Кремнистый путь [Георгий Иванович Чулков] (fb2) читать постранично, страница - 22

светлой полосе на пороге темной комнаты загромоздили путь моих мыслей. Но я хочу быть свободным и одиноким, как тот преступник. Понимаешь? Я презираю тайну. Я хочу ее презирать. Я задыхаюсь в этом ужасном лабиринте стволов и сучьев. Мир посмеялся надо мной, обманул… И ты тоже…

Тогда жена испуганно говорит:

— Что? Что ты сказал?

Я смотрю на нее в упор и повторяю:

— Ты обманула меня.

Злоба начинает меня душить и я не узнаю своего голоса. Он сделался глухим и шершавым. Я сам со страхом прислушиваюсь к своему голосу, и он мне кажется чужим, как будто кричит бес, который вошел в меня. А голос повторяет:

— Мир и ты обманули меня, но я сумею вам отомстить. Вы оба, лживые и лицемерные, красивые и бесстыдные, воздвигли стену между мной и сущностью. Я чувствую присутствие чего-то страшного в дыхании тайги и в твоем дыхании. И мне хочется на мгновенье остановить дыхание, биение твоего сердца, чтобы остаться наедине с тайной.

Тогда жена вырвалась из моих рук и, шатаясь, ушла за перегородку.

Было очень холодно. Целый день в воздухе ходил сердитый, сизый туман. Ночью все враждебно молчали. Я ездил в соседний улус. Выехал я поздно, и ночная суровость застала меня в дороге. Кругом обступала тайга и от нее у меня кружилась голова. Сани без подрезов то и дело раскатывались в стороны, ныряли со вздохом в ухабы, решительно поднимались вверх, снова мчались куда-то вниз, в овраг, на дно тайги, и опять летели кверху. Крутом были снег и черные стволы.

Нетронутый, чистый, нежный снег. Белое небо и белая земля. Мне казалось, будто у меня крылья и будто я и все вокруг меня несется в сумасшедшем вихре. А в сердце дрожало предчувствие свободы. Скорей бы, скорей!

На другой день я вернулся домой. И как только я переступил порог моей юрты, во мне проснулась жажда уединения. Мне страстно, до боли, захотелось быть одному. Одинокая мысль, которая навязчиво преследовала меня все время, всплыла на верх. Она была такой простой, ясной и необходимой, эта мысль: остаться наедине с тайной.

— Послушай, — пробормотал я жене, — уйди!

То, что я говорил, не имело смысла: уйти ей некуда было сейчас, но я все-таки повторял:

— Уйди, уйди!

Жена съежилась и, растерянно разведя руками, беззвучно подошла к наре и ничком легла на нее, зарывшись лицом в подушки.

Я взял ружье, отошел в другой угол. Потом дрогнула юрта и запахло порохом. А когда разошелся синий дым, я увидал, что жена лежит по-прежнему, не шевелясь, и только левая рука ее неестественно и трогательно скатилась с нары; маленькие ножонки были до ужаса беспомощны.

А на пороге дрожала светлая полоса…

Тогда я уронил ружье и подполз к наре. Ах, как это было страшно! Кто-то сзади подошел ко мне.

Откуда-то доносился глухой гул. Это двигалась на мою юрту лохматая тайга. И слышал я, как трещали сучья и хрипели стволы и страшная корявая масса ползла со всех сторон, чтобы раздавить меня.

Примечания

1

(обратно)