, легко превосходил все ожидания людей, знающих его понаслышке. Опытный демонолог, основатель Гильдии Печатей, он владел стихией огня и прекрасно разбирался в хитросплетениях чужого Дара. По примеру своего лучшего друга, господина Ишета, Виктор не давал никому уроков. Порой маги слышали от него странную фразу, что, мол, вся жизнь — театр одного актера, и тратить ее на детей бессмысленно.

— Его все-таки достали?! Это реально?!

— Видимо, да, — пожал плечами Шейн, открывая дверь в старый особняк с витражными окнами. — Я тоже сначала не поверил. Потом Лефранса прислала вестника. Написала, что Виктора задели не ангельским волшебством, а ядовитым дротиком. Горским.

Менестрель не сдержался и присвистнул. Раз горским, значит, можно сразу записывать лидера в покойники и хоронить. Шанс, что кто-нибудь из группировки сможет ему помочь, просто ничтожен.

Повелитель северного ветра прошел по трем серым коридорам и вышел в зал, где пол был расчерчен округлыми символами. Стоило парню на них ступить, как линии вспыхнули голубым. Рикартиат, зажмурившись, шагнул следом — и спустя мгновение оказался совсем в другом помещении. И другом форте.

Цитадель Льна в Эльской Империи, рассчитанная на целую армию, сейчас принимала более скромных гостей. Менестреля и Шейна встретил Ишет, встревоженный и злой. На его носу виднелось красное пятнышко, словно кто-то уколол второго лидера острием клинка.

— Привет, маленькие скотинки, — сказал он. — Как добрались?

— Нормально. — Шейн в силу характера был неспособен оценить манеры товарища. Точнее, отсутствие их.

— Тогда проходите, не задерживайтесь. Вас ждут.

— Виктор жив?

Ишет посерьезнел, но ненадолго.

— Да что с ним сделается, — развел руками он. — Мы сходили к одному знакомому… нароверту. Уговорили помочь. Он стал ужасно нелюдимым, один в один со своим чокнутым другом. Я уже думаю, может, отвесить ему затрещину? Вдруг мозги на место встанут… хотя обидится, конечно.

— Ты не изменился, — сообщил повелитель.

— А с чего бы?

Седоволосый парень промолчал, предоставив товарищу возможность додумать самостоятельно. Тот, отыскав ответ, не расстроился. Вышел за дверь, объяснил, где искать остальных «еретиков» и почему он задержится. Шейн невозмутимо выслушал, изловил за локоть Рикартиата, попытавшегося скрыться с лидером, и отправился в Зал Восьми Углов.

Там, за круглым деревянным столом, сидело восемь существ. Дарштед, Илаурэн, Кейла, Нэлинта, Сима, Лефранса, Виттелена и Грейн — вечный конкурент Мрети. Не такой талантливый, но упрямый. И у первого, и у второго менестрелей были ценные сведения друг о друге. Обнародовать их — значит угробить популярность противника, который наверняка оскорбится и сделает то же самое. На виду у других ребята сохраняли нейтралитет, но с глазу на глаз могли и поссориться, и подраться — причем побеждал, как правило, Грейн. У него и удар был тяжелее, и голос звонче. Не хватало только магии — полуэльф владел всего лишь одним заклятием, не способным всерьез действовать без поддержки стихии воздуха. Поэтому обычно он работал в паре с Илаурэн.

— Добрый вечер, — поприветствовала вновь прибывших Виттелена. Ее светлые, почти белые волосы были собраны в косу, а ядовито-зеленые глаза сверкали из-под сурово сдвинутых бровей. Отсутствие левой кисти скрывал широкий рукав плаща. — Вы опоздали.

— Ишет отвлек, — не краснея, солгал Рикартиат. — Вы же знаете, как он выбегает навстречу с воплями о маленьких скотинках.

Некромант усмехнулась:

— Хорошее оправдание.

— Все благодаря вам, — вернул усмешку парень. — Я помню, как осенью вы заставили Виктора отцепиться той же фразой.

— Кстати, — вмешался Шейн. — У Ишета мы уже спрашивали, теперь спросим у вас: он будет жить? Что за нароверт его спас?

— Понятия не имею, — сказала Виттелена. — Вроде бы он старый знакомый наших общих друзей. Но они особо не распространялись.

Менестрель опустился в кресло напротив Симы. Девушка одарила его улыбкой. Лефранса тут же фыркнула и отвернулась. Ей не нравилось отношение подруги к непримечательному, глупому и слабому человеку. По мнению вампирши, лишь ее сородичи смогли бы стать достойными ухажерами для повелительницы западного ветра. Сима так не считала. Ей почему-то нравился Рикартиат. Черные волосы до плеч, необычные глаза, серебряные кольца на тонких пальцах, кошачьи уши… да, пожалуй, уши впечатляли девушку больше всего.

— Все хорошо? — спросила она, поняв, что серьезная беседа терпит. — Как поживает твой друг?

— Нормально, — ответил менестрель. — Взрослеет. Умнеет. Еще немного, и я приступлю к его обучению. Потенциал у Альтвига мощный, может, заткнет за пояс нашу дорогую вампиршу. Что? Ты хочешь лишить меня языка? — парень поймал многообещающий взгляд Лефрансы и скривился: — Попробуй. Но я не буду сидеть, сложа руки.

— Ого, белобрежная псина мне угрожает? — рассмеялась та. — Хочешь испытать на себе ярость горного племени?

Воздух над головой Рикартиата замерцал, породил сотканные из тьмы копья. Менестрель приподнял голову и, не моргнув, пронаблюдал, как они разбиваются о прозрачный синий щит. Тьма выплеснулась из глубины копий и растеклась по защитному куполу, лишив парня обзора — но, когда Лефранса снова атаковала, он уверенно выбросил вперед руку. Чужая магия захлестнулась петлей на ладони, стиснула ее… и лопнула. Глухой вскрик вампирши утонул в ругательствах Виттелены:

— Немедленно прекратите! Всем плевать на вашу взаимную неприязнь, но здесь вы — товарищи! Мреть, ты же мужчина! Держи себя в руках, черт возьми, а не то…

— Мам, — перебил ее мягкий детский голосок. — Мам, я кушать хочу.

— Прошу прощения, — осеклась некромант. — Это мой сын. Не хотелось оставлять его дома. — Подхватив ребенка на руки, она тихо проворковала: — Потерпи немного, Хаст. Мы с дядями и тетями решим, что делать, и пойдем по домам. Ты очень голоден?

— Нет, не очень, — смирился мальчик. Внимательно оглядел присутствующих — зеленые, как у матери, глаза выглядывали из-под длинной челки, — и просиял: — Дядя Рик! Мам, можно я пойду к нему?

— Да, конечно. — Виттелена поставила Хаста на стол, позволила деловито протопать к менестрелю. Тот улыбнулся и усадил ребенка к себе на колени.

— Дядя Рик, а меня папа обидел, — пожаловался тот. — Мама говорит, что однажды мы его выгоним и станем жить вдвоем. Я все жду, жду… папа плохой, ему с бутылью самогона все равно, где спать — в доме или на улице. Мама говорит, пожертвуем будку, пусть двор охраняет, раз собака подохла… а знаете что, дядя Рик? — мальчик перешел на шепот. — Знаете?

Рикартиат представил, какие ассоциации с мертвой собакой могут возникнуть у маленького ребенка. Потер переносицу, хмыкнул и предположил:

— Тебе удалось ее зомбировать?

— Да! — радостно выдал Хаст. — Мама собиралась рыть могилку, сказала принести лопату. Я проходил мимо трупа, а он ка-а-а-ак подскочит! Укусил меня за ладонь, у…

Он показал ранки — аккуратные, чистые, скрытые за полосой мягкой ткани. Виттелена, как никто другой, понимала и принимала всю важность чистоты плоти. Когда владеешь стихией материи, заботиться стоит не только о себе, но и о своих близких. Да, талант редкий, можно даже считать — исключительный. Однако исключения любят пересекаться.

Хастрайн что-то увлеченно рассказывал, Рикартиат ласково улыбался. Сима умиленно внимала. В общем, прошло довольно много времени, прежде чем вернулся Ишет. С ним, прихрамывая на левую ногу, пришел человек неопределенного пола — может, женственный мужчина, а может — мужиковатая женщина. Он заправил за ухо прядь странных черных волос — будто копоть от костра легла на голову, — оскалился и рыкнул:

— Не ждали, шмакодявки?

— Господин Виктор. — Виттелена поднялась и прижала ладонь к груди. — Мы беспокоились. Как вы себя чувствуете?

— Охренительно, — сообщил лидер. — Я начинаю думать, что магия некоторых наровертов не так плоха.

Мреть нахмурился и отвернулся, не желая участвовать в разговоре. Он прекрасно знал, каких именно кровососов Виктор имеет в виду. Прекрасно знал, что исцеляющее от горских дротиков колдовство пребывает в единственном числе, и прекрасно знал, кто его носитель. Чертова рыжая тварь! Сволочь! Мразь! Убийца! Парень раздраженно прикусил нижнюю губу, ощутил соленую влагу и выругался. Наткнулся на спокойный взгляд голубых глаз Виктора, скривился и вернулся к Хастрайну.

— Мама учит тебя владеть даром?

— Ага, — подтвердил мальчик. — У меня пока что не получается, но я стараюсь изо всех сил. Кроме дохлых собак умею поднимать кузнечиков, червяков и рыб. Рыб особенно интересно. Когда они дохлые, воздух им уже не нужен. Можно взять такой труп и подбросить папе за воротник. Это весело, даже мама смеялась.

— Ха-ха, — неуверенно протянул Мреть. По его мнению, зомбированная водяная тварь принесет одни неудобства. Объясняй потом людям, за что и какого черта. — Ты молодец. А теперь тихо, пожалуйста. Они начинают.

Виктор устроился рядом с Виттеленой, подождал, пока сядет Ишет, и произнес:

— Всем вам известны детали смерти госпожи Миленэль. Я хочу сказать, что мне противно ее решение. Мы родились не для того, чтобы обрывать жизнь самоубийством. И работали тоже не для этого. Миленэль должна была продолжить общее дело. Таким образом она доказала бы, что ее друзья погибли не напрасно. Молчи, Сима, — он отмахнулся от повелительницы, как от надоедливой мухи. — Молчи. Я в курсе, что существа женского пола слишком эмоциональны. Но для эмоций можно было найти иной выход, такой, что даже святая конопля не нашла бы, к чему придраться. Без Миленэль и ее способности сливаться с природой у нас возникнут проблемы. Нужен заменитель ее дара. Артефакт. У кого-нибудь есть идеи?

Повисла тишина. Ишет увлеченно рисовал на пыли, покрывающей столешницу. За его художествами следила Кейла — невозмутимая, смуглая женщина лет тридцати, с толстой русой косой и вышитым на воротнике петухом.

— Все артефакты загребает инквизиция, — внес здравое размышление Виктор. — Господин Рикартиат, вы не могли бы прояснить для нас их судьбу? Узнайте, куда свозят магические предметы, как защищают и как нейтрализуют. Справитесь?

— Попробую, — согласился парень. — Но Альтвиг может не знать.

— Может. Поэтому, пока вы займетесь выяснением, я постараюсь придумать запасной план. Теперь к следующему. Мои осведомители шепчут, будто отец Еннете узнал о связи между нами и Гильдией Печатей. Предлагаю пару месяцев провести на дне, пока он не отстанет.

— Еннете упрям, как осел, — пожал плечами Ишет. — Придется трудно.

— И тем не менее, — возразил Виктор. — Лучше разобраться с этой чертовой религией позже, когда у нас появится что-нибудь помощнее дара. Я понимаю, что вместе мы представляем нешуточную угрозу. Но с инквизицией то же самое. И они превосходят нас числом. Случись что, и они нас задавят, как разжиревших улиток после дождя. Повторюсь — нужен план. Надежный, просчитанный до мелочей план. Пусть каждый из вас подумает и при помощи вестников пришлет свои идеи. На этом все. Расходимся, господа.

— Уже? — удивилась Сима. — И ради этого мы столько ждали?

— Мы и так чертовски опаздываем. Глядишь, с минуты на минуту сюда заявятся псы отца Еннете. К тому моменту мне бы хотелось сидеть дома, пить горячий чай и греть ногу.

— Вы не опаздываете, — глухо произнес Шейн. — Вы уже в ловушке.

— Прости? — приподнял брови Виктор.

— Они здесь. Прямо под нами. Четверо людей и одно условно мертвое существо.

«Еретики», не сговариваясь, посмотрели себе под ноги. Рикартиат почувствовал, как задрожал дар Лефрансы. Вампирше не терпелось ринуться в бой, но расчетливый лидер не спешил на встречу с противником. С минуту подумав — неторопливо, взвешивая все «за» и «против», — он велел:

— Лефранса, Сима, Грейн, Илаурэн — отправляйтесь на верхние этажи. Там свободные руны перехода. Вас выбросит в Шэальту, а оттуда вы вольны бежать, куда захотите. Кейла, Нэлинта, Дарштед, Виттелена — отправляйтесь в подвал. Там еще одни открытые руны. Если наткнетесь на врага — поджарьте его. Шейн, Рикартиат — вы пойдете с нами. Попробуем выкурить диких псов прежде, чем они помешают нашим друзьям. Шейн, можешь меняться. Я ничего не имею против Адатальрэ.

— Рано, — возразил повелитель.

Виктор не стал спорить. Как провидцу и медиуму, связанному с Нижними Землями, Шейну было виднее, которая из двух личностей необходима в данный момент.

В сопровождении двух лидеров парни спустились на один лестничный пролет. Выбрав, разумеется, путь, где их поджидала инквизиция. Ишет что-то бормотал себе под нос, и, едва приметив людей в черных мантиях храмовников, протянул к ним расправленную ладонь:

— Haassa taassa leatearra!

Пол под ногами противников вспыхнул белым пламенем. Низкий мужчина с амулетом-звездой на шее отскочил в сторону, швырнул в еретиков копья раскаленного света. Рассыпая искры, они разбились о заметно дрогнувший щит.

— Дайте нам немного времени! — приказал Виктор и вытащил из кармана кусок мела. Его примеру последовал второй лидер, пакостно ухмыльнувшись и тут же принявшись выводить на плитах стены нечто кривое.

Рикартиату оно напомнило древесные корни. Хорошая мысль. Подправить ее, наполнить энергией, как можно ярче представить результат… водопад в душе менестреля взревел, снес ближайшие камни, уничтожил нормальное зрение — и ступени внизу стали речным дном. Длинные лапы водорослей вцепились в ноги врагов. Инквизиторы, переругиваясь и отвечая ангельским волшебством — Шейн без труда отражал его, разнося дальние участки комнаты — принялись рвать их, но тут же увязали в новых. Зрелище было забавное, Мреть даже пожалел, что рядом нет Илаурэн. Эльфийка непременно оценила бы масштаб проделанной им работы.

Позади раздался грохот, и лестница утонула в багровой вспышке.

— Мы готовы! — проорал Ишет. — Отойдите, маленькие скотинки!

Рикартиат вскочил на перила, окружив себя щитом. Шейн предпочел подняться к начальству, тенью проскользнув под ногами огромной, с хороший шкаф, твари. Сразу же после этого она открыла пасть и взревела. Колебания воздуха смяли защиту, Мреть торопливо ее подлатал и, рассмеявшись, уставился на противников. Побледневшие, с капельками пота на испуганных лицах, они развернулись и бежали. Демон потопал следом, волоча по полу дубину с шипастым шаром на конце.

— Что это за?.. — начал Шейн. Не смог подобрать достойного определения и передернул плечами, сбрасывая остатки колдовства.

— Восемьдесят шестой ранг, — пояснил Виктор. — Эти типчики называются «fastaallana». Они тупые, но упорные. Не остановятся, пока не достигнут цели, даже если лишатся конечностей.

— Я почти восхищен, — кивнул повелитель.

Рикартиат соскочил с перил, ощутил магический всплеск и посмотрел вниз. Словно отвечая на его вопрос, оттуда вылетел белоснежный вестник — хрупкое птичье тельце, изящная голова, крепкие коготки — и, приземлившись на плечо Ишета, возвестил:

— Мы в западне! Подземные ярусы разрушены! Будьте осторожны, в цитадели тройка инквизиторских глав! Отцы Еннете и Риге намерены идти вверх!

— Мы их встретим, — согласился парень. — Продержитесь до нашего прихода.

— Хорошо, — голос вестника дрогнул, но тут же снова окреп. — Разделитесь. Вы с Виктором проучите мерзких псов, а Рикартиат с Шейном спасут моего сына.

Менестрель вскинулся:

— Где он?

— На четвертом ярусе. Нас погнали оттуда, словно крыс, и я не смогла…

— Ладно, Телен! — перебил Ишет. — Все поняли. Разберемся. Не трать энергию попусту.

Крылатое существо смолкло, треснуло и разлетелось на сотню сияющих осколков.

— Бежим! — рявкнул Виктор, бросаясь вниз. И на ходу распорядился: — Мы отвлечем Еннете и Риге, а вы незаметно смоетесь! Сумеете, шмакодявки?

— Спрашиваешь, — ухмыльнулся повелитель. Его голубые радужки выцветали, и вокруг зрачков клубился серый туман. Связка с Адатальрэ набирала силу, даруя Шейну демонические возможности. Высшие демонические. Рикартиат тихо порадовался, что идет с ним. Такой товарищ не то что тебя не бросит — вообще не даст попасть в переделку.

Еретики выскочили в коридор с высоким сводчатым потолком. Там, окружив себя призрачными фигурами, находились два человека. Они быстро приближались, и Виктор, подняв руку, заорал:

— Сейчас!

Коридор рассекло надвое, словно ножом. Одна половина досталась инквизиторам и лидерам Братства Отверженных, вторая — менестрелю и повелителю. Последний, не теряя драгоценных секунд, рванул вперед. Мреть помчался следом, но перед выходом на следующий пролет ребятам не повезло — отец Еннете обернулся, оскалился и мягким движением пальцев заставил дальнюю часть помещения рассыпаться в прах.

— Твою мать! — возмутился Виктор, чей щит опоздал всего лишь на миг. — Со мной дерись, тварь! Со мной! Отвлекся, да? Теперь огребай!

Инквизитора швырнуло на пол и протащило до стены. При столкновении она громко треснула, и под головой Еннете растеклась кровяная лужица. Его товарищ, зарычав, атаковал еретиков чередой мощных магических ударов, но ангельское волшебство не могло совладать с темной магией демонологов.

Пришлось потратить целых десять минут, чтобы отправить Риге в беспамятство. Ишет, чьи тонкие пальцы обуглились и дымились, подошел к поверженному врагу и пнул его ногой:

— Скотина! Скотина! Скотина! — а тем временем Виктор подобрался к краешку обвалившегося пола, рухнул на четвереньки и завопил:

— Рикартиат! Шейн! Вы живы?!

* * *
Мреть очнулся от того, что чьи-то горячие ладони били его по щекам. Разлепив глаза и ощупав мокрое лицо, он застонал и перевернулся на бок. Ноги отозвались болью, и голос повелителя сообщил:

— Кажется, сломаны.

— Альтвиг меня убьет, — расстроился менестрель. В глазах прояснилось, и он разглядел покрытого побелкой Шейна. Его правое предплечье было изогнуто, и перелом венчала разорвавшая плоть кость. Судя по бодрому состоянию и невозмутимому виду, парень успел отсечь боль магией.

— Чертовы религиозники, — сказал он. — Ненавижу их. Я не ожидал удара назад.

Рикартиат промолчал. Запечатать ноги потоками энергии — легче простого, но долго на таких не пробегаешь. Кое-как поднявшись и убедившись, что падать не придется, он сделал пару пробных шагов и уже уверенно побрел прочь. В воздухе висела пыль, оседала на губах и мешала дышать.

— Где мы, черт возьми?

— Это пятый ярус.

— Ну хоть недалеко, — обрадовался Мреть. — Давай быстрее.

— Не могу, — открестился Шейн. — Голова кружится. Хотя я-то не сильно пострадал. Ты вообще как? Не сдохнешь?

— Нет.

Менестрель вышел на лестницу, вздохнул и поплелся вниз. Повелитель был не единственным, кого мучило головокружение. Бегло ощупав левый висок, Рикартиат поморщился и попытался исцелить рубец. Тот словно взорвался, погасив мир на несколько минут, и лицо стало еще мокрее. Пальцы, скользя по нему, натыкались на многочисленные царапины и бугорки обожженной кожи.

Но, достигнув четвертого яруса, парень как-то сразу о них забыл.

— Ой-ёй, — сказал он, глядя на зеленый огонь, лентами повисший вдоль стен. — Что происходит?

— Ребенок, — ответил Шейн. — Это делает ребенок. Вон там.

Рикартиат увидел Хастрайна и содрогнулся. Мальчик, с ног до ушей перемазанный чужой кровью, рисовал что-то на полу. Рядом стоял труп — условно мертвый, но, кажется, вполне готовый разорвать на кусочки первого же прохожего.

— Чтоб тебя, — ругнулся менестрель. И, высунувшись из-за угла, крикнул: — Хастрайн! Это дядя Рик! Пойдем со мной, я проведу тебя к Виттелене!

Ребенок улыбнулся. Чужой, холодной улыбкой. Затем поднял взгляд, показывая два серебряных пятна, заменивших ядовито-зеленые радужки.

— Он тебя не узнает, — заключил Шейн.

— Плохо, — отметил Мреть. — Очень плохо. Есть идеи?

— Нет.

— Ты же повелитель!

— Ну и что? Я не всемогущ. Адатальрэ выбросило обратно в Ад, когда мы упали. Я слишком сильно приложился о камни.

— Чтоб тебя, — повторил Рикартиат. — Ладно, сам справлюсь. Вроде бы некромантов можно вывести из транса, если… господи, что это?!

Мальчик рассмеялся. Рассмеялся зловеще и заливисто. За его спиной клубилась, приобретая зримую форму, жуткая тьма. В ее чреве полыхали изломы молний, плыли грозовые тучи и шумел дождь. Даже запах повис соответствующий — мокрых листьев, пропитанных влагой дорог и…

Тот, кто прятался во тьме, подал голос:

— Как ты посмело призвать меня, человеческое дитя?!

— Человеческое? — мягко уточнил Хастрайн. — Слышишь ли ты себя, дух-убийца? Осознаешь ли, кто перед тобой? Подчинись!

— Что-о?! — поразилась тьма. Обратиласьв огромную птицу и бросилась на ребенка, выставив вперед когти.

— Стой! — заорал Мреть, бросаясь наперехват и заранее понимая, что слишком поздно. — Стой! Не трогай его!

— Не стоит беспокойства. — Мальчик, неуловимо пошевелившись, изловил духа за горло. Тот страшно захрипел, забился, закудахтал. Перетек в тень, ошалело передернулся… и поклонился. Хастрайн скрестил руки на груди, вывел в воздухе витой символ. — Отныне, — заявил он, — тебя будут звать «Шаир». Ты будешь приходить ко мне, когда я прикажу, защищать меня, когда я прикажу, и убивать других духов, когда я прикажу. Духов… и людей. Сейчас же отправляйся вниз и уничтожь всех, кто посмел обидеть породившую меня женщину. Пошел!

Шаир послушно убрался. Спустя минуту раздались приглушенные расстоянием крики. Ребенок удовлетворенно кивнул, пошатнулся и рухнул на колени. Серебро исчезло из его глаз, вызвав кровавые слезы. Но испугаться никто не успел, потому что мальчик помотал головой, заметил Рикартиата и рассеянно выдал:

— А? Что? Дядя Рик, почему мы не в зале?

— Э-э-э… — протянул тот. — Ну, как тебе объяснить…

— Ничего объяснять не надо, — произнес Шейн. — Молчи. Он не должен знать.

— Почему?

— Потому что не должен. Иди сюда.

Мреть послушно поднялся, с трудом доковылял до застывшего у дверей в чью-то спальню повелителя. Там, на пропитанном алой жидкостью дорогом ковре, лежала Кейла. Женщине разворотило грудь, оторвало уши и посекло щеки. Осколки дорогого стекла торчали из побелевшей плоти, будто клыки неведомого существа.

— Сообщи Виктору, — попросил Шейн.

— Виктор в курсе, — возразил кто-то у него за спиной.

Обернувшись, парни столкнулись с Нэлинтой. Девушка дрожала, ее одежда превратилась в лохмотья, а на разбитых губах то и дело надувались кровавые пузыри. Но смотрела она твердо, спокойно.

— Это сделала не инквизиция, — полувопросительно сказал повелитель. — Я не чувствую ангельского волшебства. Только темное. Темнее ночи.

— Кейла успела скрыться, когда Улум схватил Хастрайна. Думаю, хотела ему помочь. Но мальчик… он потерял над собой контроль и… — Нэлинта запнулась, уловив перемену в эмоциях седого. — Он сделал это не нарочно! Это случайность, нелепая ошибка!

— Это смерть, — не согласился парень. — В первую очередь.

— Я понимаю, — сникла Нэлинта. — Но мы не можем его убить. Хастрайн…

Остальные ее слова утонули в жутком грохоте и вое. Дух, исполнивший просьбу мальчика, вернулся. Не ощутил прежней власти, обвился вокруг хрупкого тела тугой воронкой… и пропал. На пол медленно опустился шарф — единственная вещь, напоминающая о том, что мгновение назад в коридоре стоял ребенок.

Все три еретика воззрились на пустое место. Нэлинта выдохнула:

— Кажется, у нас проблемы.

— Кажется, они и не заканчивались, — мрачно пробормотал Шейн. — Рисуйте руны. Отправляйтесь домой. Я найду Виттелену и помогу ей найти Хастрайна. Как только справимся, сообщу. И вот еще что, — он повернулся к Нэлинте. — Сожги тело. Инквизиция не должна узнать о нашей потере.

— Но… — возмущенно начала девушка.

— Ладно! — закричал повелитель. — Я сделаю все сам! Уходите прочь, убирайтесь, катитесь к черту!

Рикартиат попятился, увлекая Нэлинту за собой. Та всхлипнула, но ответила на чужой выпад:

— Ты идиот! Тупой идиот, черт бы тебя побра-а-а-а-ал!

Девушка зарыдала, уткнулась в куртку менестреля и позволила себя увести. На выходе из коридора Мреть оглянулся. Голубое пламя плясало в залитой кровью спальне, бросая странные отблески на фигуру повелителя. Сгорбленную, худую фигуру.

Руны перехода маги рисовали в молчании. Нэлинта давилась плачем. Рикартиат не знал, как ее утешить, и почему-то представлял себе Виктора. Что он сотворит, узнав о гибели Кейлы? Согласится ли с доводами Телен? Ситуация, конечно, трагичная, но разбивать из-за нее Братство парень не видел смысла. Возможно, потому, что толком не общался с убитой. А может, потому, что путался в собственных проблемах.

Он стиснул кулаки, добавил последний символ.

— Готово. Эти приведут тебя прямо в Айл-Минорские графства, — парень указал на правый круг, напоминающий колесо. — Постарайся не соприкасаться с моими. Вряд ли тебе понравится Шатлен.

Нэлинта вымученно улыбнулась, встала на исчерченный пол и утонула в золотой вспышке. Рикартиат с минуту постоял, прикидывая, насколько разозлится Альтвиг, и шагнул на второй участок рун. Тот окатил его горячим дыханием, поглотил в себя, словно горячая глотка нежити, и выбросил в особняк с витражными окнами.

Шейна не было. Он наверняка еще долго проторчит с лидерами Братства, после того как поможет Виттелене найти ребенка. Никогда раньше менестрель о таком не слышал — чтобы дух, связанный чарами призыва, смог утащить кого-то за изнанку реальности. И вообще… что случилось с Хастрайном? Откуда взялось серебро в зеленых глазах, как в маленьком теле поместилось столько сил? Да и вряд ли мать учила его ритуальным рисункам. Без агшела, без остановки сердца… бред…

Рикартиат сел, прижался затылком к холодной стене. За цветными стеклами выл ветер, бросал крупные хлопья снега в бой против людей. Чьи-то голоса переругивались, сцеплялись, словно дикие псы. Плакала маленькая девочка, стоя на пороге дома и ожидая прихода бабушки. Спустя полчаса та вернулась, подхватила внучку на руки и скрылась в спасительном тепле. Менестрель слушал то, что для других было бы тишиной, отмечая тысячи деталей. Тысячи историй. Тысячи картин.

— Если ждать, то до последнего. Если верить, то всегда. Если в сердце мира древнего загорится пустота, мы уйдем по тракту осени, в белый свет большой зимы… — пробормотал он себе под нос. И поднялся.

Если ждать, то до последнего. Даже если пройдет восемьдесят пять лет. Даже если тот, кто вернется, ничего о тебе не помнит. Не помнит Безмирье, не помнит духов-хранителей, не помнит страха и чего-то более крепкого, более важного… чего-то, что объединяло две бесплотных сущности, пока одна из них не погибла. И дольше, и дальше, вместе с выжившей второй, готовой хранить воспоминания сколько угодно.

Рикартиат потер ладонями нос. Легче не стало. К горлу подступил колючий комок, глаза предательски защипало. Нет! Он не будет плакать! Он сильный, верный, невозмутимый маг! И все же Альтвиг, который забыл абсолютно все, стал для него серьезным ударом.

Поморщившись, парень пошел к выходу. Энергетическая защита почти иссякла, того и гляди — развалится. Лучше доковылять до дома, пока она действует. Жаль, лекаря в форте нет. Менестрель мрачно улыбнулся. Господин Эстель, несмотря на демоническое происхождение, неплохо справлялся со своими обязанностями.

На улице сильно похолодало, снег ограждал каждого прохожего. Опомнившись, Рикартиат стал за ними следить, но не мог разобрать движений. Только звуки. Тяжелые шаги, бормотание, беседа, прерываемая воем метели… едва слышный звон стали. Парень шарахнулся в сторону, и рядом тут же возник невысокий человек.

— Берегись! — крикнул он, закрывая менестреля куполом из бледного, аккуратного, очень тонкого колдовства. На вид — хрупкое и ненадежное, оно с легкостью сдержало три метательных ножа, обернуло их в пепел и швырнуло прочь. Туда, откуда прилетели.

Отчаянный вопль оповестил, что оружие достигло цели.

— Спасибо, — произнес парень. — Вы меня спасли.

— Еще бы. Ты шел, словно кукла, того и гляди — свалишься. Ноги сломаны? — невысокий человек обернулся.

Его светлые волосы были присыпаны снегом, а веки покраснели и опухли. Голубые радужки выглядывали из-за них, как маленькие озера — спокойные, красивые, вкрадчивые. Зрачки имели вертикальную форму и могли меняться — под изучающим взглядом Рикартиата они потекли, расплылись и стали крупными пятнами, почти сожравшими цвет.

— Меня зовут Амо, — представился незнакомец.

— А меня — Мреть. Спасибо тебе еще раз.

— Ты не испуган?

— С чего? В нашем мире много загадок.

— Ну, предположим, я не из вашего, — возразил Амо. — Идем, я провожу. Мало ли, какая еще тварь вылезет. Награда в пятьсот золотых монет прельстила многих придурков.

— Всего лишь пятьсот? — расстроился менестрель. — А я думал, мою голову оценили в несколько тысяч. Леашви совсем обнаглел, если хочет купить мою смерть так дешево.

— Он давно растерял мозги. Плюнул на бунты, спрятался во дворце и делает вид, что получил корону официально. На твоем месте я бы поторопился. Чем быстрее ты вернешься в Ландару, тем быстрее все это кончится.

— Придется ждать. Мне не очень везло сегодня.

Амо, прищурившись, покосился на ноги спутника.

— Все-таки сломаны?

— Да.

— Пара пустяков. Стой.

Парень послушно остановился. Ощутил, как от колен к лодыжкам ползут волны извивистого тепла, и скривился. Было не больно, но мерзко — будто под кожей ворочаются черви. К счастью, незнакомец справился быстро — прошло не больше минуты. Энергетическая опора исчезла, а Рикартиат продолжил твердо стоять на своих двоих.

— Вот так, — сказал светловолосый. — Лучше?

— Намного, — с удивлением ответил Мреть. — Кто ты такой? Я ни разу не видел, чтобы кости срастались за мгновение.

— Это было чуть дольше, чем мгновение, — пожал плечами Амо. — И к тому же очень легко. Шевелись, я спешу. Время ограничено.

— Кем ограничено? — спросил менестрель, направившись к дому. И, поймав за хвост идею, добавил: — Ты — демон? У тебя нет постоянного договора?

— Он мне и не нужен. Я ради интереса пришел.

— Какого именно?

Рикартиат взялся за калитку, но, смущенный молчанием, огляделся. Амо не было. Только заснеженная улица, далекие крыши и несколько силуэтов. Не внушающих доверия.

— Идите к черту, — пожелал парень.

В дверях он столкнулся с Альтвигом. Инквизитор, взъерошенный, как собака, отшатнулся и виновато сказал:

— Отец Еннете прислал вестника. Это правда, что вы разгромили Эльскую Империю? Что перебили сотню людей в Цитадели Льна?

Рикартиат растерялся:

— Нет. То есть собирались мы там, но людей никаких не видели. Разве что отцов Еннете, Риге и Ольто за них считать, а потом добавить тех, что привели какую-то тварь из преисподней. Жаль, что я не успел ее изучить. Ишет с Виктором ловко всех разогнали.

Альтвиг вздохнул, втянул друга в коридор и почесал ухо:

— Я волновался. Мне сообщали о необходимости прийти в цитадель, связаться с эльфом-проводником и через Малахитовые Леса нырнуть к вам, но я притворился, что не заметил.

— Молодец, — похвалил его менестрель. — Что? Опять рога?

— Да нет. Просто от тебя так и несет кровью. А еще — темной магией, — пояснил парень. — Ты в порядке?

— Ага. Встретил по пути демона, он избавил меня от лишних проблем. Интересный тип, надо бы узнать, что за… — Рикартиат осекся. — Н-да… ну я и тупица…

Альтвиг насторожился еще на слове «демон»:

— В чем дело?

— Будем считать, что ни в чем, — рассеянно отозвался Мреть. — Извини, я устал. Хочется отдохнуть. Не обидишься?

— Хорошо, — кивнул инквизитор. — Приятных сновидений. Я пока схожу в храм, проверю, все ли нормально. Погода мерзкая.

— Удачи.

Они разошлись, обменявшись рукопожатием. Рикартиат поднялся в свою спальню, опустился на кровать и задумался. Ненадолго. Беготня по Цитадели, короткая схватка с инквизицией, падение, гибель Кейлы, пропажа Хастрайна… все слилось в один пульсирующий комок тьмы, сморивший парня в считаные секунды.

Ему снился дворец — белый, изящный, состоящий из тысяч и тысяч костей. Ребра, позвонки, фаланги пальцев и черепа создавали стены, проемы окон, арки многочисленных входов. Высоко вверху виднелись балконы, башенные зубцы и острые шпили.

Центральный вход — колоссальная лестница, по обе стороны от которой росли черешни, — был занят. Там, на перилах, свесив ноги вниз и глядя на маленькие цветы, сидел беловолосый эльф с мерцающими бирюзовыми глазами. Он не обратил на гостя внимания, словно того не существовало.

Рикартиат, чувствуя, как колотится в груди сердце, поднялся в холл. С потолка свисала костяная люстра, утыканная свечами, в окна пробивался тусклый серебряный свет. В дальнем углу, занимая огромную дыру посреди пола, росло дерево. Оно излучало мягкое сияние. Одна из веток была сломана, и алые капли крови падали, падали, падали к ногам нароверта, застывшего у корней. Рыжий, худой и бескрылый, он тоже проигнорировал менестреля. Но тот и так знал, кто перед ним.

— Я тебя ненавижу, — дрожащим голосом заявил он. — Ненавижу! Почему сволочь вроде тебя живет, а Альтвиг — нет? Почему на границе сущего погиб он, а не ты?!

— Потому что вы — не мое творение, — ответил вампир. — Я не создавал вас. Вы принадлежите другому, более жестокому существу. Он написал сюжет. Распределил роли. Нуждался в сцене. Понимаешь меня?

— Нет! — воскликнул Рикартиат. — Какого черта ты позволяешь издеваться над живыми людьми? Ты вообще знаешь, что такое боль?!

— Знаю, — согласился рыжий. — Уходи, пожалуйста. Я устал.

— Значит, ты не расскажешь, за что…

— За что вы должны страдать?

Менестрель мрачно промолчал.

— Духи Безмирья не приспособлены для мира людей. Вы — чужаки, странники, скитальцы. Обладаете вечностью, но не имеете права на ее лик. Я не собирался вступать в игру. Не хотел. Понимал, что принесу смерть. Но ваш хозяин втайне показал вам выход, объяснил, что вы не обязаны оставаться во мраке Грани. Когда я опомнился и велел ему прекратить, было поздно. Альтвиг умер. А ты, оставшись в живых, убрался так далеко, что догонять тебя и возвращать не имело смысла. Прости. Моя ошибка.

— Он воскреснет? — голос Рикартиата сорвался. — Возродится? Драконьи души всегда возрождаются. Он…

— Полагаю, да.

Дерево отдалилось, вампирья фигура дрогнула. Менестрель поднял руку, надеясь остановиться, но не успел. Белый дворец исчез, растворился в сплошном тумане, и вокруг загорелись янтарные пятна — взгляды хранителей. Сообразив, что пребывает в обличье духа, парень метнулся в сторону — и застыл, ведь совсем рядом на части рвали дракона. Черного, крупного, с красными прожилками по телу дракона. Куски плоти растворялись в зыбкой поверхности, вой то усиливался, то затихал. Хранители пришли в движение, закружились в танце, и крылатый ящер начал меняться. Сжался до размеров высокого человека, посветлел, распахнул синие глаза. Только в груди, скалясь обломками костей, зияла рваная рана.

Покачиваясь, Альтвиг встал, вспыхнул угольями ангельского волшебства. Рикартиат почувствовал, что тоже обрел тело — слабое и хрупкое. Однако, не жалея его, бросился на помощь другу — и тот рухнул прямо в его объятия, слушал мольбы не умирать, волочился следом, оставляя на земле Безмирья алую полосу.

— Пожалуйста, живи, — бормотал менестрель. — Пожалуйста, живи. Пожалуйста… — он сбился, застигнутый врасплох. Мир бесплотных сущностей преломился, пропал, показал границу — небольшой кусочек другого, живого, мира. — Альтвиг, — дрожащим голосом позвал Мреть. — Альтвиг, смотри. Это и есть солнце? А вон там — небо? Смотри, какое оно яркое! Альтвиг?

Рикартиат опустил голову — и наткнулся на мертвый, ничего не выражающий взгляд.

— Альтвиг, — всхлипнул он. — Пожалуйста, вернись. Ты не можешь оставить меня сейчас. Я…

Но дракон был мертв.

Менестрель прижал его к себе, стиснул, поверх похолодевшего плеча глядя на извилистую дорогу. Черт побери… Зачем она нужна теперь, когда Альтвига нет? Когда единственный друг, терпевший и любивший Рикартиата, отправился неизвестно куда? Неизвестно куда… что за путь открывается духам после смерти, парень не знал. И от этого было еще страшнее.

Мреть дико заорал, рванулся, уловил недовольное кошачье: «мау!» и разлепил веки. По лицу тут же покатились слезы, падая на постель, вспыхивая и распускаясь бутонами белоснежных роз. Менестрель ругнулся, попытался избавиться от остатков противной жидкости и погладил Плошку — серый полосатый комок шерсти. Та в ответ заурчала, предоставила хозяину пузо — мол, чеши, раз взялся, — и состроила довольную мордочку. Рикартиат сгреб ее в охапку, уткнулся в кошачий бок и выдохнул.

— Я люблю тебя, Плошка, — заявил он. И попросил: — Пожалуйста, живи. Я очень боюсь, что однажды вы уйдете и… и назад не придете. Это невыносимо больно — кого-то терять. Будь осторожна.

Кошка пихнула его лапой. Парень улыбнулся, перевел взгляд на окно и подумал об Альтвиге. Да, тот ничего не помнил и не до конца верил, что люди могут быть сущностями Безмирья. Но оставался собой — честным и любой ценой защищающим близких. Рикартиат многое бы отдал, чтобы попасть на Грань в момент его пробуждения и быть рядом с самого начала. Чтобы дракон, обменявший свою жизнь на жизнь друга, никогда не был одинок. Но, кажется, написавшая сюжет сволочь заранее подготовила судьбу скитальцев, нарисовала ее, будто картину, в обход бесхребетного Создателя.

— У-у-у, — протянул менестрель. Обхватил голову руками, надеясь выжать из нее мысли, и улегся обратно на подушку. Где-то в ногах возмущенно вякнула Мряшка, и Плошка поддержала ее тычком в живот парня. — Да ладно вам, не сердитесь!

ГЛАВА 8 СТРЕЛА

Ночью ударил такой мороз, что цветы в храме печально опустили листики. По стенам снаружи вился ледяной узор, и тепло алтаря было не в силах его согнать.

Альтвиг сидел в углу, подперев щеку кулаком, и читал очередную книгу. Историческую, о первой белобрежной войне, где в самом темном свете выставили королевскую династию Хэйль. Автор пользовался интересными оборотами, живо расписывал любой, даже самый скучный, фрагмент, а потому обзавелся уважением инквизитора. Тот по себе знал, как бывает трудно изложить события на бумаге.

Ближе к обеду явилась немолодая женщина, помолилась и попросила благословения. Альтвиг подарил ей черную свечу, велел зажигать, когда на душе станет пусто. Посетительница заулыбалась и начала выспрашивать, откуда взялся такой талантливый и добрый храмовник. Пришлось отнекиваться, убеждать, что добротой тут даже не пахнет, и парень просто выполняет свою работу. Положение спас Киямикира. Он приоткрыл дверь, заглянул внутрь и скучающим тоном заявил, что Илаурэн сердится, госпожа Эльтари зовет всех к столу, а Рикартиат намерен выступить в корчме «Ледяные волки».

— О ней ходит дурная слава, — пояснил парень, наблюдая, как женщина переступает порог. — Всякая шваль вроде воров, убийц и бывших преступников собирается в одном месте, обсуждает новости, ищет заказчиков и так далее. Не понимаю, зачем им Рик. Его песни далеки от темных историй. Пошли, что ли? Меня тоже покушать пригласили.

— Идем, — согласился Альтвиг. И, надевая пальто, спросил: — А что сам Рикартиат думает о визите в корчму?

— Он полон энтузиазма, — скривился Киямикира. — Говорит, что как раз подготовил несколько переводов, и они могут прийтись по душе публике. Я бы на его месте не радовался. Но Рик у нас вообще странный, его так легко не убедишь. Пока сам не обломает зубы, не успокоится.

— Ясно. А что с мальчиком? Илаурэн рассказывала, будто вчера дух унес некроманта. Ты слышал об этом?

— Конечно, слышал. История занимательная. Я сходил к Шейну, попытался выяснить детали. Ничего не вышло. Он на меня наорал и лег спать.

— Скверный тип.

— Не то слово. В Братстве сплошные отморозки. Илаурэн и Рик — приятное исключение. Ты бы видел их лидеров, — Киямикира закатил глаза. — Один называет всех шмакодявками, другой — маленькими скотинками. И оба отказываются учить других. Если не ошибаюсь, они делились знаниями только с Нэлинтадэлью. Девушка — талантливый демонолог, у нее свой стиль общения с демонами. Быть может, со временем она переплюнет невежливых ребят, и тогда они пожалеют, что думали только о себе. Что-то я увлекся, — решил парень. — Прости. А у тебя-то как дела? Отец Еннете не лезет?

— Нет, — покачал головой Альтвиг. — Вряд ли я любопытен ему сейчас.

— Хм?

— Он слишком занят охотой. Пока я молчу, он будет считать, что ландарский наследник не имеет отношения к Братству. Это гораздо лучше, чем делиться с ним выводами. Я запутался. Не вижу смысла в инквизиции. Не вижу смысла продолжать себя убеждать, будто все нормально и то, что мы делаем, обернется во благо Врат.

— Хитро, — оценил Киямикира.

Они добрались до дома, поднялись в кухню. Там сидело эльфийское семейство, и господин Кольтэ, заметив инквизитора, попросил:

— Позови, пожалуйста, Рика.

— Хорошо.

Альтвиг пошел наверх, на ходу расстегивая рукава рубахи. Постучался, шагнул в комнату менестреля. Тот сидел в окружении желтых листов, исписанных корявыми рунами, обнимал гитару и ничего вокруг не замечал. Появление друга тоже прошло на фоне, и парню пришлось громко сказать:

— Привет. Пора обедать.

— А? — растерялся Мреть. И, сообразив, что к чему, буркнул: — Передай, что я не голоден.

— Ладно, — кивнул инквизитор. — Что-то случилось?

— Нет, просто я занят.

Альтвиг подхватил ближайший лист, вгляделся в незнакомые символы. Угловатые, тонкие, с минимумом округлостей, они производили мрачное впечатление. Парень нахмурился:

— Что это за речь?

— Anatall nealla shsheallere, — ответил Рикартиат. — То есть руны шэльрэ. Умеешь читать их?

— Нет. Я пойду. Удачи, — пожелал инквизитор, развернулся и убрался в кухню. Мреть проводил его задумчивым взглядом.

Читать стихи демонов, вот еще! Усаживаясь за стол, Альтвиг злился и на друга, и на себя. Надо было отобрать эту дрянь, выбросить, а лучше — сжечь. Так, чтобы тупой менестрель понял: шэльрэ — эгоисты, их волнует лишь собственная шкура. Нельзя с ними сближаться, нельзя пытаться понять, и переводить их стихи — большая глупость. Во-первых, это подмочит репутацию исполнителя, во-вторых, осыплет его мерзкими мыслями. Это как общаться с убийцей, принимая его за доброго человека.

Альтвиг передернулся, вспомнив, что и сам грешен. Спуск с небес на землю оказался очень своевременным — госпожа Эльтари поставила перед парнем миску, пожелала приятного аппетита и устроилась напротив.

Инквизитор опустил ложку в суп, выловил кусочек теста. Уронил его обратно. Рядом с аппетитом жевал Киямикира, поглощая еду со скоростью несколько лет голодавшего существа. Илаурэн с изумлением на него косилась. Наверное, не понимала, каким образом в худого парня помещается столько хлеба.

— Офень фкуфно, — похвалил он.

— Спасибо, — просияла госпожа Эльтари. — Кушай на здоровье.

— С удовольствием, — улыбнулся беловолосый. — Я, знаете, не очень хорошо готовлю. Приходится обращаться к знакомым или приносить еду из корчмы.

— Неудачник, — фыркнула Илаурэн.

— Ила! — возмутилась ее мать. — Немедленно прекрати! Извини, Киями. Она часто бывает чересчур резка.

Альтвиг аж подавился:

— Киями?..

— Я предпочитаю «Кира´», — вздохнул инфист. — Но ладно. Госпожа Эльтари любит мягкие имена. Кстати, как насчет тебя? — пробормотал он и обратился к остроухим: — Как вы его называете?

— «Господин инквизитор», — усмехнулся Кольтэ. — «Святой отец». Эль еще не привыкла к нашему гостю.

Киямикира расстроенно цокнул языком:

— Жаль. Я уже представил, будто вы на весь дом орете «Ал».

— На эти буквы начинается слишком много имен, — задумалась госпожа Эльтари. — Пожалуй, приятнее прозвучит «Виг». Согласны, святой отец?

— Нет, — возразил тот. — Меня зовут Альтвиг. Не сокращайте, пожалуйста.

— Мрети, значит, можно, а нам нельзя? — возмутилась Илаурэн.

— Он ко мне так не обращается.

— А за глаза…

— Тихо, — велел господин Кольтэ. — Не видите — малышу не нравится.

— Малышу? — переспросил парень. — Прошу прощения?

— Ну, вы с Риком так похожи, — туманно объяснил эльф. — Да и вы совсем молоды, святой отец. Сколько вам лет? Девятнадцать, двадцать?

— Двадцать два, — рыкнул инквизитор. — И меня зовут Альтвиг!

Чья-то теплая ладонь потрепала его волосы:

— Но-но, не сердись. Мне, например, восемьдесят пять, и господину Кольтэ это не мешает. Чего ты взъелся? Слово «малыш» довольно приятное на слух.

— А тебя никто не спрашивал! — Альтвиг вскочил. — Иди в свою корчму, пой песенки и не трогай людей!

Рикартиат попятился:

— Извини.

— Извинил! — продолжал кричать Альтвиг. — А теперь брысь отсюда!

— Как скажешь, — отвернулся менестрель. — Илаурэн, я вернусь поздно. Не беспокойся, но на всякий случай запри дверь.

— Хорошо, — согласилась девушка. — А куда ты?

— Петь песенки.

Мреть накинул куртку, спрятал нос в меховом воротнике и отправился прочь. С инквизитора мигом слетела вся спесь. Вернувшись за стол, он без аппетита поковырялся ложкой в супе, отверг квашеную капусту и ушел в спальню.

Настроение оставляло желать лучшего. Парень был не приспособлен к долгому общению, а тем более — к жизни в семье. Он привык к одиночеству, привык, что его уважают и побаиваются, и нынешнее дружеское отношение попросту загоняло в тупик. Нет, ну чего им надо? Он ведь сразу предупредил, что приехал ради Мрети, ради выяснения прошлого. А проклятые эльфы — да и сам менестрель — ведут себя так, будто знали инквизитора много лет! Боги, ну почему это так сложно?!

Он скривился, осознав, что не стоило орать на Рикартиата. В конце концов, тот ничего плохого не сделал. Да, пошутил, да, шутка была из разряда поднадоевших, но… Альтвиг провел ладонями по лицу, почесал шероховатый рубец и встал, намереваясь посетить корчму. «Ледяные волки», да? Идиотское название. Будь сам парень песнопевцем, ни за что не согласился бы выступать в подобном месте.

На лестнице он столкнулся с Илаурэн, сбивчиво извинился за вспышку гнева во время трапезы. Девушка отмахнулась:

— Не волнуйся. У нас постоянно кто-то бесится.

— Ты не обижаешься?

— Нет, конечно. А ты далеко собрался?

— Прогуляюсь, — неопределенно сообщил Альтвиг.

— Если пойдешь смотреть на выступление, захвати нож. К людям без оружия убийцы относятся предвзято.

— У меня есть магия.

— Магии не видно, — возразила Илаурэн. — Да и те колдуны, что работают на Гильдию, без мечей обычно не ходят. Железо никогда не бывает лишним. Дар истощается, требует внешней подпитки, постоянного контроля и осторожности… а клинок, вот он — взял, замахнулся, развалил кому-нибудь голову и иди по своим делам.

Инквизитор улыбнулся, но следовать совету не стал. Трудно обращаться с оружием, имея искалеченные руки. Он и перо-то держал не слишком уверенно, а хорошую сталь наверняка сразу уронит.

Серебряный крест Альтвиг снова доверил карману. Незнакомого человека убийцы потерпят, но служитель Альвадора им вряд ли придется по душе. Зашнуровывая сапоги, парень мрачно представил сборище головорезов. Как можно было добровольно принять их заказ? Рикартиат, вроде, с головой дружит. Значит, не боится? Не чувствует отвращения? За восемьдесят пять лет перевидать всякого — обычное дело. Инквизитору было любопытно, что именно выпало менестрелю, если участники Гильдии перестали его беспокоить.

Выпавший вчера снег осел на заборах, крышах и подоконниках. Не повезло и собачьим будкам — из них доносился печальный вой и погавкивание. Псы делились тоской с сородичами, проклинали зиму, холод и хозяев, считающих, что животное должно охранять дом, а не греться. Поджарый кобель, заметив прохожего, залился злым лаем.

Альтвиг вздохнул. Ему еще ни разу не везло с собаками. Единственный аргумент, способный заткнуть им пасти — это нечисть. Парень прекрасно помнил, как однажды в велисском селе — то ли Похоронниках, то ли Схоронниках, — гонялся за вурдалаком. Темная тварь питалась страхом людей, не нападая, но и не позволяя покидать дома. Инквизитор заехал туда случайно, на пути в Тальтару. Тогда собаки молчали, решаясь разве что на попискивание. И радостно виляли хвостами, поняв, что во двор забрел всего лишь человек.

Заведение «Ледяные волки» было добротным, красивым двухъярусным домом. Внизу находился гостевой зал, где все ели и пили, вверху — комнаты для постояльцев. Воровато заглянув внутрь, Альтвиг тут же оказался целью множества взглядов. Отыскав свободный стол и направившись к нему, парень тоже с интересом разглядывал убийц, воров и прочих мерзких существ.

Они оказались совсем не такими, как нарисовало инквизиторское воображение. Обычные люди, в большинстве — немолодые и серьезные. Дорогая одежда, ножны с мечами-ножами-саблями-рапирами, кое у кого — топоры да секиры. Бородатых личностей было мало, как и длинноволосых. А еще, к удивлению инквизитора, никто никого не убивал и не торопился затевать драки. Все спокойно переговаривались, смеялись и не проявляли злобного нрава. Девушка, сидевшая по соседству — невысокая, пышногрудая и сероглазая — подмигнула Альтвигу. Он в ответ улыбнулся. Ни к чему ее обижать.

Мрети не было. По проходам между столами бегал корчмарь. Из кухни доносилось звяканье, бульканье и приглушенные голоса. Один из них — монотонно напевающий — принадлежал менестрелю. Видимо, парень готовился к выступлению среди кастрюль, поварят и слуг. Плохая обстановка, Альтвиг бы такую не выбрал.

Снова отметив разницу между своим характером и характером Рикартиата, он помрачнел и заказал пива. Закуска осталась на совести корчмаря, пообещавшего принести «вкусненькой колбаски». Спустя полчаса он действительно ее принес — вместе с миской просоленных сухарей и парой огурчиков. Инквизитор поблагодарил, заранее расплатился и поднял кружку.

Он успел расправиться и с пивом, и с едой, когда у стойки появился Мреть. Не обратив внимания на гостей, он сел, устроил на коленях гитару и принялся петь. Мягко, вкрадчиво, осторожно. Альтвиг с содроганием узнал речь Нижних Земель. Неужели Рикартиат ее знает? Староприбрежный он, значит, не выучил, хотя в Морском Королевстве бывал каждый пятый — а демонический язык полюбил? Хорошо хоть постояльцы не против, слушают с открытыми ртами. Ну да, красиво. Профессионально. Но когда понимаешь, что точно так же поют шэльрэ… становится как-то не по себе.

Пышногрудая девушка тоже напряглась. Поймав взгляд инквизитора, она встала, подошла ближе и спросила:

— Вы его понимаете?

— Нет, — открестился Альтвиг.

— А я понимаю. Жуткая история. Не раз видела выступления Мрети, знакома с его манерой, но чтобы так… бр-р-р!

— Расскажете?

— Не думаю, что нужно, — пожала плечами девушка. — Он не поет на редких языках, если не имеет перевода. Принес сказочку шэльрэ — принесет и белобрежную версию. Имейте терпение. — Она изогнула губы в улыбке: — Меня, кстати, зовут Хита. Хита Ольву. А вас?

— Альтвиг Нэльтеклет, — представился инквизитор. — Вы работаете на Гильдию?

— Совершенно верно. Тут все работают на Гильдию, — рассмеялась девушка. — Кроме вас, разумеется. Вы — храмовник? Что вы забыли в этой корчме?

— Я люблю музыку, — выкрутился парень. — А Мреть, как говорят, весьма талантлив.

— На Белых Берегах он поет впервые. Раньше я встречала его лишь в Велиссии, Гро-Марне и Хасатинии. Был еще случай, когда мы столкнулись в Бертасле. Менестрель договаривался с тамошними песнопевцами, что переведет и использует балладу «Я вернулся в разрушенный дом». Неплохо получилось, я потом послушала, — сообщила Хита. — Но мне больше по душе личные песни Мрети. О кургане, поросшем розами, о диких зверях внутри каждого, об одиночестве и… и… может, попросить его исполнить?

Альтвиг пожал плечами. Ему было безразлично, что сделает девушка-убийца. Покрутив пальцем у щеки, она попрощалась и направилась к сомнительной компании в углу.

Тем временем Мреть закончил играть, подхватил кружку с пенящимся элем и выпил. Корчмарь сноровисто подхватил пустой сосуд, наполнил заново. Менестрель не отреагировал, снова взявшись перебирать струны видавшей виды гитары. На ее корпусе, выделяясь яркой эльфийской краской, горела желто-красная сова. Тот, кто ее рисовал, был настоящим мастером — казалось, что птица, несмотря на странное оперение, вот-вот сорвется в полет.

Рикартиат начал петь — тот же мотив, но другие, более мягкие, слова. Чистое белобрежное произношение сплеталось в единое целое со звенящей мелодией струн. К такому Альтвиг был не готов — дома Мреть разговаривал на всеобщем, — и пропустил начало, пока смог разобрать и принять красивые интонации северного королевства.

   — Переступая огонь и воду
   он возвратится — и будет строг.
   И под сияющим небосводом,
   на перекрестке семи дорог
   взойдут ростки бесконечной боли,
   ростки смертей, предвещая ночь.
   И все вокруг захлебнется кровью,
   и ужас будет не превозмочь;
   И взвоют ядра больших орудий,
   сжигая древние города,
   и перемрут, словно мухи, люди,
   и смолкнут верные им ветра;
   И все расколется, разобьется,
   исчезнет в теплой туманной мгле…
   Весь мир умрет, когда он вернется
   и прикоснется к своей земле.
Закончив, Рикартиат расплылся в улыбке. Альтвиг, наоборот, помрачнел. Хита права — жуткая история. Может, оно и к лучшему, что большую ее часть парень не разобрал.

Людям из Гильдии песня шэльрэ пришлась по душе. Кто-то взволнованно ее обсуждал, кто-то с восторгом смотрел на менестреля. Тот, не торопясь и смахивая на ленивого кота, затянул нечто печальное. Вроде бы на гномьем — инквизитор уловил знакомые выражения.

— Ну что, как дела? — жизнерадостно осведомилась Хита, едва возникнув на соседнем стуле. — Вам понравилось?

— Нет.

Девушка разочарованно надула щеки:

— Ну и кто после этого вас ценителем назовет? По-моему, Мреть гениален. Не всякий бродячий певец отважится показать, что у демонов есть своя философия. И она отнюдь не плоха. — Хита подняла брови. — Хотя вне красивых строчек прячется нечто такое, от чего любой нормальный человек убежит.

— А вы знаете ненормальных? — полюбопытствовал Альтвиг. Вины перед менестрелем он больше не чувствовал и собирался уходить, но шанс побеседовать с посторонними людьми выпадал ему слишком редко. Обычно все замолкали, отрицали интерес к детям света и делали вид, что всю жизнь любили только Богов.

— Представьте себе, знаю, — кивнула Хита. — Глава нашей Гильдии, господин Нэйт, очень трепетно относится к шэльрэ. С одной стороны, он их боится, с другой — уважает демонические традиции. По слухам, в прошлом он противостоял Атанаульрэ, второму принцу Нижних Земель. Или просто убегал от него, не суть важно. Но сейчас бывает, что к господину Нэйту приходят странные личности. Они ведут себя, как люди, но аура у них… темная. Как будто кто-то залил чернилом свечу.

— Интересное сравнение, — оценил Альтвиг. — Лично я ни разу не замечал ни капли света в ауре демонов. Быть может, к господину… кхм… Нэйту приходили не они?

— Может, — легко согласилась Хита. — Но я, знаете ли, ходила в школу при Гильдии Печатей. Немного сведуща в заклинательстве. Сильного дара у меня нет, но тех крох, которыми я могу пользоваться, вполне хватает для чтения чужих аур. Вы, например, далеко не типичный человек. Владеете ангельским волшебством и по сути своей добры. Пока вас не трогают, вы будете сохранять спокойствие. А еще вы ненавидите музыку, хотя сказали иначе. Вероятно, Мреть — ваш знакомый, и вы пришли сюда убедиться, что ему ничего не угрожает. Я бы тоже так поступила.

Инквизитор замешкался. Способности девушки поражали. Если это — минимум, пустышка, то сколько сил у настоящих заклинателей? Страшно представить.

— Ничего себе, — хмыкнул парень. — Вы прочли меня, словно книгу. Прямо телепатия.

— Увы, нет, — понурилась Хита. — Ваши… да и вообще ничьи… мысли мне не доступны. Лишь взгляд по поверхности и логика.

— Все равно впечатляет.

— Благодарю. — Девушка улыбнулась. — А вы не хотите прогуляться? На улице, правда, холодно, но зато красиво.

— Нет, извините. У меня еще есть дела.

Альтвиг надеялся, что этого хватит, однако Хита оказалась упорной:

— А как я могу вас найти?

— Пришлите вестника на мое имя. Или приходите в храм, — стараясь говорить ровно, предложил парень. — Периодически я там бываю.

— Хорошо, — просияла Хита. — До встречи.

Они обменялись рукопожатием. Отсутствие у инквизитора большого пальца на мгновение смутило девушку. Альтвиг тоже выглядел удивленным — ладонь у новой знакомой была грубая, покрытая вязью шрамов.

— До свидания, господин Нэльтеклет.

— До свидания, госпожа Ольву.

Поднявшись, он направился к выходу. У двери остановился, прислушавшись к очередной песне:

   — …Где нельзя не наткнуться на черные пасти войн,
   где любовь превращается в ненависть и жестокость,
   где на всем, что считается правильным и высоким,
   испокон веков уже выставлено клеймо.
Парень хмыкнул, разминулся с посетителем, чье лицо скрывал капюшон, и вышел на улицу.

Небо очистилось, стало голубым и выкатило ослепительное око солнца. Сосульки на крышах таяли, вниз падали холодные капли. Словив одну ухом, Альтвиг расстроился и отшагнул вправо… тем самым избежав смерти. Белая стрела звякнула о мостовую, высекла искры и растаяла, превратившись в неприглядную лужу.

— Что за?..

Рядом заплакал чей-то ребенок, испуганно закричала женщина. Инквизитор приказал им молчать. Покрутился на месте, обшаривая взглядом окрестности, но никого не увидел. Присел у блестящих останков оружия, протянул руку, опустив к жидкости тонкий поток волшебства. Она зашипела, как сердитая кошка, и впиталась в щели между камней.

Яд? Какой-нибудь горский материал? Магия? Темной метки Альтвиг не ощущал. От камней, где совсем недавно было оружие, едва заметно пахло… э-э… травами? Парень изумленно почесал нос, вспомнил господина Эстеля и произнес:

— Тот, кто защищает меня — не отходи далеко.

Из луча солнечного света выползло длиннорукое существо с острыми когтями, шипастой головой и торчащим из живота жалом. Оно было на голову ниже Альтвига, но гораздо шире в плечах. Припав к земле и принюхавшись, защитник взвился на ноги и бросился назад, за корчму. В полутемные узкие переулки.

Инквизитор побежал следом, игнорируя чужаков. Честные люди в подобную глушь не забирались, а вот мелкие воришки — вполне. Храмовника они обходили стороной или отступали в тень.

За углом, где деревянные крыши смыкались между собой и образовали навес, защитник низко зарычал и остановился. В посеревшем снегу проступал четкий контур портала, а перед ним немой насмешкой валялся сломанный черный лук. Перед тем как поднять его, парень обмотал руки шарфом — но даже сквозь него пробился безумный жар. Ангельское волшебство отсекло его, охладило, заковало деревянные плечи в лед.

Подцепить остаточное колдовство и выяснить, куда вел портал, не составило труда. Альтвиг развеял защитника и безрадостно рассмеялся. Тягаться с тридцать шестым ярусом Нижних Земель не смог бы и отец Еннете. Одно неясно — что второму принцу нужно от инквизитора? И что было на уме у Эстеля, когда в цитадели он вынудил Мреть использовать магию? Получается, оба духа Безмирья, ставшие людьми, чем-то крупно не угодили демонам? Но чем?

Разнервничавшись, парень вытащил из сумки книгу и пролистал. Он не надеялся найти зацепку — просто хотел себя успокоить. Эта связь с демонами… тот тип, что подошел к Рикартиату на улице и назвался Амо… и превосходный лекарь — господин Эстель… покрутив факты в голове так и эдак, Альтвиг понял, что в мире есть всего одно существо, способное ответить на его вопросы. И, чтобы найти его, следует вернуться в корчму.


Рикартиат, глядя в потолок и небрежно перебирая струны, исполнял последнюю песню. Ее выбирали слушатели, заплатив десять серебряных монет в довесок к тем шестнадцати, что отдал парню корчмарь. Стараясь не думать о том, что было бы, находись в зале Альтвиг, менестрель пел:

   — Я сижу, прикасаясь пальцами
   к неподвижной твоей руке.
   Мы пришли в этот мир скитальцами
   по небесной большой реке.
   Ты погиб на границе сущего,
   я вознес для тебя курган.
   Лучше смерть, чем вот эта жгущая
   боль в открывшихся дырах ран.
   Я стою у границ отчаяния,
   в одночасье утратив свет.
   В мире нет никого печальнее.
   Ни в одном живом мире нет.
   И дорога уводит дальняя
   в неизвестность и пустоту,
   на свидание со страданием,
   по прямому пути в беду.
Хита Ольву грустно улыбалась, стоя у восточной стены. Рядом с ней устроился посетитель, чье лицо скрывал капюшон. Когда мимо, тревожа огоньки свеч, проходила разносчица, их отблески выхватывали под темной тканью взгляд серо-голубых глаз.

Песня закончилась, и в тот же миг отворилась дверь. На пороге корчмы стоял бледный храмовник — недавний собеседник Хиты. Протолкавшись к стойке, он тихо что-то сказал. Мреть в ответ улыбнулся и склонил голову, а затем оповестил:

— На этом все. Спасибо, что обошлось без помидоров.

Грянул смех, несколько ребят с нашивками Первого Отряда подошли к менестрелю. Тот быстро от них отделался и ушел в кухню, прихватив храмовника с собой.

Ни для кого, похоже, не имело значения, что обратно он не вышел.

— Уф, — выдохнул Рикартиат на пороге черного хода. — Хвала Богам. Осторожно!

Альтвиг поскользнулся и шлепнулся на лед, припорошенный снегом.

— Они тут воду разлили, — пояснил менестрель. И протянул другу руку. — Вставай. Теперь ты объяснишь, на кой черт тебе к Шейну?

— Он состоит в связке с Адатальрэ, — отряхиваясь, буркнул Альтвиг. — Этот демон может истолковать мне последние события.

— Какие?

— Например, появление господина Эстеля. Я почти уверен, что стрела принадлежала ему. А еще мне хочется жить, поэтому лучше решить проблему сразу, чем дождаться, пока она сведет меня в гроб. Да и тебя тоже, — махнул рукой парень. — Ты им не менее интересен.

Рикартиат с минуту подумал, прежде чем согласиться:

— Хорошо. Поговорим с Шейном.

Вокруг его тела на мгновение вспыхнул голубой контур. Погас, замерцал и исчез, сделавшись невидимым.

— Щит? Ты кого-то опасаешься?

— Ага, — подтвердил Мреть. — Моя голова стоит пятьсот золотых монет. Господин Леашви постарался.

— Кто?

— Глава Совета Ландары. Именно он указал мне на дверь, когда Его Величество… — Рикартиат осекся и заморгал. — Когда Его Величество не вернулся из Ледена.

Хорошее настроение с него слетело. Бледное лицо превратилось в маску, зрачки уставились прямо перед собой. Альтвиг, оглядевшись и убедившись, что вокруг никого нет,спросил:

— Он был твоим другом?

— Райстли? Да, — Мреть неожиданно улыбнулся. — Он был моим другом. Искренним и очень надежным. Я помогал ему, чем мог, допускал много ошибок, а он терпеливо меня учил. Пояснял, почему люди действуют так, а не иначе, почему мир устроен так, как устроен. Если бы не он, я, наверное, никогда не стал бы ни магом, ни менестрелем.

— Как он погиб?

— О, — улыбка превратилась в усмешку. — Он поехал в резиденцию инквизиции. И там его тихо убили, а потом объявили о несчастном случае. Идиоты. Совет они обманули, но меня обмануть не вышло. Я знал о том, что у Райстли был дар. И также знал, что он ни разу им не пользовался.

— Это достоверная информация? — уточнил Альтвиг.

— Личная, и у тебя есть выбор — верить мне или нет.

Парень нахмурился. Рикартиат привел его к старому особняку с витражными окнами. Серые стены, черная крыша и грязь на цветных стекляшках придавали ему унылый вид. Внутри было еще хуже: запыленные ковры и гобелены прямо кричали о том, что хозяин не живет здесь постоянно и не имеет слуг.

— Шейн… э-э… проводит здесь мало времени? — полюбопытствовал инквизитор.

— Да нет, — возразил Мреть. — Много. С момента побега из Велиссии он почти постоянно тут. Кстати говоря, он не станет с тобой беседовать, если ты обратишься к нему по имени. Для тебя Шейн — это господин Эль-Тэ Ниалет. По-другому не получится. Он… — Рикартиат пригнулся, пропуская над головой виток паутины, — ненавидит людей.

— А сам-то? — удивился Альтвиг. — Ведь по крови он — человек?

— Не совсем. Все, тихо.

Менестрель заглянул в огромную комнату. Она сочетала в себе спальню и оружейный зал: множество стоек с копьями стояли справа, а слева пристроились кровать под балдахином, книжный шкаф и стол.

Господин Эль-Тэ Ниалет сидел на подоконнике. На коленях он держал поднос с квашеной капустой, ржаным хлебом и дешевым вином. Бросив взгляд в сторону вошедших, повелитель сказал:

— Привет, Рик.

— Привет, Шейн. Позволь представить — Альтвиг Нэльтеклет, мой друг. Сейчас он работает храмовником в обители Альвадора. Альтвиг — перед тобой Шейн Лиерталь Крий Эль-Тэ Ниалет, племянник господ Алиеза и Нельтас.

— Приятно познакомиться, — кивнул Альтвиг.

— Взаимно, — согласился с ним Шейн. — Что произошло? — поймав изумленный взгляд инквизитора, он добавил: — Да, я ужасно проницателен. Обладаю даром провидца. Для вас это разве новость?

— А-а… нет. Мы хотели бы поговорить с Адатальрэ.

— Вот как. — Повелитель отставил поднос. — Боюсь, он не будет рад.

— В форте творится не пойми что, — вмешался Рикартиат. — Ты в курсе об Эстеле? Сегодня он пытался убить Альтвига, а когда это не получилось, смылся на тридцать шестой ярус Нижних Земель. В крепость Нот-Этэ.

— Извини, Рик, — покаянно ответил Шейн. — Мне известно все, что ты рассказал, но я не могу помочь.

— Почему? — рассердился Мреть. — Вы ведь связаны! Ты в любой момент можешь призвать Адатальрэ. Пригрози ему изгнанием из тела, скажи, что больше не будешь медиумом, отдай на растерзание Виктору, в конце концов! Какая разница, что чувствует демон?!

— Большая, — возразил седой. — Большая разница. Нас объединяют крепкие узы. Я — часть его, а он — часть меня. Если погибну я, погибнет Адатальрэ. Если погибнет Адатальрэ, погибну я.

По напряженному молчанию Альтвиг понял, что раньше Шейн хранил это в тайне.

— А разве он… ну… не возрождается из пепла? — негромко начал Рикартиат. — Он же феникс?

— Возрождается, пока я жив, — равнодушно произнес повелитель.

— Но… ты человек. Ты состаришься и… что тогда?

— Не знаю, — пожал плечами Шейн. — Но мне кажется, что порой лучше умереть, чем остаться в живых после смерти близкого.

Мреть нервно покрутил серебряное кольцо на среднем пальце левой руки. На указательном и безымянном правой поблескивало еще два. Альтвиг отметил, что от полосок металла веет свободной энергией. Амулеты.

— Эгоист, — наконец решил менестрель. — Адатальрэ тебе, значит, близок, а все остальные могут катиться к черту?

— Да, что-то в этом роде.

Повелитель счел, будто гости страдают от избытка внимания, и отвернулся к окну. Рикартиат немного постоял, затем фыркнул и пошел прочь. Инквизитор посмотрел ему вслед, глянул на Шейна и тоже поспешил убраться. Искушать судьбу снова не хотелось.

— Не говори сейчас ничего, — попросил Мреть, присев на пороге особняка. — Я занят. Хочу насладиться яростью.

— Зачем? — растерялся Альтвиг.

— Я довольно редко бываю зол.

— И хорошо. Незачем лишний раз беситься.

— От кого я это слышу? — рассмеялся Рикартиат. — От человека, оравшего на всю кухню не далее как пару часов назад?

Храмовник смутился:

— Вы сами виноваты. Нечего было придумывать для меня дурацкие клички. Я взрослый человек и имею право называться по имени.

— Я тоже взрослый, — согласился менестрель. — Но это никому не мешает. Тут меня называют Риком, в Хасатинии называли Тиатом, а в Ландаре, — он едва не захлебнулся смехом, — предпочитали совсем уж глупое «Арти». Полагаю, меня до сих пор там помнят под этим именем. Честно говоря, я рад, что сейчас известен как Мреть. Коротко и ясно.

— Мреть — это ведь то же самое, что и мрак?

— Нет, — возразил Рикартиат. И накинул капюшон куртки: — Ладно, Альтвиг, иди домой. Увидимся завтра.

Изменившийся тон заставил парня напрячься:

— Что у тебя за планы?

— Так, личные дела, — отмахнулся Мреть. — Чужое присутствие — даже твое — нежелательно. Прости.

— Ничего страшного, — скрепя сердце произнес инквизитор. — До встречи.

Он задержался в тени особняка, сделав вид, что отряхивает снежинки с пальто. Проследил, как удаляется Рикартиат, но недолго и не заметив важных деталей. Менестрель свернул за угол и исчез. Странная размашистая походка придавала ему сходство с господином Арно, словно тот вдруг уменьшился и прикинулся песнопевцем.

— Удачи, — пробормотал Альтвиг. — Я без понятия, куда и зачем ты пошел, но надеюсь, что ты там не сдохнешь.

…Мреть на цыпочках пробрался мимо патруля стражи. Трений с законом у него не было, но объяснять двум мордоворотам в парадной форме, кто он такой и чего ему надо, лень. Обогнув «скромный» дом Шейна и нырнув в сеть узеньких переулков, он отыскал приметный белый крест. Некто вывел его на стене притона, а завсегдатаи не стали стирать. Либо им заплатили, либо заранее знали о безответственности хозяев.

Прошло около получаса, прежде чем в противоположном конце улочки показалась Нэлинта. Быстро приблизившись, она усмехнулась и сказала:

— Проблем не будет.

— Ты кого-то убила?

— Нет, погрузила в сон, — оправдалась девушка. — Руны готовы. Следуй за мной.

Она протянула Рикартиату ладонь. Холодные, тонкие, привычно израненные пальцы вздрогнули при касании с теплой кожей парня, но выражение лица Нэлинты не изменилось.

Демонолог шагнула вперед, и реальность преломилась, скомкалась. Тысячи изгибов и трещин наполнились ярким зеленым светом, под ногами вспыхнули аккуратные символы. Менестрель понял, что падает, и крепче вцепился в руку девушки. Та тихонько выругалась, исправила направление и уже через миг вышла на заснеженный тракт.

Теперь форт Шатлен был далеко, так далеко, что добираться до него пришлось бы около трех недель. Позади возвышался город, обнесенный белой стеной, впереди — исполинский лес. На его опушке, прячась под сенью старых дубов, пристроилась деревенька. Всего-то восемь дворов, побитые временем землянки и крохотное кладбище. Надгробные камни пестрели выемками, буквы на них читались с трудом и больше интуитивно. На расстоянии выстрела виднелась поросшая мхом плаха с виселицей.

Рикартиат покрутился на месте, осматриваясь, и ошарашенно выдал:

— Виттелена живет здесь?!

— Где же еще, — хмыкнула демонолог. — Идеальный маленький мирок некроманта. До покойников рукой подать, Лес Духов под боком, а в глубине земли, — Нэлинта глубоко вдохнула, — проходит жила чистой энергии. Чувствуешь?

— Да, — подтвердил парень. — Она темная.

— Некромантам иная и не нужна.

Нэлинта направилась к самой северной землянке, с крохотными окнами и покосившейся трубой. Было ясно, что хозяина там нет. Только животное, по ошибке принятое за человека и одаренное любовью мага. Разумеется, до определенной поры. Пока Виттелена не осознала, какую страшную допустила ошибку.

Спустившись по выщербленным в камне ступеням, Нэлинта постучала. За дверью раздался шорох, встревоженный мужской голос и женские ругательства. Потом шлепок, словно кто-то кому-то дал оплеуху. Не успели стихнуть остаточные колебания, как на порог вышла Телен.

— Входите, — пригласила она. — Осторожно, низкий проем.

— Спасибо. — Демонолог пригнулась. — Хастрайн в порядке?

— Нет, — возразила некромант. — Он ни черта не помнит. Ни кто я, ни кто он, — последовал кивок в сторону обрюзгшего мужика с трехдневной щетиной, — ни кто вы двое. Рик, ты умеешь заклинать память?

Тот помотал головой. С видимым сожалением.

— Прости, Телен.

— Я предполагала, что это так, — грустно улыбнулась она. — Ты не виноват.

Парень покосился на постель, где лежал сын некроманта. Мальчик был бледен, а его белые ресницы окрасились в алый цвет.

— Знакомство с потусторонним миром прошло для него трудно, — сказала женщина. — Мне… очень… жаль. Он мог бы стать наследником нашего общего дела. Мог бы жить в мире, где нет инквизиции, зная, что уничтожили ее мы. Мог бы… но я поняла, что учить его магии должен кто-то талантливее и добрее. Будет лучше, если он вырастет, так ничего и не вспомнив.

— Почему?

— Потому что мы все — убийцы. А он может стать хранителем. Первым хранителем с начала времен.

— В смысле духом? — уточнила Нэлинта.

— Нет. То одно. А тут совсем другое, — пожала плечами Телен. И обратилась к мужу: — Будь так добр, выйди. Этот разговор тебя не касается.

Мужчина ругнулся, но послушался. Притворив за ним дверь, некромант создала защиту от чужих ушей и продолжила:

— Есть поверье, будто однажды людей с темным даром начнут убивать. Это повлечет за собой цепь ужасных событий. Нарушится равновесие, и повелители ветров не смогут его уровнять. Сами понимаете, — без тьмы невозможен свет. Не станет темных магов — погибнут и светлые. Повелители ветров, как нейтральные сущности, будут не в силах вернуть все на круги своя. По мне, это логично. Они не влияют на рождение людей, не влияют на вымирание человеческого рода. Если такое произойдет, Врата Верности лишатся магии.

— Невелика потеря, — буркнул Рикартиат.

— Для тебя — нет, — согласилась Телен. — Мы в курсе, что ты ненавидишь мир и его Создателя. Но дослушай, пожалуйста. Рано или поздно появится хранитель. Тот, кто разорвет свой дар на тысячи осколков и раздаст их людям. Тем самым он возродит темное колдовство. А с ним проснется и светлое.

— То есть ты считаешь, что Хастрайн и есть?.. — начала Нэлинта.

— Да, — решительно ответила некромант. — Существует ряд признаков, указующих на хранителя. Во-первых, зеленые глаза. — Она улыбнулась. — Во-вторых, преобладающая кровь праотца. Вряд ли вы забыли, что таких, как мы, породил демон. Хастрайн похож на него и магией, и внешностью. Та же линия губ, тот же нос, те же скулы и брови. Ну и третий из уже сбывшихся признаков — потеря памяти. Дальше идут другие, сложнее: стать покровителем, а не приспешником духа-убийцы, воскресить человека, получить третье имя…

— Прошу прощения? — удивилась Нэлинта. — Третье?

— Верно, третье. Каждый некромант получает три имени. Первое ему дают при рождении, вторым его нарекает дух, а третье дарует Смерть. Я полагаю, Хастрайн потеряет дар после воскрешения человека, а затем заслужит его обратно, присовокупив третье имя. Но это, конечно, только мои предположения, — опомнилась Телен. — Они могут оказаться ложью. Сказкой, придуманной, чтобы смириться со странностями сына.

Рикартиат раздраженно фыркнул:

— Вполне вероятно.

— Спасибо, — невесть чему обрадовалась Телен. — Я тоже так думаю. Пусть лучше это будет ошибкой, чем правдой. Ведь, когда хранитель передаст дар людям, его душа сгорит. Исчезнет. Без надежды на возрождение.

— Жертва во славу мира, — поморщился менестрель. — Имеет ли она смысл? Разве наши Врата стоят жертв со стороны кого бы то ни было? — и, стукнув кулаком по стене, прорычал: — Чертова рыжая тварь!..

ГЛАВА 9 ЗАВЕСА

— Что думаешь? — спросила Нэлинта, едва выбралась из землянки. — По-твоему, Виттелена права?

— Нет, — возразил Мреть. — Я не верю преданиям. Вспомни того идиота из Гро-Марны, который обещал апокалипсис шесть лет назад. У меня два варианта: либо он ошибся, либо мы все мертвы.

— Давай без шуток, — поморщилась девушка. — Мы услышали серьезное, старое предание. Виттелена не из тех, кто любит впустую сотрясать воздух. Она верит в правильность своих слов.

Рикартиат не был настроен на долгие беседы, поэтому вздохнул.

— Знаешь, однажды я заявил, что стану счастливым. Весь без остатка. Я верил, что так и будет, но, как видишь, не помогло.

— Дурак, — обиделась Нэлинта. — Я же серьезно!

— Боже, — парень возвел глаза к небу. — Я честно предупреждал, что не люблю серьезные разговоры. И предупреждал не раз. Давай прощаться, у меня сегодня еще куча дел.

— Собираешься убить кого-то? — с опозданием вернула шпильку девушка.

— Именно так, — согласился Мреть. — Загляну в Ландару, побеседую с господином Леашви. Объясню, что мне слишком дорога моя голова, чтобы позволять ей и дальше быть товаром.

— Что ж, удачи, — с сомнением пожелала Нэлинта. — Будь осторожен.

— Я бедствие. Я ужас. Я смерть, — рассмеялся парень. — Спасибо. До встречи. Передавай привет Лефрансе. Да-да! — воскликнул он, заметив, что демонолог намерена возражать. — Я помню, что она меня ненавидит. Но это ее проблемы, а не мои, так что все равно передай. Пока!

И он, безмятежно насвистывая, пошел к лесу. Девушка проводила его долгим взглядом и отправилась к городу, белеющему вдали. Тальтара, как-никак, одна из важных торговых точек Велиссии, а Нэлинте требовался хороший нож.

Лесу Духов не напрасно дали такое название. Подобно Серебряному Лесу в королевстве Шаэл, он был местом соприкосновения Врат Верности с потусторонним миром. Бестелесные сущности чувствовали себя в нем, как дома, и редко пропускали людей. Однако Рикартиату, с его воспоминаниями о Безмирье, ничего не грозило.

Продолжая насвистывать, он пересек несколько больших полян. Снег усыпил их таинственность, похоронил бледную траву. Кое-где виднелись когтистые, беспалые или звездчатые следы, а еще — явные отпечатки копыт. Их Рикартиат обходил с опаской. Мало ли что.

Впрочем, существ с копытами вместо ног он знал понаслышке. Говорили, будто они живут в сердце леса, вдали от чужих глаз и ушей. Там же, где находится легендарный алтарь. Чей он и что за силу дает — никто не ведал. В истории было всего три мага, забравшихся в такую глушь, и они не спешили делиться секретами. Прямо как Ишет и Виктор. Подумав о них, менестрель усмехнулся и почесал нос. Он бы не удивился, выяснив, что главы так называемого Братства бывали у алтаря.

Пока на последнем совете маги ждали Ишета, Виттелена пояснила Мрети, что Братство Отверженных — это не данное инквизицией прозвище, а официальное название. Парень попытался умереть на месте со стонами: «и как меня угораздило попасть в компанию с таким примитивным именем?», но ничего не вышло. Болеть и страдать у него получалось как-то случайно, а намеренно, увы, нет.

Миновав приметную березу с бороздами мха на ветвях, Рикартиат сменил направление. Взял севернее, начал путать следы, закладывать большие круги и обходить подозрительные заросли. Не потому, что скрывался, а потому, что существо, следовавшее за ним по пятам, любило преследования. Притаившись за густым кустом, парень впервые его увидел — зеленовато-белесое, с ромбовидными серыми глазами и заячьим носом, оно склонилось над снежной коркой и шевелило губами. Должно быть, решало, куда делся незваный гость. Спустя минуту существо встало во весь свой немалый рост — на три головы выше Мрети, — и улыбнулось, обнажив ряды красных лезвий. Отношения к зубам они не имели — скорее к горскому оружию.

— Выходи, Артиат, — велело существо. — Я тебя нашел.

— Ну вот опять, — расстроился парень. — В твоих играх вообще можно выиграть, Макахит?

— Да, — с достоинством подтвердил тот. — Был один темный. Он пришел и ушел, так мне и не попавшись.

— Ого! Ты выяснил, кто это?

— Еще бы. Два месяца за ним следил. Оказалось — эльф. Очень сильный, среди людей едва ли найдешь подобного.

— Как его звали? — поинтересовался парень.

Макахит развел руками:

— Не скажу. Я обещал сохранить это в секрете.

— Тайны, тайны, — вздохнул Рикартиат. — Повсюду тайны. А я, между прочим, твой лучший друг. Разве ты не должен со мной делиться? — и, не дождавшись от помрачневшего существа ответа, посерьезнел: — Давай к делу, Хит. Мне нужен хороший яд.

— Мой? — оскалился лесовик. — Не много ли ты просишь?

Менестрель рассмеялся:

— Ну сцеди! Жалко тебе, что ли?!

Макахит недовольно свел брови. Темные, густые, они сделали его лицо угрожающим. Длинные лапы с восемью пальцами существо скрестило на груди, а затем заявило:

— У меня почти ничего не осталось.

— Вот как? — неприятно удивился Мреть. — Что-то случилось?

— Нет. Я продал большую часть одному травнику. Ты можешь купить у него. Приятный малый. Но тоже, как и ты, проиграл.

— Ладно, — расслабился Рикартиат. — Где мне его найти?

— В лесу у Шьенэта. Нимтайори — отшельник, вы друг другу понравитесь, — сказал Макахит. И, помявшись, предложил: — Хочешь брусничного чая?

* * *
После того, как менестрель отправился решать свои, еретические, дела, Альтвиг вернулся в храм. Устроился у дорогого цветочного горшка, помолился, полистал Святую Книгу. Он ни разу не читал ее полностью — только отрывками, разбирая на мудрые советы. Кто бы ни был автором рукописи — Боги или их слуга, — он имел гениальный взгляд на вещи. Простой и непринужденный стиль легко сочетался со строгими законами, при этом не уменьшая их значимости.

Вечером, когда парень уже собирался закрывать храм, явилось странное существо неопределенного пола. У него были спокойные голубые глаза и такого же цвета бант в темных волосах. Невысокое и неуклюжее, оно мужским голосом сказало:

— Привет. Ты — Альтвиг?

— Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались на «вы».

— Извиняюсь. Неловко вышло. Пройдемся? — предложил странный парень. И, поняв, что именно смущает храмовника, улыбнулся: — Да, я колдун. Демонолог и стихийник. Это проблема?

Инквизитор задумался. Ненадолго.

— Нет. Но я не заинтересован в общении с вами.

— Я — лидер Братства Отверженных, — лукаво сощурился голубоглазый.

— Вот как? — Альтвиг по-прежнему не видел смысла в прогулке.

— Святая конопля, за что мне это? — расстроился незнакомец. — Ладно, молодой человек. Решим проблему проще. Возьмите.

Он протянул храмовнику конверт. Белый, изготовленный из дорогой бумаги, он был исчеркан корявыми буквами. Под именем отправителя — очень странным: Виктор Андреевич Соколов — красовалась синяя сургучная печать, под именем получателя — Альтвиг Нэльтеклет — пристроилась желтая.

— Кто этот Виктор? — спросил инквизитор.

— Я, — ответил голубоглазый. — Если разговаривать так вы не хотите, ознакомьтесь с моим посланием. Там есть несколько кусочков, посвященных неким инкубам-близнецам. Я, знаете, долго за ними охотился и изучал. Счастливо оставаться.

Виктор в шутку отсалютовал и вышел, накинув капюшон. Альтвиг проводил его растерянным взглядом. Этот тип желает помочь? Тогда почему он принес письмо сюда, а не отдал Рикартиату? Нахмурившись, парень запер дверь изнутри и снова присел в тени цветка.

Открыть конверт острием креста не вышло: — бумага почернела, стала плотнее дерева и выпустила из себя мелкого крылатого духа. Образовав собой семь колец, он прошипел:

— Тх-хы адх-х-хрес-схат? Нэльтек-х-хлет?

— Да, — подтвердил Альтвиг.

— Скх-хажи пхароль, — деловито приказал дух.

— Что? Какой еще пароль?

— Чх-херез пхятнадцать секхунд я сожгху пхисьмо. Одхин… дхва… тхви…

— Постой! — напрягся инквизитор. — Что за пароль? Виктор меня ни о чем не предупреждал!

— Четхыре… пхять…

Ключ без посторонней помощи повернулся в замке, створка приоткрылась. В проеме возникла знакомая физиономия. Лидер Братства Отверженных виновато улыбнулся:

— Да, совсем забыл — конверт зачарован. Надо сказать: «Orteahlleaearrtea».

Альтвиг попробовал повторить и сбился. Дух неумолимо продолжал:

— Вхосемь… дехвять… дхесять…

— Можно просто «Ортэхлеарта», — смилостивился Виктор.

— Ортэхлеарта, спаси меня Боги! — выдохнул инквизитор.

— Четхырнахдхать… мхолодец, — грустно признал дух и растаял.

— У-у-у! — протянул парень. — Что за?.. Эй!

Еретика на пороге уже не было. Храмовник скривился, сообразив, что всю эту ситуацию он наверняка спланировал сразу. Хотел проверить друга Мрети на вшивость — и повеселиться заодно. Еще и выбрал слово потруднее. Проще сломать себе язык, чем с лету произнести.

Конверт призывно открылся, явив два дорогих листа бумаги. Все тот же корявый почерк сильно съезжал влево, но читался легко. Для начала Альтвиг выругался, избавляясь от лишних чувств, а потом прочел:

«Уважаемый господин Нэльтеклет!

Как вам должно быть известно, я — талантливый демонолог, и любопытства мне не занимать. Я появился раньше, чем была основана Гильдия Печатей, и имел в своем распоряжении время. Время достаточно долгое, чтобы как следует изучить демонов и нарисовать первые в истории карты Нижних Земель. Однако, как человек скрытный, я никогда никому их не показывал. Прошу, берегите их и ни с кем не делитесь. Даже с Рикартиатом».

На этом письмо не заканчивалось, но парень прервался ради тоненького клочка пергамента. Откуда он выпал, инквизитор не заметил. Подхваченный за углы, клочок быстро вырос и заполнился густыми чернилами: они складывались в линии, лестницы, болота, леса, дворцы и овальные города. Обозначения границ были не вполне ясны, и Альтвигу пришлось приложить немало усилий, отыскивая их. На самом верхнем участке карты горела надпись: «1 ярус. Крепость Сиаль-Нар», а на самом нижнем — «98 ярус. Искусственная пустошь». Не стоило и сомневаться, что в руки к парню попало настоящее сокровище. Потратив немного времени, с трудом ориентируясь в хаосе демонических чисел — шэльрэ, как правило, проставляли их вразброс, он наткнулся и на «16 ярус. Замок Энэтэрье», и на «36 ярус. Крепость Нот-Этэ», и на «2 ярус. Болота Отчаяния». Но самой волнующей для храмовника стала кривая подпись: «24 ярус. Сердце Нижних Земель». Неужели там обитает Сатана? Инквизиция знала о нем мало. Единственная деталь, которая могла помочь отличить хозяина Ада от обычных жителей, это радужки его глаз. Отец Еннете говорил, будто они в точности копируют цвет радужек того, на кого смотрит верховный демон.

Помедлив, Альтвиг вернулся к письму.

«Я потратил несколько лет, — писал Виктор, — чтобы приблизиться к разгадке вашего с Рикартиатом появления. Согласитесь: два духа, решивших покинуть Безмирье и очеловечиться, в глазах магов выглядят крайне странно. Однако толчком к моему поиску послужило не это, а то, что один знакомый нароверт сказал: вы обречены, потому что связаны с шэльрэ.

Полагаю, вы, господин Альтвиг, не раз слышали о крепости Нот-Этэ. Она принадлежит второму принцу Ада, очень милому созданию по имени Атанаульрэ. Когда-то очень давно он охотился за нашим Создателем, но потерпел поражение и был вынужден поменять стратегию. Сейчас его больше беспокоят окраинные войны, чем Врата Верности, однако в крепости Нот-Этэ живет не только Атанаульрэ.

У него трое военачальников, указанных во всех гримуарах с демонической иерархией: господа Атонольрэ, Адатальрэ и Амоильрэ. Они — падшие ангелы. Господин Амоильрэ (он же Дитя Песней и Повелитель Зеркал), помимо восьми отрядов войска и многочисленных слуг, имеет в своем распоряжении двух демонов четвертого ранга — бастардов семьи Элот, господ Эстеларго и Эстеля. Оба участвуют в сюжете, написанном военачальником. Дальше читайте очень внимательно.

Господин Амоильрэ — песнопевец; такой же, как Рикартиат. Будучи захвачен идеей четырех песен, он написал сюжет о скитальцах — существах, бывших духами Безмирья и ставших людьми. Как вы понимаете, этот сюжет о вас. В нем подробно описана ваша смерть на границе сущего, странствия Мрети, ваше возрождение и путь к инквизиции. И еще очень много чего; я дал слово, что расскажу вам лишь малую часть. Вот она: в первый день весны, точное место не указано, отец Еннете убьет Рикартиата. Якобы наш менестрель отправится гулять один — и назад уже не вернется.

Прошу вас, проследите за ним. Исполнения сюжета можно избежать, если нарушить ход его событий. Как ключевых, так и второстепенных.

С уважением и надеждой на ваше благоразумие,

Господин Виктор Соколов».

— Бред собачий, — заключил Альтвиг. Не слишком уверенно, но громко.

Зачем благородному шэльрэ — или падшему ангелу — такие игрушки? Ведь демоны ненавидят смертных. Видимо, Виктору понадобился контроль над Мретью, и он решил, что можно осуществить его чужими руками. Сочинил нелепую сказку, насыпал в нее таинственности, соотнес с больными мозолями инквизитора… ха! Как будто он на это клюнет!

Однако выбрасывать послание парень не стал. Осторожно вложил его в книгу, оделся и пошел домой.

На улице успело стемнеть. Тени позднего вечера легли у домов, опасливо окружив окна. Сквозь них виднелись огоньки свеч, тонкие шторы и — порой — силуэты людей. Прохожих почти не было, разве что редкие торговцы. Кутаясь в шубы, они спешили к ужину. Один бородатый мужчина, заметив Альтвига, приветливо кивнул. Парень встречал его на утренней молитве: тот приходил попросить у Альвадора содействия в сложном деле. За последние несколько дней инквизитор с удивлением отметил, сколь часто судятся те, кто что-нибудь продает. Конкуренция вынуждает их идти на глупые и даже подлые поступки. Причем для половины торговцев это — норма, а другая половина старается быть честной.

Во дворе дома остроухих Альтвиг встретил Киямикиру. Беловолосый смутился, улыбнулся и пояснил:

— Хотел зайти к Илаурэн, но… сам знаешь, она меня ненавидит. Ты не мог бы ей передать?

Он протянул храмовнику букет фиалок. Тот растерянно спросил:

— Где ты их откопал? Зима на дворе!

— Ну и что? — еще больше смутился инфист. — Зима — слабенькая преграда для… для… э-э… ладно, мне пора. Увидишь Рикартиата — стукни его по голове.

— Иди с миром, — благословил его Альтвиг. — Сам стукнешь при случае.

Киямикира кивнул и скрылся. Инквизитор потоптался на месте, сбивая с ботинок снег, и толкнул дверь. Врезался в Илаурэн, извинился и вручил ей букет:

— Вот, пожалуйста.

Эльфийка округлила глаза:

— Прошу прощения? Вы на что-то намекаете?

— Я? — удивился парень не так ее вопросу, как внезапному переходу на «вы». — Это Киямикира передал. Он, наверное, добрых полчаса на пороге мялся.

— А-а, — с облегчением протянула девушка. — Ясно. Что ж, будьте добры отойти.

— Госпожа Илаурэн, в чем дело? — остановил ее Альтвиг. — Я где-то… э-э… нагрешил?

— Нет, что вы, — отмахнулась она и вышла.

Инквизитор растерянно посмотрел вслед. Затем поднялся в кухню. За столом, читая тонкую книжицу, сидел господин Кольтэ.

— Добрый вечер, Альтвиг, — сказал он.

— Добрый вечер, — согласился парень. — Вы не знаете, что с Илаурэн? Она вела себя так, словно вместо меня увидела вора.

— О, не обращайте внимания, — успокоил эльф. — Я думаю, это связано с появлением инквизиции в Цитадели. Моя дочь сердится из-за смерти Кейлы, хотя убили ее не ваши коллеги, а сын госпожи Неш-Тавье.

— Мальчик-некромант?

— Он. Как я понимаю, из-за ребенка сейчас много споров. Нэлинта настаивает, что он невиновен — мол, утратил контроль, что в таком возрасте нормально. Ишет считает — Хастрайна нужно убрать, пока не сбылось некое пророчество. Виктор, наоборот, выступает за благополучие мальчика и предлагает отдать его на обучение господину Сулшерату. В общем, — прервался господин Кольтэ, — в этой сваре не участвует только Рик. Он взглянул, плюнул и ушел решать свои проблемы.

— Вот как? — приподнял брови Альтвиг.

— Скорее всего, сейчас он в Ландаре.

— Что?! — инквизитор вскочил. — Он вернулся на коронацию?

— Нет, — рассмеялся эльф. — Конечно же, нет. Малыш вовсе не хочет занимать место Райстли. И не хочет быть королем. Хорошо, что Леашви выгнал его тогда.

Парень помрачнел.

— Что хорошего? В ландарских бунтах погибло три сотни людей. Просто так. Ради слепой надежды, что трон достанется наследнику, а не охамевшему совету. Вы слышали о законах, принимаемых там? Это же бред собачий! Кошмарные налоги на земледелие не дают жизни селянам, а если загнутся села — плохо станет и в городах. Торговцы тоже почти не приезжают: на границах дерут четырнадцать золотых, и это за одну телегу! Еще немного, и королевство ускачет в Ад. Несмотря на то, что невиновных людей там больше, чем замешанных в… недовольстве.

— Слышал, — кивнул господин Кольтэ. — Это ужасно. Леашви, Шиг, Ларра и Дэльтеар совсем разучились думать. Но с другой стороны — что в этом болоте делать Рикартиату? Да, официально он — наследник. Однако под давлением совета править будет непросто. Ухода четверки народ тоже не потерпит, от силы — позволит изгнать Леашви. А дальше? Остальные трое его поддерживают и не позволят Рику ни капли самоуправства.

— Вы не правы, — возразил Альтвиг. — Рикартиат — достаточно наглый парень, чтобы взять и свергнуть совет. А народ, раз уж затеял бунты, наверняка понимает: прежним традициям не место в новой Ландаре.

Остроухий пожал плечами. Он не хотел спорить и перевел беседу в более спокойное русло:

— Как дела в храме, святой отец?

— Нормально. Часто кто-то приходит. Перед отъездом господин Жильт сказал, что я не дождусь ни души, но, видимо, пошутил.

— Да нет, — улыбнулся Кольтэ. — К вам приходят из любопытства. Мало кто остается в форте, да еще и берется за работу. К тому же в большинстве храмов нет служителей. Только цветы, алтари да огоньки.

Альтвиг вздохнул. Пустые обители Богов не были редкостью. Мало кто соглашался жить так, в постоянных молитвах и уединении.

— Я дома! — неожиданно прозвучало внизу. — Есть кто?

— Да! — крикнул остроухий. — Поднимайся!

Вновь пришедший зевнул. Что-то глухо булькнуло. Потом по ступеням прошлись мягкие шаги, и в кухню заглянул уставший Рикартиат.

— Всем привет, — поздоровался он. — Живые?

— А ты надеялся, сдохнем? — предположил эльф.

Менестрель немного подумал.

— Нет, — решил он. — Я надеялся, что вы будете беречь себя. Ситуация не то чтобы очень хороша. Я весь вечер бегал по Ландаре, как бешеный пес, но так и не выяснил, что за черт.

Господин Кольтэ бросил предостерегающий взгляд на Альтвига. Мол, молчи и сохраняй спокойствие. Инквизитор пожал плечами, намекая, что и так спокойнее камня.

— Убийц нанял не Леашви? — спросил остроухий.

— Не он. — Рикартиат усмехнулся. — Мне показалось, он был даже рад меня видеть. Просил занять трон, избавить королевство от бунтов и стать хорошим мальчиком. Я отказался. Глупо со стороны Леашви — вот так запросто менять точку зрения. Сначала он меня из Ландары выпер, а теперь… ладно, суть не в этом, — опомнился менестрель. — Я уверен, что насчет убийц Леашви сказал правду. Ему не выгодно убивать того, кто может прекратить смерти простых людей. Но штука в том, что и в белобрежной Гильдии — а я не поленился и сгонял в Алатору, — никому не интересна моя голова. Ее нет в списках заказов. Господин Нэйт очень удивился, узнав, что я ищу паршивых овец в его стаде.

Кольтэ потер подбородок. В его светлых серых глазах промелькнула растерянность.

— Может, дело не в нашей Гильдии? И стоит прошерстить чужие?

— Вряд ли, — покачал головой Мреть. — Тут скорее… м-м… чей-то личный интерес. Возможно, инквизиции.

Альтвиг с сомнением фыркнул:

— Инквизиция любит действовать прямо. А вот так втихую… нет, это глупость. К тому же, если бы отец Еннете знал о том, что ты — еретик, он бы доверил твою смерть мне.

— А вдруг он что-то подозревает? — уточнил менестрель. — Он не дурак, чтобы обращаться к…

— Предателю, — продолжил инквизитор. — Верно. Но мне кажется, что, узнай он о моем выборе — попробовал бы связаться. Отец Еннете потратил на меня столько лет… и столько усилий… что я для него — раскрытая книга. И ему стали бы любопытны причины, по которым я бросил инквизицию.

— На вашем месте я бы не был так уверен, — сказал господин Кольтэ. — На Белых Берегах отец Еннете известен с не лучшей стороны. Хитрый, расчетливый, хладнокровный — он кого угодно вздернет во славу веры, хотя большинство ее деталей придумал сам.

Альтвиг промолчал. Спорить с эльфом, прожившим Бог знает сколько десятилетий, а то и столетий — себе дороже.

Рикартиат, пользуясь паузой, вытащил из кармана тонкий флакон. Внутри, в оковах дорогого стекла, переливалась мутная зеленая жидкость.

— Яд? — снова заговорил остроухий.

— Яд, — невозмутимо подтвердил менестрель. — Перед тем, как нанести визит господину Леашви, я посетил одного забавного травника. Он живет в лесу на границе Шьенэта. Торгует довольно редкими вещами. Смешивает разные ингредиенты, экспериментирует с ними, создает новые рецепты.

— Давай подробнее, — попросил господин Кольтэ.

— Хорошо. В Шьенэт я направился, побеседовав с Макахитом. Надеялся, что он даст мне свой яд, но оказалось — лесовик пуст. Он посоветовал мне найти Нимтайори, некого нелюдимого, необычного человека…

* * *
…Шьенэт, расположенный недалеко от воинского форта Вольгера, был знаменит благодаря лесу. Огромный, растянувшийся на несколько миль, он обладал дурной славой. Якобы служил приютом для разных тварей, от демонов до нежити, и приютом вполне надежным — охотники редко возвращались домой. Городок построили еще во время первой династии белобрежья, когда карта только набрасывалась и поселения обрастали стенами, цитаделями, замками… многие из них остались безымянными, затерянными среди болот и равнин, никому не нужными, а порой — пустыми. Люди уходили в поисках лучшей судьбы, искали жизни в торговых точках, где есть возможность заработать на жизнь. Однако Шьенэт, несмотря на проклятый лес, укрепили знатно. Некий барон взял землю под свое покровительство, и его потомки продолжили отцовское дело.

Рикартиат обошел город стороной, углубившись в тихую тень деревьев. Голые ветки постукивали друг о друга, мелкие верткие пичужки носились туда-сюда. Под сапогами скрипел снег. В четырех выстрелах от Шьенэта он кончился, старые дубы шатром сомкнулись над головой. Парень пошел по опавшим листьям, а затем пересек невидимую границу, где брала начало голубая трава. Упругие стебли вне зависимости от погоды тянулись вверх, а среди них проглядывали круглые красные цветы.

Избушка — вот, пожалуй, подходящее слово для обители Нимтайори, — прижималась к березе. Сквозь соломенную крышу проросли грибы, окна затянул слой грязи, дверь покосилась, а на стенах ржавел лишайник. Рядом валялась колода с воткнутым в нее топором. Дров Рикартиат не заметил.

Встав у низенького порога, он постучал. С опаской, потому что так советовал Макахит. Упоминал о скверном характере Нимтайори, о его привычке бросаться ядовитыми улитками. Но на свет вышел не какой-нибудь безумец, а вполне себе нормальный парень с миндалевидными зелеными глазами, черными, будто смола, волосами и горбинкой на воспаленном носу.

— Добрый вечер, — поздоровался он. — Вы кто?

— Меня зовут Мреть, — улыбнулся Рикартиат. — Я хочу купить яд.

Травник посмотрел на него оценивающе. Сделал выводы, попятился, освобождая проход, и сказал:

— Есть варианты. Замедленного действия, мгновенного действия, без вкуса и запаха, замаскированные под вино и специальные — для оружия.

— Специальные подойдут, — ответил менестрель.

Внутри избушка Нимтайори была устроена лучше, чем снаружи. Восемь полок, забитых флягами, баночками, флаконами и — жуть какая — пробирками, просторная кровать, котелок на стальной треноге. Старое кресло, где, свесив лапы, лежал волк. Его взгляд был застывшим и неживым. Но, когда травник проскользнул рядом, животное повело ушами.

— А…а…апчхи! — согнулся пополам Нимтайори. — Пчхи… господи… некоторые зелья плохо на меня влияют. Прошу извинить.

— Хороший нюх? — полюбопытствовал Мреть.

— Вроде того. — Травник подхватил один из флаконов, поднес к пламени дешевой свечи. Мутная зеленая жидкость обнажила крохотные серые хлопья. Они были похожи на снег и пепел одновременно. — С вас восемьдесят девять монет. Серебром.

— Ничего себе, — удивился Рикартиат.

Лесной отшельник нахмурился.

— Я думал, в Шьенэте знают мои расценки. Яд превосходный. Ни одного лишнего элемента. Травы свежие. Порошок из клыков выверны я готовил сам. Потратил на это день, израсходовал много сил. Сброшу хоть пару монет — перестану себя уважать. Либо вы покупаете так, либо уходите и забываете путь в мой дом.

— Я не из Шьенэта. Я из Шатлена, — пояснил менестрель. — Но черт с ним. Я заплачу девяносто.

— Восемьдесят девять, — возразил Нимтайори.

Он отыскал кусок пергамента, исчерканный рунами: справа — состав яда, слева — четыре способа использования.

— Желаю вам удачи.

* * *
… - Действительно необычный, — заключил господин Кольтэ. — Готовил порошок из клыков выверны сам? Ему что, жить надоело?

Альтвиг усмехнулся:

— Все объясняет слово «отшельник». У этого парня хрупкая связь с миром. Наверное, он не слышал о последствиях отравления.

— Я бы на вашем месте не шутил, — с укором произнес Мреть. — Нимтайори опытен. Он в курсе обо всех свойствах используемых частиц. Раз взялся крошить клыки — значит, верил, что справится. И, обратите внимание, не ошибся. Лично меня это впечатляет. — Он прижал холодные пальцы к векам, глубоко вдохнул и буркнул: — Я пойду спать. Всего доброго.

— Спокойной ночи, — пожелал господин Кольтэ.

— До завтра, — попрощался Альтвиг. И, покосившись на окно — за ним плыли облака, светилось око Дайры и поблескивали шпили храмов, — последовал примеру друга.

Остроухий проводил его взглядом, закинул ногу на ногу и улыбнулся. Поправил прядь кудрявых волос, отряхнул рукава и прошептал:

— Ты купил яд не для господина Леашви. Но тогда… кто?

* * *
Эстеларго шел по узкому коридору. Свечи в запыленных канделябрах бросали тусклый свет на стены, потолок и пол, покрытый костями мелких грызунов. Стоило им хрустнуть под подошвой, как инкуб поджимал губы. Он любил передвигаться тихо, не давая хозяевам уловить чужие шаги. Но в подземелье брата каждая деталь была рассчитана на то, чтобы не дать незваным гостям стать убийцами.

Вот уже пятьсот лет никто не лез к лекарю. До всякого сброда дошло, что он падок на месть и весьма силен, а мастера гнушались бастардами. Какой смысл убивать Эстеля, если он не родич семьи Элот? Если он — всего лишь отверженный, одинокий слуга песнопевца?

Прошло больше получаса, прежде чем коридор расширился, потолок оброс сводами, а в плитах пола показался железный люк. Эстеларго открыл его, свесился вниз и позвал:

— Брат! Ты там?

Тишина. Ругнувшись, инкуб зажег на пальцах синее пламя. Затем спрыгнул, ловко приземлившись на мягкую, теплую поверхность. Размеренно дыша, она заворочалась, и перед носом Эстеларго возникли серебряные глаза. Демон, похожий на лиса и дракона одновременно, белый и осторожный, а главное — огромный, обдал гостя своим горячим дыханием. В тот же миг загорелись свечи в глиняных плошках. Они висели в воздухе, словно на ниточках кукловода. И не таяли. Никогда.

Инкуб улыбнулся, разглядев старшего брата. Тот спал, накрытый хвостом питомца. Бледный, измотанный, но красивый. Эстеларго про себя отметил, что усталость ему к лицу.

Брата Эстель не почувствовал. Долгое пребывание в живом мире притупило его способности. Но чужой взгляд лекаря беспокоил — он перевернулся на другой бок и свернулся в клубок, спрятавшись под шерстью демона-шэа.

Эстеларго не хотел его будить. Поразмыслив, сел под стеной, вытащил из сумки пергамент и развернул его. Стал водить пальцем по острым линиям диаграммы — схематическая фиалка, восемь зубцов-ножей, звездные искорки и символы вдоль краев. «Вызов», «удержание», «глушь», «контроль»… Смертный, носивший с собой этот предмет, теперь болтался на дереве. Подвешенный за ноги, погибший от кровоизлияния в мозг. Инкубу нравилась эта разновидность смерти.

Разбираясь в деталях вот уже второй день, он по-прежнему не понимал, какого шэльрэ хотел призвать человек. Под описания подходили трое, но все они имели нюансы, не указанные в диаграмме. Однако если бы она не работала, не ощущалась бы сила. А она билась звонким ключом в гранях, перекликалась со всех сторон рисунка. Использовать ее Эстеларго не мог. К большому своему сожалению.

Спустя еще час, услышав, как ворочается Эстель, он спрятал пергамент обратно в сумку. Старший брат зевнул, вылез из-под хвоста и погладил шэа. Демон заворчал, открыл пасть и высунул язык.

— Почему ты здесь, Эстеларго? — спросил инкуб.

— Пришел узнать, как ты, — отозвался его младший брат.

— Устал. Но в целом нормально. Уже пора?

— Нет. У тебя еще есть время. Господин Амо говорил, что вернуться следует на рассвете. А там ночь.

Эстель с облегчением выдохнул.

— Я не готов.

— Хочешь, я тебя заменю? — обеспокоенно предложил Эстеларго.

— Было бы неплохо, — честно сказал старший брат. — Но господин Амо настаивал, чтобы им показывался именно я. Не знаю, чем обусловлен этот выбор. Вероятно, я красивее.

— Не шути так. Сейчас ты выглядишь бледной молью. Я заткну тебя за пояс и пойду соблазнять принцесс, — в голосе Ларго прозвучало ехидство.

Эстель не ответил. Он снова лег, глядя на далекий люк. Дышал медленно и ровно, борясь со слабостью. Демон-шэа ткнул его теплой лапой, словно хотел убедиться, что хозяин еще жив. Тот вяло отодвинулся и сомкнул веки. Сонливость устроилась на груди, едва не заставив инкуба провалиться в свои кошмары. Но Эстеларго, уловив его состояние, воскликнул:

— Неужели этот мир так силен?

— Что? — рассеянно пробормотал Эстель. И, разобравшись, продолжил: — Нет, не он сам. Его жители. На их фоне наши клиенты сильновыделяются. Они оба не имеют и малой доли той силы, что есть у других. У Нэльтеклета это проявляется в сомнениях, у Мрети — в недостатке физических сил. Мне кажется, родись он во Вратах Верности обычным путем, переплюнул бы даже Еннете. Размазал бы его по стенке, как сыр по хлебу. Но он не может забыть Безмирье, и память, словно паразит, выпивает его энергию. И даже несмотря на это, — инкуб закинул ноги на морду шэа, — он способен нам помешать. Именно Мреть. А не Нэльтеклет, на которого господин Амо возлагает столько надежд.

Эстеларго удивился. Зрачки в глубине его васильковых глаз дрогнули.

— Я хочу посмотреть.

— Нельзя, — помотал головой Эстель. — Пока что — нельзя. Но скоро…

Он запнулся, почесал ухо — длинное, заостренное, как у эльфа.

— Как вы мне надоели, — нахмурился младший брат. — Постоянно повторяете, мол, скоро ты пойдешь с нами. А на деле что? Я сижу тут, охраняю ярус и переписываю старые песни.

— Прости. От меня ничего не зависит.

— От меня тоже, — со вздохом признал Эстеларго. — Я начинаю жалеть, что господин Амо нас принял. С графом Шэтуалем было бы намного проще. Бери да режь мясо, а потом собирай из него чудищ. Это гораздо приятнее, чем бегать по живому миру.

— Ты прав, — улыбнулся Эстель.

Братьев радовало лишь одно — события исчерпывались. Еще несколько фрагментов. Несколько строк, и можно будет отдохнуть, навестить друзей, прогуляться по родному ярусу…

Они еще долго сидели вместе. Обменивались короткими фразами, делились планами. Но к утру, когда солнце Врат Верности приготовилось вползать на небо, лекарь покинул свое логово. Проводил брата по узкому коридору, пожелал беречь себя и исчез, растворившись в тени.

Мгновение удушья и холода. Подошвы сапог касаются мостовой. Рядом высится памятник принцу Теалу. На его бронзовых волосах белеет снежная шапка, а из рукояти поднятого меча растет сосулька.

Эстель фыркнул, развернулся и пошел к городской стене. Там будет удобно работать — особенно если стража бдит в том же духе, что и всегда.

Он не ошибся. Сонная смена сидела в караулке — четыре человека, один пьян, один замерз до полусмерти. Инкуб оставил на пороге золотую монету — плату за разнос, ожидающий ребят в будущем. Быстро обошел постройку и, воровато пригнувшись, побежал наверх по выбитой в камне лестнице. Ноги скользили, перила обжигали ладони холодом. Эстель страдальчески морщился, но терпел.

— Чертова зима, — бурчал он. — Ненавижу зиму.

На верхушке стены, у острых стальных зубцов по внешнему краю, стоял еще один стражник. Он уловил движение, начал оборачиваться, но инкуб оказался быстрее. Выхватил из ножен на поясе стилет, вогнал его человеку в горло. Сбросил тело по ту сторону, на пустошь — раздался влажный хруст, едва слышный и не способный привлечь чужое внимание.

Прятать оружие Эстель не стал. Покачиваясь, добрался до угла, где дома внизу утопали в густом мраке, и присел на корточки. Перехватил стилет пальцами, как перо, и вывел в камне сложный рисунок — восемь витков, одиннадцать искр, схематическое солнце и купол. Встал, критически осмотрел свое творение и пошел дальше, насвистывая под нос.

Горизонт окрасился зеленым, облака потемнели и поплыли на юг. С высоты Эстель видел Волнистые Реки, бьющиеся о берег. Здесь, на Белых Берегах, они были величественны и прекрасны. В Велиссии, Гро-Марне, Зверогрите, Бертасле и Хасатинии все знали, что противоположный берег рядом, что есть мост, и можно перебраться в любой момент. Нижнее Белобрежье о подобном не ведало. Вот Реки — основа и союзник границ, — уходят в белесую дымку, в жутковатый туман, и что за ним прячется — неизвестно. Волны свирепствуют, бьются, и корабли не смеют с ними спорить. Парусами можно любоваться, живя в Морском Королевстве. А тут идиотов нет.

На следующем углу инкуб тоже оставил свои художества. И на следующем. И на следующем. Он закончил как раз вовремя, чтобы не позволить форту увидеть рассвет. Наполнил символы колдовством, переплел пальцы и выпустил из себя энергию. Преображаясь, она поползла от одной стены к другой, накрывая Шатлен чернильной пленкой. Пожирая тот слабый свет, что уже возник на улицах.

Прямо под Эстелем закричала женщина, тыча пальцем в застывшую на стене фигуру. На крик сбежались зеваки — человек пять, — и перепуганные стражники. Инкуб помахал им рукой, спрыгнул, но вместо того, чтобы разбиться в лепешку, легко приземлился на ноги.

— Доброе утро, — любезно сказал он.

Алебарды в руках мужчин рассыпались. Пленка сомкнулась, и форт утонул во тьме.

— Что за чертовщина?!

— Уже апокалипсис?

— Этот парень — ангел! Прогневили мы Богов, эх!..

В последнем голосе звучала ирония. Эстель улыбнулся, опустил ладонь со стилетом. Он собирался убить свидетелей, но, раз среди них есть такой шутник, пусть живут. Вобьют всем в мозги, что Шатлен стал жертвой неба, и избавят демона от лишних проблем.

Когда лекарь, посмеиваясь, шагнул прочь, в своей спальне проснулся Рикартиат. Вскочил, понял, что все это ему не снится, и бросился одеваться. Штаны, рубашка, куртка, шнуровка сапог… и конечно же биденхандер. Тяжелый двуручный меч в наспинных ножнах мерцал, словно молодой месяц. Извещая об опасности — и советуя ее избегать.

На ступенях между третьим и вторым ярусом стоял Альтвиг. Его глаза, принявшие мрак, изменились: в густой синеве возникли красные линии. Они окружали хищные вертикальные зеницы — такие же, как у Мрети.

Парни уставились друг на друга, и менестрель спросил:

— Чувствуешь?

— Да, — кивнул инквизитор. — В городе демон. Эстель.

— Скорее всего, так.

— Что за магию он использовал?

— Ну, — задумался менестрель, — нечто такое порой проворачивает Ишет. Называется «завеса». Выбираешь определенное место, накрываешь его пеленой темной энергии, и все. Она будет отражать страхи, надежды и мечты тех, кто окажется под ней. Но не в себе, а в реальности. Грубо говоря, Шатлен заполнят иллюзии. И если завеса достаточно сильна, нам всем не поздоровится.

— Ее можно разбить? — нахмурился Альтвиг.

— Да, если атаковать дар носителя. Он отвлечется и утратит контроль. Но мы противостоим демону, так что задача трудновата. Пойдешь со мной?

— Спрашиваешь.

Мреть улыбнулся. Затем снова посерьезнел:

— Знаешь, что меня пугает? Илаурэн не успела вернуться.

— Ваши переходные руны завесу не пробьют?

— Только отчасти. То есть она врежется в нее и завязнет. Как муха в паутине, черт возьми.

— В такой темноте, — неодобрительно процедил парень, — чертей лучше не вспоминать. Лично я не обрадуюсь, когда они отзовутся.

Рикартиат виновато развел руками. Он нервничал, сердце колотилось в груди, как бешеное. На каждом шагу оно словно подскакивало, причиняя боль.

Альтвиг первым вышел из дома, отшатнулся от неясной фигуры. Узнал ее, облегченно рассмеялся:

— Привет, Киямикира.

— Привет, ребята, — согласился инфист. — Тоже решили размяться? Да? Тогда я составлю вам компанию. Дивная ночка.

Улица недолго оставалась прежней. Стоило парням добраться до поворота, как оттуда выскочила шестилапая тварь с удлиненной мордой. Она взвыла, махнула когтями в ногте от лица Киямикиры. Села на задницу, проехала до забора и по-человечески простонала:

— За что мне все это?..

— А нам? — поддержал инфист.

— А вам, презренные людишки, — оскалилась нечисть, — всякая беда по заслугам!

Рикартиат дернул ладонью:

— Молчи, морок.

Тварь вспыхнула и пропала, оставив на дороге выжженный след. Снег поблизости почернел, и сквозь него проклюнулись тонкие ростки. За пару минут они выросли, распахнули листья, обзавелись бутонами, отцвели, сбросили лепестки и погибли, обратившись в пепел.

Мреть переступил через плетень, заглянул во двор ближайшего дома. Там, прижавшись к стене, сидела девочка лет шести. Заплаканная, черноволосая, она вскочила и убежала от человека. Поняла, что он жив и может стереть ее сущность, как только что стер крупного дакарага.

Менестрель покосился на Альтвига, мысленно попросил прощения и начертил в воздухе звезду. Острые грани зависли перед ним, налились алым сиянием.

— Именем ветра и тьмы, — начал парень, — именем голоса и звука, тишины и крика, боли и ласки, я приказываю: укажи мне путь!

Левый угол ослепительно полыхнул.

— Нам на запад, — обрадовался Мреть.

— Ого, — удивился Киямикира. — Мощно. Там же большинство храмов.

— Пустых храмов, — понимающе протянул Альтвиг. — Демону на них плевать. Без служителя обитель Бога — все равно что пустой орех. Вроде крепкий, но…

Он не закончил. Инфист сообразил, что к чему, и помрачнел. Изначально он относился к ситуации, как к забавному приключению, но теперь оно сделалось опасным.

— Я немного сведущ в демонологии, — поделился Рикартиат. — Убить, правда, не убью. Попробую загнать господина Эстеля обратно в Нижние Земли.

— А мы его отвлечем, — пожал плечами Альтвиг. — У меня есть ангельское волшебство. Хотите… — он запнулся, вспомнив, что плюнул на инквизицию. Потом подумал, что она — не единственная причина для веры. — Хотите, я молитву прочту?

— Давай. — Мреть был абсолютно серьезен.

ГЛАВА 10 ЦВЕТОК

Путешествие по темному форту оказалось делом увлекательным.

Рикартиат шел впереди, удерживая в ладони горсть зеленого огня. Порой он менял цвет на белый, синий и алый. Пульсировал, словно живое сердце, и придавал менестрелю сходство с ожившим трупом. Однако, по сути, парень был бодр — даже тихо напевал себе под нос. Киямикира, отвечая на изумление Альтвига, пояснил:

— Ему так спокойнее.

— В роли приманки? — не поверил тот. — Он же сейчас у любого на виду. И из мрака может выскочить что угодно.

— Рикартиат привык, — пожал плечами инфист. — Думаешь, он только выступать может? Наше Братство потратило немало сил, прогоняя с Белых Берегов нежить. И опыт показал, что охотнее всего она ловится, когда кто-то хрупкий и безобидный гуляет прямо под носом. Да и сейчас любая тварь — иллюзия. Она не имеет и половины возможностей оригинала.

— Но все равно впечатляет.

— Внешне? Согласен.

Мреть замедлился, бросил комок пламени в окно дома. Оттуда донеслись вой, шипение и детский крик.

— Черт побери! — Менестрель подпрыгнул и на развороте влетел в проем, оцарапав локоть об осколки слюды.

— Идиот! — заорал Киямикира ему вслед. — По-твоему, люди настоящие?!

Ответом ему послужил грохот, такой, будто рухнул шкаф. Ругнувшись, инфист выбил дверь и зашел внутрь. Слюда искрилась на деревянном полу, стены покрывала густая кровь. Рикартиата не было.

— Где он? — очень тихо произнес Альтвиг. Он заглядывал через плечо Киямикиры, напряженный и готовый к бою.

— Вероятно, поглотила иллюзия. Осторожно!

Стоило инквизитору шагнуть в сторону, как поверхность растрескалась, и парень полетел вниз. Он еще успел протянуть вверх руку, но не надеялся, что спасется. Однако тонкая теплая ладонь ухватила его за запястье, рванула на себя:

— Ну… ты… и… тяжелый!

— Рик! — обрадовался парень. И тут же испугался: — Боже! Бросай меня к черту, ты же весишь как минимум вдвое меньше!

Побелевший менестрель упрямо стиснул пальцы.

— Один раз… я тебя уже бросил! Больше не собираюсь!

Альтвиг почувствовал, как под кожей у друга бьется кровь. Бьется неестественно быстро. Рикартиат вымученно улыбнулся, потянул энергию из дара — и одним резким, нечеловеческим усилием выдернул инквизитора из ямы на твердый участок сущего. Им оказался подоконник. В углу застыл горшок с зеленой петрушкой, молчаливо намекающей, что парни забрели куда-то не туда.

— Это морок? — оглянулся Альтвиг.

— Ага. Но он вполне способен убить.

— Каким образом?

Менестрель поджал колени к груди, уткнулся в них лицом. Он дрожал, на висках выступили капли пота.

— Ты поверил, что падаешь. Большего ему не нужно.

— Прости, — повинился инквизитор.

— Ты не виноват. Тут любой растеряется.

— Я имею в виду, за то, что пришлось меня вытаскивать. Теперь ты похож на призрака.

— Слабоват. — Голос Мрети сорвался. — Киямикира у входа?

— Думаю, да. Я не видел, как он пролетал мимо.

Шутка получилась корявой. Альтвиг поморщился, бросил взгляд на черную пропасть и уточнил:

— Иллюзия работает, когда мы верим в нее?

— Да, и только в этом случае, — подтвердил Рикартиат. — Если мы с тобой спрыгнем, будучи уверены, что под ногами пол — ничего не случится. Готов?

— Готов.

Менестрель первым покинул подоконник. Его ноги по колено вошли в провал. Инквизитор зажмурился, успокаивая нервы, и последовал за другом. Приземлился на нечто мягкое, податливое, и отскочил:

— Что за дрянь?!

— Кресло. — Мреть бледно улыбнулся. — Мертвецов тут нет.

— Откуда ты знаешь?

— Была бы кровь. Крики. Стенания, — пояснил парень, щелкая пальцами. С его ногтей сорвалась серебряная искра, лезвием воткнулась в стену и разрушила морок.

Альтвиг огляделся: вокруг была не страшная пустота, а зал. Маленький, но уютный. На пороге застыл Киямикира, чьи алые глаза уставились в потолок. Рикартиат помахал ему рукой, но, не добившись результата, был вынужден подойти. Взял инфиста за плечо, встряхнул и поинтересовался: — Что она тебе показала?

— Трупы. Сплошные трупы.

Мреть вздрогнул.

— Плохо, что мы зашли сюда в первый раз. Трудно ориентироваться. Но я слышал ребенка. Надо ему помочь.

— Как? Повторив судьбу неудачника?

— Неудачников тут полный форт. В том числе и мы с тобой, — укоризненно сказал менестрель. — Ты ведь тоже поддался. Позволил убедить себя, что смерть — настоящая. Ты — взрослый, серьезный парень! А плакал ребенок, я точно помню. Представляешь, каково ему?

— Да, — мрачно сказал Киямикира.

Менестрель пожал плечами и вышел, попав в спальню. Детей там не было. Пришлось возвращаться, искать другую дверь и воровато за нее заглядывать. На всякий случай парень извинился, но ему никто не ответил.

— Любопытно, — пробормотал он. — Где же твои родители?..

Рикартиат миновал прихожую, кухню и кладовую. Нахмурился. Наклонился, чтобы осмотреть пустоту под полкой, и был тут же схвачен хрупкими маленькими руками.

— Дядя! Дядя, там пауки!

— Где? — спокойно осведомился он.

— Пауки, дядя, — неуверенно произнес мальчик лет шести. Странно улыбнулся, повел плечами и вдруг обмяк. На его коже, от уха до уха, расцвела рваная рана.

— Берегись! — крикнул кто-то за спиной Мрети и дернул его назад. Клыки все так же внезапно воскресшего ребенка вхолостую щелкнули перед лицом «спасителя».

Неуловимо изменившись, существо засмеялось. Заплакало. Прижало к щекам крохотные ладошки.

— Дядя, пауки…

— Рик, вставай! — рыкнул Киямикира.

Рикартиат не пошевелился:

— Он — настоящий!

— Какая разница?! Меня больше волнует его жажда крови!

Инфист был прав. Желание убивать читалось в пустом взгляде малыша, ставшего нечистью. Менестрель поднялся, размышляя, что делать, и ненавязчиво уклонился от удара. Ребенка протянуло мимо, унесло за дверь — и там расцвела белая, горячая вспышка.

— Альтвиг! — парень выбрался из кладовой. — Альтвиг, что ты натворил?!

— Изгнал низшего, — удивился инквизитор. — Не надо было?

— Ну… — Мреть присел у тела мальчика и с сожалением констатировал: — Наверное, надо. Он уже давно мертв.

— Спасатели из нас так себе, — фыркнул Киямикира. — Зря только время тратим. Знаете, что? Давайте разделимся и обыщем форт по частям. Я возьму на себя южный квартал, Рик — северный, а ты, Альтвиг, займешься восточным. Возражений нет?

— Нет.

— Тогда расходимся. Наткнетесь на демона — швырнете в небо сгусток энергии. Его даже я почувствую.

Они вышли из дома. Рикартиат объяснил другу, куда идти, и пожелал не заблудиться. Инквизитор улыбнулся и двинулся прочь, на ходу читая защитное заклинание.

Поначалу ему не везло. Иллюзия порождала жутких тварей, те бродили по улицам и неожиданно нападали. Ангельское волшебство не всегда срабатывало. Альтвиг был вынужден и побегать, и попрыгать, и проявить чудеса ловкости на площади-пятачке: он вскочил на железный столб, пропуская под ногами выверну. Та, хоть и не настоящая, открыла рот и отчаянно взвыла. Невероятной силы звук оглушил парня, заставил растеряться — всего на пару мгновений, а не насовсем, как бывает с обычной нечистью.

Схватка бы продолжилась, не дрогни над фортом Шатлен завеса. По ее черному, мягкому, уязвимому животу поползли голубые молнии. Затем пророкотал гром, и с далекого неба хлынули потоки дождя. Они разбивали магию демона, пусть и были пропитаны иным колдовством. Альтвиг вспомнил бушующий водопад, похолодел и бросился на помощь. Иллюзорная выверна пропала, разлетелась на тысячи осколков и впиталась в щели между камнями.

— Рикартиат! — орал парень, не слишком надеясь на ответ.

Может, менестрель и кричал в ответ, но за раскатами грома было не слышно. Вместо завесы стены увенчали тучи. Продолжая рыдать, они уничтожили снег, насквозь промочили инквизитора и смыли остатки морока. Альтвиг бросил сумку, пальто и шарф, оставшись в легкой рубахе. Он носился по переулкам, звал, натыкаясь на чужих людей. Никто из них не видел ни Эстеля, ни Киямикиры, ни Мрети, но все были перепуганы.

— Спрячьтесь в домах и не выходите! — велел инквизитор. — Закройте ставни, заприте двери, активируйте амулеты, если они у вас есть!

— А что происходит-то? — уточнил бородатый торговец.

— Мы пока не знаем, — покривил душой Альтвиг. По его мнению, горожан стоило оставить в неведении. Демон — это хорошая причина для паники, которая сейчас не нужна. И так грохот невыносимый.

Конец препирательствам положила молния. Оранжевая, зловещая, она ударила в шпиль храма Листвит. Тот не пострадал, но все разумно решили спрятаться. Инквизитор подождал, пока улица опустеет, и вновь бросился на поиски.

У ворот цитадели он нашел Киямикиру. Инфист выглядел так, будто его прожевали и выплюнули. Куртка блестит от крови, штаны изорваны, правого сапога нет, руки странно вывернуты. Но, несмотря на все это, парень пытался встать. Он цеплялся за трещины и выемки, ругался и впервые обрадовался, увидев Альтвига.

— Где тебя носило?!

— Там… э-э… много народу, — ответил инквизитор. — Пришлось попотеть, чтобы разогнать их. Подожди, я помогу.

Он поставил Киямикиру на ноги, поделился ангельским волшебством. Светлая энергия захватила инфиста, избавила от боли и увечий, но вернуть первоначальный облик, увы, не смогла. Впрочем, тот не расстроился.

— И то хлеб, — сказал он. — Спасибо. Пошли быстрее.

— Рикартиат жив?

— Жив, но его гоняет Эстель. Черт, ну и холодина! Откуда этот ливень взялся?!

— Направленный выплеск силы. Думаю, Рик сообразил, что таким образом можно разбить завесу. Но энергии он потратил достаточно. Вряд ли хватит на битву с демоном.

— У него есть биденхандер, — пожал плечами инфист. — Он поглощает чужую магию.

— Запас наверняка ограничен.

— Плохо.

Они бежали по скользкой улице. Киямикира отставал, разбив босую ногу и бормоча ей проклятия. На восьмом пожелании отвалиться он запнулся, потому что началась рыночная площадь. Повсюду валялись клочки шатров, перевернутые лотки, разбитые яйца и зимние яблоки. Альтвиг наступил на одно и шлепнулся в лужу.

— Чтоб тебя!

Инфист хохотнул:

— Теперь мы друг друга стоим. Тебе бы еще глаз подбить, и…

— Заткнись, — не придумав ничего лучше, сказал инквизитор. — Не время для щуток.

— Ладно, — согласился Киямикира и протянул парню руку. — Вставай.

Альтвиг схватился за его ладонь. Худо-бедно отряхнулся, вздрогнул и, не моргая, уставился на швейную лавку. Там что-то громыхнуло, загорелось лиловым, и отовсюду повалил дым. Затем разбилось окно, и некто высокий выпрыгнул, закрываясь сплошным щитом. Инквизитору понадобилась минута, чтобы узнать Эстеля — и швырнуть в него белое копье, сотканное из светлого волшебства. Защиту оно не преодолело, но заставило демона отвлечься — как раз в тот момент, когда вслед за ним спрыгнул Рикартиат. Высота в три этажа для него была великовата, и приземлился менестрель менее изящно: хлопнулся на магию лекаря, вцепился в нее ногтями и разорвал, провалившись внутрь.

Эстель попал под удар водяных комков, похожих на ядра для гномьих пушек. Рикартиат же, пользуясь паузой, схватил биденхандер. Тяжелый меч едва не снес голову шэльрэ, но тот недаром был инкубом: природная грациозность и скорость его спасли. Не в силах победить свою ярость, лекарь атаковал менестреля врукопашную. Ловко перехватил клинок, остановил его и бросил в сторону, вырвав из пальцев Мрети. Тот не растерялся и пнул обидчика головой — благо расстояние позволяло. До Альтвига донесся двойной отчаянный стон — лоб парень разбил и демону, и себе.

— Развалите щит! — заметив друзей, велел Рикартиат.

— Молчи, мясо, — зарычал Эстель.

Последовали магические удары, запертые под защитой демона. Альтвиг наскоро помолился и направил всю силу своей веры (своего дара?) на тонкую фигуру инкуба. Ангельские копья, стрелы и топоры сверкали, пытаясь выцарапать шэльрэ из «скорлупы», но у них ничего не получалось.

Пока щит — внезапно для всех четверых — не раскололся сам. Распустился цветком, лег лепестками на мостовую. Рикартиат пнул врага в колено, сбивая с ног, и насквозь пробил его грудь остатками магии.

Эстель вздрогнул. Васильковые глаза лучились изумлением.

— Неплохо. Совсем неплохо. Что ж, твоя очередь.

Не реагируя на боль, он поднялся и схватил застывшего менестреля за воротник. Мреть ожил и вцепился в волосы демона, безжалостно выдрав прядь.

— Я тебя бью, бью, а ты все никак не сдохнешь, — спокойно заявил он. — Дай хоть красоту испорчу. Дай испорчу, я сказал! Стой смирно!

С этими словами он выдрал еще две пряди. Эстель встряхнул человека, будто тряпку, и швырнул в Киямикиру. Инфист отскочил, и парень покатился по земле, остановившись лишь у разбитого прилавка. Морщась, встал и схватился за ребра.

— Шутить в компании шэльрэ вредно, — сказал Эстель. Повернулся к Альтвигу, подобравшему биденхандер, и спросил: — Чего тебе, мясо?

— Того же, чего и ему. — Меч оказался тяжелее, чем представлял себе инквизитор. — Убирайся из форта!

— Я еще не закончил, — улыбнулся инкуб. — Так что нападай.

Храмовник, цепляясь за рукоять, бросился в атаку. Занес оружие для удара и уронил. Холодные пальцы демона сжались на его локте, продырявив кожу когтями. Лицо лекаря было близко-близко, едва не касаясь носа Альтвига.

— Отдохни, мальчик, — посоветовал Эстель. — Я пришел играть не с тобой.

Инквизитор с ужасом почувствовал, что куда-то летит. Торговая площадь отдалилась, дернулась, пошла рябью, и на ее месте возник курган. Густо поросший белыми розами, он производил двоякое впечатление. С одной стороны, красиво. С другой — страшно, ведь не каждый день покойники выбираются из могил.

Курган растаял, растворился в иных образах: широкая дорога, указатели, сбитые из кривых палок. Альтвиг миновал тысячу, а может, и две тысячи таких, прежде чем встретил человека. Тот был невысок, широкоплеч и уродлив — щеки и лоб пестрели шрамами, нос перекосился (видимо, часто били), — но из-под черных густых бровей блеснул добрый, полный тепла взгляд.

— Привет, малыш, — сказал он. — Ты заблудился? Где твои родители?

— Кто? — не понял мальчик.

— Мама и папа.

— Их, вроде бы, нет.

Человек нахмурился:

— Ты откуда?

— Из-под земли, — мрачно сообщил Альтвиг. — И дальше что? Будете изгонять меня распятием, бросаться камнями или поищете осиновый кол?

— Погоди-погоди, — запутался незнакомец. И просиял: — Ты — дитя Аларны?

— Кого? — еще больше помрачнел мальчик.

— Аларны, богини Смерти. Говорят, что она — покровительница тех, кто приходит в наш мир окольными путями. Я рад нашей встрече. Как и вообще всему удивительному.

— А я не рад. — Альтвиг отыскал в траве палку, выставил перед собой: — Убирайтесь. И не смейте снова обращаться ко мне. Иначе будете прокляты.

Мужчина расхохотался:

— Ну ты нашел, кому угрожать проклятием! Я, малыш, заклинатель, и никакому колдовству не под силу меня убить. Особенно такому маленькому. Но будь по-твоему, — мирно улыбнулся он. — Я уйду. Прощай, дитя Аларны.

Мальчик подождал, пока он скроется из виду, и прошипел под нос:

— И вовсе я не ее дитя. Покровительница!.. Эти ваши Боги забыли обо мне напрочь. И о вас они не помнят тоже. Не изумляйтесь, если сдохнете под каким-нибудь кустом, а ваш труп сожрут дикие собаки.

Он покосился на дорожный указатель. Кривые буквы, высеченные в дереве, гласили: «Оэлтаг. 36 выстрелов».

— Не так уж и далеко, — проворчал Альтвиг и тронулся с места.

Идти было отнюдь не легко. Позднее лето согнало с тракта благоразумных путников, и остались одни тупицы. Они страшно раздражали ребенка. Так и хотелось подвесить их болтаться на дереве, как поступают с изменниками в Бертасле. Государство гномов мальчик прошел вдоль и поперек. С низкорослым народом он быстро поладил, даже получил предложение вступить в семью Хано. Однако кузни, оружейное дело и выпивка Альтвига не прельщали. Он желал отыскать того, кто забыл книгу у поросшего розами кургана. Того, кто мог рассказать о начале этой истории.

Настоящий, нынешний Альтвиг обнаружил, что стоит в тени дуба, глядя на маленького себя. Тот еще немного помялся, послал проклятие на головы гномов, не сумевших помочь, и отправился восвояси. Туда же, куда получасом раньше ушел заклинатель. К городу драконов, до сих пор восстановленному наполовину.

Инквизитор надеялся, что, если не следовать за памятью, она его не заденет. На всякий случай он ухватился за дуб, перебирая в уме детали своего позора. Уронить биденхандер, не успев нанести удар, ха! С искалеченными руками оно, конечно, не удивительно, но все равно стыдно. Парень уже представлял косые взгляды Киямикиры и Мрети. Шутки воображаемого менестреля казались ему особенно изощренными. «Ты же говорил, что я вешу как минимум вдвое меньше тебя! И тем не менее я справляюсь с мечом, а ты — нет.» Умом Альтвиг понимал, что друг такого не скажет. Но только умом. Нервы верить отказывались.

Отвлекла его ветка. Она треснула, уронила листья и пропала. Вместо душного дорожного пейзажа вокруг закружился туман. Из него, в свою очередь, проступил Оэлтаг — суровое поселение королевства Шаэл. Разрушенные стены образовали полукруг, местами разобранный. Где-то — чтобы освободить тракт, где-то — чтобы построить дома. Осколки серых камней валялись повсюду, опаленные, но уже успевшие обрасти мхом.

Маленький Альтвиг лежал как раз на таком. Согнув правую ногу в колене, он забросил на нее левую и, насвистывая, смотрел вверх. По синему небу ползла грозовая туча, готовая пролиться дождем. У взрослого Альтвига возникла ассоциация с фортом Шатлен. Интересно, Эстель еще сражается? Наверное, да. Иначе парень был бы свободен, а не наблюдал за своим давним знакомством.

Мужчина, неделю (или около того, мальчик точно не помнил) назад встреченный на тракте, подошел неслышно. Посмотрел на ребенка из-под кустистых бровей, и тот, кривясь, заново отметил тепло в глазах незнакомца.

— Чего тебе надо, дед? — буркнул он. — Хочешь все же получить палкой?

— Но-но, какой из меня дед? — обиделся мужчина. — Мне всего лишь сорок два.

— А мне десять. Слушай, тут деревьев особо нет. Давай я тебя камнем стукну, и разойдемся.

— Нелюбезность может дорого тебе обойтись.

— Это угроза?

— Нет, — мужчина рассмеялся. — Предупреждение. Хочу сказать тебе одну вещь. Ты бы многого добился, если бы разжег дар. Это все. Бывай, малец, и не забывай о моих словах.

— Что за бред он несет? — вопросил небеса Альтвиг. — Сам бродит по жаре, а еще меня учить пытается. Эй, дед! Слышишь? Нет у меня никакого дара! Невнимательность может дорого тебе обойтись!

— А вот и есть, — мотнул головой заклинатель. — Я видел, как ты прячешься от ливня под куполом из энергии. Как ты приветствуешь духов. Они, если ты не в курсе, для людей без дара не существуют. Разве что решат ими подзакусить, — мужчина оскалился.

Ребенок сел, пристально вгляделся в его лицо. Медленно и очень тихо, чтобы никто другой не услышал, произнес:

— Этот твой… дар. Говоришь, его можно разжечь? Как?

— О-о-о, — протянул незнакомец. — Быть талантливым самоучкой недостаточно. Нужен учитель. Хитрый, надежный, — такой, кто сможет удержать твои силы, если они начнут тебя убивать.

На этот раз Альтвиг явно забеспокоился.

— Они могут… могут такое сотворить?

— Эх, мальчуган! — мужчина сел на краешек камня. — Стыдно пользоваться магией, не зная, к чему она может привести. Твой дар — это, бесспорно, большая сила. Она не принесет вреда, пока ты ее контролируешь. Но дети вроде тебя — не обижайся, — часто переживают о всяких бедах. Однажды мой младший брат — тогда мы оба были юны, не старше тебя сейчас, — страшно перепугался из-за потери подошвы. Он боялся, что рассердит родителей. Особенно отца, потому что тот часто лупил нас веником. А колдовство, оно страха не любит. Едва не угробив носителя — то есть того, кому принадлежит, — пояснил заклинатель в ответ на растерянность ребенка, — дар моего брата стер с лица земли половину леса и оставил мне эти шрамы. И с тех пор я остаюсь при деле, а он не в силах ходить на своих двоих. Магии в нем не осталось. Вся она ушла, решив, что такой неспокойный тип ей не нужен.

— А вы… э-э… учили кого-нибудь? — спросил Альтвиг.

— Нет, — ответил мужчина. — Но я готов попробовать. Хочешь?

Мальчик нахмурился. Его все еще терзали сомнения.

— Как я могу быть уверенным, что вы все это не придумали? Шрамы могла оставить любая нечисть, не только волшебство.

— Никак. Ты волен как поверить мне, так и не поверить. Я не стесняю тебя в выборе. Кстати, колдовство и волшебство — разные вещи. Колдовством называют энергию темного дара — я, например, колдун. А волшебством зовут энергию светлого — значит, ты волшебник. — Заклинатель посмотрел на небо. — Мне пора, мальчуган. Если передумаешь — ищи меня в корчме «Золотые крылья». Обратишься к хозяину, скажешь, что тебе нужен Гитак Нэльтеклет. Ладно?

— Ладно, — буркнул ребенок.

Взрослый Альтвиг стоял в стороне, исподлобья глядя на свое прошлое. Оно было счастливым. По крайней мере, пока. Для чего инкубу такие воспоминания? На его месте инквизитор запугивал бы врага.

Вместо пригородов Оэлтага снова возник туман. Затем рассеялся — тоже снова, — и парень попал на поляну, где росли большие зеленые грибы. Там же был и маленький Альтвиг. Он сидел у зарослей ежевики, читая старую книжицу «О земных и водяных тварях». Неподалеку, используя вместо подушки пень, устроился Гитак. Он спал, закрыв лицо широкой ладонью. На его большом пальце блестел широкий родовой перстень. Серебряный ободок, восемь мелких черных камней. Последняя реликвия семьи Нэльтеклет, которую носит — носил, — последний ее отпрыск.

— Учитель, нам надо идти, — позвал ребенок. — Вы говорили, что в Серебряный Лес можно попасть на закате. Пойдем быстро, еще успеем.

Ответом ему был храп. Весьма раздраженный, надо заметить.

Альтвиг топнул ногой:

— Ну и ладно! Спи, старый дурак! — после чего расплакался, со всей дури швырнул книгу в покрытое шрамами лицо и убежал.

Инквизитору это показалось забавным. Он успел забыть, как вел себя в детстве, и теперь от души похохотал. С ветвей молодой березы за ним следила ворона, старая и облезлая. Птица хрипло каркнула, сорвалась в полет, перепугав Гитака, и скрылась.

Альтвиг смолк и принялся наблюдать за своим учителем. Тот встал, отряхнулся, потер переносицу — на ней проступил отпечаток угла переплета, — и пошел искать мальчика. Парень последовал за ним, беззаботно улыбаясь. Он скучал по Гитаку и был рад, что вновь видит его живым — пускай и по воле демона.

Мужчина выбрался на опушку, огляделся.

— Ал! Где ты?!

Тишина. Инквизитору очень хотелось отозваться, но какой смысл? Ведь учитель все равно его не услышит.

— Я не хотел тебя обидеть! Подумаешь, поспал бы еще часок. До заката все три, а Серебряный Лес вот он, под рукой. Я обещал сходить туда с тобой и схожу. Но, пожалуйста, не надо обижаться. Это глупо. Давай забудем, что тут произошло, и успокоимся.

— Иди к черту, дед! — раздалось сверху.

Гитак запрокинул голову, изучил ветки большой осины. Мальчик сидел у самой верхушки, вытирая щеки рукавом. Пальцами левой руки — пятью, а не четырьмя, — он сжимал большую сосновую шишку. Стоило заклинателю открыть рот, как она полетела вниз и угодила ему в темя. Уж чего-чего, а меткости Альтвигу было не занимать.

— А-а-ал! — заорал мужчина. — Ну я тебе сейчас!..

— Что ты мне сейчас? — с ехидцей уточнил тот. — Давай, попробуй! У меня еще восемь штук есть!

И мальчик вытащил из сумки вторую шишку — покрупнее и поувесистее.

— Нет-нет-нет! — накрылся книгой Гитак. — Помилуй!

— Запросто. Иди прочь, дед, и до завтра не возвращайся.

— Ал, послушай, — возразил мужчина. — Ты погибнешь, едва сунув свой нос в Серебряный Лес. Там полно духов. Там живут воющие химеры. Там могут найтись существа, способные убить не только твое тело, но и душу. А не будет души — не будет Бесконечной Песни. Помнишь, что я тебе о ней рассказывал?

— Иди прочь, дед! — повторил ребенок. — Оставь меня в покое!

Заклинатель помялся, вздохнул и ушел, проклиная на чем свет стоит вздорного малыша. Тот, достигнув одиночества, затих. Порой — или же почти постоянно? — он не понимал своего учителя. Как ни крути, а за десять лет привыкнешь решать все сам. Делать то, что хочется, а не то, что приказывает старый пень, будь он хоть тысячу раз колдун. Альтвиг устал от общества, устал, что за ним бегают, устал от заботы и начал мечтать о прежней жизни, где он был волен идти, куда заблагорассудится.

По крайней мере, тот Альтвиг, что сидел на осине. А тот, что застыл под ней, желал обратного. Не тратить драгоценное время, пока Гитак еще жив, и спасти его любой ценой. Но время назад не возвращается. Даже в воспоминаниях. Даже в таких ярких, как эти.

— Хватит, Эстель, — негромко сказал он.

Но демон ему, разумеется, не ответил.

Выбраться инквизитор не мог. Ангельское волшебство бесполезно. Из ловушки собственного разума просто так не выйдешь. Значит, лекарь все еще жив и все еще сражается. Любопытно, с кем? С Рикартиатом? Судя по тому, что парень успел увидеть — ребра менестреля сломаны. Да и как совладать с шэльрэ, превосходящим тебя раза в три-четыре? Энергетический потенциал демонов огромен, его придется исчерпывать больше суток. Вряд ли Мреть выдержит. С его-то телом… удивительно, как это он сразу сознания не потерял.

— Неужели ты боишься? — попробовал уязвить Эстеля Альтвиг. — Боишься выступить против троицы?

Не сработало. Видно, инквизитору предлагалось искать других дураков.

Картина вновь изменилась, погрузила парня в туман и выпустила в открытом поле. Заброшенном, разнотравном. Гитак и его ученик носились по кругу, перебрасываясь заклятиями. Ребенку нравились копья чистого света, а мужчина бросался ножами тьмы. Сталкиваясь, две противоположные сущности выжигали друг друга и исчезали, осыпав людей искрами. Маленький Альтвиг смеялся каждый раз, когда это происходило.

— Хорошо, — сказал, наконец, Гитак. — Очень хорошо. Но я тебя жалею. Что будет, если ты встретишь настоящего врага-заклинателя, а с духами совладать не сможешь? Им твой свет нипочем. Чтобы уничтожить существо Безмирья, нужна тьма.

— И где ее взять в моем волшебстве? — изумился мальчик.

— Взять неоткуда, ты прав, — согласился мужчина. — Но можно создать. Дай мне кусок энергии, пожалуйста.

Ученик сложил ладони. Затем развел их, бросил учителю комок белого огня. Тот ловко поймал, не обжегшись, и велел:

— Смотри внимательно. Сперва ломается девятый поток, потом — шестнадцатый: они оба олицетворяют свет. Вот… пламя темнеет. — Он показал все тот же комок, теперь — бледно-голубой. Альтвиг кивнул, по его щеке с виска прокатилась капля пота. Синие глаза помутнели, но Гитак был слишком увлечен демонстрацией и ничего не заметил.

Он перенаправил сломанные потоки и замкнул их в круг, заставив чистоту энергии проходить сквозь себя бесконечно часто.

— …и так, повторяясь и пачкаясь, она становится мраком. Сначала это требует времени. Нужен опыт, мы с тобой изрядно повозимся. Тут важно…

Заклинатель осекся, потому что ребенок молча, лицом в траву, упал. Его кошачьи уши поникли, а пальцы странно дрожали. Гитак растерянно поглядел на тьму, созданную из света, и выбросил ее прочь. Опустился на колени рядом с маленьким Альтвигом, в то время как взрослый недовольно поморщился. В детстве он не замечал беспечности заклинателя, и сейчас та легкость, с какой тот избавился от свободного заклинания, тем самым, возможно, породив нечисть, уязвила парня.

— Эй, малыш, — окликнул Гитак, подхватив ребенка на руки. — Ты слышишь меня?

Но мальчик не отвечал. Его лицо стало белым, как мел, а веки потемнели. Инквизитор видел, как мужчина просчитывает варианты и, придя к выводу, восклицает:

— Неужели ты — существо Безмирья?!

— Ага, — мрачно ответил парень. — Да еще какое! Подохшая и проспавшая восемьдесят пять лет драконья душа. Если бы вы знали, учитель, что со мной случилось, пока вас не было… Жаль, что вы — всего лишь воспоминание. Мы могли бы о многом поговорить.

Гитак продолжал тормошить ребенка. Он успокаивал самого себя, бормотал, что есть обратные заклинания, и мальчик, конечно, не умрет. И Альтвиг впервые подумал, что учитель — заклинатель, — мог подчинить его себе, сделать своим слугой и получить надежного защитника. Но не подчинил, не сделал и не получил, оставив ученика свободным.

— С вашей стороны, — сказал инквизитор, лишь бы разогнать тишину, — это было ужасно благородно. Любой из ваших коллег продал бы душу за такого приспешника, а вы меня отпустили.

Однако следующий фрагмент памяти заставил его забыть обо всем. Это была осень, Сезон Дождей. Вопреки названию в небе — ни облачка, солнце яркое и теплое. На деревьях пламенеет желтая, красная и оранжевая листва.

Гитак и маленький Альтвиг выбрались на дорогу, напросились в попутчики к угрюмому мужику. Тот, подгоняя уставшую кобылу, вез в город тюки шерсти и двух людей. Первый, страшно избитый, с перевязанной головой и хрупким, женственным телом, лежал на мокром от крови одеяле. Второй — наверное, его друг, — устроился на краю обрешетки. Его взгляд блуждал по рощам, огородам и далеким крышам домов — в двух выстрелах отсюда была деревня.

Ученик заклинателя покосился на раненого, и Гитак его одернул:

— Не надо. Парень — не жилец.

Но взрослому Альтвигу он запретить не мог. Будущее не существует для прошлого. Инквизитор, широко распахнув глаза, уставился на своего давнего попутчика. Такого же, как сейчас. Черных кошачьих ушей не видно — прячутся под повязками, но лицо вполне узнаваемо, несмотря на ссадины и синяки. Тот, прежний Рикартиат бредил, цеплялся за уголок одеяла, звал кого-то, плакал. И был совсем рядом с тем, кого в итоге ждал на одиннадцать лет дольше.

Маленький Альтвиг болтал ногами, беззаботно беседуя с Гитаком. Тот рассказывал ему о демонах, заостряя внимание на неоспоримом факте: их нельзя победить. А если и можно, то ценой по меньшей мере сотни жизней. Лишь немногие из демонологов способны справиться с теми, кого порой призывают. Обычно они строят расчет вроде: призову, натравлю на противника и смоюсь, пока жареным не запахло.

Инквизитор улыбнулся. Да. В детстве он очень любил легенды, и легенда о шэльрэ казалась самой чарующей. Что удивительного в их гневе, если Бог — самый первый, темный Бог, сотворивший людей и птиц, прогнал шэльрэ с единственного клочка живой земли, принадлежащего им по праву? На месте изгнанников парень тоже бы рассердился, тоже гонял бы ангелов и на дух не переносил людей. К тому же Нижние Земли представлялись ему красивым, по-своему интересным местом.

— Эй, Эстель, — возобновил попытки парень. — Тебя там еще не убили?

Нет ответа. Впрочем, Альтвиг не удивился. Он сел на траву и стал следить, как сменяют друг друга остальные воспоминания. Вот Гитак учит его сражаться, держа в руках короткий рыцарский меч, вот они вместе обедают, слушая захудалого барда в захудалой корчме, вот — посещают храм. Заклинатель говорит, что надеяться на помощь Богов — глупость, и надо самому решать проблемы. Мальчик кивает головой. По его мнению, доверять нарисованным фигуркам — не просто глупость, а идиотизм.

Инквизитору было любопытно, что происходит в реальном времени, и на свое прошлое он больше не смотрел. Пока, пройдя через сотню сцен, оно не показало гибель Гитака. Уже стоя на пороге смерти, заклинатель шептал:

— Помнишь, как ты жил в лесу, в старой развалюхе-избушке? По ночам стали приходить призраки, ты испугался и отправился в Оэлтаг. Помнишь? Это я присылал их. Я ощутил твой дар, хотел договориться миром, но сработала одна из твоих ловушек. Она, кстати, здорово обожгла мне ноги… так о чем это я? А, призраки. Это я их присылал. Рассчитывал, что они любого заставят сорваться с места. И… знаешь, мальчик, я рад, что мы с тобой в итоге сошлись. Ты многому научился. Можешь дать фору кому угодно, хоть инквизиции, хоть демонам. Я верю в тебя. Посидишь со мной… еще немного? Я усну, и сразу уходи.

Альтвиг отвернулся. И маленький, и взрослый. Ребенок плакал, парень стоял и застывшими глазами смотрел в угол.

— Ты обещал меня не бросать! Говорил, что я стану настоящим заклинателем… таким, как ты! И… черт бы тебя побрал, дед! Черт… бы… тебя… побрал!

— Прекрати, Эстель. Пожалуйста, прекрати.

Демон промолчал, но картина исчезла. Инквизитор оказался в пещере. Сырая, полутемная, она покрылась мхом и прятала в себе озеро. Альтвиг этого места не помнил. И, как оказалось, не удивительно, потому что она принадлежала не его памяти.

На берегу озера сидел юноша. Изумрудные волосы, васильковые глаза, безупречное тело. Он смотрел вниз, туда, где на дне, прекрасно видимая под слоем чистой воды, лежала женщина. Ее руки и ноги сковали цепи, не позволяя всплыть, а на шее блестел кулон. Присмотревшись, инквизитор понял — он изображает молодой месяц, на котором сидит человек. Мужчина. Полностью обнаженный. Довольно известный символ, герб семьи Элот. Значит, женщина — суккуб.

Она была похожа на Эстеля. Тот же ровный нос, та же линия губ, те же пушистые ресницы. Но лицо более круглое, а пряди, что его обрамляют — бирюзовые. Красное платье обтягивало грудь, но становилось свободным ниже, скрывая фигуру и открывая лишь ноги, обутые в синие башмачки. Альтвига укололо подозрение, будто суккуб беременна. Будто ее утопили, чтобы не допустить рождения ребенка.

Эстель пошевелился, лег,сомкнул веки. Расслабился и уснул. Инквизитор подавил вздох, махнул на инкуба рукой и отправился изучать местность. К его изумлению, выход отсутствовал. Но зато в пещере было много других озер, с не оскверненным трупами дном. В них носились цветные рыбки, ползали водяные черви и колебались водоросли. Кое-где на камнях, лениво квакая, сидели лягушки.

Побродив по пещере с час — а может, и с день, тут было сложно судить о времени, — Альтвиг вернулся к лекарю. Тот был уже не один — рядом устроился точно такой же юноша. Никаких различий между ними не было. Даже движения одинаковые.

— Привет, Эстеларго, — сонно сказал Эстель. — Есть новости?

— Нет. Я просто пришел к тебе.

Инкубы посмотрели друг на друга.

— Ты очень добр. Но я занят.

— Чем? Созерцанием трупа? — скептически уточнил младший.

— Созерцанием трупа матери, — наставительно поднял палец старший. — Это очень важно — помнить, как она выглядела.

— Тоже мне, занятие. Давай лучше в прятки поиграем.

— Давай. Кто вода?

Решая этот вопрос, они использовали считалочку. Эстеларго пожал плечами и отошел, закрывшись ладонями и уткнувшись в густой ковер мха:

— Один… два… три…

Эстель глубоко вдохнул и нырнул, не издав ни звука. Даже плеск воды отсутствовал — брызги поднялись в воздух и в абсолютной тишине опустились. Альтвиг понял, что лекарь укрылся в подоле платья матери. Скривился. Трепетное на первый взгляд отношение оказалось потребительским — на второй. Да, родила. Да, воспитала. Спасибо. А теперь я хочу поиграть, и мне все равно, что мертвые требуют почтения.

— Двадцать три… двадцать четыре… я иду искать, — предупредил Эстеларго. Он заглянул в озеро, бросил камень — тот рыбой скользнул ко дну, не задев покойницу. — Я знаю, что ты там, брат, — заявил инкуб. — Вылезай. И не трогай ее лодыжки! Фу! Зачем прикасаться к трупу?!

— Она мягкая, — сообщил Эстель, вынырнув.

— Потому что дохлая!

— Зато молчит и не ругается. Не то, что отец. По мне, так он радовался, когда она умерла. — Лекарь указал на мать. — А меня это беспокоит. Случись что, и он избавится от нас с той же легкостью.

— Ты не прав, — возразил Эстеларго. — Он любил ее. И нас любит.

— Делает вид, что любит. А ты веришь этой иллюзии.

— Это не иллюзия!

— Ну и дурак, — равнодушно бросил Эстель.

Пещера преломилась, рассыпалась. Осколки покатились прочь и собрались в замок — светлый, окруженный льняным полем и семью фонтанами. Над аркой входа болталось синее знамя с вышитым серебряными нитями символом — тем же самым, что изображал кулон мертвой женщины.

На бортике одного из фонтанов, склонив голову и беспечно улыбаясь, сидел инкуб. Он был в разы красивее Эстеля и Эстеларго. Само совершенство — лиловые волосы, белая кожа, простая одежда. Два револьвера в кожаных кобурах.

Из-за поворота выглянул лекарь, воровато приблизился:

— Э-э-э… господин Шэтуаль?

— Да? — отозвался инкуб.

— Я могу вас о чем-то попросить?

Демонический граф задумался.

— Попроси, но я пока не дам тебе обещаний.

Он наклонился, и Эстель очень тихо что-то пробормотал. Альтвиг напряг слух, и в этот момент перед ним возник лекарь настоящий. Потрепанный, с залитыми кровью скулами, он схватил инквизитора за горло и прорычал:

— Хватит копаться в моей душе!

— Ты же сам меня сюда впустил, — удивился тот. И во второй раз почувствовал, что летит.

Он рухнул на горячие камни и закашлялся. Воздух был раскаленным, словно сталь в горне кузнеца. Альтвига схватили чьи-то руки и куда-то поволокли. Земля дрожала, небо плавилось, ветер звенел. С трудом разлепив веки, парень увидел торговую площадь. От нее мало что осталось: вся поверхность во вмятинах, ближайшие дома горят, у переулков валяются трупы. Всего четыре, но для маленького форта это — большая потеря.

— Вставай, забери тебя черти! Вставай! — шипел Киямикира, притащив парня под чудом уцелевшую стену. — Что он с тобой сделал? Ты жив? Ты меня видишь?

— Вижу, — прохрипел Альтвиг. — Не ори. Мне тошно.

— Тошно! — нервно рассмеялся тот. — А нам тут, по-твоему, как? Если бы не Рик, меня бы уже в лепешку размазало!

— Рик? — переспросил инквизитор. И вскочил. — Мне надо сказать ему! Я видел его в прошлом! Мы встречались! Мы…

Он пошатнулся, ухватился за камни и осторожно сел.

— Рику не до разговоров, — прокричал Киямикира. — Гляди!

Он указал на дальний конец площади. Там, закрывшись тремя щитами, стоял Мреть. Ну как стоял. Худо-бедно держался на ногах, поддерживая себя остатками магии. В поединке он, похоже, не победил, но под ногами Эстеля горела диаграмма. Похожая на цветок, она источала силу, но была не способна убить инкуба.

Впрочем, менестрель на это и не рассчитывал.

Демоническое пламя разбило его защиту, и в тот же миг треснула земля. Поделилась на десяток кусков, поднялась волной и рухнула на Эстеля, вдавив его в диаграмму. Рисунок вспыхнул, ослепительно заалел. До ушей Альтвига донесся крик — то ли боли, то ли ярости. «Цветок» начал медленно гаснуть, поглощая инкуба в себя. Прошла минута, и не стало ни того, ни другого.

— Изгнал? — с замиранием сердца спросил парень.

Инфист, не проронив и слова, бросился к Рикартиату. Тот все еще стоял, подняв руки — вернее, то, что от них сохранилось. Обожженные кости, связанные горелой плотью, и пара ошметков кожи.

— Рик, — потрясенно выдохнул Киямикира.

Менестрель, передернувшись, упал на колени. Его вырвало кровью, зеленые глаза стали мутными и пустыми. Инфист глупо огляделся, подхватил парня на руки и побежал. Побежал так быстро, что Альтвиг потерял его из виду на первом же переулке.

Выход из воспоминаний оказался весьма тяжелым.

ЧАСТЬ 2 ГОСПОДИН МРЕТЬ

   Почему ты так слепо веришь
   в то, что я не охвачен злом?
   Что навеки закрыл я двери,
   за которыми злые звери
   согревают меня теплом?
   Я опасен — на самом деле
   я намного опасней тех,
   кто стоит под фатой метели,
   из себя извлекая смех.
  Мои руки — в крови по локоть,
   я в аду много раз бывал.
   Я один среди тех немногих,
   кто действительно убивал.

ГЛАВА 1 РЫЖИЙ

— Эй, Арти! Иди сюда!

Высокий человек с яркими голубыми глазами протянул менестрелю руку. У него были каштановые волосы, на висках зажатые обручем. Серебряное, покрытое сапфирами украшение дополняло знакомый образ, как рыбы дополняют образ озер.

— Райстли? — удивился Мреть. — Откуда ты здесь? Ты ведь давно умер!

— Ну и что? Это повод навсегда оставить друзей? — Ландарский король улыбнулся. — Мертвые никуда не уходят. Если ты их любишь, они будут с тобой. Пока не придет твое время.

— То есть… — Рикартиат соображал туго и медленно, а чувствовал себя куклой. — Я мертв?

— Ты? — Райстли задумался и решил: — Вряд ли. Идешь?

— Иду.

Менестрель подошел к другу, пожал протянутую ладонь. Она была живой и теплой — совсем не такой, как в последний раз, когда ландарского короля заносили в склеп. Вспомнив об этом, парень — неожиданно для себя и для Райстли — засмеялся.

— В чем дело? — приподнял брови тот. — У меня выросли рога?

— Нет. Просто пришла в голову одна мысль. Ты хотел, чтобы тебя похоронили в деревянном гробу, закопали в землю и посадили на могиле цветы.

— Точно, припоминаю. А вы ослушались?

Рикартиат помотал головой:

— Я-то был не против, а вот Леашви… он со своей компанией заявил, что королю не положено так покоиться. И роскоши недостаточно, и людям неудобно: захотят посетить Райстли — будут вынуждены плестись не пойми куда. В общем, он меня выгнал, велел не возвращаться и сказал, будто ты не мог научить такого кретина ничему стоящему. Знаешь, как мне было обидно? Выходит, он, несмотря на все ухищрения, так и не смог в тебя поверить. И мои слова, что я никогда не видел никого более мудрого, не имели для него веса.

Райстли схватился за уши. Заостренные, но не длинные, они выдавали в нем полукровку. Наполовину человек, наполовину эльф.

— А-а-а-а! — простонал король. — Господи, за что? Я так мечтал, чтобы ко мне после смерти не являлись всякие гады, а он!.. У! Чертов Леашви! Может, вернуться призраком и погонять его по замку?

— Было бы весело, — признал Мреть. — Но нужды нет. Я украл твое тело, вывез за пределы Ландары и похоронил. В лесу, под белой березой. Цветов, правда, не посадил, но там они и сами вырастут. Ты гордишься мной?

— Горжусь, — кивнул Райстли. — Я знал, что на тебя можно положиться. Присядем?

Он указал на раскидистое дерево. Яблоню. Под ним лежала густая тень, и парни сели по разные стороны ствола. Король подобрал с земли плод, вытер о штаны и принялся есть. Менестрель напевал себе под нос, чередуя старые фрагменты песен с новыми.

— У тебя все хорошо? — спросил Райстли.

— Лучше не бывает, — подтвердил Мреть. — Альтвиг вернулся. Я очень долго ждал, и теперь мне… не верится. Иногда я просыпаюсь оттого, что мне снится, будто я по-прежнему один. А потом прислушиваюсь и понимаю — нет. Все в порядке. Альтвиг сопит во сне.

Ландарский король стал накручивать на палец и без того волнистую прядь. Взгляд у него был задумчивый и сонный.

— Я рад, что у тебя все наладилось, — сказал он.

— Я тоже, — улыбнулся Рикартиат. — А ты-то сам… ну… в порядке?

— Да. В юности я, конечно, боялся смерти, но потом оказалось — в ней нет ничего страшного. Очень милая, осторожная и впечатлительная особа. Падка на новости. Насколько я понял, она редко бывает во внешнем мире и не имеет возможности следить за происходящим. Госпожа Смерть высоко оценила мой рассказ о предательстве Совета, о чертовой инквизиции и… о тебе. Она много о тебе знает. И об Альтвиге тоже. Я хочу тебя предупредить, — Его Величество выбросил огрызок за холм. — Что Смерть ждет вас. Ждет в самое ближайшее время.

— Поэтому ты пришел?

— Да. Сварливо буркнуть, что ты должен себя беречь.

— Спасибо, — серьезно ответил менестрель. — Я тронут. Подозревал, что ты даже после смерти обо мне не забудешь — я ведь был ужасной занозой в твоей венценосной заднице! — но не ожидал, что будешь хранить.

Райстли пожал плечами:

— Это совсем не сложно. Только порой бывает чертовски грустно. Я бы отдал все, что у меня есть, лишь бы воскреснуть и снова… — он запнулся и провел пальцами по щеке. — В общем, ты меня понял.

— Да. Это прозвучит глупо и банально, но мне жаль, что так получилось. Ландара не видела лучшего короля, чем ты. А я не видел лучшего друга. Ты все правильно услышал, — добавил Мреть, поймав изумленный взгляд Райстли. — С Альтвигом меня связывает нечто совсем иное. Долг. Память. Годы ожидания. Колдовство Безмирья. А ты… никто, кроме тебя, не ценил во мне человека. Хрисгеаль ценил голос. Киямикира ценит шутливость. Илаурэн ценит песнопевца. Альтвиг… Альтвиг желает узнать о прошлом. Хотя его методы, конечно, оригинальны. Он так быстро втерся ко мне в доверие, что я и опомниться не успел.

— Не думаю, что он сделал это нарочно, — рассмеялся король. — Ты дорог этому мальчику. И он тебе тоже верит. Он оставил инквизицию, и это о многом говорит — тому, кто умеет видеть. Ладно, Арти, — мужчина поднялся, поправил серебряный венец и шагнул к Мрети. — Пора прощаться. Мое время подходит к концу. Не забывай, пожалуйста, об опасности, и не пренебрегай ею. Лучше сразу защититься, чем потом загреметь в Безмирье.

— В Бесконечную Песню, — возразил менестрель.

— Духа-хранителя туда не пустят, — отмахнулся Райстли. И вновь улыбнулся: — До встречи, Арти. Я буду рядом с тобой.

Рикартиат выдавил из себя сходную улыбку, ощутил, как по щекам течет соленая влага, и… проснулся.

В небольшой, но уютной комнате горел камин. Сквозь широкое окно пробивался свет — тусклый, вечерний. В углу стояло синее кресло, на дверях висел биденхандер. Пол прятался под ковром, поверх которого растянулись четыре кошки — Мряшка, Плошка, Вышка и Крошка. Последняя, белая, призывно мяукнула.

— Привет. — Парень приподнялся на локтях. Предплечья отозвались болью, но какой-то далекой, слабой. Самые худшие опасения Мрети не оправдались, и, похоже, уцелели не только руки, но и все пальцы. Он аккуратно ими пошевелил, отмечая, что повязки влажные и пахнут травами.

Рикартиат встал, потянулся и выглянул в коридор. Напротив была чья-то спальня, с паутиной во всех углах и храмовыми цветами. В ней глухо, с перебоями на иные ароматы — пыли, плесени, дохлых мышей под полом, — пахло Альтвигом. Инквизитор приходил недавно — час-полтора назад. На диване, покрытом простыней, валялась его сумка. Правый ремешок мерцал гранями серебряного креста. Менестрель уже замечал, что друг избегает цеплять его на пальто. Артефакт инквизиции, как-никак. Вокруг него спиралью вилась энергия: светлая, мягкая и красивая, словно кружево. Такой она становилась лишь в руках служителей Альвадора. Тех, кто был честен.

— Холодно, — невесть кому пожаловался Мреть и, пораскинув мозгами, пошел обратно. К камину. Забрался в кресло и уставился на огонь.

Альтвиг… Райстли… госпожа Смерть… было ли все это обычным сном? Или все же предупреждением? С какой радости духам Безмирья понадобились беглецы, живущие среди людей? Прошло целых восемьдесят пять лет. Почти столетие. Срок довольно внушительный, даже если учесть, что бестелесные сущности живут в разы дольше.

Рикартиат вздохнул, опустил голову и закрыл глаза. Под веками плыли красные круги. Мир немного кружился и звенел, будто у потолка носились феи и трясли золотыми колокольчиками. Парень зевнул, устроился поудобнее и собрался вздремнуть, когда из коридора донеслись шаги. Торопливые, но мягкие. Значит, Киямикира. Альтвиг ходит почти бесшумно, Илаурэн скребет по полу пяткой, госпожа Эльтари топает, а господин Кольтэ перемещается грузно и тяжело, даром что выглядит молодо. Лет на тридцать, не старше.

Инфист заглянул в спальню инквизитора, фыркнул: «и что он нашел в этой паутине?!» и распахнул дверь, ведущую к Мрети. На мгновение застыл, затем прокашлялся и выдал:

— Ну здравствуйте, господин наследник.

— Чего так официально? — моргнул Рикартиат. — Я, вроде, еще не соглашался править. Погоди, — его пронзила ужасная догадка, — мы же не… в Ландаре?

— Нет, конечно. — Киямикира присел. — Мы в Алаторе.

— Давно?

— Почти месяц. В Шатлене рыщет инквизиция. Отец Еннете понял, что некий еретик сражался с демоном, и роет носом землю. Он связался с Альтвигом, потребовал новостей. Парень ему наврал. Сказал, что ты за неделю до происшествия смылся, и за тобой пришлось гнаться через полкоролевства. Кажется, Ла Дерт ему не очень поверил. Во всяком случае, он велел Альтвигу вернуться и помочь с расследованием. Полчаса назад мы получили вестника. Посмотришь?

— Да.

На желтом, залитом воском обрывке пергамента красовалась надпись: «Все в порядке. Рикартиата не подозревают. Через неделю буду у вас».

— Не густо, — заметил парень.

— Но лучше, чем ничего. У него могли быть проблемы. Сам знаешь, темное колдовство оставляет метку на ауре. Нам пришлось потратить немало сил, чтобы убрать твою и оставить лекарскую. И мы до последнего боялись, что Еннете распознает обман. Тут два варианта: либо он слишком любит Альтвига… что маловероятно, хотя он растил его и воспитывал… либо неопытен.

— Глупо звучит, — отмахнулся менестрель. — Я бы скорее предположил, что он использует Альтвига в своих целях. Что он в курсе, кто я такой, и в курсе, что я владею даром.

Киямикира хмыкнул:

— Ты его прямо боготворишь.

— Я не хочу его недооценивать, — возразил Мреть. — Это может привести к большим бедам.

— Да уж, от инквизиции добра ждать не стоит, — усмехнулся инфист. И сменил тему: — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Бодрее, чем рассчитывал. И ни один палец не отвалился.

— Рэн тебя все равно убьет, — честно сказал парень. — Ты бы видел в тот день ее лицо. Она спрашивает: «это что, Рик?!», а я ей в ответ — «нет, это чертова стихия земли». Вопрос, кстати, не исчерпан. Зачем ты бил Эстеля землей, если мог просто утопить?

— Затем, что он не топился, — сонно произнес менестрель. — У него была мощная защита. Я нашел способ ее разбить, я разнес завесу, я принял на себя все, что, по идее, должно было достаться форту. Никак в толк не возьму — чем вы недовольны?

— Ну, — наигранно задумался инфист, — ты нам как-то дороже форта. — И, обратив внимание на тон друга, попросил: — Отдыхай. Мы тебе еще настойки сварим. И вот еще что… не снимай повязки. Зрелище там малоприятное.

Рикартиат перебрался под одеяло.

— Ладно. Передай, пожалуйста, Рэн, будто я каюсь и молю о пощаде.

* * *
Альтвиг сидел в сугробе, проклиная на чем свет стоит нерадивых селян. И — заодно — свое сочувствие.

На закате он приехал в Гребницу — маленькую деревеньку. Всего-то десять дворов, пять огородных латок и одно поле. Староста сообщил, что большая часть урожая идет в торговлю — местный мужик везет ее в Тэ-Нор, ближайший город. И доход с этого имеют все.

Альтвиг поверил, потому что дома в Гребнице были новые, красивые. И за устранение нечисти парню обещали хорошо заплатить. Пятьдесят золотых монет за одно крыло! Таких денег он ни разу не видел и уж тем более не держал в руках. А вот с гарпиями дело имел — надо лишить тварь голоса, быстро скрутить и отсечь башку. Совсем не сложно. С теми же вурдалаками возни куда больше.

Снова использовать руны инквизитор не захотел и отправился назад своим ходом. Улум, охраняющий отца Еннете — дескать, в Цитадели Льна тот подвергся опасности и с тех пор вынужден таскать с собой стража, — уступил ему лошадь. Меланхоличное животное оказалось крепким, и в один дневной переход Альтвиг добрался до форта Элетт. Оттуда просматривалось Нижнелунье — огромное озеро, чья вода в хмурую погоду была абсолютно черной. Среди местных ходили слухи, будто там водятся русалки, и сам король Ахлаорн в полнолуние выходит на берег. Посетив корчму, Альтвиг изрядно пресытился байками мнимых храбрецов, якобы ходивших к Нижнелунью посреди ночи. Смелыми он бы их не назвал, а вот тупыми — вполне.

К вечеру инквизитор покинул Элетт, доехал до деревни под Тэ-Нором и остановился. Любезная женщина лет пятидесяти согласилась предоставить ему ночлег. Парень уже намеревался прилечь, когда явился староста и начал убеждать, мол, святой отец, избавьте людей от гарпии, и будете вознаграждены. На деньги Альтвигу было плевать, а вот оставить без внимания просьбу он не смог. Выпытав, как ведет себя нечисть и где ее подождать, он забрался на крышу сарая, где хранились дрова, и вот уже третий час лицезрел кромешную темноту.

На небе не было ни Дайры, ни Шимры, ни хотя бы звезд. Все затянули тучи, и вниз срывались пушистые, холодные, хрупкие снежинки. От нечего делать инквизитор ловил их языком, пока не подавился и не перепугал кашлем половину деревенских собак. Животные вели себя так, как обычно ведут при нечисти — выли, скулили и прятались по будкам. Парня это полностью устраивало.

Время шло, гарпия не показывалась. Альтвиг заскучал и принялся водить пальцем по снегу, выводя узор, похожий на диаграмму Мрети. Изгнание. Высший уровень. Где обычный стихийник набрался таких знаний, не знал даже господин Виктор. Он явился через две недели после того, как менестрель сжег свои руки магией, и принес некий эликсир. Вроде бы, горский, но подобные инквизитору прежде не попадались. Сложный состав с явной примесью колдовства, он, впрочем, легко исправил ситуацию, и обожженные кости на глазах начали обрастать плотью. Альтвиг не был уверен, что Мреть получит обратно все свои прежние способности, однако радовался, что хотя бы внешне тот не изменится.

Он страшно расстроился, получив ответного вестника. Киямикира писал, что Рикартиат наконец-то пришел в себя — после трех с половиной недель жара, неподвижности и — порой — бреда. Альтвиг торчал в Алаторе до последнего, и вот пожалуйста — стоило отлучиться, как мерзкое ожидание кончилось.

Парень пришел к выводу, что ждать ненавидит. Альвадор и многие другие Боги вечно превозносят терпение. Инквизитор считал его добродетелью и тоже превозносил, пока как следует не испытал на себе.

Воздух раскололи вой и шелест крыльев. Темная тень рухнула с небес, с треском врезалась в участок крыши, где до этого сидел Альтвиг — тот мгновением раньше вскочил, неловко попятился и рухнул вниз. В сугроб. Рядом, словно щенок, залепетал матерый кобель.

Поднявшись и заметив, что гарпия готова снова напасть, инквизитор сотворил щит. Белый, мерцающий и легкий, он разогнал мрак и предоставил противникам возможность друг друга разглядеть.

Альтвиг был высоким, бледным и встрепанным. На его лице пламенел шрам, а в ладонях билось пламя светлого волшебства.

Гарпия была крупной, покрытой серыми перьями. Женская голова и грудь перетекали в птичьи крыла и лапы, увенчанные когтями. Те поблескивали в свете щита, и парень четко видел острия. Создавалось впечатление, будто тварь нарочно точила свои конечности. Но на деле она всего лишь не переступила порог зрелости — для этого нужно убить не двух человек, а полсотни. Инквизитор усмехнулся, вспомнив, что истории известна только одна гарпия, столь долго прожившая.

Он швырнул в нечисть излюбленные копья света. Гарпия легко увернулась, сорвалась в бреющий полет и нырнула за крышу дома старосты. Альтвиг выругался, побежал следом, на ходу закрывая нос шарфом.

На белом нетронутом снегу влажно блестели синие пятна. Яркая слюна гарпий безвредна, если попадает на кожу или одежду, но смертоносна, если ее вдохнуть. Мрачно вообразив свой труп и прибитую рядом табличку «Неудачник», инквизитор заглянул за угол — и зажмурился. Вылетевшая тварь стала биться о щит, надеясь проломить его весом. И визжала при этом на всю деревню, наверняка перебудив даже самых стойких жителей.

Альтвиг разбил истинную форму щита, превратив его в град осколков. Они воткнулись в грудь гарпии, пробили ее насквозь. Залитые кровью грани вышли из ее спины, сорвали несколько перьев с конвульсивно задергавшихся крыл. Парень рассеял волшебство, и нечисть упала в снег, продолжая последнюю в своей жизни пляску.

Под конец она посмотрела на Альтвига осмысленно. В серых с поволокой глазах вспыхнула боль:

— Ты тоже скоро умрешь.

— Главное, что не здесь и не так, — равнодушно произнес тот. Слова гарпии он всерьез не принял. Твари вроде нее любят пугать людей, и неважно, какими способами. При ближайшем рассмотрении их угрозы совсем ничего не стоят.

Дождавшись, пока труп перестанет дергаться, инквизитор вытащил из-за пояса длинный изогнутый кинжал и принялся вырезать крылья. Поддавались они плохо, под лезвием скрипели хрящи и связки. Парень потратил целый час на то, чтобы извлечь их, не повредив. Затем, довольно жмурясь, отправился в дом, где его встретила хозяйка. Седоволосая и низкая, она содрогнулась:

— Господин Нэльтеклет! Вижу, вы справились?

— Да, — согласился Альтвиг. — А теперь, с вашего позволения, пойду спать. День выдался тяжелый.

Женщина всплеснула руками:

— А как же ужин?

— Ну… — Инквизитор разрывался между двумя желаниями: не обижать ее и поскорее рухнуть в постель. — Хорошо, я повременю.

— Тогда проходите в кухню, — просияла хозяйка. — В бадье на печи есть теплая вода. Вымойте хорошенько руки.

— Сейчас.

Парень завернул трофеи в толстую ткань, специально выданную старостой, и лишь после этого начал искать бадью. Та стояла не на печи, а на полу около нее. Альтвиг умылся, с благодарностью принял полотенце и устроился за столом.

— Меня зовут Дита, святой отец, — сообщила женщина, ставя перед ним тарелку с густой наваристой похлебкой.

— А меня — Альтвиг. Не обязательно «господин». Я не старше вас, и волшебство вовсе не делает меня особенным. Благодарю, — кивнул инквизитор, наблюдая за тем, как хозяйка нарезает хлеб. Это еще раз подтверждало, что селяне имеют связь с внешним миром и знают, что за традиции нынче ценятся при дворе.

Дита подхватила вторую миску и села напротив.

— Приятного аппетита, святой отец.

— И вам.

Первые десять минут они ели молча. Дита набросала в похлебку крошек. На лавке, свесив хвост, спала пятнистая, белая с черным и рыжим, кошка. Она открыла глаза, смерила людей тяжелым взглядом и уснула. Или притворилась, что спит.

— Знаете, — сказала хозяйка, закончив ужинать, — к нам однажды сам король приезжал. Мы сначала не поверили, думали — шутка. Он очень молод. Вы не…

— Нет, впервые слышу, — пожал плечами Альтвиг. — Я из Велиссии. Там о вашем короле ходят неприятные слухи.

— Все потому, что велиссцы заносчивые и вредные, — фыркнула Дита. И тут же испугалась: — Ой… извините! Вас я обидеть не хотела.

— Ничего страшного. Я не считаю своих земляков святыми. Рассказывайте дальше, пожалуйста. Для такой деревни, как ваша, прибытие Его Величества стало легендарным событием?

— Ага, — улыбнулась Дита. — Но сначала мы здорово опозорились. Хьюк, староста, заявил сопровождению короля, будто мы чужаков не принимаем. Велел убираться, обещал подать жалобу в Алатору. Тогда… вы, наверное, знаете оруженосца Его Величества — господина Инага? Он растолкал своих спутников, обругал Хьюка и предъявил нам Властелина Белобрежья. Ужасно милый ребенок, чуть младше вас. Моя дочка, вон, теперь мечтает попасть на столичный бальный сезон.

— Э-э-э… младше меня? — переспросил Альтвиг.

— Годков восемнадцать, — подтвердила Дита. — Красивый мальчик.

— Погодите. Ему не может быть восемнадцать. Вспомните осаду ЭнНорда, битву с дикарями под фортом Вольгера, госпожу Крагарру из Гильдии Печатей… король просто не успел бы все это натворить!

Женщина нахмурилась, вспоминая. И выдала:

— Я не уверена, что он — человек.

— Бред собачий, — возразил парень. — Инфисты не берутся править. Эльфы живут лишь в собственных королевствах. Оборотней десять лет назад перебили. Стагла вы бы не назвали красивым. У наровертов и каратримов нет права наследования.

— Это все логично, — кивнула Дита. — Но все же…

Инквизитор понял, что спорить с ней бесполезно, и выразительно отставил пустую миску.

— Еще раз благодарю за ужин. Было очень вкусно. С вашего позволения, я пойду спать.

— Спокойной ночи, святой отец.

— Будьте благословенны.

Он не использовал инквизиторские фразы больше месяца, но забыть их еще не успел. Едва вошел в роль борца за веру — они вернулись и принялись слетать с языка. Вполне удачная, надо сказать, привычка — у отца Еннете не возникло никаких подозрений. К нему примчался все тот же хмурый, сердитый и недовольный людьми Альтвиг. Получил запасное задание и уехал, наотрез отказавшись проходить через руны дважды. Лучше потратить лишнюю неделю, чем нестись по сломанному пространству. Человек, придумавший этот переход, наверняка был блаженным. И все еретики тоже слегка того, раз до сих пор пользуются подобной жутью.

В комнате, которую хозяйка отдала Альтвигу, горела свеча. В слабый круг света попадала кровать, деревянная табуретка и фигурки Богов. Последние, судя по всему, были вырезаны из осины, да еще и настоящим мастером. В них таилась мягкая сила, способная защитить как жителей дома, так и всю деревню вообще. Не удивительно, что гарпия избегала родственников Диты. Люди, отмеченные волшебством — именно волшебством, не магией, — для нее хуже яда.

Парень уснул, как только щека коснулась подушки. Закутаться в одеяло он не успел, а потому был заботливо укрыт хозяйкой, заглянувшей проверить, в порядке ли гость.

* * *
Утро выдалось совсем иное, нежели вечер и весь предыдущий день. На небе не было ни облачка, солнечные лучи били в холодный снег и слепили путников. Альтвиг, чувствуя, как сумку у луки седла оттягивают монеты, щурился и косился на случайных попутчиков. Те навязывались ненадолго — древний мужик с испещренным морщинами лицом свернул к Нижнелунью, девушка-травница умчалась в Тэ-Нор, а пожилой лекарь остался в придорожном селе. Альтвиг выспросил у него, когда будет следующее, и получил ответ — к ночи. Уже неплохо. Не придется спать в сугробе, согревая себя магией.

Ближе к полудню на дороге возникло черное пятно. Присмотревшись, инквизитор различил вороную кобылу и всадника в черном плаще. Отороченный мехом капюшон был накинут на голову.

Неизвестный направлялся либо в столицу, либо в Бартар — город знати. Он проехал мимо четырех развилок, уводящих к деревням, и последнюю тропу к Нижнелунью тоже презрел. Его лошадь шла неторопливо, с чувством собственного достоинства. Альтвиг заподозрил, что делит тракт с дворянином, и почувствовал себя неуютно.

Ближе к полудню он догнал странного путника. Догнал — и здорово испугался. Из-под капюшона выглядывало бледное, как смерть, лицо в обрамлении безупречно-белых волос. Яркие бирюзовые глаза смерили парня равнодушным взглядом и вернулись к созерцанию рощи. Тот ощутил себя мелким и незначительным, подверженным опасности и жалким. Натянул поводья, пропуская незнакомца вперед, и до позднего вечера держался далеко позади.

Когда начало темнеть, беловолосый тип привстал в стременах и внимательно огляделся. На мгновение Альтвиг подумал, будто он свернет в молодой лес, но эта надежда не оправдалась. Всадник снова сел, ударил кобылу в бок пяткой сапога, и та помчалась вперед, как ошпаренная. Исчезнув из виду, попутчик никуда не делся из мыслей инквизитора. Угроза, исходящая от него, была столь явной, что хотелось развернуться и по примеру травницы поехать в Тэ-Нор. Отдохнуть, выспаться, успокоиться… А Рикартиат подождет. Ничего страшного с ним не случится.

Чтобы перебороть это желание, Альтвиг приложил немало усилий. К счастью, скоро вдалеке показались домики. Среди них выделялся постоялый двор — красная вывеска, большие окна, конюшня. Там, хромая, таскал овес в корыто мальчишка-слуга. И боязливо косился на вороную лошадь, застывшую в стойле справа.

— Добрый вечер, — поздоровался инквизитор.

— Оставляйте животинку, дядя, — махнул рукой ребенок. — Я разберусь.

— Спасибо. — Парень бросил ему монетку. — А… э-э-э… хозяин вот этой кобылы…

— В зале сидит. Ваш знакомый?

— Нет, — открестился Альтвиг. — Просто на тракте виделись.

На порог постоялого двора он поднимался со страхом. Необъяснимым, но сожравшим все остальные чувства. И первым делом убедился, что беловолосый попутчик спокойно сидит в углу. Запрокинув голову так, чтобы затылок касался бревен, он дремал. Из-под криво обрезанных прядей выглядывали острые уши, длинные и торчащие в стороны. Заметив их, инквизитор вздрогнул.

Не может быть! Эльф из Малахитовых Лесов, имея возможность нырнуть в портал-переход, путешествует верхом? Да бред же! Собачий бред! Остроухие слишком гордятся своей изящностью. Они не стали бы подвергать ее испытанию холодом, голодом и пустотой, где некому уставиться на прекрасного, мудрого, высокородного тра-ля-ля-эля.

Беловолосый, видно, уловил эти мысли, потому что проснулся. Хмуро посмотрел на Альтвига, покрутил пальцем — тонким, длинным, ухоженным, — у виска, и пренебрежительно уточнил:

— Ты блаженный?

— Э-э-э… нет, — с опозданием возмутился тот.

— Тогда чего тебе надо? Эльфов, что ли, не видел?

— За пределами Малахитовых Лесов — нет.

— Малахитовых Лесов? — незнакомец нахмурился. — А-а-а… ты о том местечке. Я не оттуда.

— Прощу прощения?

— Мало того, что глупый, так еще и глухой, — расстроился путник. — Иди к черту. Я занят.

С этими словами он вновь запрокинул голову, сомкнул веки и сделал вид, что уснул. Альтвиг передернул плечами и отошел, устроившись за самым дальним столом. К нему тут же подскочил хозяин постоялого двора — жилистый, серьезный мужчина лет сорока. Он объяснил, как добраться до свободной комнаты, пообещал принести ужин и потребовал оплату вперед. Инквизитор отсчитал восемь медных монет, расставшись с ними без малейшего сожаления.

Когда он уже доедал картошку, беловолосый тип поднялся и шагнул к лестнице. Похоже, он ненавидел чужое внимание и ощущал его с той же легкостью, что и заставлял людей бояться. Настороженный взгляд Альтвига стал причиной резкого разворота и окрика:

— Хватит пялиться, человек!

Омерзения в его голосе было на целую бочку. Он стиснул кулаки и продолжил:

— Если бы не Ретар, я убил бы тебя еще в дороге! С удовольствием! Поэтому будь добр — прояви уважение и перестань меня раздражать! Смотри на потолок, на пол, на стойку, а меня не трогай!

Альтвиг хотел сказать, что эльф разводит ссору на пустом месте, но выдавил из себя лишь:

— Извините.

— Извините! — повторил остроухий. — Да чтоб тебя собаки сожрали!

И, накинув капюшон, удалился.

Инквизитор удивленно моргнул. Он начинал думать, что изначальные попутчики — вроде травницы, — были не так уж плохи. А этот… господи, не терпеть же его до самой столицы! Надо встать пораньше и уехать поскорее. Пусть эльф наслаждается одиночеством. Возможно, с ним у него не будет разногласий.

Парень представил, как беловолосый ругается с пустотой. В любом другом случае он бы улыбнулся, но сейчас не смог. Что-то было в остроухом… что-то жуткое, отчего казалось, будто он и до Богов доползет, если они отдавят ему больную мозоль.

— Подозрительный юнец, правда? — спросил хозяин, принесший инквизитору молока.

— Юнец? — не понял тот.

— Ну, постоялец, с которым вы говорили. Он тоже сегодня приехал. Всем недоволен, всех гоняет, а ведет себя хуже моей тещи.

Альтвиг мрачно хохотнул. Неужели мужчина не видел глаз остроухого? Да, лицо у него юное. Но в бирюзовых, мерцающих радужках таится если не вечность, то пара тысячелетий точно. Пожалуй, будь парень на его месте, он бы тоже успел всех возненавидеть.

Поужинав, инквизитор поднялся в комнату. Забрался под одеяло, зевнул и застыл, пораженный воспоминанием.

Книга. Книга о сказаниях наровертов, где написано: «Среди жителей Хеанты бытует мнение, будто родовое имя им отдал Создатель. Нароверты с большим почтением называют его имя — Ретар, что в переводе со староприбрежного (Retthair) означает «Третий». И фраза, произнесенная остроухим: «Если бы не Ретар, я убил бы тебя еще в дороге!» Неужели он?.. Но как? Может, это имя — не такое уж и редкое? Мало ли, раз Создатель поделился родовым именем, то и обычным вполне мог. Даже несмотря на внушительный возраст эльфа, нет стоящих причин полагать, будто он знаком с кем-то настолько сильным.

Наутро Альтвиг забыл о подозрениях, но проснулся раньше попутчика. Торопливо поел, вскочил в седло и двинулся к Алаторе.

Ночью мороз отступил, и солнце планомерно убивало снег, заменяя его грязью и лужами. Парень расстегнул воротник, избавился от шарфа и принялся считать птиц. Ворон, чья большая стая летела с севера на восток. Хриплое карканье и шелест тысячи крыльев заполнили тишину. За ними инквизитор не сразу уловил топот копыт, сонные ругательства и фырканье вороной кобылы. А уловив и обернувшись, мысленно застонал — беловолосый эльф приблизился настолько, что стал различим тонкий шрам на его переносице.

— Анэ-на тоно Морьо, — сказал он.

— Прошу прощения?

— Анэ-на тоно Морьо, — повторил беловолосый. — Демоническое приветствие. Дословно — пусть тебе светит солнце.

— Полагаю, в то же время, что и сожрут собаки?

— Ага.

Альтвигу захотелось столкнуть остроухого в сугроб. Усилием воли он сдержался и как можно спокойнее произнес:

— Вчера вы упоминали некого… кхм… друга. Можно мне узнать, кто он?

— Вампир, — пожал плечами эльф. — Рыжий такой. Увлекается поиском некромантов. Вечно носится по Бертаслю, Гро-Марне и Велиссии. Ничем особым не знаменит, вряд ли вы когда-то встречались.

Инквизитору вспомнился еще и сон, где были Альвадор и Аларна. Окончательно уверившись в своей правоте, он спросил:

— Надо полагать, что среди ваших друзей есть и Бог по имени Эйлин?

Всадник сощурился и лениво протянул:

— Парень, не доводи меня до греха. Подумай, каково бывает тем, кто сует нос в дела инквизиции. Несладко, правда? Так вот если ты влезешь в мои, тебе будет стократ хуже. Сначала я вскрою твою грудную клетку, — голос остроухого стал мечтательным, хрипловатым, — и переломаю все ребра. Потом составлю из них цветок — ты ведь ничего не имеешь против хризантем? — и воткну его в твой живот. Покручу, чтобы встал получше, и в серединке устрою твое сердце. По идее, выйдет красиво. Но не волнуйся — голову я оставлю. У тебя красивый цвет радужек. Меня окружают существа со светлыми, даже блеклыми, глазами, так что ты будешь исключением. Приятным.

На мгновение Альтвиг опешил. Но только на мгновение.

— Отец Еннете не позволит вам уйти безнаказанным. Он подвесит вас за ноги, головой вниз, к ветвям невысокого дерева, и распилит напополам.

К удивлению инквизитора, остроухий расхохотался.

— Меня… эта мелкая… сошка? — уточнил он сквозь смех.

— Невысокого же вы мнения о главе инквизиции, — холодно сказал парень. — Кто вы, чтобы позволять себе такое?

— Профессиональный убийца, — улыбнулся тот. — Меня зовут Тиль. Карсаниэль Летт Тиль Картэнаэдсса.

— А меня…

— Я в курсе, — перебил остроухий. — Альтвиг Нэльтеклет. Приятно познакомиться.

Он протянул руку. Инквизитор с опаской ее пожал. Тонкая ладонь обжигала холодом даже сквозь рукавицы. Парень купил их за полцены еще в Шатлене, у безутешной торговки, чей муж лишился шатра и большей части дорогих тканей.

— Куда вы направляетесь? — полюбопытствовал Альтвиг.

— В Бартар.

— Зачем?

— Убить одного воришку, — с равнодушием камня ответил Тиль. — У него отсутствует чувство меры. Один мой влиятельный друг считает, что он пожил достаточно, и золота ему хватит. Это уже не просто жадность, а драконья болезнь.

— Если погода не испортится, вы приедете на место уже сегодня, — обрадовал его парень. — Убьете вора. Получите награду…

— Нет, — возразил остроухий.

— Что нет?

— Не получу. Я убиваю не ради денег.

— А ради чего? — растерялся Альтвиг.

— Ради творчества. Сейчас я, например, думаю, как именно обставить смерть жертвы. Никто не должен заподозрить… заказчика.

— Он какой-нибудь влиятельный жук?

— О да, — поморщился Тиль. — Влиятельней некуда. И высокое положение не идет ему на пользу. Этот, как ты выразился, жук ведет себя, словно ребенок. Избалованный и наглый. Если бы он был молод — я бы понял, но… — он махнул рукой.

Инквизитор направил кобылу в обход холма, размышляя над словами спутника. Выходило, что среди дворян Белых Берегов есть кто-то из бессмертных или, по крайней мере, долгоживущих рас. Кто? Кому, разрази его молния, может помогать Тиль? С ним сложно разговаривать, сложно находиться рядом. Резкий перепад настроения откровенно пугает. В один момент остроухий зол, в другой — доброжелателен… а что будет в третий? Он отрежет парню голову, подвесит ее на ветку и спокойно уедет?

Альтвиг всерьез прикидывал, не задержаться ли ему в следующей деревне, когда заметил впереди еще одного всадника. Тот выехал из-за поворота, где тракт огибал очередной холм, и натянул поводья. Пегий жеребец покорно остановился, стукнул копытом о снег.

— Наконец-то, — произнес Тиль.

— Это ваш знакомый?

— Это, — остроухий подстегнул кобылу, — мой друг.

— Велика разница, — пожал плечами парень. Его лошадь тоже перешла на иноходь, будто не хотела отпускать сородича.

Друг эльфа был высок и держался очень ровно. Гордую осанку не скрывали ни куртка, ни накинутый поверх плащ. Рыжие волосы обрамляли худое лицо с аккуратными, тонкими чертами. Льдисто-голубые глаза пестрели трещинами. Белые ломаные линии рассекали радужки, со всех сторон стекаясь к зрачкам.

Тиль впервые за два дня по-доброму улыбнулся:

— Привет, Ретар.

— Привет, Снежок, — отозвался всадник. Голос у него был мягкий. — Ты нашел себе попутчика?

— Он сам нашелся. Едет в Алатору, — пояснил эльф. — Как там ситуация?

— Нормально. Без изменений. Еще чуть-чуть, и можно начинать. Утром приходил Ал, сообщил, что в Эльской империи подготовка завершена.

Они так легко беседовали, что Альтвиг не сразу решился задать вопрос.

— Скажите, господин… э-э-э…

— Нароверт, — подсказал Тиль.

— Господин Нароверт… что вы делали в форте Шатлен полтора месяца назад?

— Молодец, — серьезно сказал Ретар. — Наблюдательность — важная черта. А что я делал… да просто гулял. Зимой я люблю ходить по улицам. Все белое, чистое. Неузнаваемое. Жаль, что скоро она закончится.

— Было бы о чем жалеть, — возмутился остроухий. — Весна и лето здесь ничем не хуже. Осенью, правда, мокро, но тучи меня радуют.

Рыжий пожал плечами:

— А по мне, так плохо получилось. Но давайте трогаться. Ночью будет мороз, и я хочу встретить его в Бартаре, а не посреди тракта. Господин Нэльтеклет, вы не желаете посетить город знати? Там самый роскошный храм Альвадора на Белых Берегах. Подобного нет ни в Велиссии, ни в Гро-Марне, ни тем более в Айл-Миноре. Я даже оплачу вам ночлег.

— Прошу прощения, — повинился Альтвиг, — но я вынужден отказать. В Алаторе меня ждет друг. Он для меня важнее храма.

Губы Ретара дрогнули. Улыбка вышла кривой, больше похожей на гримасу боли, но инквизитор успел сосчитать клыки. Десять штук, четыре на нижней и шесть на верхней челюсти.

— Вы вампир. — Парень не спрашивал. Утверждал.

— Вампир, — согласился рыжий. — Это что-то меняет?

— Нет, — признал тот. — Все расы между собой равны. Но я слышал о вас нечто любопытное. И ваши мысли по поводу времен года натолкнули меня на вывод, что услышанное было правдой.

— И о чем же речь?

Невозмутимый тон едва не сбил Альтвига с толку.

— Вы — Создатель Врат Верности, — сказал он.

— Возможно. — В голосе Ретара явно прозвучали тоскливые, глухие ноты. Тиль покосился на него с опаской. — И что теперь? Ты будешь обвинять меня во всех своих бедах, называть тварью и вопить, будто мир несправедлив, я жесток, а жизнь не имеет смысла?

— Э-э-э… — растерялся инквизитор. — Вообще-то нет. Ничего такого я не имел в виду. Просто хотел узнать, зачем миру Боги, если есть вы.

Вампир удивился:

— Правда?

— Конечно, — все еще растерянно кивнул Альтвиг. — Лично я к вам нейтрален. В Святой Книге написано: «Любой, кто дает своему творению выбор, перед нами чист».

В голубых глазах появились красные огоньки. Они бились на границе между белками и цветом, придавая вампиру сходство с болотной нежитью.

— Спасибо, — произнес он. — Ты…

— Я храмовник, — покачал головой парень. — И я считаю, что обвинять вас глупо.

Еще Альтвиг считал, что вот так запросто говорить с Создателем — это из рядавон выходящее событие. Но не волновался. И дураком себя тоже не чувствовал. Ретар Нароверт выглядел, как обычный вампир, а с обычными вампирами надо быть вежливым, равнодушным и твердым.

— Расскажите о Богах, пожалуйста, — попросил он.

Рыжий вздохнул. Помолчал.

— Миру они нужны, — выдал он наконец. — Нужны, как покровители, как источник силы и как те, к кому можно обратиться, когда больше никого нет. Вокруг нас, — Ретар широким жестом обвел поля, дорогу и дома на западе, — бесконечно много одиноких существ. Тех, кого отвергли, кого не приняли и кто сам ушел прочь. Каждый из них нуждается в Богах. Некоторые говорят, будто самое главное божество — это природа, и чтят ее. Другие верят в Аларну — ведь она олицетворяет смерть. Единственное, что ждет — и что обязательно будет — у каждого. А если не брать покровительство в расчет, — Ретар почесал затылок, — то из тени вылезает сила. Людям, инфистам и оборотням нужна сила, и, чтобы ее получить, они обращаются к небу.

— Но оборотней уже давно перебили, — возразил Альтвиг.

— Нет, — огорошил его вампир. — Врата Верности велики. Помимо кусков суши, нанесенных на карту, есть еще много неизведанных. Хотя, например, в Загорье картографы приходили. Им стоило больших усилий пересечь Туманную Гряду, но награда оказалась мощной. Замталеорнет, Шеальта, Дератрикс… это царства, где нет ни одного человека. Ни единого. И там все устроено мудрее, удивительнее и забавнее, чем в более известных местах. Да, — кивнул он. — Белые Берега уступают Загорью. Тебе еще что-то любопытно?

Инквизитор немного подумал.

— Пожалуй, нет. Благодарю вас.

Он обменялся рукопожатиями с вампиром и беловолосым убийцей. До поворота на Бартар оставалось всего ничего. Ребята, видевшие, как рождается мир, вновь подстегнули лошадей и умчались. Парень еще долго следил за рыжей макушкой, которая стремительно удалялась, пока не стала едва различимым пятном.

А спустя еще три часа впереди возникли черные стены и дозорные башни Алаторы, столицы Белых Берегов. И Альтвиг задался целью поглазеть на белобрежного короля — очень юного… внешне.

ГЛАВА 2 ПРОПАЖА

Алатора охранялась королевской гвардией и, по мнению Альтвига, была самым суровым городом белобрежья. Здешние женщины носили клинки — короткие кинжалы и корды, — и мужскую одежду. На улицах запрещалось мусорить. Патрули стражи, вместо того чтобы взымать с нарушителей деньги, отправляли их строить новые ярусы в некрополе. Старый, возведенный из того же черного камня, что и стены, он нависал над западной частью Алаторы. Жилые районы отступали от него на выстрел.

Замок короля, напротив, возвышался в восточной. Это была белая, поросшая плющом твердыня, с узкими бойницами и башнями. Перед ней построили фонтаны, а стены — с первого по четвертый ярус — покрыли мозаикой. Разглядеть ее Альтвиг не успел. Стоило ему шагнуть на площадь, как слева раздался крик:

— Эй, привет!

Парень обернулся.

— Госпожа Витоль?! Что вы тут делаете?

— Гуляю, — улыбнулась та. Ее светлые волосы были заплетены в косу, а за спиной в дорогих ножнах болтался одноручный меч. — А вы?

— А я… э-э-э… к другу приехал, — выдавил инквизитор.

Наследница Эльской империи сощурилась:

— Вы уже нашли ландарского принца?

— М-м-м… — протянул Альтвиг, чувствуя себя несчастным. Наверное, не стоило говорить госпоже Витоль, что знаменитый менестрель Мреть — это и есть тот, кому принадлежит Ландара. — Нет.

— Жаль, — расстроилась девушка. — Я хотела на него посмотреть. Быть может, вам хотя бы приблизительно известны его черты?

— Сожалею, — развел руками парень.

Краем глаза он заметил тоненькую фигуру, вышедшую из переулка. Она приблизилась, повела кошачьими ушами и глухо произнесла:

— Все в порядке, Ал?

— Да, спасибо. Госпожа Витоль, знакомьтесь — это…

— Господин Мреть, — восторженно перебила она. — Я ужасно рада! Вы, должно быть, меня не помните. Я видела вас однажды. И была тронута песнями о кургане, о небесных кораблях и о человеке, победившем реальность.

— Благодарю, — поклонился Рикартиат.

— А вы, — во взгляде Витоль загорелась детская надежда, — для меня не споете? Я хорошо заплачу.

— Извините, но нет. Сейчас я не в состоянии.

— Почему? Ой! — воскликнула девушка, заметив повязки на его предплечьях. — Что с вами случилось?

— Обжегся. Ничего страшного, — улыбнулся менестрель.

Альтвиг не сдержался и фыркнул. Да, конечно, ничего страшного! Это же надо так легко к себе относиться! Провалялся в постели месяц, еще две недели едва ходил, а теперь ведет себя так, будто всего лишь простудился и был вынужден отдохнуть.

— Тогда, — в голосе Витоль прозвучала мольба, — вы не могли бы прогуляться со мной по замку? Я познакомлю вас со своими братьями и, если повезет, даже с Его Величеством.

— Ал, — покосился на друга Мреть, — что скажешь?

— Скажу, что удобно нравиться таким людям, — честно признался инквизитор. — Госпожа Витоль, вы не станете возражать, если я присоединюсь? Мне любопытно взглянуть на белобрежного короля.

— Разумеется, не стану, — улыбнулась принцесса. — Следуйте за мной.

Она пересекла площадь, прошла через кованую арку в ограде и оказалась во внешнем дворе. Стражники согнулись в поклонах, один — немолодой, бородатый, — внимательно осмотрел спутников принцессы. Рикартиат ему улыбнулся, Альтвиг осенил крестным знамением.

— Да будет милостив к тебе Альвадор, — серьезно пожелал он.

Мужчина не ответил. Витоль тем временем достигла ступеней, ведущих на первый ярус. В тени у двустворчатых дверей ее остановил эльф — высокий, с длинными медовыми волосами и хищными желтыми глазами. Он и не подумал кланяться, лишь буднично произнес:

— С возвращением, госпожа. Вам понравился город?

— Да, он просто великолепен, — с достоинством отозвалась Витоль. — А еще я встретила своих друзей. Господин Альтвиг — инквизитор, он сопровождал меня и графа Тинхарта до Малахитовых Лесов. Господин Мреть — менестрель. Вряд ли вы слышали его песни, но…

— Отчего же? — удивился эльф. — Слышал. «Я хотел подарить тебе все: свое сердце, и верность, и счастье… только это тебя не спасет». Вы — очень талантливый переводчик. Разрешите представиться, — остроухий прижал правую руку к левой половине груди. — Мое имя — Инаг. Я оруженосец Его Величества.

— А я — просто Мреть. — Рикартиат почему-то повел ушами. Они тут же привлекли внимание эльфа, но, видимо, он был слишком вежлив, чтобы задавать лишние вопросы.

— Проходите. Я представлю вас королю.

— Простите? — растерялся Альтвиг. — Вы не считаете, что… то есть… разве ему это интересно?

— О, поверьте, Его Величеству интересно все, — отмахнулся Инаг.

Он провел друзей по длинному коридору, где по стенам вился рисунок — ангелы, драконы и демоны, застывшие в едином строю. Он был инструктирован сапфирами, рубинами и алмазами. Изумруды, как проклятая и опасная драгоценность, отсутствовали.

— Это работа господина Еальтэ, — пояснил оруженосец на немой вопрос Альтвига. — Господин Еальтэ — одаренный, но, к сожалению, не известный художник из Морского Королевства. У него мало клиентов из-за сложного характера. Надо полагать, он был счастлив, когда получил заказ от Его Величества.

Инквизитор рисовал не хуже, поэтому пожал плечами. В картине господина Еальтэ он заметил сразу три недостатка — тонкие шеи, маленькие ступни и витые рога. Последние смотрелись неплохо, но парень знал — у демонов они возникают лишь в истинном облике. А большую часть времени жители Ада проводят, приняв человеческий… или почти человеческий. Например, Айкернауль, третий сын Сатаны, знаменит своей резковатой красотой и отнюдь не совершенным телом. Только одна его деталь — правый глаз — является демонической. Он унаследован от отца и меняет цвет, когда рядом есть посторонние.

Инаг распахнул широкие двери и посторонился, пропуская гостей внутрь. Витоль с улыбкой кивнула невысокому, но стройному светловолосому парню. На голове у него блестел венец.

— Позвольте представить, — произнесла девушка. — Перед вами — мой старший брат, Бахвирреон. Бах, знакомься — это господин Альтвиг, инквизитор. А это — господин Мреть, я тебе о нем рассказывала.

— Ого! — зрачки эльского принца дрогнули, утопая в синеве радужек. — Не ожидал вас встретить на белобрежье. Очень приятно.

— И мне, — невозмутимо согласился Рикартиат. — Я о вас наслышан. Говорят, император недоволен ни вашей взбалмошностью, ни тем, что господин Нэрол, его первенец, родился каратримом.

— Все верно, — вздохнул Бахвирреон. — Но давайте не будем о проблемах. Посвятите нас в свои планы: какими будут новые песни? Нам с Витолью не терпится…

— Бах, — перебила девушка, — ты слепой? Господин Мреть ранен.

Восхищения во взгляде принца слегка поубавилось. Менестрель, не выдержав перемены, убрал руки за спину.

— Они заживают.

Светловолосый как-то странно покосился на Альтвига. Парню даже подумалось, будто он рассмотрел метку темного колдовства и не понял, почему маг — еретик, — спокойно водится с инквизитором.

— Может, — неуверенно предложил Бах, — вы споете нам без музыки? Или мы позовем придворного песнопевца, чтобы он отыгрывал ритм?

— Песнопевца не стоит, — отказался Мреть. — А спеть без музыки… хм… ну, если вы найдете хорошее помещение и принесете мне эля, я, так и быть, исполню для вас два или три новых произведения.

Витоль просияла:

— Брат, ты гений! — и бросилась к принцу на шею.

Альтвиг подобное не любил и остался с Инагом. Оруженосец, на ходу посвящая парня в секреты замка, бодро прошагал через тронный зал, бальную комнату и оранжерею. Там, среди редких цветов и диковинных деревьев, спал Тиль. У него на груди лежал маленький арбалет.

— Это господин Картэнаэдсса, — указал на остроухого Инаг. — Он прибыл к Его Величеству по важному делу. Вас что-то беспокоит?

— Нет, — возразил парень. И помотал головой: — Да. Я встречал Тиля на тракте несколько дней назад. Он направлялся в Бартар, чтобы…

— Чтобы убить вора из городского совета, — подтвердил оруженосец. — Его Величество предпочитает казни наемников. Господин Тиль — превосходный убийца, у него за спиной богатый опыт и… скажем так… влиятельные друзья. А еще он был моим учителем.

— И вы ладили?

— Да. Господин Тиль может показаться жестоким, но только на первый взгляд. Потом его надо узнавать заново. По мне, так он удивительное существо. Гораздо лучше, чем многие мои знакомые.

Альтвиг промолчал. У него на этот счет было свое мнение.

Остроухий завозился во сне. Обнял арбалет, накрыл ноги плащом. Вряд ли они мерзли — голенища сапог поднимались выше колен, — но своеобразного уюта требовали.

— Пойдемте, — попросил Инаг, указывая на дверь.

— Хорошо.

Вслед за оруженосцем инквизитор покинул оранжерею. На выходе обернулся, нахмурился. Если Тиль здесь, то где Ретар Нароверт? Вернулся домой? Куда? Парень пожалел, что не спросил его об этом. Но, с другой стороны, ситуация на дороге была дурацкой и не располагала к задушевным беседам.

Остроухий ступил на винтовую лестницу, быстро ее миновал и вывел Альтвига в комнату, изнутри поросшую дикой лозой. Там, на обычном лежаке из грубого дерева, лежал некто высокий и одетый в черное. Пряди его длинных волос сливались с воротником камзола, а на полу валялась корона — тоже черная. Семь острых зубцов на тонком ободке из проклятого металла. Над ней наверняка работали гномы.

— Ваше Величество, — обратился к лежащему Инаг.

Инквизитор изумленно на него вытаращился. Это? Белобрежный король? В такой… мягко говоря… избавленной от роскоши обстановке? Бред собачий! Да любой благородный откажется тут жить, едва заглянув за дверь!

— Чего тебе? — нелюбезно протянул тот.

— К вам посетитель, — ледяным тоном сообщил оруженосец. — Господин Альтвиг Нэльтеклет.

Его Величество сел, потер усталые синие глаза. На его переносице виднелся тонкий шрам — точь-в-точь как у Тиля. Инквизитор уставился на него, ощущая себя еще большим идиотом, чем когда Инаг впервые заговорил с королем. Неужели убийца и повелитель Белых Берегов — родичи?

— Добрый день, — тем временем поздоровался синеглазый. — Меня зовут Ал. Алетариэль.

— Э-э… Альтвиг, — сообразил парень. — Простите, но вы… вы эльф?

— Да, — согласился Его Величество.

— А господин Тиль — ваш брат?

— Не совсем. Он мой… — Алетариэль скривился. — Не имеет значения. Инаг, принеси нам чаю. С бутербродами.

— Но…

— Принеси, — настоял король. — Потом присоединишься.

Оруженосец фыркнул, однако послушался.

— Итак, господин Нэльтеклет, — начал Его Величество, проводив остроухого взглядом. — Вы все-таки пришли. А я уже успел усомниться в своих решениях.

— Каких решениях? — не понял Альтвиг.

— О, знаете, — улыбнулся Алетариэль, — иногда очень скучно быть бессмертным. Поэтому я слежу за людьми — и на Белых Берегах, и за их пределами. Это увлекает. И вас с Рикартиатом я ждал, стоило нашему общему другу появиться в форте Шатлен. Где он, кстати?

Инквизитор, окончательно запутавшись, пояснил:

— Его пригласили спеть для гостей из Эльской империи.

— А-а, вот как, — зевнул белобрежный король. — Что ж, оно и к лучшему. Я хочу дать вам одну вещь. Вы возьмете ее и откроете не раньше, чем произойдет то, что заставит вас разувериться в отце Еннете. Поняли? Даете слово?

— Извините, — пробормотал Альтвиг, — но я ничего не понимаю. Откуда вам известно обо мне и Мрети? С чего вы взяли, что я разочаруюсь? Что за бред вообще происходит?

— Мальчик, — вздохнул Алетариэль, неприятно напомнив этим Тиля. — Просто возьми. Это ведь не сложно. Возьми, спрячь куда-нибудь, забрось на самую дальнюю полку шкафа… и когда придет время, открой.

Он достал из-под подушки огромный желтый конверт. Внутри было что-то прямоугольное. Книга? Поколебавшись, инквизитор принял ее.

— Ну вот и отлично, — обрадовался король. — Теперь можно и чаю выпить. Инаг, заходи! Ты захватил печенья?

— Захватил, — хмуро отозвался оруженосец. — В кухне сказали, будто ты обещал повысить зарплату первому рангу поваров. Это правда?

— Нет, — изумился Алетариэль. — И в мыслях не было. Сходи к нашему палачу, прикажи обезглавить их к черту.

Альтвиг почувствовал себя неуютно. Его и раньше не впечатлял король — разве что отрицательно, — но сейчас…

— Извините, — снова повторил он. — Я, пожалуй, пойду…

— Рано, — возразил Его Величество, и дверь захлопнулась. Снаружи щелкнул замок, и в ауре белобрежного короля возникла темная метка. — Садись. Выпьем чаю, и я тебя отпущу.

Инквизитор мысленно попросил у Альвадора терпения, прежде чем устроиться на полу. Инаг поставил поднос с чайником, чашками и печеньем так, чтобы всем было удобно, и скрестил руки на груди. Он продолжал сердиться и не скрывал этого. Вероятно, отношения оруженосца и короля были далеко не официальны.

Первые десять минут прошли в тишине. Алетариэль держал посуду очень изящно, а печенье ел аккуратно — на его одежду не упало ни одной крошки. Инаг, наоборот, весь ими обсыпался и, наконец, подобрел. Он и нарушил молчание, спросив:

— В Велиссии все по-прежнему?

— Вроде бы, — кивнул Альтвиг. — А что?

— Ну, она под нашим протекторатом, — беззаботно пояснил эльф. — Вот мы и беспокоимся. Как бы без нас не натворили чего.

— Полагаю, Ее Величество чересчур помпезна для войн. Ей приятнее ходить по дворцу в диковинных платьях, чем управлять легионами. Типичная женщина.

— Давайте не будем бежать от правды, — рассмеялся Алетариэль. — В Велиссии и двух легионов не наберется. Люди там, конечно, смелые, и магов рождается куда больше, чем в иных уголках мира, но патриотизма у них… скажем, как у блохи благородства. Я бы ни за что не поставил на победу вашего королевства, вступи оно во вражду с Морским или друидским. Ты, кстати, видел друидов?

— Да, я бывал в Зверогрите, — подтвердил Альтвиг.

— И тебя не убили? Жаль, — Его Величество искренне опечалился. — До меня доходили слухи, будто рыжий народ инквизицию ненавидит.

— Это правда. Но им был нужен представитель власти, чтобы уладить некоторые дела. К примеру, Фиалковый Лес, откуда берет начало Туманная Гряда, до тех пор не признавался друидской землей. Но благодаря влиянию отца Еннете и — немного — моим стараниям, он таковым стал. Недавно Ее Величество пожелала узнать, что находится дальше, в Загорье, но ни первый, ни второй картографы не вернулись. Потом она отправляла экспедицию воинов. Не знаю, были результаты или нет.

— Для простого инквизитора ты неплохо осведомлен, — признал король белобрежья. — А еще терпелив. Долго тренировался?

— Вы о терпении? — уточнил Альтвиг, про себя ехидно посмеиваясь. Остроухий кивнул, и он продолжил: — Я не тренировался вообще. Это врожденное качество.

— Отцу Еннете крупно повезло. Хотя он вряд ли понял, — улыбнулся Инаг. — Религиозные фанатики никогда не были проницательны.

— Отчего же? — Алетариэль зевнул. — Вспомни господина Улума. Этот парень умен, как черт, и к тому же весьма хитер. Довольно приятное исключение. Я бы даже пригласил его работать на нас, но не раньше, чем падет инквизиция.

— Пригласи, — разрешил оруженосец. — Только сначала разбери те дела, на которые ты плюнул вчера, позавчера и сегодня утром.

— Ладно, — легко согласился Его Величество. — Посплю и разберу. Альтвиг, не потеряй конверт. И никому не показывай содержимого. Удачи.

— А с чего вы взяли, что инквизиция падет? — поинтересовался тот. И, набравшись смелости, добавил: — Это как-то связано с господином Тилем и господином Ретаром?

Алетариэль и Инаг переглянулись.

— Чем меньше ты будешь знать — тем дольше проживешь, — сообщил Его Величество. — Тебе пора идти.

* * *
Двенадцатый ярус Нижних Земель славился своей пустынностью. Огромный город, замкнутый в четырех стенах, с высокими башнями и низенькими домами. Разбитые окна, выломанные двери, скелеты на улицах. Говорили, что во время войны с Небом сюда пришли ангелы и белым пламенем сожгли все, что им противостояло.

Эстель сидел в глубокой тени, то и дело опасливо косясь на дорогу. То, что вестники высоты принесли в Нельнот, гоняло его уже не первый день. Демон устал, растерял почти все силы и готов был сдаться. И никто — ни брат, ни господин Амоильрэ — не торопился его спасать.

Рикартиат, будь он неладен, изгнал инкуба не просто в Ад. Он знал, каков из себя двенадцатый ярус, знал, что магии лекаря не хватит для создания выхода, знал, что в городе по-прежнему обитает свет. И смог преобразовать потоки. Для хрупкого человеческого тела это — большое достижение. Особенно в горячке боя, когда твоим друзьям грозит опасность, а руки горят, и с них кусками отваливается плоть. Эстель признавал его находчивость. Признавал — и ненавидел ее всей душой, благодаря судьбу за то, что родился демоном.

Смертный не проскакал бы в Нельноте и дня. А инкуб держался, сражался и прятался. Один раз умудрился даже поесть. Два — поспать, правда, недолго и с неприятным пробуждением. Лекарь пытался наладить связь с Эстеларго, но темная магия рассеивалась в светлом волшебстве. Создание ангелов уничтожало саму суть дара Эстеля. Находись он на их территории, уже давно бы погиб. Но здесь, под покровом ярких лучей, в чреве земли, еще обитала первородная тьма. И парень хватался за нее, переплетался с ней, словно вьюнок — с более крепкими стеблями.

Его изумрудные волосы слиплись и покрылись пылью. Васильковые глаза покраснели, опустили в щеки корни зрачков. Вернулись рога, удлинились уши. Пальцы увенчались когтями, ноги превратились в мощные лапы. Но даже истинный облик не мог совладать с бедой, распахнувшей объятия навстречу инкубу.

Ощутив, что в соседнем переулке колеблется воздух, Эстель замер. Нечто огромное прошагало рядом, оставив легкий запах цветов. Лекаря едва не вывернуло, и он зажал рот ладонью. Страх больно пульсировал в груди, подступал к шее и полз дальше, в чертовы мозги. Заставлял их верить, будто выхода нет. Или есть — в спокойном, славном безумии… нет! Инкуб помотал головой, зажмурился. Встал, отчаянно стараясь не шуметь, и побежал на север. Подальше от небесной твари.

По дороге споткнулся, тяжело рухнул на мостовую. Локоть обожгло, зрение разлетелось на тысячи осколков. Пока они, вертясь, занимали обычные места, прошло немало времени. Эстель пытался подняться, но мир шатался и звенел, а за спиной не было пространства. Поэтому он пополз. Медленно, упрямо закусив губу. Нащупал пальцами порог дома, забрался внутрь и лег в углу, слушая свое дыхание.

Прерывистое. Сиплое. Глухое. Еще немного, и можно будет позвать друзей на похороны. Подумав об этом, инкуб улыбнулся.

Он точно помнил, что подобное не входило в сюжет. Господин Амоильрэ велел братьям изучить его вдоль и поперек, знать каждый следующий шаг, исполнять свои роли в строгом соответствии. И если роль Эстеларго была мала и заключалась в последней сцене, то роль Эстеля писалась наравне с главными героями. И, следуя ей, инкуб после изгнания должен был попасть в Энэтэрье. В Энэтэрье, черт побери, а не в Дьяволом забытое место вроде двенадцатого яруса.

Все это значило, что сюжет можно сломать. И Рикартиат с Альтвигом не зависят от замысла Амоильрэ, а способны из него выйти. Стать чем-то большим, нежели буквы на старой желтой бумаге. Настоящими людьми, настоящими духами, настоящими шэльрэ… да, у них были превосходные задатки. У них — и у Шейна Эль-Тэ Ниалета, хотя его-то лекарь видел мельком. Прочная связь с Нижними Землями, возможности медиума… Пожелай повелитель остаться здесь — и ему никто бы не запретил. Ни принцы, ни господин Кьётаранауль.

Снаружи что-то громыхнуло, послышались мягкие голоса.

— Я его потеряла…

— Он будто бы невесом…

— Где его следы?..

Эстель попятился, наткнулся на лестницу и побежал вверх. Беззвучно. Мягкие лапы едва соприкасались с полом. Выскочив на последний ярус, он огляделся и прыгнул в окно. Поросшая редкой изумрудной шерстью спина прошла в ногте от стеклянных осколков. Хвосту повезло меньше, но инкуб даже не поморщился. Главное — смыться от крылатых тварей.

В противоположном доме он зацепил диван, выбив из него облако черной пыли. Подавил кашель, посмотрел назад. За ним никто не гнался, не кричал о превосходстве небес и не обещал уничтожить скверну. Инкуб вздохнул с облегчением и на всякий случай продолжил путь.

Комнаты были темнее, грязнее и захламленнее, чем он ожидал. Повсюду висела паутина. В маленькой кухне под столом валялся скелет собаки, а в кладовой, заставленной банками — их содержимое едва угадывалось за помутневшим стеклом, — были разбросаны травы. Зверобой, мать-и-мачеха, малина… инкуб подхватил пару веточек, сунул за пазуху и ушел.

На пороге он поднял взгляд. Чистый небосвод поливал Нельнот пламенем. Издали доносились шелест и бормотание.

Эстель заметил одноэтажное строение — амбар, склад? — и, крадучись, двинулся к нему. На полпути его настиг грозный, звенящий вой. Землю вспороли огненные шипы, солнце стало багровым и ослепило. Лекарь наугад рванулся в сторону, швырнул вперед сгусток темного колдовства. Ангельская тварь застонала, пролилась на камни голубой кровью. Птичье тело, тонкие крылья и голова с роскошным пушистым гребнем растворились. Затем жидкость начала преображаться: ноги, руки, женские ладони, красивое, но пустое лицо… Инкуб взобрался на покатую крышу, сорвал с нее балку и бросил вниз. Острый конец угодил в живот твари, разорвал ее пополам.

— Ты все равно от нас не уйдешь, — сказала она.

Эстель не ответил. Он был занят тем, что убегал. Снова. Мышцы ныли, в ушах противно шипело, а самое мерзкое — все кружилось, как на чертовом колесе. Инкуб катался на таком в мирке господина Кеуля. Кабина поднималась по кругу высоко вверх, а затем опускалась. Открывался великолепный вид на Ортэхлеарту, иллюзорный город четвертого принца. Зачем он нужен, Кеуль не говорил. У него были свои планы, и он недостаточно доверял брату. Впрочем, неудивительно — ходили слухи, будто господин Атанаульрэ здорово насолил младшему сыну Сатаны. Якобы они не поделили между собой Создателя.

Инкуб считал, что четвертый принц опасен. Гораздо опаснее первого, второго и третьего. Третий, к слову, вообще безобиден — с тех пор как отец отвадил его от людей, Айкернауль только и делает, что сидит у себя дома и пьет чай. Лассэультэ более угрожающ — он ненавидит всех. В его присутствии нельзя быть уверенным, что твоя голова не слетит с плеч. Зато он потрясающе поет, и… есть некое сходство между ним — и Рикартиатом… осознав это, Эстель замер и нахмурился.

Нет, в сюжете первый принц не упоминается. А господин Амоильрэ слишком скрупулезен, чтобы менять изначальный план на ходу. К тому же ни менестрель, ни его драгоценный друг не совладают с яростью Лассэультэ. И все же… у обоих — человека и демона — черные волосы, хрупкие тела… хм… Эстель поразмыслил бы еще, но позади кто-то кашлянул.

Обернувшись, он увидел Эстеларго. Это было так неожиданно — и в то же время так ожидаемо, что инкуб рассмеялся:

— Долго же ты.

— Никак не мог понять, куда тебя бросили, — пожал плечами его брат. — Идти сможешь? Господин Амоильрэ ожидает нас у ворот.

— Он один? — удивился Эстель.

— Нет, — возразил Эстеларго, и в его голосе звякнуло сомнение. — Нет, с ним милорд Шэтуаль и Его Высочество Айтэ.

Лекарь деловито кивнул. Айтэ — или Айтэоулвэрэ — это одно из имен господина Атанаульрэ, где частица «оулвэ» заменяет частицу «уль».

Близнецы пошли обратно по улице. Эстеларго соткал из темной энергии щит, и небесные твари безрезультатно об него бились. Сейчас они больше напоминали куриц, чем серафимов. На первых порах Эстель избавлялся от них тем же методом, но щит жрал больше энергии, чем боевая магия.

Три фигуры у ворот — две высоких, одна низкая, — были заметны издалека. Справа — господин Шэтуаль, повелитель замка Энэтэрье. В центре — господин Амоильрэ, а слева — его хозяин, Атанаульрэ. Военачальник что-то шептал принцу, и тот наклонился, почти касаясь лбом его светлых волос. Однако Амо очень скоро повернулся к инкубам. Помахал рукой, окликнул:

— Все в порядке?

— Да, — отозвался Эстель.

Он преклонил колено.

— Ваше Высочество. Милорд. Я рад встрече.

— Перестань, — отмахнулся Атанаульрэ. — Мы сюда явились не для того, чтобы оценивать твой уровень этикета. Мы явились, чтобы спасти тебя. А ты, похоже, и сам неплохо справлялся, — он указал на труп серафима, пробитый шпилем городской ратуши. — Есть, чем гордиться.

— Да, — согласился с ним Амоильрэ. — Я очень тобой доволен, Эстель. И прошу прощения. В моем сюжете не было эпизода, где ты попадаешь в Нельнот.

— Я помню, — улыбнулся инкуб. — И ни в чем вас не виню. Однако хочу спросить: получается, он легко обходим?

— Получается, — кивнул Амо. — В этом вся суть, понимаешь? «R» и «A» вовсе не обязаны подчиняться законам, которые я придумал. Хотя в данном случае я не особо рад. Идемте.

Он указал на пленку чернильной тьмы за воротами. Первым в нее нырнул принц, вторым — милорд Шэтуаль. Амоильрэ пропустил своих слуг и помедлил. Бросил взгляд на город серафимов, прикидывая, скольких успел убить Эстель. Случайность, конечно, но вполне удачная. Еще немного, и можно будет пойти на Нельнот войной. Вернуть его Нижним Землям и владыке Кьётаранаулю, а заодно доказать самому себе, что ангелы — не страшный противник. За последние годы они здорово ослабели. Ухватившись за эту мысль, демон улыбнулся. Хорошо, что он вовремя вступил в ряды шэльрэ.

Портал вывели на пустошь перед Нот-Этэ. Скалы, камни, узкие тропы — мало удовольствия для пешего путника. Но Атанаульрэ и Амоильрэ уже привыкли, а Эстель, Эстеларго и Шэтуаль были гораздо крепче, чем казалось. Граф инкубов Элот рассказывал о недавних опытах, о том, что светлый дар совмещается с темным.

— На подобное уйдут недели, — бодро вещал он. — Но цель оправдана.

— Ты дурак, — огорошил его Атанаульрэ. — Где гарантия, что подопытный выживет? Ты же пичкаешь его силой, а парень не резиновый. Возьмет и лопнет, что ты будешь делать?

— Прикажу убрать в лаборатории и найду нового, — рассмеялся инкуб.

— Н-да… — протянул Его Высочество. — Порой ты хуже моих братьев. Они хотя бы умеют отступать. А ты идешь напролом, пока все не рухнет, и разбавляешь демонов людьми. И эльфами… как там, кстати, поживает эльф, украденный во Вратах Тоски?

— Неплохо, — сообщил Шэтуаль. И, заметив удивление принца, хохотнул: — Ты ожидал, что я его убью?

— Да.

Серебристые глаза графа сощурились:

— Это было бы глупо. Из парня выйдет толк, надо только подобрать… по словам Кеуля… подходящие параметры.

— Братец тоже участвует?

— Немного. Ему Врата Тоски по душе.

Атанаульрэ нахмурился и миновал арку входа. Ему вслед посмотрели защитники-волкодлаки. Один, с белой шерстью и длинными ушами, коротко взвыл, оповещая сородичей на других постах, что хозяин вернулся домой.

Тронный зал освещался с помощью кроваво-красных прожилок в стенах. Второй принц пересек его, свернул в коридор и удалился, прихватив с собой Шэтуаля. Его Высочеству не нравился сюжет Амоильрэ, и поэтому помогать он не собирался. По его мнению, спасения Эстеля из Нельнота было вполне достаточно.

Месяц назад между принцем и военачальником произошла ссора. Атанаульрэ вопил, что ненавидит грязную игру. Амоильрэ фальшиво изумлялся, почему принц не думал об этом, когда охотился на Ретара Нароверта. В итоге сын Кьётаранауля вспылил и перестал общаться с песнопевцем, предоставив ему полную свободу действий. Военачальник делал вид, будто не расстроился, но Эстель видел — ему плохо. За черт знает сколько тысячелетий Амоильрэ привязался к Его Высочеству, и неодобрение принца стало для него тяжелым ударом. Однако военачальник не бросил сюжет. Потратив на него столько времени и выписав каждую деталь, он просто не мог остановиться.

— Итак, — произнес он, опустившись в кресло. Близнецы сели напротив. — Ты все сделал согласно плану.

— Да, — подтвердил Эстель.

— Это интересно. Я подозревал, что «R» многое знает о Нижних Землях. Умный мальчик. Полагаю, он в курсе, кто я и кто вы. Будет сложно выйти на следующий этап.

— Как будто на этот было легко, — поморщился Эстеларго. И дал волю своему гневу: — Может, вы наконец-то введете меня в игру? Мне надоело сидеть дома и бояться за брата. Я хочу быть с ним. Хочу его защищать.

— Мало ли, что ты хочешь, — подколол близнеца Эстель. — Ладно-ладно! — замахал руками он, стоило инкубу показать кулак. — Ты молодец, ты чертовски прав, я тобой горжусь. Только не бей меня. Я могу случайно не выдержать. Было трудно бегать по Нельноту, не имея и половины дара.

Эстеларго тут же остыл:

— Извини.

Амоильрэ пошарил в карманах куртки, достал пузырек с ядовито-зеленой жидкостью и бросил лекарю:

— Вот. Выпей.

— Спасибо, — благодарно произнес тот.

Военачальник устроился поудобнее, покосился на гитару в углу комнаты. Он уже давно не играл. Нынешнее творение — история «R» и «А» — занимало его больше, чем песни.

— Хорошо, Эстеларго. Дальше сыграешь ты, — согласился демон. — Твоя цель — озеро Нижнелунье. Русалочий город Гальтас. Нужно, чтобы Ахлаорну понадобился маг-стихийник, и чтобы этим магом оказался мой «R».

— Я все сделаю, — обрадовался инкуб. — С чего начать?

* * *
С наследниками Эльской империи Рикартиат распрощался вечером. И Витоль, и Бах были в восторге от его песен, просили приходить еще. Парень улыбался, но про себя думал, что не вернется в замок даже под страхом казни.

Впрочем, десять золотых монет служили неплохим утешением. Спросив у Инага, куда подевался Альтвиг, и получив ответ: «сказал, что пойдет домой», менестрель отправился на прогулку. В Алаторе он раньше не бывал. Илаурэн не раз говорила, будто это самый красивый город белобрежья. Единственным изъяном, на ее взгляд, был некрополь. Колоссальное черное строение казалось грозовой тучей, нависшей над крышами домов — после схватки с Эстелем, растратив большую часть сил, Рикартиат плохо видел. Его зрение часто менялось под влиянием магических сил — или, как в данном случае, их отсутствием. Водопад молчал. Дождь закончился. Парню требовалась вода, столько воды, сколько можно найти вообще. В идеале, стоило съездить к Нижне- или Верхолунью, но менестрель все еще был слаб.

Поразмыслив, он зашагал к некрополю. Любой темный маг на его месте не сдержался бы. Особенно Виттелена. Ее тянуло к мертвым, будто магнитом. Стоит вспомнить кладбище у ее дома, и все становится ясно. Девушка-лидер Братства Отверженных — не просто некромант, а чертов маньяк. Ее способность к управлению материей изменила разум, превратив хрупкое существо в страшного, жестокого, расчетливого зверя.

Мреть тихо рассмеялся. По его мнению, в этом не было ничего плохого. Либо ты сам себя пересиливаешь, либо тебя пересиливает кто-то другой — и лучше первое, чем второе. Иногда очень важно забыть о доброте и спасаться, используя всех, попавшихся под руку, вместо ступеней.

Вблизи некрополь казался еще внушительнее, чем издали. От покрытых плитами стен веяло не то что холодом — морозом. На пороге сидел уставший стражник. Он посмотрел на Рикартиата, но ничего не спросил. Похоже, посетители в захоронении были нормой.

Самый нижний ярус обозначался цифрой «1», вырезанной у входа. В прямоугольных нишах стояли саркофаги с телами, а на каменных постаментах — урны с пеплом усопших. Заглядывать в них не возбранялось, и менестрель заглянул. В полутьме, разгоняемой светом факелов, он смутно различил очертания серой пыли. Было странно осознавать, что раньше она составляла из себя человека. И что этот человек двигался, говорил и смеялся.

Родственники погибших платили художникам, и на крышках саркофагов поселялись угольные портреты. Добрые, злые, худые, толстые, лысые, кудрявые, слепые люди покоились под старыми крышками. На боку каждой урны были выведены имена, как и на стенке каждого саркофага. Они сопровождались годами жизни. Несколько раз менестрель натыкался на маленькие детские гробики. Рядом с ними красовался приметный знак: покрытый трещинами череп. Болезнь. Возможно, чума. С ней далеко не всегда получалось совладать. Хотя все, кто мог, старались — и маги, и инквизиторы.

Рикартиат поднимался все выше и выше над Алаторой. Очередная арка встретила его цифрой «11». В коридоре этого яруса факелы горели через один, а к стене была прибита доска с вычурной надписью «Королевская семья». Вместилища трупов стали роскошнее, но, к сожалению, у парня появился спутник — высокий беловолосый эльф. За его спиной на тонких кожаных ремешках болтался маленький, какой-то несерьезный арбалет. По ложу вилась зеленая полоса.

Менестрель притворился, будто по-прежнему одинок, и пошел по самому краю ряда. Тут саркофаги пестрели белобрежными рунами, и читать их было довольно сложно. Эта речь куда проще воспринималась на слух, чем в письме. У низенького, покрытого цветами в слюдяных вазах захоронения он остановился и принялся увлеченно складывать доступные слоги. «Хла», «та», «дик»… или все же «дикт»? Забывшись, он произнес последнее вслух — и холодный голос ему ответил:

— Да, Хлатадикт. Восьмой правитель Белых Берегов.

Остроухий смотрел на Рикартиата с заметным пренебрежением. Парень не успел опомниться, как он добавил:

— Зачем ты сюда приперся?

— Э-э-э… ну… прогуляться… — растерялся Мреть. И перешел в контратаку: — А ты кто такой, чтобы мне указывать?

— Я — Смерть этого мира, — равнодушно пояснил эльф. Его бирюзовые глаза мерцали, словно уголья жуткого, неправильного костра. — А ты — мелкая букашка, и твое возмущение — все равно, что комариный писк. Оно меня раздражает. Уходи. Покойники — в каком угодно виде и где угодно, — принадлежат мне.

— Не смеши, — хохотнул Рикартиат. — Всем давно известно, что Смерть — существо женского пола. Она — мать Аларны, и, кроме того…

Он осекся, потому что остроухий счел его слова забавными. Он тоже рассмеялся, но безрадостно, и потому дико.

— Сначала люди поверили, что Боги — это те, кто создал Врата, — веселился эльф. — Потом поверили, что темный дар отличается от светлого. Потом — что Аларна является дочкой Смерти, хотя по сути она всего лишь побратим. Глупые. Недалекие. Слепые дети, — закончил он.

Мрети расхотелось над ним шутить, и, поразмыслив, он направился к выходу. Блаженный остроухий посмотрел ему вслед. Посмотрел абсолютно осознанно и спокойно.

— Анэ-на гэртэ Сатьо, — попрощался он.

— Хроно на эльтэ саэр, — отозвался Рикартиат.

Эльф несколько удивился. Он не ожидал, что обычный с виду парень поймет речь Нижних Земель.

— Погоди. Где тебя научили?

Менестрель пожал плечами и быстро сбежал по лестнице. На пороге по-прежнему сидел стражник. Он лениво покосился на посетителя и махнул рукой, мол, проваливай. Мреть поблагодарил и убрался, быстрым шагом пересекая улицы.

Дом, куда семья Илаурэн перебралась после наведенного в форте шума, был большим и явно намекал, что живут в нем особы чистокровные. Во-первых, он был выкрашен дорогой зеленой краской, во-вторых, имел четыре балкона, а в-третьих, обладал огромными окнами. Сейчас они были занавешены, и за тяжелыми шторами горели огоньки свеч.

— Я вернулся, — сказал Рикартиат, разуваясь.

— Мы рады, — заверила его Илаурэн. Девушка стояла у шкафа с верхней одеждой, скрестив руки на груди и глядя на парня неодобрительно. — А где твой друг?

— А разве он не…

— Нет, — удивилась она.

Менестрель нахмурился.

— Он должен был опередить меня часа на два.

Эльфийка подавила свой гнев, заразившись беспокойством Рикартиата.

— Пойдем поищем?

— В столице? Тут на каждой улице толпы людей.

— Ну и хорошо. Будет у кого спросить. Мало ли — кто-то что-то случайно увидел, но страже рассказать побоялся. А нам можно, мы ребята со стороны, — пробормотала Илаурэн. Она затянула ворот кожаной куртки, натянула на голову берет с тремя синими перьями и велела: — Идем.

— Подожди, — попросил парень. Он метнулся наверх, в свою комнату, и вернулся с биденхандером за спиной.

— Готовишься к худшему? — уточнила девушка, открывая дверь.

Менестрель кивнул.

— Я не смогу колдовать, поэтому лучше вооружиться.

Вместе они обошли площадь, заглянули во двор замка — правда, только через ограду, — и двинулись по двум параллельным улицам. Встретились в месте пересечения. Оказались на рынке, стали приставать к людям.

— Извините, вы случайно не видели…

— Храмовник… такой высокий, со светлыми волосами и шрамом на половину лица…

— Синеглазый… в новомодном черном пальто…

Рикартиата грызло плохое предчувствие. Немолодая женщина с полной корзиной выпечки обернулась, когда он расспрашивал торговца. Она смерила парня взглядом, сделала шаг навстречу и произнесла:

— Вы ищете того человека, что затеял драку у восьмого фонтана? У него еще уши кошачьи, как у вас.

— Да, — мигом сориентировался менестрель. — Спасибо, спасибо вам!

Женщина с достоинством кивнула.

Мреть выловил из живого потока Илаурэн, схватил за локоть и помчался назад, нелюбезно всех расталкивая. Он побледнел, стиснул зубы и думал лишь об одном: с кем, черт возьми, мог подраться невозмутимый Альтвиг?! Да он же и мухи не обидит! Даже если эта муха — труп…

ГЛАВА 3 АХЛАОРН

На полпути к эльфийскому дому Альтвига нагнал окрик:

— Святой отец!

Голос был знакомый. Парень обернулся — и нос к носу столкнулся с Улумом, инквизитором из Морского королевства. Тем, что убил товарищей принцессы Миленэль и одолжил Альтвигу свою лошадь.

— Ну привет, — сказал он. Сказал холодно и довольно резко, заставив товарища окрыситься:

— В чем дело?

— Ах, — фальшиво вздохнул Улум, — это увлекательная история. Она повествует о некоем инквизиторе, которому расхотелось быть инквизитором. Не волнуйся, я понимаю, — добавил он, заметив, что Альтвиг дернулся. — В жизни бывает всякое. Ты нашел своего друга, а он оказался еретиком. Какая ирония, правда? Ты, наверное, был в шоке. Отец Еннете считает, что мы не должны тебя обвинять. По его словам, еретики умеют запутывать и лгать.

Парень почувствовал облегчение. Но тут же опустился с небес на землю, так как Улум изо всех сил ударил его в колено. Рухнув на мостовую, Альтвиг услышал негромкое пояснение:

— Но я, видишь ли, считаю иначе. По мне — ты всего лишь мерзкий предатель. Альвадор поверил тебе, наделил тебя силой, а ты прогнулся под первого же еретика, стоило ему прикинуться твоим другом. Идиот, — заключил инквизитор, пиная врага в живот. — Я не ожидал подобного от того, кто всегда искал правды и помнил, что люди — твари пострашнее нежити. Вставай, — он наклонился и схватил парня за воротник. — Нам надо идти. К сожалению, я не имею права убить тебя прямо здесь. Ты предстанешь перед нашим судом и ответишь на вопросы трех глав.

Альтвиг притворился, будто покорно идет следом, и нанес Улуму удар магией. На камни брызнула кровь, смуглое лицо инквизитора побелело. Из-под смоляных кудрей потекли веселые ручейки, но сознания он не потерял.

— Ах ты… скотина, — выдал он, и Альтвиг ощутил, как быстро угасает дар. Определенно, всего лишь дар, а не ангельское волшебство. Горячий… теплый… едва заметный комок под сердцем, спустя минуту исчезнувший вовсе.

— Я тебя ненавижу, — сказал парень, стиснув кулаки и впервые в жизни использовав их, как оружие. Лицо Улума, и без того покрытое шрамами, послушно деформировалось под градом его атак. — И тебя, и отца Еннете, и Риге, и Ольто! Вы — высокомерные ублюдки! Вы отбираете у мира магию, вы убиваете невинных людей, вы…

Альтвиг не договорил. Его руки вспыхнули синим пламенем, и стало больно до крика. Немногочисленные зеваки поспешили убраться, из корзинки невысокой женщины выпал каравай хлеба.

Вот, значит, каково было Рикартиату. Удивительно, что он пошел на такое добровольно, желая кого-то спасти. Будь на его месте Альтвиг, он бы отступил и позволил разнести форт.

— Думаю, ты знаешь, — с трудом произнес Улум, — что за приговор услышишь. Нападение на инквизитора, публичное оскорбление братства… отцу Еннете будет очень интересно. Поднимайся. Мы немедленно идем к нему.

…Дальнейшее Альтвиг помнил смутно. Инквизитор вел его по узкому переулку, где было много железных ящиков и тяжелых досок. Они оказались в огромном зале, и Улум рисовал на полу углем. Парень удивился, поняв, что это — руны перехода. Получается, прибрежец освоил эльфийское волшебство? Удивительно, поскольку пять лет назад он едва мог связать потоки.

— Идисюда, ты, — велел инквизитор, хватая Альтвига за обожженный локоть. — Становись. Не двигайся.

Зал исчез, и вместо него возникли низкие стены, решетка и камин. Перед последним на столике валялись щипцы, ножи и тонкие лезвия — вроде тех, что так любят нароверты.

— Не бойся, — усмехнулся Улум, заметив напряжение врага. — Сегодня мы не станем тебя пытать. И вообще не станем, если ты будешь мил. Пошли.

Он толкнул решетку, и та приоткрылась, выпуская путников в коридор. Там, прислонившись к камню у факела, стоял отец Еннете.

— Добрый вечер, — поздоровался он. — С твоей стороны, Альтвиг, было очень любезно заглянуть. Улум, я хочу поговорить с ним наедине.

— Но господин… — начал было прибрежец.

— Наедине, — повторил отец Еннете.

На инквизитора стало жалко смотреть. Все еще бледный, покрытый ссадинами и синяками, он коротко извинился и ушел наверх. Глава инквизиции оглянулся:

— Этот мальчик всегда был вздорным. Его легко разозлить. Да и ты, похоже, сопротивлялся. — Мужчина говорил любезно, почти с радушием. — Значит, мы правы, и ты действительно перешел за грань. Расскажи мне, малыш, почему ты так поступил?

— Отец Еннете, — тупо произнес Альтвиг. И, мгновенно разозлившись, заорал: — Вы меня обманули! Я вам верил, а вы меня обманули! Вы убили ландарского короля! Вы зовете колдовство ересью, хотя на деле оно — одна из частиц мира! Мир построен на колдовстве! Люди с темным даром нужны Создателю! А вы…

Отец Еннете склонил голову, словно интересуясь, что именно сделано не так. Парень задохнулся от возмущения — и стыда.

— Я ответил на ваш вопрос, — хрипло прорычал он. — Теперь вы ответьте на мой.

— Ты ничего не спрашивал, малыш, — улыбнулся отец Еннете. — Ты только обвинял, и это было обидно. Неужели я потратил столько лет на твое обучение, чтобы теперь…

— Вы, — сердито перебил его Альтвиг, — потратили столько лет на создание слуги. В надежде, что мозги у него не заработают.

— Как грубо, — расстроился глава инквизиции. — Я рассчитывал, что ты будешь посговорчивее. Ты ведь всегда уступал своему страху, прятался за других и искал утешения там, где найти можно только ложь.

— И вы меня ей кормили, — не остался в долгу парень. От ярости его трясло. Хотелось вцепиться в глотку наглеца зубами, разорвать ее и от всей души поплясать на трупе. Однако, учитывая обгоревшие руки, Альтвиг ограничился повтором уже произносимых недавно слов: — Я ненавижу вас! Всех вас! Алетариэль прав — когда вы сдохнете, дышать станет легче!

— Малыш, — неожиданно нежно попросил отец Еннете. — Пожалуйста, выслушай меня. Да, я не открывал тебе всей правды. Я боялся, что ты — с твоим-то ужасным прошлым, — испугаешься и не выдержишь. А мне было важно, чтобы ты выдержал. Ты прав, мы убили ландарского короля. Но он представлял угрозу. И ее представляют многие. Вспомни ребят, которых ты сжег в Тальтаре. Вспомни, ведь они были живым подтверждением того, что темный дар — это зло бесконечное, и исходит оно не от Богов.

Альтвиг плюнул ему под ноги.

— Я их сжег, потому что верил всяким ублюдкам. Но теперь я в курсе, что такое дар, и в курсе, что если он кому-то и грозит — то лишь своему носителю. Хватит меня обманывать. Вашего бреда я нахлебался по уши.

Отец Еннете проигнорировал. Он уставился на уголок конверта:

— Что это?

— Посылка для белобрежного короля, — соврал парень. — Не получив ее, он насторожится.

— Перестань, малыш, — улыбнулся мужчина. — У тебя никогда не получалось врать убедительно.

Он вытащил конверт из сумки, взвесил в руках и разорвал.

— Конечно, ведь я не вы, — с вызовом сказал Альтвиг.

Обидная фраза не подействовала. Отец Еннете с интересом изучил книгу в непривычно ярком и гладком переплете.

— «Одиночество на земле», — вслух прочел он. Полистал страницы, нахмурился и шепнул: — Что за бред? «Я смотрю на чужую тень, я протягиваю ладони. Дождь красивее, чем метель, даже если рожден из крови. Уничтожь меня. Я люблю, но любовь не объединяет»… неужели тебе нравится… гм… подобное?

— Это посылка для белобрежного короля, — обреченно повторил Альтвиг. — И она вас не касается.

Инквизитор вздохнул.

— Мы не можем отпустить тебя, малыш. Ты столько всего натворил… пойми, прими и не сердись, пожалуйста. Вот, можешь ознакомиться с содержимым.

Парень выхватил книгу — и в тот же момент оказался за решеткой. Отец Еннете осенил его крестным знамением, пообещал приносить еду и ушел. Его шаги расходились эхом, пока он поднимался по лестнице. Затем хлопнула тяжелая дверь, и Альтвиг остался наедине с собой.

Он был слишком зол, чтобы читать, и тем не менее посмотрел на книгу. И правда, «Одиночество на земле». Зачем Алетариэль отдал ему эту вещь? Ведь она явно не имеет отношения ни к самому Альтвигу, ни к Рикартиату.

Однако, полистав страницы, парень убедился, что был не прав. Стихи полностью занимали начало, а после них описывался поросший розами курган. И человек с кошачьими ушами. Один. Рикартиат.

Парень сам не заметил, как проглотил половину повествования. Речь шла о менестреле, о Райстли, о первых попытках наладить связь с магами. О тяжелом ранении под Эверной, когда на компанию колдунов вышла инквизиция. О ночи в застенках, о постоянном страхе, что Альтвиг не вернется. И о песнях, отобразивших всю суть пережитого Мретью. Песнях не то чтобы прекрасных, но близких, понятных… читаемых. Пожалуй, некоторую их часть парень не отказался бы услышать в авторском исполнении.

Подумав об этом, он загрустил и поддался панике. Услышать песни, ха! Без дара, с обожженными руками, под охраной Улума и вообще неизвестно где. Вряд ли Илаурэн позволит менестрелю искать неудавшегося инквизитора. Для нее Альтвиг — никто, человек из прошлого Рикартиата. И ради него она не захочет рисковать жизнью члена своей семьи.

Пытаясь отвлечься, парень снова уставился на книгу. Рассказ о Мрети закончился, и взяла начало история второго «скитальца». Почему духов Безмирья окрестили скитальцами, он не уловил. Да и сейчас у Альтвига возникли вопросы куда серьезнее: кто, Боги его низвергни, следил за ним от кургана до цитадели Шатлена? На ней «Одиночество на земле» обрывалось, хотя в нем было еще много пустых страниц — и еще больше вырванных. Значит, его писали от руки? Но кому это пришло в голову? Тратить время на биографии обычных людей, да еще и такие полные…

Пленник уставился в пустоту, размышляя. Ни Улум, ни отец Еннете не стали отбирать у него сумку. Ладони потихоньку регенерировали, и он, повернув застежку, нашарил в боковом кармане письмо Виктора.

«Господин Амоильрэ — песнопевец; такой же, как Рикартиат. Будучи захвачен идеей четырех песен, он написал сюжет о скитальцах — существах, бывших духами Безмирья и ставших людьми».

Два кусочка — книга и сюжет — сошлись идеально. Альтвиг задумался. Неужели рассказ Виктора — это не глупая шутка, а искреннее предупреждение? Выглядит оно, конечно, бредово, но в свете последних событий…

Парень поднялся и обошел свое узилище. Никакого намека на скрытые механизмы. Камни пола, потолка и стен прочно прилегают друг к другу, и нет ни крюков, ни выемок, ни ниток. Жаль. Обычно в подземельях, используемых инквизицией, обязательно есть что-нибудь про запас. Мало ли — еретик пробудит дар и атакует, или произойдет катаклизм, или, в конце концов, дверь заклинит… Однако отец Еннете, похоже, учел, что собирается держать взаперти бывшего инквизитора — и тот наверняка знает о подобных тонкостях.

Альтвиг пнул решетку ногой. Особого результата это не дало, разве что сверху посыпалась рыжая от ржавчины пыль.

* * *
Рикартиат сидел за столом, мрачно разрывая ломоть белого хлеба. Его взгляд остановился на вазе, принесенной госпожой Эльтари. По горлышку, переплетаясь, вился тонкий узор, а выпуклые бока покрывал рисунок — льняное поле, замок и белый волк.

— Рик, мы его найдем, — сказала Илаурэн. Она застыла у окна, время от времени с надеждой выглядывая. — Он не мог… его не могли уйти далеко.

В кухню ввалился инфист — до того бледный, что казался белее своих волос. Он оперся о столешницу, попросил воды и выдал:

— На восточной окраине создавали руны перехода. Я заплатил эльфу, который за этим делом следит, и он поделился информацией. Альтвиг попал прямиком в Велиссию, в Аль-Нейт, в подземелья под главной резиденцией. Полагаю, его будут судить, а потом повесят всем на радость.

Печали в голосе парня не было. Рикартиат посмотрел на него с укором:

— Доволен?

— Доволен, — согласился тот. — От твоего Альтвига одни проблемы. Если бы не он, ты бы не стал сражаться с Эстелем. Следовательно, нам не пришлось бы переезжать, а Илаурэн не вела бы себя так… ну, как ведет.

— Что за претензии? — оскорбилась эльфийка. — Не хочешь помогать — иди прочь. Мы у тебя ничего не просим.

Киямикира пожал плечами.

— Я знаю, — произнес Рикартиат, — у кого можно попросить.

— У кого? — искренне волнуясь, спросила девушка.

— У Шейна. Он имел дело с инквизицией, владеет шэльрэ и к тому же является повелителем.

Илаурэн прикусила губу. В седом человеке она крепко сомневалась. Но ситуация была серьезная, поэтому эльфийка признала:

— Да, идея хорошая. Пойдем сразу?

— Пошли, — кивнул менестрель.

Игнорируя инфиста, он спустился на первый ярус и принялся одеваться.

— Да что с вами такое? — завопил Киямикира вслед.

Девушка на него взглянула.

— Альтвиг — наш друг, — холодно сказала она. — И он нам доверился. Ради нас он бросил инквизицию. Ради нас не покинул Шатлен. И не сдал нас Улуму, хотя вполне мог это сделать. Рассказал бы ему, сколько в Алаторе еретиков и где их найти — и сам не попал бы в чертово подземелье. Но Альтвиг нас не выдал. И на твоем месте, — Илаурэн натянула берет, — я была бы ему хоть чуточку благодарна.

Киямикира смутился.

— А я что? У меня нет дара, я всего лишь…

— Да, тебе ничего не грозило.

И она вышла.

Инфист выругался.

Ночь не была для жителей Алаторы чем-то священным. Внутри кованых столбов, расположенных спустя каждые полвыстрела, бесновалось пламя. По улицам ходили патрули стражи, у замка несла службу личная королевская гвардия. Храмы Тринадцати Богов окружало смутное голубое сияние — признак светлого волшебства.

— Не злись на него, — попросила эльфийка.

Мреть не ответил. Он размашисто шагал к дому, где позволялось использовать переход.

Девушка поймала его за широкий рукав:

— Не злись. Киямикира всегда был себе на уме. Ты же помнишь.

— Помню, — огрызнулся менестрель. — Но нынешние его речи… они просто в край предательские. Неужели он думает, что я откажусь от поисков? Что я испугаюсь и убегу? Я, черт возьми, ждал восемьдесят пять лет! И только все начало налаживаться, как снова влезла чертова инквизиция! Да я ее на части порву! Я каждую тварь, поднявшую руку на носителей дара, размажу по мостовой!

— Скоро их не будет, — успокоила его девушка. — Скоро мы от них избавимся. Господин Сулшерат…

— Я в курсе, — перебил ее Мреть.

Она послушно замолчала.

Добравшись до цели, Рикартиат бросил эльфу-смотрителю шесть золотых монет. Тот широко распахнул глаза, не веря в это неслыханное богатство, и не только позволил нарисовать руны, но и помог.

Спустя десять минут маги уже стояли в форте Шатлен. Пронизывающий ветер заставил их поежиться и поднять воротники. К особняку Шейна менестрель и эльфийка шли, согнувшись и почти ничего не видя из-за бьющего в лицо снега. Холод залез под одежду, выстудил все, что мог, и ребята ощущали себя трупами. Замерзшими и подаренными некроманту трупами.

Поскользнувшись, Рикартиат хрястнулся на порог. Вместо стука кулаком получился один гулкий «бо-о-ом» головой. Повелитель открыл так быстро, будто ждал гостей у двери.

— Заходите.

— Заходим, — с облегчением вздохнула Илаурэн.

Шейн помог менестрелю встать и завел в холл. Мреть почесал лоб, убедился, что увечий не заработал, и сразу перешел к делу:

— Нам нужна твоя помощь.

Повелитель жестом пригласил его вглубь особняка:

— Адатальрэ мне рассказал.

— Быстро, — удивился Рикартиат. — Он меня пугает.

— Он не страшный, — улыбнулся седой. — Подумаешь, демон. Подумаешь, все его осуждают. У демонов, между прочим, поразительный кодекс чести. Они не отсиживаются дома, когда друзья попадают в беду.

Шейн провел гостей в зал, плюхнулся на диван и спросил:

— Так что мы будем делать? Используем руны и метнемся в Аль-Нейт?

— А у тебя есть другие идеи?

— Ну… — повелитель потер переносицу. — Знаете, основная резиденция нам не по зубам. Тут нужен хороший план. Надо сбить противника с толку и при этом остаться сильными.

Менестрель приуныл.

— Может, я побуду приманкой?

Седой смерил его оценивающим взглядом.

— Нет. Ты инквизиторам на один укус.

— А иллюзии? — подала голос Илаурэн. — Как насчет иллюзий? Они кого угодно заморочат. И пока детки будут играться, мы сбегаем в подземелье и вытащим Альтвига. Магию потратит кто-то один, а еще двое останутся для защиты. Что скажете?

— Звучит неплохо, — кивнул Шейн. — Насколько я помню, у тебя фантазии достаточно. Ты сотворишь какую-нибудь жуть, желательно — пострашнее и помощнее. Все вместе мы подождем, пока инквизиция очнется и выбежит на огонек. Потом я и Рикартиат подхватим тебя, смотаемся в подземелье и оттуда, если получится, настроим руны перехода. Отлично. Я готов. Вы раньше бывали в Аль-Нейте?

Эльфийка развела руками. Зато менестрель подтвердил:

— Да. Там неплохие таверны.

— Боюсь, в таверны мне вход заказан, — улыбнулся повелитель. — Я — опасный еретик, мне присвоен класс опасности «1-А». Отец Еннете и его компания в очередь выстроятся, чтобы первыми показать мне силу Богов. Хотя я не уверен, что она на меня подействует, — задумчиво добавил он. — Адатальрэ ее неплохо нейтрализует.

— Что ж, — подытожил Мреть. — Раз таверны не подходят, используем лес. Он берет столицу в кольцо, и туда редко кто ходит. Особенно зимой. Никому не хочется умереть среди елок.

— А нам хочется? — ядовито уточнила Илаурэн.

— А у нас нет выбора, — не дрогнул Рикартиат. — Чем дольше мы тут болтаем, тем больше вероятность, что до нашего прихода Альтвиг не доживет.

Он сказал это очень серьезно и был неприятно удивлен, когда Шейн засмеялся.

— Ой, да брось. Инквизиция не калечит своих.

— Альтвиг больше не…

— Альтвиг больше не, — согласился медиум. — Но отец Еннете его любит. Не кривись. Такое случается. Подберешь на улице псину, откормишь, отогреешь, а выбрасывать потом жаль.

— Он — не собака, — огрызнулся менестрель. — Он — мой друг. И я не хочу, чтобы он сидел в застенках дольше, чем этого требуют сборы и дорога в Аль-Нейт.

— Рикартиат. — Шейн обратился к нему очень серьезно, словно к ребенку, готовому на любую глупость. — Мы не станем брать резиденцию нахрапом. Мы все выведаем…

— Ладно, — перебил тот. — Ладно! Только давайте займемся делом!

В голубых глазах повелителя возникло сомнение. Но он его подавил и покорно пошел рисовать руны, в который раз пачкая углем пол.

Спустя полчаса троица уже стояла по колено в снегу. Смешанный лес вокруг столицы Велиссии мало защищал от мороза, ветра и метели. За ее отчаянным воем было едва слышно грохотание Волнистых Рек — где-то там, на западе, со стороны Морского королевства. Впереди, сквозь белые завихрения, смутно различалась Аль-Нейтская стена и высокая Проклятая Башня, якобы населенная привидениями. Шейн покосился на нее с интересом, прикинув, не прогуляться ли. Илаурэн, застывшая слева от повелителя, завопила:

— Мы тут не выживем!

— Выживем! — заорал он в ответ. — Просто надо подойти ближе!

Очень скоро выяснилось, что близость стены не помогает. Седой был разочарован. Ему говорили, будто Аль-Нейт спасает от непогоды светлое колдовство. А на деле выходит — мерзни, столица, мерзни и не забывай об опасных тварях, живущих внутри тебя.

— Мы меняем план! — сообщил повелитель. — Я приму Адатальрэ! Идите с ним в город!

Рикартиат напрягся. Илаурэн передернуло. Шейн остановился, обхватил себя руками за плечи и стал меняться. Вместо седых волос — черные, вместо голубых радужек — серые. Черты лица неуловимо сгладились — так, что теперь при взгляде на парня делалось неуютно.

Адатальрэ потянулся, привыкая к телу медиума, и возвестил:

— Я на месте.

«Прекрасно!» — послышался голос повелителя за его спиной. — «Двигаем!»

— Ок. — Демон огляделся, улыбнулся спутникам и потопал в обход стены, к воротам. Походка у него была грузная, неуклюжая. — Господа, а на кой нам сюда вообще?

— Надо, — неопределенно ответил менестрель.

«Надо кое-кого спасти, Тальрэ», — любезно пояснил Шейн. — «Но этот кое-кто в главной резиденции инквизиции. Я надеюсь, ты нас поддержишь?»

— Ок, — обрадовался тот. — Особенно если ты позволишь поджечь пару задниц…

«Без проблем».

Энтузиазма у демона прибавилось. Он отыскал ворота и подошел к ближайшему из восьми стражей. У всех наготове имелись копья, хотя ими, наверное, не слишком удобно орудовать в метель.

— Кто? — однотонно полюбопытствовал страж.

— Наемники, — отозвался Адатальрэ. — Хотим поступить на службу. Надоело работать без причины. Куда можно обратиться?

— В казарму восточного квартала. Документы покажите.

Рикартиат подумал, что сейчас-то их всех и поубивают, но демон невозмутимо вытащил из кармана свиток:

— Пожалуйста.

Страж добросовестно изучил «документы». Взгляд у него при этом остекленел. Он осмотрел и самого Адатальрэ, и его спутников, а затем заключил:

— Вроде бы все в порядке. Проходите.

— Благодарю.

Троица попала на первую городскую улицу. Демон тихонечко насвистывал. Миновал таверну, швейную лавку, десяток жилых домов.

— Предлагаю атаковать немедленно, — сказал он.

«Нет», — запретил Шейн. Рикартиат его не видел, но чувствовал, что повелитель сердится. — «Ты найдешь для нас укрытие, и мы снова поменяемся. До похода в резиденцию, конечно».

— Ок, — вздохнул Адатальрэ. — Ну и злой же ты.

«Иди молча».

Контроль медиума — или его дружба с выходцем из Нижних Земель, — была столь сильна, что демон не возмутился.

Он прошествовал через площадь, бегло взглянул на королевский дворец — изящное, очень легкое на вид голубое сооружение, — и нырнул в сеть Аль-Нейтских переулков. Попутно ударил под дых невезучего побирушку, поднявшегося спросить, не найдется ли у «хороших людей» медная монетка. Илаурэн укоризненно засопела и уже собралась отчитать демона, как тот замер — напротив каменного, но старого и давно покинутого дома.

— Этот сойдет, — решил он. — Ок?

«В самый раз», — отозвался Шейн.

Произошла обратная перемена. Повелитель пригладил седые волосы, воровато оглянулся и шмыгнул в проем.

Эльфийка бросила взгляд на Рикартиата, прежде чем последовать за ним. Менестрель напрягся: взгляд был довольно странный.

Несколько комнат в доме сохранилось. Шейн внимательно их осмотрел и счел пригодными для жилья. Он разогнал крыс, сонных и ленивых, словно коты. Раскидал обломки мебели, открыл окно, впуская морозный ветер, и произнес:

— Не таверна, но мы справимся.

— Возможно, — подозрительным тоном начала Илаурэн. И, игнорируя удивление Мрети, сказала: — Знаешь, Шейн, я тут вспомнила одну вещь…

— Я тоже вспомнил, — улыбнулся повелитель. — Но возвращаться в Алатору поздно, правда?

— Да, — с сожалением признала девушка.

Оба покосились на Рикартиата. Парень переступил с ноги на ногу и настороженно уточнил:

— Что?

— Ты не сможешь колдовать, — пояснила эльфийка. — И ты не озаботился ни подумать об этом сам, ни поделиться с нами.

— А-а, вот вы о чем, — тоже улыбнулся Мреть. — Не волнуйтесь, на три-четыре заклинания меня хватит.

— Хватит его, конечно. — Илаурэн закатила глаза.

— Да ладно вам, успокойтесь. Давайте лучше сходим посмотрим, какова резиденция на вид. И заодно дров прикупим, — добавил он и зябко поежился.

* * *
Главная резиденция инквизиции расположилась в бывшей городской ратуше. Здание укрепили, избавились от большинства окон и заложили сад тяжелыми плитами. Глядя на него, Виктор представлял себе человека, ставшего зверем. Причем не по своему желанию, а по прихоти посторонних.

— Жуткое место.

— Ага, — согласился Ишет. — По доброй воле я бы сроду туда не зашел.

Киямикира вздохнул. Он чувствовал себя идиотом. Повелся на дешевую уловку Илаурэн, приперся в Аль-Нейт, а от друзей — ни слуху, ни духу! В особняке Шейна пусто, патрули никого не видели. Стражники у ворот какие-то сонные, потерянные: да, мол, проходили наемники, но лиц и одежды мы не помним…

Инфист подозревал, что тут не обошлось без магии, и не понимал — почему Рикартиат позволяет использовать ее под самым носом у отца Еннете. Вероятно, потеря Альтвига сильно повлияла на его мозг, и менестрель резко отупел. Впрочем, ни Виктор, ни Ишет не проявляли признаков беспокойства и вели себя так, будто вышли на прогулку. Увлекательную такую, веселую.

— Их там нет, — сказал младший демонолог. — Тот мальчик-инквизитор — есть, а Рикартиатом даже не пахнет.

— Тогда где он? — печально спросил Киямикира.

— Где-то неподалеку. Я чувствую чужой дар, хотя он притушен. Ты зря переживал. Наши ребята — не дураки, чтобы лезть в логово шершней без плана, да еще и напролом.

— Вы плохо знаете своих ребят.

Ишет рассмеялся:

— Думаешь? Я много времени провел с твоим другом. После гибели Райстли он еще мог что-нибудь учудить, но сейчас — вряд ли. Рикартиат вырос и многое переосмыслил. Он тебе рассказывал, что раньше действительно хотел стать королем Ландары?

— Хотел стать… извини, что? — округлил глаза инфист. Ему менестрель всегда говорил, что не заинтересован в престоле и желает жить свободно.

— Рикартиат был очень привязан к Его Величеству. И верил, будто тот не допускает ошибок.

— И не напрасно верил, — вмешался Виктор. — Райстли отличался завидным умом. Решал проблемы, едва они появлялись, и здорово развил королевство. Одни военные союзы чего стоят! Ландара — маленький, наполовину дикий клочок суши, и в одиночку она бы войны не выдержала. Его Величество был не склонен что-либо переоценивать, поэтому предложил союз Хасатинии, Велиссии и Шеальте.

— А еще он ни с кем открыто не враждовал, — добавил Ишет.

Оба помолчали. Младший демонолог вздохнул:

— Хороший был парень. А эти сволочи…

— Ну-ну, не будем расстраиваться. — Виктор похлопал его по плечу. — Давайте лучше сходим, пивка попьем. У меня в горле пересохло.

— А резиденция?

— Не убежит, — отмахнулся лидер Братства Отверженных.

Рикартиату, сидевшему за кустом в двух выстрелах от него, приходили в голову те же мысли. Он замерз, обзавелся снежной шапкой и тихо возненавидел Аль-Нейт. Наблюдение ровным счетом ничего не дало: если из резиденции кто-то и выходил, то обратно не возвращался. Никакой охраны, кроме магического круга, который в общем-то легко пересечь.

Илаурэн и Шейн вернулись за ним через два часа. Повелитель с охапкой дров остался на дороге. Его волосы и верхнюю половину лица скрывал капюшон теплого зимнего плаща. Менестрель, одетый в короткую кожаную куртку, молча позавидовал.

Вместе они дошли до заброшенного дома, развели огонь и попытались согреться. Эльфийка держала руки над языками пламени и тряслась, как лист на ветру. Рикартиат нахохлился и закутался в дорожное одеяло, втридорога купленное у торговки шерстью. Зато Шейн, кажется, не испытывал неудобств. Заявив, что северный ветер учит его быть выносливым, парень отдал плащ Илаурэн, оставшись в легкой рубашке.

— Кстати, — сказал Мреть. Он с трудом сосредоточил взгляд на повелителе. — У Лефрансы, Симы и Тинхарта нет вопросов?

— Нет, — пожал плечами тот. — Адатальрэ убедителен. К его образам не подкопались даже другие ветра. Выразили удивление, что Сев изменился, и все. По мне, так они были рады якобы произошедшей с ним… перемене.

— А сам Сев? — упрямо продолжил менестрель. — Он не возражает против… э-э-э… — он прикинул, не подобрать ли вариант помягче, но поленился и выдал: — самозванца?

— Нисколько. — Шейн мечтательно улыбнулся. — У Сева свои причуды. Ему нравится находиться в стороне, наблюдать и быть значимым. Нравится напоминать, что он может сдать меня повелителям, рассказать, что на самом деле я ставлю способности медиума выше, чем древний дар. Но несмотря на все, — парень подал девушке бутерброд, — он этого не сделает. Без меня ему будет скучно.

— Твоя самоуверенность… — начал было Рикартиат, но осекся. Вздрогнул, спрятал нос в одеяле и закрыл глаза.

Илаурэн тут же насторожилась:

— Плохо?

— Не совсем, — явно преувеличил Мреть.

Седой покосился на него с сочувствием.

— Идите в таверну, — предложил он.

— Мы тебя не бросим, — возмутилась эльфийка. Тоже с явным преувеличением. И, надеясь от него избавиться, рассердилась: — Еще чего! Мы — твои друзья!

— А я — ваш, — улыбнулся Шейн. — И меня совсем не обрадует, если наутро…

— Я в порядке, — перебил его менестрель. — Просто устал. Вы, пока бродили по Аль-Нейту, придумали, с чего мы завтра начнем?

— Ага, — кивнула Илаурэн. — Я создам иллюзорного дракона. Побольше, чтобы ни у кого не возникло сомнений: он способен разнести город ко всем чертям. Инквизиция в полном составе… надеюсь… выбежит разбираться, а мы тем временем проскользнем в подземелья. Главное — идти ненавязчиво и спокойно, будто мы бываем там каждый день.

— Идиотизм.

— Но выбора нет, — любезно напомнил Шейн.

— Нет, — согласился Рикартиат. — Кто первый караулит?

Эльфийка указала на повелителя:

— Он вызвался караулить всю ночь.

— Чтобы, когда придет время действия, быть сонным?

Седой покачал головой.

— Я не испытываю неудобств от недостатка сна. Во мне слишком много демонического.

Менестрель смерил его внимательным взглядом. Сдался, закутался в одеяло поплотнее и, использовав вместо подушки сумку, почти сразу уснул.

— Заболеет, — предрекла Илаурэн.

— Точно, — согласился Шейн. — Без вариантов.

Рикартиату снился огромный дом. Сотня, а может, и больше ярусов поднимались в небо, касались пушистых облаков. Далеко внизу, едва розовея на фоне серой земли, цвели молодые персики. Прежде он видел их лишь в Морском Королевстве, да и то в южной части — только там почва подходила для деревьев. Остальная территория представляла собой равнины, холмы и выжженные солнцем пустоши, где зловещими черными твердынями возвышались крепости-города.

Дом был белым, квадратным и, наверное, создавался специально для подъема. Навстречу менестрелю бежали люди, много людей. Все — перепуганные и бледные, они кричали, что надо прятаться, исчезать, пока не пришел он. Женщина, очень похожая на оказавшую помощь при потере Альтвига — разве что без выпечки в своей корзине, — схватила парня за локти и потащила за собой. Она плакала, почти выла, и в ее глазах не было и намека на разум. Обезумевшее животное. Мреть с трудом вырвался из ее хватки, отдышался и снова пошел вверх. По бесконечным лестницам, корявым пролетам и коридорам. Мимо высоких окон, за которыми синело ясное небо.

Чем выше он поднимался, тем труднее становилось идти. Дом словно сопротивлялся путнику, собравшемуся узнать, далеко ли крыша. И на самом последнем ярусе, у выхода, он создал новую преграду.

Это было странное существо — вроде человек, но укутанный в тонкие тряпки. Они развевались на ветру, бьющем из открытого окна, и придавали существу сходство с духом Безмирья. Оно посмотрело на Рикартиата двумя красными огоньками, втянуло воздух невидимым носом, повело плечами, спасаясь от холода. И начало отсчет.

— Один… два… три…

Откуда-то менестрель узнал, что стоит человеку-духу досчитать до пятидесяти, как порвутся цепи, и он будет убивать. Развернувшись на каблуках, парень побежал обратно. Лестницы, коридоры и пролеты понеслись на предельной скорости сплошным черно-белым мерцанием. Но до первого яруса было слишком далеко, и отсчет закончился прежде, чем Рикартиат его достиг.

Существо-преграда возникло позади, жутковатой тенью село на хвост. Мреть понял: единственный выход — выпрыгнуть. Прямо сейчас. Он извернулся и бросился на оконное стекло, разбил его своим телом, полетел вниз, сплетая из свободной энергии щиты. Тысячи щитов. Они позволили ему не разбиться, и менестрель попал на площадку перед домом. В арке входа, справа-налево, красовалась выбитая надпись: «Если хочешь умереть — входи».

Он озадаченно почесал затылок. Кто в здравом уме послушается? Однако долго поразмыслить не вышло. Поверхность под ногами дрогнула, треснула, и Рикартиат провалился в пасть бесконечной тьмы.

Спустя целую вечность из нее проступили две фигуры. И первую, и вторую менестрель с легкостью узнал. Господин Амо кричал на чертову рыжую тварь, Ретара Нароверта, Создателя Врат Верности. Его голос тонул в бесконечном эхе, и прошло довольно много времени, прежде чем Мреть сумел разобрать слова.

— Эти ребята — мои! Мои! Мои скитальцы! Я написал сюжет, написал сотни песен, я любил их гораздо дольше, чем ты! Я их сотворил! У тебя нет никаких прав! И если ты продолжишь спорить, то твое перемирие с господином Атанаульрэ может быть утрачено!

— Да и черт с ним! — орал в ответ Ретар. — Если он учил тебя добру и злу, то мне не о чем больше с ним говорить! Ты — убийца, и ради дурацкой прихоти…

— Я? — Амоильрэ пакостно улыбнулся. — А ты хорошо все взвесил? Вспомни — твой лучший друг ведет себя точно так же! Сколько трупов спрятано в Костяных Дворцах?

Рыжий мотнул головой, будто кто-то невидимый дал ему пощечину, и поспешно отвернулся. Амоильрэ исчез, оставив его в одиночестве.

Вампир сел в тени цветущей черешни, поджал колени к груди и задумчиво уставился вдаль. Было ясно, что он пытается решить, чем можно помочь «скитальцам». И Рикартиат впервые пожалел о своей поспешности. О своей ярости, обиде и ненависти, затаенной на восемьдесят лет.

Впрочем, Ретар Нароверт терзался недолго. Его покой нарушил беловолосый эльф, флегматичный, непробиваемо спокойный и равнодушный ко всему. Он огляделся, чувствуя след демона, и спросил:

— Опять Амоильрэ?

— Да, — резче, чем следовало бы, ответил Ретар.

Остроухий нахмурился:

— Зачем ты с ним общаешься?

— Затем, что мне интересно. Доступная в обитаемых мирах информация о шэльрэ ограничена. Виктор…

— Виктор — самовлюбленный идиот, — отрезал эльф. — Ему лишь бы носиться по запретным местам, влезать в неприятности и роптать на инквизицию. Я так и не понял, кстати, на кой черт она тебе понадобилась.

— Хотелось взглянуть, каким образом от нее избавятся, — честно сказал вампир.

Сожаления у Мрети здорово поубавилось. К счастью, в этот момент сон снова прервался, и парень попал в корчму. Он стоял в углу, под старой плетенкой чеснока, с удивлением глядя на себя же — только сидящего на стойке, с цитрой на коленях.

— Спойте еще, господин Мреть! — попросила высокая девушка с каштановыми кудрями. В ее голубых глазах плескалось целое море обожания.

Затем она же — Илаурэн Айнэро, — заботилась о нем и опекала, словно ребенка. Спасла, поддержала во всех начинаниях, с любопытством выслушивала рассказы о теории материи. Не испугалась, выяснив, что менестрель — еретик и связан с госпожой Виттеленой. Вступила в Братство Отверженных, рисковала жизнью и… любила. Любила по-настоящему, не требуя ничего взамен и даже не пытаясь добиться ответа.

Рикартиат закашлялся. Образ Илаурэн растаял, и его место занял куда менее четкий и куда более пугающий образ Ахлаорна. Король Верхо- и Нижнелунья поднял ладонь — между пальцами натянуты перепонки, — и улыбнулся. Голубоватые клыки заблестели в свете двух Лун.

— Здравствуй, Рик, — произнес Его Величество. — Мы тебе не снимся. Мы используем телепатическую связь и просим тебя о помощи.

— Что случилось? — насторожился менестрель.

— Мы обратились к Ишету, — сообщил Ахлаорн, — и он перенаправил нас на тебя. Сказал, что твой дар лучше приспособлен к работе под толщей вод, и ты наверняка рассердишься, узнав о произошедшем.

— Давай, Ао. Я жажду подробностей, — усмехнулся Мреть.

За такое панибратское отношение ему ровным счетом ничего не грозило. С русалочьим королем парень был знаком уже восемь лет, с легкой подачи господина Нэйта — главы белобрежной Гильдии Убийц. Для русалок восемь лет — это очень много. В отличие от людей, они живут всего лишь тридцать. И не жалуются.

Ахлаорн провел в радости и мире пятнадцать лет — то есть половину жизни. Никто не желал испортить ему вторую. Этот водяной отличался завидной невозмутимостью. Он сразу предупредил Рикартиата, что русалки плотоядны и не гнушаются ни утопленниками, ни симпатичными людьми, вышедшими на берег — поэтому для менестреля подобное знакомство будет полезным. Сделавшись другом подводного народа, он выходил из-под угрозы быть съеденным и получал некоторые привилегии.

Для плотоядного существа Ахлаорн выглядел довольно мило. Золотые волосы, серебряные глаза без белков и зрачков. Зеленый венец — символ королевской власти, — сплетенный из водорослей и украшенный галькой и каплями черного серебра. Жабры в шее и под ребрами, красный с крупными, но прочными чешуйками хвост. Ровный нос, густые ресницы — под поверхностью не видно, а на поверхности — просто прелесть.

— В наших подземных водах, — начал Его Величество, сцепив пальцы, — завелись хоййо.

Рикартиат напрягся. Водяные драконы еще никому не приносили пользы.

— Они разносят по озерам яд, — продолжил водяной. — Три моих сородича погибли. Ты можешь приехать?

— Не раньше, чем через день, — виновато поежился менестрель. — Извини, Ао.

— Целый день — это долго, — поморщился Ахлаорн. — За это время погибнут еще пятеро. Цена промедления высока.

— Я понимаю. Но моего друга держит в застенках инквизиция. Я должен его спасти, а затем — клянусь, — сразу же приду к вам. Использую руны…

Он запнулся и снова разразился кашлем.

— Инквизиция опасна, — признал Его Величество. — Но ты мог бы оставить ее друзьям, объяснив, что мы тоже в опасности. Ишет считает, что именно так ты и должен поступить.

— Ишет считает, — передразнил его Рикартиат и сомкнул веки. Перебороть себя оказалось сложнее, чем бездумно явиться в Аль-Нейт. Но с другой стороны — русалочий народ умирает, а Альтвига ждет всего лишь суд. До него еще много времени. К тому же Илаурэн и Шейн настроены весьма решительно, они снесут резиденцию и ухом не поведут. Черт побери! На весах смерть и плен — и, пожалуй, костлявая госпожа все-таки хуже. — Хорошо, Ао, — покаянно вздохнул Мреть. — Я буду у берега через час. Ждите меня.

— Спасибо. — Русалочий король кивнул. — Мы будем ждать.

Видение пропало, и Рикартиат вернулся в холодный заброшенный дом. Он чувствовал себя не просто больным — разбитым. Тело было тяжелым, словно вместо крови бежала сталь.

Шейн, карауливший у костра, удивленно приподнял брови.

— Что-то не так? — спросил он.

— Ахлаорн… русалки, — неопределенно отмахнулся Мреть. И, сосредоточившись, выдал повелителю связную историю. Тот терпеливо выслушал, тихо рассмеялся и уточнил:

— Не сдохнешь?

— Нет.

— Тогда иди. Мы с Илаурэн разберемся. От тебя все равно проку мало — с четырьмя-то заклинаниями. А в Нижнелунье ты восстановишься. Заодно и нервы успокоишь — они у тебя вечно страдают.

— Ты не представляешь, как меня выручил, — благодарно произнес менестрель.

ГЛАВА 4 ОТВЕТ

Серебряная толща воды простиралась далеко-далеко вперед и еще дальше — в глубину. Рикартиат снял сапоги и пощупал ее ногой. Пальцы обожгло ледяное прикосновение.

Парень чихнул и тоскливо посмотрел вверх. Дайра и Шимра висели в пустом небе — ни облаков, ни звезд, — словно чьи-то слепые глаза. Значит, скоро рассвет. Надо поторопиться.

Морщась и трагически кашляя, он разделся и вошел в воду по колено. Тело била крупная дрожь, зато магический дар пылал от восторга: утраченная в схватке с господином Эстелем сила возвращалась. Колдовство, разлитое в крови, принялось исцелять все еще мало на себя похожие руки. Менестрель размотал повязки, обернулся и бросил их на берег, к обуви.

— Посторожи, — велел он маленькой тени, прикорнувшей рядом.

Та — посланник короля Ахлаорна — согласно кивнула головой.

Рикартиат заходил все глубже и глубже, погрузился по шею и лег на воду. Легкость, с которой она его приняла, лучше всяких слов говорила об основе магии парня. Водопад, совсем было стихший, вернулся, и его хозяин зажмурился. Хорошо.

Он использовал слабый импульс, чтобы начать опускаться вниз, ко дну. Потом напрягся, чтобы перевоплотиться. Жабры, хвост, перепонки между пальцами… и почему-то — острый плавник в спине. Менестрелю он никогда не нравился. У нормальных водяных ничего подобного нет. Разве что острые чешуйки на локтях, но они — скорее оборонительное, чем ускоряющее средство.

— На перевоплощение способен отнюдь не каждый маг, — проскрипел кто-то над ухом Рикартиата. — Ты — гость Его Величества?

— Да, — подтвердил он. — Ахлаорн связался со мной и рассказал о хоййо. Я пришел, чтобы их уничтожить.

— Задача, достойная человека.

Сделав медленный оборот — такое чувство, будто летаешь, а воздух вокруг тебя загустел, — менестрель увидел своего собеседника. Это была старая, седовласая русалка с юбкой из человеческих ребер. Она улыбнулась жутковатой русалочьей улыбкой, показывая клыки, и заявила:

— Я буду тебя сопровождать. Мы любим людей лишь в качестве блюда, но сейчас хоййо важнее голода.

— Меня вы и без них не сожрете, — нахально заявил Мреть. — Иначе огребете от Ао. Он не любит, когда всякие наглецы обедают его друзьями.

— А ты умен, дитя, — неожиданно сказала русалка. Учитывая, что она была по меньшей мере вдвое младше него, звучало смешно. — Следует полагать, что ты — тот самый Рикартиат, песнопевец нашего короля?

— Просто песнопевец, — пожал плечами парень. — Я ведь и для своих сородичей пою.

Она фыркнула, забила хвостом, ускоряясь. Особой необходимости в этом не было. Дно приближалось, и Мреть запросто различил дома, построенные из подводных камней, и длинные языки водорослей.

Мимо проплыл косяк серебристых рыб. Русалка остановилась.

— Дворец там, — указала она.

— Спасибо.

— Если потеряешься, дитя — я с радостью тобой закушу.

Менестрель улыбнулся:

— Сочту за комплимент.

Помахав ей ладонью с блеклыми кольцами на среднем и указательном пальцах, Рикартиат направился во дворец. Это строение представляло собой узкую снизу и очень широкую под поверхностью башню без окон и с одной-единственной аркой входа. Стражи, как в человеческих городах, не наблюдалось — русалки не угрожали собственному королю. Выбирая его, они учитывали все достоинства и недостатки — значит, были готовы к полученному результату.

Ахлаорн ждал менестреля в саду. Вокруг него, повинуясь колебаниям воды, извивались водоросли разных видов. Темно-зеленые, темно-красные и темно-сиреневые стебли резко контрастировали с ядовито-желтой порослью, покрытой мелкими больными цветами.

— Привет, Рик, — сказал Его Величество.

— Привет, Ао, — ответил Рикартиат. — Сразу перейдем к делу?

— Если получится. Хоййо осторожны и стараются не показываться.

Он поднялся, расправил плечи и указал на юг. То есть парень думал, что там — юг, но по сути был не слишком уверен.

— Ты плохо выглядишь, — сообщил Ахлаорн.

— Ага, — согласился менестрель. — Илаурэн меня убьет.

Король покосился на него скептически:

— Не убьет.

— Тебе легко говорить. А я ссоры терпеть не могу, — вздохнул Мреть. — Давай уже, поплыли. Я хочу разобраться с хоййо до заката.

Они пересекли город и двинулись туда, где дно шло под уклон. Достигло самой низкой отметки и открыло подземный путь к Верхолунью — второму русалочьему озеру. Он был чем-то вроде туннеля, но с ровными стенками и рисунками поверх каждого камня.

— А нежить где? — изумился Рикартиат. Он привык, что переход кишел мелкими тварями вроде храутов и гельтиз.

— Хоййо всю распугали, — мрачно ответил Ахлаорн. — Никто не хочет оставаться в ядовитой воде. Мне тоже неприятно здесь находиться.

На серой коже Его Величества появились розовые пятна ожогов. Он весь подобрался, готовый в любой момент уплыть прочь, и оглядывался с заметным беспокойством. Мреть ощутил жгучую ненависть к тем, кто посмел взбаламутить Нижнелунье.

— Возвращайся во дворец, — приказал он. — Чтобы найти хоййо, мне надо воспользоваться магией. Ты будешь только мешать, оттягивая на себя, как на подводное существо, часть поискового заклятия.

Водяной обрадовался:

— Ладно. До встречи, Рик. Будь осторожен.

— Зачем? В воде я практически бессмертен. До встречи.

Рикартиат улыбнулся и нырнул в туннель. Ахлаорн проводил его долгим взглядом.

День только начинался, а менестрелю казалось, будто он бодрствует не меньше столетия. Интересно, как там Шейн? Он вытащит Альтвига? И насколько рассердится Илаурэн, узнав, что ее подопечного позвали к озеру?

Небольшая стайка мальков — серебристых, с внушительными хвостами и роговыми наростами у жабр — встретилась Рикартиату спустя полчаса. Что характерно, мальки не торопились и вели себя абсолютно невозмутимо. Однако, едва достигнув поворота туннеля, они развернулись и бросились в обратном направлении. Следовательно, Ахлаорн не прав, и хоййо облюбовали не переход. Они где-то в Нижнелунье. Старательно прячутся, но находятся совсем неподалеку.

Мысленно поблагодарив стайку, менестрель вернулся в начало туннеля и бросил поисковое заклятие. Оно отыскало роскошный подводный куст, диагональные ряды русалочьего кладбища — довольно неприятного, — и обрывок энергетических колебаний. Мреть печально посетовал на судьбу и двинулся над могилами — или, скорее, над предназначенным для мертвецов местом, потому что закапывать или сжигать своих близких у русалок не было возможности. Вместо этого они приматывали трупы цепями к большим камням, а затем любовались на все стадии изменений. Те, впрочем, не делали из покойников страшилищ. Русалки, как подводные существа, в озерной глубине прекрасно сохранялись и становились кормом для рыб и их сородичей.

Хоййо вынырнули из-за изгиба дна, словно черти — из густых теней. Угловатые, покрытые костяными шипами, с непропорционально длинными лапами и глазами на выкате, да еще и в количестве трех штук, они заложили дугу вокруг Рикартиата. Раскрыли огромные пасти, утыканные зубами вплоть до глотки, и с надеждой ринулись в атаку.

Менестрельметнулся вверх, извернулся и опустил вниз сетку заранее сплетенных потоков: темная, светлая и стихийная магия. Один хоййо — видимо, самый неуклюжий, — под нее попал и принялся бить хвостом, взметая мутные тучи ила. Его собратья обозлились, огласили озеро низким звуком на грани человеческого восприятия. Тот, что был поменьше, попытался цапнуть парня за хвост и даже содрал пару чешуек. Его более крупный родич захлопнул челюсти на спинном плавнике Мрети — и оторвал от него кусок.

— Чтоб тебя-а-а! — взвыл Рикартиат и вслепую ударил чистой энергией, преобразуя ее в жар и замыкая в ней хоййо. Подводный демон распахнул пасть — наверное, кричал, — и стал потихоньку белеть. Менестрель, чувствуя, как плавник отрастает заново и стараясь не упускать из виду последнюю тварь, мстительно прошипел: — Говорят, мясо хоййо — редкий деликатес! Когда ты сваришься, я отнесу тебя Ахлаорну в качестве презента.

* * *
Шейн флегматично жевал свиную котлету, держа в свободной руке бутылку эля. И то, и другое раздобыла Илаурэн, пока в ярости носилась по Аль-Нейту и вопила, что Рикартиат — идиот, ублюдок и скотина. Вероятно, она рассчитывала на поддержку и участие повелителя — но парню хотелось спать, есть и умереть. Необходимость активных действий вгоняла его в тоску. Закончив жевать, Шейн встал, отряхнул штаны от снега и накинул на голову капюшон.

— Ты готова? — спросил он у все еще сердитой эльфийки.

Ее, наоборот, обрадовала перспектива бойни:

— Более чем. Основные линии я связала еще вчера. Осталось перенести рисунок на камень и залить его магией. Нужна ровная, желательно — чуть шероховатая поверхность.

Повелитель вышел из дома и огляделся.

— Стена храма подойдет?

— Ты что, — ужаснулась девушка. — Это же богохульство!

— Мне никогда не нравилась Вельтарует, — пожал плечами тот. — В ее обителях неуютно.

— Это потому что ты связан с демоном, — услужливо напомнила Илаурэн. — Неуютно вовсе не тебе. Неуютно ему. Он чувствует ауру защиты и нервничает. Если ты попадешь в западню служителей Вельтарует, Адатальрэ ничем не сможет тебе помочь.

Шейн равнодушно пожал плечами:

— Значит, моя задача — не попасть.

Помявшись еще немного, эльфийка сочла, что Вельтарует — не такая уж важная богиня, и что она поймет мотивы еретиков. Она вытащила из сумки мешочек черной золы, окунула в него пальцы и начала ритуальный рисунок. Сначала размашистые линии выглядели, как размашистые линии, а потом начали складываться в дракона.

Повелитель тем временем следил за улицей. Словно ощутив важность происходящего, по ней не прогулялся ни один зевака. Прохожих тоже не наблюдалось — только серый кот, равно пятнистый и полосатый. Шейн с интересом косился на его розовый нос, пока животное вместо мяуканья не выдало укоризненное «кхра». Оно больше подошло бы утке, а не коту — но стоило парню сделать шаг в сторону подозрительного существа, как оно взмахнуло хвостом и прыгнуло на забор, а оттуда — во двор потрепанного бедняцкого дома.

— Все, — спустя двадцать минут с гордостью сообщила Илаурэн. Нарисованный ею дракон был до того реалистичен, что казалось — он вот-вот сорвется в полет, выплюнет струю пламени и сожрет половину города. — Надо отойти хотя бы на выстрел. Сила в рисунке уже есть, и теперь, чтобы его пробудить, достаточно импульса.

Седой серьезно кивнул и позволил девушке взять себя под локоть. Вместе они обошли резиденцию инквизиции, удостоившись беглого взгляда невысокого мужчины с крестом на воротнике.

— Служитель Альвадора, — сказала эльфийка.

— Да, — согласился повелитель. — Давай, бросай.

Илаурэн развернулась и вытянула правую руку. С ее ладони сорвалась крохотная искра, взметнулась в воздух — и потерялась среди снежинок.

Аль-Нейт сотряс раскатистый вой. Шейн, не удержавшись, посмотрел назад — и увидел вполне реального оэлтага. Черный с красными прожилками дракон, величиной с многоярусное строение, если бы оно вдруг упало на бок, округлилось и обзавелось лапами, поднял рогатую морду к небу и выдал призывный клич. Служитель Альвадора, встреченный еретиками, сорвался с места и вместе с десятком товарищей, которые выскочили из резиденции, бросился в атаку.

Иллюзия оказалась стойкой, и магические удары ей не вредили. Злые янтарные глаза уставились на букашек, посмевших противиться, и оэлтаг разорвал на части ближайшего инквизитора. Ноги швырнул в направлении центральной площади, а туловище улетело к проклятой Башне.

— Бежим, — велел Шейн, заметив, что под лапами у дракона крутится человек с волосами цвета воронова крыла. — Быстрее.

Илаурэн подчинилась, и вместе они пересекли заваленный сад. Запрыгнули на порог, едва не выломав дверь, и помчались вниз по ближайшей лестнице: повелитель — впереди, а эльфийка — в трех шагах позади. Из бокового коридора им навстречу выглянул слуга. Растерянно сжимая в руках метлу, он крикнул, чтобы благородные господа вернулись наверх. Шейн метнул в него комок энергии, и мужчина, всхлипнув, осел на пол.

— Зачем ты это сделал? — обозлилась Илаурэн. — Он ни в чем не виноват!

— Пусть полежит, вздремнет, — отозвался повелитель. — Я его не убивал.

Ступеньки все вели и вели вниз, и чем ниже, тем разбитее становились. Пришлось замедлиться, чтобы не упасть и не расшибиться о камни. Эльфийка мрачно пыхтела, злясь то ли на поступок Шейна, то ли на ситуацию в целом. Парень сохранял спокойствие, хотя здесь, среди множества артефактов, спрятанных в стенах и в полу, и светлых ритуальных диаграмм, ему было здорово не по себе. Инквизиция, видно, не предполагала, что когда-нибудь к ней в гости заглянет медиум.

Вход в застенки — тяжелая дверь из темного дерева, обитого железом, — был не заперт. Толкая ее, повелитель предупредил:

— Осторожно.

— Хорошо, — ответила Илаурэн.

Парень первым вошел в освещенный факелами коридор. Поднял руку, намекая, что следует вести себя тихо, и беззвучно пошел вперед. Эльфийка задержала дыхание и на цыпочках двинулась за ним, стиснув пальцами рукоять агшела. За грязные решетки застенков она старалась особо не смотреть. Бросала беглый взгляд, убеждалась, что там нет ни Альтвига, ни людей вообще, и продолжала путь.

В итоге Альтвиг заметил их первым. Он вскочил и, не поверив своим глазам, окликнул:

— Господин Шейн? Илаурэн?! Что вы здесь делаете?

— Да-да, — лениво произнес кто-то у ребят за спинами. — Меня тоже волнует этот вопрос.

Он швырнул в еретиков нож. Острие, самую малость не долетев до носа повелителя, высекло искры из магического щита.

Улум вышел из густой тени камеры, сверкая улыбкой. Он так и лучился счастьем — хоть и недолго.

Шейн закрыл собой Илаурэн, повел плечами и улыбнулся. В этой улыбке было нечто настолько жуткое, что Альтвиг поспешил отойти. И правильно сделал — в коридоре, сожрав огоньки факелов, появился огненный феникс. Немелодично — до боли в ушах — заорав, он вцепился когтями в инквизитора и вдавил его в пол. Улум издал страшный, нечеловеческий вопль. Но в следующий момент стиснул зубы и упрямо уставился на птицу.

— Он ее убьет! — испугался Альтвиг.

— Не убьет, — небрежно возразил Шейн. — Адатальрэ не по зубам всякому сброду. Закрой, пожалуйста, лицо.

Пленник послушался и на всякий случай вжался в противоположную стену. Решетка надрывно скрипнула, осыпалась серым порошком, открывая путь на свободу. Альтвиг выглянул из-за рваного рукава — и почти сразу же угодил в объятия Илаурэн.

— Мы волновались, — заявила девушка.

— Извините, — покаянно вздохнул он. — Я не ожидал, что отцу Еннете известны детали моего путешествия. Где он, кстати?

— Где-то у выхода. Я скормила им иллюзию… — начало было эльфийка, но осеклась. С потолка посыпались пыль и ошметки паутины. На лестнице затопали многочисленные шаги, и в застенки вломился отряд инквизиторов во главе с отцом Риге.

— Стоять! — рыкнул Шейн, снова занимая позицию, с которой удобно защищать друзей. — Стоять, или я убью его, клянусь!

Он дал знак огненному фениксу, и тот, вскрикнув, покрепче ухватил Улума. Прибрежец застонал, а когти птицы окрасились ярко-красным. В воздухе повис неприятный металлический запах.

— Так-так-так, — с любопытством протянул Риге. Его каштановые волосы были собраны в хвост, а брови сурово сдвинуты. — Господин Эль-Тэ Ниалет. Чем мы обязаны вашему визиту?

Он шагнул к Улуму. Повелитель вскинул ладонь, и между главой и подчиненным вспыхнула прозрачная голубая преграда. Отец Риге выругался и отскочил, потому что спустя мгновение она обросла языками пламени.

— Я не буду сдерживаться, — заявил Шейн. Он не поменялся с Адатальрэ, не призвал силу Нижних Земель. Нет, он пробудил настоящий дар. И, кажется, тот намного превзошел ожидания парня — Альтвиг чувствовал, как разгорается, а затем и становится пожаром метка темного колдовства. Пожалуй, сейчас повелитель был способен уничтожить не только резиденцию, но и весь Аль-Нейт одним маленьким усилием.

— Спокойно, — пошел на попятную отец Риге. — Спокойно. Мы можем договориться ми…

Он не договорил. Изумленно выдохнул, породив облачко пара, и сощурился.

Застенки обрастали льдом. Медленно, но верно. Сначала — блестящие, синеватые иголки инея, а потом — сплошной холодный покров. Он смутно отражал силуэты людей и не таял даже возле феникса.

— Северный, — пробормотал отец Риге. — Твой ветер — северный. Точно. Но я ведь просил тебя не беспокоиться. Как насчет моего предложения?

— Вы, — презрительно бросил Шейн, — не умеете расходиться миром. Вы умеете убивать, и больше ни черта. Поэтому сегодня… — он снова улыбнулся, и Альтвиг ощутил, как напряглась Илаурэн, — …я отплачу вам сторицей.

— Шейн, — обратилась к нему эльфийка. — Может, стоит их выслушать? Зачем проливать кровь, когда есть возможность…

— Нет, — возразил повелитель, и в его голосе прозвучали странные звенящие нотки. — Такой возможности нет. Это инквизиция. Ты же знаешь. Они отпустят нас сейчас, поймают попозже и будут выдирать нам ногти, отрезать кожу по кусочку и пугать железными девами.

— Да, — неожиданно для себя сказал Альтвиг. — Он прав. Верните мне дар, и я с удовольствием поучаствую!

Отец Риге покачал головой:

— Эх, малыш… мы возлагали на тебя столько надежд, а ты готов убить нас… ради чего?

— Ради людей, которые рассказали мне правду, — твердо произнес парень. — Ради людей, которые меня не бросили. Вероятно, вы ослепли, если до сих пор не увидели, насколько они верны.

— Мы живем во Вратах Верности, — вмешалась Илаурэн, словно ее испугала похвала. — Тут верность — это самая сильная магия. Вот и все.

Инквизитор обернулся к товарищам, негромко указывая, что делать.

— Мне этот бред надоел до смерти, — заявил он. — Убейте их.

— Удачи, — с мерзкой улыбкой пожелал Шейн.

В тот самый миг, когда служители Богов ринулись в атаку, призывая ангельское волшебство, стены пришли в движение. Нет. Не стены, а лед, сообразил Альтвиг. Тонкие острые шипы пробили тела врагов, рассыпались синей крошкой и посекли щеки отца Риге.

Он посерьезнел, окружил себя шестью слоями защиты. Повелитель вытянул руку, и они треснули, разлетелись на тысячи осколков. Инквизитор закрылся чистой энергией, но Шейн с легкостью проломил и ее. Сверкающие грани взметнулись, полыхнули голубым, принимая в себя чужой дар, и в полете разрезали тело отца Риге на четыре части.

— Ве-е, — протянула Илаурэн. От ее недовольства и следа не осталось. — Эк ты их! Хлоп, топ, фить-фить… — девушка нервно рассмеялась. Альтвиг похлопал ее по плечу:

— Я тоже испугался.

Седой посмотрел на них неодобрительно.

— Шевелитесь, — приказал он. — Я хочу уйти отсюда раньше, чем явится отец Еннете.

— Уже идем.

Поставив ногу на первую ступеньку, Альтвиг обернулся. Мертвецы лежали на полу, глядя невесть куда стекленеющими глазами. Ему показалось, что голова отца Риге следит за своим убийцей.

Улум продолжал корчиться под весом огненного феникса. Опустив уши, парень ускорил шаг и спросил:

— А где Мреть?

— Пусть потом он сам тебе объяснит, — отмахнулась Илаурэн. И тут же рассердилась: — Возомнил себя героем, чтоб его!.. А нам тут бегай, спасай людей и убивай инквизиторов! Как будто мы железные…

— Тс-с-с! — прошипел Шейн и зачем-то метнулся в боковой коридор. Жестами показал, чтобы друзья следовали за ним, и почти полностью погасил дар. Спрятался за книжным шкафом, прижался к нему и с опаской уставился на ступеньки.

Эльфийка, не мудрствуя лукаво, залезла под заваленный бумагами стол. Альтвиг обнаружил крюк — на нем висели старые мантии, — и с горем пополам укрылся за ними.

Спустя минуту он понял, что кто-то, крадучись, спускается. В одиночку, что уже не могло не радовать. Этот кто-то заглядывал во все помещения, и смотровой коридор тоже не обошел. Застыл на пороге, втянул в себя воздух, будто надеялся учуять врагов. Парень почти физически ощущал, как внутри чужака горит ангельское волшебство.

И, к сожалению, знал, у кого оно таково.

Отец Еннете переступил порог, швырнул горсть белого огня в Шейна. Повелитель прыгнул вперед, пропуская его под собой, и ответил ударом ледяных лезвий. Потом две противоположных друг другу магии столкнулись, и воцарился ад.

Горело даже само пространство, разваливаясь на кусочки пепла. Отец Еннете скалился, словно зверь, и пытался достать противника, не давая ему продохнуть. Шейн уклонялся, закрывался щитами и выглядел ничуть не лучше. Презрев обширные заклинания, инквизитор и повелитель сошлись в бою на магических клинках: у первого — белоснежный меч с широким лезвием, у второго — парные даги темно-синего, как ночное небо, цвета.

Они двигались быстро и ловко, парировали атаки, пытались пробить защиту. Седой использовал хитрость и «обронил» одну дагу. Та, едва коснулась камней — сковала их льдом. Отец Еннете поскользнулся, и другая дага воткнулась ему в плечо.

Это было бы победой, если бы на лестнице не возник отец Ольто в сопровождении трех своих подчиненных. Шейн зарычал, оттолкнул инквизитора и вспыхнул, будто свеча, ослепительным голубым пламенем.

Альтвиг услышал, как кричит Илаурэн, но броситься ей на помощь не успел. Резиденция заскрипела, затрещала, завыла раненым зверем, и парень почувствовал, что летит. Мимо пронеслись фигурки в черных рясах, а далеко внизу нависла земля. Парень зажмурился и приготовился расшибиться — пока не сообразил, что вполне свободно висит по соседству с черной тучей.

— Что за?.. — начал было он.

— Моя стихия, — отозвалась позади Илаурэн. — Это воздух. Мы левитируем. Левитируем, потому что Шейн… — эльфийка побледнела то ли от страха, то ли от злости. — Эй, Шейн! — обратилась она к повелителю. — Шейн! Ты меня вообще слушаешь? Шейн Эль-Тэ Ниалет!

— По-моему, ему плохо, — осторожно произнес Альтвиг.

— А мне, по-твоему, хорошо? — огрызнулась девушка. — Я его сейчас убью! Разорву в клочья! У-у-у!

И она, презрев опасность, бросилась к повелителю. Тот висел, словно на ниточках кукловода, и не обратил на угрозу никакого внимания. Из-за упавших на лицо волос было неясно, в сознании он или нет.

Альтвиг, не желая становиться свидетелем, опасливо покосился на инквизиторов. Полет им, кажется, нисколько не навредил. Молодой парень — его, наверное, недавно завербовали, — размахивал кулаками и кричал. Что именно — беглец разобрать не смог, но на всякий случай ответил ему улыбкой. Получилось виновато и криво.

— Шейн, ты, чертов придурок! — продолжала Илаурэн. — Что нам делать теперь?! Почему ты не потрудился подумать — просто подумать, это ведь не сложно! — о последствиях?!

— Рэн, — рассеянно ответил повелитель. Альтвигу показалось, что он только что пришел в себя — и нельзя с точностью утверждать, будто причиной стали не эльфийские вопли. — О… а где это мы?

Парень закрыл уши ладонями. Девушка выругалась столь грязно, что ей бы позавидовали даже в Морском Королевстве.

— Ты чего? — удивился седой. — Все нормально. Во-первых, мы сбежали от инквизиции. Во-вторых, спасли Альтвига. В-третьих, не ранены.

— СБЕЖАЛИ?! — окончательно рассвирепела Илаурэн. — А ты не считаешь, о мудрейший из людей, что они убьют нас, едва мы спустимся?!

— А зачем нам спускаться?

— Шейн, — обратился к нему Альтвиг, чтобы прервать девушку. — Может, ты и умеешь ходить по воздуху, но я — нет.

— Пфе, — пожал плечами повелитель. Парень заметил, что манжеты его рубашки тлеют — а значит, голубое пламя не исчезло. — Позовем Кайонга, всего-то проблем. Давайте, кричите. — И, подавая пример, он во весь голос заорал: — ГОСПОДИН КАЙОНГ!!!

— Э-э-э… — протянула эльфийка, левитируя поближе к Альтвигу.

— Госпо-ди-и-и-ин Кайо-о-о-о-онг! — весело вопил Шейн.

— Это конец, — Илаурэн подняла дрожащую ладонь и сняла берет. — Он свихнулся.

— Мне всегда говорили, что блаженным надо поддакивать, — согласился Альтвиг. — Так что… эм… господин Кайонг? Не могли бы вы…

— Не мог бы я спасти трех идиотов, ты хочешь сказать? — прозвучал мрачный голос у него за спиной. — А что мне за это будет?

Совершив медленный разворот, парень увидел молодого каратрима с короткими красными волосами и янтарными глазами безо всяких зрачков. Он был одет в синий с серебром костюм для верховой езды. От правого уха к нижнему веку, а оттуда — вниз, к скуле, тянулся воспаленный шрам.

— Э-э-э… — растерянно выдал Альтвиг. — Здравствуйте.

— Привет, — согласился господин Кайонг. — Подождите минуточку. Я перевоплощусь, а потом, наверное, с удовольствием вас сожру.

— Приятного аппетита, — пожелал ему Шейн.

— Ты дьявольски нагл, Эль-Тэ Ниалет, — фыркнул каратрим.

Его тело странно выгнулось и начало изменяться. Самым странным, пожалуй, был момент появления крыльев — огромных, бросивших тень на половину города. И человек, и дракон из Кайонга получились прекрасные: изящные, гибкие, насмешливые. Мелкая красная чешуя мало напоминала волосы, но цветом явно была обязана им.

— Залезайте, — пригласил дракон, опуская шипастую шею.

Альтвиг спросил себя, все ли нормально, прежде чем последовать за Илаурэн.

* * *
Менестрель очень слабо помнил, как добрался до берега и избавился от хвоста. Помнил только, что уткнулся в благословенно холодный снег, и что тот податливо прогнулся под пальцами.

Очнулся он тогда, когда высокий беловолосый эльф — Смерть этого мира, — ткнул его носком сапога в плечо.

— Чего тебе? — неуважительно бросил Рикартиат.

— Вставай. После купания сон на снегу не пойдет тебе на пользу.

— Ну и что?

Остроухий вздохнул. Ему ужасно не хотелось стоять здесь, на холоде, да еще и рядом с Нижнелуньем. Поэтому он наклонился, схватил парня за воротник и поставил на ноги. Вышло не очень устойчиво.

На лице Мрети полыхал нездоровый румянец. Он дрожал, как лист на ветру, и был вынужден прилагать немало усилий, чтобы сосредоточить взгляд на эльфе.

Повисло молчание. Остроухий задумчиво изучал воду, чистую и прозрачную. Менестрелю показалось, что он за всю свою жизнь не видел такого безрадостного существа.

— Зачем ты сюда приперся? — хрипло уточнил он. — Надеялся, что я сдохну? А вот нет… не дождешься…

Рикартиат отметил, что земля почему-то спешит навстречу — и был подхвачен ледяными руками эльфа.

— На любезный прием я и не рассчитывал. Впрочем, мне без разницы. Я пришел дать тебе один совет.

— Не нужны мне твои советы, — сонно ответил Мреть. — Катись к черту.

— В начале весны, — не обратил на него внимания остроухий, — не смей выходить на улицу. Спи, пиши новые песни, проводи время с Альтвигом — но из дома не выходи.

— А что будет, если выйду?

— Ты умрешь.

Менестрель собирался спросить, с какой это радости, но эльф пропал. Исчез, будто иллюзия. Его заменил Ахлаорн, который выглянул на поверхность.

— Ты в порядке, Рик?

— В полном, — соврал Рикартиат. — Вот сейчас немного посплю — и пойду домой. Расскажу Илаурэн, как принес тебе лапы хоййо… и как ты их ел… и как скорчил самую кислую рожу в мире… деликатес, тоже мне…

Он лег, попытался закутаться в промерзшую куртку и уснул.

— Я отнесу его семье Айнэро, — мягко произнес некто. У менестреля создалось впечатление, что этот некто ему знаком. — Девочка обрадуется.

— Дело твое, — бесстрастно ответил эльф.

Интересно, ради чего он вернулся? Ведь вроде бы уходил. Да и славно — пускай проваливает, от его общества нормальным людям не по себе…

Рикартиат плыл среди бесконечной тишины. Ему было спокойно, уютно и тепло. Темная ночь распростерла свои крыла, спрятала песнопевца в постели из маховых перьев, но…

— Ужасно. Я бы ни за что к русалкам не сунулся, — признался Альтвиг.

— Его стихия — вода, — вежливо пояснила Илаурэн. — У каждого-мага стихийника есть… так сказать… дополнительная ипостась. Товарищи Рика могут принимать облик водяных, маги огня обращаются в звезды, маги земли покрывают свои тела камнем — отличная защита, кстати, — а я умею отращивать крылья.

— А-а-а, — протянул парень с такой интонацией, что сразу становилось ясно: он недоумевает. — Прости, я, наверное, ослышался… обращаются в звезды?

— Нет-нет, все правильно, — эльфийка рассмеялась. — Звезды — это не просто комочки света. Они рождаются, живут и умирают. Мы похожи.

— Ничего более странного мне еще не рассказывали, — отозвался Альтвиг. — Включая лекции о нежити пустынь и историю Безмирья.

— Да ладно тебе, перестань. Для носителей дара это — нормальная информация. Все мы имеем предрасположенность к изменениям. У тебя она тоже должна быть. Поищи, обычно она сама откуда-то выбирается.

— Хорошо.

Рикартиат перевернулся на бок и накрыл голову подушкой. Спать хотелось сильнее, чем терпеть укоризну Илаурэн.

— Он пошевелился, — заметила девушка.

— Я вижу, — согласился Альтвиг. — Скажи, у него действительно хрупкое здоровье? Если я ему врежу, он умрет?

— Не знаю. — Эльфийка засомневалась. — Эй, Рик!

— Отстаньте, — простонал тот. — И дайте мне умереть.

— Тогда я врежу, — решился Альтвиг. — Подними его, пожалуйста.

Илаурэн гнусно захихикала и схватила менестреля за ребра.

— Я смотрю, вы подружились, — обреченно сказал он.

Комнату Мреть видел расплывчато и в серых тонах. Силуэт друга был сутулым и высоким, силуэт девушки — стройным и аккуратным. Зрение возвращалось на круги своя добрых пятнадцать минут, и за это время эльфийка успела возвестить:

— Ну, поначалу он мне не очень нравился… ой, Ал, как будто для тебя это новость… но, пока мы были заняты поисками тебя, все… э-э-э… само по себе наладилось. Выяснилось, что он — вовсе не плохой парень.

— А я говорил, — попробовал улыбнуться Рикартиат. Сдавшись перед плачевным результатом, он прижался щекой к подушке и попросил: — Заткнитесь, пожалуйста. Я устал.

— Мы все равно обедать собирались, — не расстроилась Илаурэн. А Альтвиг полюбопытствовал:

— Принести тебе что-нибудь?

— Спасибо, не стоит.

Парень кивнул и покинул комнату, оставив менестреля наедине с эльфийкой. Та мгновенно нахмурилась:

— А скажи, как так получилось, что твои внешние повреждения в воде регенерируют, а внутренние — нет?

— Полагаю, как раз потому, что они внутренние, — сонно ответил Мреть. — И еще полагаю, что я не должен был владеть даром. И вообще задумывался женщиной. Ты на меня взгляни.

— Не смешно, — поморщилась девушка.

— Ни капли, — согласился Рикартиат. — Извини, Рэн, я действительно плохо себя чувствую.

— Это ты меня извини.

Она встала, поправила платье и пошла догонять Альтвига. Менестрель проводил ее долгим взглядом.

Обед в алаторском особняке представлял собой подлинное произведение искусства — как, в общем, и все остальные трапезы. Здесь у господ Кольтэ и Эльтари были слуги, и они из кожи вон лезли, чтобы угодить хозяевам. Отец часто жаловался Илаурэн, что хотел бы их всех уволить и зажить в одиночестве. Но ему не позволяли не жена, ни собственно слуги — никто из них, особенно поварята, не видел смысла в жизни без эльфов. Девушку это напрягало. Она терпеть не могла, когда остроухих превозносили и считали равными Богам.

Альтвига она нашла за столом. Парень сидел, подперев щеку кулаком, и смотрел в открытое окно. Снаружи все еще царила зима, но времени у нее осталось немного. Пару недель — и придет следующий Сезон. На улицах потеплеет, народу станет больше, откроются летние рынки, воскреснет торговля травами из-под полы. Храмовник с удовольствием отметил, что следить за ней ему уже не нужно.

— Радуемся весне? Солнышку? — ехидно поинтересовалась Илаурэн.

— Не очень, — разочаровал ее парень. И, подумав, добавил: — Просто радуемся. Шейн сегодня придет?

— Обещал. Подождем, у него еще есть… — эльфийка покосилась на дорогие механические часы — последнее изобретение горцев, — пятнадцать минут.

Альтвиг тоже покосился на три железных стрелки. Самая маленькая указывала на цифру «11», высеченную в ободке, самая большая — на цифру «1», а самая узкая непрерывно двигалась по кругу, отсчитывая минуты. И секунды, хотя смысла в них парень не уловил. Горец, продавший им часы, утверждал, что одна секунда равна мгновению, и таких мгновений в минуте шестьдесят. Нечто подобное Альтвиг слышал от Гитака, когда был ребенком. Помнится, он отнесся к этому равнодушно, и заклинатель вместо отсчетов секунд научил его считать паузы. Они вместе замирали и начинали двигаться, лишь когда проходила одна минута.

— Всем привет, — прозвучало от дверей.

Парень обернулся и увидел Шейна, закутанного в плащ. Рядом с ним стоял господин Кайонг.

Первая встреча с ним была сама по себе странной, но вторая с блеском ее превзошла. Каратрим надел куртку, покрытую серебряными шипами, и простые черные штаны. Но, как и в прошлый раз, он был абсолютно босым. По его словам, это требовалось, чтобы удерживать облик человека. Альтвиг не особо верил — ведь другие каратримы носили обувь, в том числе и на высокой подошве.

Основной особенностью расы полулюдей-полудраконов было, пожалуй, то, что они рождались мужчинами. Ни одной женщины-каратрима не существовало. Историки писали, что осознавать себя сразу в двух телах — человеческом и драконьем, — чересчур сложно, и поэтому приходящие из Безмирья души выбирают именно мальчиков. Они кажутся им более стойкими.

— Добрый день, — поздоровался Кайонг.

— Здравствуйте, — радостно отозвалась Илаурэн. Ей понравился этот насмешливый, по-своему красивый парень. — Проходите, присаживайтесь.

Каратрим сел напротив нее, сцепил пальцы под подбородком и огляделся. Эдак оценивающе, невозмутимо.

— Шейн рассказывал, будто вы живете в лесу, — полувопросительно произнесла девушка. — Со своей… э-э-э…

— Невестой, — подтвердил господин Кайонг. — Ее зовут Лина. Она — принцесса.

— Ого! Получается, слухи о том, что драконы любят принцесс — не выдумка? — удивилась Илаурэн.

— Это зависит не так от дракона, как от обстоятельств, — пожал плечами каратрим. — Я случайно пролетал над городом в день знакомства принцессы Лины с ее женихом. Было заметно, что замуж за него она не хочет. Я развеселился, немного напугал народ… но…

Он почесал нос, размышляя.

— Знаете, я и представить себе не мог, что она приедет в мой лес и вызовет на честный бой. Обычно отпрыски королей нервозны и уверены, что все вокруг им должны. Лина другая. Она честна, справедлива и, к тому же, очень несчастна. Родителей не выбирают, и ей пришлось тяжело. Жить под тысячами запретов, постоянно принимать советы от тех, кто выше тебя по рангу, а не по разуму — это большая глупость… и я рад, что в моем замке она нашла приют.

— Вы избегаете названий, — попенял ему Альтвиг.

— А вы весьма наблюдательны, — вернул шпильку господин Кайонг. — Я ошибочно счел, что вам известна эта история. Побег принцессы Хасатинии в свое время наделал много шума. Его Величество щедро платил любому, кто брался за ее поиски. К нам приезжало немало рыцарей, наемников и вообще всякого сброда. Было тяжело их отвадить, но Лина справилась.

В дверь постучали, и на пороге появилась четверка слуг. Они сноровисто накрыли на стол, водрузили с краю коробку дорогих вин и убрались. Невысокая девушка — вероятно, чья-то дочь, — споткнулась и дрожащим голосом попросила прощения.

— Ничего страшного, — заверила ее Илаурэн. И обратилась к гостям: — Что ж, господа. Давайте обедать.

Шейн открыл бутылку эетолиты, налил вина в тут же подставленные кубки. Эльфийка соблазняла господина Кайонга диковинным салатом, а Альтвиг вывалил на свою тарелку целую гору мяса.

— Я счастлив, — со слезами на глазах признался он. — В резиденции меня не кормили.

— Час пробил, — рассмеялась девушка. И подняла кубок: — Выпьем за успешное окончание дела!

— И за начало нового, — ввернул повелитель.

Они выпили. Альтвиг с чувством выполненного долга принялся жевать.

— А что за новое дело? — спросил господин Кайонг.

— Полномасштабная, — начал Шейн, — жестокая и, несомненно, праведная война с инквизицией. Мы собираемся объединиться с Орденом Черноты… им управляет господин Сулшерат… и к чертям уничтожить всех, кто уверен, будто дар — проклятие, мы — еретики, а сожжение на костре и убийство невинных людей — не преступления.

— Смерть за смерть? — Каратрим хищно улыбнулся. — Я могу помочь.

— Было бы неплохо, — честно сказал повелитель.

— А что за Орден?.. — полюбопытствовал Альтвиг. Пока Кайонг и Шейн договаривались, ему ответила Илаурэн:

— Он родом из графства Этлен. Чистые некроманты. Ни одного человека со светлым даром. Господин Сулшерат — глава Ордена, он был очень впечатлен даром госпожи Виттелены. Даже просил ее перейти к ним, но госпожа отказалась покидать Братство Отверженных. Она слишком дорожит Ишетом и Виктором.

— И в конце концов вы решили, что было бы неплохо объединиться, — нахмурился парень.

— Да. Тебе что-то не нравится?

— Не то чтобы… но… — он осекся и махнул рукой. — Не имеет значения. Главное, чтобы ваша цель увенчалась успехом.

— Ага, — мечтательно протянула эльфийка. — Мы уже прикидывали, чем заняться после победы. Хотелось бы открыть по всему миру Академии Магии… в Морском Королевстве будет основан шаманский Круг… Бертасль тоже изменится, гномы получат шанс использовать заклинания… Хасатиния… ну, Хасатиния и без нас плюет на запреты… ты в курсе, что у них есть свой Университет, где учат светлому волшебству? Не станет инквизиции — появится и факультет темного… по мне, так они одинаково важны. Повелители ветров — стражи равновесия, и, чтобы было равновесие, необходимы носители и того, и другого дара.

Альтвиг покивал, но настроение у него испортилось. Чтобы скрыть это, он снова взялся за мясо.

* * *
Эстель шагал по хлипкому деревянному мосту, натянутому над болотом. Второй ярус Нижних Земель — жутковатое, но не лишенное эстетики место, — встретил его неприветливо. Чтобы отыскать путь к дому Его Высочества, пришлось изрядно попотеть. И теперь, на полпути к цели, инкуб с опаской заглядывал в бочаги. Там, под мутноватой болотной водой, прятались трупы врагов первого принца. Вампиры, эльфы, гномы, люди… и демоны. Те, кого угораздило прогневить Лассэультэ.

Когда впереди показался поросший мхом сруб, Эстель задышал свободнее. Пускай по двери ползали улитки, у стен выросли грибы, а с потолочной балки свисала чья-то отрубленная голова, привязанная за волосы — зато ожидание подошло к концу. Теперь, наконец, можно побеседовать с господином принцем. Можно выяснить, почему Рикартиат — часть сюжета военачальника — так на него похож.

Инкуб постучал. Видавшая виды створка приоткрылась, и на пороге возник невысокий юноша с копной черных волос, хрупким женственным телом и перевязанными глазами. На повязках проступали яркие пятна крови, а из-под прядей, неровно обрамляющих худое лицо, выглядывали длинные острые уши. В правом блестело семь или восемь узких оловянных колец.

— Ваше Высочество. — Эстель преклонил колено.

— Входи, — пригласил Лассэультэ.

Инкуб послушался. Огляделся, отмечая, что первый принц спит на простом деревянном лежаке, а все вокруг поросло плесенью, лишайником и — опять же — грибами.

— Ты явился сюда с вопросом, — без обиняков начал Его Высочество.

— Вы правы, — согласился Эстель. — Мне хотелось бы выяснить — если вы, конечно, позволите, — почему внешность Рикартиата из сюжета господина Амоильрэ так сильно сходится с вашей.

— Наверное, потому, — тихо ответил Лассэультэ, — что мы с ним — единое целое.

ГЛАВА 5 ПАЛЬЦЫ

— Вы… что? — не поверил Эстель.

— Единое целое, — терпеливо повторил Лассэультэ. — Когда твой хозяин писал сюжет, ему потребовался прототип. Я ожидал, что он обратится к Атанаульрэ — сам знаешь, у них хорошие отношения, — поэтому удивился, увидев Амо на пороге своего дома. Ему показалось забавным сделать из Рикартиата демона, да так, чтобы парень об этом не подозревал. Он уверен, что не меняется из-за связи с Безмирьем. Но на самом деле…

— Это кровь демона, — пробормотал инкуб. — Погодите! Получается, из-за вас с господином Амо он знает, каковы из себя Нижние Земли?

— Получается, да, — равнодушно ответил принц. И спросил: — Ты возмущен? Расстроен? Выбит из равновесия?

— Из равновесия я был выбит, едва увидев, что вы не против беседы, — шутка вышла неубедительной и корявой. Эстель поморщился: — Извините. Еще один вопрос, и я ухожу. Только… прямо сказать… он не очень корректен.

Лассэультэ пожал плечами:

— Изволь.

— Ваши глаза… они тоже были цвета окиси хрома?

Нижняя половина лица первого принца не дрогнула.

— Нет. Мои глаза были синими.

— Прошу прощения, — повторил инкуб. — И благодарю за прием.

Он даже не вышел, а вывалился за дверь, непонятно перед чем струсив. Одна не в меру наглая улитка, оставляя красноватый след, поползла по его руке. Эстель брезгливо ее смахнул, выдохнул и быстро пошел прочь, едва сдерживаясь, чтобы не оглянуться. Интересно, насколько сильно рассердился Его Высочество? И сколько месяцев пройдет, прежде чем он забудет о визите инкуба? Если снова что-то станет неясно… не приставать же к господину Амоильрэ, право слово! Он только загадочно улыбнется, скажет, что тайны сюжета не разглашаются, и уйдет решать свои собственные дела.

Мост вывел Эстеля к высокому холму. На вершине, в густой голубой траве, возвышалась рукоять меча. Тяжелого, двуручного, с высеченным в рикассо символом — летучей мышью. Видно, оружие принадлежало мастеру, нашедшему приют в болотах первого принца. И тот почему-то был столь любезен, что сохранил его. Из уважения к павшему врагу? Или из банальной гордости? Зная господина Лассэультэ — скорее первое. Этот демон любил хорошие драмы.

Инкуб обошел своеобразный памятник по дуге, провел ладонью прямо перед собой — и исчез. Растворился во мраке, густом и податливом, словно чернила, а спустя мгновение оказался в поле. Вокруг, простираясь на многие-многие мили, зацветал лен. Вдали же, сверкая фонтанами и синим стягом, стоял замок Энэтэрье.

Эстель направился к нему, на ходу отряхивая одежду. Рукава, манжеты и воротник были усеяны мелкими каплями. Мутные и чуть ощутимые, они разили болотом.

Во дворе, на бортике искусственного пруда, сидел Эстеларго. Он опустил босые ноги в воду и болтал ими, распугивая рыб. Заметив брата, инкуб улыбнулся и уточнил:

— Живой?

— Вроде бы, да, — неуверенно ответил Эстель.

— Как оно?

— Ну… наверное, как и со всеми. Не такой уж он и жуткий. Думаю, господин Амоильрэ специально все приукрасил, рассчитывая на наш испуг. На деле Его Высочество… э-э-э… — инкуб задумался, перебирая в памяти свои впечатления, и выдал: — очень спокойный. Он любезно меня принял и объяснил, что к чему. И, знаешь, его трудно уличить в слепоте. Превосходные реакции. Он легко следил за каждым моим движением. И эмоции, кажется, тоже улавливал.

— «Господин Лассэультэ ориентируется на слух и запах», — процитировал Эстеларго. — Ничего другого я и не ожидал. В конце концов, он до сих пор участвует в войнах. — Инкуб посерьезнел, посмотрел на брата с сомнением — будто не мог определиться, хочет задать вопрос или нет, — и полюбопытствовал: — Так что Его Высочество рассказал?

— Он — прототип Рикартиата, — отозвался Эстель.

Эстеларго присвистнул:

— Значит, этот парень…

— Один из нас, — подтвердил его старший брат. — Неудивительно, что изгнание его покалечило. Никто в здравом уме не станет изгонять демона, являясь его сородичем.

— Н-да… — младший не мог справиться с потрясением. — Я подозревал, что господин Амоильрэ подольет масла в огонь. Но… — Эстеларго хохотнул, — даже представить себе не мог, что вместо пары капель он кастрюлю использует.

— Скорее бочку, — возразил Эстель.

Оба рассмеялись.

* * *
Рикартиат проспал целых три дня, прежде чем снова появиться за завтраком. Он зевал, закрывая рот ладонью, и выглядел ничуть не лучше покойника. Чем-то обеспокоенный Киямикира высказал предположение, что на самом деле менестрель в Нижнелунье утопился, и теперь его телом владеет дух. Мреть покосился на него скептически, но до ответа не снизошел. Его до сих пор злило, что друг струсил и остался в Алаторе. Инфист, в свою очередь, молчал о союзе с Ишетом и Виктором и о скрытом наблюдении за резиденцией. Ему казалось, что Рикартиат с удовольствием поднимет эту историю на смех. Мол, раз так, то какого черта вы сидели в стороне, а не помогли Шейну с Илаурэн? Пускаться в пространные объяснения, что Ишет велел «не рыпаться», а Виктор вообще играл в неких загадочных «шпионов», Киямикире не хотелось.

Альтвиг тоже сонно тыкал вилкой в тарелку. Вечером его угораздило встретить Витоль, и принцесса не успокоилась, пока не обошла с храмовником по кругу весь город. Столица была красивой, о потерянном времени парень не жалел, но изрядно вымотался и полночи не мог уснуть, тупо глядя в выбеленный потолок. Мух в алаторском особняке не было, и это вгоняло его в тоску. Альтвиг никогда и никому не признался бы, что скучает за Восьмой, Третьей, Шестнадцатой, Двадцать Седьмой и Пятой. Но, если подумать, трупики в паутине — не единственная его странность. Например…

Сосредоточившись на своих мыслях, храмовник зацепил локтем чашку — к счастью, пустую. Та не разбилась — просто покатилась по ковру. Из-под ног Рикартиата выскочила Плошка, азартно схватила посуду лапкой и мяукнула.

— Молодец, — невнимательно похвалил ее менестрель. Кошка смерила его презрительным взглядом, и парень нахмурился: — В чем дело?

— Мау, — сообщила она. — Мау.

— Мой дед, — мстительно начал Киямикира, — любил напоминать, что все хвостатые твари — приспешники демонов.

— Ой, молчи, — с укором произнесла Илаурэн. — Меньшей глупости я от тебя и не ожидала. Приспешники демонов, надо же такое! Раз так, то почему в Нижних Землях животными и не пахнет?

— А откуда я знаю, что вообще в Нижних Землях есть? — удивился инфист. — Я ведь не демонолог. И не маг, — с легкой горечью добавил он. И тут же, словно испугавшись своей беспомощности, добавил: — Кстати, недавно ко мне обратился мастер из Гильдии Воров. Предложил работу… как это называется?.. точно, на постоянной основе.

Девушка захихикала. У Рикартиата дернулись уголки губ.

— Я сказал что-нибудь веселое? — рассердился Киямикира.

— Да, — без обиняков ответила эльфийка. — Но ты не волнуйся. Мы все равно горды и надеемся, что ты покажешь себя в наилучшем свете…

Не выдержав, она захохотала в голос — вместе с менестрелем, который растерял остатки сонливости.

— Не смешно! — бесился инфист. — Не смешно, вы, распроклятые черти! Вы не одни имеете право действовать против… против…

Он запнулся, а Илаурэн участливо подсказала:

— Против всех?

— Да, именно так!

— Разумеется, не одни, — отметил Рикартиат. — Просто мы считали, что твои способности достойны чего-то… э-э… чего-то честнее, чем Гильдия.

— Да сдалась мне эта честность, — отмахнулся Киямикира. — На ней много не заработаешь.

— А тебе нужно золото?

— Ну… — менестрель не отводил глаз, и инфист ощущал себя крысой. — Понимаешь, я ведь столько лет прожил в бедности… и мои родители… словом, будь у нас тогда деньги, и они бы не погибли. Ни они, ни сестра, ни тетя… и я не хочу, чтобы со мной подобное повторилось. Я хочу жить в достатке, и неважно, что для этого потребуется.

Рикартиат покосился на застывшего Альтвига. Было видно, что решение инфиста парень не одобряет.

— Дарштед однажды говорил, — мечтательно протянула Илаурэн, — что все участники Гильдии Воров меняют имена. Он еще называл себя Лозой, — она оценивающе посмотрела на Киямикиру. — А ты, наверное, будешь Тросточкой.

— Еще чего! — возмутился тот. — Я уже все придумал.

— И кто же ты? — поинтересовалась она.

— А я, — инфист гордо расправил плечи, — Альбинос.

На лице эльфийки отразилась тоска.

— Альбинос, — фыркнула она. — Нет, вы слышали? Альбинос! Это же просто жалко. Очевидно до ужаса.

— Да ну тебя! — Киямикира вскочил. И, почти добравшись до выхода, бросил: — Рик, я жду тебя на площади через час.

— Ладно, — жизнерадостно согласился менестрель. — До встречи.

— Угу. И я буду очень благодарен, если ты наконец-то заступишься за друга и наденешь Рэн на голову миску с салатом.

— Между прочим, я все еще здесь, — вмешалась девушка.

— А я уже нет, — буркнул инфист и захлопнул за собой дверь.

Илаурэн не расстроилась. Она была довольна, что довела Киямикиру. В конце концов, не только Рикартиату показалось мерзким его нежелание переходить дорогу инквизиции, уравновешенное, впрочем, готовностью работать на воровскую Гильдию.

Остаток завтрака прошел в тишине. Дожевав тушеную капусту, эльфийка встала и сообщила, что ее ждут великие подвиги. Рикартиат проводил девушку задумчивым взглядом, а спустя минуту тоже поднялся.

— Что ты собираешься делать? — немедленно подал голос Альтвиг.

— У меня встреча с господином Нэйтом, — не стал увиливать менестрель. — Ради нее он приехал в Алатору. Предварительно написал мне, что… — парень вытащил из кармана мятый кусок пергамента, — …отыскал важные сведения касательно убийц, охочих до моей головы.

— Любопытно, — оценил храмовник. — А мне можно пойти с тобой?

Он ожидал отрицательного ответа, но Рикартиат кивнул:

— Конечно.

Альтвиг отправился за пальто. Куртка менестреля висела в шкафу у выхода, поэтому к моменту возвращения храмовника он был уже одет. Туго зашнурованный ворот, накинутый на голову капюшон и высокие сапоги на шнуровке придавали Рикартиату сходство с надзирателем вроде тех, когоприставляют к особам благородных кровей.

— Хочу предупредить, — негромко пробормотал он, стоя на пороге. — Господин Нэйт — натура своеобразная. В большинстве случаев я не успеваю следить за оборотами его мыслей. Но сейчас нам важно получить всю информацию. И он наверняка ею располагает. Поэтому не бойся переспрашивать, уточнять и сверять детали, если они вдруг покажутся тебе странными.

— Хорошо, — растерялся Альтвиг. — У тебя есть какие-то подозрения?

— Подозрений нет, — возразил менестрель. — Но имеются опасения. Хотелось бы верить, что они ошибочны.

Парни шагали по узкой улице, мимо вывесок торговых лавок.

— Поделишься? — предложил храмовник.

— Можно, — не слишком уверенно ответил Рикартиат. — Помнишь, я говорил, что встретил демона? Это был Амоильрэ, военачальник крепости Нот-Этэ. Подожди, — попросил он, потому что Альтвиг уже открыл рот и вознамерился разразиться гневной тирадой. — Пожалуйста. Амоильрэ мне сказал, будто Леашви готов заплатить за мою голову 500 золотых монет. Я отправился в Ландару, чтобы услышать обо всем из первых уст. Но глава Совета, вместо воплей «стража, немедленно убейте его!», обрадовался моему приходу. Он надеялся, что я займу место короля, побеседую с его товарищами и спасу королевство от бунтов. И он очень изумился, узнав, будто я считаю его нанимателем чертовых убийц.

— Амоильрэ солгал, — донес до менестреля Альтвиг. — Он же демон. А все демоны лживы.

— Верно, — подтвердил Рикартиат. — Но это не повод оставлять все на самотек.

Они вышли на площадь, и у памятника древней воительницы — госпожи Рэайн, — увидели Киямикиру. Инфист стоял, спрятав ладони в рукавах, и провожал взглядом каждого прохожего.

— Привет, — поздоровался с ним менестрель. — Давно не виделись.

— Здорово, — тихо отозвался Киямикира. — Идем. Постарайтесь не привлекать к себе внимания.

Исполнение просьбы было заранее обречено на провал — кошачьи уши Альтвига и Рикартиата притягивали чужие взгляды и вызывали у многих девушек восхищение. Некоторые, сначала увидев их, а потом — шрам храмовника, брезгливо морщили носы.

— Ладно, — тем не менее оптимистично сказал менестрель. И, приглядевшись к облаку, зависшему над городской стеной, предупредил: — Сразу после моего крика бежим. — И, козырьком прижав ладонь ко лбу, заорал: — Черт возьми, смотрите! Это там не ангел?!

Идея сработала безотказно. Люди взволнованно обернулись, а то и развернулись. В то время как они, разочарованные, искали виновника переполоха, тот уже мчался по боковой улице. За ним неслись Киямикира и Альтвиг — оба недовольные.

— Да ладно вам, — растерянно покосился на друзей Рикартиат. — Хорошо же получилось.

— Ага, — не стал спорить инфист. — Но к побегу я был не готов.

Парень ехидно улыбнулся:

— Стал слабенький?

— Ой, заткнись, — огрызнулся тот.

Они остановились на пороге трактира. Вверху, над тяжелой дверью, болталась на тонких цепях доска с высеченной надписью: «Льдина».

Менестрель с опаской заглянул внутрь. Никого. Лишь за стойкой протирал деревянный кубок хозяин заведения — широкоплечий мужик вида столь кровожадного, что Рикартиат растерял желание заходить. Ну его, этого господина Нэйта! Чем он думал, выбирая место для встречи?

Однако Киямикира — наверное, из природной злопамятности, — толкнул друга в спину. Первые несколько шагов менестрель проделал благодаря удару, следующие пять — благодаря осознанию, что на данном этапе разворот и возвращение за створку будут выглядеть более чем глупо.

— Э-э-э… здравствуйте, — поприветствовал он хозяина. — Нас тут должен ждать…

— Я, — лениво протянул кто-то с лестницы.

Альтвиг уставился на него, как громом пораженный. Главу Гильдии Убийц он представлял себе иначе.

Господин Нэйт был высок, но настолько худощав, что казался нездоровым. Его красные волосы — чуть темнее, чем у Кайонга, — рассекали две серебряные пряди, берущие начало от висков. На узком бледном лице двумя омутами расположились бледно-зеленые глаза, наполовину скрытые за ресницами.

— Доброе утро, — улыбнулся Рикартиат.

— Привет. — Глава Гильдии Убийц расплылся в ответной улыбке. — Идемте наверх. А ты, — обратился он к трактирщику, — принеси вина.

— Хорошо, — покорно отозвался мужик.

Менестрель пошел за господином Нэйтом. Альтвиг переглянулся с Киямикирой, прежде чем тоже подняться на второй ярус.

Убийца занимал одну из самых дорогих комнат. Было ясно, что, приехав сюда, он сразу же изменил порядок вещей — кровать, кресло и стол были сдвинуты к окну, оставляя много свободного места. На белой в синий цветочек простыне валялась стопка бумаг — таких белых, чистых, едва ли не ослепительных листов храмовник никогда не видел.

— Пишешь стихи? — полюбопытствовал Рикартиат.

— Нет, — открестился убийца. — Отвечаю на письма.

— Это сколько же людей тебе пишет?

Господин Нэйт устроился в кресле:

— Довольно много. После появления инквизиции заказов стало больше. Наши святые отцы многим не угодили. К примеру, — он подхватил свою сумку и вытащил свиток с голубой официальной печатью, — господа Алиез и Нельтас Эль-Тэ Ниалет жаждут получить труп Еннете Ла Дерта.

— И ты к нему кого-то приставишь? — недоверчиво уточнил менестрель.

— К сожалению, я не могу пойти на подобный риск, — развел руками убийца. — Родичам Шейна придется повременить. Рано или поздно — я имею в виду, когда вы наконец-то решитесь на переворот, — отец Еннете и так станет трупом. Следует уточнить, что меня это событие тоже обрадует. Не так давно инквизиторская крыса посмела перейти мне дорогу.

Альтвиг поежился. В голосе господина Нэйта, вроде бы спокойном, почему-то чувствовалась угроза.

— Но ладно, — убийца потер переносицу. — Ладно. Вы же не в гости сюда пришли, давайте перейдем к делу.

— Давай, — с облегчением ответил Рикартиат.

— Мне пришлось побеседовать с десятью ответственными людьми… все они, кстати, должны мне как деньги, так и жизнь… ради выяснения личности того, кто посмел заплатить за твою смерть. Я не слишком удивился, получив его имя. Вот, возьми.

Господин Нэйт вручил менестрелю мятый клочок пергамента. Парень — не без опасения — его развернул.

Воцарилась тишина. Рикартиат сохранял невозмутимое, даже отрешенное выражение лица, но в комнате странно похолодало. Киямикира дернулся, будто хотел подойти и лично увидеть, что его друг прочел. Альтвиг сжал кулаки, зацепив ногтем пожалованную кошкой царапину.

Единственным, кто не напрягся, был господин Нэйт. Он откинулся на спинку кресла и уставился в окно.

— Эстеларго, — тихо произнес Рикартиат, когда молчание стало невыносимым. — Эстеларго Элот.

— Брат господина Эстеля? — поразился храмовник. — Но ведь он — демон! Он мог запросто убить тебя сам!

— Я знаю. — Менестрель растерялся не меньше. — И это не единственная загадка. Зачем ему было все сваливать на Леашви? И еще… нельзя отрицать вероятность, что господин Нэйт нашел это имя, потому что инкуб посчитал, будто мы должны все понять.

— Понять? — Альтвиг нервно хохотнул. — По-моему, все сделалось еще запутаннее. Или у тебя возникли идеи?

— Нет, — Рикартиат покачал головой. — Это, как ты говоришь, бред собачий. Кира… а ты что думаешь?

Киямикира пожал плечами:

— Я согласен. Понятия не имею, на что рассчитывал Эстеларго.

— Может, он всего лишь мечтает повесить твою голову над входом в свою обитель, — беззаботно сказал господин Нэйт. И, заметив три недоуменных взгляда, пояснил: — Я знаком с одним демоном, который любит так поступать. Но его, к вашему счастью, зовут иначе. И он…

Убийца, мгновение назад проявлявший эмоций не больше, чем какой-нибудь камень, покосился на Рикартиата. Альтвигу показалось, что в бледно-зеленых глазах промелькнул испуг.

— Что такое? — резче, чем собирался, спросил он.

Убийца отвернулся:

— Наверное, показалось. Прошу прощения.

— Что ж, спасибо, — мягко сказал менестрель. — Ты мне очень помог.

— Ты мой труд оплатил, так что не благодари, — господин Нэйт едва-едва улыбнулся. — И не уходи пока, давай вина выпьем.

Дверь открылась, и на пороге появился трактирщик. Он поставил на стол поднос с тремя бутылками, четырьмя кубками и закуской.

— Будем сидеть на полу, — решил убийца, первым подавая пример — разулся, ступил на небольшой пушистый ковер и сел.

И Альтвиг, избавляясь от ботинок, жалел, что не может с той же легкостью избавиться от впечатления, оставленного словами «наверное, показалось».

* * *
Позднее, уже глубоким вечером, он по-прежнему хмурился и недоумевал. Из спальни Рикартиата, приглушенная расстоянием — два коридора и картинная галерея — звучала музыка. Менестрель что-то написал, поразмыслил и тут же обзавелся мотивом. Он так ловко управлялся с гитарой, что храмовнику было завидно. В один момент он даже прикидывал, не взять ли у друга пару уроков, но потом поостерегся.

Госпожа Эльтари и господин Кольтэ вернулись около двух часов назад. Илаурэн утащила их в западное крыло особняка, общаться с Лефрансой и Симой. Девушки приехали незадолго после обеда. Эльфийка восторженно пересказывала им городские сплетни, обещала прогуляться в замок Его Величества и накормить засоленной рыбой — истинным кулинарным шедевром алаторских слуг. По мнению храмовника, обе гостьи должны были быть весьма довольны — если они, конечно, не разнеженные дуры.

Он запрокинул голову назад и начал изучать потолок. Мысли бегали друг за другом на мягких бесшумных лапках. Еще немного, и под их чуть ощутимый топот можно будет уснуть. Альтвиг сомкнул веки, вздохнул и…

— Добрый вечер, — прозвучало рядом.

Открыв глаза, храмовник обнаружил Шейна. Повелитель был бледен, хотя возле ушей его кожа зловеще покраснела.

— Привет, — поздоровался Альтвиг. — Что-то случилось?

— Я получил посылку, — отозвался седой. Его голос сорвался — несмотря на тихую, вкрадчивую манеру говорить. — И она… в общем, я считаю, что ты должен это увидеть.

— Ну давай, — настороженно кивнул парень. Ситуация явно выходила из-под контроля.

Шейн вытащил из-за пазухи книгу — книгу в синем, словно вечернее небо, переплете. Он был сделан из плотной, как дерево, бумаги, и потому идеально подходил для белых страниц. Повелитель небрежно их пролистал, похоже, добравшись до концовки, и протянул храмовнику.

— Читай. Восьмая строка снизу.

Альтвиг послушно перевел на нее взгляд. И побледнел:

— Где ты это взял?!

— Мне прислали, — без тени раздражения повторил Шейн. — Без подписи. Но в конверте было еще и это.

Он показал парню черное маховое перо — крупное, длиной с хороший кинжал, и неуловимо красивое.

— Демон, — сообразил Альтвиг, побледнев еще сильнее. — Полагаю, он нас достанет. Такая настойчивость… такая изобретательность… вряд ли нам известна хотя бы половина оборотов сюжета.

— Тебе… тебе известно о сюжете? — изумился повелитель.

— Да, — подтвердил храмовник. — Я в курсе о том, что нас ждет. Но эта книга… — он закрыл ее, удерживая на нужной странице палец, и вполне ожидаемо прочел: «Одиночество на земле». — До того, как ты ее принес, мне не было так страшно. В том экземпляре, что я получил от Алетариэля, было выписано наше прошлое. А в этом… все расписано наперед.

Шейн принялся мерить шагами кухню.

— Но теперь у нас, считай, есть на руках руководство, — пробормотал он, — каких шагов следует избегать. А если станет совсем плохо, можно пойти наперекор всем истинам книги.

— Ага. — Альтвиг снова деловито ее листал. — Тут сказано, что я так и не решился попросить Рикартиата научить меня играть на гитаре.

— Я не думаю, что это важный ход, — растерялся повелитель.

— А я думаю иначе.

Парень поднялся, скупо поблагодарил и отправился к менестрелю.

Рикартиату, с оглядкой на его привычки и вкусы, отдали самую маленькую комнату особняка. Изначально Илаурэн хотела разместить его в огромной, словно храм, спальне, но Мреть уперся и начал вопить, будто ненавидит простор и желает быть замкнутым в четырех стенах. Эльфийка рассердилась и предоставила ему кладовку. Рикартиата это вполне устроило, и он перетащил туда три одеяла, подушку и, конечно, свои музыкальные инструменты.

Перед тем, как войти, храмовник постучал. Тихая песня тут же смолкла, и голос менестреля изрек:

— Открыто.

— Спасибо, — мрачно улыбнулся Альтвиг.

В кладовке висел навязчивый запах рассола. Мреть сидел на краешке одеяла, прижимая к себе цитру. В ногах у него стояла банка огурцов. Один овощ парень как раз ел, используя вместо вилки нож.

— Угощайся, — любезно предложил он.

— Ты очень добр, — отметил храмовник, вылавливая огурец по-простому, пальцами. — Позволь злоупотребить этим твоим качеством.

— Злоупотреби, — заинтригованно разрешил Рикартиат.

— Скажи, с моими… э-э… ладонями реально стать музыкантом?

Менестрель впервые посмотрел на руки друга открыто. До этого он лишь однажды покосился, ничего не выдал и будто забыл.

— Ну, правая особых проблем не доставит, — вынес вердикт он. — А вот с левой придется попотеть. Без мизинца тебе будет трудно.

— Но возможность есть? — настаивал Альтвиг.

— Да. Вот, возьми, — Мреть подхватил из угла гитару. — Ты ведь ее хотел, верно?

— Верно. А как держать-то?

— Левой рукой за гриф — большой палец позади, а безымянный, средний и указательный на ладах… ну, на струнах, — пояснил он. — А правая вот здесь. Потом…

Спустя полчаса он увлекся и начал объяснять все несколько путанно. Альтвиг переспрашивал и ответственно исполнял все, чего требовал менестрель. Без мизинца действительно было нелегко.

— Надо что-то придумать, — задумчиво сказал Рикартиат. — Может, заказать у какого-нибудь кузнеца железный? Помню, Дарштеду отрубили предплечье, так он пошел и купил себе медное… теперь носит на ремешках и не снимает даже во сне… а если обратиться к горцам, они сделают подвижное, чтобы реагировало на твои желания… хочешь?

— Можно попробовать, — согласился храмовник, вспомнив, что подобного не было в сюжете. — Но разве горцы есть в Алаторе?

— Полагаю, есть, — пожал плечами Мреть. — В конце концов, это ведь столица. Много благородных, а благородные предпочитают хорошее оружие красивому. То есть я не возражаю против эльфийской стали, — торопливо добавил он, — но с горской она ни в какое сравнение не идет. Горская словно… разумна. Кстати говоря, я недавно слышал, что жители гор изобрели големов. Если выяснится, что это правда, то меня она не поразит. От них можно чего угодно ожидать, они к любому делу подходят с такой основательностью, что…

— Я понял, что они тебе нравятся, — рассмеялся Альтвиг. И задал вопрос, интересующий не только его самого, но и всю инквизицию: — Это ведь горцы куют агшелы?

Рикартиат почесал затылок. Храмовник сообразил, что он колеблется, и буркнул:

— Я нем, как могила, ты же знаешь.

— Плохое сравнение, — тихо возмутился менестрель. — Давай лучше ты будешь нем, как рыба. В случае чего я хотя бы смогу тебя расколдовать.

— Ладно, — хмыкнул Альтвиг. — И все-таки, кто?..

— Его зовут Ноок, — перебил Мреть. — Господин Ноок. Он… э-э… когда-то был человеком, но теперь… э-э… в общем, я не в курсе, с кем он в родстве. Он немного похож на… то есть… ой, — сам на себя разозлился Рикартиат. — Господин Ноок, все. Он точно не горец, потому что все горцы смуглые, а этот кузнец бледен, как мел. Он весьма и весьма талантлив, и его секреты столь сложны и многогранны, что до сих пор те, кому удалось узнать тайну изготовления агшелов, не смогли нормально ею воспользоваться.

— Ясно, — слегка разочарованно произнес храмовник. И, чтобы отвлечься от новых знаний — отнюдь не таких загадочных, как он себе представлял, полюбопытствовал: — А где твой магический кинжал?

— Нож, — поправил менестрель. — Агшел — это нож.

Он сунул ладонь за воротник и вытащил длинный, узкий и очень тонкий черный клинок. Рукоять была обмотана синей лентой для волос.

— Ее носил Райстли, — сообщил Рикартиат.

— И она напоминает тебе о нем?

— Она напоминает мне, что чем быстрее мы избавимся от инквизиции, тем свободнее в этом мире станет дышать.

Он протянул агшел Альтвигу. Тот осторожно взял.

Нож был легким, почти невесомым. Казалось, будто он сломается от любого неосторожного прикосновения.

— Неоднозначная вещь, — тихо сказал храмовник.

— Агшел соответствует магу, которому принадлежит, — улыбнулся менестрель. — Значит, я тоже неоднозначный. А еще мы оба хиленькие, заметил? Что я, что мое оружие. Нооку, наверное, было весело его ковать.

— Скорее сложно, — усомнился Альтвиг. — Поди сотвори из тоненькой железочки нечто стоящее. А баланс хороший, — добавил он. — Помню, отец Еннете говорил, будто агшел служит только тому, для кого сделан. Мы даже находили еретиков, используя их ножи. Было довольно мерзко. За проявление верности — человека клинку и клинка человеку, — мы безжалостно убивали. Я рад, что сейчас не должен больше так поступать. Что больше не нужно идти вразрез со своими желаниями. Что никакой дутый авторитет, — он сжал кулаки, — не посмеет мне приказывать. И еще я благодарен, что вы вернули мне дар.

Рикартиат тоже посерьезнел.

— А я благодарен, — криво усмехнулся он, — что Улум не погасил его полностью. Всего лишь притушил, как слишком яркое пламя. Уничтожь он твою магию — уничтожил бы и тебя.

— Куда там, у него просто нет способностей, — криво усмехнулся Альтвиг. — Чтобы полностью погасить дар, надо обладать особым умением. Не все инквизиторы чувствуют чужие «огоньки».

* * *
Настоящего мрака в Алаторе не было.

Пока на землю опускались сумерки, отряды фонарщиков зажигали повсюду зеленые фонари. Все улицы патрулировались, гордая и неподкупная — по идее — стража вооружалась тяжелыми алебардами. Каждый прохожий становился целью преисполненных сомнения взглядов.

Горожане к этому давно привыкли, а вот Киямикире было неуютно. Чаще всего он возвращался на постоялый двор поздно, спустя пять-шесть часов после наступления темноты. Патрули считали это страшным преступлением и охотно отправили бы парня в темницу, если бы не приказ: гостей столицы не трогать. Именно этих семерых гостей, на остальных начальство плевать хотело.

Никому, кроме тройки особо доверенных лиц — господина Инага, господина Клио и господина Ельви, — не было известно, что приказ исходил непосредственно от короля. Впрочем, данная деталь вряд ли смягчила бы неудовольствие Киямикиры.

Еще больше инфисту не понравился поздний посетитель. Виктор, один из трех лидеров Братства Отверженных, нагло разлегся на его кровати. Кажется, мага нисколько не смущало пребывание в чужой комнате.

— Хорошая ночь, правда? — радостно уточнил он.

Киямикира озверел за долю мгновения.

— Выметайся! — заорал он, сдернув с Виктора одеяло.

— Ну-у, — загрустил тот. — Откуда в тебе столько ярости?

— А самоуверенности — в тебе?! Я в ваше чертово Братство не вхожу, мне без разницы, что там у вас и как! Зачем ты приперся?!

— Кхм, — кашлянул демонолог. — Вообще-то я хотел выяснить, не изменилось ли поведение господина Нэльтеклета за последние… ну, предположим, две недели.

— А чего это оно должно измениться? — с подозрением уточнил инфист. — Что вы ему наговорили?

— Ничего плохого. Просто предупредил. Но, видишь ли, он очень бурно отреагировал, — пожаловался Виктор. — Прямо как ты минуту назад. И я подумал, что с моей стороны навязывать ему свое общество будет глупо.

— Ого, вы даже думать умеете? — Киямикира изогнул бровь. — Я об этом не догадывался.

— Если бы ты, Кира, догадывался хотя бы о половине моих способностей, ты бы вел себя куда сдержаннее.

— Ну разумеется! Я же не маг, да? Я должен вас бояться и уважать, причем уважать из страха — словно инквизицию. Чем вы лучше нее, с такими-то речами?

— Ну, во-первых, я все еще не тащу тебя на костер, — расхохотался демонолог. — Во-вторых, ты все еще стоишь на ногах. В третьих, все еще дышишь. Потому что, по большому счету, мне глубоко безразлично твое мнение. Спасибо за ответ на вопрос. Удачи тебе.

И он направился к выходу. Киямикира не дрогнул и с силой захлопнул дверь, а затем хлопнулся на кровать и злобно уставился в потолок.

Что понадобилось Виктору, одному из самых талантливых магов современности, здесь, в Алаторе? Что за выгоду он ищет в храмовнике-инквизиторе? Да, в Альтвиге есть много хорошего, и он единственный, кто ни разу не обвинял инфиста в трусости — по крайней мере, в лицо, — но ведь и плохого в нем не меньше! Кто сосчитает всех погибших по его милости людей? Кто забудет о тальтарском сожжении — огромной потере для мира колдовства, для людей с даром — и для тех, кто был близок им.

Киямикира мысленно решил, что завтра обязательно побеседует и с Альтвигом, и с Рикартиатом. Перевернулся на бок, накрылся одеялом — и тут же с отвращением вскочил.

Виктор оставил на постели запах гниющей плоти.

* * *
Менестрель разбудил друга довольно рано — над столицей едва успел зависнуть болезненно-зеленый рассвет. Крыши домов казались черными, окна тонули в отблесках, а собаки пугливо прятались по будкам.

— Мне все лень, — простонал Альтвиг.

— Вставай, — не сдавался Рикартиат. — Ты же хочешь попасть к горцу сегодня? Иначе придется терпеть месяц, а то и дольше.

Храмовник отмахнулся, но затем на него снизошло озарение — месяца в запасе нет. Весна уже близко.

Несмотря на осознание возможности изменить сюжет, он боялся, что менестреля спасти не выйдет.

— Хорошо, встаю.

— Отлично, — обрадовался тот. — Я жду тебя в кухне.

По коридору пробежала цепочка мягких шагов. Альтвиг с трудом поднялся — проспал он всего час — и принялся одеваться.

Лег он рано, но тяжелые мысли не давали уснуть. Храмовника беспокоил демонический сюжет — столь детальное, просчитанное и аккуратное творение, что кажется, будто спорить с ним бессмысленно. Отчаяние и тоска вынудили его прикинуть, не поддаться ли Амоильрэ и пустить все на самотек? Но потом, к счастью, в груди ёкнуло, и парень ощутил стыд. Позволить другу умереть — и не ему одному, если верить посылке Шейна, — было выше его сил. И он убедил себя, что надо бороться, надо сопротивляться, использовать любые резервы.

В кухне Альтвига ждал не только Рикартиат, но и бутерброды со свиной колбасой и чесночным соусом. Менестрель поглядывал на них гордо — значит, готовил сам. Получилось вкусно, пропавший вчера аппетит устыдился и вернулся.

Пока храмовник ел, Мреть что-то быстро писал на клочке пергамента. Перо едва ощутимо шкрябало, по столу то и дело расползались черные капли. Скосив глаза, парень умудрился прочесть следующее:

   «Я не мучитель
   и ты не мучитель
   тоже.
   Наша обитель
   стоит на краю земли».
Ниже проступала череда непонятных завитков. Храмовник сощурился и сообразил, что одно слово накладывается на другое, и Рикартиат просто рассматривает по три-четыре варианта следующих строк. Зато у края листка было четко выписано:

   «А нам все равно — и, шагая по тракту вместе,
   мечтая о прежнем покое и тишине,
   на каждом чужом повороте и перекрестье —
   мы будто бы в пекле, мы будто бы на войне».
— Это новая песня? — поинтересовался Альтвиг.

— Пока нет, — виновато возразил Мреть. — Но забыть об этой дряни не получается. Она мне не нравится, а все равно лезет, — пожаловался он. — Иногда я понимаю, как чувствует себя Шейн. Бывает, иду по коридору, а потом бац, и озаряет… и это не похоже на мои собственные идеи, я — любитель разнообразия. Такое чувство, что кто-то сидит у меня на шее и постоянно шепчет про одиночество, про боль и тоску, про войны и смерть, и хоть ты плачь — его не прогонишь.

Он вздохнул и протянул храмовнику еще один клочок пергамента.

Альтвиг удивился, но не мог не воспользоваться случаем. Аккуратно расправил тонкий листок.

   «…мимо заповедей и боли,
   мимо вечности и огня.
   Ты испуган, а я доволен —
   так бери же пример с меня:
   потерявшего разум, память
   и доверие вместе с ней.
   Ведь безумца непросто ранить,
   а убить — и того трудней.
   Мы идем по большой дороге,
   мимо рощ и льняных полей.
   Окликает нас кто-то строго:
   обернувшись, мы видим змей.
   Их шипенье в ветвях струится,
   проходимцев-людей зовет:
   мол, не хочешь ли, славный рыцарь
   ты отведать запретный плод?»
— А что, — начал парень, — неплохо вышло. Если бы ты такое спел отцу Еннете, он бы скончался на месте от переизбытка еретических размышлений.

— Ха-ха, — безо всякого веселья протянул менестрель. — Поверь, я тоже к этому близок. Ты позавтракал? Иди за пальто, запас терпения у господина Шие сильно ограничен.

— Шие? — уточнил Альтвиг, вставая.

— Так его зовут. На меня напала бессонница, и я еще до рассвета обошел город. Говорил патрульным, что ищу хороших кузнецов, и выяснил, что в Алаторе все-таки есть горцы. Мне сказали, что господин Шие нелюдим, но старателен и все делает быстро. Я примерно объяснил ему, каковы из себя твои ладони, а он пообещал, что управится с работой за час. Якобы у него есть готовые образцы, он их подправит и…

— Ясно.

Храмовник сходил за пальто, накинул его и попробовал расчесаться. Результатов это не дало — волосы как стояли дыбом, так и продолжили стоять.

За порогом было не столь уж холодно, многие люди поснимали шапки. Снег окончательно растаял, обнажилась черная сырая земля. Местами из нее торчали охапки размокшей и серой, словно пепел, травы.

Небо, недавно зеленое и пустое, выкатило на горизонт пылающий шар солнца. Вокруг него собрались пушистые облака.

— Мне все ле-е-ень, — зевнул Альтвиг.

— Мне тоже, — поддержал его Рикартиат. — Я уже жалею, что не лег спать.

Кузнечная лавка горца расположилась недалеко от замка. Судя по всему, ее хозяин был знаменит, потому что внутри толклось человек десять, не меньше. Храмовник приготовился долго стоять в очереди и, чтобы отвлечься от легкого волнения, — каково оно, ходить с двумя кусками железа вместо пальцев? — принялся рассматривать товар.

На незатейливых деревянных полочках, вбитых в стены, и в стойках, расставленных по углам, красовалось оружие. Тут были и ножи, и кинжалы, и наконечники копий, и мечи — одноручные, полуторные, двуручные. Тут были и алебарды, и секиры, и бердыши, и узкие метательные звезды, и голые лезвия, и редкие кастеты, а еще, что особенно понравилось Альтвигу — настоящие горские дротики. Их острие напоминало иголку, но было длиннее и изнутри прорезалось каналом, сквозь который при попадании в цель впрыскивался яд. Навершие дротиков представляло собой сосуд, а использовать их предлагалось на свое усмотрение: хочешь, бросай, а хочешь, выбивай резким выдохом из специальной деревянной трубочки.

— Хорошая вещь, — с тоской буркнул храмовник.

— Ага, — согласился Рикартиат. — О, здравствуйте, господин Шие!

Альтвиг обернулся.

Горец был невысоким, коренастым и смуглым. Он смерил клиента взглядом спокойных и очень ярких голубых глаз, свел густые темные брови и произнес:

— Идемте, я покажу вам товар.

Послушно шагая за ним в заднюю часть лавки — нечто вроде склада с множеством ящиков, — храмовник занервничал. От менестреля это не укрылось, и он похлопал друга по плечу:

— Все в порядке, чего ты?

— Знаешь, я подумал… — парень осекся. — Подумал, что если все получится, я снова смогу рисовать.

У горца, видимо, был превосходный слух, потому что он рассмеялся:

— Конечно, сможете. Поднимите рукава.

Спустя минуту он подошел с целой горой легких деревянных шкатулок. Сел на ящик, открыл одну. Хмыкнул, закрыл, взял следующую… на четвертой остановился и показал Альтвигу искусственный мизинец из мутного серого железа.

— Такие штуки мы протезами называем, — открыл секрет он. — Вытяните руку.

Храмовник вытянул. Горец критически осмотрел шрамы, прижал к ним свое творение и принялся крепить к ладони с помощью тонких, но крепких ремешков. Парень покосился на них скептически.

— А если слетят?

— Ничего страшного, — огорошил его Шие. — Со временем протез прирастет.

— Прошу прощения?! — испугался Альтвиг.

— Не бойтесь, — попробовал успокоить его горец. — Будет совсем не больно. Болотная сталь вступает в резонанс с человеческой плотью и способна ее дополнить. Это свойство весьма полезно. Вспомните, еще год назад солдаты, потерявшие на войне ноги, были обречены. А теперь они могут купить такую вот штучку, — он затянул последний ремешок и взялся за поиски второго пальца, — и жить счастливо.

ГЛАВА 6 НАСЛЕДНИК

После похода к горцу Рикартиат завалился спать. Альтвиг последовал его примеру, но, в отличие от друга, не проснулся и поздним вечером — а вот менестрель распахнул глаза, вылез из-под одеяла и выглянул в коридор.

— Рэн, — тихо позвал он, — ты готова?

— Готова. — Девушка стояла, опираясь на стену у кладовой. — Собирайся. Виктор сказал, что промашки недопустимы.

— Это и без него ясно, — улыбнулся Мреть. — Сколько их?

— В Алаторе — восемь человек.

Рикартиат зашнуровал ворот куртки:

— Довольно много. Я думал, что в столице инквизицию… э-э… гоняют.

— Ты не ошибся, — бледно улыбнулась Илаурэн. — Пятеро из них представились паломниками. Якобы пришли посетить алаторские храмы и взглянуть на знаменитый некрополь. Еще двое присвоили себе имена торговцев, и только последняя парочка — муж и жена, кстати, — не сочла нужным скрывать инквизиторские значки.

— Рэн. — Менестрель заметно встревожился. — Ты помнишь, что я тебе вчера сказал?

Эльфийка закатила глаза:

— К сожалению, помню. Не убивать без крайней необходимости. Предупредить, попробовать объяснить, почему носителей дара глупо считать еретиками… но, черт возьми, мы ничего этим не добьемся. Разве что ты хочешь нажить себе кучу врагов, а потом погибнуть под валом светлых заклинаний. По-твоему, будет весело? Они даже устроят турнир, кто нанесет тебе удар первым.

— Это не смешно, Рэн, — едва слышно возразил он. — Это страшно. Не все инквизиторы плохие. Они имеют такое же право жить, как и мы. Я не отрицаю, бешеных собак вроде отца Еннете надо искоренить, — быстро добавил парень, потому что Илаурэн фыркнула. — Но…

— Я все поняла, — перебила его девушка. — Пошли.

Мреть молча подхватил тяжелый биденхандер.

На улице было зелено и очень тепло. Зелено — из-за света фонарей: отблески их огня плясали на камнях и деревьях, отражались в окнах домов и повторялись, повторялись, повторялись…

Рикартиату подумалось, что весна уже совсем близко. Он всегда любил это время года — еще не жарко, но уже и не холодно, все цветет и светлеет, а солнце и две луны подходят гораздо ближе, чем зимой. Единственное, чего стоит опасаться — это коты и неукротимый нрав Мряшки, Плошки, Вышки и Крошки. Когда прошлой весной последняя родила котят, менестрель был вынужден носить их с собой по трактирам и постоялым дворам. Госпожа Эльтари предлагала утопить, но парень искренне ужаснулся и пообещал, что восторженные слушатели разберут по котенку в память о выступлении. Три крохотных кота действительно быстро нашли своих хозяев, а вот с двумя кошечками пришлось потрудиться — никто не хотел продолжить дело Рикартиата и таскаться с корзинкой по всему форту после того, как кошки вырастут и обзаведутся потомством.

— Нам сюда. — Илаурэн указала на старенькую, но добротную корчму. — Второй ярус, третье окно справа. Вон там.

— Запросто, — оценил менестрель.

Вместо стекла между рамами была натянута промасленная ткань. Эльфийка вытащила из сумка мешочек сажи и потрепанные повязки:

— Перетяни уши, а потом обмажь лицо.

Парень выругался, но совету, разумеется, последовал. Кошачьи уши слишком примечательны, да к тому же могут напомнить инквизиторам об Альтвиге. Да и красивое лицо — тоже не самая удачная черта для того, кто желает уйти неузнанным.

Закончив с приготовлениями, Рикартиат подошел к стене и уверенно полез вверх. Биденхандер тянул назад, но менестрель так привык к его весу и всем вытекающим из него проблемам, что почти не обращал внимания. Добравшись до ставень инквизиторского окна, он уперся ногами в щель между досками, а левой рукой вцепился во внешний подоконник. Затем — пускай и с трудом, — вытащил из-за пазухи агшел, перехватил его и принялся осторожно, нежно и со знанием дела резать ткань. Она едва ощутимо потрескивала. Чтобы уловить этот шум и проснуться, надо было обладать не просто чутким сном, а дьявольски чутким.

Преграда с тихим шелестом провалилась вовнутрь. Менестрель выбрался на подоконник и шагнул в недавно темную, а теперь залитую светом зеленых фонарей комнату. В спину его толкнула Илаурэн. Парень обернулся, и она жестами объяснила, что со стороны площади приближается патруль. Совместными усилиями маги снова закрыли окно, закрепив дешевую ткань дорогими шпильками для волос.

Кровать в комнате отсутствовала. Видно, это была своего рода гостиная, а спальня постояльцев расположилась отдельно. Рикартиат посмотрел на тяжелые багровые шторы в противоположной стене, отодвинул их и увидел мирно спящую семейную пару. Женщина устроила голову на груди мужчины и доверчиво его обняла, а тот, в свою очередь, откинулся на подушки. Дышал ровно и глубоко.

— Ужас, как неловко, — пробормотал менестрель, глядя на магический дар противников. У женщины было семь огоньков, у мужчины — пять. Мреть вытянул руку, замыкая их на себе — так, чтобы инквизиторы не смогли ни атаковать магией, ни защищаться.

Мужчина это уловил и неестественно дернулся. Менестрель пригнулся, пропуская над собой метательный нож — он светлой линией пересек обе комнаты и со стуком воткнулся в шкаф.

— Впечатляет, — любезно заметил Мреть.

— Кто вы такие? — глухо спросил инквизитор. — Чего вам надо?

Илаурэн поставила ногу на край кровати и принялась перешнуровывать сапог.

— Пока что — просто обменяться сведениями, — пояснила она. — Мы, в отличие от вас, не звери. И не собираемся сжигать на кострах каждого, кто случайно перейдет нам дорогу.

Тонкие женские пальцы с ужасом вцепились в мужское плечо.

— Мы вам ничего не сделали…

— Это потому, что я удерживаю ваш дар, — пожал плечами Рикартиат. — И да будет вам известно, что лично у меня счеты с инквизицией есть. Но, как правильно сказала моя подруга — мы не звери.

Он пошевелил пальцами, чтобы расслабить поток энергии. По его мнению, одна демонстрация могла дать результат быстрее, чем тысяча слов.

Мужчина-инквизитор вздрогнул, сообразив, что происходит.

— Как вы смеете? — закричал он. — Как вы смеете?!

— Что смею? — осведомился менестрель.

— Переливать в меня свою магию!

— О, — парень улыбнулся, — я ничего не переливаю. Я всего лишь хочу, чтобы вы увидели обратную сторону так называемого ангельского волшебства. Вряд ли отец Еннете рассказывал о подобном. Я вообще сильно сомневаюсь, что он рассказывает что-нибудь помимо того, что лично ему и выгодно.

— Вы ничем не лучше! — презрительно бросил инквизитор.

— Согласен. — Рикартиат переглянулся с Илаурэн. Девушка кивнула, провела ладонью по груди и попросила:

— Взгляните, пожалуйста. Это — моя магия.

Мужчина стиснул губы и отвернулся. Женщина, напротив, подалась вперед, и в ее зеленых глазах вспыхнуло изумление.

— Это же… помилуй меня Альвадор…

— Нет, — возразила эльфийка. — Это не ангельское волшебство. Никакого ангельского волшебства на свете не существует.

— Но… — женщина запнулась и нахмурилась. На ее лице отразилась внутренняя борьба. — Я все поняла, — равнодушно заявила она. — Вы пытаетесь обмануть нас. Вы пытаетесь доказать, что ничем не отличаетесь. У вас не получится. Убирайтесь, пока я…

Она побледнела и схватилась за грудь.

— Что это?..

— Не волнуйся, — отозвался мужчина. — Эффект исчезнет, когда нас отпустят.

— Вы правы, — подтвердил Рикартиат. — Насчет эффекта и отличий. Но он не исчезнет. Просто выпустит на свободу ту часть дара, которой вы обычно пользуетесь. Выражаясь проще, та тьма, что сейчас пульсирует внутри вас — это обратная его сторона. Опять же, как правильно сказала моя подруга — не существует ангельского волшебства. Есть светлая и темная магия, и они ничего не стоят друг без друга. Примерно в той же мере, что и вы. Представьте, что кого-нибудь из вас преследовали и сожгли.

Женщина стала белой, как мел, и испуганно вытаращилась на магов.

— Мы сообщили вам все, что собирались. — Илаурэн затянула шнуровку и отступила. — Теперь нам пора. Прощайте и спасибо, что выслушали.

На лицах инквизиторской семьи проступило недоумение. Рикартиат спиной чувствовал пораженный взгляд и прикидывал, о чем сейчас могут думать эти женщина и мужчина. На их месте он бы, пожалуй, нервно посмеялся, а потом попытался бы осознать, какого черта двое врагов пришли к нему посреди ночи, чтобы мило побеседовать и уйти. А еще, наверное, злился бы за окно. Впрочем, если они не дураки, то сумеют либо расплатиться с корчмарем, либо вернуть все на место магией.

— Мы только начали, а я уже устала, — пожаловалась Илаурэн, пережидая в тени большого дома, пока по улице пройдет патруль. — Стою над ними, как полная идиотка, доказываю что-то… с утра пораньше они наверняка начнут нас искать.

— Пускай, — не растерялся менестрель. — Вряд ли у них что-то выйдет. К тому же женщина будет сомневаться. Ты видела ее зрачки в момент, когда я вывернул дар? Да она чуть с ума не сошла. Отец Еннете — кретин, раз не предупредил своих подчиненных о тонкостях магического взаимодействия.

Эльфийка в очередной раз поразилась знаниям друга.

— Послушай, кто тебя учил?

— Жизнь, — рассмеялся Рикартиат. — Там набрался того, там другого, там — третьего. Да и увлечение наукой даром не прошло.

— Я имею в виду, кто учил тебя магии?

— Магии? — переспросил он, заметно растерявшись. — Магии — никто. Я сам до всего дошел.

— Лжешь, — наобум сказала девушка. Она надеялась на ответную ярость, а может, обиду, и скупой укоризненный взгляд стал для нее разочарованием. — Невозможно научиться законам магии, исходя из собственного опыта. Я, например, не смогла бы так точно их сформулировать. У тебя явно был учитель. Альтвиг вон не скрывает таких деталей, — Илаурэн осознавала, что ступает на тонкий лед, но менестрель оставался невозмутимым. — Даже родовое имя учителя позаимствовал. Нэльтеклет… Гитак Нэльтеклет. Ты ведь знал его, правда?

— Понаслышке, — улыбнулся Мреть. — Он был приятелем Сулшерата. Дед отзывался о Гитаке с теплотой. И очень жалел о его смерти.

— Жалел он, как же, — фыркнула эльфийка. — Сулшерат, он ведь вроде нашей госпожи Виттелены. Дай ему волю, и он окружит себя мертвецами. Не женился из-за них ни разу. Хотя ему-то, похоже, все равно, — она вышла из тени и направилась дальше по улице. — Он считает каждого некроманта своим потомком, хотя учил от силы человек пять.

— Зато у него шикарные планы, — вступился за деда Рикартиат. — Он говорит, что с удовольствием возглавит факультет некромантии в одной из велисских Академий. А за Белые Берега обещалась взяться Телен… полагаю, это способ избавиться от мужа и обеспечить будущее ребенку.

Они прошли через узенький переулок, затем, крадучись — через площадь. Илаурэн то и дело хмуро оглядывалась.

— Тебе не кажется, — наконец не выдержала она, — что за нами кто-то идет?

— Кажется, — согласился менестрель. — У тебя есть идеи?

Девушка тут же воодушевилась:

— Устроим ему засаду?

— Давай.

Маги продолжали невозмутимо идти вперед, пока не попался достаточно перспективный поворот. Рикартиат запрыгнул на забор перед жилым домом, укрывшись в полумраке, а Илаурэн прижалась к стене храма Вельтарует. Из густой тени выглядывал только кончик ее заостренного уха, да и то противоположный тому, что, по идее, находилось в ногте от прохода.

Прошла минута, и оба уловили шаги. Посторонний не особо таился — вполне возможно, считал своих подопечных неопытными детьми. Достигнув поворота, он на мгновение застыл. Менестрель ждал, стиснув пальцы на рукояти агшела. Эльфийка держала тяжелый нож.

Шаги возобновились, но стали медленнее и осторожнее. Рикартиат жестами показал Илаурэн, что у них есть не больше пары секунд. Когда в отсветы далекого фонаря бросили на дорогу тень — неестественно длинную и тонкую, — он подобрался и почти сразу же прыгнул. Ощутил, что падает на чью-то спину, и приставил к горлу соглядатая клинок.

— Добрый вечер!

Тот промолчал. От копны светлых, цвета пшеницы, волос пахло дикими фиалками.

Мреть его узнал, выругался и отмахнулся от эльфийки — девушка требовала немедленно убить чужака.

— Господин Амо, — сказал он, и плечи демона вздрогнули. — Что вы здесь делаете?

— Просто гуляю, — огрызнулся военачальник. — А вы какого черта нападаете на простых прохожих?

— Просто гуляем, — вернул шпильку Рикартиат. — И испытываем подозрение к тем, кто гуляет нашими путями. Вам что-нибудь нужно?

— Мне? — демон пошевелился. — Мне нужно, чтобы ты слез.

Менестрель поднялся и, к удивлению Илаурэн, спрятал агшел обратно за пазуху. Против такого шэльрэ он ничего не даст.

— Вставайте, господин Амо. Вставайте и проясните мне пару моментов.

— Ну? — недружелюбно уточнил демон. На его подбородке начинал зеленеть синяк, а под правым веком наливалась ссадина от камня. Серо-голубой взгляд смерил поздних собеседников, и преследователь рассмеялся: — Значит, вы просто по городу пройтись вышли? С сажей на лицах?

— Это мера предосторожности, — равнодушно сообщила эльфийка. — Защищает от комаров.

— Зимой? — усомнился господин Амо.

— Уже почти весна. Комары наглые и голодные. Того и гляди — вылезут, а у меня на них острая реакция: я вся распухаю и краснею… извини.

Последнее слово было адресовано Рикартиату — он покосился на девушку с немым требованием заткнуться.

— Господин Амо, — обратился он к демону. — Или господин Амоильрэ? Как вам больше нравится?

Военачальник улыбнулся. Было в этой улыбке что-то безрадостное, даже горькое.

— Его Высочество Атанаульрэ зовет меня Амо, — пояснил он. — Вернее, звал, пока я не написал и не решился воплотить в жизнь сюжет. Он считает, что я поступаю неправильно и жестоко. Поэтому пускайостается Амо. Господин Амо. С твоей стороны было очень мило поинтересоваться.

— Не за что, — рассеянно кивнул Мреть. — Так вот, господин Амо. Что вам надо от меня и от Альтвига?

Амоильрэ посмотрел на него испытующе.

— Ты получишь ответ, — пообещал он. — Через четыре дня.

— Почему не сейчас?

— Потому что ты счастлив, — огорошил менестреля демон. — Я же вижу. Это очень важно, чтобы сейчас ты был счастлив.

Рикартиат моргнул.

— Вы упомянули сюжет. Следует полагать, он о нас? О сюжете говорил Ретар Нароверт, когда я пришел к нему в Костяные Дворцы. Он сказал, что другое существо написало сюжет, и что ему была необходима сцена. Это вы? Вы нас придумали? И зачем вы заставляете нас… заставляете нас… — он сбился и со злостью уставился на демона.

— Заставляю страдать? — проницательно предположил тот. — Это долгая история. Много лет назад я написал цепочку стихов. Тебе они, конечно, знакомы. «Мы пришли в этот мир скитальцами по небесной большой реке». Весьма поэтический образ, верно? Но на нем я дело не забросил. Я составил полную историю о скитальцах, я запустил ее в ход. Ретар, как тебе должно быть известно, возражал. Его, как и господина Атанаульрэ, не впечатлила моя идея. Он посчитал меня излишне жестоким и, если вдуматься, имел на это гораздо больше прав, чем Его Высочество. Я осознавал, что иду на риск, что вы рано или поздно перестанете быть игрушками, что поймете — к ошибкам вас приводит чужая воля. Моя воля. И, раз уж на то пошло, мне совсем не стыдно. Вы принадлежите мне. Я — шэльрэ. Шэльрэ бесчестны и кровожадны, и им необходим способ коротать время. С тобой было весело, легко и приятно, Рикартиат. Спасибо за все. Твоя роль подходит к концу, и уже совсем скоро… совсем скоро, — повторил Амоильрэ, — ты будешь свободен.

Он подошел вплотную к менестрелю, едва не касаясь носом его лба. Два зеленых глаза — глаза цвета окиси хрома, — не двигались, а два серо-голубых изучали черты собеседника, словно пытаясь отыскать в них изъян.

— Ты получился лучше, чем я планировал, — мягко произнес демон. — Ты получился сильнее.

И исчез. Растаял, как дым, слился в единое целое с полумраком.

— Рик, — испуганно начала Илаурэн. — Что все это значит?

Но парень молча стоял, поджав губы и глядя прямо перед собой. С его виска на бледную щеку скатилась одинокая капля пота.

* * *
Шейн Эль-Тэ Ниалет не отличался такой миролюбивостью, как Рикартиат. Однажды посидев в застенках и пережив смерть родителей, он ненавидел инквизицию от всей души. Ненавидел и не искал в ней светлых сторон, а потому, получив приказ Виктора, вознамерился не вести переговоры, а убивать.

Трупы служителей Богов не вызывали у него сочувствия. Он действовал быстро и равнодушно. Уже спустя полчаса в форте Шатлен не осталось ни одного живого инквизитора, а повелитель присел на бортик фонтана. Тот, конечно же, не работал, но был заполнен мутной серой водой — останками талого снега. Шейн тщательно вымыл руки, посмотрел на свое темное отражение и пошел домой.

На пороге, к его удивлению, сидел Тинхарт. Рядом с ним, неуверенно переступая с ноги на ногу, топтался подросток лет четырнадцати — с короткими каштановыми волосами, серыми глазами и родинкой в нижнем правом уголке губ. Увидев повелителя, мальчик подпрыгнул и нервно обратился к графу:

— Он приближается, господин.

Тинхарт улыбнулся ему и встал, пошатываясь, на ноги. Протянул Шейну ладонь, и рукопожатие двух повелителей ветров было похоже на рукопожатие королей — ведь и тот, и другой были благородной крови.

— Привет, Тинхарт, — поприветствовал друга седой.

— Привет, Шейн, — с радостью отозвался тот. — Когда мы встречались в последний раз? Месяцев восемь назад?

— Семь. Заходи, я сделаю чаю, — пригласил повелитель северного ветра. — Сегодня не лучшая ночь для разговоров на улице.

— Ты кого-то убил? — в шутку уточнил граф.

— Именно так, — бесстрастно подтвердил Шейн. — В чем дело? Инквизиция заслуживает не просто смерти, а вечных страданий в Аду.

— Тебя никто не заметил? — едва слышно пробормотал Тинхарт.

Седой парень покачал головой, снял куртку и повесил в шкаф. Затем провел позднего гостя и его спутника в зал на втором ярусе, подбросил дров в пасть огромного камина и поплелся на кухню.

— Я помогу, — вызвался граф.

— Нет, — отказался Шейн. — Сиди. Я не слепой и вижу, что ты ранен.

— Пустяки…

— Нет, не пустяки, — повелитель толкнул его в объятия кресла. — Если Сима узнает, что я позволил тебе таскаться с подносами, будучи в курсе твоих проблем, она снимет с меня скальп и будет носить его на поясе до конца жизни.

— Я не думаю, что она настолько грозна, — усомнился Тинхарт.

— Ты, — безо всяких эмоций бросил седой, — вообще обожаешь нас недооценивать. Возомнил себя всеобщим отцом и даже Лефрансу пытаешься воспитать. Сиди, — повторил он. — Я принесу чаю.

— Сэт, — обратился граф к мальчику. — Раз уж господин Эль-Тэ Ниалет не хочет подпускать к чайнику меня…

— Я понял, — закивал подросток. — Все сделаю.

Шейн поморщился. Ему никогда не нравились дети. Но спорить с Тинхартом, пусть и бодрым на вид, повелителю не хотелось. Он пожал плечами, развернулся и поплелся вниз, на ходу вытаскивая из кармана связку серебряных ключей. Повесил ее на гвоздь в тени полки, открыл дверцу маленькой печи и осмотрел едва тлеющие уголья.

Подросток уже тащил охапку тонких ореховых веток, обнаруженных в углу. Помог беспорядочно запихать их внутрь, а потом с волнением наблюдал, как Шейн разжег пламя безмятежным щелчком пальцев.

— Вы, должно быть, опытный маг, — с уважением отметил он.

— Должно быть, — рассеянно ответил парень. — А вот кто ты?

Подросток подбоченился:

— Меня зовут Сэтлео. Сэтлео Каерра Хааль.

— О, — позволил себе изумиться повелитель. — Родственник Райстли?

— По словам господина Тинхарта — двоюродный племянник, — сообщил мальчик. — Но я ничего такого о себе не слышал. Меня воспитывали в монастыре Глитхема. Монахи говорили, что о моей семье им ничего не известно. Якобы кто-то оставил меня перед воротами, когда мне не было еще и года, в надежде, что жители монастыря пощадят и вырастят. Но четыре месяца назад… незадолго после начала бунтов… за мной приехали какие-то люди. Они сказали, будто я — последний претендент на трон, и отвезли меня в столицу Ландары. Там был Верховный Совет… страшно недовольный господин Леашви… он что-то бормотал об официальном наследнике, а когда ему объяснили, кто я такой — приказал на месте убить. Если ему верить, то выходит, что я — сын той самой третьей принцессы, что сбежала с каратримом двадцать восемь лет назад.

— Мощно, — оценил Шейн. — Значит, прав на трон у тебя не больше, чем у Рикартиата. Занятная история. И как ты сбежал?

— Меня защитил монах, — пояснил мальчик. — Вам ведь известно, что они колдуют? Гино накрыл меня иллюзией, и она всем показала, будто я мертв. Господин Леашви и его товарищи были очень рады. Они приказали Гино вынести тело из замка и закопать где-то за границами кладбища, как изменника и опасного врага. Он послушался и тащил меня на себе по тракту, пока из города нас стало не видно. Потом велел бежать, и чем дальше, тем лучше. Я побежал, пришлось голодать и побираться, а в столице, видно, сообразили, что монах обманул Совет, потому что выслали за мной охотников. Я бы ни за что от них не избавился, если бы не господин Тинхарт. Он очень добрый.

Повелитель нарисовал в воображении картину, где «очень добрый» Тинхарт убивает охотников одного за другим, а потом говорит мальчику, что готов стать его воспитателем. Ничем не примечательная ситуация — хотя на месте Сэтлео Шейн бы тысячу раз подумал, прежде чем принять подозрительное предложение.

Золотоволосый граф был единственным из повелителей, о чьем таланте не знала ни инквизиция, ни власти соседних земель. Он оберегал свою тайну тщательно и постоянно, доверяя ее лишь людям, напрямую связанным с остальной троицей. Даже прислуга Тинхарта вряд ли о чем-то догадывалась.

Но это пока. Увенчайся успехом переворот — и немало колдунов из знатных семей откроют свои лица, покажут, что магический дар может быть частью каждого.

Шейн сомкнул веки. Если задуматься, то ему на это было плевать. Да, он ненавидел инквизицию и желал ей смерти — но сомневался, что и в новом, полном магии, мире для него найдется место. Кому нужен человек, имеющий прочную связь с Нижними Землями? Демоны, несмотря на все свое обаяние, по-прежнему считаются подлыми и кровожадными тварями. Возможно, люди и правы, что боятся их, но повелитель так привык к Адатальрэ, к неизменной опеке высшего существа, способного дать совет и вытащить из любой ситуации — пусть она и будет ужасно скверной, — что просто не мог представить себе жизни без шэльрэ.

Любой храмовник назвал бы это одержимостью. И, вероятно, был бы прав.

Шейн вручил ландарскому принцу поднос и велел отправляться к Тинхарту, а сам вышел в гостиную. Там, впритык к старому гобелену, висело круглое зеркало. Повелитель прижался к небу лбом, сощурился и сумел разглядеть, как у крепости Нот-Этэ, подняв угловатую башку к небу, воет серый, словно дым, волкодлак.

Парень вздохнул и снова поплелся наверх, на ходу закатывая рукава. Тонкие, покрытые шрамами запястья зудели вот уже второй день. Избавиться от неприятных ощущений не получалось ни в жаре, ни на холоде. Они были вызваны отголосками магии и явно требовали, чтобы эти самые отголоски пропали к черту. Но Шейн — хоть убей — не понимал, откуда они берутся. И, соответственно, не мог устранить.

Сэтлео с ногами забрался на диван и неподвижно следил за своим спасителем. Золотоволосый граф дремал, свесившись на подлокотник. Шейн безжалостно его растолкал, сунул в руки чашку и сел напротив.

— Итак, Тинхарт, — протянул он, — чего ты хочешь?

— Я хочу познакомить Сэта с Рикартиатом, — невозмутимо ответил тот. — Они оба — изгнанники. Рикартиату трон не нужен, а Сэт вполне способен его занять. Если наш менестрель примет пост советника, то Ландара… что? — раздраженно прервался он, когда Шейн покрутил пальцем у виска.

— Рикартиату Ландара столь же дорога, как рыбная кость в горле, — заявил повелитель. — Он пошлет тебя далеко и надолго — вместе с этим юным принцем. Сколько тебе лет, Сэтлео?

— Тринадцать, — настороженно отозвался мальчик.

Шейн ехидно осклабился:

— Да, это самый подходящий возраст, чтобы стать королем.

Золотоволосый граф нахмурился.

— У тебя есть другие варианты прекращения бунтов?

— Нет, — признал седой. — Я… э-э-э… не мыслю так… масштабно, как ты. Короче говоря, на Ландару мне наплевать. Сейчас меня волнует инквизиция и грядущий переворот. Не успеет начаться Сезон Дождей, а мы уже свергнем отца Еннете и начнем строительство Академий. — Он сообразил, что Тинхарт намерен спорить, и поднял ладонь: — Видишь? Тебя не интересует то, чем заняты мы, а меня не интересует то, чем занят ты. Все справедливо. Тебе нет дела до Братства Отверженных и Ордена Черноты, а мне нет дела до трона королевства, в котором я даже не бывал.

— Ты молод, Шейн, — с тоской произнес Тинхарт. — Молод и безрассуден. Ты считаешь, что открытая битва и вражда принесут больше результатов, чем мирные решения.

— Потому что это правда. Инквизиция не признает магов, а маги не смогут раскрыть свой полный потенциал, пока правит инквизиция. Из замкнутого круга можно выбраться, только сломав какую-то его грань. И я предпочитаю, чтобы этой гранью были они, а не мы.

— Шейн…

— Заткнись, Тинхарт, — отмахнулся парень. — Пускай ты и правильно сказал, пускай я и молод, пускай я и… — он едва не добавил «одержим», но вовремя осекся — друг мог истолковать такие слова превратно. — Пускай. Но я — повелитель северного ветра. А повелители ветров отвечают за равновесие во Вратах. Инквизиция равновесию угрожает. Ты можешь продолжать прятаться, можешь продолжать притворяться, что тебя все устраивает. Но мы — Лефранса, Сима, я и все те, кто назвал себя нашими товарищами, — не сдадимся. Мы одержим победу, мы дадим детям с магическим даром шанс жить в мире, где он будет именно даром, а не проклятием.

Сэтлео странно повел плечами. Тинхарт не менее странно выдохнул.

— Что ж, ты меня убедил, — улыбнулся он. — Сэт, у тебя уже сложилось личное мнение о господине Эль-Тэ Ниалете?

— Нормальный дядька, — вынес вердикт мальчик. — Проще и спокойнее, чем вы описывали. Я ожидал, что он будет орать по любому поводу, а он просто говорит, будто это не имеет для него значения.

— Да, у Шейна с эмоциями туго…

— Подождите, — почти рассердился повелитель. — Что происходит?

— Ну, знаешь, — золотоволосый граф хохотнул. — Я пришел сюда в надежде, что ты сможешь убедить Сэта в необходимости борьбы с инквизицией. Ландаре не нужен бесхребетный король. И, похоже, я достиг своей цели. Теперь можно говорить откровенно.

Но Шейн уже уловил, к чему клонит Тинхарт.

— У мальчишки есть дар?

— Угу, — подтвердил золотоволосый граф. — Темный, стихийный. Некромант из него не выйдет, а вот заклинатель или маг воды — запросто. Но для развития Сэту нужен учитель, и я думаю, что Рикартиат…

— Рикартиат то, Рикартиат сё, — скривился Шейн. — Почему ты сразу не пошел к нему? Обратился бы официально, мол, господин менестрель, я желаю поручить вам обучение вот этого молодого человека. Представителю знати он не посмел бы отказать. Но нет, ты явился сюда и заставляешь меня воображать, что сам Рикартиата просить боишься.

— Ну, ты же помнишь, что было, когда Сима попросила его помочь с заклинаниями, — Тинхарт почесал подбородок.

— Помню, конечно. — Седой закатил глаза. — Он беседовал с ней очень вежливо.

— Вежливо, как же…

Шейн с трудом подавил порыв бросить в друга подносом.

— Ладно, хорошо, — буркнул он. — Я отведу мальчишку к Рикартиату. Но взамен ты купишь мне пять бутылок эетолиты и столько же банок грибов.

— Тебя легко купить, — пошутил золотоволосый граф — и пригнулся, пропуская поднос над головой.

* * *
Рикартиат сидел на подоконнике, мрачно уставившись на серую пелену дождя. Из-за него Алатора не принимала краски утра, оставаясь непримечательной. Даже храмы Тринадцати Богов привлекали к себе меньше внимания, чем, к примеру, вчера, а любопытные странники отсиживались по корчмам да тавернам, запивая холодный воздух горячим вином, а может, и чем покрепче.

Менестрель им завидовал, но Илаурэн, а за ней и Альтвиг принялись вопить, что он заболеет еще на полпути. С эльфийскими истериками парень худо-бедно смирился, а вот угрюмая поддержка храмовника стала для него неприятным сюрпризом. Друг выглядел злым и решительным, словно при любой попытке сопротивления готовился удерживать Рикартиата силой.

Так бы ему и пришлось, наверное, проскучать до конца дня, если бы внизу не прозвучал стук. Окно галереи выходило на противоположную входу сторону, поэтому менестрель спрыгнул со своего места, отряхнул штаны и побежал вниз.

— Кто там?

— Я, — отозвался бодрый голос. — Впусти старика, Тиат. Здесь прохладно и сыро, того и гляди — мои кости обратятся в прах…

Беседа через створку двери гостя не смущала. Рикартиат, впрочем, узнал его и бросился открывать.

На пороге, кутаясь в дорожный плащ и опираясь на посох, стоял невысокий старик. Его мягкие белые волосы достигали плеч, а вот борода была совсем короткой — будто ее недавно стригли. Голубые глаза с любопытством выглядывали из-под кустистых бровей, а на носу имелась жуткая бородавка. Весь этот образ дополняла остроконечная шляпа, расшитая голубыми кругами — они были призваны изображать колебания воды.

— Мой дорогой мальчик! — воскликнул старик, заключив Рикартиата в объятия. При таком тесном контакте было видно, что он с менестрелем примерно одного роста. — Как твои дела?

— Нормально, — ошарашенно выдал парень. — А ваши, господин Сулшерат? Все в порядке?

— Более чем, — улыбнулся тот. — События развиваются согласно плану. Отцы Риге и Ольто устранены.

Менестрель на мгновение застыл. Затем поднял брови:

— Устранены? Уже?

— Уже, — радостно кивнул старик. — Я поручил их одной талантливой девочке, и она — можешь себе представить? — управилась за полдня. Принесла мне их головы и кисти, мы думаем провести эксперимент. В конце концов, действительно интересно, что произойдет, если скрестить мозг подобных тварей с мозгом того же дакарага… но это уже детали… важно вот что, — он ткнул Рикартиата пальцем в плечо. — До меня дошли слухи, будто вы с Илаурэн совсем никого не убили.

— Э-э-э… — Мреть героически пытался потянуть время. Но эльфийка, чувствительная к его вылазкам, сохраняла равнодушие к присутствию Сулшерата. Порой Рикартиату казалось, что она его боится — и как опасного некроманта, и как человека. Он не мог ее за это судить — Сулшерат испытывал любовь ко всему мертвому, полуживому или живому относительно мертвого. Если госпожа Виттелена демонстрировала простоту и изящность некромантии, то старик показывал иные, запутанные грани, грани потемнее и покровожаднее. А на разного рода опытах он был просто помешан.

— Это правда? — настаивал Сулшерат.

— Ну… да, — обреченно сказал парень. И с удивлением осознал, что старик улыбается.

— Молодцы! Бесспорно, вы умеете убеждать людей. Или давать им почву для сомнений, что тоже немало… словом, ваш поступок — это просто верх благородства. Я горд. Никто из ваших… хммм… назовем их подопечными… не доложил руководству о встрече с еретиками.

Рикартиат до боли сжал кулаки:

— Правда?

— А я похож на любителя дурацких шуток? — уточнил старик.

— Да, — честно ответил парень. — Ужасно.

Сулшерат расстроился и цокнул языком. К счастью, от волны его негодования менестреля спас Альтвиг — он появился на лестнице, посмотрел на старика и спросил:

— Это кто?

— Это… э-э-э… — рядом с некромантом Рикартиату было не по себе. — Это господин Сулшерат, я тебе о нем рассказывал. Он — лидер Ордена Черноты и очень талантливо обращается со Смертью.

— Внешний вид не соответствует, — оценил храмовник. — Но вообще — доброе утро. С чем вы к нам пожаловали?

— С новостями, — не растерялся старик. — С новостями и планами. А вы, кстати, тоже выглядите совсем не так, как я представлял, — неожиданно признался он. — Моложе и… выше.

— Я подумывал податься в наемники, прежде чем пошел в инквизицию, — с иронией сообщил Альтвиг. — Но меня не взяли.

Сулшерат искренне возмутился:

— Почему? Ведь наемники лучше святых отцов!

— Дефекты внешности. — Парень красноречиво потрогал левое кошачье ухо. — Видите ли, глава Гильдии счел, что с такими ушами я слишком мил для жестокого убийцы.

— А-а-а…

В этой затянутой букве было столько понимания, что Рикартиат испугался, как бы храмовник и некромант не сцепились прямо в коридоре. Но Альтвиг равнодушно пожал плечами и поднялся обратно наверх, а Сулшерат снял шляпу и бросил ее на тумбочку для обуви.

— Я хотел бы повидаться с Рэн, — осторожно попросил он.

Менестрель мстительно улыбнулся. Если бы эльфийка отпустила его в корчму, он бы ни за что не пустил к ней Сулшерата. Но она этого не сделала, и Мреть указал на каменные ступени:

— Проходите, пожалуйста.

— Ого, — поразился старик. — Тебя подменили? Или требования Рэн стали настолько высокими, что ты устал их терпеть?

Рикартиат немедленно посерьезнел:

— Вы или заходите, или выходите, а не сотрясайте впустую мир.

— Ты прав.

Сулшерат начал подъем. Нелегко совладать с лестницей, когда тебе пятьдесят три, но он справился и быстро отыскал кухню. Там, отчаянно пытаясь выпутать расческу из буйных кудрей, сквернословила Илаурэн. Заметив старика, она сощурилась и буркнула:

— Вам чего?

— Я не мог покинуть эту обитель, не поздоровавшись с тобой, — мягко произнес Сулшерат. — Ты же знаешь, милая, как я тебя люблю.

— Гораздо меньше, чем трупов и оголенные кости, — неприветливо заявила девушка. — Кто вас сюда впустил?

— Рикартиат.

Во взгляде эльфийки промелькнул гнев. Она яростно дернула расческу, и та упала на пол, громко звякнув о кошачью мисочку.

— На людях, — медленно, взвешивая каждый звук, проговорила Илаурэн, — я стараюсь не говорить о вас плохого. Когда Виттелена сказала, что хочет отдать сына вам на воспитание, я сдержалась. И я сдержалась, когда Рик сказал, будто вы были другом господина Гитака. Но то, что я сохраняю осторожность и не делюсь своим мнением с товарищами, ничего не значит. Вы мне отвратительны — вы и вся та гниль, что вас окружает. Вам самое место в могиле, среди червей. Полагаю, против них вы ничего не имеете.

— Ну зачем же так грубо? — с тоской полюбопытствовал тот. — Я всего лишь хотел отдать тебе это.

Он протянул девушке свиток дорогого пергамента, перевязанный синей лентой. На его краешке стояла родовая печать: птичья лапа, опутанная стеблем вековечной травы.

— Что это? — с презрением бросила девушка, но было видно, что она встревожена. — Где вы это взяли?

— Его принес сокол твоего брата, разумеется, — безмятежно поведал Сулшерат. И развернулся: — Что ж, мне пора идти. Я надеюсь, ты сумеешь изменить свое мнение. Ты ведь умная девочка и помнишь, что не всем дано удерживать магию.

— Стойте! — велела Илаурэн. — То есть сядьте. Я хочу прочесть его при вас.

Старик, не скрывая радости, сел. Девушка развернула свиток, пробежала его глазами и фыркнула:

— Он не написал, где находится.

— Он написал, что это не важно, — поправил некромант. — Он написал, что доволен нынешним бытием.

— Не имеет значения, — отмахнулась эльфийка.

Сулшерат провел пальцами по векам.

— Рэн, милая. Несомненно, тебе пришлось пережить страшную потерю. Но Эхэльйо сам выбрал, кем ему быть. И с твоей стороны некрасиво критиковать его выбор.

— Эхэльйо никогда бы такого не выбрал, если бы не встретил вас, — отрезала Илаурэн. — Вы заразили его больными идеями, испортили блестящий ум, лишили меня единственного брата!

— Рэн, — голос старика стал тверже. — Мы все равны. С больными идеями или нет. Мы ежедневно принимаем решения, мы меняем свою жизнь, меняем судьбу и боремся с тьмой в душе. Эхэльйо считал себя достойным опасности, которую принял. И не будь его, Кленкар остался бы на…

— Да плевать мне на ваш Кленкар! — закричала девушка. — Плевать, слышите?! Даже если бы сдохла вся земля, я бы не…

— Рэн, — мягкий голос Рикартиата заставил ее сбиться и обернуться. — Господин Сулшерат прав. Не кричи, — менестрель шагнул к эльфийке и позволил схватить себя за воротник. — Это правда. У Эхэльйо были в Кленкаре друзья. Он не мог спокойно жить, когда они умирали. Никто на свете не смог бы. Ты тоже сорвалась бы с места и сделала что угодно, угрожай мне смерть. Эхэльйо был… и остается… очень мужественным и сильным. Он поступил согласно своим эмоциям. И не ошибся. Лучше следовать им, чем давить в себе. Я тоже люблю тебя, Рэн, — негромко добавил он. — И не хочу, чтобы ты страдала. Я хочу, чтобы ты поняла, как важно для Эхэльйо было спасти город.

Илаурэн разжала ладони и опустила руки. На ее лице смешались обида и разочарование.

— Господин Сулшерат, — обратился к некроманту парень. — Вы должны были меня предупредить, что собираетесь поднять эту тему. Извините, конечно, но чувство такта у вас отсутствует. Вы черствы, как хлеб недельной давности.

— Но ты ведь все равно проводишь меня до площади? — хитро уточнил старик.

Рикартиат засомневался, но вскоре выдал:

— Провожу. Только попрошу Альтвига заварить для Рэн чаю.

— Так уж и быть. — Храмовник стоял в дверях, хмурый и какой-то свирепый. — Заварю. А ты иди.

— Там холодно… — начала было девушка.

— Иди, — повторил Альтвиг. — Бегом.

Вновь выбегая на ступени, менестрель благодарно похлопал его по плечу. Парень криво улыбнулся — мол, все в порядке, — и потянулся к тяжелому закопченному чайнику.

— Какой ты будешь? — поинтересовался он. — Есть малина… шиповник, а тут, — храмовник открыл банку, — тут… э-э-э… сушеная смородина.

— Сыпь, — Илаурэн натянуто рассмеялась. — И три с половиной ложки сахара.

Подобного сахара, кстати, Альтвиг раньше не пробовал. Ему постоянно попадался желтый, слипшийся и еле сладкий. Но тот, что любили эльфы, был белым, чистым и походил на мелкое зерно. Чтобы чай вышел не слишком терпким или горьким, хватало одной щепотки — хотя позже его научили измерять эту тонкую материю ложками.

Парень по привычке взял чашку левой рукой, поставил перед эльфийкой. Она что-то прошептала, но переспрашивать храмовник побоялся. Девушка находилась в том недобром состоянии, которое предшествует громкой истерике или скандалу. Но за ручку взялась с холодной решимостью.

— Мой брат, — негромко, но четко сказала Илаурэн, — был тем самым еретиком, что, по сведениям инквизиции, окончательно уничтожил Кленкар. На деле, — она поднесла чашку ко рту, — он его спас.

Альтвиг не нашелся ни с ответом, ни с утешениями. Он просто кивнул. Историю загадочной болезни, подкосившей город Морского Королевства, он давно выучил наизусть. Она не была похожа на чуму, холеру, оспу и множество других, хорошо известных болезней. Нет. Люди умирали молча, без каких-либо повреждений внешне и внутренне. Умирали, и никто не мог им помочь. Кленкар признали проклятым, а всех, кто пытался его покинуть, убивала гвардия Его Величества. После вмешательства еретика он опустел, зараза исчезла — но редкие выжившие, жертва насмешек Улума, еще долго будоражили мысли инквизиторов.

— Никто до сих пор не в курсе, что было с этим городом, — продолжала девушка. — Но из писем Эхэльйо ясно: Кленкар болел не из-за природы, а из-за магии. И мой брат оттянул ее на себя, всю принял и поглотил. Она… необратимо его изменила… превратила в чудовище. И домой Эхэльйо не вернулся. Посчитал, что опозорит семью, что прекрасно справится с одиночеством… и ушел. Но благодаря его письмам, — Илаурэн нежно коснулась свитка, — я узнаю, что у брата все хорошо, что он в порядке и по-прежнему верит в свое предназначение.

ГЛАВА 7 СЕРАФИМЫ

— Так у меня, говоришь, отсутствует чувство такта? — захихикал Сулшерат, едва шагнув за створку двери.

— Отсутствует, — твердо повторил менестрель. — Вы могли передать письмо и сразу уйти, а не заводить милые беседы о героизме и страданиях Эхэльйо. Илаурэн его любит.

— Илаурэн его боится, — возразил старик. — Если мальчик надумает вернуться, она не сможет его принять. Представь — жить в одном доме с чудовищем, опасаясь чужих визитов и любопытных ушей…

Рикартиат сдвинул брови так, что они почти сошлись на переносице.

— Но вы ведь с трупами живете, — холодно заметил он. — И впредь я бы вас попросил не перехватывать письма Рэн.

— Ты с ума сошел, Тиат? — неприятно удивился тот. — Я? Перехватывать? Я не вор и не шпик, чтобы заниматься подобным. Эхэльйо прислал письмо для сестры вместе с другим свитком, побольше. Он описал мне свою внешность и задал вопрос, можно ли ее исправить.

— И что вы ответили?

— К сожалению, — Сулшерат развел руками, — я думаю, что нет. Тело мальчика серьезно повреждено. Я бы смог, пожалуй, избавить его от лишних пальцев и от когтей, да и крылья эльфу тоже ни к чему, но… две головы… учитывая, что мозг равно разнесен по обеим, и следы заклятия никуда не исчезли… Тиат, малыш, что с тобой?

— Со мной? — побледневший Рикартиат потер висок. — Со мной ничего. Можно вас дальше не провожать?

Старик осмотрелся. Увлеченный разговором, он дотащил парня до центральной площади столицы.

— Разумеется, можно. Будь добр не хлопнуться в обморок по пути домой. Две головы — это не такой уж и редкий… м-м-м… дефект.

— Спасибо, — рассеянно отозвался менестрель. Попятился, резко развернулся и пошел назад, оставив некроманта в одиночестве.

— Я даже предположить не мог, что ты испугаешься, — виновато, себе под нос пробормотал Сулшерат. — Извини.

Парень его услышал, но проигнорировал. Спрятал руки в карманах, нащупал два округлых куска железа — кастеты, приобретенные в лавке горца, — и усмехнулся. С биденхандером было бы куда спокойнее.

Но уже спустя миг он увидел высокую фигуру — столь примечательную на светлой улице, что за ней инстинктивно следили все, — и забыл об оружии. Фигура двигалась грациозно и неторопливо, а на ее поясе — широком, почти в ладонь, — пересекающем куртку, болтались две кожаные кобуры. Из них торчали рукоятки револьверов. Рикартиата поразила серебряная гравировка, покрытая то ли копотью, то ли горелой плотью.

— Господин! — окликнул он. — Господин!

— Вы мне? — молодой мужчина обернулся, смерил менестреля взглядом невозмутимых светлых, непередаваемого цвета глаз. Его худое лицо обрамляли длинные лиловые волосы. — Доброе утро.

— Доброе утро, — согласился парень. — Вы — господин Элот?

— Да, именно так меня и называют, — кивнул мужчина. Он немного щурился, будто был подслеповат. — Но вообще мое имя — Шэт. Шэтуаль. Я рад с вами познакомиться, господин Рикартиат. Не желаете посетить таверну? За гомоном тамошних посетителей нас никто не услышит.

— Желаю, — поспешно произнес менестрель.

Он обратил внимание на повязки — они выглядывали из-под одежды мужчины, скрывая шею, предплечья, кисти и даже пальцы.

Шэтуаль вошел в таверну под вывеской «Золотые кони» и сел за стол у окна. К нему тут же подскочила разносчица — оробевшая, покрасневшая девушка. Она пообещала, что принесет три бутылки эетолиты, и побежала в кухню — лишь заляпанный жиром фартук мелькнул.

— Цените наше вино? — поинтересовался Мреть, пиная стул так, чтобы сесть как можно дальше от спутника.

— Вы ведь знаете, кто я, верно? — обворожительно улыбнулся Шэтуаль.

— Я был бы благодарен, если бы вы опровергли мои догадки.

— Увы, я не телепат и могу только представить, что происходит под вашим черепом. Но позвольте представиться. Я — граф Шэтуаль, владыка замка Энэтэрье. Инкуб, — он гордо выпрямился. — Теперь ваша очередь.

— Не опровергли… Просто Рикартиат, — пожал плечами парень. — Я — менестрель и чуть-чуть ученый. Сведущ в теории материи.

— О, — демон просиял. — Я так люблю, когда вы ее упоминаете.

— Потому что она произошла от вас?

Шэтуаль подождал, пока разносчица поставит на стол вино и рыбу в сметане, красиво выложенную на круглом блюде. Разлил напиток по кубкам, отдал один собеседнику. Задумчиво покачал свой.

— Не совсем так. Безусловно, я — основатель этой теории. Но само ее существование, ее развитие и ее нынешняя значимость — это целиком и полностью ваша заслуга. Видите ли, я не в лучших отношениях с господином Создателем… и, к сожалению, с его друзьями… и не могу лично наблюдать за прогрессом во Вратах Верности. Вам известно слово «прогресс»? — Рикартиат кивнул, и демон глотнул вина. — Однако Создатель позволил моим детям рождаться и расти здесь. Они стали гораздо сильнее, чем были две тысячи лет назад. Они научились просчитывать разные варианты, их дар приобрел многогранность и сложность… и я в этом не участвовал. Они сами идут вперед. Вы сами идете вперед.

Менестрель тоже хлебнул эетолиты, почти не ощущая вкуса.

В мире, сотворенном на магии, было сложно не замечать Шэтуаля. Демон-прародитель некромантов незримо присутствовал в каждом человеке — или не человеке — с предрасположенностью к смерти. Некроманты — его глаза и уши, его образно выражаясь, ростки и корни. Благодаря им он осознает многое, находится в тысячах — если не миллионах — мест одновременно. И выглядит при этом безмятежно и равнодушно, словно никогда не вникал в тайны обитаемых миров.

— А ваше вино я и правда ценю, — добавил Шэтуаль. — Я много где побывал, порой даже оставался на пару лет, но нигде такого не пробовал. Оно идеально. Прекрасное сочетание вкуса, запаха и цвета. Вы еще не выяснили, кто его изготовляет?

— Нет, — пожал плечами Рикартиат. И сразу же пошел в наступление: — Скажите, что вы делаете в Алаторе?

— О, — демон вновь улыбнулся. — Это долгая история. Однажды мой дальний родственник, Эстель… вы, полагаю, знакомы… пришел ко мне с некой просьбой. Пришел без брата и без Амоильрэ. Проявил личную инициативу — не в первый раз, и она закрепила мое о нем впечатление. Вы со мной поспорите, но Эстель — хороший ребенок. Находчивый и решительный. Он не будет колебаться, даже стоя на краю мира. И он пожелал, чтобы за четыре дня до весны я повстречал вас, побеседовал с вами и выяснил, что же вы из себя представляете. Но по вам трудно судить, господин Рикартиат, — он посмотрел на менестреля с сожалением. — Вы скрываете в себе много тайн, предпочитая душить их и не показывать. Это глупо. Человеческая жизнь коротка. Лучше давать своим чувствам выход, пока есть возможность… и те, кому они не безразличны.

— Мнения у всех разные, — возразил парень. — Я считаю, что большее значение имеют чужие чувства. Я себе нисколько не интересен.

— Зря, — укорил его Шэтуаль. — Вы — очень любопытная личность. Жаль, что мы не можем просидеть тут до вечера. Я бы многим с вами поделился, а вы бы многим поделились со мной.

— Почему не можем? Из таверны нас никто не гонит, — пробормотал Рикартиат.

И в следующий момент все исчезло. Он еще успел ощутить затылком сильный удар, а понять, кто его нанес — не успел.

…менестрель очнулся в густой тени. Откуда-то издалека доносился шелест крыльев и лился свет — нездоровый, мерцающий, зеленоватый. Вверху, на фоне окна, проступали два высоких и стройных силуэта. Тот, что справа — граф Шэтуаль, а тот, что слева — Эстель. Младший инкуб поправил изумрудную прядь, покосился на пленника и удовлетворенно хмыкнул:

— Ну привет, крыса.

— Тише, — упрекнул его Шэт. — С врагами надо быть любезным.

— Ой, я вас умоляю, — отмахнулся лекарь. — Ваши принципы устарели, по меньшей мере, на восемь тысячелетий. А я ждал этого дня месяц. Не надо вмешиваться.

Граф нахмурился и отошел, присев на разваленную крышу. Над домом — высоким, судя по близости облаков, — висел белый полупрозрачный щит. Об него с усердием бились бесстрастные шестикрылые твари. Серафимы. Лицо Рикартиата исказила усмешка.

— Люблю умных людей, — осклабился Эстель. Странно, но подобное выражение его не портило. — Ты ведь узнал этот город?

— Узнал, — не стал спорить менестрель. — Это Нельнот.

— Нельнот, — повторил инкуб. — Город серафимов. Двенадцатый ярус Нижних Земель. Вряд ли твои друзья сюда попадут. Вряд ли ты им до подобной степени дорог. Правильно?

— Правильно, — спокойно кивнул Рикартиат.

Мысль о том, что выбраться невозможно, произнесенная кем-то другим, помогла ему разобраться в мыслях собственных. Стало легче, пусть и не намного. Альтвиг, Киямикира и Рэн — не такие дураки, чтобы соваться в Ад. И Шейн сюда тоже не полезет — он бывал только на тридцать шестом ярусе, в крепости Нот-Этэ, да и то пребывая в состоянии сосуда военачальника. А значит, никто не пострадает.

Никто, кроме самого менестреля — а это уже мелочи.

Шэтуаль снял свой широкий пояс, вместе с обеими кобурами бросил пленнику:

— Вот, возьми. Хайнэсойн стреляет серебром, а Хайнэтэйн — свинцом. У тебя десять выстрелов.

— Но, ваша светлость… — начал было Эстель.

— Наша светлость, — перебил его граф, — благоволит к господину Рикартиату. И дает ему маленький, крохотный, равный нулю целых и одной сотой процента шанс выжить. Я выполнил твою просьбу и ничего взамен не потребовал. Время пришло. Пусть малыш возьмет револьверы.

Менестрель не мог подняться, но взглянул на инкуба с благодарностью. Он еще в таверне показался ему забавным. А что по голове дали, сам виноват — стоило быть внимательнее.

— Что ж, — с раздражением выдавил Эстель, отворачиваясь от Шэтуаля. — Слушай сюда, крыса. По твоей милости я пробегал по улицам Нельнота целый месяц. Посмотрим, сколько протянешь ты. Ваша светлость, не хотите заключить пари?

Во взгляде Шэтуаля отразилось сомнение.

— Три дня, — предположил он. — Я ставлю бутылку эетолиты на три дня.

— А я ставлю на четыре, — хохотнул лекарь.

Они обменялись рукопожатиями, а затем шагнули в чернильный мрак — магически сотворенный переход между ярусами. Белый щит задрожал и стал потихоньку гаснуть. Серафимы выпустили когти, вырвали из него кусок и ринулись вниз. Рикартиат закрылся руками. Блеснул тонкий ободок кольца, полыхнул, обжег кожу — и освобожденным заклятием отбросил небесных тварей на милю.

Сейчас или никогда, подумал он, с огромным трудом вставая. Ноги подкашивались, в коленях засела предательская дрожь. Он едва справился с желанием лечь обратно, а потом боролся за каждый новый шаг — один, второй, третий… лестница причудливо изогнулась, попыталась сбросить слабого чужака — но это было всего лишь видение, морок.

Спустя пару часов бесцельных скитаний по пустым улицам менестрель упал. На четвереньках уполз под легкий ажурный балкон, невесть зачем пристроенный к первому ярусу дома. Ощупал голову. Поморщился.

Никакого облегчения. Чертов лекарь приложил от души. Либо камнем, либо… Рикартиат пошарил по карманам и кисло улыбнулся.

— Ну я и неудачник, — заметил он.

Пояс с револьверами Шэтуаля он прихватил, но вскоре кобуры пришлось перевесить — граф инкубов отличался от менестреля не только красивой внешностью, но и нормальным телосложением. Парень для его одежды был слишком тощ.

Он задремал, сжавшись в комок под холодным камнем. Уютно и тихо. Словно нет поблизости никаких серафимов, никакого зеленого сияния и никаких неведомых звезд — пылающих, безразличных и молчаливых. Безучастных. Если Верхние Земли таковы, то есть ли в них смысл? Если все там держится на пустоте, то зачем нужна вера в рай? Храмовники так ее превозносят… хотя Альтвиг ни разу не упоминал… но он — исключение, он не инквизитор и вообще не должен быть служителем Богов…

Рикартиат стиснул рукоять Хайнэтэйна — свинец менее важен, чем серебро. Выставил его перед собой и провалился в тяжелый сон. Палец на спусковом крючке то и дело вздрагивал, а веки, и без того воспаленные, принялись уже не краснеть — чернеть.

Когда под балкон заглянула равнодушная физиономия серафима, парень распахнул глаза — и, не колеблясь, выстрелил. Тварь отбросило к стене противоположного дома — или, судя по деревянной вывеске, корчмы, — и впечатало в камни. Менестрель худо-бедно вылез из своего укрытия, спрятал оружие в кобуру и побежал прочь, хромая. Нырнул в сеть узеньких переулков, миновал бордель с выбитыми стеклами и женской головой, нанизанной на осколок. Согнулся в приступе тошноты, прошагал еще немного и ввалился в лавку швеи.

Здесь, кроме тканей и наполовину сшитых нарядов, не было ни черта. Разве что старомодный шкаф с двумя створками и выжженным на них узором — фиалки, кленовые листья и виноград. Изумительное сочетание. Поразмыслив, Рикартиат залез внутрь и прикрылся безликим в полумраке тряпьем. Крепко зажмурился.

Происходящее походило на страшный сон. И, проснувшись, он обнаружит себя не в Нельноте, а в кладовой, среди соленых огурцов и грибочков. Менестрель сглотнул. Нет, еда — это плохая идея. Сразу перехватывает горло.

Тишина длилась подозрительно долго. Далекие шаги и нежные голоса звучали вдали, но близко не подбирались. Мреть не двигался, еле дышал и не прикасался к дару. Серафимам необходима зацепка, и подавать ее — просто идиотизм. Надо подождать… подождать, пока слабость не отпустит, а в идеале — обмотать чем-нибудь затылок. Впрочем, неподалеку могут найтись и детища травников, а там можно разжиться хорошими снадобьями… или демоны унесли их с собой? Никому ведь не известно, как они покидали Нельнот — в панике или невозмутимо, сдерживая небесных тварей щитами вроде того, что сотворил инкуб. Непонятно из чего сотворил, кстати… но магия шэльрэ сложна и в целом.

Скрип дверей заставил Рикартиата вздрогнуть и покрепче схватиться за Хайнэтэйн. Какая-то часть его сознания все еще была поражена рукояткой — ведь серебро демонам вредит, а Шэтуаль использует револьверы постоянно. Десять выстрелов… совсем неплохо для огнестрельного оружия. Гномы из Бертасля, вон, дальше четырех не продвинулись.

Скрип повторился. Тяжелые шаги прошлись по лавке, канули за шкаф. Наверное, там были ступени, потому что серафим ушел вверх — и кончики его крыльев скребли по пыли. Вторая тварь осталась внизу.

— Ellnea hae krae? — вопросила она.

— Notellene sael, — ответила та, что бродила по второму ярусу.

Их голоса были полностью лишены эмоций. Пустые звуки. С точно таким же успехом можно беседовать с поверхностью стола, стенами храма или фигурками Богов. Им нет дела до твоих страданий. И когда граница выбора пролегает между казнью и милостью, они выбирают казнь.

Менестрель чувствовал себя странно. Боль ушла, уступив место тупой ярости. Желание выскочить из шкафа и навалять посланцам небес по самое не хочу было столь сильно, что он дернулся вперед. Почти сразу замер, но, кажется, опоздал.

— Liere, — сказал серафим, и верхушку укрытия снесло ударом. Руки, больше похожие на стальные клещи, ухватили Рикартиата за волосы и потянули вверх. Затылок отозвался острыми иглами, зрение помутилось — но револьвер, сжатый в непослушных пальцах, уже выпустил вторую порцию свинца.

Небесная тварь обмякла и упала, исчезнув за маховыми перьями. Мреть рухнул на нее, тяжело перекатился и выпал за порог. Поднялся, придерживаясь за проем, и выпустил долю свободной энергии навстречу товарищу серафима. Тот съежился, окутался зеленоватым сиянием и бросил в противника комок молний — живых, подвижных, словно змеи, и беспощадных. Магический щит выдержал, но пошел трещинами, а крылатый вестник произнес:

— Ты ничем от них не отличаешься. В тебе течет такая же кровь.

— Такая же кровь? — растерялся Рикартиат. Он не ожидал, что серафим заговорит на языке шэльрэ.

— Кровь демона. Будь ты человеком, мы бы тебя отпустили. Но демоны должны исчезнуть. Подобно страшным снам, кошмарам, которые много лет мучают мировое пространство.

Менестрель нервно рассмеялся:

— Да это же, как выражается мой лучший друг, бред собачий! Кровь демона? К вашему сведению, я был духом-хранителем до того, как получить это тело!

— Нет, — небесная тварь помотала головой. — Ты им не был. Ты — первый принц Ада, Лассэультэ, тот, кто является равно женщиной и мужчиной, тот, кто был создан из мертвецов, тот, кто поет для Дьявола…

Рикартиат покачнулся. Безумие серафима не вызывало сомнений.

— Лассэультэ слеп, — тихо произнес он. — И глаза у него были синими.

Небесная тварь не сочла это аргументом. Она сотворила из ветра и пыли цепи, тяжелые, страшные, способные кого угодно удержать, и двинулась к менестрелю.

Тотшвырнул в нее заклинание, озарившее улицу багровой вспышкой. Крыло серафима скрылось под ярким пламенем, небо над Нельнотом расколол крик. Парень развернулся, опасаясь встречи с сородичами поверженного врага, и бросился на запад.

Там, среди серых облаков и мелких, словно зерна гречихи, звезд, горело солнце. Его обманчиво-желтую поверхность покрывали темные пятна. Казалось, будто светило медленно гниет изнутри, обнажая свою настоящую суть — куда менее благородную, чем та, что согревает многие обитаемые миры. А Нижние Земли, выходит — всего лишь один из них, затянутый пеленой обмана, страха и теорий, не имеющих под собой весомого основания.

Рикартиат знал о них довольно много, хоть и не помнил, откуда и почему. Илаурэн он не лгал, учителя действительно не было. Райстли даже не подозревал о своем даре, а никого другого парень не мог принять. Поэтому он изучал шестнадцать огоньков сам, сам знакомился с водопадом внутри себя, сам раздумывал, как его подчинить. И сам пришел к неутешительному выводу, что инквизиция — это власть, а не вера, направленная на спасение. Ее интересует только убийство. И собственное благополучие, конечно.

Мерзость.

Любопытно, сколько времени прошло с момента прогулки по Алаторе? И чем сейчас занято эльфийское семейство? После обеда должна была начаться полномасштабная охота на инквизиторов, отлов тех, чей разум отвергал равенство носителей колдовства. Илаурэн, наверное, вместе с Грейном отправилась в Эльскую империю — чертов конкурент владеет всего одним заклинанием, и для его исполнения необходима поддержка стихии воздуха. Эльфийка развеет «ветер из преисподней» по всей эльской резиденции. И не оставит никого живого, потому что ее не волнуют характеры убийц.

Ишет и Виктор возьмутся за отца Еннете, Сулшерат нарисует руны и махнет в Велиссию. Начнет строительство первых Академий, поглядит, что же такого в Башне Аль-Нейта… и если ничего страшного, то она станет первым боевым штабом еретиков. Еретиков, желающих вернуть миру магию.

И Рикартиат в этом не поучаствует. Он погибнет здесь, в Нельноте. Чтобы перемещаться между ярусами Нижних Земель, чтобы выбраться на поверхность, надо создать портал. Из чернильного мрака, из потоков тьмы и чистой энергии. А парень, несмотря на темный дар, подобного делать не умел. Шэльрэ не раскрывали людям своих секретов, а старые добрые руны в Аду не сработают. Это конец, и остается только набегаться напоследок. Продать свою жизнь дорого.

Менестрель подавил приступ отчаяния, забрался в небольшой дом и заметил крышку погреба. С опаской посмотрел вниз, но не увидел ни трупов, ни скелетов. Спустился, прихватив с изорванного кресла ворох голубых тряпок, и с облегчением обнаружил щеколду. Слабенькая преграда, но дает хоть какую-то надежду — парень ее задвинул, улегся под рядами полок, используя тряпки вместо подушки, и провалился в сон.

Ему снилась лужа. Огромная, маслянистая лужа, со всех сторон подведенная рыжей грязью. В мутной серой воде сидели лягушки. Они безмятежно квакали и вовсю наслаждались влагой, свободой и одиночеством. Рикартиату захотелось сесть и поквакать вместе с ними, но, стоило ступить к луже, как мелкие твари извернулись и в прыжке покинули сон. За ними захлопнулось окошко чернильной тьмы, и невысокий светловолосый демон с увесистой книгой на коленях улыбнулся, покусывая кончик пера. У его ног, прислонившись к подлокотнику кресла, сидела девушка-суккуб.

— Подай гитару, Шельта, — попросил Амоильрэ. Бросил книгу и перо на и без того захламленный стол, сладко потянулся. Серо-голубые глаза сощурились от удовольствия.

— Вы сияете, — отметила Шельта. — Мальчики уже в Нельноте?

— Только один, — подтвердил военачальник, принимая инструмент. Корпус был расписан блеклыми, но по-своему симпатичными красками. Они складывались в бабочек, упругие стебли травы и фиалки. Цветущие дикие фиалки, неизменный символ крепости Нот-Этэ.

— Что вы мне споете, господин Амоильрэ? — спросила суккуб.

— Я? Нет-нет, — демон протянул ладонь и погладил ее по щеке. — Петь будешь ты. Неделю назад я поделился с тобой стихами…

— Да, помню. — Шельта тоже улыбнулась, но как-то скупо, неуверенно. — На обратной стороне были ноты. Я пыталась за ними следовать, но вы же знаете — у меня ни слуха, ни голоса…

— Глупости. Я хочу, чтобы ты спела вместе со мной. Я начну, ты подхватишь… мы так делали с Люцифером, — неожиданно вспомнил военачальник. — В день, когда разрушили мир господина Вильяра Вэйда.

— Того самого, что лишил Лассэультэ глаз?

— Да, — согласился Амоильрэ. — Того самого.

Он принялся перебирать струны, а девушка помрачнела, недовольная окончанием беседы. Прежде демон ей не рассказывал о своем пути через миры, которые выпали Ретару Нароверту, и уж точно не упоминал его друзей. В доме Его Высочества Атанаульрэ вампира чтили, как победившего, одержавшего верх в битве с шэльрэ. Шептали, будто он рыжий, голубоглазый и очень бледный, а еще — будто любит говорить прямо и ненавидит сюжет господина Амоильрэ. Впрочем, последнее не удивительно — кому понравится наблюдать за неотвратимой гибелью двух хороших, по-настоящему верных людей, не имея возможности посвятить их в тайны будущего? Шельта вполне понимала этого Создателя. Будь она на его месте, прокляла бы военачальника, не задумываясь.

На Рикартиата накатила нежность, адресованная непонятно кому. И почти сразу схлынула, будучи вытеснена волнением, потому что светловолосый демон принялся петь.

   — В белоснежном саду,
   среди яблонь —
   они цвели, —
   мы с тобой говорили
   о верности и любви,
   а порой —
   очень редко —
   о мужестве и пороке.
Шельта тоже вступила в песню, и оказалось, что отсутствие голоса и слуха она выдумала.

   — Ты открыл для меня,
   что мир вовсе
  не одинок,
  не печален, не полон боли
  и не жесток,
  если больше не думать о нем,
  как об одиноком.
  Ты открыл для меня,
  что людей некрасивых
  нет,
  что среди
  музыкальных записей
  и кассет
  отыскать красоту —
  очень просто
  и очень славно.
  И ты стал для меня
  моей целью,
  моей душой.
  Я хочу, чтоб тебе
  всегда было
  хорошо,
  потому что
  в моей судьбе
  ты был самым главным.
Рикартиату было любопытно дослушать, но крышка погреба затрещала, слетая с петель, и он проснулся.

Рывком сел, швырнул в серафима миску с чем-то слизким и зеленым. Небесная тварь отпрянула, замахнулась белым копьем — очень похожим на те, что создавал Альтвиг, когда использовал дар. Менестрель выбросил вперед щит, а затем дал волю своему водопаду. Холодные потоки воды пролились со щелей в потолке, сбили противника с ног, промочили маховые перья. Парень в три прыжка выскочил из погреба, затем — на улицу, затем — в соседний дом, а оттуда через окно — в следующий… мимо понеслись запыленные комнаты, старые и покрытые паутиной. Дорогая мебель, семейные портреты. Некоторые их персонажи были рогаты, но в остальном походили на людей — такие же ноги-руки-головы, такие же счастливые взгляды. Тут, среди красок, на полотне, они могут вечно быть вместе. Пожалуй, Рикартиат тоже не отказался бы от подобной чести. Общий портрет с Альтвигом, Илаурэн, госпожой Эльтари, Киямикирой и господином Кольтэ… и чтобы на заднем плане стоял Шейн, как обычно — угрюмый и замкнутый, готовый сражаться в любую секунду.

Нечеловечески сильная ладонь схватила менестреля за ногу, дернула на себя. Он тяжело рухнул на подоконник, дыхание сбилось и стало хрипами. Парень сполз на холодные плиты пола, стиснул рукоятку Хайнэтэйна и зажал спусковой крючок. Один серафим с легкостью увернулся, а горло второго расцвело кроваво-красным цветком. Зрелище было мерзкое. Револьвер нагрелся и немного жег пальцы, но Рикартиат не решался его опустить. Нет, он дождался, пока оставшаяся небесная тварь бросится в атаку, и убил ее столь же равнодушно, сколь и других серафимов.

Дальше все пошло не так гладко.

Острие полуторного меча пролетело в ногте от кожи менестреля и зацепило Хайнэтэйн. Оружие сделало дугу в воздухе, звякнуло и упало где-то за пределами дома.

Вытащить из кобуры Хайнэсойн Рикартиат не успел.

Этот серафим — с серебряными, как расплавленный металл, волосами, ясными синими глазами и аккуратной линией носа — был быстрее, чем предыдущие. Он поймал пленника за шею, прижал к стене — так, что дыхание снова перехватило, — и презрительно произнес:

— Кровь демонов становится все грязнее.

— Да… нет… во мне… никакой… демонической крови… — с трудом ответил менестрель. И, подобравшись, крикнул: — Я — человек!

— Ты ошибаешься, — возразила небесная тварь. — Или лжешь. Я принес цепи брата, и они достаточно для тебя прочны.

Тяжелые браслеты защелкнулись на запястьях и лодыжках. Кто-то, кого Рикартиат не видел, дернул за далекие звенья — и парня опрокинуло навзничь. Нога в легкой кожаной сандалии наступила на поврежденный затылок, и вокруг сделалось темно — так темно, будто мир погиб.

Менестрель отстраненно чувствовал, что его тащат по камням. Невозмутимо, спокойно тащат, а камни жадно пьют алую горячую кровь. Она пачкает белые одежды серафимов, она ложится росой на мертвую серую траву, она…

…ее так много…

Обитая железом центральная башня Нельнота тянула к небу высокую иглу шпиля. На бесчисленных балконах свили гнезда певчие птицы. Они радовались, что миновала зима. Они обзаводились потомством, таскали невесть откуда взятых червяков, глядели на серафимов — холодных, пустых и равнодушных. И только черная ворона, облезлая и покрытая рубцами, а значит — наверняка мертвая, попыталась стащить Хайнэсойн. Он валялся на расстоянии выстрела, сверкал рукояткой, но был слишком тяжел для птицы. Она раскрыла клюв и начала громко орать, а Рикартиат лежал в тени башни и мечтал, чтобы она сдохла. Чтобы сдохла окончательно, и ее карканье в ушах перестало отдаваться эхом.

Он не знал, сколько прошло времени — день или час, — прежде чем серафимы снова заволновались, и кусок Нельнота украл из-под их власти невысокий светловолосый демон. Он шагал между ратушей и зданием библиотеки спокойно и уверенно, жевал яблоко и нес книгу. Серый с зелеными каплями переплет был сделан из незнакомого менестрелю гладкого, блестящего материала.

Амоильрэ остановился поодаль от пленника, присел и сказал:

— Привет.

— Здравствуй, — хрипло отозвался тот. — Тебе что-нибудь нужно?

— Так, сущая ерунда, — согласился военачальник. — Чтобы ты сделал выбор. Я предоставлю тебе два варианта, а ты решишь, какой больше подходит моей… или нашей?.. истории. Готов?

Рикартиат соображал туго и медленно, но все же кивнул:

— Готов.

— Превосходно. Что ж, — Амоильрэ открыл книгу, — мы стоим на перекрестье. Я написал четыре разных концовки, но две из них пришлось выбросить. Первая была слишком простой, а вторая меня не будоражила. Однако другие две я считаю весьма достойными. Итак, что тебе больше нравится: жизнь Альтвига — или твоя жизнь?

— Жизнь Альтвига, — не задумываясь, ответил менестрель.

— Ага. — Демон деловито захлопнул книгу. — Ты не колеблешься? Не испытываешь сомнений? Пойми — если ты сейчас пожелаешь покинуть Нельнот, то проживешь еще очень долго. Вероятно, составишь пару госпоже Илаурэн… нет? — с легким раздражением осекся он, потому что Рикартиат поморщился.

— Составлю пару? Будучи вот таким? Весьма тонкое издевательство, господин Амо. Я оценил.

— А что тебя не устраивает? — изумился демон. — А… ясно. Ты считаешь себя ущербным? Из-за того, что наговорили серафимы?

Парень посмотрел на небо — зеленое, бездушное и бессмысленное.

— Из их слов выходит, — медленно начал он, — будто я — воплощение Лассэультэ. И будто я — равно женщина и мужчина. Нет, я не удивлен, — добавил он, перехватив скептический взгляд военачальника. — Но хотел бы узнать правду. Правду обо всем. Можно?

Амоильрэ задумался. Шестикрылые твари бились о щит, воя, словно потревоженная стая волков.

— Твой вопрос я нахожу весьма ироничным, — наконец выдал демон. — Навевает воспоминания. Ты в курсе, каким был этот город до войны с небесами?

Менестрель помотал головой.

— Он был прекрасен, — в мягком голосе военачальника прозвенела тоска. — Восемнадцать белых шпилей. Яблоневые сады. И поскольку тут собирались самые лучшие из нас, то на площади — вон там, — он указал на полуразрушенный дом с колоннами и роскошной аркой, — были главные судебные залы Нижних Земель. И Нельнот называли городом истины.

— Действительно иронично, — усмехнулся Рикартиат.

— Ага. — Амоильрэ устроился на осколке камня, подтянул колени к груди. Книга скрылась под тяжелым плащом.

Пленник молчал. Не было смысла окликать или торопить демона. Не было смысла продолжать отсчитывать время, не было смысла о чем-либо беспокоиться. И он холодно, равнодушно и непоколебимо ждал, пока Амоильрэ заговорит.

Тот покосился на серафимов, и поверхность щита вспыхнула, расцвела ультрамариновым пламенем. Шестикрылых тварей сожгло, и вниз, минуя тоненькую преграду, полетели лохмотья пепла.

— Давным-давно, — протянул военачальник. И тихо рассмеялся: — Да, ужасно давно. Еще до того, как Ретар Нароверт создал Врата Верности, я написал свои первые песни о скитальцах. Их было три, и они очень впечатлили господина Атанаульрэ, господина Шэтуаля и госпожу Петеарт. Последняя, правда, столь же давно мертва… но не будем о ней, — он дернул ладонью, демонстрируя пренебрежение. — А потом… ну, ты ведь знаешь, как это происходит. Меня вдохновило чужое внимание, я счел идею о скитальцах гениальной и решил сотворить их в реальном мире. Но мне было нужно, чтобы этот мир предоставил ряд условий. Инквизиция и еретики. Русалочьи, эльфийские и человеческие королевства. Шесть основных стихий. Должно быть, во всем виноват Ретар. Как тебе известно, его путь через Мосты Одиночества осложнялся вмешательством господина Атанаульрэ. И был момент, когда с помощью заклинания «облик на двоих» нас заставили поменяться телами. И я здорово поднабрался его мыслей, его взглядов и его чувств. Это было странно, что уж там говорить. Так, будто долгие годы я был всего лишь ангелом, сбитым с истинного пути — ты ведь видишь, каковы ангелы? — а затем, благодаря мозгу вампира, стал настоящим шэльрэ. В наровертах много демонического, и Ретар, сам о том не подозревая, щедро со мной поделился. И я, воплощая вас, сполна ему отомстил. Хотя мстить, в общем-то, было не за что.

Рикартиат закрыл руками лицо. Вспомнил о своих сожалениях. Нет, все-таки зря он не размазал Ретара по всем Костяным Дворцам. Пусть он и сделал это неосознанно, пусть он и не виноват, но именно его убеждения заставили Амоильрэ увериться в своей правоте.

— Из первых трех песен вы и родились, — поразмыслив, продолжил военачальник. — Но о точном вашем происхождении в них не было сказано ни слова. Да, вроде бы духи, вроде бы пришли из Безмирья, вроде бы ничего непонятного… но мне показалось забавным сделать так, чтобы духом был только один из вас, а второй носил в себе демоническую сущность. Демонические сущности — они… ну… настолько многогранны, что порой невозможно удержаться. Я обратился к господину Лассэультэ, попросил его стать твоим прототипом. Он согласился и подарил мне долю своих магических сил, из которых я тебя и собрал — по кусочку, по молекуле, по образу и подобию первого принца Ада. И следует отметить, что фактически ты все же мужчина, хотя я не думал, что пол будет иметь для тебя значение. Я не думал, что ты забудешь об отсутствии пола у духов Безмирья. Они между собой равны, им не нужно разделение на мужчин и женщин. По сути все они — единое целое.

— Ясно, — выдавил Рикартиат. — Давай дальше.

— Дальше ты знаешь, — отмахнулся Амоильрэ. — Почти все события шли в ногу с моим сюжетом. Ты похоронил Альтвига — драконью душу, — на границе сущего. Ты верил, что однажды он возродится, и боялся уйти. Вдруг ты покинешь чертов курган, и он сразу же вернется? Вдруг он останется в одиночестве, вдруг решит, что тебя уже нет среди людей, и отправится обратно в Безмирье? Но спустя десять лет ты был вынужден признать поражение. Ты попал в Ландару, ты пытался следить за людьми и выяснить, каковы их традиции, что тебе нужно делать… пока не встретил господина Райстли. О, господин Райстли был просто превосходной деталью. Ваша встреча не была запланирована мной. Ее подстроил Ретар Нароверт, надеясь, что ты навсегда останешься подле короля — ведь он стал твоим самым лучшим, самым верным другом! — и тем самым избежишь тех страданий, что подготовил для тебя я.

Менестрель подался вперед:

— Рыжая скотина пыталась меня спасти?

— Не единожды, — невозмутимо подтвердил Амоильрэ. — Несмотря на наличие десятков темных сторон, он гораздо добрее меня. И ты зря обвинял его в слабости и нежелании помочь. Но теперь извиняться уже поздно, потому что я победил, — в серо-голубых глазах демона заплясали озорные, будто у ребенка, огни. — Я подбросил инквизиторам информацию о том, что Райстли из династии Каерра Хааль обладает проклятой магией и регулярно использует ее для поддержания своих позиций. Божьи псы поверили, заманили Его Величество в леденскую резиденцию и убили. Я ликовал, а ты снова был предоставлен самому себе. Природное любопытство — любопытство Лассэультэ, — вынудило тебя искать противоположный инквизиции берег, берег, где магический дар почитается и имеет шанс на развитие. Ты открыл водопад, ты выяснил, что можешь управлять стихиями воды и земли, а еще, — Амоильрэ улыбнулся, — узнал, что способен выводить некоторые заклятия демонов. Заклятия из потенциала первого принца.

Если бы не ты, ни один демонолог — даже столь талантливый, как Ишет и Виктор, — не узнал бы о символе «Эдэлехаэр». Если бы не ты, они бы никогда не додумались до создания иных рисунков призыва, кроме пента- и гексаграмм. Ты дал им достаточно новых знаний, ты достаточно широко взглянул на стихию материи, чтобы теперь покоиться с миром. То, что ты принес вечности, вряд ли забудется…

— Меня это не волнует, — перебил менестрель. — Лучше расскажи, как еще ты играл с Ретаром Наровертом.

— Ну, — Амоильрэ нахмурился, — Ретар привел к Альтвигу Гитака. Он, опять же, надеялся, будто заклинатель сумеет уберечь мальчика и увести как можно дальше от тебя. Не могу сказать, что он был не прав, — признал военачальник. — Это был хороший, просчитанный ход. Магический талант Гитака меня неизменно впечатлял. Пришлось попотеть и найти его врагов, которые, к моей безграничной радости, устранили мага с пути. Альтвиг взял себе его родовое имя — Нэльтеклет, — и вступил в ряды инквизиции. Но сначала, разумеется, изрядно побродил по миру. Было любопытно за ним следить. Мальчик познакомился с гномами из Бертасля, ходил в королевство Хасатиния, но его постоянно… необъяснимо… тянуло к Серебряному Лесу.

Рикартиат прикусил губу. Серебряный Лес — место соприкосновения реального мира с потусторонним. Вероятно, Альтвиг, ничего не помня о своей драконьей душе, все же ощущал тягу к большинству чуждых, враждебных и кровожадных по отношению к людям аномалий. И, вероятно, поэтому он так быстро поверил менестрелю. Почувствовал, что в нем таится подобное.

— Он раз за разом возвращался в Эверну, — радостно рассказывал Амоильрэ. — Пока, наконец, мальчика не подобрал отец Еннете. Молодой, перспективный и обладающий властью инквизитор. Он мне нравился, но ровно до тех пор, пока не раскусил детали сюжета.

Военачальник расхохотался, и было в этом смехе нечто такое, отчего волосы вставали дыбом.

— Отец Еннете понял, что его воспитанника ждет неизбежная участь убитого или убийцы, и попробовал мальчика защитить. Научил его основам изгнания, помог совладать со светлым даром, именуя его, конечно же, ангельским волшебством. Но ему — можешь даже не сомневаться! — было известно, что темная магия равно необходима, и что мир нуждается в тех, кого инквизиция зовет еретиками. Однако власть он ценил больше, чем равновесие — хотя, как видишь, часть старых ценностей в отце Еннете сохранилась. Он оберегал Альтвига так ревностно и старательно, что я не мог приблизиться ни на шаг. Даже когда свежеиспеченный инквизитор получил право странствовать в одиночку, Еннете находил способы оградить его от моих заклятий. Тогда я одолжил у Шэтуаля Хайнэсойн, — Амоильрэ кивнул на револьвер, по-прежнему поблескивающий вдали, — и посетил самого отца Еннете. Использовал все свое обаяние. И он дрогнул, испугался, подчинился — и отправил мальчика в Шатлен. К тебе.

— Потом в игру вступили близнецы-инкубы, — предположил Рикартиат. — Эстель вынудил меня прикоснуться к дару, дать Альтвигу понять, что я — еретик, а не менестрель. Верно? Потом была завеса…

— Потом Нижнелунье, — согласился военачальник. — Я хотел, чтобы ты полностью восстановил дар перед тем, как попасть сюда. В Нельнот. Я рассчитывал, что ты продержишься пару дней, что сумеешь совладать с серафимами. В конце концов, твоя демоническая сущность может испепелить весь город. Лассэультэ до сих пор этим не занялся, потому что мы ценим память о прежнем Нельноте. Об истине, о залах суда, о счастливых семьях и, конечно, об опыте, дарованном небесами — даже в самое мирное и прекрасное на вид время может произойти беда. Верхние Земли, что бы там ни говорили храмовники, полны ненависти и мечтают об абсолютном владычестве над обитаемыми мирами.

— А вы, хочешь сказать, нет? — ввернул парень.

— Представь себе, — серьезно ответил Амоильрэ. — Нам это абсолютное владычество даром не сдалось. Разумные расы интересны, пока с ними можно играть. А если они в подчинении, если каждое их стремление нам подвластно, то можно невзначай подохнуть от скуки. Идеален, малыш, только тот мир, где есть место для безумия.

Рикартиат задумался.

— Пожалуй, ты прав, — признал он. — Расскажи о том, как был создан господин Лассэультэ.

— Принцы не любят эту историю, — помрачнел военачальник. — Видишь ли, несмотря на статус детей Кьётаранауля — то есть наследников Сатаны, — они состоят с ним в очень дальнем кровном родстве. Выражаясь проще — если в них и есть его кровь, то она была влита во время опытов. Каждый из четверых господ создавался искусственно. Лассэультэ не повезло больше, чем другим, вот и все. Его Величеству показалось забавным взять молекулы — то есть очень-очень маленькие частицы, такие, что обычным взглядом их не увидеть, — женщины и мужчины. Но все же вторая грань в итоговом творении взяла верх, хотя порой подавлялась истинно женскими порывами. Я считаю, что господин Лассэультэ застрял между этими двумя состояниями, и не может сдвинуться ни туда, ни сюда. Физически он — мужчина, а духовно — черт знает кто. Но, разумеется, он в этом не виноват. Кьётаранауль тоже ни на секунду не пожалел о своем выборе. Есть в господине принце что-то такое, что делает его скорее духом, чем человеком — просто… материальным. Не в силах найти друзей, не в силах принять хоть кого-нибудь живого, он замкнулся и спрятался ото всех на втором ярусе Ада, среди болот и покойников. Ему нормально. В одиночестве рождается самая волшебная музыка. Это — ваш с ним секрет, один на двоих. Пока вы одиноки, вы гениальны. Пока вы одиноки, вы способны на чудеса.

— Вот как. — Рикартиат устало отвернулся. — Я все понял. Спасибо.

— Ты чувствуешь отвращение, — заметил Амоильрэ. И поднялся, отряхивая куртку. — Хочу тебя попросить.

— О чем?

— Дождаться Альтвига. Рано или поздно он придет, и мой сюжет обретет свое завершение.

Менестрель промолчал.

Военачальник шагнул в потоки чернильной тьмы. Щит под зеленоватым небом исчез, и уцелевшие серафимы ринулись к пленнику — убедиться, что не сбежал, и выместить свою ярость за бесцеремонный визит демона.

ГЛАВА 8 РЕВОЛЬВЕР

— …таким образом, — заключил Виктор и похлопал Альтвига по плечу, — мы не можем отправиться в Нижние Земли ни прямо сейчас, ни когда-нибудь потом. Точной схемы тамошних порталов нет. И неясно, как войти хотя бы на первый ярус. Если ты туда пойдешь…

— Я хотя бы пытаюсь что-то сделать, — сердито пропыхтел храмовник. Он хватался за биденхандер, как за последнюю свою надежду. И смотрел на демонолога с яростью. — А вы сидите и… и ухо чешете!

Виктор вздрогнул и опустил руку.

— Вы передали мне карту! Вы годами изучали демонов! Вы…

— Я изучал демонов, призывая их в наш мир, — возразил демонолог. — И все их способности мне известны поверхностно. Я понятия не имею, как они изменяются, когда шэльрэ попадает домой.

Но Альтвиг по-прежнему был слишком зол, чтобы услышать голос здравого смысла.

— Вы прислали мне письмо! — закричал он. — Вы написали, что Рикартиата убьет отец Еннете! И я наблюдал за этим чертовым инквизитором, следил, чтобы он ни на шаг не приблизился к Алаторе! А теперь выходит, что мой друг умрет в Нельноте, среди серафимов, всеми брошенный и забытый?!

— Пресвятая конопля! — Виктор возвел очи горе. — Господин Нэльтеклет, помимо всего перечисленного вами я оставил в письме предупреждение, что сюжет можно легко сломать. И Амоильрэ, видимо, этим воспользовался. Выяснил, что вы в курсе о концовке, и решил переписать ее заново…

— ЗАТКНИТЕСЬ!

Альтвиг замер возле окна, тяжело дыша и разглядывая стекло. По нему ползли капли, крупные и серебристые, словно металл.

— Счастливо оставаться, — пожелал парень и выскочил из кухни.

Илаурэн, сидевшая за столом с опущенной головой, проводила его полным надежды взглядом.

— Полагаю, мы видим его в последний раз, — тоскливо протянул Ишет.

Виктор покосился на друга.

— Ничего страшного, он мне все равно не нравился. Самоуверенный, взбалмошный, упрямый… и к тому же выскочка.

— Вы не правы, — возразила эльфийка. — Абсолютно не правы. Он намного лучше вас.

— Может быть, и так, — согласился демонолог. — Просто мы лишены всей этой тяги к самопожертвованию. Мы очень хотим жить. В мире еще столько интересного, неизведанного и странного…

Илаурэн встала, оборвав его монолог, и пошла по лестнице вверх. Виктор посмотрел на нее с сочувствием.

— Мы действительно ничего не можем сделать! — воскликнул он. — Даже если мы найдем вход…

Девушка хлопнула дверью своей комнаты и, судя по звуку, рухнула на кровать. Демонолог поморщился и велел:

— Пошли, Ишет.

Альтвиг тем временем несся по улице, пиная камни и наводя на прохожих страх. Его трясло от обиды и раздражения, от осознания того, что никто не рвется на помощь Рикартиату так, как рвался на помощь ему самому — тогда, когда он сидел в Аль-Нейтской резиденции инквизиции. Нижние Земли, конечно, в разы опаснее, но ведь и менестрель куда дороже храмовника! Черт, черт, ЧЕРТ!

Очередной камень вылетел из-под ноги парня и попал в чье-то распахнутое окно. Раздался звон разбитой посуды, многоголосая ругань и кошачье мяуканье. Альтвиг вспомнил, что с утра не видел ни Мряшки, ни Плошки, ни Крошки, ни Вышки, и забеспокоился. Животные, вроде, чувствуют смерть хозяина. Может, Рикартиат уже давно умер. Может, бесполезно соваться в…

— Привет, — мягко произнес кто-то за спиной храмовника.

Он обернулся.

— Привет, Шейн. Что-то случилось?

— У меня — нет, — возразил седой повелитель. На его щеках выступил нездоровый румянец, а радужки прятались за мутной серо-голубой пленкой. — Но я слышал о твоей проблеме.

— Полагаю, от Адатальрэ? — насторожился Альтвиг.

— Да, от него, — спокойно подтвердил Шейн. — Мы… немного поссорились… он сказал, что Рикартиат должен остаться в Нельноте, остаться один, без надежды на спасение — ради того, чтобы ты выжил. Якобы на это рассчитывает Амоильрэ. Хочет проявить милосердие. Избавиться от одного скитальца вместо двух.

— Бред собачий, — с иронией сказал храмовник. — Хотя, конечно, большего милосердия я себе и представить не мог. Особенно в его исполнении.

— Мне тоже это показалось несправедливым, — кивнул седой. — Поэтому я счел, что на сюжет господина Амоильрэ можно не обращать внимания.

— То есть?..

— Я тебя проведу, — объяснил Шейн. — В Ад. Я знаю дорогу. Знаю основные рисунки. Умею строить порталы. Без меня тебе туда не попасть, а со мной… если не боишься, мы будем в Нельноте уже к концу дня.

— Но не быстрее? — уточнил Альтвиг.

— Нет. — Повелитель покачал головой. — Перемещаться между ярусами спонтанно могут только демоны. Нам придется пройти через первые двенадцать. В крепости Сиаль-Нар у меня есть знакомые, да и в других местах, думаю, все наслышаны об Адатальрэ. Никто не пойдет мне наперекор, потому что я — медиум военачальника принца.

— Я бы на твоем месте не был так уверен, — усомнился храмовник.

Шейн пожал плечами:

— Выбора нет. Либо так, либо никак. Я не демонолог, но договариваться с шэльрэ умею.

— Что ж… — Альтвиг переступил с ноги на ногу. — Что ж. Давай попробуем.

Седой повелитель улыбнулся, ухватил его за локоть и потащил по боковой улице. Редкие алаторцы, шагавшие им навстречу, удивленно таращились на двух сосредоточенных путников, таких мрачных, что, кажется, по их воле на мир может рухнуть не только огненный дождь, но и сама бездна. Им было невдомек, что как раз в бездну эти двое и собираются.

Вместе парни покинули город, вышли за основные врата и свернули в лес. Шейн с энтузиазмом медведя принялся лезть сквозь голые ветки. Те были против и хлестали его по всем открытым участкам тела — да и по закрытым тоже. Те ветки, которые повелитель отводил в сторону и не вовремя отпускал, доставались Альтвигу. Он кривился и тихо проклинал все на свете, но терпел и седому перечить не решался.

Наконец Шейн выбрался на поляну — достаточно просторную, чтобы вывести на земле сложный, полный неизвестных храмовнику символов рисунок. Он напоминал цветок и нож одновременно, а еще неуловимо смахивал на ту диаграмму, что создал Рикартиат для изгнания Эстеля.

— Я уже все приготовил, — сообщил повелитель, вытащив из ножен, прикрепленных к изнанке куртки, черный с синими трещинами агшел. — Демоны позволяют смертным заходить в Ад, но берут за это небольшую плату. Плату кровью, как ты понимаешь, — добавил он и полоснул себя лезвием по предплечью.

Алая жидкость полилась на грани рисунка, и каждая вспыхнула темно-красным сиянием. Лес сделался пустым и страшным, деревья стали живыми, и Альтвигу привиделось, будто еще чуть-чуть — и все окружающее прыгнет вперед, атакует наглых людей, сунувших любопытные носы куда не следует.

— Как бы ты поступил, если бы я отказался идти с тобой? — прокричал он.

— Пошел бы сам, — равнодушно ответил Шейн. — Уже пора. Вставай на вон ту розу.

Роза, по мнению храмовника, больше походила на рваную рану. Он осторожно коснулся ее подошвой, ощутил легкое жжение, но не отступил. И почти сразу же все померкло, утонуло в густых чернилах, а где-то очень далеко прозвенел отчаянный, преисполненный боли крик. Из-за него волосы встали дыбом, а сердце сжалось, будто схваченное стальной ладонью господина страха.

— Мы на месте, — негромко произнес Шейн.

Альтвиг разомкнул веки.

Впереди, окруженная рвом и обнесенная высокими стенами, возвышалась крепость из серого шероховатого камня. Ее короной обступали восемь башен, и отовсюду на пришельцев с угрозой таращились зрачки бойниц и скалились пасти решеток.

— Здесь довольно жутко, — оценил храмовник.

— Добро пожаловать в Сиаль-Нар, — Шейн похлопал его по спине. — Это крепость первого принца. Сам он, впрочем, редко сюда приходит. Предпочитает болота.

Альтвиг хотел было что-то сказать по этому поводу, но тут открылись центральные ворота и опустился деревянный мост. Чья-то стройная фигура одиноко его пересекла, остановилась и помахала чужакам рукой.

— Кто это?

— Господин Шэтуаль, — сощурился повелитель. — Граф рода инкубов. И он, кажется, рад.

Когда инкуб подошел достаточно близко, храмовнику стали ясны недовольные интонации в голосе седого. Граф был не просто рад, — он был счастлив. В серебряных глазах плескалось целое море удовольствия, а безупречное лицо светилось предвкушением бед. И все же, несмотря ни на что, храмовник не мог не отметить — Шэтуаль правит инкубами вполне заслуженно. Красота Эстеля не шла ни в какое сравнение с его красотой — да что там, наверное, даже ангелы загрустили бы в обществе его светлости.

— Добрый день, — поздоровался Шэтуаль. — Вы идете в Нельнот?

— Верно, — с откровенной враждебностью бросил Шейн. — И в спутниках вроде вас отнюдь не нуждаемся.

— Да вы что? — изумился инкуб. — Какие спутники? Я просто посижу у вас на хвосте. Прослежу, чтобы ничего не натворили.

— Скорее наоборот, — буркнул повелитель. — Но раз так — не высовывайтесь. Идем, Альтвиг.

Храмовник послушно зашагал к Сиаль-Нару. Стража не посчитала нужным убрать мост, и люди беспрепятственно прошли во внутренний двор. Действительного, седого там знали — но, подумалось храмовнику, при наличии таких знакомых лучше прыгнуть со скалы и разбиться. Шэльрэ, внешне подобных людям, было от силы десять. Остальные блистали такими пороками, как звериные лапы, копыта, перепончатые крылья, клыки… Альтвиг опустил взгляд, позволив ему скользить по камням, и постарался ни на чем не заострять внимания. Задача оказалась трудной, но он справился — хоть и отметил про себя, что ров крепости шэльрэ заполнен не водой, а ядом. Пусть и безобидным на вид.

А еще в Сиаль-Наре дьявольски разило полынью. Во всех бестиариях писали, что этот запах — первый признак присутствия шэльрэ. Только высшие из них — четверка принцев, Сатана и прочая знать, — могут от него избавляться. Низшие же вынуждены вонять, словно на них растет целое поле распроклятой травы.

Шейн провел храмовника через казармы и вышел на противоположный мост. Покосился на ров, поджал губы и поспешил перенести вес своего тела на пустошь, подступившую отовсюду.

— Держись крепче, — приказал он.

Альтвиг вцепился в локоть повелителя, и мир снова заволокло чернилами. Совсем рядом, будто желая столкнуться нос к носу с путниками, промелькнул Шэтуаль.

Когда мир снова начал появляться из мрака, рождаясь и изменяясь будто бы на ходу, парень обнаружил, что стоит посреди болота. Вокруг все было грязно-зеленым, и в этой зелени огоньками смотрелись нежно-белые, крохотные цветки хамедафне.

— Это и есть Болота Отчаяния? — спросил он. — Жилище Лассэультэ?

— Да. — Шейн внимательно огляделся. — Но раньше я попадал на его границу. Оттуда можно сразу уйти, а отсюда придется выбираться. Ты умеешь искать болотные тропы?

— Э-э-э… — Храмовник едва не сказал «не очень», но вовремя опомнился и нарочито бодро закивал: — Сейчас попробуем.

— Приключения, — безрадостно протянул повелитель. — Обожаю приключения. Будь проклят первый их создатель, если он еще жив.

Альтвиг не ответил. Магический дар — или, как он раньше думал, ангельское волшебство — высветил в лабиринте бочагов и омутов белые, тонкие, словно лезвие ножа, полоски твердой земли. Ступив на одну такую, парень сразу провалился по пояс и ощутил, как под ногами все мерзко, опасно то ли пошатывается, то ли дрожит.

— При случае повернем к востоку, — решил Шейн и тоже спрыгнул с зеленого островка. — Вперед.

Храмовник осторожно двинулся. Возникало чувство, будто нижнюю половину тела схватила беззубая пасть неведомого существа — беззубая и слабая, но стоит тебе оступиться — и ты скатишься ей в чертову глотку, сыграешь роль пищи. Парень сглотнул и постарался не задумываться, что будет, если он или повелитель ненароком сойдут с тропы.

Порой вдалеке — или же совсем рядом, — надувались и лопались пузыри болотного газа. Пару раз Альтвиг замечал сияние, бледно-синее, но не голубое; оно клубилось над поверхностью бочагов, собиралось в комья подвижного пламени. Весьма некстати он припомнил статьи о нежити и прикинул, как обороняться от нее в трясине. Нет, храмовника, конечно, и раньше заносило в топь, но это происходило в родном, прекрасно знакомом мире. А в обители демонов, где за каждым кустом таится опасность…

— Странно, — поделился наблюдениями Шейн, когда удалось отыскать новый островок и растянуться на нем, глядя в хмурое небо. — Однажды мы с Адатальрэ сюда ходили, и над болотом совершенно точно был мост.

— Сегодня мы — незваные гости, — попытался пошутить Альтвиг. — Вот и бродим, будто два лешака. А холма до сих пор не видно.

Повелитель промолчал. Его штаны облепила болотная грязь, а по куртке тянулась свежая царапина. Глаза вернулись к привычному, ясно-голубому, цвету.

— Говорят, господин Лассэультэ ненавидит людей.

— Это ты к чему? — помрачнел храмовник.

— К тому, что если он нас найдет, умирать мы будем долго и, полагаю, мучительно, — Шейн поднялся и на всякий случай одернул рукава. — Пойдем дальше. У нас мало времени.

— Думаешь, он явится посмотреть, кто сюда приперся?

— По крайней мере, издалека. — Повелитель снова внимательно огляделся. — Но магия шэльрэ, в отличие от нашей, бьет на дальние расстояния.

— Я слышал, что первый принц не проявляет ярких эмоций, — пожаловался Альтвиг, снова влезая в топь. — Может, он решит, что мы — слишком мелкие сошки, чтобы нас убивать, и пройдет себе мимо.

— Я бы на это не рассчитывал. О, наконец-то!

Шейн радостно указал на высокий холм, показавшийся на севере. Его вершину венчал увесистый биденхандер. Кто-то воткнул оружие в землю, да так, что в нее погрузилась большая часть клинка. Но он не ржавел и до сих пор ничем не оброс, а продолжал торчать — немое напоминание о неведомом противнике Лассэультэ. Вероятно, тот был достаточно силен. Иначе принц не разменивался бы на почести вроде этой.

Храмовник с удовольствием выполз на прохладные стебли травы. Использовал их вместо постели и вздохнул. Повелитель тоже прилег, закрыл лицо согнутой в локте рукой.

— Вот вы где! — донесся до них веселый оклик Шэтуаля. — А я вас жду, жду… пока вы ходите по болоту и пачкаетесь, будто нерадивые низшие.

— Отстань, — презрительно бросил Шейн. — Мог бы и помочь, между прочим.

— Ты что? — поразился инкуб. — Какое еще помочь? Я демон! А демоны — злые, лживые, продажные твари. Их любимое развлечение — заманивать людей в беду, а потом наблюдать, как они гибнут…

— Ой, замолчи, — отмахнулся Альтвиг. — Пока я не вытащил этот меч… и не зарубил тебя им.

Граф неожиданно посерьезнел.

— Ты можешь попробовать, — предложил он.

— А в чем дело? — храмовнику его тон не понравился. Вкрадчивый, осторожный, мягкий — словно Шэтуаль боялся спугнуть удачу. Любопытно, что с этим мечом не так? Он убивает каждого, кто прикоснется к рукояти? Или является маяком для Лассэультэ?

Инкуб расхохотался.

— Что, страшно?

— Нет, просто мне не нужны демонические советы.

— Ой ли? — граф подошел к биденхандеру, взял пальцами за крестовину и потянул. — Дело, мой дорогой недруг, в том, что никто не в силах вытащить этот меч. Только тот, кому предначертано изменить судьбу Ада.

— И ты — совершенно точно не он, — вернул шпильку Альтвиг. Но к двуручнику подошел и дернуть попробовал. Железо не сдвинулось с места, но отозвалось приятным, ненавязчивым теплом.

— Он на тебя реагирует! — воскликнул Шэтуаль. — Черт побери!

— Да, но вытащить я его не могу, — пожал плечами храмовник. И повернулся к повелителю: — Отсюда уже можно исчезнуть?

— Можно. А если бы его светлость все-таки…

— Ни за что, — осклабился граф. — Топайте сами, детки. До встречи в Вирэли.

— Вирэли?

— Это он о третьем ярусе, — пояснил Шейн. — Держись.

* * *
В Костяных Дворцах властвовала тишина. Обволакивала залы, спальни и оружейные комнаты. Одеялом свернулась вокруг дерева, истекающего кровью — дерева, выросшего на теле вампира, где под корой прятались живые вены.

Ретар Нароверт сидел на лестнице, не отрывая мрачного взгляда от единственной сломанной ветки. Давным-давно ее в порядке испытания рассек беловолосый убийца. Ему было интересно, умерла ли плоть Вильяра, прихваченная Нортом и Кайонгом из последних пройденных Врат. И выяснилось, что нет — внешняя оболочка создателя агонитов продолжала существовать и даже худо-бедно функционировать, тогда как душа, возвращенная личем в мир живых, отказалась от жизни и принесла себя в жертву, чтобы вернуть ему нормальное тело. Благодаря Вильяру Норт прожил гораздо дольше, чем мог бы прожить, оставаясь обычным человеком. И первой, кто больше никогда не проснулся, стала Юана.

Хоронить ее в земле никто не пожелал, и Снежок превратил девушку в такую же ледяную скульптуру, как и все те, что наводняли сотворенный им мир. Потом эта участь настигла некроманта — первого некроманта во Вратах Верности. И Ретар тихо, горько и молча радовался, что он — последний смертный из его друзей, а значит — и последняя его потеря.

Последняя серьезная.

Помимо тишины в Костяных Дворцах царил жуткий холод. Создателю, как вампиру, было на него плевать, но он лишал парня уюта и научил его повсюду таскать с собой плед — бесценный подарок Кеуля, взятый в том же измерении, что и легендарные «наушники». Чаще всего Ретар набрасывал его на плечи, будто плащ, и закутывался при необходимости. Вот и сейчас он зябко поежился и спрятался под мягкое покрывало, не переставая таращиться на чертово дерево.

Позади глухо звякнуло бутылочное стекло, и со второго яруса начали спускаться неторопливые шаги. Вампир, разумеется, знал, кому они принадлежат.

Снежок застыл тремя ступеньками выше, опустился на корточки и наполнил кубок эетолитой. Этот напиток стоил неплохих денег, но обитателям Костяных Дворцов доставался бесплатно.

— Будешь? — предложил убийца.

— Нет, — отказался Ретар.

В бирюзовых глазах Снежка не отразилось ни единой эмоции. Он склонил голову и спросил:

— Тогда, может, крови?

— Нет.

— Ретар, — беловолосый протянул руку и коснулся его затылка. Ледяное прикосновение обожгло кожу, но вампир не пошевелился. — Может, хватит, а? Ты сидишь тут уже три дня. Ничего не ешь. Ничего не пьешь. Я помню, что ты нежить, но сам ты об этом, похоже, забыл, — добавил он, заметив, что Ретар собирается возражать. — Нежить не испытывает угрызений совести. Нежить не пытается защищать людей. Она ими, как правило, обедает.

Рыжий нахмурился, но не ответил. Снежок посмотрел на него с легким недовольством, отпил вина и продолжил:

— Они оба в Аду. Тебя туда не пропустят. Тыи так слишком долго путался под ногами у Амоильрэ — сначала придумал Райстли, потом Гитака… но толку чуть. Неужели трудно это принять? Альтвиг и Рикартиат — люди. Они смертны. Возможно, им действительно лучше умереть сейчас, чем мучиться из-за принятых обликов годами. К тому же менестрель тебя ненавидит, — поразмыслив, протянул он. — Я не забыл, как он пришел сюда и орал, что ты — рыжая скотина, бесчувственная тварь и должен за это огрести. И весьма удивлен, что ты не обиделся. Откуда такая выдержка?

— Я его понимаю. — Ретар покосился на приятеля. — У него были все причины выражать недовольство. Парень потерял Альтвига. Скитался по миру, будучи не в курсе его законов. Испытал на себе вес абсолютного одиночества. На его месте я бы тоже заявился сюда и тоже вопил бы, что Создатель — урод, и что всех бы только обрадовала его смерть.

— Но это было бы ошибкой, — усомнился Снежок.

— Конечно, — кивнул рыжий. — И не только в моем случае. Заявись Рикартиат с такими речами к Амоильрэ — его бы никто не понял. Атанаульрэ, хоть и сердится, все равно его любит, а Адатальрэ и Атонольрэ не жаждут брать на себя отведенное песнопевцу войско. Кроме того, я слышал, что Амоильрэ обладает роскошной репутацией среди волкодлаков.

— Ну ты сравнил, — поморщился Снежок.

— А что не так? — фальшиво удивился Ретар. — Я ведь ничем не лучше.

— Напротив. Ты наблюдаешь, но не вмешиваешься. Ты с самого начала говорил, что твоя мечта — построить дом высоко в горах, и оттуда следить за Вратами Верности. Ты говорил, что дашь всему живому свободу, и ты ее дал. А песнопевец… что он сделал хорошего? Преследовал свои творения, словно охотник, и не давал им самостоятельно и шагу ступить. Я не вижу сходства между ним и тобой.

Вампир улыбнулся:

— Вот как.

— Если ты начнешь спорить, я буду смеяться, — предупредил беловолосый. — Или позову Эллет. Она тут же поведает о внутреннем свете, о том, каковы из себя добро и зло, и убедит тебя намного быстрее, чем это обычно делаю я.

— Просто с ней неудобно спорить, — оправдался Ретар. — Она все еще любит мою Атараксаю.

— Потому что подобной больше ни у кого нет, — хмыкнул Снежок. — Моя со временем потемнела.

Рыжий тихо рассмеялся:

— Меньше надо за смертями бегать.

— А я и не бегаю, — вздохнул убийца. — Я и есть Смерть. И это, пожалуй, лучшая роль из тех, что доставались мне в жизни.

Ретар покрутил манжету рубашки.

Все думали, что Смерть — женщина, мать Аларны. Аларной назвалась Эллет, и Эллет действительно имела связь с кем-то могущественным и темным, занявшим место по ту сторону мира. Однако настоящим Смертью, тем, кто обрывал нити судеб, был Снежок. Он сохранял равнодушие, хладнокровие и уверенность, что убийство — это всего лишь еще один вид искусства. Немного более жестокий и трудоемкий, чем все другие.

Создателем Врат Верности был Ретар, а создателем Костяных Дворцов — Снежок. Магия, способная превращать кости в любую вещь, необходимую хозяину, ограничивалась убитыми им людьми. Рыжий мог призывать косу, щиты или мелкое парное оружие, а беловолосый мог творить, что угодно, потому что в прошлом число его жертв перевалило за тысячи.

— Тебе не стоит меняться ради двух одиноких духов, — тихо сказал эльф. — Они все равно умрут. Это не имеет смысла.

— Ты прав, — согласился вампир. Согласился абсолютно невозмутимо, не показав истинных своих чувств. Затем встал, протянул приятелю плед и попросил: — Отнеси в мою комнату, пожалуйста. Я хочу прогуляться.

* * *
Альтвиг и Шейн стояли посреди улицы — неширокой, но достаточно свободной, чтобы на ней могли разминуться два человека. Вокруг расположилось с десяток маленьких домиков, деревянных и каменных. Квадратные окна были занавешены, а двери в большинстве своем заперты.

— Это и есть Вирэль? — полюбопытствовал храмовник.

— Да.

— И чем он знаменит?

Повелитель сориентировался и направился на восток. Он выглядел недовольным, даже злым. Когда из-за поворота показалась сгорбленная женщина, закованная в цепи — они волочились за ней по сырой земле, — Шейн буркнул:

— Вирэль — это город пленников. Правда, с языка шэльрэ его название переводится иначе. Звучит как «Viearraellen», то есть «ублюдки».

Альтвиг поморщился:

— Мило. Значит, здесь живут люди?

— Не только люди, — отмахнулся седой. — Хватает и эльфов, и друидов, и гномов… только вампиров нет. Его Величество люто их ненавидит, поэтому на двадцать четвертом ярусе есть кладбище кровососов. Я слышал, что он здорово бесился, когда узнал, что в итоге Атанаульрэ поладил с нашим Создателем.

— А… э-э-э… Его Величество, — решился храмовник. — Каков он вообще?

Шейн подвоха не различил:

— Нормален. Любит закатывать истерики и громко орать, но в целом, я считаю — он не худший вариант. Во всяком случае, для него имеет значение справедливость — пусть и своеобразная.

— А его глаза действительно отражают цвет глаз собеседника?

— Ага, — подтвердил седой. — Но это не так ужасно, как многие себе воображают. Я полагаю, бояться взгляда Его Величества стоит только тем, кто ни разу не вел бесед со своим отражением в зеркале.

Альтвиг, который как раз не вел, погрустнел.

Навстречу путникам попалось еще несколько человек. Об их приближении парней оповещал душераздирающий лязг. Храмовник недоумевал, зачем демонам понадобился такой город, и обрадовался, оказавшись на границе третьего яруса.

— Что дальше? — осторожно уточнил он.

— Особняк госпожи Петеарт, — с отвращением сказал Шейн. — Внутрь мы заходить не будем, но сад пересечь придется.

Он провел Альтвига через очередной портал. Того света, что худо-бедно заливал Вирэль, на четвертом ярусе не было. Наоборот — здесь царила темнота, тишина и спокойствие, нарушаемое тихим шелестом белых цветов. Последние в изобилии покрывали раскидистые деревья. Ничего подобного парень раньше не видел — лепестки напоминали звезды, а в зеленой листве угадывались смутные очертания круглых плодов.

— Госпожа Петеарт была родной теткой господина Вильяра Вэйда, — сообщил повелитель. — А господин Вильяр Вэйд был тем, кто убил Еву.

Храмовник промолчал. О Еве и вечном пламени, принесенном в Нижние Земли, ему было хорошо известно. Пойманные инквизицией маги — особенно демонологи, — любили эту историю и не брезговали ее повторять. Якобы не шэльрэ вовсе, а Боги — те Боги, что стали символом добра и правды — принесли в обитаемые миры зло. Принесли, прогнав с первого сотворенного клочка живой земли тех, кого после нарекли демонами и стали бояться, словно бешеных псов.

Особняк госпожи Петеарт на фоне апельсиновых деревьев не выделялся. Так, размытое пятно. Смотреть на него почему-то было противно, и Альтвиг уставился себе под ноги, прикидывая, сколько времени прошло с момента выхода из Алаторы. А еще — чем сейчас заняты Илаурэн и Братство Отверженных? Из слов господина Виктора выходило, что восстание против инквизиции вот-вот начнется, а отцов Риге и Ольто уже успели убить. Следовательно, силы сопротивления поведет за собой Еннете — человек из мрачного прошлого. Тот, кого больше беспокоит власть, чем все остальное. Он и раньше приносил людей в жертву своей цели, но теперь… страшно представить.

Если не вспоминать о демонице, убитой черт знает когда и брошенной в собственном доме гнить, сад Альтвигу понравился. Таинственный, покрытый белыми звездами цветов, он обладал приятно-тревожной аурой и будоражил магический дар. В какой-то момент парню даже показалось, что, стоя в корнях апельсина, он сумеет стереть в порошок не то что серафимов, но и самого Сатану.

Шейн переступил через низенькую ограду и напомнил:

— Держись.

Храмовник взялся за его рукав, и потоки чернил скрыли обитель Петеарт. Что любопытно, Шэтуаль в саду так и не показался. Зато, едва открылся портал, возник перед путниками — с яблоком в тонких пальцах, россыпью красных капель на ухе и хмурой миной.

— …Фе-е-е, — простонал Альтвиг и зажал пальцами нос. — Что это за место?

Он стоял в самом начале просторного коридора. Над проходом, зияя трещинами и дырами, зловеще нависал потолок. Вероятно, когда-то он был белым, но время и обстоятельства превратили поверхность в жуткую, ржавую и влажную дрянь, готовую вот-вот свалиться.

Но храмовника впечатлила не она, а ошметки плоти и серая, скрипящая под подошвами пыль.

— Это свалка, — пояснил Шэтуаль. — Точнее, свалка прямо над нами. Кришт — заброшенный ярус, сюда приносят подохших низших. Они потихонечку гниют, разлагаются и выпадают через вон те отверстия.

Он немного постоял, улыбаясь и покачиваясь — так, словно запах был заклинателем, а Шэтуаль — сущностью из Безмирья. Потом сомкнул веки и произнес:

— Я люблю сюда приходить.

Однако, поразмыслив, инкуб засунул руку в разлом пространства — выглядело так, будто она исчезла по локоть, — и вытащил деревянный зонт с грязно-голубой тканью, натянутой между креплениями. Подобные штуки ценили гномы Бертасля и жители Морского Королевства. В общую моду они еще не вошли, а вот в обиходе устроились прочно и надолго — зонты научились украшать или покрывать разнообразными вышивками и рисунками.

Шэтуаль, насвистывая, пошел вперед. Шейн тоже, и Альтвиг, мысленно проклиная все на свете, двинулся за ними.

С того момента, как он пересек порог, успело пройти не больше минуты, но на плечо парню уже шлепнулся розоватый сгусток. Он напоминал кровь и сильно пожеванное мясо, а потому был брезгливо стряхнут. Храмовник ускорил шаг, мечтая покинуть Кришт как можно быстрее. Справа прозвучал глухой, омерзительно влажный удар, — это рухнула чья-то рука с обглоданным запястьем.

— Фе-е-е, — повторил Альтвиг. И с надеждой осведомился: — До выхода далеко?

— Не очень, — отозвался Шейн. — Но провоняться успеем.

— Провоняться? — возмущенно уточнил Шэтуаль. — Еще скажите, что вы знаете место, где пахнет лучше!

— Пахнет? — поразился храмовник. — Лучше? Да меня сейчас стошнит!

— Не обращай внимания, — посоветовал повелитель. — У господина Шэтуаля к мертвечине мощный, но нездоровый интерес. Чего-то иного трудно ожидать от прародителя некромантов и творца нежити. Выражаясь короче, мозги у него повернуты.

— В каком смысле?

— …повернуты куда-то не туда, — добавил седой. — Давай поговорим, когда выйдем?

Противоположные врата Кришта показались Альтвигу благословением Богов. Судорожно хватая ртом воздух, он вывалился за них и отбежал подальше. За ним последовал Шейн, а вот инкуб не торопился — его фигура осталась далеко позади, размытая и чуть заметно мерцающая во тьме.

— Черт с ним, — отмахнулся медиум. — Пускай наслаждается. — И криво усмехнулся: — Вот увидишь, после этой свалки следующий ярус будет чем-то вроде сладкого утешения.

Храмовник мрачно подумал, что в Аду людям утешения не найти. Все вокруг снова утонуло за потоками густых чернил, зыбких и холодных, как снег. Но стоило ногам обрести под собой твердую землю, и портал исчез.

Его место заняла серебряная трава. Высокая, почти до колена, она плотно прилегала к голенищам сапог и смахивала на ртуть. С этой жидкой вещицой Альтвиг познакомился в Бертасле, и она вызвала у него неприязнь — мало ли, что может произойти, а последствия в любом случае будут крайне неприятны.

Но он быстро забыл о своем первом впечатлении, потому что посмотрел на небо. Оно было темным, красновато-черным, и заполнялось тысячами и тысячами золотых, железных, медных и даже деревянных часовых механизмов. Стрелки ритмично двигались, щелкали и отсчитывали минуты. Храмовник завороженно застыл, задрав голову и опустив руки. Разнообразные круги отражались в его синих глазах, брали в кольцо зрачки. Шейн едва заметно улыбнулся и попросил:

— Только не считай.

— Что не считать? — рассеянно пробормотал Альтвиг.

— Время, — пояснил повелитель. — Оказываясь тут, на пустоши, нельзя обращать внимание на время. Эти часы показывают, сколько тебе осталось жить.

— Учитывая, что их тут тысяч пять, если не все десять, отсчитывать будет довольно проблематично, — рассмеялся храмовник. — Вон те, например, стоят в полудне. А там — полночь… а вон там, повыше — три часа дня, правильно?

— Нет, — возразил седой. — Давай быстрее.

Он с места сорвался в бег, и Альтвиг волей-неволей последовал за ним. С одной стороны, было бы любопытно здесь задержаться, а с другой — где-то в Нельноте прозябает Рикартиат. И вполне вероятно, что он уже…

Очередной портал привел путников на постамент. Вместо статуи на нем возвышались белокаменные ворота, закрытые тяжелыми железными створками. На многие мили, а может быть — на крохотные расстояния от них раскинулся мрак. У храмовника возникло впечатление, будто он стоит на острове посреди моря, и в любую секунду оттуда могут выскочить смертоносные зубастые твари. Сомкнут на тебе челюсти и перекусят пополам, с влажным хрустом и булькающим хрипом.

— Это и есть Ворота Богов? — настороженно осведомился он.

— Да, — подтвердил Шейн. — Господин Кьётаранауль приказал их построить давным-давно. Около десятилетия створки соединяли Нижние Земли с Верхними, но потом их просто запечатали с той стороны. Богам не улыбается видеть тех, кого они вынудили скитаться и умирать без пламени.

Повелитель взял Альтвига за плечо, и арка исчезла. Вместо нее медленно, вкрадчиво и осторожно проступил лес. Огромные деревья уходили высоко вверх, смыкали ветви над головами путников — так, что о небе напоминал лишь рассеянный золотой свет. Он струился из-под листвы, искрами опускался на траву и мерцал — удивительный, загадочный и мягкий. Его так и хотелось потрогать, погладить, словно живое существо, и прижать к себе, но храмовник был уверен — поступи он столь самонадеянно, и мелкие безобидные искры вгрызутся в его плоть клыками разъяренных медведей.

— Смотри в оба, — предупредил Шейн. — Тут водятся литты.

— Кто?

— Литты, — повторил он. — Низшие, но сильные и вечно голодные шэльрэ. Меня они, может, и не съедят, а вот ты не медиум и с крепостью Нот-Этэ не связан, — в голосе повелителя прозвучала гордость.

— Я об этом не жалею, — честно сказал Альтвиг. — Но ладно. Веди.

Седой кивнул и начал со звериным энтузиазмом ломиться сквозь кусты. Храмовник подавил вздох, с печалью покосился на воротник изодранного пальто и побрел следом, бормоча гномьи ругательства. Они, конечно, не отличались особой мелодичностью, но зато к ситуации подходили идеально.

Литтов парни не встретили, и с опушки леса перенеслись на следующий ярус — уже девятый. По нему плясали отблески рыжего огня, порождаемого бабочками. Пылающие, отчаянные, они бились об облака, за которыми не было видно неба. А из земли, промерзшей и твердой, будто камень, вырастали кресты и стелы — розовые, облицованные незнакомым Альтвигу материалом, холодные и прекрасные. Прекрасные неуловимо, необъяснимо, но трогательно. Храмовнику подумалось, что под ними должны покоиться великие существа. Кто-то из высших демонов, кто-то, кто оставил весомый след в истории шэльрэ и ни разу не подвел своих сородичей…

Но Шейн его разочаровал.

— Это кладбище китов, — сообщил он. — Их останки приносят сюда с десятого яруса. Точнее, приносили. Его Величество запретил китобойство двадцать девять лет назад, когда понял, что с такими темпами море опустеет.

— Всего лишь киты? — расстроился парень.

— Они не всего лишь, — мечтательно произнес седой. — Ты когда-нибудь их видел? Нет? Киты чудесны. Они как будто приплывают из сказки. Господин Кьётаранауль правильно поступил. Убивать подобных существ — это самое настоящее кощунство.

Храмовник, не желая спорить, пожал плечами.

Кладбище путники миновали быстро, а оттуда отправились на зеленый остров. Его окружало теплое море, но насладиться зрелищем Альтвиг не успел — Шейн сразу создал переход на одиннадцатый ярус, и у парня перехватило дыхание.

Город походил на Вирэль, но, в отличие от Вирэли, живыми людьми не изобиловал. Как, впрочем, и людьми вообще — скелеты и полусгнившие трупы были демоническими. Покинутые дома пялились на чужаков провалами окон, и к ним присоединялись пустые глазницы мертвецов. Храмовник ощутил себя очень-очень несчастным и даже обрадовался, когда Шейн стиснул его локоть и велел:

— Не бойся.

— Я и не боюсь, — неуверенно ответил Альтвиг. — Просто здесь отвратительно. Лучше бы мы в склеп вломились.

— Зато до Нельнота всего ничего, — попытался приободрить его повелитель. — Надо только дойти до храма.

Парень с изумлением на него вытаращился:

— Храма? Мне показалось, или ты произнес именно это слово?

— Нет, не показалось, — улыбнулся седой. — У демонов были храмы. Света и Тьмы, Радости и Печали. Такие понятия для них до сих пор весомы. Господин Атанаульрэ, например, поклоняется Свету, хотя в крепости у него темно, как в погребе. Пошли, — позвал он, направляясь куда-то по переулку.

Альтвиг послушался, аккуратно переступая через разбросанные по дороге кости. Помимо демонов он находил животных — собак и котов, — и птиц. Одна, непривычно яркая и крупная, разбилась об осколок оконного стекла, и к стене из сосновых досок прилипли синие перья.

— Что тут произошло? — полюбопытствовал парень, отгоняя от себя мысли о возможном состоянии Рикартиата. — Война?

— Да нет, — рассмеялся Шейн. — Демоны уже давно ни с кем не воюют. На своей территории, я имею в виду, — уточнил он, поймав растерянный взгляд храмовника. — Они предпочитают бороться на земле врага. А сюда кто-то случайно принес чуму. Высшим на подобную мелочь наплевать, а поголовье низших изрядно выкосило. Выжила, насколько я помню, всего одна пара счастливчиков, и та потом нашла свой конец в какой-то харчевне.

— Но, — поразился Альтвиг, — почему в городе просто не убрали? Можно похоронить павших… на худой конец — сжечь, и снова обосноваться поближе к выходу!

Повелитель посмотрел на него с сочувствием.

— Ты не улавливаешь сути, — пояснил он. — Высшие демоны не станут хоронить низших. Им все равно. Благородных шэльрэ не так уж много — гораздо меньше, чем Богов, — и в Аду места для них хватает. Заброшенный ярус тут не один, а те, что заселены, не заполнены. Большинство чистокровных демонов погибло во время войны с Небесами, а те, что выжили, не беспокоятся о глупостях вроде трупов.

— Ты прав, — согласился храмовник. — Не улавливаю. Причем абсолютно.

— Это доказывает, что ты — человек, а не шэльрэ, — пожал плечами седой. — Мы пришли. Возьми меня за руку и приготовься защищаться.

— Нет необходимости. — Из-за угла вышел всколоченный Шэтуаль. На его губах переливались бликами капли крови. — Я накрою вас куполом.

— Смотрите-ка, — сощурился Шейн. — Его светлость все-таки решил помочь.

Инкуб приподнял брови:

— Человеку в Нельноте не выжить — даже при наличии колдовского дара. Но если вы хотите попробовать…

— Не хотим, — открестился повелитель. — Проведите нас.

— Совсем другой разговор.

Незваных гостей Ада вновь захлестнул портал, но на этот раз он был куда мощнее и — что удивительно — мягче. Шэтуаль вынес своих спутников на неприметную улочку в тени балконов. Над крышами тут же зашуршали белые маховые перья, и тройка серафимов с воем впечаталась в полупрозрачный щит.

— Привет-привет! — инкуб дружелюбно им помахал. — Как дела? Я надеюсь, господина Рикартиата вы еще не убили?

Ответом для него послужил смех. Звенящий, радостный, пробирающий до костей. Серафимы веселились, пронизывая демона и людей равнодушными, пустыми взглядами.

Альтвиг, не говоря ни слова, бросился к центру города — туда, где небеса подпирала Башня.

— Рикартиат! — отчаянно звал он. — Рикартиат! Рик!

Шейн молча побежал за ним, а Шэтуаль позволил себе задержаться и вытереть рукавом кровь. Поведение шестикрылых тварей давало понять, что ландарского наследника, скорее всего, уже нет в живых. Значит, Амоильрэ выиграл, и оспаривать его победу бессмысленно.

Но храмовник такой рассудительности был лишен. Или нет: он ею обладал — до того, как встретил еретиков, до того, как осознал, что они стали его друзьями. И вот теперь он мчался по Нельноту — безжизненному, как одиннадцатый ярус, разве что без трупов на каждом шагу.

Первые лестничные пролеты центральной Башни покрывали вмятины и дыры. Серафимы разбили древний, наполненный колдовством камень, и вбили в него цепи — тяжелые, темные, способные удержать не то что одного человека — сотню людей. Неподвижный Рикартиат казался несуразно маленьким и хрупким для подобной доли железа.

Он лежал на земле, зажимая пальцами рваную рану в левом боку. Ее близнец расположился у него в груди, и сквозь грязные лохмотья плоти проглядывали ребра — молочно-розовые и жуткие. Альтвиг без колебаний опустился в алую лужу, взял менестреля за локоть и потряс.

Никакого результата.

— Рикартиат, — пробормотал парень. Пробормотал, сам того не желая, потому что было совершенно ясно: друг давно мертв.

Но менестрель дернулся, открыл зеленые глаза — глаза цвета окиси хрома, что бы это ни значило, — и посмотрел на храмовника. Улыбнулся, отчего ссадина на подбородке разошлась и начала кровоточить, и попросил:

— Принеси, пожалуйста, Хайнэсойн.

— Нет необходимости, — повторил Шэтуаль, невесть когда догнавший Альтвига. В руках он вертел красивый, покрытый серебряным узором револьвер.

— Зачем он тебе? — спросил храмовник. И помотал головой: — Сражаться уже не надо. Мы вынесем тебя на поверхность, обратимся к хорошему лекарю, и…

— Нет, — голос Рикартиата, и без того слабый и тихий, сорвался. — Не вынесете.

— Почему?

— Мне осталось не больше часа. Гляди.

Менестрель не мог указать на небо, но Альтвиг догадался обо всем сам. Вверху, едва не касаясь шпиля центральной Башни, горел золотом часовой механизм.

— Пятьдесят шесть минут, если быть точным, — оценил инкуб. И расплылся в улыбке: — Пятьдесят шесть минут мучений. Готов? Я надеюсь, тебе достаточно больно?

— Чудовище, — выдавил Рикартиат. И снова обратился к другу: — Альтвиг, убей меня, пожалуйста.

Храмовнику показалось, будто он падает в бездонную пропасть.

— Что? — глупо переспросил он. — Убить? Ты сошел с ума? Дома тебя ждет Илаурэн, она вся извелась. Кроме того, ты ведь мечтал о мире без инквизиции, о свободе магии… и написал столько новых песен… ты не можешь вот так просто сдаться! Не можешь поверить каким-то идиотским часам! Слышишь меня?!

Менестрель сомкнул веки. На его лице отразилась жалкая попытка скрыть, сколько боли причиняет каждая чертова секунда.

— Он прав. — Шейн застыл за спиной Альтвига и выглядел, словно каменная скульптура. Ни единой эмоции. — Мы не в силах его спасти.

— В силах! — закричал парень. — Еще как в силах! Если вы все перестанете притворяться, что это конец, и поможете мне его поднять…

— Перестань, — велел повелитель. И принял протянутый инкубом револьвер. — Отойди.

— Да это же бред собачий! — Храмовник вскочил и закрыл Рикартиата своим телом. — Я тебе не позволю!

— Все, что ты сейчас делаешь — это заставляешь его страдать дольше необходимого.

— Альтвиг, — тихо произнес Мреть. — Альтвиг. Знаешь, как эльфы говорят? Hinne na lien. Hinne na lien, когда им приходится… — он подавился кровью и закашлялся, а потом с трудом добавил: — приходится прощаться.

— Ты… — парень обернулся, подставляя револьверу спину, и дико заорал: — Ты идиот! Идиот, кретин и придурок! Я наконец-то сумел тебя отыскать, я выяснил, кем был раньше, я нашел дом, который действительно стал моим домом! А ты… ты…

Храмовника трясло, будто в лихорадке. Синие радужки посветлели, по щекам катились слезы, но парень их просто не замечал.

— Ты ждал меня восемьдесят пять лет! Неужели теперь умрешь?!

Рикартиат не ответил. Он был бледен до зелени, сквозь кожу можно было без труда рассмотреть тонкие нити вен и сосудов. И Альтвиг — неожиданно даже для себя самого — признал: его действительно не получится спасти. Серафимы постарались на славу, чтобы их пленник остался пленником навсегда. И криками, отчаянием и страхом незваный спаситель ничего не добьется.

Его молчание смутило спутников, и Шейн опустил оружие. Шэтуаль уставился в небо, следил за шестикрылыми тварями и боялся глядеть в сторону людей. Храмовник тихо стоял над полумертвым другом, а потом поднял глаза на часовой механизм.

— Сорок восемь, — упавшим голосом сказал он. И, закрывшись изодранным рукавом, пробормотал: — Я тебя ненавижу.

Он отобрал у повелителя револьвер, устроил палец на спусковом крючке. Рикартиат снова открыл глаза, но, кажется, уже слабо понимал, что вокруг него происходит. И тем не менее улыбнулся:

— Эльфы говорят: «Hinne na lien», Альтвиг. Я рад, что ты все-таки вернулся.

Тот вздрогнул и крепко зажмурился. Громыхнул выстрел, револьвер выпустил порцию серебра и затих, потеплев, в холодной ладони.

ГЛАВА 9 ДРАКОН

Вороная лошадь неторопливо вышагивала по тракту, позволяя всаднику безмятежно читать книгу. На старые желтые страницы падала тень, но под яркими лучами солнца ее обладатель казался невероятно светлым. Рыжие волосы обрамляли худое бледное лицо, а на щеках, переносице и ушах — заостренных, но не таких длинных, как у эльфов, — проступили крохотные пятна веснушек.

Ретар Нароверт сильно сутулился, а содержимое фолианта пряталось от него в тумане жуткой усталости. До этого состояния он намеренно себя доводил, чтобы потом, узнав о гибели скитальцев, провалиться в сон и, проснувшись, окрестить их историю очередным кошмаром.

А кошмары рыжему снились часто. В основном они напоминали о странствии через миры, когда мечта становится целью и обретает привкус отчаяния. После принудительного визита в крепость Нот-Этэ, после попыток Атанаульрэ выбить из вампирьего тела Атараксаю, после того, как Снежок едва не погиб — хотя, быть может, он это заслужил, — Ретар потерял стремление создавать. Если бы не Эллет, восторженная выходом за границу Ничто, он бы просто развернулся и отправился в любой из чужих миров, чтобы там доживать отведенный срок в одиночестве.

Но — к счастью или к беде, — рядом с ним нашлись желающие попасть в новый, незамутненный временем мир. И ради Эйлина, ради Юаны и Люцифера, ради Снежка и Эллет, ради Кайонга и Норта, рыжий был вынужден сотворить Врата Верности. Что бы с ними ни происходило в итоге, изначально они стали воплощением самых загадочных, самых странных и самых чудесных мест за чертой сущего — переходов-мостов, мостов, где вечно идет снег и цветет черешня.

Ретар помотал головой, надеясь вытрясти из нее эти мысли, и огляделся по сторонам. Тальтара осталась далеко позади, хотя он все еще мог различить ее стены и шпили храмов. А впереди, под сенью старых дубов, пристроилась деревенька. Всего-то восемь аккуратных двориков, аккуратные землянки и — на расстоянии выстрела — поросшая мхом плаха.

Рыжий подвел кобылу к дереву, натянул поводья и спешился. Неторопливо завязал волосы, поправил воротник теплой куртки — кожаной снаружи и покрытой теплым мехом внутри. Зима закончилась, по трактам и улицам гуляла весна, но холод никуда не делся. Было еще рано.

Ретар подошел к самой северной землянке и постучал в дверь. Внутри кто-то что-то уронил, послышались раздраженные вопли и приказы немедленно все убрать. Затем створка приоткрылась — ровно настолько, чтобы явить Создателю рожу обрюзгшего мужика с черной и жесткой даже на вид бородой.

— Ты кто?

— Меня зовут Ретар, — сообщил рыжий. — Мне нужна госпожа Виттелена Неш-Тавье.

Это был чистой воды блеф. На самом деле он знал, что женщину с ярко выраженным наследием Шэтуаля уже давно увели. Просто было интересно взглянуть на реакцию ее мужа.

Тот помрачнел, потер щеку и буркнул:

— Телен нет. Ее забрала инквизиция.

— Очень странно, — продолжил играть Ретар. — Я был уверен, что инквизицию уничтожили четыре дня назад.

— Уничтожить-то уничтожили, — горько сказал мужик. — Но Телен убежать не успела. Остатки служителей Богов проходили через нашу деревню и вели где-то полсотни пленников. Говорят, потом их сожгли в Тальтаре. Мою жену обвинили в пособничестве еретикам, и я побоялся… то есть не смог… слушай, — наконец, разозлился он, — чего тебе вообще надо?

Вампир притворился, что размышляет. Действовать на нервы непутевому человеку было приятно.

— Я хотел бы войти, — решил он и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Та отчаянно скрипнула, и Создатель переступил порог.

Небольшая комната никак не освещалась — лишь через крохотные окошки струился свет, такой рассеянный и слабый, что ему удавалось выхватить только смутные очертания стола и трех стульев. Но из угла, сверкая ядовито-зеленым, на Ретара с опаской уставились два глаза.

— Здравствуйте, — поклонился он. — Вы — господин Хастрайн Неш-Тавье?

— Да, — глухо отозвался ребенок. И, прокашлявшись, твердо повторил: — Да. Вы друг моей мамы?

— К сожалению, нет, — возразил рыжий. — С вашей матерью я был не знаком. Однако благодаря ее стараниям и, несомненно, весомому вкладу в развитие колдовства, для вас сохранили место в Тальтарской Академии Магии. Ваш декан, господин Сулшерат, попросил меня доставить письмо с приглашением на факультет некромантии. Именно некромантией, кстати, и занималась госпожа Виттелена.

Он протянул ребенку конверт, запечатанный красным сургучом, и улыбнулся. Хастрайн, наоборот, помрачнел:

— Я не умею читать.

— Это не проблема, — успокоил его вампир. — В Академии вас научат. А сейчас, если пожелаете, я могу прочесть письмо вслух.

Мальчик деловито кивнул, и Ретар разорвал конверт. Краешком зрения он отмечал, как меняется в лице пропойца-хозяин дома.

— «Уважаемый господин Хастрайн! Вам, должно быть, уже известно о проведенной нами смене власти. Я обязан вам сообщить, что вы — носитель редкого некротического дара, унаследованного от матери. Некромантов за всю историю Врат Верности было не больше сотни, и я бы очень обрадовался, если бы вы согласились поступить на учебу в нашу Академию. Рыжий господин, который принесет вам письмо, сопроводит вас до города и познакомит со всеми необходимыми людьми. Полагаюсь на вашу мудрость. Сулшерат».

— Здорово, — оценил ребенок. И, покосившись на отца, добавил: — Хорошо, я поеду с вами.

Мужик опасно побагровел:

— Что значит — поедешь?

— То и значит, — вмешался Ретар, — что господин Неш-Тавье принимает предложение господина Сулшерата. Он получит превосходное образование и не будет всю жизнь торчать в этом убогом домишке, наедине с такой самовлюбленной тварью, как вы.

Смысла оставаться вежливым он не видел. В конце концов, чертов пьяница не раз доводил Виттелену и являлся настоящим проклятием для деревни. Было бы неплохо его убить, но вампир не взял с собой оружия, а пачкать руки о подобную дрянь не жаждал.

Зато мужик, озверев, схватил с остывшей печи горшок, наполовину забитый сырой и мерзкой картошкой, и попытался надеть его на гостя. Ретар увернулся, взялся за ножку стола, с легкостью его поднял и уточнил:

— Ну что, сразимся?

Муж госпожи Виттелены сроду не поднимал таких тяжестей. Стол был добротный, дубовый, сработанный из толстых досок, но рыжий держал его, как пушинку, и угрожающе покачивал из стороны в сторону.

Пьяница еще не утопил в самогоне остатки ума, поэтому отступил. Он хмуро посмотрел на ребенка, поморщился и выдал:

— Ну и забирайте. Мне он все равно не нужен.

— Разве что в качестве прислуги, — язвительно бросил вампир. — Верно, господин Хастрайн?

— В-верно.

Мальчика передернуло, однако он послушно оделся и взял с единственной полки сумку — вероятно, мамину. Ретар отпустил стол, и тот с жутким грохотом упал на стулья. Под душераздирающий треск, вой и ругательства вампир и некромант покинули землянку.

— Извините, — тихо сказал ребенок. — Но… э-э-э… кто вы такой?

— Ретар Нароверт, — улыбнулся Создатель. — Чистокровная нежить класса «А». Вампир, если по-твоему. И маг.

— Ого, — удивился Хастрайн. — А я думал, что вампиры живут в Безмирье.

— Живут, — согласился Ретар, — но другие. Тамошние вампиры не разумны, и жажда крови сводит их с ума. А вот я, например, люблю грибы в сметане, эетолиту и вареники с вишней. Ты, кстати, не голоден? У меня есть бутерброды.

Мальчик замялся, и вампир, хохотнув, вручил ему завернутую в дорогой пергамент еду.

— Их готовила Эллет, — похвастался он. — Мы все рассчитывали, что она научится варить супы и каши, но кулинарного таланта у нашей дорогой пожирательницы нет. Пришлось осваивать эту тонкую науку самим. Снежок, тот вообще времени не жалеет. Уже разобрался, что и когда следует бросать в борщ, как замешивать тесто и почему не надо резать слишком много петрушки. Залезай.

Он помог мальчику забраться в седло, а сам взял кобылу под уздцы. Хастрайн, задумчиво хмурясь, принялся жевать бутерброды.

— Эти люди… ну, Эллет и Снежок… они ваши друзья?

— Именно так, — подтвердил Ретар. — Причем никого лучше нельзя и представить. Знаешь, — неожиданно мягко произнес он, — раньше я жил в особняке вампиров, со своей семьей. Но там не было так уютно, как в нынешнем моем доме. Определенно, заплаченная за него цена себя оправдала.

— С вас, наверное, содрали пару тысяч монет? — сочувственно спросил ребенок.

— О, вовсе нет. У меня отобрали кое-что подороже.

— Драгоценные камни?

Рыжий расплылся в загадочной улыбке, но мыслями был уже далеко.

За Костяные Дворцы и Врата Верности ему пришлось отдать вещи куда более важные, чем побрякушки и золото.

— Господин Ретар, — позвал мальчик.

— Да?

— У вас веснушки на лице. Вы в курсе?

Вампир засмеялся:

— Ну и шутки у вас, господин Неш-Тавье! У наровертов не бывает веснушек.

— Но как же, — изумился Хастрайн. — Как же не бывает, когда они у вас есть? Взгляните!

Он вытащил из кармана кожуха старое, заправленное в ткань зеркало. Внешняя его сторона худо-бедно отражала реальность, а внутреннюю затянули серые и красновато-желтые пятна.

Ретар принял зеркало настороженно, будто боялся, что из него выскочит демон. Или не будто.

Мальчик не врал — веснушки действительно были. Рыжий с интересом их осмотрел, потрогал и заключил:

— Забавно. Такое со мной впервые.

Дальнейший путь они проделали в тишине. У городских ворот ребенка и вампира обшарили внимательными взглядами трое стражников. Не нашли, к чему придраться, и пропустили. Ретар оставил кобылу у коновязи при какой-то корчме, пообещав вернуться через полчаса и заказать обширный обед, а в случае кражи — разорвать на куски проклятых людей. Хозяин побледнел и пообещал, что все будет сделано в лучшем виде.

Вампир взял ребенка за руку и зашагал сквозь толпу. Хастрайн сжался в маленький пугливый комочек и поглядывал на чужаков со страхом. Ему совсем не понравилась Тальтара. Обилие домов и храмов, голосов и звуков — все было непривычным и оттого жутким. Однако он послушно держался возле Создателя, потому что понимал — дома все гораздо хуже.

Академию ограждал высокий черный забор, местами оплетенный диким виноградом. Массивные кованые ворота были закрыты, но стоило Ретару постучать, как они немедленно распахнулись. На тропе, достаточно широкой и для пеших путников, и для всадников, стояла невысокая женщина лет сорока пяти. Она приветливо улыбнулась, потрепала Хастрайна по светлым волосам и пригласила:

— Входите. Вы к господину Сулшерату?

— Именно так, — любезно ответил рыжий.

Женщина повернулась и грациозно двинулась по двору прочь. Вампир последовал за ней, не выпуская из пальцев теплую ладонь мальчика.

— Странные фонтаны, — заметил тот, указывая на бесформенное нагромождение камней по обе стороны от дороги. Возникало впечатление, будто их уронили с неба, а потом собрали воедино по принципу «лишь бы стояло». Вода стекала по пологим бокам, журчала и кое-как оживляла в общем-то унылый пейзаж.

— О да, — согласился Ретар. — Господин Сулшерат обожает все странное. Ты сам все поймешь, когда с ним познакомишься.

— Мама мне о нем рассказывала. — Хастрайн шмыгнул носом. — Говорила, что этот человек эск… экц… эксцентричен.

— Твоя мама была очень мудрой женщиной, — серьезно кивнул вампир.

Изогнутая полоса тропы упиралась в лестницу, ведущую на первый ярус приемного корпуса. Рыжий поднялся по ней, с интересом оглядываясь, и попал в полутемный коридор с россыпью мелких трещин в потолке. Хастрайну подумалось, что из-за них он может в любой момент рухнуть. Мальчик сдавленно пискнул и спрятался за спиной Ретара, схватив его за штанину, чтобы не заблудиться.

Впереди возникли тяжелые двустворчатые двери, похожие на внешние ворота Академии. Проводница уверенно их толкнула, и взглядам гостей открылся внутренний двор — средоточие магии столь мощной, что она проявлялась зримо. Например, по редким солнечным лучам бегали крохотные фигурки — вроде людей, но с длинными-длинными волосами. Они заливисто смеялись и пели, а двое или трое застыли и стали неподвижно смотреть на женщину, вампира и ребенка.

Хастрайн плюнул на свою настороженность и отбежал вперед. Фигурки живого света отражались в его ядовито-зеленых глазах, и мальчик восторженно воскликнул:

— Ух ты!..

Порой прямо в воздухе возникал блеклый серебристый узор. Его создавал ветер, и дети солнца радостно кружились вокруг, безоговорочно принимая еще одно магическое явление в свои ряды.

Немного дальше, в окружении роскошного сада, притаилось озеро. Ребенок обернулся, дождался кивка Ретара и помчался к берегу. Но в десяти шагах резко остановился, потому что под кустом гортензии кто-то спал.

Рыжий обошел по широкой дуге башенку, венчавшую двор, и начал рассматривать шесть центральных корпусов Академии. Над входом в каждый из них трепетали флаги факультетов: некромантии, стихийного колдовства, заклинательства, драконоводства, демонологии и обычной боевой магии. Хастрайну предстояло учиться под знаменем могильного креста, за которым распахнул крылья небесный страж.

— Господин Ретар, — мальчик вернулся и дернул вампира за рукав. — Господин Ретар, я хотел посмотреть на озеро, но там… там уже кто-то есть.

Женщина-проводница услышала его слова и вытянула шею, желая разглядеть нарушителя спокойствия. Поскольку из-за куста виднелись только ноги, она была вынуждена подойти ближе.

— Это Кеорн, — представила она. — Твой будущий однокурсник. И его кот, конечно, — с недовольством добавила женщина, когда на ее ногу прыгнул белый с рыжими ушами котенок. — Алерогтару.

— Его так зовут? — удивился Хастрайн. — Забавное имя.

— Это не имя, — возразила проводница. — Это название класса высших духов.

— А зовут его Неш, — капризно сообщил однокурсник, вставая. — И он еще слепой. Вы ходите, земля дрожит, Неш пугается… а потом вы еще и жалуетесь, мол, поцарапал-покусал… ого, — он уставился на Хастрайна, пораженный его бледностью и цветом радужек. — Это мой новый товарищ?

Дети принялись внимательно изучать друг друга. У Кеорна были глубоко посаженные глаза, вздернутый нос, рыжие кудри и веснушки. Он немного походил на господина Ретара, но сходство это ограничивалось двумя последними пунктами. До изящного телосложения вампира мальчик не дотягивал — и вряд ли когда-нибудь дотянет.

— Хастрайн, — сказал сын госпожи Виттелены, протягивая руку новому знакомому.

— Кеорн, — деловито отозвался тот. — Будем знакомы. Ты уже видел нашего декана?

— Нет.

— Ясно, — захихикал Кеорн. — Значит, у тебя еще все впереди.

— Господин Ретар, а когда мы к нему пойдем? — тут же сориентировался мальчик.

— Сейчас, — пожал плечами вампир. — Если ты не занят.

* * *
Альтвиг и Шейн покидали Нижние Земли в гробовом молчании. И если второй вел себя более-менее нормально, то первый шел, словно кукла, и спотыкался на каждом шагу. Повелителя радовало одно — храмовник отдал Шэтуалю Хайнэсойн и не стал спорить, когда инкуб сказал, что разводить огонь в Нельноте опасно. Вместе с демоном они затащили Рикартиата на девятый ярус и похоронили среди скелетов китов.

С того времени Альтвиг ни разу не заговорил. Да что там — он выглядел, как умалишенный, и не обращал внимания на вопросы седого.

Перемена произошла, когда позади осталась крепость Сиаль-Нар, и путники приблизились к Алаторе. Храмовник поймал Шейна за руку, таким образом остановив, и попросил:

— Что бы я ни сделал — никому ничего не рассказывай.

— Прости? — неприятно изумился парень. — То есть ты думаешь, что я позволю тебе…

— Послушай, Шейн. — Голос Альтвига изменился, стал более хриплым и полностью лишенным эмоций. И все же на повелителя он посмотрел с мольбой: — Я не такой сильный, как вы… я убивал людей и не колебался, не беспокоился, не терзался угрызениями совести. Разве что в Тальтаре… но нынешнее убийство, — он зажмурился, явно прилагая все возможные усилия для того, чтобы не сорваться, выдержать, быть спокойным. — Убийство Рикартиата я себе не прощу. Никогда.

Седой нахмурился.

— Это не убийство. Он сам тебя попросил. У нас не было…

— Не было выбора, я знаю, — перебил его храмовник. — Но пожалуйста… прошу тебя, Шейн, уходи. Убирайся и не вмешивайся. Я хочу… хотя бы теперь… поступить согласно своим эмоциям.

— Ты хочешь пойти и умереть? — сердито уточнил повелитель. — Между прочим, никто из Богов не поощряет самоубийство. И ты выступишь против них? Против тех, кому служил большую часть жиз…

Он осекся и с недоумением вытаращился на спутника.

Альтвиг улыбался. Безумно, растерянно, будто надеясь, что эта улыбка его спасет.

— Ты понимаешь, что говоришь? — очень тихо пробормотал он. — Я служил Богам из благодарности отцу Еннете. Да, я верил, что они могущественны и способны помочь. Но тем не менее сомневался. И был абсолютно прав. Где были эти Тринадцать добрых, светлых, всепрощающих и всепонимающих тварей, когда Рикартиат умирал? Где они были, когда у него над головой вертелся часовой механизм? А самое мерзкое, — храмовник закрыл ладонями лицо, — самое мерзкое, Шейн, в том, что этого бы не случилось, если бы я не поехал в Шатлен. Если бы я не поднялся на порог дома Илаурэн, если бы я не позволил себе остаться и убедиться, что она и Рикартиат — друзья гораздо более верные, чем вся инквизиция, вместе взятая.

Повелитель открыл было рот, но почти сразу закрыл и уставился себе под ноги.

— Если бы я не появился в их жизни… если бы я не…

— Ты не прав, — отрезал седой. — Но ладно. Дело твое.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Альтвиг. — Спасибо за все.

Шейн кивнул, похлопал его по плечу и развернулся, чтобы уйти. Но его настиг перепуганный девичийокрик:

— Погодите! Ребята!

Илаурэн застыла в черте городских ворот. Она была без куртки и без берета, и ветер беспощадно трепал каштановые кудри.

Бросив монету стражнику, девушка выбежала на тракт и крепко обняла храмовника. Тот скривился, будто от боли, и отступил.

— Не прикасайся ко мне.

— Что? — испугалась эльфийка. — Почему?

И, оглядевшись по сторонам, спросила:

— Где Рикартиат?

Повелитель отвернулся. Он догадывался, какой ответ приготовил Альтвиг на этот случай. И, к сожалению, не ошибся.

— Я его убил.

— Ты… что? — не поверила Илаурэн.

Храмовник повторил. Девушка нервно рассмеялась.

— Нет, ты не мог! Ты ведь его друг… лучший друг! Разве он… разве… Шейн, что происходит?!

— Молчи, — напомнил повелителю Альтвиг.

Седой поежился. Не из-за холода.

— Это правда, Рэн. Он действительно его убил. Но у нас…

— Молчи!

— Ой, да ну тебя к черту! — вспыхнул Шейн. — Я ненавижу идиотов, которые упиваются своей виной, как эетолитой! Ненавижу идиотов, которые лгут близким! Ненавижу идиотов, которые скрывают правду, потому что считают ее жуткой и несправедливой! Ее вообще не бывает! Не бывает, слышишь меня?! Есть только реальность, и она порой весьма сурова! Не из-за того, что кто-то кому-то неудачно попался! Что это за глупость — если бы я не поехал в Шатлен, если бы я не появился в их жизни… они тебя ждали! Ждали так долго, что… немедленно прекрати!

Он не успел осознать сути своей ярости. Просто озверел, увидев, что храмовник снова дает волю слезам, — и с размаху, изо всех сил, засадил ему по щеке. Ладонь обожгло, будто повелитель ударил пламя, а не человека, и боль в тот же миг переползла на локоть.

— Черт побери! — выругался парень. — Что за?!

— Огонь, — прошептала Илаурэн, не отрывая взгляда от Альтвига. — Огонь! Альтвиг, перестань! Он тебя уничтожит!

Храмовник пошатнулся. Его зрачки стали вертикальными, а вокруг радужек возникла кроваво-красная кайма. По всему телу, где-то — глубоко под кожей, а где-то — сжигая ее дотла, полыхало драконье пламя.

Шейн сообразил, какая угроза нависла над Алаторой, и, подхватив Илаурэн, помчался к воротам. У него за спиной прозвучал отчаянный крик, затем — хруст, а затем — едва слышный звериный вой. Так плачут лисы, низшие духи… и драконы. Стараясь не оборачиваться, повелитель нырнул за левую створку и заорал в ухо ближайшему стражнику:

— Нам нужны арбалеты!

— Что? — тупо спросил тот.

— Арбалеты, кретин! Чертовы арбалеты!

— Да! — поддержала его Илаурэн. Девушка была бледна, но решительна. — Если мы не остановим его сейчас — он разнесет столицу!

Стражник худо-бедно разобрался в ситуации и побежал прочь. Эльфийка выглянула на тракт.

Серый с черными пластинами небесный ящер лежал в грязи, закрыв рогатую голову лапами. Его хвост, покрытый десятками острых лезвий — то ли костяных, то ли образованных чешуей, — метался туда-сюда, оставляя вмятины в сырой земле и ломая те редкие деревца, что рискнули вырасти отдельно от остального леса.

— Кошмар, — оценила девушка. — Шейн, ты не мог бы все-таки объяснить мне, что случилось?

— Не сомневаюсь, что мог бы, — фыркнул повелитель и рассказал ей, как предложил Альтвигу свою помощь, как провел его по первым двенадцати ярусам, и как в Нельноте обнаружилось, что надежды у Рикартиата нет. Как они выкопали могилу на кладбище китов, под приметной серебристо-синей стелой, и вернулись в обычный мир.

У Илаурэн задрожали губы, но плакать она не стала. Только прижала руку к груди, словно умоляя сердце успокоиться, и негромко произнесла:

— Рик сразу меня предупредил, что драконья сущность Альтвига может выйти из-под контроля. Перечислил возможные причины. Смертельная рана, выплеск слишком большого количества волшебства, сильное потрясение… полагаю, мы имеем дело с последним. И если постараемся, сумеем вернуть ему тело человека.

— Зачем? — рассердился Шейн. — Проще убить, пока он не убил нас.

— Затем, что Альтвиг — мой друг, — твердо отозвалась эльфийка. — И я не могу его бросить. Он был дорог Рикартиату, и он дорог мне. В отличие от Ишета с Виктором Альтвиг не отказался спуститься в Ад, не побоялся демонов и не прогнулся под сюжет Амоильрэ.

— Тебе известно?..

— Да, мне известно. Я прочитала письмо господина Виктора. Вряд ли это его заденет, потому что я умею держать язык за зубами. Осторожно!

Она расправила пальцы, и над повелителем полыхнул магический щит. Его поверхность приняла на себя шквал деревянных обломков и камней, мгновение назад бывших сторожевой вышкой на городской стене. Среди них промелькнула огромная когтистая лапа, промелькнула и вцепилась в собственно стену. Та затрещала, застонала, зарокотала… и откуда-то с площади прилетел черный арбалетный болт. Он воткнулся в цель и выпустил пять железных отростков, вспарывая крепкую плоть.

Дракон заревел и исчез внизу, скрытый каменной преградой. Илаурэн, по-прежнему питая магией щит, вышла из-под арки ворот и нос к носу столкнулась с оруженосцем Его Величества — господином Инагом.

— А-а-а, это вы, — протянул он. — Здесь не место для хрупких девушек, этрайле Айнэро.

— Я — маг-стихийник! — возмутилась эльфийка. — И к тому же Альтвиг — мой друг! Его нельзя убивать!

Инаг склонил голову.

— Сожалею, этрайле, но он не понимает, что делает.

— Пусть так, — не стала спорить Илаурэн. — Но ему можно вернуть человеческий разум. Да и сами по себе драконы — мудрые существа. Я уверена, он меня узнает.

Оруженосец покосился на своих спутников:

— Заберите ее.

— Прошу прощения? Господин Инаг, вы сошли с ума? Мы можем… — эльфийка беспомощно оглянулась, ища поддержки, но Шейн промолчал. — Я могу…

— Нет, не можете, — мягко сказал пожилой седовласый воин, стиснув ее запястье и дернув на себя. — Мы справимся сами. Отправляйтесь домой.

— Что я там забыла?!

— Проведи ее, — приказал Инаг. — И проследи, чтобы она не выходила.

Илаурэн еще что-то кричала, но оруженосец ее не слушал. Вместе с отрядом арбалетчиков он вышел за черту городских ворот. Наткнулся на мутный, безо всяких признаков разума, драконий взгляд — пронзительно-синий и теплый, не подходящий к такой свирепой морде, — и выстрелил. Тренькнула тетива, но ящер сломал тяжелый болт прежде, чем тот приблизился на опасное расстояние. Заревел — так, что все вокруг содрогнулось, — и покрылся рыжим огнем, призванным защитить хозяина.

Шейна, в отличие от Илаурэн, никто не трогал, и он последовал за господином Инагом. И теперь, глядя на дракона, не мог поверить, что на самом деле перед ним — Альтвиг. Храмовник, готовый принести себя в жертву ради искупления вины. Впрочем, резкий перепад сил и непроизвольное перевоплощение порой шутят с людьми и хуже.

Когда по приказу Инага начали стрелять и другие воины, дракон развернулся — раненая лапа волочилась по земле, — и двинулся в сторону леса. Он не мог — или не хотел — бежать, и отряд арбалетчиков с легкостью его преследовал. В ход пошли метательные дротики и серебряные ножи, но железо плавилось, а древка сгорали, не в силах пройти сквозь жар и ярость крылатого существа.

И Шейну подумалось, что Альтвиг должен взлететь. Покинуть Алатору путями неба. Но ящер прижимал крылья к телу — вероятно, боялся ими пользоваться, — и отступал на своих четырех, вернее, трех. Пока на стене, закутанный в теплый плащ с меховым воротником, не появился беловолосый эльф.

У него тоже был арбалет, но маленький и какой-то несерьезный по сравнению с оружием воинов. Впрочем, остроухий и не спешил пускать его в ход. Он неспешно устроил болт в ложе, с помощью металлических рычажков натянул тетиву и свистнул, будто подзывая к себе собак.

Альтвиг застыл. Повернул голову, увенчанную рогами, и посмотрел на эльфа с почти человеческой тоской.

Беловолосый что-то сказал. Стоя под стеной, Шейн не имел возможности расслышать. Дракон подошел к эльфу, погасив защитное пламя, и уже начал склоняться для обратного перевоплощения, когда господин Инаг решил, что вот он — подходящий момент. Свора арбалетных болтов поднялась в воздух… и наткнулась на магический щит — столь мощный, что острия вспыхнули и обратились пеплом при столкновении с ним.

Но возможность решить проблему миром была уже утеряна.

Ящер зарычал и бросился на людей, в порыве безумия топча и разрывая их на части. Остроухий спрыгнул с укрепления, но вместо того, чтобы разбиться, уцелел и вытащил из-под драконьих лап Шейна и господина Инага. Первого отшвырнул, словно мешок с мусором, а второму заехал кулаком по красивому лицу. И еще раз. И еще.

— Чем… ты… думал… кретин?! — ругался он.

— Моя обязанность… — оруженосец тяжело опустился в грязь. Из носа у него веселыми ручейками бежала кровь. — Основная моя обязанность заключается в защите Алаторы. И если одна отобранная жизнь спасет тысячи и тысячи прочих, я не стану колебаться.

— Колебаться! — разъяренный эльф, кажется, был готов стереть господина Инага в порошок. — Вот вернешься домой, и мы выясним, когда ты должен колебаться, а когда — нет! Черт побери!

Последняя его фраза была обращена к Альтвигу. Магия уберегла остроухого от удара когтей и языков пламени, но от гнева его уже ничего не могло сберечь. В бирюзовых глазах загорелось неистовое желание уничтожить все вокруг на многие мили. Протянутая вправо рука бледно засветилась, и в ней возникла алебарда на белом, точно снег, древке.

— Самое уязвимая точка драконьего тела — шея, — хрипло посоветовал господин Инаг.

— В отличие от твоего, — огрызнулся эльф. — У тебя этих уязвимых точек хватает. И на досуге я подробно их изучу.

Оруженосец побледнел. Шейн растерянно подумал, что на его месте и с его должностью пасовать перед незнакомцем — это огромная глупость.

— Мальчик, — обратился к нему остроухий. — Ты ведь повелитель, да? Повелитель северного ветра?

— Откуда вы… — начал было седой, но эльф его перебил.

— Отвлеки его, ладно? Используй какую-нибудь уловку, способную внести хаос… еще больше хаоса, чем есть, я имею в виду. Договорились?

— Да. — Шейн помотал головой, надеясь вытрясти из нее мысли об Илаурэн и ее грядущей реакции. — Одну минуту.

Пробудить колдовство Амоильрэ было трудно. Всегда, а не только в подобной обстановке. Повелителю пришлось приложить все возможные усилия, чтобы из крохотного, жалкого и серого комка пепла возник огненный феникс — возник и стал стремительно раздуваться. Спустя миг он уже не проигрывал дракону в размерах, и обе твари сцепились между собой в странном, почти смешном поединке. Птица кружила в воздухе, будто уговаривая ящера встать на крыло, а тот бесился и бил хвостом по всему, до чего дотягивался. Количество вмятин и дыр в городской стене стремительно возрастало.

Шейн всего лишь на секунду упустил остроухого из виду — а когда снова посмотрел в его сторону, обнаружил, что рядом никого нет. Полы эльфийского плаща взметнулись где-то над задней лапой дракона, а затем изящная фигура незнакомца пропала из виду, скрылась в чаще острых шипов и выступов костяного гребня. Затем появилась — между рогов крылатого ящера, — подняла над собой оружие и нанесла такой сокрушительный, такой безумный удар, что от него содрогнулась каждая ветка в пристоличном лесу.

Лишенные разума глаза Альтвига заволокло непрозрачной пленкой. Он зашатался, будто пьяный, и медленно лег. Именно лег, не упал — и смирно терпел, пока остроухий спустится и устроит ему разнос.

И незнакомец не подвел.

Он неуважительно потоптался по драконьей морде, использовал клыки вместо приставной лестницы и начал расхаживать туда-сюда, громко объясняя ящеру, в чем тот ошибся и что его за это ждет.

— Тебя повесят, мерзкая идиотина! По-ве-сят! После того, как мы уговорили Амо оставить тебя в живых, после того, как наконец-то сдохла чертова инквизиция, после того, что пережил Рикартиат, ожидая твоего возвращения! Ты вообще о ком-нибудь думал? Кроме себя, естественно? Я понимаю, что ты пережил невосполнимую утрату и тебе сложно прийти в себя, но разве это давало тебе право на убийство воинов? Да не просто воинов, а воинов из личной гвардии Его Величества! Ну?! Я не вижу раскаяния!

— Господин Тиль, — негромко произнес Инаг, — беседовать с драконом бесполезно. Он не осознает, чего вы от него хотите.

— Цыц, господин идиотские действия! Если бы ты не влез со своими арбалетчиками, я разобрался бы быстрее и без потерь!

— Но потери были. Попрошу заметить, что обломками камня и дерева убило троих стражников.

Остроухий отвесил ему затрещину:

— Цыц, я сказал!

— Ведете себя, как маленький, — не смутился оруженосец.

— Э-э-э… я прошу прощения, — вмешался Шейн, — но… э-э-э… кто вы?

— Тиль, — отмахнулся беловолосый. — Ты же слышал. Меня зовут Тиль. О, неужели!

Драконье тело спряталось за клубами дыма, укуталось в них, словно в одеяло. И когда этот полог развеялся, все увидели Альтвига — Альвига-человека, в обгоревшей одежде и с опаленными волосами. Он не шевелился и не проявлял никаких признаков жизни, но Инага это не беспокоило.

— Я его забираю, — заявил он. — На суд. Очнется, и мы, вероятно, выслушаем, что к чему.

Оруженосец боялся, что Тиль возмутится или возразит, но он только пожал плечами:

— Делайте, что угодно.

— Благодарю вас. — Инаг низко поклонился. Кровь из разбитого носа все еще капала. — А вам, господин Эль-Тэ Ниалет, придется пойти со мной и рассказать, где вы были вместе с этим неуравновешенным парнем. Разумеется, мне любопытна и версия госпожи Илаурэн, поэтому по дороге мы ее прихватим.

Шейн ничуть не обрадовался, но решил не спорить.

* * *
— Меня давно так не били, — говорил оруженосец тремя часами позже. — Унизительно и мощно. Я и представить себе не мог, что отвыкну от домашних побоев.

— Эти побои — не домашние, — вяло отозвался Алетариэль. Его Величество сидел в удобном дорогом кресле, разглядывая шахматные фигурки. Клетчатая доска стояла на столе, и с обеих сторон от нее расположилось немало «съеденных» пешек. — Мой отец никогда не отличался особой добротой. Если он пожелает кому-то врезать — он врежет, а потом уже будет размышлять, правильно поступил или нет. Я считаю, что данная черта его характера выглядит весьма привлекательно.

— Да ну? — не поверил Инаг, напряженно изучая расклад. Выходило, что через пару-тройку ходов Его Величество выиграет, а гениальных идей по спасению ситуации на ум как-то не приходило.

— Да, — подтвердил остроухий. Черная корона была снята с черных волос и оставлена в тронном зале. — Она доказывает, что Тиль еще не потерял остатки эмоций. Ему нравится убивать, нравится разрушать, но и спасать тоже нравится. Он противоречив — и поэтому притягателен. Если бы отец хоть немного интересовался любовью… или, на худой конец, мимолетными отношениями… то нашел бы себе сотни поклонниц.

— Вряд ли, — рассмеялся оруженосец. — Он не удержался бы от соблазна вонзить нож в красивое девичье горлышко. Я до сих пор в неведении, почему вы зовете господина Тиля своим отцом.

— Видишь ли… — Алетариэль дождался хода противника и передвинул офицера на четыре клетки вперед, внеся смуту в планы Инага. — Нас с ним объединяет не кровь, а магия. Благодаря его отчаянию и тому резонансу, что сделался изначальным для мира мертвецов, я получил свои способности. Пусть даже родился не сразу, а через долгие-долгие года.

Инаг помрачнел.

— Разве за такие способности стоит благодарить? Они приносят вам только боль.

— Отнюдь. — Алетариэль улыбнулся. — Они мне нравятся. Без них я бы ничего не добился — в том числе и права на престол белобрежья. Я ведь не родич здешней королевской линии крови, пусть об этом и не трезвонил ни один сплетник.

— Здешняя королевская линия давно вымерла, — поморщился оруженосец. — И если бы не вы, Белые Берега пришли бы в запустение точно так же, как Дикие Земли далеко на юге.

Его Величество пожал плечами. Историю Диких Земель он знал, но относился к ней с огромным пренебрежением. Непутевых правителей было много, но чтобы настолько непутевых…

— Милорд. — Инаг взялся за чашку чая, грея пальцы о теплые глиняные бока. — Как вы должны были заметить, я пришел сюда не ради игр, а ради уточнения приказа. Вы обещали вынести приговор господину Альтвигу Нэльтеклету, бывшему инквизитору, который недолго, но праведно служил в шатленском храме Альвадора.

— Было бы что выносить. — Алетариэль сдвинул брови. — Пускай парня завтра повесят.

— Но, Ваше Величество, у нас есть некоторые аргументы в оправдание…

— А мне на них наплевать. Этот парень хочет, чтобы его повесили. Я таких на дух не переношу. Пускай вешают, может, на плахе до господина Нэльтеклета дойдет, какой он придурок.

Инаг посмотрел на короля с укоризной:

— Вы обязаны явить справедливый, беспристрастный суд.

— Хорошо, ладно, — сдался Его Величество. — Давай сюда свиток.

Оруженосец протянул свернутый пергамент, обвязанный синей лентой. Алетариэль его развернул, прочитал собранные сведения и подхватил со стола перо. Немного косым, но по-своему приятным почерком вывел:

«Я, король белобрежья, известный как Алетариэль Найле Удесте Картэнаэдсса, выношу следующий приговор:

за разрушения, нанесенные городской стене;

за убийства воинов из моей личной гвардии;

за гибель стражников из шестой смены;

и за неудобства, причиненные гостям столицы,

повесить на центральной площади господина Альтвига Нэльтеклета, в назидание другим дуракам, считающим, будто на Алатору, любимый город множества людей, можно обрушивать свою злость».

Он поставил коротенькую подпись — без завитков, но с изогнутыми линиями, порядок которых, вроде бы не сложный, ни у кого повторить не получалось, — и принял из рук оруженосца печать. Небрежно ткнул ею в угол свитка, подул на него и запечатал.

— Отнеси палачу.

Инаг встал и деловито кивнул, хотя в глазах у него читалось неодобрение.

— Как прикажете, Ваше Величество.

ГЛАВА 10 МЕНЕСТРЕЛЬ

Амоильрэ крался по коридору, держа под мышкой черенок лопаты. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел одного из трех знаменитых военачальников с подобной вещью в руках. Минуя арку входа, демон цыкнул на защитников-волкодлаков и вышел на скалистую пустошь, после чего исчез в пелене чернильного мрака.

Девятый ярус — кладбище китов — всегда славился своей таинственностью и красотой. Первое казалось Амоильрэ странным. Он находил китов обычными тварями, чье мясо достойно быть пищей разве что последних низших, а второе забавляло. Да, красота здесь имелась. Но именно та особенная, тихая и мрачная красота, что часто становится спутником местечек, где кто-нибудь похоронен. И неважно — люди, демоны… или нет.

В узкой тени приметной серебристо-синей стелы военачальника ждали трое. Шэтуаль обмотал вокруг шеи тяжелый шерстяной шарф и недовольно посматривал на Эстеля и Эстеларго — взволнованных, полных радостного предвкушения. Инкубы по очереди обменялись рукопожатием с Амоильрэ, и граф указал себе под ноги:

— Вот здесь.

— Я все еще не понимаю, ваша светлость, — поморщился военачальник, — почему вы просто не убедили мальчика, что труп следует оставить в городе серафимов. Он бы поверил. В таком состоянии во что угодно поверишь. Я надеюсь, он был достаточно потрясен?

— Достаточно, — безо всякого одобрения кивнул Шэтуаль. И, не сдержавшись, буркнул: — Даже я над своими пленниками не издеваюсь так, как ты поиздевался над этими несчастными мальчиками.

— Живи — и ни в чем себе не отказывай, — осклабился Амоильрэ. — Не вам меня учить, господин Шэтуаль. Отойдите, я намерен выкопать тело.

— Зачем оно тебе?

— Ну, — военачальник принялся орудовать лопатой. — Давайте подумаем. Рикартиат умер, так? Вы лично стали свидетелем выстрела.

— Так. И что дальше?

— Из этого следует, что сущность духа Безмирья в нем сгорела. Сгорела окончательно, без надежды на возрождение. Хранители довольно слабы и, в отличие от душ драконов, не способны совладать со смертью. Однако в теле нашего подопечного содержался не только дух. В нем спрятан кусочек магии Лассэультэ, и его, если постараться, можно раздуть в полноценного демона. Я собирался сделать из него приспешника, но господин Ретар… — Амоильрэ закатил глаза, показывая, какого он о господине Ретаре мнения, — …господин Ретар заявил, что после всего произошедшего я обязан компенсировать ему убытки. Якобы по вине моего сюжета погибли Райстли, Гитак и еще очень много людей, включая воинов из элитной гвардии белобрежья, и теперь я обязан отдать ему хотя бы то, что еще сохранилось в трупе Рикартиата.

Шэтуаль опешил:

— Я считал, что Ретар более щепетилен.

— Он сам — да. Но его дружок, Тиль, не отличается подобным достоинством. Он обожает мертвецов, и наш ему якобы понадобился, как редкий экземпляр в коллекцию. Я подумал — это справедливо.

— И поэтому выкапываешь тело лично.

Амоильрэ вытер пот со лба:

— Я надеялся, что вы закопали его неглубоко.

— Ха-ха, — с иронией ответил инкуб. — Ты ошибаешься, мы старались.

— Сволочи. Эстель, смени меня.

Старший близнец покладисто взялся за раскопки, а младший заулыбался, радуясь, что на эту роль выбрали не его.

Спустя полчаса раздался неприятный хруст, и Эстель виновато дернулся.

— Кажется, я его проткнул, господин Амоильрэ.

— Ничего страшного, — небрежно произнес тот. — Трупы боли не чувствуют. Вытаскивай.

Инкуб, с трудом подавив приступ отвращения, наклонился и начал сгребать комья земли с тела Рикартиата. Затем поднял его, будто тряпичную куклу, и опустил перед военачальником.

Амоильрэ присвистнул.

Серафимы, конечно, славно поработали, но их старания казались насмешкой по сравнению со следами выстрела. Серебряный заряд Хайнэсойна разворотил красивое лицо менестреля, оставив нетронутыми линии бровей и рта. Нос, глаза и щеки снесло почти полностью, и из рваной дыры проглядывали кости черепа. Но тем не менее на дармовую плоть не покусился ни один червь.

— Чудесно, — скептически заметил военачальник. — Прекрасно.

— Что тебя не устраивает? — удивился Шэтуаль.

Демон поднял преисполненный страдания взгляд к небу.

— Даже не знаю. Вообще-то ты и сам мог обратить внимание на то, что Рикартиат был довольно милым мальчиком. А вы испортили мой самый славный, самый трогательный и самый печальный замысел. Не стыдно?

— Нет, — честно признался граф. — Я бы на твоем месте радовался, что Альтвиг вообще попал. Его так трясло…

— Трясло, не трясло, а физиономию друга портить подло, — настаивал Амоильрэ. — Мог бы выстрелить в сердце.

— Если ты такой умный, то почему не пришел и не разобрался сам?

Военачальник вздохнул.

— Потому что рассчитывал на вас, идиотов. Но ладно. Эстель, Эстеларго, подберите нашего доброго приятеля и отмойте от крови и грязи.

Близнецы со скорбью переглянулись, но спорить не стали. Шэтуаль весело шепнул:

— А ты сегодня в ударе.

— Настроение хорошее, — пожал плечами демон.

— Очень странно. Я думал, что ты их любил.

— Между любовью и убийством очень тонкая грань, — пояснил Амоильрэ. — Особенно для скотины вроде меня. Прогуляемся?

— Если честно, у меня абсолютно нет желания, — отказался Шэтуаль.

— И все же я настаиваю.

— Кто ты такой, Амо, чтобы настаивать в моем присутствии? — рассмеялся инкуб. — Твоя кровь вовсе не благородна. Я склонен считать, что Его Высочество позволяет тебе слишком много. Будь я им, и ты ходил бы по Нот-Этэ на цыпочках, на всякий случай извиняясь ежеминутно.

— Что-то не похоже, что ты так сильно дрессируешь своих слуг, — усомнился военачальник. — На цыпочках они не ходят и в просьбах простить не рассыпаются.

— Потому что они и без этого знают меру. А ты зарвался, малыш.

— Господин Шэтуаль, — Амоильрэ вновь перешел на официальный тон, и в его голосе прозвучали первые холодные нотки. — Вы старше меня от силы на пару тысячелетий. И то, что я был ангелом, не является хоть каким-нибудь оправданием для вашего мерзкого отношения.

— Мерзкого отношения? — переспросил граф. — А ты забавный. Ничего такого я не испытываю. Мне просто нравится наблюдать, как ты закипаешь. Следует полагать, что новая твоя идея очень зависит от моей благосклонности, и я могу развалить ее одним движением пальцев. Щелк…

— Не спешите с выводами, — рассеянно бросил военачальник. — Вообще-то у меня имелось взаимовыгодное предложение. Вы давно интересовались трупами волкодлаков, чтобы скрестить их с болотной нежитью, но господин Атанаульрэ постоянно твердил, что не даст вам даже лапы. А вот я — дам. Если вы согласитесь выполнить одно легкое поручение. Уверяю, что оно вас нисколько не затруднит.

— Вот как? — хмыкнул Шэтуаль. И, вступая в игру, добавил: — Мне любопытно. Продолжай.

— Сегодня в Алаторе… вы там уже бывали, дорогу найдете… собираются повесить Альтвига.

— И в чем проблема? Ты ведь этого и добивался.

— Я сглупил, — признал Амоильрэ. — Альтвиг — не демон. И, если поразмыслить, даже не дракон. Драконья жестокость чужда ему ровно настолько же, насколько мне чуждо милосердие. Ретар с Тилем пытались выторговать у меня жизнь второго скитальца, но, по-моему, им хватит и трупа Рикартиата. Но все же есть некая ошибка, и ее во время казни надо исправить.

Шэтуаль молчал, предоставив собеседнику возможность закончить.

— Альтвиг — человек, — с грустью заключил демон. — Человек гораздо больше, чем дух или кто-либо еще. И он испугается. Людям это свойственно, они пугаются смерти постоянно. Становятся призраками, привидениями, отголосками в родном мире. А мне нужно, чтобы Альтвиг умер. В последний момент его могут оправдать, стараниями Илаурэн или того странного господина-повелителя… и, пока этого не случилось, ты обязан уничтожить парня с помощью револьверов.

— Я обязан? — с недоверием осведомился граф. И отчеканил: — Я ничего тебе не обязан, Амоильрэ. Извини, но мне действительно пора уходить.

— Подожди, Шэт! — военачальник схватил инкуба за руку, заставил остановиться. — Ты не можешь бросить меня сейчас! Я всего лишь…

— Атанаульрэ прав, — резче, чем собирался, произнес граф. — Твой сюжет — отвратительная штука. Ты никому не предоставил и шанса. Сделал все сам, без оглядки на чужие беды и мнения. Ты злился из-за вмешательства Ретара Нароверта, злился, когда он давал волю своим идеям, и в итоге разорвал все, что было частицами настоящего Амоильрэ. Верного, чуткого, справедливого песнопевца. Ты испортился и сломался, словно сгнивший изнутри овощ. Отправляйся в Алатору, я не против. Снеси Альтвигу башку выстрелом из аркебузы, ворвись на площадь и убей всех, кого там найдешь… в общем, у тебя в руках полная свобода действий. Но ко мне не приближайся и ни о чем не проси. Я сообщу защитникам Энэтэрье о своем решении.

Военачальник дернулся, будто от удара, и осознал, что сжимает в ладони пустоту. Граф инкубов, Шэтуаль вайрэ Элот, растворился между ярусами Нижних Земель.

Амоильрэ сжал кулаки. Во всей речи его светлости так и сквозило пренебрежение. Идиотизм, потому что поначалу он был заинтригован историей песнопевца. Проявил снисхождение и старался помогать. А теперь сдулся. Посчитал концовку некрасивой, видите ли.

Военачальник ощутил приступ гнева и желания втоптать в пол чертового графа. Но почти сразу опомнился. Нет, у него не хватит энергии для битвы с кем-то из древних. К тому же Его Высочество придет на помощь Шэтуалю, а не Амоильрэ, и окончательно разуверится в своем решении принять песнопевца в крепость.

Он немного постоял, успокаиваясь, а затем создал портал. Вышел на границе Сиаль-Нара, сторожевой твердыни, и наткнулся на недовольных близнецов. Тело Рикартиата удерживал Эстель, и его вряд ли радовало такое соседство.

— Спасибо, ребята, — поблагодарил демон. — Дальше я сам. Можете отправляться домой.

— Ура, — одновременно решили инкубы, вручили скитальца хозяину и убрались, пока он не передумал.

Передумаешь тут, конечно. Амоильрэ, злой на весь белый свет, взвалил парня к себе на плечи и покинул Ад. Его тут же едва не сбило порывом ветра, безумного и морозного. Зимнего, хотя в остальных королевствах Врат Верности уже наступала весна.

— Явился, — равнодушно отметил кто-то за спиной демона.

— Да, — согласился тот. — И принес вам оплату. Забирайте.

Тиль, бледный и настороженный, принял менестреля и отвернулся. Судя по всему, он уже прикидывал, заморозить тело или нет. В белые пряди волос набились снежинки, и они же искрились на меховом воротнике плаща.

— До свидания, — вежливо попрощался Амоильрэ.

— Сдохни, — привычно ответил ему эльф. — И чем быстрее, тем лучше.

— Увы, у меня пока что нет таких планов, — разочаровал его демон. — Я намерен по-прежнему осквернять собой мир. Можете радоваться, что не ваш.

— Радуемся. Еще как радуемся, — заверил его Тиль. И внезапно, легким неуловимым движением избавившись от трупа, схватил военачальника за шею.

Амоильрэ почувствовал, как ноги отрываются от земли, а дыхание перехватывает — будто лед заполняет легкие. Метель усилилась, плотным кольцом обступила шэльрэ и остроухого.

Военачальник не сопротивлялся. Помнил, что во Вратах Верности ни Снежка, ни Ретара не победить. Они управляют всем, что находится вокруг, и способны убивать не то что мыслью — ее преддверием.

— Заруби себе на носу, — твердо, но безо всяких эмоций начал Тиль. Его бирюзовые глаза не отражали ни ярости, ни угрозы. — Заруби себе на носу, тварь, что ты распрощаешься с жизнью, если еще хоть раз ступишь на земли нашего мира. Отныне ты для него — враг. Ты и все твои слуги. Он сотрет тебя в пыль, едва ты высунешься из Нижних Земель. Ясно?

— Ясно, — покладисто прохрипел демон. — Значит, прощай.

Остроухий швырнул его в сугроб, поднял Рикартиата и пошел прочь. Амоильрэ очень хотелось вогнать ему нож между лопаток. Огромным усилием воли он сдержался, выдохнул и встал.

Ничего страшного. Методы еще есть.

* * *
— …вырву кишки. Заставлю жрать собственную печенку. Потом выколю глаза и на их место прибью дохлых бабочек…

— Привет, Снежок. — Ретар улыбался, но в его тоне сквозила настороженность. — Амоильрэ не внял нашей просьбе?

— Внял, я полагаю, — отозвался остроухий, опуская в кресло тело Рикартиата. — Но в то же время чувствую какую-то каверзу. Он нам еще пришлет прощальный подарок. Если ты позволишь, я послежу за центральной алаторской площадью во время казни, чтобы демонами там и не пахло.

— Да нет, — возразил вампир. Снежок ожидал иного, но не успел об этом сообщить. — Пускай делает, что хочет. Сейчас ему все равно придется возвращаться в Нижние Земли — за оружием или помощью. А когда он вернется, Врата Верности уже будут настроены против господина третьего военачальника. Я готов.

— Хм, — задумчиво изрек остроухий, наблюдая, как льдисто-голубые радужки друга становятся прозрачными, белыми, почти исчезая на фоне белков. — Хм. Что ж, я не против. Огребет он от нашего мира знатно.

Ретар кивнул, поднялся и отряхнул полы длинной синей рубашки. Сбежал по лестнице вниз, замер перед погибшим менестрелем и почесал затылок.

— Задача не из легких, — вынес вердикт он.

— Да, но магия точно есть. Взгляни.

— Взгляну, — согласился рыжий. — Многообещающе. Эта игра станет самой рискованной и дикой за то время, что мы тут живем. Ты не мог бы открыть ему горло?

Снежок пожал плечами и вытащил из кармана нож. Вспарывать мясо, побывавшее под землей и давлением демонического колдовства, разлитого на каждом ярусе, оказалось довольно сложно. Темная кровь почти не текла и больше всего на свете напоминала холодец. Словом, процесс, затронувший мертвеца, был не очень похож на обычное разложение. Скорее всего, Рикартиата меняла частичка Лассэультэ, подстраивала под себя, превращала из простого носителя в безвольного медиума. Медиума, лишенного выбора и души.

Забравшись внутрь на определенную глубину, остроухий нащупал нечто острое. Повинуясь немой просьбе Ретара, он извлек странную вещицу — многогранное, покрытое острыми кристаллами кольцо. Внутри него пульсировало смутное алое сияние.

— Дай мне, — приказал вампир. — Я его разобью.

— Оно смахивает на шестеренку часов, — оценил Снежок. — Ты уверен, что это не?..

— Да. Я уверен.

Кольцо перекочевало из одной ладони в другую. Ретар обратился к магии, и его пальцы обросли прочными костяными пластинами. Стиснутый ими артефакт сперва раскололся, а затем — принял облик бесцветной пыли.

В тот же миг Рикартиат пошевелился. Медленно, страшно медленно поднес руку к лицу, ощупал края рваной дыры. Вампир, знавший его истинную сущность, скривился и произнес:

— Я отнесу его за море, как мы с тобой договаривались. Посмотрим, на что способен демон в обличии столь хрупкого человека.

— Мертвого человека, — добавил Снежок, но возмущения в его голосе не было.

* * *
В темнице под замком Его Величества царил лютый холод. Альтвиг настолько замерз, что не чувствовал ног и пальцев. Губы у него дрожали, глаза слезились, а общее состояние подошло бы какой-нибудь хрупкой даме, впервые в жизни покинувшей особняк зимой. Парень подозревал, что во сне бредил, потому что взгляд стражника был весьма красноречив и неодобрителен. Он будто намекал, мол, я только обрадуюсь, когда тебя, наконец, повесят.

Альтвиг тоже считал, что обрадуется. Он не помнил своего превращения и об убийстве еще десятка людей услышал от Шейна и господина Кольтэ. И повелитель, и остроухий обещали вытащить парня из этой мерзкой ситуации, но, судя по всему, потерпели крах. Альтвиг продолжал сидеть в неуютной квадратной комнате, где потолок был ужасно низок, и ради ходьбы приходилось воображать себя горбатым.

— Эй, мужик, — позвал единственного соседа храмовник. Тот шарахнул алебардой по полу, обернулся и заорал:

— Чего тебе еще надо?! Думаешь, мне нравится тут стоять? Думаешь, я на это променял семейное счастье?

— Да сдалось оно мне, — отмахнулся Альтвиг.

— Тогда какого черта цепляешься? — сощурился стражник.

— Есть хочу. У меня со вчерашнего дня и крошки во рту не было. Принеси чего-нибудь горяченького, а? Я же тут околею.

— Ну так все этого и хотят. Подыхай молча, нечего перед смертью желудок набивать.

— А скоро она?

Мужчина опять вспылил:

— А я почем знаю?! Говорили, что в полдень. Но он, по-моему, уже наступил, а за тобой все никак никто не приходит.

— Жаль, — заметил храмовник и залез на деревянный лежак, кое-как накрывшись тоненьким лоскутным одеялом. Его, наверное, шил самый сумасшедший палач в мире, потому что нормальному человеку такое бы в голову не взбрело.

Спустя полчаса стражнику стало скучно, и он спросил:

— А правда, что на деле ты этого песнопевца убивать не хотел?

— Правда, — подтвердил Альтвиг. — Только мне от этого не легче.

— Ну да, оно понятно. Хороший был парень. Помню, когда я служил в Хасатинии, он приехал с выступлением в форт. Вроде как за деньги, а может, просто по пути было. Потрясающе пел. Про небесные корабли и старые механизмы, про курган и про влюбленных в саду, а еще про демона, который якобы явится из-за моря и уничтожит нас всех. Глупость, конечно, но меня здорово пробрало.

— Рикартиат переводил эту песню с языка шэльрэ, — сообщил храмовник. И, поразмыслив, буркнул: — И не песня она вовсе, а пророчество. Я потом поискал информацию и вычитал, что однажды в Аду убьют человека, и его душа уступит место душе демона разрушения. Красивая легенда, но проку от нее мало.

— Зря вы так, — укорил его стражник. — В легендах и песнях самое главное — красота, а не смысл. Бывает, что он только сперва кажется глубоким и искренним, но это не делает сказку хуже.

Альтвиг не горел желанием спорить, поэтому сказал:

— Вероятно, ты прав.

— Спасибо.

Прошло еще около часа, и наверху громыхнула дверь. Тяжеленную, обитую металлическими листами и — изнутри — крупными лезвиями створку храмовник миновал вчера, и она оставила ему на память неизгладимое впечатление. Кто-то, видно, пытался биться об нее с этой стороны, надеясь открыть, и оставил на отточенных гранях ошметки плоти и тысячи ржавых пятен. И сейчас от одного звука парня передернуло.

Шаги четверых гвардейцев гуляли эхом по длинному коридору. Все они несли с собой факелы и были вооружены полуторными мечами. Тот, что шел впереди, похлопал по плечу стражника — неизменного собеседника заключенных, — и посоветовал возвращаться домой. Мужчина неловко покосился на Альтвига, через силу улыбнулся и выдавил:

— Ну, бывай, Нэльтеклет.

— До встречи на площади, мужик, — попрощался храмовник, ощутив легкий укол стыда оттого, что так и не удосужился узнать его имя.

Стражник покинул пост, препоручив пленника заботам товарищей. Крепкий загорелый парень — уроженец запада королевства, — развернул свиток и громко зачитал приговор.

Альтвиг не дрогнул. Он подождал, пока провожатые откроют решетку, позволил себя связать — тугая веревка и браслеты-гасители защелкнулись на запястьях, — и выбрался из места своего заключения.

— Наверх, — скомандовал гвардеец, тыча храмовника в спину. — Шевели ногами, мы торопимся. Казнь и без того пришлось задержать.

— Почему? — удивился парень.

— Из-за твоих дружков, — поморщился тот. — Эльфов да магов. Они требовали тебя помиловать и отпустить на все четыре стороны. Но мы, господин убийца, на подобную милость не пойдем. Радуйся, что оставил в живых хотя бы генерала Инага. Задень ты его, и наш король вырвал бы тебе внутренности лично.

Альтвиг рассмеялся:

— Надо же. А я и не догадывался, что у них такие теплые отношения.

— Заткнись! — гвардеец, не церемонясь, шибанул его по башке рукоятью своего меча. — За открытые речи, оскверняющие образ Его Величества, тебя могут вместо повешения приговорить к колесованию. Я, кстати, с удовольствием посмотрю, как ты будешь вопить и страдать, крыса.

Храмовник сделал глубокий вдох.

— Молчи, чадо. Деяния твои станут камнем на шее, когда придет время возвращаться на небеса.

— Глядите-ка, дурачком прикидывается! — гвардеец вытолкнул пленника за дверь. — Но ничего, ему недолго осталось.

На центральной площади Алаторы было полно народу. В толпе Альтвиг различил бледные, испуганные лица Илаурэн и ее родителей. Рядом, поддерживая их, застыли Киямикира, Шейн и граф Тинхарт. Последний что-то тихо втолковывал темноволосому пареньку с родинкой в углу губ.

Поднимаясь на плаху, храмовник почему-то испугался. Впервые усомнился, что поступает правильно, и замер, не донеся ногу до ступеньки. Ему тут же «помогли», и парень позорно рухнул на свежие сосновые доски, пахнущие смолой и все еще не отступившим морозом.

Впереди в них была прорублена яма, куда следовало столкнуть осужденного. Виселица стояла как раз так, чтобы не дать ему шанса дотянуться до бортиков и спастись.

Сердце забилось, будто птица в клетке. Колени подкашивались, Альтвига трясло, но никто — кроме семейства эльфов, — не обращал на это внимания. Гвардеец снова зачитал приговор, палач в синей маске с нарисованной на ней улыбкой накинул храмовнику на шею петлю…

— …и если кто-нибудь протестует…

— Я! Это, черт побери, я!

Илаурэн бросилась к возвышению, распихивая людей локтями.

— Этрайле Айнэро, вас, к сожалению, мы уже выслушали.

— Выслушали?! Да вы сидели с жуткими скучающими мордами, не проявляя и доли сострадания! За что вы собираетесь убить человека? За то, что он пережил огромную боль и не смог себя контролировать? Вспомните — даже молодые каратримы не сохраняют нормальный разум, когда перевоплощаются впервые! Вы не можете просто так…

В глубине восточного переулка что-то громыхнуло, и Альтвиг молча упал. На маску палача и доспех гвардейца брызнула кровь, и она же начала расползаться ярким пятном под виском осужденного.

Толпа заволновалась, кто-то закричал, женщины подняли вой…

— Это там! Стреляли оттуда!

— Гномья аркебуза, небось…

— Да что же творится-то!

— Мама! Мне страшно, мама! Давай пойдем домой!

Илаурэн, будто в полусне, встала на первую ступеньку лестницы. На вторую. Подошла к Альтвигу, неподвижному и до зелени бледному. Аккуратно взяла за плечи, перевернула.

На лице храмовника застыла благодарность. Он услышал голос в свою поддержку, получил надежду на жизнь.

И у него сразу же ее отобрали.

Синие глаза потихоньку выцветали, становились стеклянными, словно у пустой куклы. На левый, развороченный выстрелом, висок оседали мелкие клочки пыли. Карминовая жидкость поблескивала на щеке и на шее, впитывалась туда, куда Альтвиг изначально упал.

Илаурэн протянула ладонь и опустила его веки. Они были теплыми, а то, которое пересекал шрам, еще и приятно шероховатым.

— Рэн, ты в порядке?

— Да, — тихо произнесла эльфийка. — А вот он — нет. Помоги мне, Кира.

* * *
Эстель мог по праву гордиться своими результатами.

До этого он никогда не пользовался аркебузой, предпочитая более практичные пистоли и револьверы. Но господину Амоильрэ показался привлекательным именно такой вариант. Ругаться с ним инкуб не желал — в конце концов, хозяин, — и успешно выполнил требуемое.

Уже выходя из дома, чей чердак послужил смотровой башенкой, Эстель вдруг почувствовал себя странно. Нечто подобное происходит при головокружении. Демон оступился и схватился за подоконник, сбив маленький цветочный горшок.

Зрение пропадало. Улица столицы Белых Берегов погрузилась в вязкие сумерки, а на каменную дорогу — одна за одной, — полетели яркие горячие капли.

Инкуб не успел осознать, как именно умер.

Он упал и сжался в комок, надеясь унять предательские спазмы, но очень скоро затих. А в его изумрудных волосах, прекрасных даже в не расчесанном виде, продолжали распускаться влажные алые цветы.

Розы.

* * *
Снежок стоял на крыше, прижав к себе бутылку дорогого вина, и наблюдал за последней дорогой Альтвига Нэльтеклета. Парень, как ни крути, заслужил немного почестей — вроде визита Смерти этого мира. И еще…

Покосившись влево, убийца ожидаемо обнаружил высокую худую фигуру своего приятеля. Ретар Нароверт сидел, свесив ноги с края трубы, и явно не боялся, что хозяевам может понадобиться печь. Впрочем, он с легкостью мог внушить им, будто настало время готовить пищу на костре, и люди смиренно отправились куда-нибудь в пригород.

— Я знал, что ты придешь, — безо всяких эмоций сказал Снежок. И, поразмыслив, добавил: — Ты не мог не прийти.

Вампир стиснул ладонями виски. Это правда, остаться в стороне было выше его сил. Амоильрэ выиграл, демонический сюжетокончен — а значит, больше не надо мучиться угрызениями совести. Достаточно взглянуть на гибель второго, упрямого и своенравного, скитальца, а затем вернуться в Костяные Дворцы и, наконец, почувствовать себя свободным.

Убийца поежился, когда на центральную площадь форта Шатлен налетел ветер, и предложил:

— Вина хочешь?

— Давай, — согласился Ретар.

Далеко внизу Альтвига вели на плаху, и он покорно следовал за стражей, опустив голову и вспоминая двенадцатый ярус. Нельнот.

Снежок протянул другу бутылку, подумал и уселся рядом. Буркнул:

— Ты не виноват.

— Неправда, — огрызнулся рыжий. — Виноват. Если бы я не спасовал перед Амоильрэ… или если бы я сам кого-нибудь из них убил — еще до того, как ребятам выпало встретиться… что за черт?!

Остроухий проследил за падением храмовника, покрутился на носках, будто флюгер, и указал пальцем:

— Вон там, посмотри.

Вампир послушался.

— Эстель… это Эстель, слуга нашего дорогого военачальника. Либо он идиот, помешанный на убийстве, либо Амоильрэ не посчитал нужным предупредить его об опасности.

— Поделом, — равнодушно бросил Снежок. — Пускай подыхает.

Ретар немного поколебался.

— Пускай, — решил он. — Смысла замыкать обратные потоки нет.

— Никакого. Шэльрэ уже в агонии. — Остроухий взял протянутую другом бутылку. — Я устал за сегодня. Хлопотный день. В империи Ильно все по-прежнему тупые, никак не забудут Яритайля и его товарищей. Они могли найти новых заклинателей по меньшей мере пять раз.

— Надеюсь, ты не показывался им на глаза? — уточнил Ретар.

— Нет, — успокоил его Снежок. — Я в них не заинтересован. Так, бегло оценил обстановку, прежде чем протащить Рикартиата по тем проклятым пещерам. Все сделал. Цепи, правда, успели проржаветь, но порвать их он все равно не сможет.

— Он уже не Рикартиат, — напомнил рыжий. — Надо придумать ему новое имя. Что-нибудь мрачное и зловещее. Например, Фасалетрэ.

— Звучит странно.

— Предложи сам.

Остроухий поправил воротник.

— Как насчет Эштаралье? Ты не мог его забыть. Так называли первого ландарского принца, когда верили, что он действительно дитя Аларны.

— Как скажешь, — легко принял его вариант Ретар. — Мне нравится.

* * *
Илаурэн сидела в корчме, прижимая к себе гитару и глядя на посетителей пустыми, невидящими глазами.

Она не плакала. Разучилась уже очень давно. И теперь могла переживать утрату лишь внутренне, про себя, внешне сохраняя спокойствие. Никто в заведении не заподозрил, что с девушкой что-то не так. Все наблюдали с восхищением, с трепетным ожиданием, полагая, будто эльфийская песня будет даже лучше человеческой.

Но Илаурэн их разочаровала.

— Менестрель Мреть обещал устроить здесь выступление, — громко, чтобы все слышали, сказала она. — Но, как вам должно быть известно, он погиб. Я была его близким другом и исполню то, что он собирался сделать. По вашим требованиям спою самые любимые его песни. Итак?

— Ну, — отозвалась пышногрудая девушка с серыми, словно небо в дождь, радужками. — Как насчет истории про небесные корабли?

Эльфийка опустила взгляд, перебрала несколько струн. Мотив, в исполнении Рикартиата легкий и не такой монотонный, ей удался с горем пополам. Но Илаурэн стоически делала вид, что держит ситуацию под контролем.

Компания студентов из алаторской Академии неотрывно за ней следила. Восторженные, юные, неопытные юнцы. Они еще не знакомы с настоящей музыкой. Они не знают, не помнят, как мягко и нежно пел Мреть, как в его голосе сочетались боль и искреннее счастье, а любовь уходила в бездны отчаяния и больше не могла их покинуть.

Илаурэн опустила веки. Ни к чему глазеть на толпу.

   От тоски и от боли, от смерти и страха жить,
   от безумства и от неумения дорожить
   чем-то большим, чем нож или меч за спиною в ножнах.
   Я смотрю, как за краем омытой дождем земли
   исчезают твои небесные корабли, —
   безысходно, безрадостно, тихо и осторожно.
Пышногрудая девушка нахмурилась, поняла, что раньше эту версию людям не доносили. Возможно, Рикартиат счел ее идиотской. Он часто упоминал, что обладает целой горой песен, которые никогда не покажет никому, кроме самого себя. Эльфийка, видимо, решила пойти наперекор этому правилу.

   — …его черные волосы падали на глаза,
   под рубашкой болталась на ниточке бирюза,
   а улыбка была чуть кривой, но ужасно мягкой.
   Он просил меня: «Следуй за нами, покинь людей!
   Мы хозяева древней флотилии кораблей,
   мы пришли из-за края и сделали небо ярким».
Илаурэн заканчивала песню в тишине, абсолютной и звенящей. Никто не шевелился. Были и те, кто задержал дыхание, боясь ее потревожить.

Когда смолк последний аккорд, бледный студент с копной трогательных кудряшек вымолвил:

— Это необыкновенно… и странно.

А его товарищ нагло, под сдержанный смех, подошел к эльфийке и предложил:

— Будьте моей женой!

— Мальчик, — усмехнулась та. — Я старше тебя на пару столетий.

— Это ничего, — отмахнулся он. — Зато вы обладаете поразительными интонациями!

— С дороги, несчастный. — Тонкая женская рука легла на плечо студента. Неожиданно крепко стиснутые пальцы вынудили его поморщиться и на цыпочках удалиться, а пышногрудая девушка осталась перед Илаурэн. — Здорово получилось, — оценила она. — Жаль, что от Мрети мы этой сказки не услышали.

— Она была последней переведенной, — бесстрастно сообщила эльфийка. — Но за остаток зимних недель он написал немало новых историй. Правда, я не имела возможности наблюдать за всеми.

— Любопытно, — сощурилась девушка. — Посвятите?

— Конечно, — согласилась Илаурэн и снова коснулась струн.

На этот раз мелодия давалась ей проще. Быть может, потому, что наследницу эльфов до сих пор не выгнали из корчмы. Она закончила вступление, заметила, что собеседница отправилась обратно за стол, и…

   — Одиночество на земле.
   на огромной пустой планете.
   Одиночество вам и мне,
   взрослым людям и даже детям.
   Одиночество — вечный дар,
   потому что любить непросто.
   Одиночество — пустота.
   Пустота пребывает в росте.
   Пустота заберет меня,
   и тебя заберет однажды.
   В ней забьется огонь огня —
   впрочем, это совсем не важно.
— Мучаете моего конкурента? — перебил девушку высокий, коротко остриженный парень с заостренными, но недостаточно длинными для эльфа ушами.

Кто-то возмущенно выругался. Илаурэн же встала и обменялась с пришельцем рукопожатием.

— Добрый вечер, Грейн.

— Добрый вечер, моя дорогая партнерша. Я пришел, чтобы передать тебе вот этот милый жетон.

Он вытащил из кармана железный кружок с высеченной на нем надписью: «Гильдия магов». Эльфийка прикрепила его к воротнику, будто брошь, и слегка поклонилась.

Грейн повернулся к посетителям.

— Госпоже нужен перерыв, — заявил он. — Хозяин, будь так добр принести бутылку эетолиты и чего-нибудь закусить.

— Но… — растерялся мужчина, едва не обронив поднос.

— Несите, — обратилась к нему Илаурэн. — Нам с господином Грейном надо кое-что обсудить. Потом я заново начну песню.

Корчмарь нахмурился и скрылся в кухне, позвякивая посудой и бормоча себе под нос проклятия. Грейн с удовольствием внимал, пока к нему не подошла все та же пышногрудая девушка.

— Здравствуйте. Меня зовут Хита, — представилась она. — Вы — тот самый менестрель из Гро-Марны, что вечно зовет себя конкурентом господина Мрети?

— Да, — невозмутимо подтвердил полуэльф.

— Не желаете присоединиться к выступлению? Мы хорошо заплатим.

Парень с минуту поразмыслил, затем кивнул:

— Хорошо. Но сейчас я прошу вас отойти. Дайте нам с госпожой Илаурэн полчаса.

— Разумеется.

Хита ушла. Под ее рубашкой глухо цокали кольца кольчуги.

— Наемница, — отметил Грейн, ожидая, пока принесут заказ. И повернулся к своей подруге, обеспокоенно сдвинув красивые темные брови: — Как ты? Все нормально?

— Нормально. — Илаурэн выглядела до того равнодушно, что за нее становилось страшно. — То есть я, конечно, расстроена. Думаю поехать на юг. Прогуляться по Эльской империи и Ландаре. Выяснить, до какого состояния инквизиция довела нашу общую цитадель. Ту, где Хастрайн впервые выпал в потусторонний мир.

— Я там был, — пожал плечами парень. — Ничего особо не изменилось. Но из-за сильных магических колебаний никто не жаждет вновь пользоваться твердыней. Полагаю, через месяц-другой ее забросят, обольют слухами, и цитадель скоротает век в обществе перелетных птиц и любителей мрачных слухов. Я уже предвкушаю, как всякие идиоты начнут бродить по ее ярусам, чтобы найти легендарные артефакты, призраков или видимые следы прошлого.

— Пусть бродят, — позволила девушка. И замолчала, предоставив корчмарю шанс в тишине накрыть на стол.

Он поставил перед гостями эетолиту, миску просоленных сухарей, квашеную капусту и кашу с мясом. Грейн немедленно взялся за ложку. За ним наблюдали, надеясь, что знаменитый менестрель опозорится, но полуэльф ел с чувством собственного достоинства и превосходства над остальными.

Илаурэн безо всякого аппетита сгрызла сухарик, хлебнула вина и, наконец, спросила:

— Зачем я тебе понадобилась?

— На самом деле, — Грейн замер, не успев донести до рта очередную порцию каши, — я просто проходил мимо. Довольно редкое событие — Илаурэн подает голос для простых смертных. И я прикинул, почему бы не составить тебе компанию? К тому же Совет Ландары пригласил меня на фестиваль середины лета, или, как его еще называют, бессчетных звезд. Хочешь со мной? Там будут гости из Алагейи, Хасатинии, Айл-Миноре и долины ЭнНорд.

— Дриады вылезут из своих лесов ради паршивого фестиваля? — не поверила эльфийка.

— Их действия вполне ясны, — пояснил менестрель. — В ЭнНорде небо скрыто от взгляда. Дриады прячутся не только от людей, но и от драконов, от нежити, от Богов… им невыгодно чужое вмешательство. Они настолько привыкли жить в одиночестве, отрезанные от всего мира, что не представляют долину без условностей вроде границ и сторожевых постов на мостах. Не могу сказать, что они не правы. Один приход вашего короля чего стоит… говорят, кстати, будто Его Величество был весьма настойчив. И будто его мнение о дриадах сложилось после осады, а до этого исходило из дедушкиных сказок и общего пренебрежения.

— Переврали, как обычно, — вздохнула Илаурэн. — Никто не любит господина Алетариэля. Он всем кажется чересчур суровым.

— Своенравным, — поправил ее Грейн. — Всего лишь своенравным. Это разные вещи. По мне, так Его Величеству идет. Не всем же быть изнеженными кретинами.

Он сосредоточенно уничтожал еду, принесенную корчмарем. Бросил в рот единственный уцелевший сухарик, азартно им похрустел и спросил:

— Так что ты решила?

— Поехали, — бесстрастно согласилась Илаурэн. — Сама я могу и заплутать, а ты в дороге практически постоянно. На обратном пути заглянем в Шеальту, у меня там есть родственники.

— Ого, — поразился парень. — Серьезно?

— Да. Бабушка и племянница. Они тебе понравятся.

— Господин Грейн, — окликнула менестреля Хита. — Вы уже закончили? Готовы продолжить?

— Что? — рассеянно уточнил тот. — А-а-а, вы об этом. Рэн, ты мне гитару не одолжишь?

— Бери. — Эльфийка вручила ему легкий инструмент Мрети. — Но береги ее. Уронишь или умудришься порвать струну — я засуну твою голову в корпус и натяну новую прямо поверх.

— Ты, как всегда, невероятно грозна, — рассмеялся парень.

Он гордо прошествовал к стойке, сел на высокий стул для любителей пива и разговоров, повернул его так, чтобы зрителям со всех сторон было удобно лицезреть песнопевца. Затем заиграл, и сделал это гораздо правильнее Илаурэн. Недовольно скривился, подкрутил колки и объявил:

— Я спою вам одну из лучших песен, переведенных Мретью. В родном королевстве ее называют пророчеством возрождения.

Разномастная публика затихла. В приоткрытую дверь заглянул некто в тяжелом черном плаще, встал под стеной, скрестив руки на груди.

   — Оттуда, откуда приходит солнце,
   где криком бьется морской прибой —
   оттуда, слышите, он вернется,
   оттуда, знайте, придет домой.
   Он был убит, осквернен и предан,
   он был распят на семи цепях.
   Никто о нем никогда не ведал,
   но — сквозь столетия — будет так:
   переступая огонь и воду
   он возвратится — и будет строг.
   И под сияющим небосводом,
   на перекрестье семи дорог,
   взойдут ростки бесконечной боли,
   ростки смертей, предвещая ночь.
   И все вокруг захлебнется кровью,
   и ужас будет не превозмочь;
   И взвоют ядра больших орудий,
   сжигая древние города,
   и перемрут, словно мухи, люди,
   и смолкнут верные им ветра,
   И все расколется, разобьется,
   исчезнет в теплой туманной мгле…
   Весь мир умрет, когда он вернется
   и прикоснется к своей земле.
Снежок, немного поколебавшись, бросил менестрелю полновесный золотой.


Оглавление

  • ЧАСТЬ 1 ГОСПОДИН АЛЬТВИГ
  • ГЛАВА 1 ИНКВИЗИТОР
  • ГЛАВА 2 ПИСЬМО
  • ГЛАВА 3 HINNE NA LIEN
  • ГЛАВА 4 МРЕТЬ
  • ГЛАВА 5 ЛЕКАРЬ
  • ГЛАВА 6 ВОДОПАД
  • ГЛАВА 7 НЕКРОМАНТ
  • ГЛАВА 8 СТРЕЛА
  • ГЛАВА 9 ЗАВЕСА
  • ГЛАВА 10 ЦВЕТОК
  • ЧАСТЬ 2 ГОСПОДИН МРЕТЬ
  • ГЛАВА 1 РЫЖИЙ
  • ГЛАВА 2 ПРОПАЖА
  • ГЛАВА 3 АХЛАОРН
  • ГЛАВА 4 ОТВЕТ
  • ГЛАВА 5 ПАЛЬЦЫ
  • ГЛАВА 6 НАСЛЕДНИК
  • ГЛАВА 7 СЕРАФИМЫ
  • ГЛАВА 8 РЕВОЛЬВЕР
  • ГЛАВА 9 ДРАКОН
  • ГЛАВА 10 МЕНЕСТРЕЛЬ