В поисках красного [Ник Лаев] (fb2) читать онлайн

Ник Лаев В поисках красного

Пролог

1312 г. от Прихода Триединых

Торния. Табар. Имперская тюрьма

«И придет Зверь, и голов его будет несчетно, по числу пороков рода человеческого.

И каждая глава Его будет терзать плоть и душу каждого живущего. И свершится то в миг торжества Его и падения Братства Защитников веры. И будет стонать земля под ногами Его и не будет воды, лишь кровь людская заменит реки и моря повсюду…».

Книга Прихода

Дождь прекратился. Только что, густой и черный как смола он заливал все вокруг липкими, тяжелыми каплями. Однако темнота не ушла, не рассеялась. Напротив, она чернела на глазах, сгущаясь в плотные, ноздреватые комья. Один из этих сгустков оплывая и клубясь, все сильнее напоминал человеческий лик. Нависшее марево не позволяло разглядеть черты этого лица, был виден лишь рот с полными, будто лоснящимися губами. Они шевелились, изредка приоткрывая на удивление мелкие, треугольные зубы…

«Я ЧУВСТВУЮ В ТЕБЕ КРОВЬ НИЗВЕРГШЕГО МЕНЯ…

ПОГОВОРИ СО МНОЙ! НАЗОВИ СЕБЯ…»

Мужчина проснулся, крича и размахивая руками. Он провел заскорузлыми ладонями по лицу, пытаясь успокоится и избавится от пережитого кошмара. Скрюченные пальцы нехотя коснулись седой бороды. Мужчина поморщился. Со времени появления первого юношеского пушка над верхней губой, он всегда брился до зеркального блеска и эти незнакомые длинные и жесткие волосы на щеках и подбородке вызывали у него чувство гадливой брезгливости. От каменного пола ломило спину, но голова болела еще сильнее. Приходившие сны изматывали сильнее пыток, оставляя его разбитым как после самых обильных возлияний.

«Сегодня еще хуже. И намного».

Мужчина не помнил, что бы в детстве ему снились сны. Сновидения это продолжение яви, а его детство было слишком счастливым и беззаботным, что бы отражаться затем где-то еще. Но уже два с лишним месяца ему каждую ночь к нему приходят сны. Точнее один и тот же сон, но столь яркий и пронзительный, что выворачивал его наизнанку, заставляя просыпаться с криком, отражавшимся о каменные стены узилища. Мужчина поежился, пытаясь вспомнить те ощущения, что минуту назад заставляли его корчиться на грязной соломе, разбрасывая вокруг полупереваренные остатки жалкой утренней трапезы. Сны вызывали чувства, которые он никогда не испытывал. Странные и неведомые. «Любой бы на моем месте назвал бы это страхом», — подумал мужчина.

— Что предсказано, да исполнится, — прошептал он в пустоту тюремной камеры. Семьдесят два дня назад его допрашивали в первый раз. Именно с той ночи, когда он, нет, не заснул, а забылся, сжавшись в комок от боли, щедро разлитой по всему телу, ему снится этот проклятый сон.

Его не трогали больше декады^[1]. Двенадцать дней без боли, со сносной едой и даже тремя посещениями целителя. Мужчина усмехнулся искусанными в кровь губами, вспоминая растерянное выражение лица молодого брата-лекаря из Ордена Милосердия узнавшего арестанта сразу же, как только он поднял окровавленную голову с копны гнилой соломы, заменявшей ему постель. Видимо юнец полагал, что кости Великого Магистра уже давно и незаметно закопаны на окраине императорской тюрьмы. Мужчина нашел в себе силы улыбнуться. Конечно, у его дорогого кузена велико искушение разделается с ним всенародно, жестоко казнив на центральной площади Табара. Но это было чересчур опасно. Слишком много у него сторонников, чрезмерно влияние на умы, сердца и даже кошельки подданных Его Величия Рейна IV. Поэтому с ним, скорее всего, расправятся тайно. Веревка, кинжал, яд подойдет любое средство, лишь бы без явных следов и наверняка. И этот день был уже близок. Мужчина чувствовал, что решающий момент настал и готовился к нему. Он не сомневался в своей выдержке, но его тело… Оно могло подвести. Два месяца заключения, мерзкая кормежка, и главное пытки, пусть и не каждодневные, но поразительно изобретательные в своей жестокости, имевшие цель не узнать что-то, а сломить, превратить его в пустую оболочку без воли и желания жить. Эти дни в тесном каменном мешке, слившиеся в одну бесконечную череду, прерываемую лишь допросами и редкими визитами крючкотворов-легистов, превратили еще недавно цветущего и нестарого человека в стонущий от боли мешок переломанных костей, уже не зараставших даже под руками целителей.

Он не чувствовал голод, но страшно хотелось пить. Мужчина приподнялся на четвереньки и, прислоняясь к влажной каменной стене, попытался встать. Не удалось. Ребра в боку скрежетали друг о друга, требуя покоя и мягкой постели. Вчера ему пришлось совсем туго. Он уже и забыл, что такое боль, и поэтому три раза потерял сознание. Или четыре раза. В этот раз он действительно чуть не сорвался, буквально прикусив язык, готовый произнести все что угодно, даже то, что от него требовали. Сломаться. Наконец-то перестать терпеть. Ведь некоторые его собратья не выдержали, признались как в мнимых, так и в реальных преступлениях. Презрели клятву верности. Подписали нужные бумаги и даже оговорили его. Мужчина учащенно задышал. Его предали свои же! Те, кто принес ему клятву верности и признал навсегда своим Патроном. Сознавать такое было больнее самых страшных пыток. Пусть таких было очень немного. Тех, кто выдержал мучений или шантажа жизнями родных и близких. У каждого человека есть свои пределы, и даже самые мужественные люди ломались, не выдержав боли, как телесной, так и душевной. Мужчина вспомнил свой гнев и презрение, когда увидел подпись на признательном протоколе Великого Командора. «Как ты мог Одэ? Как ты мог?» Перед глазами стояла фигура преданного соратника — прямая как стрела, затянутая в привычный темный гамбезон. И он же спустя месяц после ареста. Непрерывно стонущий, обезумевший от боли кусок мяса, без глаз и ушей, с отрезанным половым членом, бывший кем угодно, но только не старинным и верным другом. Да, у любого есть пределы. Даже у него. Мужчина зажмурился, отгоняя тяжелые воспоминания. Самого его пытали изощренно и мучительно. Но границу не переступали. Ту самую, за которой нет возврата, где отрезанные конечности и лишенное кожи тело убивали рассудок, погружая жертву пыток в полное безумие. Однако даже он вчера вплотную приблизился к пределам своих возможностей. Изуродованные пальцы болезненно дернулись.

— Проклятый Гарено. — Хриплый шепот вспугнул тощую крысу, которая плотоядно принюхиваясь к рвотным массам, готовилась схватить и съесть то, что человеческий желудок недавно отторгнул. — Безродная мразь, канцлерская шавка! — Крыса испуганно вздрогнула, словно ощутив клокочущую в голосе изнуренного человека ненависть, и быстро засеменила в угол камеры, решив переждать в безопасности очередной приступ ярости беспокойного соседа.

Выпустив пар, мужчина замолчал, вспоминая чудовищную боль в теле, распятом на пыточном столе. Наблюдавший за допросами советник канцлера мэтр Гарено был мастером своего дела, регулярно давая указания палачу где и как усилить и без того нестерпимую боль. Именно он в нужный момент прекращал пытку, звериным чутьем улавливая тот критический момент, когда истерзанное сознание не выдержит и упадет в долгожданное забытье. Но главное, он умел обмануть измученных страшной болью узников несбыточной надеждой, мнимой возможностью если не спасения, то хотя бы отсрочки чудовищных страданий и мучительной казни. Вот и на этот раз. Дал отдохнуть, подкормил, подлечил, тут и легко сорваться, выложить все. Впрочем, те, кто его допрашивали и так все знали, или практически все. Мужчина поморщился. Боль нарастала, вонзаясь раскаленными иглами в каждый уголок истерзанного тела. Но и его умение терпеть страдания и боль было велико. Такова была его природа. Он закрыл глаза и произнес тысячекратно повторенный, впечатавшийся глубоко в сознание девиз своего Братства.

— Пусть смерть моя близка. Я смело к ней иду, спасая жизнь и свет. — Привычные слова принесли облегчение, не избавив от боли, но укрепив на мгновение пошатнувшуюся решимость ее преодолеть.

В дверном замке заскрежетал ключ и в камере сразу стало тесно. Мужчина не пошевелился, лишь лениво скользнул взглядом, по набившейся в каменную клетку толпе. Стражников было не меньше двух десятков. Половина из них держала наготове натянутые арбалеты. Его постоянно усиленно охраняли, и даже истерзанного, искалеченного пыткой, закованного в тяжелые цепи, волокли на очередной допрос не менее дюжины человек. Сейчас узник неожиданно ощутил чувство гордости за этот страх. Его всегда боялись, опасаясь вспыльчивого характера, страшась небывалого воинского искусства, трепеща перед дарованным Триедиными могуществом. Теперь же он ввергнут в прах. Почему, за что? Неужели гордыня погубила его и Братство?! Но разве желание спасти свою страну, очистить столицу от выскочек и непомерных честолюбцев, ведущих империю в пропасть, неужели это тоже проявление гордыни? За последнее время он сотни раз задавал себе этот вопрос, и не находил ответа.

Вошедшая в камеру толпа тревожно сгрудилась у входа, будто споткнувшись о его взгляд, тяжелый и полный ненависти. Попятилась, но не от страха, а чтобы плотнее окружить ту важную особу в красном плаще с синей каймой, которую он, если бы не был так беспомощен и слаб, убил бы мучительно и жестоко. Боязни в этих хмурых людях не чувствовалось. Напротив, руки решительно сжимали рукояти мечей и древка алебард. Глаза не бегали, а смотрели решительно и прямо. Мужчина зажмурился. Привычная, дававшая ему силы, питавшая мужество ярость нарастала. «Нужно успокоится. Еще не время». Он открыл глаза и вгляделся в знакомые лица стражников. За прошедшие два месяца он узнал многих, если не всех. К нему в камеру всегда присылали самых лучших. Все, разумеется, Стражи. Конечно, их Патроном был не он. Его ублюдочный племянничек постарался, оградить свой ненаглядный Союз от влияния Младших Владык. Мужчина с ненавистью взглянул на красного плаща и его сопровождение. Они забыли, что их Дар был порожден его кровью. «Предатели. Подлое семя». Бешенная ярость захлестывала сознание, вымывая последние остатки благоразумия. «Нужно потерпеть, недолго осталось». Человек сжал пальцами звенья цепи, прикрывая усталые веки.

— Вы останетесь живы. — Знакомый, шелестящий голос, просачивался сквозь закованную в кольчуги толпу, вновь разжигая едва притихший гнев. — Будете жить, несмотря на мои возражения. И не только мои. Но Матриарх умоляла Императора сохранить Вашу жизнь. Немало высоких лордов её поддержали. В конце концов, Его Величие решил Вас пощадить. Но Ваше наказание будет суровым, ибо предательство и крамолу нужно искоренить навсегда.

Мужчина вновь попытался привстать. Разлепив спекшиеся губы, он прохрипел:

— Не тебе говорить об этом негодяй. Ты грязный, подлый… — Его сухо прервали.

— Будь моя воля, — глаза его собеседника хищно блеснули, — отсюда Вы бы отправились только на эшафот. На последнем заседании Имперского Совета я настаивал на Вашей публичной казни. Вы слышите? Как и подобает мятежнику.

Сломанные в правом боку ребра нестерпимо болели. Мужчина прислонился к холодной, каменной стене. Говорить сил не было.

— Цена. Какова цена этого прощения? Моего и…

Узника вновь перебили.

— О нём не беспокойтесь. Он скоро окажется там же где и Вы. Его пощадили по той же причине, что и Вас…, к сожалению. — Красный плащ прищурился. — Почему Вы решили, что прощены? — Раздался сухой смешок. — Поверьте, Вы еще пожалеете о проявленном императором снисхождении.

Ненавистный голос между тем продолжал вливаться ледяным холодом в уши.

— Вам отрубят десницу. Вы же правша Ваша Смелость?

— Да. — Мужчина приподнял свою правую руку, загремев при этом тяжелой цепью. — И эту ладонь ты пожимал не раз.

— Больше мне это делать не придется. — Обладатель змеиного голоса замолчал, что-то выжидая, и тихо сказал.

— Мне жаль Ваша Смелость. Поверьте, я сожалею о том наказании, что Вам предстоит еще вынести. Лучше бы простая казнь. Но Вы сами виноваты в случившемся. — В голосе красного плаща парадоксальным образом смешались сострадание и злорадство.

— Он возвращается Берт. Я чувствую, ощущаю его приближение. — Узник произнес эти слова негромко и нехотя, словно не веря, что они найдут какой-то эмоциональный отклик у его собеседника. Облаченная красный плащ фигура не ответила. Ободренный этим молчанием он продолжал.

— Именно поэтому все было и затеяно. Ты понимаешь, высокомерный слепец, почему мы решились на это? Новый Приход близок. Год, пять, десять, я не знаю когда, но уже скоро. А недавно, — мужчина на мгновенье замолчал, — мне стали сниться сны. Те самые. — Еще минуту назад слабый и сиплый голос уже гремел, отдаваясь в каждом углу тесной камеры.

— Я не верю Вам. — Тихий голос красного плаща тоже стал громким и пронзительным. — Не верю! Вы проклятый Триедиными заговорщик. Империя сильна и могущественна, а Вы и Ваши собратья принесли в нее смуту и раздоры. А сны?! Я не верил в них никогда, как и в Ваши нелепые предсказания повторного Прихода. Если бы не Ваша кровь… Красный плащ замолчал, будто собираясь с силами и продолжил говорить уже размеренно и глухо.

— Через три дня Вы Норбер Матрэл исчезните навсегда. — Голос вновь набрал силу, хлестая приподнявшегося узника окончательной бесповоротностью и казуальной гладкостью судебного приговора. — Навсегда! Вам отрубят по локоть правую руку, да не коснется она после этого меча. Вам, — безжалостно продолжал красный плащ, — отрубят четыре пальца на левой руке — и она не притронется ни к мечу, ни копью, ни другому дарованному человеку оружию. Вам выколют глаза, да не увидят они больше света. И, наконец, — голос на мгновение осекся, — Вас кастрируют, чтобы чресла Ваши более не смогли произвести подобного Вам. После экзекуции, Его Величие велел сопроводить Вас в удаленную обитель Ордена Милосердия, где Вам дадут пропитание и кров до конца Ваших дней. Мэтр Гарено проследит за всем. Лишь несколько человек будут знать об этом приговоре, для всех остальных Вы умрете, исчезните навсегда. Разумеется, в обители Ордена Вас будут содержать отдельно ото всех и никто и никогда…

Хриплый смех прервал речь красного плаща. — Наш император справедлив. Хвала ему и долгих лет жизни. И тебе дорогой племянник и твоему псу Гарено. Но пятно предательства не смыть. Ни тебе, ни тем кто, поклявшись мне в верности, меня же и предал. Ты и твоя матушка, — человек откинул со лба спутанные волосы, — предали своего Владыку. Своего Патрона!

— Нет! — Лицо красного плаща побагровело, глаза были готовы испепелить собеседника. — Нет! — Он вышел из-за спин стражников, заставив их тревожно зашевелиться. — Я защищал свою страну от опасного мятежа. И потому отдал в руки правосудия подлого предателя, замышлявшего государственный переворот и свержение законной власти. Вы называете меня клятвопреступником? — Едкий смех всколыхнул затянутую в лиловый бархат широкую грудь. — Моим вторым Патроном является император. И клятва, принесенная ему, для меня важнее той, что я когда-то произнес перед Вами. Его Величию я поклялся соблюдать закон и блюсти порядок в Торнии. И Триединые мне свидетели — нет для меня важнее данного обета. — Последние слова красный плащ почти прокричал. Однако тут же спохватившись, прикрыл глаза и продолжил говорить уже более спокойно. Гнев в голосе почти исчез и его тон казался даже печальным.

— Кровь Младшего всегда бурлила в Вас дорогой дядюшка. Она клокотала, рвалась наружу. Я могу понять Ваши метания, постоянное стремление к бурной деятельности. Кони Смелых застоялись в стойлах. После поражения под Мистаром элуры напрочь позабыли о Приграничье. Там почти тишь и гладь. — Он злорадно оскалился. — А тут еще с аэрсами отношения наладились. Об Ордене Темных все давно забыли. Вы же по-прежнему жаждали славы, подвигов и победных свершений. И когда обманулись в своих ожиданиях, то пожелали все это создать себе сами. Тщеславие и надменность — вот что Вас погубило. Конечно, Вы ни за что этого не признаете, как никогда не соглашались с тем, что претило Вашей гордыни. Поэтому всегда пропускали чужие советы мимо ушей. Даже те, что исходили от Ваших друзей, искренних и верных. Вы их просто не слушали, вовлекая в свои заговоры, оплетая пустыми мечтами, принуждая когда-то принесенной клятвой верности. И где они сейчас?

Мужчина вскинул потемневшие глаза. Его губы тряслись, силясь произнести какие-то слова. Но вместо них из напряженного горла вырывался лишь очередной хрип.

Красный плащ мельком взглянул в его сторону и безжалостно продолжал. Он окончательно забыл об осторожности, им двигало страстное желание высказаться, не оправдаться, но доказать сидевшему перед ним узнику свою бесспорную правоту.

— Я скажу Вам, где Ваши друзья и собратья. Точнее их истерзанные останки. Они уже давно похоронены в безымянных могилах. Многие из них молчали, как молчите и Вы. Они терпели боль, чудовищные муки, но не выдавали Вас. Вы знаете, что Ваш Дар наделяет и этой способностью. Столь необходимой войнам, но не очень полезной обвиненным в заговоре бунтовщикам. Лишь немногие не выдержали. Да и то не столько боли, сколько угроз в отношении их родных и близких. Поверьте, я не горжусь содеянным, но это было необходимо. Вы вовлекли слишком многих. Нити заговора вели в Имперский Совет. Поэтому требовались жесткие меры. — Красный плащ криво усмехнулся и вновь возвысил голос.

— Так вот. Почти все они молчали. И делали это только ради Вас. Молчали, когда им ломали пальцы. Молчали, когда им выжигали глаза и вырезали ремни на спине. Вы их не стоите. Не стоите!

Последние слова красный плащ выкрикнул громко и с надрывом, но тут же наклонился к самому уху заключенного, едва не касаясь губами его отросших, покрытых коростой и грязью волос, зашептал:

— Я согласен с Вами, что линия Старшего уже несколько поколений не дает Торнии выдающегося правителя. Действительно великого, достойного бессмертной славы Тиана I или Эйриха II. Кровь их потомков разжижилась? Возможно! Соглашусь и с тем, что Водилик не лучший наследник.

Красный плащ отстранился и продолжал свою обвинительную речь уже вызывающе и раскатисто.

— Но почему Вы считаете, себя достойнее? Высокомерие и безжалостность вот изнанка Вашего Дара. Все прикоснувшиеся к Милости Младшего — наделены этими пороками. Это есть даже во мне и в моих Стражах. Такими делает нас Ваша черная кровь. Но Выыы! Вы — его прямые потомки воплощаете все худшее, что есть в Вашем Даре. Не лучше и Ваша любимая игрушка. Смелые вобрали от своих Магистров слишком многое. Ваших рыцари уже давно перестали воспринимать как благородных защитников веры и империи. Они слишком близки к потомкам Младшего, похожи на них, верны и преданы только им, а не Торнии. Вас и Ваших рыцарей не просто не любят. Вас ненавидят. Едва ли не столь же сильно, как подзабытых последователей Четвертого. Вы купаетесь в крови. Вожделеете убивать по поводу и без оного. Вы звери в человеческом обличье, готовые разорвать любого за косой взгляд или обидное слово. Вы несете разрушения и хаос там, где должны наводить закон и порядок. Ваше время безвозвратно ушло и сегодня ни потомкам Младшего, ни созданному ими когда-то Братству Смелых уже нет места ни в Торнии, ни за ее пределами. Вы уже не защищаете империю, Вы ее губите своим неистовством, гордыней и жестокостью. Вы получили по заслугам и поделом исчезните. А с защитой Торнии Стражи справятся и без Вас.

Узник, погруженный в свои мысли, молчал. Красный плащ выпрямился, и строго взглянув на склоненную голову, громко повторил:

— Все, что с Вами и Братством происходит, Вы заслужили. Даже Эверард…

Услышав это имя, мужчина вскинул глаза на собеседника и резко дернулся. Его оковы пронзительно зазвенели. Стража немедленно придвинулась ближе, а возглавлявший ее капитан почтительно произнес:

— Ваша Светлость, осторожнее. Вы же знаете, как заключенный опасен. В случае чего, боюсь, даже цепи его не удержат.

— Не лезьте не в свое дело Аллард. — Красный плащ нетерпеливо отмахнулся, и вновь наклонившись к узнику, спросил:

— Вы подумали о нём? Да, конечно, он похож на Вас, такая же бездушная жестокость, надменность и пренебрежение ко всем, но в нем хотя бы изредка проглядывает человечность. И… он расколол Совет. Вашей смерти хотят многие, но не его.

— Где он? Что с ним? Скажи Торберт, заклинаю. — Хриплый голос узника внезапно прервался, скованные руки безвольно опустились.

— Что будет с моим собратом? Его тоже ослепят? Отрубят руку и пальцы? — Покрытое темными разводами лицо содрогнулось. — И кастрируют?

Казалось та страшная ярость, что бушевала в узнике мгновение назад, вдруг исчезла. Безвозвратно испарилась. Мужчина вновь опустил голову, но тут же, точно одумавшись, посмотрел в глаза нежданному гостю и с неожиданной болью произнес.

— Спаси его Берт. Он ведь еще так молод. Ради нашей прежней дружбы. Во имя той общей крови, что течет в наших жилах. Ведь он последний! — Прежние сталь и непреклонность из голоса исчезли, а его тембр неожиданно стал жалобным и просящим. — Мой сын последний в роду Младшего и после него ни будет никого. Понимаешь, никого!?

Красный плащ, будто почувствовав внезапную слабину узника, ощерился, но тут же отвернулся и пожал плечами:

— Меня всегда поражало Ваше полное безразличие ко всему, кроме Эверарда. Впрочем, это необъяснимое чадолюбие, говорят, присуще всем Матрэлам. Для Вас существуют лишь Ваши потомки, в которых Вы видите свое продолжение. Правда, — он горько усмехнулся, — лишь по мужской линии. В любом случае, странно видеть Вашу боязнь, или что Вы там чувствуете в своей бесстрашной душе. Вы, не моргнув глазом, можете перерезать горло чужому ребенку, но когда на кону стоит драгоценная жизнь Первого Рыцаря в Вас просыпается что-то человеческое. — Он на мгновение задумался. — Я не смогу Вам помочь. И даже если бы мог, не сделал бы этого. Ваша с ним участь решена окончательно и бесповоротно. И еще милый дядюшка, — красный плащ насмешливо посмотрел на узника, — мы с Вами ни когда не были друзьями. И знаете почему? — Не дождавшись ответа, он презрительно скривился. — Младшие Владыки не умеют дружить. Они просто не способны понять и почувствовать то, что присутствует в настоящей дружбе — любовь, сострадание и доверие.

Последние слова, тяжело упав в темное пространство камеры, как будто, ударили заключенного наотмашь. И без того бледное и осунувшееся лицо окончательно омертвело, превратилось в застывшую, безжизненную маску. Мужчина медленно закрыл глаза и замер, словно прислушиваясь к размеренно падавшим с потолка камеры тяжелым и дурно пахнувшим каплям. Красный плащ еще какое-то время постоял, но, не услышав больше ни слова, повернулся и прикрываемый все так же настороженно глядевшей на заключенного стражей, быстро вышел. Дверь захлопнулась. Мужчина со стоном привалился к шершавой стене, вытянул вперед скованные длинные ноги и застыл, с тоской гладя на покрытой испариной потолок. Боль, ненависть, ярость бушевали в нем. Но страха не было. Узник не боялся того, что ему предстояло вынести. Он никогда и ничего не боялся.

Глава 1

42 г. от Прихода Триединых Темные пустоши

«И трое пришли в мир.

И мир проснулся.

И были они разные,

но едины…».

Книга Прихода

Они в очередной раз ужинали вместе, сидя вокруг недавно и криво сколоченного стола. Сосновая столешница, на которой стояла плошка с супом, еще пахла хвоей и с завидным постоянством занозила положенные на нее ладони. Никто из присутствующих не хотел есть. Старший, как всегда молчал. Средняя, улыбаясь своим затаенным мыслям, держала в руках корку хлеба, временами отщипывая от нее мелкие кусочки. Лишь Младший периодически порывался зачерпнуть роговой ложкой горячее варево из чашки, нахально поглядывая на сотрапезников.

— Сегодня нам предстоит тяжелый день. Осада затянулась, но, наконец, стена пробита, и наша армия готова к последнему штурму. — Голос Старшего пронзительный и глубокий неожиданно нарушил тишину, заставив присутствующих очнуться. Его обладателем был высокий, светловолосый, средних лет мужчина, с внимательным и задумчивым взглядом. Полные щеки Старшего были чисто выбриты, а темно-синие глаза глядели равнодушно и холодно. Он пристально посмотрел на сидевшую рядом невысокую, рыжеволосую женщину, которая молча кивнула, вновь ободряюще и ласково улыбнувшись.

— Страха нет и быть не может. — Средняя говорила с придыханием, ощутимо волнуясь и едва заметно картавя. Однако ее голос звучал поразительно приятно, отчего в полутемной и холодной комнате на мгновение стало уютней и светлее. Радужка больших, на выкате глаз была редкого изумрудно-зеленого цвета, а само миловидное, щедро покрытое веснушками лицо излучало приветливость и доброту. — Ведь с нами Младший. — Она любовно провела ладонью по щеке худого юноши, чьи карие глаза, смотрели на всех решительно и бесстрашно. Единственный из присутствующих он был одет в кольчужную рубашку с капюшоном. Не снятый подшлемник обтягивал живое лицо с резко очерченными скулами и длинным носом.

Младший сжал кулаки и неожиданно резко, совсем не по-мальчишески произнес:

— Со мной вы пойдете до конца. До самого конца, каким бы мучительным и ужасным он не был. Отец перенес нас сюда, чтобы низвергнуть Его. И мы это сделаем, во что бы то ни стало. Пусть наша смерть близка. Мы смело к ней идем, спасая жизнь и свет. — Прежнее озорство исчезло, взгляд юноши стал жестким и колючим.

— Конечно Брат, — теперь улыбнулся Старший, мудро и ободряюще, — благодаря тебе мы храбры как никто и никогда. — Он внимательно посмотрел в темные зрачки Младшего, черпая в них привычные решимость и мужество, затем зацепил взглядом зеленые глаза Средней, окунаясь в негу милосердия и любви.

— Пожалуй, пора. Отдохнуть еще успеем.

Старший решительно потянулся к обтянутым черной кожей ножнам, которые, однако, оставил не себе, а передал Младшему. Он никогда хорошо не владел мечом, как, впрочем, и любым другим оружием. Средняя вообще смотрела на меч пугливой брезгливостью. Любое орудие убийства всегда повергало ее в ужас и в своей жизни она едва ли держала в руке что-то опаснее кухонного ножа. Другое дело Младший, который нетерпеливо ухватил рукоятку длинного, полуторного меча с широким долом. Его глаза горели, не замечая мимоходом брошенного, укоризненного взгляда Средней. У каждого из них был свой путь и свое предназначение. Они вышли из дома вместе, держась за руки, подняв к небу лица и взывая к бурлящей в их жилах Крови. Лежавшие недалеко от порога два огромных зверя, увидев Младшего, вскочили и бросились к нему, разинув огромные пасти с острыми как иглы зубами. Средняя отшатнулась и, запутавшись в длинном платье, чуть не упала.

— Ууубери своих чудовищ, — она жалобно посмотрела на Брата. — Ты же знаешь, как они меня пугают.

Младший ухмыльнулся, свистнул и оба монстра резко остановились. Лопатообразные бледно-розовые языки замелькали, облизывая угольно-черные, с длинными, узкими ноздрями носы. Багряно-красные без намека на белки глаза немигающе уставились на Среднюю.

— Постарайся унять страх Сестра. — Старший поспешил встать между девушкой и корокоттами. — Ты же знаешь, это чувство для них, что нектар для пчел. — И, повернувшись к Младшему, бросил: — Придержи своих бешеных псов.

— Они не псы. И не называй их так больше, а то они обидятся. — Младший ухмыльнулся. — Не бойся сестричка, они кусают только моих врагов. — Уже не сдерживаясь, он громко захохотал, и нетерпеливо кивнул в сторону закрывающей горизонт циклопической крепости. — Хватит прохлаждаться. Армия давно готова к штурму и ждет последнего приказа. — Он нахмурился и напоминающие огромных гиен монстры испуганно заскулили, припадая на длинные передние лапы и роняя в пыль липкие нити желтоватых слюней. — Прочь отсюда. — Младший обернулся к Брату и Сестре и протянул к ним руки. — Вперед. Я жду.

Взгляды каждого из многотысячного войска, осаждавшего уже два месяца последнюю цитадель Врага, были прикованы к ним. Сегодня решалась судьба мира и красные отблески заходившего солнца, предсказывали грядущую кровавую жатву. В этот день, милосердие и любовь к ближнему должны быть забыты и Средняя, прикрыв затуманенные печалью глаза, понимающе приглушила Зов своей Крови. Да и мудрость Старшего была нужна лишь для того, что бы безумие храбрости не захлестнуло армию осаждавших раньше времени. Что бы древний, затаившийся за высокими стенами своей последней и самой неприступной крепости Враг не обманул, не обвел вокруг пальца, воспользовавшись стремительно распространяемыми Младшим эманациями отчаянной отваги, подавлявшими не только страх пред возможной гибелью, но даже рассудочную осторожность.

— Сегодня твой день. — Старший подтолкнул Младшего, чьи глаза заблестели, тонко очерченные ноздри расширились, вбирая упоительный аромат предстоящий битвы. Он кожей вбирал в себя эти привычные запахи — дыма, людского пота и лошадиного дерьма. Темные провалы его зрачков, стремительно расширялись, вытесняя не только карюю радужку, но и заползая багряными нитями в молочную белизну белков. Мгновение спустя глаза Младшего целиком заалели, словно вобрали в себя стремительно пожиравший солнечный круг кровавый закат. Махнув Брату и Сестре рукой, юноша ловко запрыгнул в седло подведенного жеребца и галопом поскакал вдоль длинных, ощетинившихся копьями и мечами шеренг. Два огромных зверя бежали рядом, повизгивая и облизываясь. Тысячи глаз провожали длинную, затянутую в кольчугу фигуру, которая неожиданно престала казаться мальчишеской и угловатой. Тонконогий гнедой, нетерпеливо гарцевавший под юным всадником, внезапно встал. Не отстававшие от всадника две корокотты остановились и оскалились. Младший выхватил меч и вдруг оглушительно, срываясь на пронзительный визг, завыл.

— Хааарррааа!

Уходившее за горизонт солнце облизнуло последними лучами его запрокинутое лицо, которое перекосившись в жуткой гримасе, внезапно уподобилось звериной маске. Закрывавший волосы кольчужный подшлемник лишь усиливал ощущение неестественности происходившего, отбрасывая блики на мертвенно бледный овал юного лица. Тонкие губы кривились, выплевывая нечеловеческие полустоны, полукрики. Слившись с конем, фигура Младшего казалась слепленной из единого куска мрака. Однако страха не было. Напротив, всегда предшествовавшие штурму испуг и тревога внезапно исчезли. Подобно наполенным кровью провалам глаза всадника притягивали взгляды тысяч воинов, подчиняя их души, наполняя сердца храбростью и отвагой. В этих безжизненных глазах клубилось и обжигало обещание смерти, искушавшее вседозволенностью и пьянившее предстоявшей кровавой вакханалией. Тошнотворные приступы паники внезапно сменились отчаянным желанием битвы. Влажные рукояти мечей больше не оттягивали руки, ремни тяжелых щитов не натирали ладони и предплечья. Мрачная громада последнего оплота власти Четвертого, еще недавно сковывавшего страхом сердца даже бывалых вояк, перестала внушать беспричинный ужас. Жуткий оскал пробитого накануне стенобитными орудиями пролома вдруг поманил к себе вожделенным побоищем, суля упоение славной битвой с поверженными и втоптанными в грязь врагами. Свирепая ярость растворяла в себе чувство самосохранения. Бешенное исступление туманило рассудок. Мир вокруг запылал. Человеческое море качнулось, всколыхнулось гигантским валом и захлебываясь от накатывавшего кровожадного безумия, ринулось вперед. Изогнувшись огромным конусом, армия Триединых ворвалась в широкий пролом. И медленно, но неотвратимо двинулась вперед, круша и переламывая упорных защитников крепости. Преодолевая накатывавшиеся из исполинского, сложенного из монолитных валунов донжона волны страха и боли. Чудовищной, всесокрушающей боли.

— Хааарррааа! Хааарррааа!

* * *

Через шесть часов все было кончено. Последние защитники Темной Цитадели еще защищали верхние этажи внутренних укреплений, но все уже понимали — это агония. Человеческие крики, стоны, звон оружия докатывались до небольшой хижины, стоявшей недалеко от замка в виде невнятного, приглушенного шума. На столе находилась все та же плошка давно остывшего варева. Рядом с ней стоял непочатый кувшин вина. Тусклый светильник из последних сил боролся с ночной мглой. Двое людей, сгорбившись, сидели на трехногих табуретах и прислушивались к доносившимся снаружи звукам.

— Я боюсь его. Любовь к нему, нежная привязанность к этому босоногому мальчишке, который вырос у меня на глазах, исчезает, стоит ему только взять в руки меч. В такие моменты мне страшно на него смотреть, не то, что разговаривать. — Голос Средней потерял прежнее обаяние и теплоту. В нем отчетливо слышались страх, горечь, мольба, желание быть немедленно опровергнутой. — Эти его глаза!? Они полны крови. Мне постоянно кажется, что там томятся души уже убитых и даже тех, что предстоит умереть от его руки. Ты видел, что он сделал с этим жрецом Темного Ордена. Он его разорвал. Разорвал! Голыми руками. И при этом он смеялся. Над чем? Над хлеставшей кровью и выпотрошенными внутренностями? Брррр. Даже его верные сподвижники, готовые умереть ради него, смотрели на это с ужасом. А он…, он был счастлив. Младший упивается собственной свирепостью. Он слишком жесток и неуправляем. В нем нет жалости. Я вижу в нем лишь кровожадность, жажду насилия, гнев и…

— Только к его врагам. — Глаза Старшего с тревогой и пониманием следили за судорожной жестикуляций тонких пальцев. — Лишь наши противники испытывают всю силу его ярости. Старший положил руку на полное плечо Сестры и слегка сжал. — Мы единое целое, вобравшие мудрость, милосердие и… гнев Отца. Ярость — это нож, который способен вырезать стрелу и перерезать горло. Важно, какая рука движет им. — Старший пытался поймать убегающий взгляд Средней, не желая обращаться к Дару, но его доводы разбивались о печальное неверие рыжеволосой собеседницы.

— Только к недругам? Хорошо. Но что будет, когда он, а точнее его потомки уничтожат всех врагов. Четвертый почти повержен. Кто следующий испытает его ярость?

— Уничтожить Врага нельзя, — негромко сказал Старший. Ты это прекрасно знаешь. Он будет существовать вечно или, точнее до тех пора, пока существует человек. К сожалению, природу людей не изменить, в ней всегда будут бороться добро и зло, светлое и темное. И наша задача не позволить этой темной половине победить. — Старший сжал дрожавшие пальцы Сестры, однако Средняя его не слушала.

— Он ни чего не боится! А ведь боятся все! Мы с тобой боимся всего — смерти, боли, опасности. Мы нормальные! Я вот, — Средняя издала нервный смешок, — боюсь даже поесть жирного на ночь, так как тут же начнутся желудочные колики. А Младший он не такой… я его не понимаю.

— Нет, Сестра. Он боится. Младший боится собственных страхов. Он лишь научился их подавлять. Его Дар в этом. Взамен он получает ту бешеную ярость и страшную жестокость, что так пугают тебя. Все мы пожинаем плоды собственных страстей и цена, уплаченная им за бесстрашие огромна.

— За его храбрость платят, прежде всего, другие. Своим душевным спокойствием, разумом, совестью. При этом все его боятся. Поверь, я не преувеличиваю, именно все! Даже не видевшие ни разу его жестокости и безжалостности, чувствуют что-то ужасное в нашем вихрастом Брате. Чуют, что в любой момент этот обаятельный и милый юноша превратится в чудовище, стонущее в предвкушении кровопролития. Обрати внимание, как на него смотрят эти его Смелые?! Чего больше в их взгляде, обожания или страха и трепета? Порой мне кажется, — голос Средней предательски задрожал, — что он слишком близок к Четвертому. Едва не соприкасается с ним. Его ненависть к темным адептам вызвана лишь тем, что зачастую он видит в них себя. Она с невыразимой мольбой взглянула на Старшего и прошептала: Иногда, я думаю, что он сам и есть Четвертый?

— Прекрати! — баритон Старшего зазвучал резко и строго. — Отец дал нам в спутники Врага? Опомнись Сестра. А кто тогда руководит обороной Темной Цитадели? Кто насылает на нас эти волны страха и боли, с которыми мы безуспешно боремся? Нет. Враг там. За этой высокой стеной. И наш Брат единственный, кто может низвергнуть его и своей яростью перебороть те эманации, что насылает Четвертый на нашу армию. — Голос Старшего дрожал. Казалось, привычная выдержка ему изменила. Он на мгновение замолчал, и будто устыдившись собственной резкости, продолжил мягко и благожелательно. — В каждом из нас есть темная сторона. Ибо сделав нас людьми, Отец хотел он того или нет передал нам и часть человеческих пороков. Они являются лишь обратной стороной наших достоинств. Мы не безгрешны. Свойственные нам, а значит и нашим будущим потомкам недостатки, будут сдерживаться Младшим. Его энергия, гневливость, бесстрашие помогут преодолеть грядущие кризисы. Мы же, со своей стороны, поможем ему побороть обратную сторону его Дара. Именно благодаря твоему милосердию и моей мудрости его ярость будет не разрушать, а созидать то царствие справедливости и порядка, что мы начнем строить после этой нашей победы. Наконец, всегда нужно помнить, что Враг окончательно не уничтожен и когда-нибудь он снова возродится. Пожелает ли тот момент Отец вновь отправить в Альферат своих посланцев, что бы спасти человечество от темных страстей? Я не знаю. И тогда потомки Младшего, да будут всегда плодовиты его чресла, сыграют свою роль. Врага не победить ни мне, ни тебе. С ним может справиться лишь Младший или те, в ком будет течь его кровь. Мы же со своей стороны должны…

Речь Старшего была прервана громким лошадиным ржанием. Послышались тяжелые шаги, и в комнату шагнул человек. Его кольчуга в полутьме казалась покрытой багряным налетом, который оплывая, отмечал путь вошедшего причудливой змейкой. Подойдя к столу, он бросил на него слабо звякнувшие перчатки и тяжело опустился прямо на земляной пол. Чадящий светильник, внезапно полыхнув, осветив знакомое безусое лицо.

— Я едва стою на ногах. Зов высосал меня до конца — недовольно буркнул Младший. — Он медленно стянул с головы кольчужный капюшон, от чего на широкие плечи высыпала копна темных, непослушных волос. — Эти уроды защищались до последнего, особенно возле Его покоев. Он хищно улыбнулся. — Вот была мясорубка! Половина моих собратьев осталась там. Но куда больше там осталось этих Темных. Точнее кусков от них. — Младший уже открыто смеялся, намеренно игнорируя обращенные к нему вопрошающие взгляды.

— Ты убил Его? — тихо спросил Старший.

Младший не ответил, а лишь потянулся за кувшином, и без каких либо усилий вытащив глубоко забитую пробку, начал жадно пить. Пурпурно-фиолетовые капли, стекая с длинного подбородка падали на покрывавшие кольчугу кровавые разводы.

— Ты бы привел себя в порядок. От тебя несет смертью. — Средняя не скрывала своего отвращения. — И не тяни, ответь нам, ты расправился с Ним?

Младший неторопливо оттер с лица капли вина, хмыкнул и, слепо глядя в пространство перед собой, нехотя бросил: — Да. — Он поставил кувшин на стол, и устало зажмурился. — Еще пришлось повозиться с его мерзкими деймонами. Эти гадины разорвали на куски Свирепого и почти прикончили Буйную. — Юноша молча опрокинул в себя узкое горлышко. Острый кадык судорожно заходил по худой шее.

— Не напивайся. — Не понятно чего в голосе Средней было больше — участия или осуждения. — Даже если Он мертв, остались Его последователи.

Но Младший сестру не слышал. — Это оказалось правдой. В самом деле, эту тварь способен развоплотить только я. — Он икнул и криво усмехнулся. — Те из наших, что считали иначе, сейчас уже кормят червей. Идиоты. Я им говорил, что бы не высовывались. Но им нужно было войти в историю. Теперь, — он басовито хихикнул, — будут рассказывать о себе истории на том свете. — Юноша хлопнул ладонью по колену Средней. — Друг другу.

— Глупая шутка. В тебе нет сочувствия даже к павшим соратникам.

— Жалеть дураков, угробивших самих себя. К чему? — Младший снова потянулся к кувшину. — Любовь к ближнему, и все такое — это по твоей части сестричка. Моя задача делать грязную работу, на которую вы не способны. Одна по причине человеколюбия, а второй просто не хочет пачкаться. Сражаться нам не почину. Он у нас за всех думает. — Младший посмотрел на Старшего поверх узкого горлышка и вновь глотнул вина. — Полагаю, пока меня не было, вы тут изрядно прошлись по моей кровожадности.

— Хватит. — Старший стукнул кулаком по столу и жестко бросил — Эти споры ни к чему, они бессмысленны. Каждый из нас рожден для разных целей. Ты создан для борьбы и сражений и ни кто не спорит, что ты делаешь это хорошо. Даже слишком хорошо. Еще раз прошу, расскажи, как ты расправился с Четвертым?

— Не хочу. Я слаб как младенец. — Младший непритворно зевнул. — Завтра. Всё завтра. Я пошел к своим спать. — Он тяжело встал с пола, с хрустом потянулся и вышел из дома. Деревянная дверь гулко хлопнула, заставив Среднею пугливо вздрогнуть.

— Он не исправим. — Средняя говорила еле слышно и печально. — Я люблю его, но как же сложно мириться с этой его бесчувственностью и жестокостью. Старший в ответ вздохнул и тихо посоветовал: — Ложись спать.

Глава 3

1310 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье. Окрестности Мистара

«Знайте, что в 1310 г. от прихода Триединых во времена правления императора Рейна IV состоялся большой и весьма успешный поход против эрулов в котором довелось принимать участие и будущему маршалу Торнии Вилару Дуэну…».

Маршал Вилар Дуэн «Завоевание Приграничья»

Леона вздрогнула, когда чья-то рука с размаха хлопнула ее по плечу. — Нервничаешь? — жаркие губы обожгли ухо. — Не стоит, я ведь с тобой. — Трулла засмеялась сочным, грудным смехом. Наклонившись, она впилась ей в рот поцелуем и тут же отстранившись, прошептала: — На удачу любимая.

Леона оглянулась и покраснела. — Не стоит так в открытую, — недовольно буркнула она.

— Не стоит? — Все еще смеясь, переспросила Трулла. — Я их годара^[2] и эти обладатели членов мне ни чего не скажут. — Она поманила совсем молоденького воина, чьи большие, серые глаза всегда с восхищением останавливались на Леоне.

— Скажи Эрвен, — худая рука с плоскими мужскими пальцами ткнула юношу по забренчавшим грудным пластинам, — тебе нравится Леона?

Мальчишка, испуганно уставившись на суровую годару, проблеял, — Не знаю. — Он побагровел еще сильнее и под смешки товарищейначал что-то бормотать про красоту благородной хольдеры^[3] Хьёрдисон.

— Как не знаю, — продолжала издеваться Трулла. — Она провела ладонью по спине Леоны, до прикрывавшего широкие бедра кольчужного подола. — Знаешь, какая она сладкая?

— Прекрати, Тру! — Как и ее годара Леона была дочерью Анудэ, а значит, ей многое позволялось. Среди дочерей Однорукой было немало любительниц женской ласки, как среди сыновей Гибне, поговаривали, частенько встречались поклонники мужской любви. Высокая и длинноногая Трулла с гривой темных, столь редких среди элуров волос, затащила ее в постель уже на второй день пребывания Леоны в столичном фирде.

— Успокойся девочка, — полумаска шлема Труллы закрывала ее лицо, приоткрывая лишь нижнюю часть скул. — Дочери Анудэ вольны выбирать себе спутников жизни, будь то мужчина или женщина. — Леона захотела возразить, но оглушающий звук рога ее прервал. Трулла хищно усмехнулась и, махнув на прощанье рукой, побежала рысцой вдоль ощетинившихся шеренг.

— Строй держать до конца. Первую атаку выдюжим, а потом сами ударим. Да так, что эти южане будут только пятками сверкать. — Трулла остановилась возле высокого и широкоплечего подгодара. — Кутберт на тебе копейщики. — Наступавший рассвет оглушал пронзительной тишиной. Лица годары за маской было почти невидно, лишь бледные губы нетерпеливо дергались. Внезапно она застыла, напоминая изготовившуюся к прыжку дикую кошку. На другом краю широкой лощины послышались крики людей, скрип повозок и дробный стук копыт. Трулла запрокинула голову и широко разинув рот исступленно заверещала. — Уттта! — Огромный двуручный меч в руках годары летал как перышко. — Уттта! Уттта! — Сила детей Анудэ не сравнима с силой обычного человека. И сыновья, и дочери Однорукой были могучи как вековые дубы и несгибаемы как железные прутья.

«Первая битва — первая слава», — мысли в голове молодой воительницы беспорядочно мельтешили. Но страха не было. Дети Анудэ ни чего не боятся. Было приятное волнение, сладкое предвкушение, но того животного ужаса, что плескался в глазах тех, кто не был наделен Даром она не чувствовала.

— Мать твою, — оказавшаяся поблизости Трулла, витиевато выругалась. И тут же боевой клич эрулов заглушил звериный вой, от которого армия северян невольно подалась назад. — Корокотты. — Прежнее бесшабашное веселье в глазах годары исчезло. — Если эти зубастые твари здесь, стало быть, пожаловал сам Владыка гнева. Мелкие зубы ощерились в хищной улыбке. — Задница Гулы. — Трулла повернулась к замершим воинам своего фирда. — Мне насрать, кто перед нами. Да хоть сам Младший. Сегодня мы победим и отпразднуем наш успех в медовом зале нашего фирда. — Конский хвост на высоком гребне угрожающе зашевелился. — Но если кто-то из вас повернется сенахам^[4] спиной… — Годара не договорила, взмахнув мечом столь стремительно, что лишь немногие заметили смазанное движение. — Вначале я отрежу этим трусам причиндалы, и лишь затем снесу их тупые черепушки. — Размахивая двуручником, она продолжала что-то кричать. Ее никто не слушал. Звериный вой звучал совсем близко, заставляя сердца в груди судорожно биться. В пяти сотнях шагов от передовой линии элуров показались огромные знамена с вышитым на них красным зверем. — Герб Матрэлов, — выдохнул кто-то за спиной Леоны.

Невдалеке вновь гулко затрубил Старый Олифан, возвещая начало битвы. — Уууу. — и затем снова громче и протяжнее. — Уууууууу. — Леона еще крепче сжала костяные накладки рукояти своего фальшиона. «Скоро, совсем скоро». Размеренный топот тяжелой конницы сменился нараставшим галопом. Краем глаза Леона заметился огромного фирдхера^[5] расставлявшего немногочисленный отряд лучников перед копейщиками. — Все в ряд канальи! Держать строй, вашу мать! — Медвежий бас Большого Лоутера Вигмарсона заставил отшатнувшиеся шеренги глубже воткнуть древка копий в землю.

— Все так же спокойна? — пронзительный голос годары заставил Леону поморщиться. — Она повернулась, желая в ответ сказать что-то резкое и даже грубое, но наткнувшись на нескрываемую заботу в карих глаз, неожиданно осеклась. Вместо рвавшихся наружу бранных слов, Леона неловко пробормотала: — Ты же знаешь, что нет. Дар Анудэ защищает от страха, но не от тревоги.

Трулла наклонилась совсем близко. Кислый запах пота упрямо лез в ноздри. Леона попыталась отодвинуться, но длинные пальцы стиснули ее запястье. — Я тоже волнуюсь. Магистра здесь быть не должно. Совет фриэкс полагал, что он на юге и добраться сюда ни как не успеет. — Трулла гневно цыкнула на подошедшего было подгодара. — Разбирайся сам Кутберт. — И уже в спину верного помощника торопливо бросила. — Подожди, я сейчас. — Затем быстро зашептала. — Если будет жарко. — Она криво усмехнулась. — А жарко здесь будет по-любому, уходи. Как твоя годара я приказываю тебе. Этот болван Вигмарсон будет стоять до последнего. — Пальцы в кожаной, с металлическими накладками перчатке сжались еще сильнее. — Слышишь меня?

Однако Леона опустив голову, упрямо молчала. Глаза в узких прорезях гневно сощурились. — Строптивая девчонка. Тогда хотя бы держись рядом.

Ответить Леона не успела. В нескольких шагах от них огромный клубок из зубов и когтей свалил на землю приземистого секироносца. Размером с теленка, похожий одновременно и на волка, и гиену зверь остервенело грыз кольчужный воротник, стремясь добраться до горла. Молодая воительница ни разу не видела корокотт, хотя, конечно, слышала о страшных деймонах Младших Владык. — «Началось», — мелькнуло в голове Леоны. Она выхватила свой короткий клинок, но ее опередила годара, стремительным броском ткнувшая мечом в полосатую шкуру. Однако зверюга умудрилась в последний момент отпрянуть. Оскалившись, она громко зашипела.

— Заходи сбоку, — прокричала Трулла, продолжая размахивать мечом перед разинутой пастью. — Одной мне ее не прикончить. Слишком быстрая. — Она вновь подскочила к зверю и попыталась подрезать ей лапы. Прыжок коротты вверх заставил Леону изумленно открыть рот. — Чего застыла? Давааай! — Стоявший рядом высокий, рыжебородый копейщик опомнился первым и попытался вонзить в корокотту широкое острие. Мгновенно развернувшись к новому противнику, она резко подпрыгнула и, ударив всем телом не успевшего увернуться воина, сбила его с ног. Чудовищные, с мизинец взрослого мужчины клыки, сомкнулись на незащищенном лице. Страшный крик захлебнулся в хрусте сломанных костей и разорванных связок. Коркотта стояла, опираясь лапами на грудь еще дергавшегося северянина. Уродливая морда неспешно повернулась. Леона могла поклясться, что корокотта урчала от удовольствия, щуря багровые, до краев заполненные кровью глаза. В зубах она держала что-то напоминавшее длинную мочалку.

«Это нижняя челюсть с бородой». — Тошнота невольно подкатила к горлу. Леона задышала чаще. Ярость затопила ее бурным потоком, сметавшим со своего пути хлипкую плотину из осторожности и здравомыслия. «Гнев Анудэ против мудрости Гдады». Лионе хотелось завыть от распиравшей ее ненависти и злобы. Подкинув фальшион в воздух, она с размаху запустила его в корокотту, которая на этот раз не успела среагировать. Уши заложило от пронзительного визга. Зверь клацал зубами, пытаясь вытащить, вошедшее почти наполовину в огромное тело лезвие. Подскочившая Трулла вонзила корокотте нож в глазницу. Затем еще раз и еще.

— Живучие твари, — прохрипела годара. — А ты молодец. Эту шкуру, — она ткнула железным башмаком в еще содрогавшийся в предсмертной агонии бок, — проткнуть непросто. — Трулла кивнула в сторону отброшенного мертвым элуром тяжелого копья. — Возьми. Главное не дать им прорваться. Леона схватила гладкое древко, все еще дрожа от возбуждения. Однако ярость утекала из нее как вода из разбитого кувшина. Растратив весь гнев и силы на убийство корокотты она чувствовала усталость и опустошение.

Годара не глядя на нее, процедила. — Тяжело, да? А вот торнийские сволочи могут накачивать себя яростью хоть до посинения. Особенно когда рядом с ними Младший Владыка. — Она сплюнула розовую слюну. — Если бы нам был доступен их Зов, Табар давно стал столицей не империи, а Альянса. — Трулла нарочито громко хихикнула. — Ну, или превратился бы в захолустную дыру, наподобие моего родного… — Накативший вал закованных в железо Смелых не дал ей закончить.

Первый всадник, в развивающихся красно-белых одеждах едва не нанизал Леону на свое копье. В последний момент девушка успела отпрыгнуть и, низко пригнувшись, подрубила ноги лошади. Рыцарь вместе со своим конем кубарем покатился по земле, срывая по пути комья грязи и жухлой, осенней травы.

— Уттта! Уттта! — Юношеский басок рядом прерывался и дрожал. Леона оглянулась. Эрвен слепо размахивал длинным копьем. Его противник сноровисто отвел неловкий удар и, не мешкая, вонзил меч прямо под угловатый кадык. Парнишка тонко взвизгнул и упал захлебываясь кровью.

«Никчемный дурак». — Мысль появилась и сразу же пропала. Перед Леоной очутился новый враг. Плечистый сержант в суконной бригантине держал двумя руками длинную рукоять боевого молота. Резкий взмах и деревянный щит затрещал, принимая сокрушительный удар. Плечо сразу онемело. — Узнай настоящего мужика, щелка. — Смелый мерзко захохотал. Заросшее пегой бородой лицо кривлялось. Сломанный нос выглядывал из-за узкой полоски наносника. — Сейчас я с тобой позабавлюсь. — Леона не отвечала. Она уклонилась от очередного хлесткого удара и, прикрывшись щитом, воткнула скошенный обух в затянутое доспехами брюхо. Нажала так сильно как могла. Железные пластины заскрипели, и нехотя, расступись. «Сила Анудэ крошит камень и ломает сталь». Ее противник закряхтел, но вместо того, чтобы упасть рванулся к ней, с хрустом насаживаясь на лезвие. Леона едва успела перехватить крупную кисть, в которой был зажат трехгранный кинжал. Блестящий кончик почти коснулся незащищенного горла. — Со мной уйдешь ледышка. — Чужие волосы лезли ей в рот, а пальцы со сломанными ногтями побелели от усилий. «Он красный. Другой бы давно окочурился». Гнев клокотал внутри, требуя выхода. Воительница взмахнула ногой, всаживая шипастый наколенник в мужской пах. Ответом ей стал утробный всхлип, но рука продолжала давить. Леона колотила коленом, пока хватка не ослабла. Выдернув клинок из чужих внутренностей, она с размаху вбила массивное навершие в ненавистное лицо, вминая куда-то вглубь и плоский нос, и защищавший его наносник. Густая кровь хлестала тугим потоком прямо в лицо. Глаза напротив быстро тускнели. Толстые губы силились что-то сказать, но Леона не слушала. Рывком освободившись от тесных объятий, она оттолкнула тяжелую тушу.

Вокруг кипела битва. Кони без всадников, обезумев от боли и истошных криков носились по всему полю. Уже скоро девушка потеряла счет отрубленным конечностям и вспоротым животам. Соратники из родного фирда в пылу сражения давно потерялись. Она металась от одного врага к другому, резала, колола и рубила. Время замедлилось и текло как смола по сосновой коре. Щит искромсанный и разбитый Леона давно потеряла, зато обзавелась треугольным металлическим, на котором был грубо намалеван герб Младших Владык — бегущая красная корокотта. Она и не заметила, как неожиданно оказалась перед затянутой в кольчугу высокой фигурой. Начавшийся дождь превратил хауберт ее противника в блестящую чешую. «Слишком хорошие доспехи для пехотинца», — мелькнуло отголоском в сознании. Леона взмахнула клинком, привычно приседая, но многократно отработанный прием не сработал. Ее удар был отбит с неожиданной силой. Рядом раздался пронзительный вой, взметнулась тень и Леона чудом избежала удара могучего тела. Она наугад взмахнула фальшионом, но проворная зверюга успела увернуться. Краем глаза Леона заметила вторую тварь, изготовившуюся к прыжку.

— Стоять Жуть. Она моя. — Голова в тяжелом шлеме даже не повернулась, но вторая корокотта послушно замерла каменной статуей.

— Ты дочь Анудэ. — Голос не спрашивал, а указывал на очевидное. — Красный Дар силен в тебе дева-воительница. — Рука с мечом взметнулась к ритуальном приветствии.

«Слишком глуп или чрезмерно благороден». — Леона машинально повторила движение.

— Меня благословила и Гдада, — прошипела Леона. Она тяжело дышала. Даже ее возможности были не беспредельны.

— Ты дщерь Младшего. Или его женской ипостаси Однорукой. И только ее. — В голосе противника послышалось раздражение.

— А ты рыцарь Братства? — Леона заметила, что вокруг них неожиданно образовалось свободное пространство, столь редкое в плотной рукопашной схватке. Казалось, рубившиеся вокруг воины старались обходить их стороной. Две гигантские корокотты продолжали кружить рядом, не решаясь без приказа кинуться на элуру.

— Ты почти угадала дева. Но я нечто большее. — Шлем полностью скрывал лицо и Леоне почудилось, что ее противник улыбнулся. А может ей хотелось так думать. — Я мера всех мужчин в этом мире. — Темные глаза в узких прорезях шлема смотрели с холодным безразличием. Так глядел бы мясник на закланную овцу. Именно это разозлило девушку больше всего.

— Сейчас ты сдохнешь измеритель мужиков. — Леона выставила фальшион вперед и приготовилась к нападению. Меч рыцаря был длиннее — это плохо, но зато у него не было щита. Никогда недооценивай врага, — учил ее вапенхер. — Забудь про честность и благородство, твоя задача выиграть поединок, а не соревноваться в великодушии. Леона злорадно ухмыльнулась. Будь она на месте этого гордеца, то давно приказала этим своим зверюшкам напасть, а сама бы в подходящий момент тыкнула его клинком в бок или брюхо.

Ее атаке позавидовала бы сама Однорукая. Но тяжелое лезвие рассекло лишь воздух. Противник оказался проворнее. Апперкот в грудь сразу же сбил дыхание. Ребра предательски затрещали. Рот наполнился кровью. Голова дернулась назад так резко, что завязки шлема лопнули. Старательно собранные на затылке волосы рассыпались. Корокотты торжествующе завыли. Взгляд туманился. Темная фигура склонилась над поверженной девушкой.

— Твой Дар и молодость спасли тебя воительница. В ином случае тебя ждал бы удар меча, а не кулака. — Гулкий голос заставлял кровь Леоны бурлить, а плоть трепетать. — Вы были обречены с самого начала и лишь поэтому я не использовал свой Призыв. — Раздался почти неслышный смешок. — А так у моих Смелых появилась возможность попрактиковаться. Да и корокоттам нужно было дать…

— Уттта!!! — Выпад Труллы почти достал молниеносно отпрянувшего торнийца. Ответный удар был скор и безжалостен. Годара вскрикнула и упала на колени, пытаясь зажать брызгавшую кровью культю. Отрубленная по запястье ладонь продолжала стискивать длинную рукоять. Если бы Леона вытянула руку, то смогла бы дотронуться до небольшой лужицы натекшей вокруг крови. Но девушка бессильно лежала, подтянув колени к груди и прижав ладони к бунтующему животу. Она смотрела на раненную любовницу и ни чего не чувствовала. Только пустоту. Смелый стоял напротив, опустив меч. Покосившись на раскачивающуюся из стороны в сторону Труллу, он тихо произнес: — Наконец то Однорукая дождалась тебя. — Затем отвернулся и кивнул корокотам. Благодарный рык заглушил грохот битвы. Годара попыталась встать, но не успела, сбитая на землю мощным толчком. На мгновение глаза Леоны встретились с тоскливым взглядом Труллы, но тут же распростертое тело загородили огромные туши. Послышалось довольное чавканье. Громкий крик превратился в тягучий стон, который быстро затих. Ноги в кольчужных шосах пару раз дернулись, взрыхливая волной грязь и безвольно упали. А потом на Леону накатило блаженное беспамятство.

* * *

Она никогда не плакала от боли. Ведь, как известно дети Анудэ могут терпеть даже самую невыносимую боль. А если украдкой и размазывала по щекам невольные и скупые слезы, то только от обиды. Гримм Эрингсон снова ее побил. Несмотря на все старание Леоны не проиграть. И пускай этот воображала на ладонь выше ее и ощутимо тяжелее. А еще у него длиннее руки, чтоб им отсохнуть вместе… Светловолосая девочка зажмурилась. Поиск оправданий — удел проигравших. В глазах вновь нестерпимо защипало. В Доме Анудэ вапенхер не делил детей на мальчиков и девочек. А спарринги устраивались между воспитанниками по жребию. И почему-то ей в противники всегда доставались мальчишки и, как правило, старше ее и сильнее. А на этот раз еще и проворнее. Она склонилась над маленьким бассейном, смывая с лица пыль и запекшуюся кровь.

— Ты понадеялась на свою силу, — насмешливый голос прозвучал совсем рядом. — Но нужна еще и ловкость.

Леона резко обернулась и буквально прикусила себе язык. Грубить великой подфриэксе^[6] не стоило. Как бы не было досадно и больно. Она низко поклонилась.

— Приветствую Вас сиятельная херсира^[7]. Пусть Сестры будут благосклонны…

Вялый взмах руки прервал поток дежурных любезностей. — Ты говоришь не то, что думаешь милочка. И уж явно не то, что чувствуешь. В тебе слишком много обиды и ярости. — Болотного цвета глаза выворачивали наизнанку, но Леона не опустила взгляд. Подфриэкса умехнулась. — Пожалуй, больше в тебе только наглости.

— Я проиграла, — двумя словами Леона смогла выразить всю силу своего гнева и горечи.

— И что?

В затылке Леоны запульсировало. Девочка захотела выкрикнуть что-то очень обидное и дерзкое. Прямо в это обрамленное седыми волосами бледное лицо. Детские кулачки сжались до хруста в костяшках. Она с вызовом уставилась на немолодую подфриэксу, которая, как шептались вокруг, вероятно станет следующим гласом Однорукой. Старая Гунора давно уже не выходит из своих покоев, именно Вейне доверив представлять ее в Совете верховных фриэкс.

— Если ты не научишься достойно проигрывать, то едва ли когда-нибудь сможешь ощутить вкус победы.

— Достойное поражение? — Леона недоверчиво фыркнула. — Такого не бывает. Есть только первые и все остальные.

— Разумеется. — Широкие рукава бордового блио резко взметнулись. — Но ты ни когда не станешь первой, если не будешь выносить уроков из своих поражений.

Леона упрямо тряхнула полураспустившейся косой. — Так говорят дети Премудрой, детям Анудэ так выражаться не пристало.

Великая подфриэкса поджала губы. — Даже для дочери Орднорукой ты слишком глупа и упряма.

Леона вспыхнула, ей вновь захотелось уколоть собеседницы чем-то оскорбительным, но Вейна с неожиданной силой сжала ее предплечье. — Дерзить будешь потом. Уймись и послушай меня. Дважды я повторять не буду. — Подфриэкса покосилась на покрасневшую девочку. Высокая, хотя немного угловатая, с растрепанными льняными волосами Леона была на редкость хороша. «Уже через пару лет за ней начнут увиваться мальчишки из этого Дома. Если конечно их не смутят плечи, не уступающие им в ширине».

— Пусть наши южные соседи презирают тех, кто лишен их Дара. Элуры такого позволить себе не могут.

— Почему? — глухо спросила Леона.

— Потому что потомки Триединых живут в империи, а не в Альянсе, — горько рассмеялась Вейна. — Потому что Зов наделенных Даром элуров сравнительно слаб и недолговечен. Наконец, лишь Владыки способны на Призыв, передавая, пусть и на время часть своего Дара обделенным. — Морщины на высоком лбу пожилой женщины стали заметнее. — Голдуены умеют подчинять самых непокорных. Генгеймы утихомирят любую толпу, а потом еще и подлечат пострадавших в давке. Ну а Матрэлы сделают даже из завзятых миролюбцев ненасытных убийц. Их источник Дара полноводен и неиссякаем, а наш… — Не договорив, подфриэкса оглянулась на неподвижно стоявшую Леону, чье плечо она продолжала сжимать. Вейна нахмурилась и, отпустив девочку, отступила.

— Не бойся милая.

— Я не боюсь.

— Я знаю, — неожиданно мягко проговорила Вейна. — В тебе чрезмерно много от Анудэ и слишком мало от Гдады. Прорва гнева и лишь капля мудрости.

— Вы сами красная.

Вейна согласно кивнула. — Так нас называют торнийцы. Во мне горит Дар Однорукой, но — подфриэкса лукаво улыбнулась, — Премудрая тоже была ко мне благосклонна. Все верховные фриэксы бимагики. — она на мгновение смешалась, будто сказала что-то запретное. — Мы не можем позволить себе те внутренние дрязги, что терзают империю с момент ее создания. Владыки постоянно грызутся между собой. Тысячи их вассалов, сервиторов и просто приверженцев из обделенных не отстают от своих кумиров, выясняя какие чувства важнее.

— Свен вчера сказал, — Леона шмыгнула носом, — что с богами бесполезно бороться. Владыки все равно будут сильнее. — Она с надеждой взглянула на подфриэксу. — Говорят Вы потомок Анудэ, — в светло-ореховых глазах застыло недетское любопытство.

Подфриэкса усмехнулась. — Может быть. — Она пожала плечами, то ли соглашаясь с очевидным, то отрицая невозможное. — Слава Сестрам, что у нас вопросу происхождения не придают такого значения как в Торнии. Хотя в некоторых из нас действительно течет кровь трех Проматерей. Возможно, она есть и в тебе. А Свену скажи, что Владыки не боги, а такие же люди, как он или ты.

Леона недоверчиво уставилась на подфриэксу, а затем громко расхохоталась: — Вы шутите благородная херсира. Ведь это прямые потомки Трех Сестер. На них лежит вечное благословение.

— Повторяю милочка, — глаза Вейны недовольно сузились, — они всего лишь люди. Обычные люди со своими недостатками и достоинствами. Вспомни историю про жертвоприношение Безымянной.

Девочке захотелось поскорее уйти. Древние истории были похожи на истертые лохмотья — столь же не нужные и изрядно надоевшие. Леона опустила голову, чувствуя на себе испытывающий взгляд Вейны.

— Нам ее рассказывала младшая фриэкса, — промямлила Леона и без особой надежды добавила. — Совсем недавно.

— А теперь выслушай эту историю от меня. — Если бы Леона так тщательно не рассматривала тупые концы своих башмаков, то, безусловно, заметила бы, что оливковые глаза ее собеседницы светлели, постепенно приобретая насыщенный голубой цвет.

— Слушай и не перебивай. Сухие пальцы перебирали коралловые четки. — Давным-давно человечество прозябало во тьме, не отличая добро от зла, а красоту от уродства. И тогда Безымянная в первый раз рассекла себя на четыре части, наделив каждую из них особыми чувствами. И создала она их по людскому подобию. Первой появилась Гдада или Старший, как ее называют торнийцы. Ей Безымянная передала свое удивление, интерес и бесконечное желание подвергать все сомнению. Дар Премудрой — это чувсто юмора и стремление на все найти ответ. Ни кто так не сможет понять твои переживания как фиолетовый, который тут же воспользуется этим и ловко обведет тебя вокруг пальца.

Леона рассмеялась. — Здешний фулькхер^[8] такой. Ему палец в рот не клади. Оттяпает по локоть, а то и по плечо.

Вейна кивнула. — Именно так. Большинство наших правителей обладают Даром Гдады, который помогает воспитать нужные качества и навыки — интеллект, интуицию, обаяние, способность убеждать и управлять.

Девочка присела на ступеньки, ведущие к бассейну, и принялась расплетать косу. Она не все понимала в неторопливом рассказе подфриэксы, но многое инстинктивно улавливала. — Если они такие умные, то почему так плохо руководят. — Леона подумала и поправилась. — Не все конечно, но многие.

— Хороший вопрос дорогая. — Вейна наигранно всплеснула руками. — Да потому что у всего есть оборотная сторона. И это как раз то, о чем наши фриэксы всегда умалчивают. Милость Премудрой это не только огромная куча сладких плюшек, но и целая миска едкой горчицы. Все фиолетовые в той иной степени — ленивы, эгоистичны и тщеславны. И чем больше человек Гдадой одарен, тем сложнее ему перебороть сопутствующие ее Милости пороки.

— А Анудэ?

— Не торопись. Об Однорукой мы еще поговорим. — Вейна присела рядом с Лионой. — Следом за Гдадой появилась Гибне. В империи ее называют Средняя. Всю свою любовь и нежность Безымянная отдала второй дечери. Ни кто так полно и живо не ощущает прекрасное как зеленые. Свое призвание они видят в том, что бы приносить людям радость и счастье. И потому дети Врачующей обречены всю свою жизнь заботиться, жалеть, умиляться, помогать и беспокоиться.

— Если есть белое, значит, существует и черное? — Леона уже забыла про недавнее поражение. Разговор с подфриэксой казавшийся скучным и назидательным незаметно заинтересовал ее и увлек.

— О, поверь милочка недостатков у детей Гибне предостаточно?

— Они легкомысленны? — попыталась угадать Леона.

— Не то слово, — усмехнулась подфриэкса. — А еще трусливы, неуверенны и простодушны. — Какое-то время они молча сидели на ступеньках, всматриваясь в вечерний закат. Солнечный диск был почти прозрачен.

— Завтра будет хорошая погода. А то дождь уже в печенках сидит. — Леона сняла запыленные башмаки и с нескрываемым облегчением поболтала грязными ступнями. Она повернулась к Вейне и повторила свой вопрос: — А Дети Анудэ? Какие они?

— Полагаю, скоро ты сама все узнаешь.

— Они решительные, отважные и волевые. — Леона поочередно загибала пальцы на руке. — А еще им нравится рисковать и сражаться.

— А еще, — в тон ей продолжила Вейна, — они самоуверенны и упрямы. Их высокомерию нет предела, как впрочем, и жестокости. Кроме того, — Вейна хихикнула, — всю свою мудрость Безымянная отдала старшей, так что ее младшей дочери благоразумия почти не досталось. И потому, дети Анудэ всегда будут стремиться к славе, а дети Гдады к власти.

— Я бы выбрала славу, — Леона резко тряхнула головой, отчего копна пшеничных волос упала прямо на лицо. Тонкие пальцы с изгрызенными ногтями привычно заложили длинную челку за ухо. — Слава это навсегда, — глубокомысленно изрекла она, — а власть, она сегодня есть, а завтра ее нету.

— Лучше когда есть и то и другое, — ответила Вейна. — Но для этого нужно отказаться от ненависти и взаимного недоверия. Если в тебе обнаружится хоть частичка Дара Гдады, ты должна вцепиться в нее и не отпускать. И тогда многие недостатки Однорукой исчезнут сами собой. В противном случае ты превратишься в прекрасно наточенный меч, но, — Вейна демонстративно замолчала, давая возможность юной собеседнице закончить её фразу. Когда пауза затянулась, Вейна раздраженным тоном закончила: — Но только с одной стороны. Твой Дар может быть огромен, но чем больше в тебе будет ярости и силы, тем меньше останется мудрости и милосердия. В конце концов, ты превратишься в выродка, для которой чужие страдания и кровь станут такой же ежедневной потребностью, как дурман для наркомана.

— А как же Владыки гнева? Они такие же?

По лицу Вейны скользнула тень недовольства. — Не равняя себя с ними девочка. Их путь — всю жизнь балансировать на грани добра и зла. И остальные Владыки помогают им оставаться на светлой стороне. Их ярость служит добру, а сила и решимость в свою очередь питает мудрость и милосердие.

— Но Вы же сказали, что они ненавидят друг друга?

— Я такого не говорила. Ненависть слишком сильное и разрушающее чувство. Скорее недолюбливают, порой пренебрегают. — Подфриэкса развела руками. — Тут ни чего не поделаешь. Уж больно они разные. И потому вечно грызутся между собой. Но существовать по отдельности Владыки не могут. И хотя голос императора всегда решающий, все важные решения принимаются ими совместно. Иначе быть не может. Лишь втроем они способны воссоздать чувственную природу Безымянной. — Подфриэкса скептически хмыкнула. — Которую эти упрямцы именуют по своему — Неназываемый.

— А Сверкающая. Кто она такая?

— А вот это плохой вопрос. — Вейна поднялась со ступеней. — Засиделась я с тобой дорогуша.

— Меня зовут Леона.

— Я это знаю. — Улыбка получилась неожиданно сердечной. — Давно знаю… Леона Хьёрдисон.

Девочка сразу насупилась. Белесые брови сердито сдвинулись, а ладошки сжались в кулачки. — Хьёрд мне не отец.

— И это мне известно. — С непонятным выражением подфриэкса оглядела ободранные локти и запекшиеся ссадины на лбу и щеках. — Уже поздно, тебя скоро хватятся младшие фриэксы, если, конечно, уже не хватились. Я тоже пойду. Но напоследок позволь дать тебе совет. В следующий раз не ввязывайся в обмен ударами. Фехтование не твой конек детка. Твоя стихия скоротечный бой на коротких дистанциях. Пусть длинным мечом размахивает юный Эрингсон. Анудэ щедро одарила тебя силой и скоростью, но поскупилась на ловкость и пластику. Боюсь, мастер клинка из тебя не получится. — Вейна подмигнула, желая сгладить неприятный осадок от своих последних слов. — Любого обделенного ты, разумеется, за пояс заткнешь, но встреча с хорошим мечником из Братства может закончиться для тебя печально. Я поговорю Гутольдом, он подберет тебе подходящее оружие. — Уже отойдя на добрый десяток шагов Вейна вдруг повернулась и обронила. — Думаю фальшион будет в самый раз.

Глава 4

1311 г. от Прихода Триединых Торния. Окраина Табара

— Ты помнишь, когда меня впервые увидел? — девушка поудобнее пристроилась на широкой гуди.

— Конечно, — мужчина хмыкнул и крепче прижал к себе худенькие плечи. — Такое забыть сложно. Отец привез меня в этот ваш Дом Милосердия, но роды затягивались, и мы почти сутки ждали твоего появления на свет.

— Не представляю, как Его Смелость терпел так долго, — девушка встряхнула грудой рыжих волос и весело рассмеялась.

— Что он тогда говорил, я тебе передавать не буду, — мужчина улыбнулся. — К тому же когда он взял тебя на руки, ты умудрилась его обмочить. Водилик даже осмелился хихикнуть.

— Только он?

— Остальные не решились, да и кузен сразу стал серьезным, стоило отцу на него взглянуть.

— Когда Младший Владыка на кого-то смотрит, поневоле станешь серьезным.

— А когда на тебя смотрю я? — мужчина прижал к себе гибкую фигурку и провел пальцами по обнаженной груди.

Девушка покраснела. — Когда ты так на меня смотришь, я хочу спрятаться от стыда.

Мужчина довольно хохотнул. Девушка покраснела еще больше и обижено протянула, — Ты привык получать всё, что хочешь и кого хочешь. Ведь так? Ни одна женщина не устоит перед потомком Младшего. И теперь в твоей постели оказалась Великая Дочь, — она отвела глаза.

Мужчина не ответил. Он резко откинул одеяло и встал. Девушка поежилась и обняла себя за плечи. — Скажи Эв, что нам теперь делать?

— Не знаю, — мужчина потер лоб и нахмурился. — Лунный свет выхватил из темноты уже далеко не юношеское лицо с длинным носом, темными глазами и нитями седины на висках. — Я не знаю малыш и от этого мне тошно. — Девушка быстро соскочила с измятой кровати, подошла и обняла мужчину со спины. Совсем молоденькая она едва доставала ему до лопаток. — Я тоже не знаю. — Она всхлипнула. — Мама о нас не догадывается, а вот император, — тонкий, девичий голос задрожал.

Мужчина резко развернулся, разорвав слабые объятия. — Он что знает?! Почему ты молчишь?! Еще недавно полное нежности худое лицо, мгновенно стало жестким и суровым. — Отвечай! — Он схватил девушку за руку, оставляя на тонком предплечье багровеющие следы.

— Больно, — девушка попыталась вырвать руку, однако железные пальцы даже не сдвинулись. — Ты мне руку сломаешь.

В карих глазах стремительно нарастал гнев. — Рейн попытается использовать это против отца и меня. Фиолетовая дрянь. — Мужчина, наконец, отпустил девушку, которая от неожиданности ничком упала на покрытый медвежьей шкурой пол. Не обращая на неё ни какого внимания, он принялся расхаживать по комнате. — Император может рассказать об этом на Совете или даже в Палате. Даже намека будет достаточно, чтобы позиции нашей партии ослабли. — Без малейшего стеснения мужчина выругался.

Девушка приподнялась и, глядя покрасневшими глазами на высокую фигуру, прошептала, — Рейн постоянно спрашивает про тебя. И эта его улыбка. Кажется, император постоянно хочет сказать что-то большее, чем говорит. Но может, я ошибаюсь? — Она с надеждой посмотрела на собеседника.

— Не думаю, — мужчина остановился. — Его Величие ни чего просто так не делает. В любом его вопросе есть подвох. — Он заметно успокоился и только сейчас взглянул на лежавшую у его ног девушку.

— Тебе больно милая? — Сочувственные слова не могли скрыть звучавшего в голосе безразличия.

— Нет. Конечно, нет. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Я все время учусь не бояться тебя. Но пока это не всегда получается.

Мужчина присел на корточки. — Ты знала, на что идешь, когда связалась со мной. Мы не такие как вы или фиолетовые. То, что тебе кажется жестокостью и бесчувственностью, для нас есть проявление доброты и милосердия.

— Я знаю, любимый, — девушка ухватилась за протянутую ладонь и встала. — Ждать от тебя тех же чувств, что испытываю я нелепо. Но мне кажется, — отчаянная надежда билась раненной птицей в изумрудных глазах, — что в тебе что-то меняется. Ты всегда был немного другим, чем твой отец, — она привстала на цыпочки и, уткнувшись губами в загорелую шею, тихо прошептала. — Ты не такой страшный.

Мужчина недовольно поморщился. — Ох уж эти ваши зеленые глупости. Вы без них не можете и дня прожить. — Он насмешливо взглянул на собеседницу. — Давай оставим эти сантименты и подумаем, что нам делать дальше. Даже если Рейн только догадывается о чем-то, то нам лучше не встречаться.

Взглянув на страдальчески вскинутые глаза, он провел длинными пальцами по веснушчатой щеке. — Мне жаль, но так необходимо. То, что мы делаем, это нарушение вековых законов и традиций. Владыкам нельзя любить друг друга.

Девушка сжала губы. — А их детям?

Мужчина сердито посмотрел на девушку, — Их детям тем более. Иначе нарушится тот баланс власти, что существует целую эпоху. Одна из партий получит весомое преимущество. А если появятся дети? Да еще бимагики? Будущие Владыки должны обладать лишь одним Даром.

Девушка досадливо скривилась, — Всё меняется. То, что вчера казалось незыблемым, завтра может быть разрушено до основания.

Мужчина, непонимающе взглянул на нее, — О чем ты говоришь? Ты понимаешь, как на известие о нашей связи отреагирует Матриарх? А Водилик? Это недоумок ненавидит меня с пеленок.

— Это взаимно, — пробормотала девушка.

На скулах мужчины заиграли желваки. — Он всегда завидовал мне. Его отец интриган и лжец, но, по крайней мере, его Дар бесспорен. А Водилик…, - мужчина не договорил и сердито насупился.

— Вы поссорились из-за женщины? — тихо спросила девушка.

— Скажем так, это добавило перчинки в наших отношениях, — мужчина язвительно усмехнулся. — Кузен посчитал себя неотразимым, ну а я попытался его в этом разубедить. — Он покосился на девушку. — А тебе кто об этом рассказал?

— Не важно, — тонкие руки поспешно натягивали на узкие плечи льняную рубаху. — Ты знаешь, что она умерла?

— Что-то такое слышал, — мужчина тоже потянулся за штанами. — Надеюсь не от неразделенной любви?

Лицо девушки ни чего не выражало. Она рассеяно теребила длинные завязки на кружевном вороте. — Ты отбил бедную Руту ради забавы. А ведь кронпринц даже собирался на ней жениться. А заполучив её, как я понимаю, без особого труда, ты тут же потерял к ней интерес.

— Прекрати, — мужчина раздраженно отвернулся. — Это всё быльем поросло. К чему ты это вспомнила?

— Болтают, она покончила жизнь самоубийством. И еще, я слышала, что она незадолго до смерти потеряла ребенка.

— Хватит, — в карих глазах загорелись красные огоньки, — я не хочу это обсуждать. — Он замолчал, затем громко выдохнул и с нажимом продолжил: — Эта придворная шлюшка не стоит того, что бы о ней так долго говорили. Она хотела меня, а я хотел её.

— Ты пожелал заполучить Руту только потому, что стали сплетничать о её возможной свадьбе с Водиликом.

— Возможно, — мужчина не стал отпираться. — Ну, в таком случае он должен быть мне благодарен. Лучше быть разочарованным женихом, чем обманутым мужем. — Он громко рассмеялся. — Представляешь, если бы наш кузен обнаружил у себя рога после свадьбы? Вот была бы потеха.

— Она была беременна от кронпринца, а ты знаешь, как сложно нам обзавестись детьми, — девушка смотрела на собеседника с мрачным вызовом.

— Тем лучше для них обоих, — он потерял ветреную невесту, а она… — мужчина присел на кровать и задумался, — возможность заполучить неумеху мужа. Кроме того, он быстро утешился в объятиях пышнотелой Адалы. Полагаю, она в качестве матери будущего наследника подойдет Водилику лучше, чем эта…, он на мгновенье запнулся, — как её, Рута. — Мужчина коротко хохотнул. — Вот видишь, если бы не ты, я бы не вспомнил даже её имя. Разве это не доказательство моих чувств к тебе? — он вопросительно посмотрел на девушку, а затем требовательно похлопал по кровати рядом с собой. — Присядь, посиди со мной.

— Водилик не любит Адалу, — девушка упрямо нахмурилась. — А ты не любишь меня. Что ж сама виновата. Просто Первому Рыцарю приглянулась очередная рыжеволосая молодка. Да?

Мужчина недовольно поморщился. — Ты мне нравишься, это правда, но я никогда не говорил, что сгораю от любви к тебе.

Лицо девушки побледнело. — Тут ты прав. От любви сгораю я. Тебе достаточно было поманить меня пальцем, и я тут же бросилась к тебе в постель. — Уголки полных губ предательски задрожали. — Презрев приличия, нарушив законы. Неужели все потомки Младшего такие? — зеленые глаза горели лихорадочным блеском. — Неспособные на глубокую привязанность. Вы ведь любите только себя?!

— Успокойся милая, — мужской голос источал холодное равнодушие.

— Кажется, я поторопилась, утверждая, что ты отличаешься от своего отца. — Широкие светлые брови негодующе изогнулись. — В такие минуты ты мне так напоминаешь Магистра.

— Не трогай его, — мужчина резко поднялся. — Он честнее и благороднее всех остальных Владык вместе взятых.

— Главное твой отец смелее.

— Разумеется. — Мужчина не заметил иронии и с воодушевлением продолжал: — Власть Торнии прогнила до основания. Слишком долго она находилась в руках фиолетовых. Голдуены выродились и не готовы управлять империей в грядущих испытаниях.

— Ты говоришь как заговорщик, — угрюмо заметила девушка.

— Я говорю, как патриот своей страны, — ее собеседник помрачнел и, не скрывая раздражения, отвернулся. Молчание затягивалось. Царившая еще недавно в комнате атмосфера доверия и любви, казалось, исчезла без остатка.

— Мне нужно идти, — девушка быстро одела темно-зеленый плащ и накинула на голову капюшон. — Я согласно с тобой, какое-то время нам лучше не встречаться.

— Хорошо, — мужчина с досадой взглянул на миловидное лицо. — Но ты написала, что хочешь мне о чем-то сказать. Завтра я уезжаю на север осматривать тамошние командорства. Вернусь, в лучшем случае, через три декады. Поэтому если это важно, говори сейчас.

— Теперь уже нет, — девушка решительно толкнула входную дверь. — Думаю, это уже несущественно.

* * *

Когда Тейк стукнуло семь, её родители — разорившиеся фермеры с юга решили продать младшую дочь в публичный дом. Официально рабство Торнии было отменено, но людей, и особенно детей, продавали в неволю постоянно. Отец — высокий мужчина, лица которого она совершенно не помнила, сжимал, позвякивавший в руках тощий кошель, хмурился и всё порывался уйти. А вот лицо мамы ей запомнилось хорошо. Она всё плакала и беспрестанно твердила, что вот теперь её девочка сможет есть досыта. Что ж кормили Тейк, действительно, хорошо. Но уже через пару лет начали подкладывать клиентам. Не всем, конечно. А прежде всего тем, кто был готов заплатить приличные деньги за сомнительное удовольствие покувыркаться в постели с застенчивой девочкой подростком, говорившей с забавным южным акцентом.

— У тебя два достоинства, — говорила её хозяйка, хмуро поглядывая на ширококостную неуклюжую фигуру. — Сиськи и уши. — И подумав, добавляла, — особенно последние.

Разумеется, уши у нее были самые обычные, и даже немного великоватые на её взгляд. Но она превосходно умела слушать. Переспавшие с ней раз клиенты нередко потом возвращались просто облегчить душу. А затем приходили снова и снова. Она терпеливо слушала их долгие рассказы про изменявших жен, неудачи в бизнесе или непутевых детишек. Послушно кивала и ласково гладила волосатые руки, когда пьяненькие торговцы пускали слезу. Ей было их жалко. Затюканные, не первой молодости мужчины, с приличным брюшком и намечавшейся подагрой, глухо сопевшие в ухо и постоянно спрашивавшие приятно ли ей. Алва, когда она пересказывала ей очередную услышанную историю, хихикала и называла её добродушкой. Но она жалела всех и Алву тоже — старше её на добрый десяток лет, циничную и злую наркоманку, постоянно бравшую деньги в долг и никогда их не отдававшую. Возможно, дело было в Даре. Однажды Вилма, старая, вечно брюзжащая шлюха на пенсии, выполнявшая у них обязанности кухарки проговорилась, что если бы она прошла Ритуал Обретения, то у неё точно обнаружили Дар Средней. Может быть и так. Но кто поведет малолетнюю рабу-проститутку в храм Триединых на Ритуал? Алва, которой она по секрету рассказала об этом, покосилась на проходившую мимо хозяйку и проскрипела охрипшим от постоянного курения дешевого дурмана голосом:

— А ты убеги и попроси в храме Триединых защиты.

Тейк тогда лишь испуганно замотала головой. Она из борделя то почти не выходила. Кроме того, ей в последнее время здорово везло. К ней давно уже ходил лишь один клиент, далеко не старый и почти красивый. Тейк подозревала, что он выкупил её контракт, но спрашивать о том не решалась. Он приходил каждую неделю, а порой и дважды и после полученного удовольствия, долго с ней разговаривал. Рассказывал что-то продолжительное и совершенно непонятное. А потом, закутавшись в плащ, уходил, оставляя на прощание двойной серебряник. И его она тоже жалела. Тем более, что за прошедшие три с половиной месяца этот Вилл перестал быть просто клиентом. Она всегда была влюбчивой, и как ей казалось, смогла увидеть что-то очень важное в душе этого усталого и вечно раздраженного человека. Выслушивать его бесконечныемонологи, полные жалости к себе и нападок на окружающих уже стало для нее едва ли не потребностью. Она незаметно улыбнулась. Вот и сейчас неподвижно уставившись на задрапированные дешевыми тканевыми шпалерами стены, он негромко рассуждал:

— Но теперь всё. Увяз коготок у них. Увяз. А там вскоре и вся птичка окажется.

— Кто увяз? — Тейк никогда толком не вникала в содержание этих долгих ночных речей, но задавать вопросы было нужно. Клиенты это любили. — Кто там у тебя увяз Вилл? — ласково переспросила она.

Взгляд темно-голубых глаз рассеянно скользнул по её лицу, — Этот мерзавец и его папаша. Решили устроить заговор и попались. — Вилл почти никогда не называл имен, но про этих двух говорил постоянно. Имени мерзавца она не знала, а вот его отца звали как Младшего Владыку. — И мы с ними покончим. Уже навсегда. — Последнее слово он с наслаждением выдохнул и затих, закрыв глаза и тяжело дыша.

— Успокойся, дорогой. — Девушка нежно провела ногтями по полной, безволосой груди. — Если хочешь, можем снова чем-нибудь приятным заняться. Она погладила его вялый член.

— Нет, — Вилл раздраженно отбросил её руку. — Не хочу. Ты как моя жена. Та постоянно хочет забеременеть. А у меня уже был ребенок. Почти был. Я мог бы стать отцом, если бы не один подлый негодяй.

Тейк устало напряглась. Даже её терпение было не бесконечно. Эту историю она слышала неоднократно. И всякий раз, рассказывая ее, обычно бесстрастный Вилл выходил из себя и гневался как типичный красный. Однако сегодня он быстро успокоился.

— Мне постоянно твердят об одном. Тебе нужен наследник. Он тебе необходим, — губы мужчины упрямо сжались, — а я вот не хочу.

Тейк пугливо затаилась. Главное, что бы Вилл ни чего не заметил. У нее уже больше двух месяцев не идет кровь и, не переставая, тошнит. Особенно по утрам. Она постоянно пила ту травку, что готовила Вилма, но, кажется, не убереглась. Тейк зажмурилась.

— Ты меня не слушаешь, — равнодушные слова холодили сердце. — Это так?

— Что ты, — Тейк виновато улыбнулась. — Я тебя внимательно слушаю. Очень даже внимательно.

Она подозревала, что Вилл не простой торговец. Может быть даже из дворян. По крайней мере, о торговле он с ней ни разу не заговорил. Благородные господа, случалось, забредали в их квартал в поисках рискованных удовольствий. Но в таком случае, наследника ему должна родить законная жена. Тейк опустила голову, чтобы мужчина не заметил невольно покатившиеся по щекам соленые капли.

— Что с тобой? — жесткие пальцы взяли её за подбородок. — Ты плачешь? — В его голосе чувствовалось больше удивления, чем сочувствия.

— Да, — врать она умела плохо, а, разговаривая с Виллом, еще почему-то и не могла. — Я подумала о твоем ребенке.

Требовательный взгляд смягчился. — Ты хорошая девочка. Жаль, что вскоре нам придется расстаться. — Вилл присел на край кровати и начал неторопливо одеваться.

У нее непроизвольно вырвался стон. — Почему?

Вилл удивленно обернулся. — Что значит почему? Не забывай милая, кто ты есть. Я выкупил твой контракт на полгода. Этот срок подходит к концу. Равнодушная улыбка скользнула по тонким губам. — Но ты мне нравишься и думаю, что буду к тебе изредка заглядывать. — Мужчина нагнулся и принялся затягивать шнуровку на высоких башмаках из толстой кожи.

Тейк закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Нужно поговорить с Алвой и поскорее. Уж она то придумает, что ей делать. Обязательно придумает.

Глава 5

1312 г. от Прихода Триединых Торния. Железная твердыня

«В подчинении Великого Командора находятся малые командоры всех шестнадцати провинций Торнии, а так же казна Братства Смелых. Кроме того, он является главным Советником Великого Магистра…».

Устав Братства Смелых

— Наш Повелитель прав, — высокий, костлявый человек возбужденно размахивал руками. — Эти Голдуены засиделись на своем троне. — Смуглое лицо и длинные, собранные в хвост жесткие черные волосы, выдавали в нём уроженца юга. Тонкие пальцы постоянно находились движении, теребя плоское навершие кривого кинжала. — Мы их живо в бараний рог скрутим. Я лично сдеру кожу с этого фиолетового пса и его щенка, — он дробно засмеялся.

— Успокойся Сей, — пробасил широкоплечий верзила, одетый в длинный кольчужный хауберт. — Ты уверен, что твои наемники в нужный момент нас поддержат? Я за своих элурполов не поручусь. — Холодная улыбка растянула мясистые губы. — А за кожей Рейна и Водилика тут и без тебя выстроилась целая очередь.

— Именно мы держим границы на замке. Без Смелых перевертыши^[9] вырезали бы весь юг, а элуры давно бы пировали в Мистаре, — продолжал горячиться Великий Аэрспольер. Он повернулся к могучему собеседнику. — Я уверен Ансгар, что мои аэрсполы нас не подведут.

— Хорошо, если так. — Гигант неопределенно пожал плечами. — Но думаю, что надежнее будет заплатить им наперед.

— Ну, уж твои подопечные, наверняка задаток потребуют, — ощерился костлявый, еще настойчивее поглаживая резную рукоять.

— Уймитесь мэтры. — С места поднялся немолодой рыцарь в темном, стеганном гамбезоне. — Понятно, что истинной преданности у наемников быть не может. — Мэтр Сей-До попытался возразить, но был остановлен взмахом руки. — В любом случае, у нас достаточно средств, чтобы поддержать чувство лояльности даже у колеблющихся.

— Мои люди служат не только за деньги. — Загорелое лицо исказилось в гримасе возмущения. — Аэрсы нас ненавидят и не берут в плен. Даже для выкупа. И Вы это знаете не хуже меня сьер Одэ.

— Мы говорим не о полукровках или взятых в плен и отрекшихся от своей веры аэрсах, — возразил его собеседник. — Вы мэтр, — Великий Командор Одэ Бенбаль невозмутимо взглянул на ершистого южанина, — не только верите в Триединых, Вы еще и красный. Более того, Вашим Патроном является Владыка Норбер. Но следует ли распространять личную преданность Его Смелости на всех Ваших подчиненных? Не думаю. Именно поэтому их следует, как бы это сказать, постоянно мотивировать.

— Что делать? — буркнул с недовольным видом Сей-До. — Вы у нас здесь единственный бимагик, поэтому эти свои заковыристые словечки оставьте для столичных умников.

— Великий Командор прав дружище. — Ансгар Сигфредсон положил свою огромную лапищу на худое плечо Великого Аэрспольера. — Наемникам нужно периодически подкидывать деньжат, иначе они начнут смотреть в другую сторону. — У нас на севере полно таких, — он пригладил пышные, медового цвета усы — и среди них есть немало хороших парней. Но попробуй сьер Ноар задержать этим бравым воякам выплату жалования. — Великий Элурпольер усмехнулся — В таком случае, на нас с тобой тут же выльется куча дерьма. Для начала. Ну а потом, — он неопределенно махнул рукой, — поминай наших ребят, как звали.

Дверь в большую, освященную десятком толстых свечей залу внезапно распахнулась и в комнату вошел высокий, одетый в черный дублет человек. Стриженные кружком, тронутые сединой волосы, слегка прикрывали высокий лоб. Он окинул властным взором, опустившихся на одно колено троих Смелых.

— Мы ждали Вас позднее мессир. — Первым поднялся Великий Командор.

— У моих сопровождающих были сменные лошади. — Каштановые глаза Младшего Владыки остановились на все еще стоявшем на одном колене великане-эрулпольере^[10]. — Мэтр Сигфредсон я услышал конец Вашего разговора. Мне кажется или Вы действительно не уверены в своих людях?

— Я сомневаюсь лишь в тех, кто не связан с Вами клятвой верности мой Повелитель. До конца за Вами пойдут лишь те Смелые, для которых Вы являетесь Патроном.

— А другие? — Голос Владыки Норбера звучал монотонно, но чувствовалось, что в нем закипает гнев. — То есть Вы считаете, что не все члены Братства преданы мне настолько, чтобы поддержать в любой ситуации?

Широченные плечи ссутулились. — Ваша Смелость…, - начал он, однако закончить не успел. Подскочив к нему, Магистр обхватил ладонью огромное, затянутое в железо предплечье. — Мне не нужны сомневающиеся Ансгар. Если нужно избавьтесь от них. — Еще мгновение назад безмятежное выражение лица, сменилось маской ярости. Стальные пальцы вдавили кольчужные кольца в тело, отчего эрулпольер негромко охнул.

— Мессир, — сьер Одэ поспешил вмешаться. — Мне кажется, к словам мэтра Сигфредсона стоит прислушаться. Они отчасти справедливы. Учитывая, что наши действия, могут кому-то показаться мятежом, сложно рассчитывать на поддержку всех членов Братства. Тем более что красных среди Смелых не больше двадцатой части. А среди наемников и того меньше.

— Мне плевать, насколько они справедливы. — Глаза Великого Магистра потемнели. — Все Смелые должны поддержать меня. Все! — Последние слова он почти выкрикнул. — Приход близок собратья. В наших руках судьба не только Торнии, от нас зависит будущее всего мира. И все кто стоит у нас на пути, — Младший Владыка обвел глазами троих собеседников, — должны быть уничтожены. И не важно, о ком пойдет речь, об императоре или простом наемнике. — Он отпустил плечо эрулпольера. — Вы поняли меня мэтр? Мне нужна поддержка максимально возможного числа людей. Это касается и Вас мэтр До. — Норбер Матрэл перевел взгляд на аэрспольера, который вскочив, выпалил: — За мной пойдет большинство Ваша Смелость.

— Ты недавно говорил обо всех, — Ансгар Сигфредсон поднял голову и ухмыльнулся.

— Эээ, — глаза Сей-До забегали, — мне нужно время.

— Как раз с этим у нас большие проблемы. — Одэ Бенбаль озабоченно нахмурился. — Вчера мне прислали письмо от канцлера. Ваш племянник, — он взглянул в сторону Магистра, который возбужденно расхаживал по залу, — пригласил весь Капитул на заседание Имперского Совета. Будет обсуждаться вопрос об укреплении пограничных командорств. И у меня по поводу этой поездки плохое предчувствие. Я разговаривал с ним неделю назад. Этот хитрец так и сыпал намеками.

Младший Владыка остановился и пренебрежительно улыбнувшись, процедил. — Оставь свои опасения Одэ. Да, к сожалению, мой племянник, продавшийся фиолетовым, красный. Продавшийся целиком, с потрохами. Но он не пойдет против меня.

— Вы думаете, Лип ни чего не подозревает?

— Даже если и так, что он сделает? Расскажет императору. — Матрэл гулко рассмеялся. — Тогда его слово будет против моего. И кому поверит Рейн? Я Младший Владыка. И один могу лгать Голдуену, глядя ему в глаза. Нет Одэ. Торберт не дурак, хотя и старательно лижет толстый зад Его Величия. Он ни когда не положит яйца в одну корзину. И не забывай, что я его Патрон.

— Император тоже.

— Не спорь. В нас течет одна кровь. — Магистр раздраженно махнул рукой. — Кроме того, его мать на нашей стороне. Однако если наш канцлер ошибется и сделает неверный выбор. — Жесткие складки вокруг рта стали заметнее. — Тогда он за него заплатит. Никаких теплых чувств к этому полукрасному выродку я не испытываю.

— Стоит ли так доверять мессе Аделинде? — осторожно спросил Великий Командор. — Она слишком много знает о Ваших планах.

— Ты забываешься Одэ. — Свистящий шепот прокатился по всему помещению. — Она моя сестра и дочь Владыки.

Бенбаль быстро склонил голову. — Я приношу извинения моему Повелителю, если по недомыслию посмел обидеть благородную месу.

— Хорошо. — Голос Норбера Матрэла смягчился. — Ты знаешь Одэ я ценю тебя. Но твоя фиолетовая половина. — Брезгливая гримаса исказила худое лицо. — Она все портит. — Человек снисходительно прищурился. — Аделинда нужна, в том числе чтобы держать в узде моего племянничка. Стражи подчиняются канцлеру. А это почти вся тайная полиция, многие стражники и все без исключения армейские офицеры.

— Союз серьезная сила. — В дверь протиснулся невысокий здоровяк, с выпиравшим из потертого, бордового камзола животом. Серо-голубые глаза с интересом взглянули на собравшихся членов Капитула.

— Хорошо, что Вы подошли дорогой Ноар. — Одэ Бенбаль приложил правую ладонь к груди. — Вашей светлой головы сегодня сильно не хватает.

— Главный Консерватор Смелых отвечает за удобство своих собратьев всегда и везде, — усмехнулся вошедший.

— Рад тебя видеть собрат. — Элурпольер заключил толстяка в медвежьи объятия. — А где мессир Эверард?

— Первый Рыцарь уехал с Дапифером проверять наши северные замки. Сьер Рено оценит состояние укреплений тамошних командорств. — Ноар Рольми с трудом освободился от крепких объятий и горестно вздохнул, — Мне передали, что внутренняя стена Южного Оплота совсем обветшала. Да и стены его Северного собрата давно пора подлатать. А это новые расходы для Братства. — Он замолчал. Улыбка исчезла с румяного лица, а лукавый взгляд стал жестким и колючим. — Вы правы Ваша Смелость, нужно взять нашего канцлера за яйца, а вместе с ним прихватить за причиндалы и его стражничков. Чтобы не дергались. — От добродушного толстяка, в Ноаре Рольми не осталось и следа. Волчий взгляд буравил собравшихся членов Капитула.

— Ха-ха-ха, стражнички, — мэтр Сигфредсон хохотал, вытирая текущие слезы большим, напоминающим толстую сосиску, пальцем. — Ну, ты Ноар сказанул. И прямо в точку.

— Эти слабаки других слов не заслуживают, — Сей-До хихикал, тряся острым, до блеска выбритым подбородком. Там и красных почти нет. А те, что есть вот с таким крошечным Даром. — Он сдвинул два пальца, изображая узкую щелку.

— Не нужно недооценивать Стражей. — В разговор вмешался сьер Одэ. — Они помогают нам защищать границы.

— Именно помогают, — подхватил Главный Консерватор. — Дорогой мой собрат, Союз Стражей не сможет защищать империю без нашей помощи.

Дело не в безопасности наших границ. — Слово вновь взял Младший Владыка. Смех моментально затих, а присутствующие, прислушиваясь, склонили головы. — Элуры в последнее годы попритихли, да и на юге стало не в пример спокойнее, чем при моем отце. Дело не в них. Близится Приход, собратья. Новый Приход. И поэтому нам необходимо взять власть в свои руки. Лишь потомки Младшего и стоящие за ним красные могут остановить Четвертого и его адептов.

Мэтр Ансгар торопливо приложил кончики пальцев ко лбу и плечам. — Да хранят нас Триединые. — Он вполголоса забормотал слова молитвы.

— Торнию спасет не божественное провидение, а наши энергичные действия. — Владыка Норбер взглянул на Одэ Бенбаля. — Провинциальные командоры готовы выступить?

— По первому Вашему слову мессир, — отозвался тот.

— Хорошо. Но пока нужно обождать. Полагаю, еще пару месяцев. — Магистр повернулся к Главному Консерватору. — Вы знаете Ноар, что многие Стражи, преданы мне, а не своему Патрону. Речь идет, разумеется, лишь о красных. Даже если Торберт сглупит, многие поддержат меня. Я источник их Дара. И только я. Поговорите с ними еще раз. Стражники, армейские офицеры. Неважно. Бимагиков, лучше избегайте. — Он досадливо скривился. — Среди них немало людей из тайной полиции. Эти не пойдут за нами.

— Конечно, мессир. — Ноар Рольми поклонился. — Но Вы не совсем правы относительно бимагиков. Я и сьер Одэ, — он кивнул на Великого Командора, — в равной степени красные и фиолетовые, но при этом всецело на Вашей стороне.

— Вы Смелые, — возразил Владыка, — вы дали мне клятву верности. Впрочем, решайте сами. Если посчитаете человека достойным, то попробуйте склонить его на нашу сторону. Но не заигрывайтесь. — Магистр взглянул на дальнюю стену залы, которая под лучами заходившего солнца окрасилась в красный цвет. Он счел это хорошим предзнаменованием. — Триединые на нашей стороне, — заключил он. — И потому нам будет сопутствовать удача.

Глава 6

1312 г. от Прихода Триединых Табар. Имперская тюрьма

«После того, как Его Величие издал указ о роспуске Братства в Табаре вспыхнули невиданные мною доселе беспорядки. Больше всего возмущались арестом Младшего Владыки и его сына.

Доподлинно известно, что Магистру и всем членам Капитула в еду была подсыпана сонная трава и от того они не оказали пришедшим с мессиром Липом стражникам ни какого сопротивления…».

Дневник табарского горожанина Лето 1312 г.

— Ты не должна была приходить. — Мужчина легко поднялся с охапки соломы заменявшей ему постель и направился навстречу маленькой фигурке, нерешительно переступившей порог его камеры. — Рейн и эта его ручная шавка наверняка уже знают о твоем визите.

— Нет, не знают. — Девушка попыталась улыбнуться. — Ведь большие деньги творят чудеса. Кроме того, с будущей Владыкой ни кто не захочет ссориться.

Мужчина скептически покачал головой. — Зачем ты пришла? Карие глаза холодно смотрели на бледное лицо. Только не говори, что делаешь это по просьбе своей матери.

— Нет, — девушка энергично замотала головой. — Матушка тоже ни в курсе.

— Неужели ты сама все сделала? — Мужчина недоверчиво прищурился. — Договорилась с начальником тюрьмы, подкупила стражу? А ты смелее, чем я думал. — Он холодно и резко усмехнулся. — Впрочем, ты с рождения мало напоминала свою мать.

Девушка подняла глаза и застенчиво улыбнулась, — Ради тебя я готова на все. — Она умоляюще сложила ладони. — Давай Эв убежим. Я не знаю куда и как, но если ты согласишься у нас обязательно получится.

Мужчина презрительно фыркнул. — Бежать? Да если бы я хотел отсюда сбежать, то уже давно это сделал. Неужели ты считаешь, что эти стены, — он широким жестом обвел нависавшие каменные своды, — меня могут удержать? — Горький смех эхом отразился в тесной камере и сразу затих.

— Почему же тогда? — на лице девушке отразилось искреннее недоумение.

— Почему? — в голосе мужчины нарастала злоба. — Можно бороться со своей натурой, но победить ее нельзя. Те чувства, что потомки Младшего несут в этот мир, сковывают меня надежнее самых крепких цепей. Говорят, мы жестоки и бездушны, но нет решительнее и преданнее нас. Наше слово тверже камня, а бесстрашию и отваге нет границ. Мы мера всех мужей. Мы…

— Тверже камня ваши лбы, — казалось, девушка сейчас разревется. — Это все пустые слова. При чем здесь верность и клятвы.

— Я обещал. — Лицо мужчины выражало страшное напряжение. — Я дал слово императору, что не попытаюсь сбежать. А взамен…

— Что взамен, — его собеседница сорвалась на крик.

— Взамен он оставит моего отца в живых.

— Они пытают его. Ты слышишь? — Девушка внимательно взглянула в потемневшие глаза и словно нырнула в холодный омут. — Ты это знаешь?!

— Я это чувствую, — поправил мужчина. — Пусть и не всё, но я ощущаю многое. — Он помолчал и нехотя добавил: — Слишком многое.

— Как ты можешь? Ведь он твой отец?

Мужчина сжал девушку за плечи. — Ты ни чего не понимаешь. Поэтому молчи. — Длинные пальцы сжимались все сильнее, но, девушка не чувствовала боли. Запрокинув голову, она смотрела в изможденное лицо. — Я спасаю его. Я делюсь с ним своей силой, своей яростью. — Он тряс ее как тряпичную куклу. — И я не могу иначе. Ведь любое мое неподчинение, станет для него источником новых страданий. — Мужчина, наконец, опустил плечи, и девушка обмякла и едва не упала. Опершись рукой на стену, она тихо спросила:

— Это император?

— А кто еще. — Гнев жарким пламенем полыхал в карих глазах. — Но Рейн за все заплатит. И не только он. — Дыхание с хрипом вырывалось из ходившей ходуном груди. — Они все до одного заплатят и сполна. — Красные нити капилляров внезапно лопнули и заклубились багровыми водоворотами в молочной белизне белков.

— Успокойся Эв, — маленькая ладошка на груди мужчины ощутимо дрожала. — Твой Зов сейчас ни к чему. Он лишь принесет всем вред и прежде всего тебе. Пожалуйста, прошу тебя.

Зеницы, напоминавшие две спелые вишни, обратились на испуганное лицо. — Не бооойся меняяя. — Скрюченные пальцы медленно провели по дрожащим губам.

— Прошу тебя Эв. — В голосе девушки слышался уже не только страх. Она вскинула голову. Изумрудные глаза потемнели, приобретя цвет морской волны. — Успокойся. Иначе ты погубишь нас обоих. Хотя нет. — Она схватила мужчину за горячие щеки и, обдав его учащенным дыханием, прошептала: — Ты погубишь нас троих. Слышишь? Нас троих.

Бордовые омуты продолжали пристально изучать широко распахнутые глаза. Но вот они мигнули. Затем еще раз и начали быстро розоветь. Еще мгновение назад колыхавшаяся грудь успокоилась. Мужчина закрыл глаза и легко усмехнулся.

— Не думал, что кому-нибудь это под силу.

— Что? — Тонкие пальчики продолжали обнимать обросшие жесткой щетиной впалые щеки.

Глаза лениво приоткрылись, показав привычные карие зрачки, казавшиеся почти черными на фоне белоснежных белков. — Остановить мой Зов. — Рассеянный взгляд блуждал по миловидному лицу.

Девушка оторвала руки от лица мужчины и растерянно переспросила. — Остановить?

— По крайней мере, я тебя услышал, — мужчина отвернулся и резко спросил: — Это правда?

Щеки девушки мгновенно вспыхнули. — Да, но пока срок очень маленький.

Мужчина задумался. — Ты не должна ни кому ни чего говорить.

— А если родится мальчик?

— Он в любом случае родится, — бледные губы сжались в тонкую линию. — По-другому быть не может. — Мужчина энергично дернул плечом, отсекая любые возражения. Затем перевел взгляд на сжавшуюся фигурку и протянул руку, чтобы погладить ее по голове.

— Но как мне объяснить все матери? Что если она или император спросят об отце ребенка? А они обязательно спросят.

— Все скоро решится, — мужчина успокаивающе гладил густые, светло рыжие волосы. — В худшем случае меня ждет ссылка. На большее Рейн не решится. — Широкая ладонь лениво пропускала кудрящиеся локоны сквозь длинные пальцы. — А там уж меня точно никто не удержит.

— А твой отец? — тихо спросила девушка. — Ты же говорил о своей клятве императору.

— Я обещал ни чего не предпринимать до вынесения нам приговора. Но коль скоро его вынесут, то мое слово станет уже неважным. Моего отца, по-видимому, тоже отправят в изгнание. И поверь, — по худому лицу волнами заходили бугристые желваки, — я найду способ вызволить его отовсюду.

Девушка ни чего не ответила. Мужчина, уже не обращая на нее ни какого внимание, поднялся и принялся решительно мерить шагами ограниченное пространство. — Наш род будет продолжаться. Это главное. — Он мельком взглянул на прислонившуюся к стене девушку. — Но сейчас мне нужна твоя помощь.

Девушка с надеждой взглянула на мужчину, однако по мере того, как она слушала его страстную речь, выражение ее лица становилась все более разочарованным и отчужденным.

— Ты должна спасти наших деймонов, — впервые в голосе мужчины слышалось что-то похожее на просьбу. — Этот жирный мерзавец обязательно захочет с ними расправиться. Он их терпеть не может.

— Их многие боятся.

— Чушь, — мужчина небрежно махнул рукой. — Лишь малодушные трусы испытывают перед каркоттами страх. Наши деймоны его просто чуют и от того их ненавидят. — Он презрительно скривился. — Кому приятно признавать себя трусом?

— Ты как всегда путаешь трусость и страх. Не всякий, кто боится, поступает трусливо.

— Все трусы испытывают страх и наоборот, — безапелляционно заявил мужчина. — В чем ты видишь разницу?

— Мы уже говорили на эту тему не раз, — устало ответила девушка. — Не вижу смысла в очередном и бессмысленном споре.

— Я тоже, — легко согласился ее собеседник. — Но ты выполнишь мою просьбу?

— Эти зверюги тебя волнуют больше чем я или даже собственная судьба, — девушка раздраженно отвернулась. — Но я поговорю с императором. Не думаю, что он откажет мне в столь небольшой услуге.

— Хорошо, — мужчина не скрывал удовлетворения. — И вот что еще. Теперь с тобой всегда рядом должен быть наш человек. Тот, кто остался на свободе, но по-прежнему предан Братству и Младшим Владыкам. И я знаю, кто тебе нужен. Его зовут Арно Барзан. Найди его, — мужчина тряхнул отросшими кофейного цвета волосами, — пока он не наделал глупостей. Скажи ему, что я от имени своего отца освобождаю его от клятвы верности Братству и моему роду. Но взамен он должен принести клятву Великой Дочери. Пусть рядом с тобой, охраняя тебя и мое потомство, он вновь обретет цель в жизни.

* * *

Он был большим всегда. Его мать говорила, что он чуть не разорвал ее, когда появился на свет. А ее лоно после родов заживало добрых два месяца. Отца он догнал уже в тринадцать, а в пятнадцать перерос всех мужчин своего городка. Воспоминания детства навевали тоску, а в горле опять пересохло.

— Пива, — огромная ладонь хлопнула по заляпанной столешнице, заставив тяжелый стол прогнуться и жалобно заскрипеть. — Тащи еще пива, — бычий рев прокатился по полутемному помещению.

— Сейчас мэтр, — вытирая руки о фартук, к требовательному посетителю подскочил худощавый и немолодой хозяин таверны. — Вам какого? — Грязно-серые глаза с тревогой взирали на рассерженное лицо, полускрытое бордовым шапероном.

— Любого, только быстрее. Я не намерен ждать, — насупленные брови щеткой нависали над большими карими глазами. Гранитные скулы покрывала коротко стриженная, темно-русая бородка.

Наполненная до краев щербатая глиняная кружка появилась на столе почти мгновенно. — Это бесплатно, — трактирщик продемонстрировал мелкие, но почти целиком сохранившиеся зубы, — от меня лично. Беспокойных клиентов он за четверть века научился определять с первого взгляда. А этот зачастивший к ним в последнее время великан был не только явный смутьян, он был опасный смутьян. Хозяин забегаловки проворно поклонился.

Холодный взгляд уперся в услужливо склоненную голову. — Твоя выпивка не настолько хороша, чтобы быть еще и дармовой.

Трактирщик принужденно хихикнул. — Мы редко когда предлагаем бесплатное пиво. Исключение — наши постоянные посетители. — Он оглянулся. Двое плечистых вышибал стояли у входа, но если дело дойдет до драки их помощь наверняка будет бесполезной. Этого верзилу он узнал сразу, хотя тот старательно надвигал на грубое лицо края капюшона. Рыцари у него ни разу не бывали, хотя наемники Братства захаживали нередко. Три года назад огромный старший сержант, забрел к нему скорее по ошибке, празднуя с друзьями долгожданное получение золотых шпор. Такие широченные плечи было сложно забыть, хотя в своей жизни он повидал разных здоровяков.

— Значит, побывав у тебя с полдюжины раз, станешь постоянным клиентом? И как ты еще не разорился? — Негромкий смешок прозвучал зловеще. — Ладно, давай, — ладонь в два раза больше его, сомкнулась на пузатой кружке, полностью ее обхватив. — А теперь вали от сюда.

«Пронесло», — мелькнуло в голове трактирщика, который раком попятился обратно к стойке. Подошедшая супруга с тревогой смотрела на его побледневшее лицо.

— Если тот амбал чаво захочет, ты бежишь к нему во всю прыть. И служанкам скажи. — Он оттер внезапно вспотевший лоб. — Ясно? — Сметливая матрона проворно закивала головой и незаметно покосилась в сторону таинственного посетителя, столь сильно взбудораживавшего ее обычно спокойного и невозмутимого мужа.

— Кто он? — почему то она говорила шепотом, хотя сидевший в конце зала громила их явно не мог услышать.

Трактирщик прижал заскорузлый палец к губам и воровато оглядевшись, буркнул: — Смелый. Шоб его Падший забрал. Я его уже видел один раз, еще до того как… В общем ты поняла. — Его дородная супруга понимающе кивнула. О заговоре Младшего Владыки ее муж предпочитал не распространяться, тем более что соглядатаи канцлера шныряли повсюду.

Пухлые щеки испуганно затряслись. — Может стражу? — Женщина растерянно выглядывала из-за сутулой спины благоверного. — Я сейчас Эдду пошлю. До поста стражи недалеко, так что в миг прибегут.

— Не вздумай, — прошипел мужчина. — Он тут такого устроит. Этот тип уже вторую декаду здесь околачивается. Посидит недолго, пива напьется и опять куда-то сваливает. — Трактирщик хотел сплюнуть на земляной пол, но передумал и гулко сглотнул.

— Разве ихний Магистр не приказал Братству добровольно распуститься?

Трактирщик все-таки не выдержал и смачно харкнул на застеленный жухлой соломой пол. — Падший его знает, что он им приказал, только я неприятностей здесь не хочу. Да и незачем перед соседями светиться. Тут за донос на Смелых недолго и петуха ночью получить. Ни к чему это нам. Пока он сидит спокойно, пущай пьет, а начнет буянить, кликай стражников и тогда пусть сами с ним разбираются. — Он рассеянно почесал переносицу. — Но если, что попросит… — Трактирщик не договорил и пошел на кухню присмотреть за бараньим жарким. Его жена еще пару раз стрельнула глазами в сторону бывшего Смелого, но заметив, как служанка вместо обслуживания клиентов разговорилась с каким-то молодым торговцем, тут же перенесла свой интерес на решение куда более житейских вопросов. Поэтому ни кто и не заметил, как в задымленное помещение вошла небольшая фигурка и, оглядевшись, робко направилась к одиноко сидевшему великану.

Глава 7

1312 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Дворец Владык

«И низвергнув Врага, установили они наилучший порядок правления, где мудрость, поддерживается храбростью, питаемой милосердием….».

Преамбула к законам Тиана I

— Это безумие Рейн. Как ты мог? Мы и без того обошлись с ним и с Братством жестоко. От того, что рассказывали мои братья-целители, волосы встают дыбом. Он этого не заслужил. — Матриарх Клеменция V — уже немолодая, полная женщина с широким ласковым лицом, старательно подбирала аргументы, пытаясь переубедить своего царственного кузена. В длинном, полутемном зале на небольшом возвышении стояло три каменных трона, на одном из которых застыла напряженная фигура императора. На втором, наклонившись к собеседнику, сидела Матриарх. Двое пожилых и уже очень давно знавших друг друга человека вели негромкий разговор, стараясь, чтобы даже его отголоски не докатились до стоявших в некотором отдалении нескольких десятков богато одетых мужчин и женщин.

— Я против. Наказание должно быть действенным, но не забывай о сострадании. И главное — помни о крови. Одетая в зеленую тогу Матриарх забавно вытянулась, пытаясь поймать ускользающий взгляд сидевшего рядом императора.

— Наконец, пойми, у заговорщиков были благородные мотивы и…

— Благородные! Высокий седовласый человек, с которым уже долго, но безуспешно спорила Матриарх, с негодованием выпрямился. Дебелое, с желтизной лицо скривилось, и без того тонкие губы сжались в гневную, бледно-розовую линию.

— Клеменция, опомнись. Они планировали отстранить меня и сына от власти и заменить нас послушной куклой. Разумеется, это очень благородно! — В негромком голосе императора помимо сарказма, присутствовали нескрываемые горечь и гнев.

— Неужели, ты не видишь за всем этим внешним бескорыстием, возвышенными идеалами, скрывались вполне приземленные честолюбие и корысть. Очнись, твое всепрощение превращается в попустительство. Это было предательство, прикрытое фиговым листком лицемерной заботы о нуждах империи. Ты знаешь, что он сказал при первом допросе? Я тебе говорил. Помнишь!? Я не справляюсь! Кровь Старшего во мне уже не чувствуется, а вся дарованная мудрость уходить лишь на поиск средства продления жизни. — Голос императора сорвался на крик, глаза налились кровью. И без того бледное лицо, покинули последние краски, отчего оно стало похоже на маску мертвеца. Лишь старый шрам, пересекавший безобразным рубцом правую щеку от виска до подбородка, продолжал гореть живой, багровой нитью.

Матриарх быстро сошла со своего трона и успокаивающе погладила вздрагивавшие от гнева плечи императора.

— Успокойся Рейн. Ты знаешь тебе нельзя нервничать. А эти обидные слова? В любом случае, они не должны повлиять на твое окончательное решение. Постарайся забыть о ненависти к нему. Похорони в памяти ваши прежние обиды и раздоры. У вас с самого детства были трения, несмотря на желание твоего отца сблизить вас. И тут еще конфликт между вашими детьми.

— Видят Триединые, это не моя вина. Я понимаю, мой Водилик еще тот подарок. — Император невесело усмехнулся. — Но Эверард мало чем отличается от Норбера. То же ослиное упрямство и чудовищная гордыня. — Рейн IV устало покачал головой и махнул рукой в сторону стоящего слева от него, задрапированного бархатной тканью яшмового трона.

— Мне не доставляет большого удовольствия видеть его пустым. Но лучше лишиться источника красного Дара, чем ввергнуть империю в смуту и гражданскую войну. В нашей истории уже случалось лишаться глав Смелых и даже вместе с их наследниками. Вспомни во время великого нашествия аэрсов пятьсот лет назад. На поле битвы тогда остались почти все Братство во главе со своим Магистром и Маршалом.

— Тогда выжил еще один сын. Он и продолжил линию. Ты же, — Матриарх печально повторила привычный аргумент, — хочешь уничтожить потомков Младшего полностью. Их и так осталось всего лишь двое. Надеюсь, ты помнишь, что по женской линии их способности почти не передаются. Поэтому…

— Их Дар никуда не исчезнет — перебил император Матриарха. — Стражи остались нам верны. Там связь с Матрэлами не такая крепкая как у тебя с Мастерами. К тому же Аделинда нас поддержала. Это решило вопрос окончательно. Лип смог подчинить их почти всех.

— Недовольных было предостаточно. Они сейчас гниют в тюрьмах по всей Торнии? — грустно прошептала Матриарх. — А скольких, по его приказу казнили, тайно или явно? — Однако, наткнувшись на жесткий взгляд императора, опустила глаза и лишь горестно вздохнула.

— Стражи для империи важны не меньше, чем пережившее свое время Братство. Их глава станет главным источником Дара для остальных. Ты знаешь Лип силен. Он поддержит моего сына и поможет пережить смутные времена, когда меня не станет. — Император произнес это с показным равнодушием. — Поэтому я не хочу допустить и малейшей возможности повторения заговора. Империя этого не перенесет. И если ради спокойствия моей семьи и блага Торнии, нужно прервать род Младшего, я это сделаю. И если бы возникла необходимость в повторной экзекуции, я сделал бы этот нелегкий выбор вновь.

— Ради спокойствия твоей семьи или блага империи? — Матриарх недоверчиво хмыкнула и взглянула на все еще очень бледное лицо собеседника.

— И то и другое, — раздраженно бросил император. — Не вижу смысла разделять эти понятия. Кровь Старшего служит во благо Торнии. Мои предки, и надеюсь, мои потомки, да пребудет с ними благословение Триединых, все делали, делают и будут делать ради процветании и защиты империи.

— Мне кажется, я уже слышала эти слова. Из уст того, кому мы сегодня выносим окончательный приговор. — Матриарх на мгновение закрыла глаза и, сложив маленькие, поразительно изящные кисти на груди, на этот раз, громко, обращаясь ко всем присутствующим в зале, произнесла:

— Я не согласна с решением Его Величия. Категорически. Я, подчиненный мне Орден и все те, кого коснулась Милость Средней против вынесенного приговора. Линия потомков Младшего не должна прерваться.

Мягкие и просительные интонации исчезли, голос Матриарха стал звучать повелительно, заставляя не только прислушиваться, но и соглашаться с тем, что так решительно и твердо сейчас говорилось. Радужная оболочка ее глаз стремительно наливалась изумрудной зеленью, которая расплываясь заполняла молочно-белое пространство белков. Спустя мгновение глаза Матриаха напоминали темно-зеленые провалы, в центре которых чернели булавочные головки зрачков.

— Не стоит Клеменция! Помни в силе убеждения твой Дар явно проигрывает моему. Тяжело привстав, император повелительно, чеканя каждое слово, произнес:

— Я император Торнии от имени своего рода и Конклава Мудрых считаю Норбера и Эверарда Матрэлов виновными и заслуживающими казни. Голос императора внезапно заполнил все пространство большого зала, мгновенно заставив тихо перешептывающихся между собой мужчин и женщин замолчать. Он звучал столь властно, в нем слышалась такая твердая воля, что всякая мысль даже о малейшем сопротивлении должна была покинуть головы присутствующих.

Тем не менее, собравшиеся в зале высокие лорды обладали достаточно сильным Даром, чтобы не утратить собственную волю, сохранить свой разум независимым и способным самостоятельно принять сложное решение.

— Мы поддерживаем решение нашего Матриарха. — К возвышению мелкими шажками приблизился грузный, пожилой мужчина, одетый в белую, расшитую зеленым орнаментом тунику.

— Это ошибка мэтр Рогир. — Император недовольно передернул плечами. — Серьезный просчет, и поэтому я Вас прошу, попробуйте хоть раз принять решения не оглядываясь на своего Патрона.

— Тем не менее, при всем уважении к мнению Вашего Величия, я повторяю, что против казни. — Мягкая улыбка на розовощеком лице Великого Мастера, решительно не вязалась с лукавым взглядом его серо-зеленых глаз. — Линия Младшего слишком важна, чтобы ее прервать. Поэтому от имени Совета Мастеров я подаю голос против смерти Магистра Норбера и Маршала Эверарда. Особенно нас волнует жизнь Первого Рыцаря. Разумеется, наказание за государственную измену должно быть суровым. Оно должно быть неотвратимым, и здесь я согласен с Ее Милосердием, настолько жестким, чтобы навсегда отбить охоту у потомков Младшего устраивать козни. — Мэтр Рогир снова улыбнулся, продемонстрировав прекрасно сохранившиеся зубы. — Братство Смелых еще понадобится империи. Оно принесет ей…

— Ваше Величие! — Вперед вышел еще молодой светловолосый мужчина, чей голос звучал очень убедительно и весомо. — Не слушайте их. Полагаю, что большинство присутствующих выступают за казнь Младшего Владыки и его сына. Мы имеем дело с вероломным заговором, направленным против безопасности Торнии и жизни всей императорской семьи. Кто знает, вполне возможно, в планы изменников входило уничтожение не только Голдуенов, но и всех обладающих Даром Старшего.

Заправив длинные пряди, в которых проглядывала ранняя седина, за ухо, он подошел ближе и наклонившись к императору, прошептал:

— Отец окончательное решение остается за Вами. Конклав полностью поддерживает нас. Торберт и Союз Стражей на Вашей стороне. Теперь уже полностью. — Светловолосый быстрым, змеиным движением облизнул губы. — Чего Вы ждете? К чему эти бессмысленные задержки, эти бесконечные рассуждения? Палата высоких лордов признала Ваше право на самый суровый приговор. Имперский совет должен лишь его утвердить. Конечно, они, — он махнул рукой в сторону перешептывающихся внизу людей, — напуганы. Сегодня творится история. Я тоже приму любое Ваше решение, но помните, что оставшись в живых, они не успокоятся, пока не отомстят. Потомки Младшего нетерпеливы и злопамятны. То, что они пережили за прошедшие два месяца, не забывается. И они это ни когда не забудут.

Стоявшая рядом Матриарх поморщилась.

— Не стоит смешивать государственные интересы и личные счеты Водилик. И хватит распространять эти нелепые бредни про уничтожение всех осенённых Милостью Старшего. Я понимаю, Лип замечательно постарался. Слухи про чудовищные намерения Братства до сих пор гуляют по Торнии. Но мы-то знаем, что на самом деле всё обстояло иначе.

— Кажется, Ее Милосердие готова отрицать даже наличие заговора? — Голос наследника источал мед, смешанный с ядом. — Может от того, что Вы разделяете цели бунтовщиков или знали заранее об их планах?

— Не забывайтесь Ваше Высочество, — бросил хмуро император. — Уж если кто и был в неведении относительно планов нашего кузена, то это Ее Милосердие.

— Как ты можешь так говорить Водилик? — Клеменция взволнованно жестикулировала. — Твой отец прав, я ни чего не знала о заговоре Младшего Владыки и поверь, мне противны те способы, что избрал Норбер для достижения своих целей. — Матриарх горячилась все сильнее. — Но лгать и наводить напраслину на арестованных я не позволю. Ты видел их изломанные тела, вырванные языки и выколотые глаза? Довольно. Глупость достаточно наказана.

— Это не глупость Клеменция. — Император поднялся и твердо посмотрел в глаза Матриарху. — Не приписывай глупости то, что вызвано злонамеренностью. Ты говоришь о личных мотивах Водилика, но я знаю, что и у тебя они есть. Точнее не совсем у тебя и касаются они…

Император не договорил, при этом его тяжелый, сверлящий взгляд подразумевал больше, чем было открыто произнесено. Плечи Матриарха поникли.

— Отойдите Ваше Высочество. — И дождавшись, когда наследник удалится на несколько шагов, совсем тихо, одними губами в сторону императора прошептала:

— Как ты узнал? — И тут же отчаянно краснея, забормотала: — Я была не в курсе Рейн. Клянусь Триедиными. Она пришла ко мне после его ареста и во всем призналась. Умоляла спасти его. И теперь я не знаю, что с этим делать. Я до сих пор в ужасе от её слов. Это неслыханно. — Она остановилась, желая подавить кипевшие в горле рыдания. — Если об этом узнают, то случится катастрофа. Ведь это, — Клеменция запнулась, — небывалое нарушение традиций. — Она подняла глаза на кузена, готовая прилюдно расплакаться. — И потому тебе не простят их смерти. Особенно если умрет… — Матриарх осеклась, прижав дрожавшую ладонь к губам.

Император отвернулся, вглядываясь в таинственные тени, отбрасываемые тихо оплывавшими свечами на покрытые гобеленами каменные стены. Он смертельно устал. Тишина давила на виски, заставляя горло выталкивать слова, царапавшие небо и резавшие слух. Скривившись, Рейн IV начал произносить самую тягостную в своей долгой жизни речь. В руках сидевших рядом двух пожилых писцов, торопливо записывавших текст окончательного вердикта, оглушительно громко заскрипели перья. Принятым решением будут многие недовольны. Одни сочтут его слишком мягким по отношению коварным заговорщикам, другие посчитают неоправданно жестоким, учитывая заслуги и происхождение осужденных. Впрочем, прежний император не раз говорил, что даже самое лучшее решение проблемы будет встречено кем-то с неодобрением. В любом случае, иного выхода Рейн IV не видел. Призвав Дар, император говорил горячо и убедительно, веско роняя на склоненные головы стоящих перед ним людей каждое слов. Его глаза постепенно темнели, наполняясь насыщенным фиолетовым цветом. Сидевшая на своем троне Матриарх слушала, прикрыв глаза. Она не перебивал, молчаливо соглашаясь с вынесенным приговором. Закончив речь, император повернулся и, отвергнув предложенную наследником руку, тяжело переваливаясь, направился в свои покои. Лишь на мгновение он остановился, услышав за спиной легкий женский полувздох-полустон. Но только на мгновение.

Глава 8

1312 г. от Прихода Триединых. Табар. Имперская тюрьма

«Лишь Владыки могут обращать свой Зов на других, преобразуя тем самым его во Владычий Призыв…».

Миго из Памшо «О таинствах и ритуалах»

Когда за ним пришли Норбер Матрэл даже не пошевелился. Это был последний визит. Все решения приняты. И на это раз окончательно и бесповоротно. Поэтому сопровождающих было как никогда много. Камера тут же оказалась заполнена звоном кольчуг и стуком копий. Три десятка стражников, большая часть которых толпилась в коридоре, были собраны и сосредоточены. Бывалые войны презрительно косились на трех крючкотворов из канцелярии, боязливо поглядывавших на скованного по рукам и ногам узника. Тем не менее, даже они робели, ощущали гнетущие чувство надвигающейся катастрофы, приближение чего-то ужасного и непоправимого. Конечно, они не боялись, ибо прикоснувшись к красному Дару, человек обретал не только силу и ловкость, но способность подавлять собственные страхи. Но тот, кого они сегодня должны были вести к палачу на расправу, излучал такую иступленную ярость, что казалось воздух в камере загустел, от чего щемило сердце и сдавливало горло. Даже сейчас достаточно было этому внешне сломленному заключенному обратиться к Зову и, невзирая на тяжелые цепи и изломанное тело, он сокрушил бы многих.

Советник Гарено, наряженный по случаю в роскошный лиловый камзол, пытался высокомерием и показной невозмутимостью скрыть колотивший его озноб. Липкий пот проступал на лбу и впалых щеках. Владыка втянул воздух и прищурился. Как и его деймоны он кожей впитывал чужой страх, который подстегивал его, заставляя острее чувствовать собственную исключительность. «Добраться бы до этого напыщенного урода», — подумал он. Магистр представил, как вдавливает внутрь эти ненавистные глаза, ощущая пальцами лопнувшие роговицы. Губы сами растянулись в довольной улыбке, от которой стражники невольно попятились, а советник испуганно ойкнул. «Пока живи червяк. Твой черед еще придет. Главное увидеть мальчика и убедиться, что с ним в порядке. А вот после этого мы еще увидим кто кого».

Он вспомнил свой первый день в камере, когда его еще не пришедшего в себя от зелья, слабого и беспомощного как ребенка, посетил император. Рейн пришел один и, помнится, его это весьма удивило. Ведь даже в том состоянии, что он тогда пребывал, ему не стоило больших усилий скрутить императору шею как цыпленку. Толстая и короткая она притягивала взгляд, и он уже плавно потянулся, разматывая кольца цепей, намереваясь набросить их за широкий капюшон камзола цвета индиго. Его тогда остановили. Конечно, не стражники, которые даже не вошли в камеру. Да, впрочем, и они едва ли бы смогли что-то изменить. Конечно, нет. Его остановил до боли знакомый, холодный голос этого коронованного мерзавца. Его Величие всегда был осторожен и умен. Да при этом ленив, злопамятен, падок до лести, но дураком он никогда не был. Не та кровь. И те слова, что император произнес тогда в камере, один на один, эти слова не позволили этой спесивой вонючке Водилику стать императором раньше времени. То, что сказал Рейн, заставило его обреченно сидеть два с половиной месяца со скованными руками и ногами, есть каждый день жидкую баланду, терпеть чудовищные пытки, видеть смерть и страдания верных соратников. Но главное — ни чего не предпринимать, несмотря на настойчивые попытки оставшихся на свободе друзей и союзников вытащить его из тюрьмы. Сколько переданных тайком записок он порвал не читая, сколько прошептанных второпях охранниками слов не пожелал выслушать? Эти люди шли на огромный риск, но на другой чаше весов находилось нечто слишком важное, давно уже ценимое им превыше собственной жизни и чести. И конечно пройдоха Рейн знал, за что его зацепить. Прекрасно понимал, ради чего он готов смириться, забыть о гордости, притушить разрывающую душу ярость. Кузен всегда видел его насквозь, а давняя неприязнь между ними давно уже переросла в непримиримую ненависть. Окруженный стражниками мэтр Гарено продолжал, пугливо поглядывая на узника, читать приговор. Однако Владыка Норбер уже не слушал. Он закрыл глаза и погрузился в тяжелое забвение недавних воспоминаний.

— Ты хочешь убить меня, — сапфировые глаза смотрели холодно и расчетливо. — Валяй, мне и так уж недолго осталось. Я не боюсь. Нет, конечно, я не такой бесстрашный как ты. — Император буквально выплюнул последние слова. — Это вы — потомки Младшего у нас ни кого и ни чего не боитесь. Мы же, — рука с коротко стриженными ногтями ощутимо подрагивала, — осторожны и предусмотрительны. Или, как считают многие, трусоваты, — император вяло усмехнулся. — Впрочем, пусть считают. Это нам лишь на пользу.

— Зачем ты пришел? — Норбер Матрэл пристально смотрел на императора. — Если я захочу убить тебя, — он лениво кивнул в сторону закрытой двери, — твои охранники тебе не помогут. Они не успеют войти сюда, а я уже вырву твою лживую глотку. — И это, — узник тряхнул тяжелыми цепями, опутавшими его руки и ноги, — меня не остановит.

Император побледнел. — Я знаю Нор, ты и не на такое способен. Особенно когда представилась возможность избавиться от меня раз и навсегда. Ты мне не только горло сломаешь, но для верности еще и голову оторвешь. Что бы уж точно, наверняка. Ведь мне не посчастливилось заполучить милость Младшего. И пусть я самый могущественный обладатель фиолетового Дара в Торнии, для тебя я ни что. — Рейн IV хрипло рассмеялся. — Действительно забавно. Самый могущественный человек в Альферате для тебя лишь пустое место. Ты же ненавидишь всех лишенных красного Дара? И в особенности нас, других Владык — меня, Водилика, даже безобидную Клеменцию и юную Джиту.

— Брось свои фокусы Рейн, — глаза узника опасно сверкнули. — Ненавидеть вас, — он жестко ухмыльнулся. — За что? За вашу слабость? Мягкотелость? Нет кузен ты не прав. Я вас не ненавижу. — Он все более распалялся. — Я вас презираю. Как презираю любого слюнтяя и тряпку. Ты с этой бесхребетной дурой ведете Торнию в пропасть. И я попытаюсь, — он поднял скованные руки, — этого не допустить. — Младший Владыка презрительно фыркнул. — Я здесь не надолго. И когда я отсюда выйду, то закопаю тебя. Живьем. — Он громко рассмеялся. — Палата высоких лордов ни тем более Имперский Совет не позволят держать меня здесь. — Норбер Матрэл брезгливо посмотрел на высокие, потемневшие от влаги стены тюремной камеры. — Так что готовься кузен.

— Уже позволили, — издевательски протянул император. — Сегодня днем мое решение о твоем заключении было утверждено двумя третями голосов Палаты. Еще раньше Совет санкционировал твой арест. Так что скажи, к чему мне готовиться?

— Что? Что ты сказал, — голос узника зазвенел от бешенства. — Ты врешь, старый ублюдок. — Магистр с испепеляющей ненавистью уставился на прислонившегося к стене собеседника. Он тяжело дышал, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость. — Ты все врешь, — повторил он.

— Нет, дорогой кузен, я говорю чистую правду. Ты проиграл Норбер. В чистую. Твоих сторонников в Палате мы изолировали, — император криво усмехнулся. — Разными путями, конечно. Твоему племяннику пришлось повозиться, но теперь…

Цвинг. — звук разрываемой цепи прервал напряженный диалог. Мгновение спустя рука, на которой еще болталось несколько звеньев, железными тисками сжала пухлое, с двойным подбородком горло. Без какого-то видимого усилия, Младший Владыка приподнял весившего в два раза больше его императора почти на локоть от грязного, пахнувшего экскрементами каменного пола.

— Не ожидал кузен, — белки глаз Магистра быстро багровели. — Твоя шея для меня, что сухая ветка, — он небрежно крутил костистой ладонью шею бессильно хрипевшего императора, заставляя того поворачивать пунцовое от прилившей крови лицо.

— Эверрр, — сипел Рейн. — Эверрр, — его пальцы конвульсивно шарили по горлу, безуспешно пытаясь разорвать полностью перекрывшее дыхание стальную хватку.

— Что? — глумливо переспросил Матрэл. — Ты что-то сказал? Не стоит тратить на это силы. Сейчас я сверну твою жирную шею, а потом выйду отсюда. Думаешь, после Зова меня остановит твоя охрана? Твоего мерзкого сыночка я убью собственноручно. Сегодня же. Хотя, — Матрэл широко улыбнулся, — такого удовольствия как сейчас я вряд ли испытаю.

— Эверр, Эверард у нас, — императору, наконец, удалось протолкнуть наружу заветные слова, после чего он обмяк, повиснув безвольным мешком. Тонкая струйка мочи стекала с кожаных пуленов на ребристый пол.

— Эверард, — глаза Магистра заблестели, а на длинной шее вздулись жилы. — Ты что плетешь? Он декаду назад уехал на север. А ну, — он лихорадочно затряс тяжелое тело, — выкладывай все фиолетовая мразь!

В ответ император мог лишь бессвязно захрипеть. — Говори быстрее. — Хватка на горле ослабла.

— Аделинда перехватила его. Пригласила к себе. Он не мог отказать тетке, — каждое слово давалось императору с трудом. — Его усыпили и перевезли в Табар. Если я отсюда не выйду, — он тяжело закашлял, — его убьют.

— Сука! Сукаааа!!! — Матрэл отшвырнул от себя царственного кузена и, обхватив голову руками, протяжно завыл. — Уууууааааа. Чем ты ее купил? Или вы снова трахаетесь?

Рейн IV с трудом приподнялся с жидкой охапки соломы, куда ему посчастливилось упасть и, потирая посиневшую шею, проскрипел, — Ты все еще такой же придурак, как и пятьдесят лет назад. Видишь только то, что хочешь видеть, и при этом не замечаешь очевидных вещей. С тех пор как вы с отцом вышвырнули Аделинду из дворца, выдав замуж за этого мелкого тана, она мечтала только об одном. — Он без всякой жалости посмотрел на сгорбленную фигуру, еще недавно столь грозную и внушавшую страх. — Твоя сестрица страстно хотела отомстить вам обоим. И ради осуществления этой мечты она была готова пойти на многое.

— Аделинда моя сестра, — Норбер Матрэл застыл, недоуменно глядя на свои сжатые кулаки. — В нас течет одна кровь.

— Она обиженная на весь мир стерва, которая ненавидит всех, но больше всего своих родственничков из Красной Трети, — Рейн Голдуен тяжело встал. — Тебя она, кстати, ненавидит больше всех. Почему-то даже больше покойного Владыки Мейнарда. Ну, а Эверарду досталось, так сказать, за компанию. Она первой рассказала мне о ваших планах и сама предложила помощь в твоем разоблачении. Помогала тебе увязнуть в заговоре, который с самого начала был обречен. Ради этого, — император усмехнулся, — несколько раз даже встречалась с Торбертом, который не знал как вести себя с этой матерью-кукушкой. Она ведь говорила с тобой обо мне? Убеждала энергичнее вербовать сторонников? Требовала решительных действий?

— Да, — прежний запал окончательно покинул Младшего Владыку. — И не раз. — Он поднял затуманенные глаза на кузена. — Но я и без нее знал это. Ты не справляешься Рейн. Твое хваленое чутье тебя подводит. — Худая фигура нависла над императором. — Я верю в скорый Приход. А для того чтобы противостоять Падшему, во главе Торнии должен стоять не ты и тем более не Водилик.

— Прекрати пересказывать мне эти пустые бредни, — Его Величие сердито топнул ногой. — Он окончательно пришел в себя и энергично расхаживал по камере, лишь изредка поглаживая все еще саднящую шею. — А кто вместо меня? — Рейн IV остановился, внимательно посмотрел на собеседника и презрительно бросил, — кто-нибудь из твоих марионеток? Неужели этот болван Тонфар? Несостоявшийся шурин. Только теперь уже вряд ли. — Император отвернулся и процедил. — Вчера на поместье хертинга Тонфара было совершено нападение. Он и два его старших сына убиты. Убийц усиленно ищут. — Он наклонился и издевательски поинтересовался, — не хочешь узнать, какая награда объявлена за их головы?

— Отпусти Эверарда, — в голосе Норбера Матрэла явственно проступили просительные нотки. — Он шел за мной, но многое не одобрял.

— Ну, уж нет, — император явно наслаждался ситуацией. — Твой сын моя гарантия того, я выйду отсюда живым. И не только этого. Ты расскажешь мне всё. Про заговор, про тех, кого ты вольно или невольно вовлек в него. Всё!

Узник замотал головой. — Этого ты не дождешься.

— Хорошо. — Рейн и не пытался возражать. — Тогда тебя будут пытать. Конечно, ты и тогда, наверняка, ни чего не скажешь, но это даже к лучшему. Твоя гордыня станет причиной твоих страданий. Твоих и твоего сына.

— Не трогай его, — глаза Норбера Матрэла вновь стали багроветь. — Иначе…

— Это уже зависит от тебя, — император оборвал его на полуслове. — Я прикажу не прикасаться к Эверарду при условии твоего полного послушания. На допросах ты можешь петь соловьем, а можешь молчать как рыба. Это не играет ни какой роли. Нам известно почти всё. Пожалуй, твое признание было бы даже излишним. Ведь это так на тебя не похоже, — император посмотрел на кузена в упор. — Но ты должен не мешать. Не препятствовать мне и Торберту ломать то, что Младшие Владыки с таким упоением строили целую эпоху. Я разгоню твое Братство, уничтожу твоих сторонников, выжгу этот твой заговор до основания. И ты, — Рейн наставил палец на узника, — не пикнешь и не будешь дергать за те веревочки, что еще остались в твоем распоряжении. В противном случае…, - он не договорил, а лишь многозначительно прикрыл глаза.

— Ты обещаешь? — узник принял решение. Было заметно, что он не привык тратить много времени на обдумывание своих действий. — Но мне нужны гарантии.

— Его не будут пытать, — с готовностью откликнулся император. — Слово Старшего Владыки. По крайней мере, до тех пор, пока ты будешь придерживаться наших договоренностей.

Матрэл недоверчиво хмыкнул. — Ты лжешь столь же легко, как и дышишь. Мне мало твоего слова.

Тень неудовольствия мелькнула на лице императора, но тут же исчезла. — Ни каких иных гарантий я тебе не дам, — отрезал он. — Твоему сыну сохранят жизнь и здоровье. Относительно тебя, — Рейн постучал пальцами по сочащей зловонными каплями стене, — я этого обещать не могу.

Магистр горько усмехнулся. — Поверь, дорогой кузен меня это мало волнует. — Он прижал руку к груди и тихо произнес. — Пусть смерть моя близка. Я смело к ней иду, спасая жизнь и свет.

— Все те же надменность и гордыня, — Рейн IV презрительно скривился. — Тебя волнует не сама смерть, а то, как ты умрешь. Глупо. Впрочем, вас уже не переделаешь. — Он тряхнул головой и, прихрамывая, направился к выходу. Подойдя к двери, император обернулся, — Прощай Норбер. Полагаю, мы больше не увидимся. И еще, — он скользнул взглядом по висевшим на руках узника железным звеньям, — я прикажу прислать другого кузнеца. Пусть закует тебя в цепи покрепче. Эти оказались не слишком надежны.

* * *

— И в планах заговорщиков было уничтожение всей императорской семьи всех тех, в ком течет кровь Старшего…. — Мэтр Гарено читал текст приговора размеренно и громко, старательно разбирая округлые буквы незнакомого почерка. Временами он отрывал глаза от длинного листа бумаги и, стараясь делать это незаметно, косился на скованного по рукам и ногам узника. Он никогда не считал себя смельчаком, но и, как ему казалось, не был жалким трусом. Но этого, с трудом сидевшего перед ним калеку, он боялся. Страшился до жути, дрожи в коленях, того мерзкого состояния когда горели щеки, а язык прилипал к гортани. И за это постыдное, презираемое им самим чувство он его ненавидел, столь же глубоко и сильно, как и боялся.

К счастью, вскоре все это будет в прошлом. Сегодня предстоял самый сложный этап той операции, что еще полгода назад замыслили император и канцлер. А ведь он сомневался. Был уверен, что не получится. В памяти услужливо пробудилось подзабытое ощущение полного оцепенения и молчаливого ужаса, когда Торберт Лип, пытливо глядя ему прямо в глаза, посвящал его во все детали плана. Святотатство. Невиданное дело. Поднять руку на потомка Младшего?! Ведь когда то он и сам хотел стать прославленным воином, доблестным рыцарем, приобщиться к красному Дару. Рядом с маленьким и сонным городком, где он родился и вырос, стояло заброшенное командорство Братства Смелых. Громадное, построенное еще третьим Магистром, оно защищало южные границы империи от набегов аэрсов. Времена шли, границы империи отодвигались на юг, и каменный исполин стал не нужен. В лучшие времена в нем находилось до тридцати рыцарей и сто сержантов. И это не считая куда более многочисленных оруженосцев и наемников. Давно покинутый и полуразрушенный замок продолжал вызывать восхищенное удивление своими размерами и славной историей. И конечно, все окрестные детишки досконально знали извилистые лабиринты замковых подвалов, безбоязненно лазили по зубчатым стенам. Маленький Миго не был исключением, и вместе со всеми с упоением носился по окутанным тайной развалинам, воображая себя, то Винзелом Элуробойцей, то его правнуком Сигурдом-Кровавым. Вразумления отца, желавшего видеть младшего сына нотариусом в родном городе, ни к чему не приводили. Он — Миго Гарено, третий сын помощника городского судьи, обязательно будет выбран Младшим и получит желанное кольцо с сердоликом. Сколько раз в затаенных мечтах ему представлялись завистливые взгляды сверстников и восторженное преклонение миловидной дочки настоятеля местного храма Триединых. Действительно, почему бы и нет. А затем его бы ждало Братство Смелых и золотой перстень с рубином. Он стал бы прославленным рыцарем и верным помощником самого Магистра. Эх, детские грезы. Читая приговор, мэтр мысленно улыбнулся. Как это было давно, однако он навсегда запомнил то ощущение горечи, досады, чудовищной несправедливости, когда добродушный увалень отец Готлиб остановил его перед статуей Старшего и, положа руки на костлявые плечи, радостно воскликнул: — Тебе очень повезло мой мальчик. Ты выбран. — Затем были объятия отца, слезы матери, незаметно показанный старшим братом кулак. И скромное серебренное колечко с чароитом, которое он, несмотря на свой нынешний достаток, продолжает упорно носить.

Много позднее, попав во дворец Владык — сосредоточение власти Торнии, мэтр Гарено понял, как мало знал об этих потомках богов. Понял, что истинная власть находится в руках тех, кто носит на пальце кольца с фиолетовым камнем. Осознал, что сила без власти значит поразительно мало, а его мечты о рыцарской доле были наивны и глупы. Тем не менее, встречая в полутемных дворцовых коридорах и низко кланяясь Магистру или Первому Рыцарю он по прежнему продолжал испытывать лихорадочное мальчишеское возбуждение, жгучее желание стать рядом с этими полными жестокости и высокомерия людьми. Его стремительная карьера, близость к главе Стражей ни как ни сказалась на отношениях с Норбером Матрэлом и его сыном. Его так же не замечали, ненамеренно игнорировали. Кто он был для них? Кляузник, чинуша, лишь волей их кузена приближенный к чертогам власти. Это неосознанное презрение раздражало, и тем сильнее выводило из себя, чем выше он поднимался по служебной лестнице. При этом, схожее скрытое преклонение перед потомками Младшего он замечал у многих своих товарищей, таких же бумагомарателей как и он сам. Естественно, Младших Владык боялись, порой ненавидели, их гнев и жестокость стали притчей во языцах. И, тем не менее, к ним тянуло, манило, как и ко всему недоступному, стоявшему неизмеримо выше уже по самому факту рождения. Говорили, что вместе с красным Даром передается немало обаяния, животный магнетизм, которым когда то отличался Младший. В любом случае, все его попытки завязать дружбу со Смелыми заканчивались полным фиаско, наталкиваясь на холодное равнодушие или презрительную насмешку. Они всегда держались вместе эти гордецы, толпясь вокруг своего Патрона, отгораживаясь от чужаков гордым пренебрежением. Все это порождало самые разные слухи и домыслы, вплоть до обвинений Смелых в неподобающих для нормальных мужчин пристрастиях. Разумеется, подобные наветы произносились украдкой, порой в изрядном подпитии и, как подозревал мэтр Гарено, прежде всего теми кто, как и он, в свое время, обманувшись в своих надеждах стать членом Братства, теперь находили сомнительное удовольствие в тайном злословии.

Впервые увидев распятого на пыточном станке Магистра, он страшно испугался, ужаснулся содеянному, застыл подобно каменному истукану, не в силах отдать нужные распоряжения, ощущая, как щупальца ужаса и паники перехватывают железным обручем горло. Как ни странно, в чувство его привело жалобное мычание стоявшего рядом палача. Эта глыба мускулов с перебитым носом и куриными мозгами, без тени сомнения вырывавший ногти у женщин и клеймивший детей обоего пола, сдернув привычным движением холщевый колпак с головы узника, тут же узнал его и, отскочив, попытался бухнуться на колени. — Ваааша Смеееелость! Как можно? — Это болван так и не смог дотронуться раскаленными щипцами до зажатых в тисках пальцев Норбера Матрэла, который с холодной усмешкой вслушивался в его проклятия, понукания и угрозы. Злость, как известно, лучшее лекарство от робости и малодушия. И эта полная высокомерия улыбка на губах Великого Магистра взбесила его, заставила отбросить прежнее, внушаемое с детства благоговение перед потомками Триединых. В результате, пытками Младшего Владыки все два месяца занимался пленный аэрс, не испытывавший по отношению к Матрэлам ни какого пиетета и трепета. Найдя в Табаре своего соплеменника, он приобщил его к своей новой работе. Деловито разговаривая на своем полном шипящих звуков языке, они с нескрываемым энтузиазмом пытали Магистра, получая, как предполагал мэтр Гарено, от этого процесса немалое удовольствие. Жаль, что, в конце концов, от обоих придётся избавиться. Полезные были люди…

«…и, вовлекший в свой заговор весь Верховный Капитул Братства Смелых, а именно Великого Маршала — Эверарда Матрэла, Великого Командора — Одэ Бенбаля, Великого Консерватора — Ноара Рольми, Великого Аэрспольера — Сей-До из Ракты, Великого Эрулпольера — Ансгара Сигфредсона, Великого Дапифера — …».

* * *

Полуденное солнце заливало ярким светом изнывавший от летнего зноя Табар. Длинное поле, покрытое серо-желтым песком, на котором причудливо отражались солнечные блики. Члены Имперского Совета, ожидавшие предстоящий бой на ложе для почетных гостей. У края арены стоял высокий, плечистый человек, чьи разметавшиеся, черные кудри, наполовину скрывали покрасневшее от досады и раздражения лицо. Обращаясь к долговязому мальчику, лет двенадцати, он отрывисто и резко говорил:

— Они хотят нас унизить. Сегодня мы сцепились с императором на заседании Совета, и вдруг он предложил для разрешения спора шуточный поединок. Я согласился, не зная условий. И… Джерт провел меня. Там был Рейн, он подыграл отцу, а своим противником предложил выбрать тебя. Бой на мечах. До первой крови. Здесь и сейчас. Матриарх его поддержала. Старая, глупая курица. — Милые кузены, — неумело передразнил он неведомый женский голос, — полагаю, все ваши разногласия останутся на арене. А я прослежу, что бы драгоценная кровь ваших наследников сегодня пролилась ровно настолько, чтобы разрешить ваши споры раз и навсегда. — Черноволосый зло сплюнул на песок и, не стесняясь присутствия подростка, витиевато выругался. Немного успокоившись, он продолжил:

— Все хотят это увидеть. Невиданное дело. Поединок кронпринца и Первого Рыцаря. Даже старый лис Лайраг приперся. Не сиделось ему в своих горах. Император рискует, но я рискую не меньше. — Мальчик внимательно слушал. — На первый взгляд дурацкая идея, заведомо для них проигрышная. Но тут не все так просто. Ты Рейна почти не знаешь. А стоило бы. Он с детства занимается у лучших фехтовальщиков Союза Стражей. Понятно, что своих рыцарей я к нему не подпускаю, хотя твоя сестра и просила прислать для него сьера Герро. В любом случае, для потомка Старшего он владеет мечом неплохо. Даже хорошо. Но для тебя он не соперник. Ты понял? Понял?! — Последние слова черноволосый почти прокричал, заставив нервно вздрогнуть, стоявших недалеко герольдов. Было видно, что он в бешенстве. И хотя его длинные мускулистые руки были привычно перекрещены на груди, сама грудь гневно вздымалась. Между тем гул на арене возрастал, однако его перекрыл мощный и властный голос.

— Кузен Мейнард. Идите к нам. Отсюда лучше видно, — тонкие губы одетого в фиолетовую мантию императора застыли в ледяной улыбке. — Поторопитесь занять свое место. Рядом с милой Клеменцией.

Сидевшая недалеко от императора тонкокостная, рыжеволосая девушка тут же вскочила, и приветливо махнув рукой, закричала:

— Ваша Смелость сюда! Вот Ваше место! — Желание услужить слышалось не только в мягком, бархатном тембре ее голоса, но во всей изогнувшейся фигуре, широких, приглашающих жестах тонких, поразительно изящных рук, искреннем, полном участия выражении зеленых на выкате глаз. — Здесь очень удобно. И Матушка рядом. — Она мягко, застенчиво улыбнулась и склонила голову к находившейся рядом пожилой женщине.

— Вам удобно Матушка? — Сидевшая перед ней одетая в бело-зеленую тунику женщина оглянулась и ласково провела ладонью по округлой щеке.

— Конечно, Клеменция. Присядь. Посмотрим поединок вместе. Когда будет нужно, Младший Владыка сам подойдет.

Черноволосый ни как не отреагировал на приглашения. Он лишь мазнул неприязненным взглядом по одетой во все фиолетовое фигуре и, вновь повернувшись к мальчику, тихо сказал:

— Тебя может победить не его меч, а его Дар. Ты пока еще не достиг совершеннолетия и пока, несмотря на разницу в возрасте, вы почти на равных. По крайне мере, они так думают. Борись с ним. Не поддавайся ему. И не важно, что твой Дар еще не проснулся. Ярость, бушует в твоей крови с рождения. Помни об этом. Все они, — он махнул рукой в сторону переполненных трибун, — тебя боятся. Эти людишки только пыль у твоих ног. Всегда, — мужчина резко присел и посмотрел прямо мальчику в глаза, — помни об этом. — Затем повернувшись, он громко во всеуслышание произнес: — Да прибудет с нами благословение Младшего. — И прижав руку к сердцу, тихо прошептал, уже только для одного. — Пусть наша смерть близка. Мы смело к ней идем, спасая жизнь и свет.

Мальчик поднял голову и посмотрел на полные трибуны. Тысячи людей кричали, махали руками, что-то надрывно требовали. На дальних галереях мелькнуло лицо Аделинды, полное привычного презрительного высокомерия. Он перевел глаза на удалявшуюся спину отца. Тот шел, по привычке держа сжатые в кулак руки за спиной. Мальчик знал, что тот не оглянется. Все что надо, было сказано. Он снова перевел горящий взгляд на арену. За последние пять лет ему пришлось пройти через тысячи поединков, и сьер Герро нередко хвалил его, предрекая судьбу большого фехтовальщика. — Вас не нужно учить мессир, — длинные пальцы мастера меча шевелились как маленькие змеи, — у Вас это в крови. Просто прислушайтесь к тому, что в Вас существует с рождения.

Песок привычно поскрипывал под кожаными подошвами. Впервые ему предстояло сражаться перед императором, и мальчик смутно чувствовал, что на кону стоит нечто большее, чем просто победа или поражение. Он крепко сжал рукоять подаренного отцом два года назад меча. Небольшого и легкого.

Кронпринц приближался к нему осторожно, с кинжалом в одной руке и мечом, на добрую ладонь длиннее его, в другой. Высокий, на голову выше его, широкоплечий блондин, он был мечтой всех фрейлин своей матери и не только. Остановившись в нескольких шагах от противника, Рейн Голдуен опустил меч и широко улыбнулся.

— Привет маленький извращенец, — тихий голос был полон издевки. — Оказывается, ты любитель подглядывать за своей сестрой. Понравилось, что увидел?

Мальчик не ответил, хотя бешенная ярость начинала подкатывать к горлу, заставляя сердце учащенно колотиться в груди. Он на мгновение прикрыл глаза.

— Я к Вашим услугам кузен.

Медленно, очень медленно кронпринц поднял меч.

— Я унижу тебя перед всеми дружок. Твой Дар еще не проснулся. Но кому это интересно. Первый Рыцарь побежден потомком Старшего. Мррр. Да это просто сказка, сладкая мечта для многих.

— Хватит болтать.

В ответ кронпринц что-то гневно прорычал и рванулся вперед. Мальчик отпрыгнул, ткнув своим мечом по ноге противника. Кажется, задел. Ответный выпад не заставил себя ждать, вынудив его отшатнуться. Трибуны дружно охнули. Противники закружили напротив друг друга, выжидая удобный момент для атаки. Тяжелый меч кронпринца, постоянно откидывал мальчика назад, заставлял того вилять, искать бреши в чужой обороне. Он постепенно уставал, тяжелое дыхание вырывалось из легких, боль в груди нарастала. Меч уже не казался легким и все сильнее оттягивал руку. Рот был наполнен сладким привкусом крови, так что постоянно приходилось сплевывать темно красную слюну. В очередной раз, увильнув от удара, мальчик отпрыгнул и остановился на мгновение перевести дух.

— Я думал, потомки Младшего умеют сражаться, но, по-видимому, это все в прошлом. — Темно-голубые глаза прищурились, сардонически поглядывая на юркого противника. Кронпринц тоже хрипло дышал, а длинная красная полоса пересекала его левую кисть. Правая штанина была порвана и оттуда на песок обильно падали красные капли.

— Пора заканчивать этот балаган. Не так ли? — Голос кронпринца внезапно стал низким и плотным, забиваясь в уши и заставляя мальчика невольно прислушиваться. — Мы уже давно пролили кровь друг друга, но отец не останавливает бой. И знаешь почему? Он хочет увидеть, как ты проиграешь. Поэтому поддайся мне красненький. Чего тебе стоит? Я не буду тебя убивать дурачок. Конечно, нет. Твой папаша мне этого не простит. Но, например, отрубить тебе руку, я думаю, стоит. — Кронпринц оскалился. — Чтобы знал на кого ее поднимаешь.

Мальчик споткнулся, и его противник вновь издевательски хохотнул. — Подчинись мне малыш, не сопротивляйся. — Глаза кронпринца постепенно темнели, превращаясь из лазоревых в сине-лиловые. — Давай, опусти меч, он слишком тяжел для тебя.

И в самом деле, рукоятка меча вдруг налилась необыкновенной тяжестью, потянув руку к земле. Усталое тело ломило и неожиданно захотелось спать.

— Нет. — Мальчик смахнул со лба капли пота. — Нееет! — В нем нарастала ярость. Она мешала дышать. Боль в содранных ладонях и длинном разрезе на боку лишь добавляла бешенного гнева, который стремительно расползался по телу и вытесняя усталость и наполняя силой. Мир вокруг затрещал и рассыпался. Мальчик запрокинул голову, прикрыл глаза и громко рассмеялся. — Пошел в жопу фиолетовый!

Он бросился вперед и, ловко увильнув от удара меча, ткнул лезвием прямо в лицо противника. Кронпринц закричал от боли и, выронив свое оружие, упал на колени. Сквозь прижатые к лицу ладони щедрой струей текла кровь. Мальчик устало опустил руки и закрыл глаза. Бой закончился.

* * *

«…отрубить ему пальцы на левой руке и кастрировать его. Затем, заковав в цепи, отправить в обитель Ордена Милосердия, что находится севернее города Алезий и содержать его закованным в отдельной камере, под присмотром составленной из Стражей охраны. Сына его Эверарда Матрэла заковать в цепи и отправить в обитель Ордена Милосердия рядом с городом Виндибон и содержать там, в отдельной камере, под присмотром составленной из Стражей охраны».

Узник закрыл глаза и сосредоточился. Пусть его кровь требовала воззвать к ней и умереть здесь и сейчас, а не кастрированным боровом через двадцать лет в алезийской обители. Погибнуть, смеясь над поверженными врагами, попирая их изувеченные трупы. Но нет, нужно выждать. Тот путь, который он выбрал два с половиной месяца назад, мучительно его не желая и отталкивая, требовал не меньшего мужества. А уже этого ему не было занимать. К сожалению, этот выбор требовал еще смирения, обуздания бушевавших в его душе гнева и ненависти. А вот с этим у него всегда были проблемы. Норбер Матрэл стиснул зубы, унял бешено стучавшее сердце и бесстрашно посмотрел на приближавшихся стражников.

Глава 9

1312 г. от Прихода Триединых. Сторфольк. Элурийский Альянс.

«Эти элуры живут в городах, называемых фольками. Окружают их высокие стены, а правят их холодной страной три женщины, коих именуют верховные фриэксы…».

«Об управлении империи» Анитастон VII

Мы должны спасти его. — Высокий человек скрестил огромные, бугрившиеся мускулами руки на груди. Светлые волосы вперемежку с седыми прядями, были затянуты в короткую косу. Широкие брови толщиной в большой палец нависали над янтарного цвета глазами. — Иначе мы проиграем. Не сейчас, но потом.

— Фирдхер Вигмарсон слишком часто проигрывал Владыке гнева, — молодая женщина, с необыкновенно широкими плечами, презрительно сощурилась. — В последний раз Его Смелость так треснул его по шлему, что последние мозги отшиб, — она довольно захохотала.

— Дура, — ощерился великан. — Да ты течешь от одного его вида. Потаскуха.

— Что? — воительница вскочила и, пригнувшись, змеиным движением вытащила короткий, с односторонней заточкой меч. — Подойди ближе каланча и останешься без своих причиндалов, которыми так гордишься.

Седовласый зарычал и двинулся вперед.

— Хватит. Леона, убери меч. А ты медведь сядь и успокойся, — пожилая женщина даже не встала, однако ее голоса было достаточно, чтобы глава боевых фирдов моментально остыл, а его заместительница отвернулась и покорно замолчала. Редкие седые волосы обрамляли волевое лицо с вытянутым квадратным подбородком. Хмурый взгляд скользнул по набычившимся собеседникам. — Вы сцепились как глупые щенки из-за бараньей кости.

— И то верно, — Лоугар Вигмарсон поднял руку вверх. — Мы не должны ссориться. Но надо что-то быстрее придумать. Эти сенахи настолько выжили из ума, что намерены казнить Великого Магистра и его сына.

— И что с того, — Леона Хьёрдисон вытянула длинные ноги, — наши фриэксы уже давно не связаны с ними. Это имперские дела и нас они не касаются. — Она закусила губу. — Конечно, убивать Его Смелость глупо, но пусть от этого страдает одна Торния.

— Пострадаем и мы, — фирдхер с хрустом сжал кулаки. — Не думаю, что Анудэ понравится наше бездействие. Ее потомка собираются казнить, а мы ни чего не предпринимаем.

— Ты предлагаешь ворваться в Табар и вызволить его из темницы, — с издевкой поинтересовалась Леона. — Последние мозги пропил.

— Фриэкса Вейна утихомирьте ее или я за себя не отвечаю — Лоугар расправил плечи и встал во весь свой гигантский рост. В комнате сразу стало тесно.

— Успокойся Леона, — в голосе верховной фриэксы зазвучал металл. — Или я попрошу тебя выйти.

— Хорошо, — подфирдхера ухмыльнулась. — Обещаю быть паинькой.

Лоугар недоверчиво хмыкнул и продолжил: — Элуры уже несколько лет живут в мире с империей. — Леона тут же демонстративно громко закашляла, но Лоугар не обратил на это ни какого внимания. — Разумеется, мелкие столкновения не в счет. Проверять северные командорства на слабину и не давать застояться боевым фирдам это одно, но начинать масштабное вторжение… — Фирдхер осуждающе покачал лобастой головой. — Нашу молодежь нужно воспитывать в старом духе. И никто не подходит на роль достойного противника лучше, чем рыцари Братства. Мы всегда уважали друг друга.

— Ага, конечно, а еще ценили и почитали. Последняя такая уважительная встреча стоила моему фирду полтора десятка людей, — в голосе Леоны звучала нескрываемая злость. — Приграничье наша территория, — она стукнула себя кулаком в грудь. — И только наша! То, что империя прислала туда своих колонистов, нарушает наши прежние договоренности.

— Прекрати Леона, — Лоугар широко улыбнулся. — Торнийцы говорят то же самое. Кроме того, элуров там селится не меньше.

— Что-то ты на старости лет осторожничать начал? — Подфирдхера вскинула голову и презрительно улыбнулась. — Неужели кровь Анудэ окончательно свернулась в твоих жилах. Я считаю, — Леона с вызовом смотрела на Лоугара, — что смерть Младшего Владыки ослабит Торнию, а это в наших интересах.

Фирдхер ожидаемо вспыхнул, но подавив свой гнев, снисходительно ответил: — Не тебе оценивать чужой Дар. Ты на своем месте сидишь без году декада. — Он повернулся к фриэксе. — Уважаемая Вейна, неужели и Вы считаете, что смерть Матрэлов нам на руку?

— С Леоной сложно не согласится, — фриэкса выразительно посмотрела на Лоугара. — Торнийцы не заинтересованы в том, что бы делиться с нами кровью своих Владык. Пятьсот лет назад, мы получили от них лишь одну девочку, бывшую дочерью тогдашнего Верховного Магистра. — Она дотронулась открытой ладонью до сердца, — Да будет всегда благословенна душа нашей Проматери. — Оба собеседника почтительно повторили ее жест.

— А как же Темные, — Лоугар взглянул на фриэксу. — Советы северных фольков постоянно жалуются на их присутствие. — Он широко развел руки, — Говорят, что там, то здесь появляются проклятые поклонники Гулы. — Фирдхер негодующе сплюнул. — Ее приверженцев становится с каждым годом все больше.

— Их всегда было немало на севере, — сказала Вейна. — Даже в лучшие годы, нам не удавалось избавиться от них окончательно.

— Но не в таком количестве, — возразил Лоугар. — Скоро они уже будут свободно разгуливать по Сторфольку. — Он гневно стукнул кулаком по стене. — Неужели вы не видите, — он обвел взглядом обеих женщин, — что заканчивается Эпоха. Грядет новый Приход.

Леона скривилась в подобие улыбки. Верховная фриэкса пристально посмотрела на собеседника, размышляя о том, что известно фирдхеру.

— В чем-то старый пень прав, — неохотно согласилась Леона. — В последнее время я частенько слышу о Темных. Хотя, — она небрежным движением перекинула косу за спину, — по поводу Сторфолька он загнул.

— Уважаемый фирдхер, к сожалению, не ошибся, — фриэкса с досадой поджала губы. — За последний год мы уже несколько раз наталкивались на адептов Гулы в столице Альянса. Это, разумеется, случалось и раньше. Но никогда они не были столь многочисленны. — Вейна тяжело смотрела на сконфуженных предводителей. — Вашей первейшей задачей было не меряться силами с империей и Смелыми. — Правда, — она раздраженно махнула рукой, — отговаривать вас от этих бесконечных стычек было бесполезно. — Карие глаза сверлили могучего фирдхера. — Не пытайся быть ближе к богиням, чем фриэксы. — Потомки Анудэ нас интересуют не меньше чем предводителей боевых фирдов. И пусть торнийцы поклоняются Младшему, но мы-то знаем, что это было лишь одно из воплощений нашей однорукой богини.

— Так что же делать, — прошептала Леона. — Приход действительно близок? Неужто этот болван прав? — Однако Лоугар лишь сдвинул брови, проигнорировав умышленное оскорбление.

— Ждать, — голос фриэксы был непреклонен. — Остается только ждать и надеяться на милость Трех сестер. — Кроме того, я не думаю, что император настолько обезумел, чтобы уничтожить род Владык гнева под корень. Потомок Старшего ни когда не совершит столь вопиющую глупость. Даже самое страшное преступление Магистра не заставит Рейна полностью отказаться от крови Матрэлов. Слишком велик риск навсегда потерять источник красного Дара. — Верховная фриэкса Анудэ устало откинулась на спинку кресла. — Со своей стороны мы должны повлиять на то, чтобы Голдуэн принял правильное и выгодное для нас решение. Окончательное исчезновение Младших Владык будет не на пользу, как Альянсу, так и всему Альферату, а вот их временное или, как знать, весьма длительное ослабление вполне может обернуться для нас большими выгодами.

— Вы думаете, — в голосе Леоны отчетливо слышалось предвкушение, — они уберут командорства Смелых с границы?

— Разумеется, дорогая — в улыбке Вейны не было и намека на дружелюбие. — Это первое, что они сделают — уберут Смелых с приграничных крепостей. А кто их заменит? Стражи, при всем к ним уважении, слишком слабы, что бы сдержать перевертышей аэрсов или, — она лукаво прищурилось, — боевые фирды элуров. — Самых одаренных красных Матрэлы всегда прибирали к своим рукам, а всякий мусор отдавали канцлерам.

— Мусор? — внимательно слушавший речь фриэксы фирдхер, поднял голову и энергично замотал головой. — Да ну. Эти Стражи неплохо держались в битве при Холмфульке. — Он энергично хлопнул ладонью по колену. — Вот славная была заварушка. Мы тогда неплохо надрали задницу эти надутым имперцам.

Фриэкса покровительственно улыбнулась. — Это было слишком давно уважаемый Лоугар, чтобы постоянно об этом говорить. Признайте, что как правило, — она понимающе улыбнулась, — надирали искомое место как раз элурам. — Она подняла руки, предвосхищая возмущенные восклицания обоих предводителей:

— Смелые слишком преданы Младшим Владыкам, что бы по-прежнему доверять им охрану границ. Наш посол докладывает, что в застенках оказался не только весь Капитул, но и, — фриэкса на мгновение замолчала и вновь уже с нажимом продолжила — все братья-рыцари. Решение о запрете Братства уже принято и по всей Торнии устроили настоящую охоту на его членов. В тюрьмы кидают уже сержантов и даже оруженосцев.

— А отставников? — спросила Леона. — Впрочем, если возьмутся за них, то, боюсь, весь Север заполыхает. Тут же их полно, да и на юге немало.

— Их пока не трогают и, думаю, избавятся лишь от самых рьяных приверженцев Матрэлов. Когда у тебя куча детей, а во владении, пусть и на границе, долгожданный и заслуженный кусок земли, то преданность Патрону перестает быть чем-то первостепенным.

— Все равно недовольных будет немало, — Лоугар задумчиво гладил заросшие сизой щетиной щеки. — Этот старый засранец Рейн хорошо постарался. Здесь на Севере Братство ценят, — он довольно усмехнулся, — из-за нашего соседства, конечно.

— Ставки оказались высоки, — казалось, фриэкса размышляла вслух. — Заговор Младших Владык был слишком опасен для императора. Хотя, признаюсь, мне в него слабо верится. Слишком не вяжется это с характером Матрэлов. Публично нагрубить императору, вдрызг с ним рассориться, демонстративно ослушаться — подобное поведение являлось для них обычным, едва ли не естественным делом. Но тайны, заговоры и интриги? — Вейна сцепила пальцы в замок. — Как раз это всегда было красным чуждо.

— Значит, у Владыки Норбера окончательно лопнуло терпение, раз он захотел сковырнуть Голдуенов с аметистового трона? — Фирдхер вопросительно взглянул на Вейну. — Вы правы уважаемая фрикэса, эти Матрэлы, конечно, бешенные головорезы, но с мозгами они ни когда не дружили.

— Больно ты у нас умный, — насмешливо протянула подфирдхера Леона. — Куда там потомку Младшего.

— Еще раз сболтнешь что-то похожее, вызову на поединок, — лицо Вигмарсона налилось краской. — Уж там я натяну твою блондинистую башку на…

— Хватит, помолчите оба, — Вейнауже не скрывала раздражения. — Я устала от ваших ссор. Еще одно оскорбление в адрес друг друга и я поставлю вопрос на Совете годаров о вашем руководстве.

Угроза моментально подействовала. Мужчина и женщина разошлись по разным углы небольшой комнаты и, зло, посматривая друг на друга, тем не менее, больше не рисковали пререкаться в присутствие Вейны.

— Я посоветовалась с верховными фрикэсами Гибне и Гдаде. Мы решили отправить специального посланника ото всех Трех Сестер. Выбор пал на представителя Анудэ. — Вейна ехидно улыбнулась. — Расслабьтесь оба. Вы для такой работы слишком, — она провела языком по тонким губам, будто подбирая подходящее выражение. — Словом вы не подходите. Здесь нужен человек в равной степни одаренный Однорукой и Премудрой. Поэтому мы отправим в Табар годара Бедрольфа Сигвидсона из Упсфолька, — фриэкса сложила перед собой ладони, давая понять, что приняла окончательное решение. — Он уважаемый человек и член Совета Старшин своего фолька. По приезду в Торнию он предаст наши условия императору. Мы потребуем освобождения, обоих Матрэлов, а когда он откажется, а Рейн обязательно откажется, перестанем соблюдать прежние подписанные соглашения и неписанные договоренности. Думаю, что границы Альянса давно уже пора подвинуть на юг. Например, до Мистара. — Уголок рта приподнялся, обнажив почти голые десны. — Может даже и включительно. А Вы, — Вейна обратилась к замершим мужчине и женщине, — готовьтесь к большому походу. Собирайте Совет годаров. На нем выберите нового фирдхера.

Лоугар обиженно засопел, а Леона злорадно оскалилась.

— Нужен новый предводитель боевых фирдов, — голос фриэксы был наполнен сталью. — И ты, — она кивнула к седовласому гиганту, — уступишь ему свое место. Понял?

Лоугар послушно склонил голову. — Как прикажет верховная фриэкса.

Вейна невозмутимо отвернулась. — Да случится желаемое. Ибо такова воля Однорукой и её сестер.

Глава 10

1312 г. от Прихода Триединых. Табар. Имперская тюрьма

Темные коридоры тюрьмы казались бесконечными. Склизкий камень уходивших в вниз коридоров давил даже сильнее, чем привычные, многократно ощупанные стены камеры. В том помещении, куда его привели, Магистр бывал многократно. Но всегда в качестве наблюдателя или даже обвинителя, но ни разу в качестве обвиняемого. Громадный Зал Наказаний с узкими деревянными галереями, сегодня до отказа был заполнен закованными в железо воинами. Отмеченных Младшим среди них было немного, но он их заметил сразу. Презрительно скривившись, Владыка сплюнул под ноги немолодого, с копной седых волос сержанта, который покраснел как девица и, раздувая от гнева ноздри, отвернулся.

— Делайте свое дело. — Норбер Матрэл равнодушно следил, как его цепи тщательно прикручивали болтами к медному, покрытому по краям зелеными разводами пыточному станку. Палач аэрс и его соплеменник помощник привычно проверяли замки, потряхивая иссиня-черными, стянутыми в конский хвост волосами. Младший Владыка не говорил ни слова и лишь стиснул зубы, мысленно готовя свое тело и разум к предстоящей боли. Той страшной, вымывающей душу боли, которую ему до этого дня еще не довелось испытать. Раздавшийся за спиной шум вывел его из оцепенения, а знакомый голос заставил безнадежно извиваться, с хрустом выкручивая изломанные запястья.

— Отец!?

Магистр с трудом повернул голову, но увидел лишь толпу стражников, нервно переминавшихся с ноги на ногу.

— Отец, — раздалось ближе и заметно громче. — Я здесь. — Тесные ряды раздвинулись, чтобы вытолкнуть вперед высокую фигуру, с таким же длинным, скуластым как у него лицом. — Как Вы? — Чудовищно исхудавшее тело, дернулось, протягивая к нему закованные в тяжелые цепи руки.

Младший Владыка жадно вглядывался в знакомое до боли лицо. Ярость в груди бурлила, изо всех сил стремясь вырваться наружу. Чудовищным усилием воли он заставил себя успокоиться. — Все хорошо сын мой?! — Старший Матрэл перевел тяжелый взгляд на побледневшего мэтра Гарено.

— Мне обещали, что его не постигнет моя участь. — Карие глаза стремительно наливались кровью.

Советник, закусил губу и попятился. — Это распоряжение канцлера, Ваш сын должен присутствовать при наказании. Но он будет лишь присутствовать. Только это. — Кисть с узловатыми пальцами быстро сотворила знак Триединых. — Клянусь Вам.

— Я Вам не верю, — узник не говорил, а ревел. — Не верю! — Железные цепи, позвякивая, натянулись. Он снова кинул горящий взгляд на Эверарда.

— Тебя пытали сын мой? — Первый Рыцарь не ответил. Лицо Владыки исказилось от гнева, он часто задышал. — Вы ответите за это. — Он поднял голову и пронзительно завыл. — Айааа! Айааа!

— Мэтр Гроух, — Миго Гарено беспомощно оглянулся на дюжего капитана, напряженно следившего за встречей отца и сына. — Сделайте что-нибудь. Он же может вырваться.

— Зарядить арбалеты, — Гроух не понаслышке знал, на что способен разъяренный Младший Владыка. — Он подскочил к Эверарду. — Мессир успокойте Вашего отца. Тонкий шрам пересекал бледной ниткой покрасневшее о волнения лицо, но взгляд капитана был твердый и сосредоточенный. Мы не можем допустить его Зова. — Он выдернул длинный узкий клинок и приставил его к заросшей густой бородой шее Первого Рыцаря. — Уймитесь Ваша Смелость иначе…, - капитан бросил отчаянный взгляд на привставшего Владыку. — Прошу Вас. — Он прижал клинок сильнее, и редкие багряные капли потекли по сверкающему лезвию.

Свист арбалетного болта не услышал никто. Лишь, когда Эверард Матрэл стал клониться назад, Гроух оглянулся и неподвижно застыл. Меч едва не вывалился из его онемевших пальцев. В левой части лба Первого Рыцаря торчал арбалетный болт. Тяжелый граненный наконечник с комочками костей и мозгов выглядывал из разбитого затылка.

— «А крови-то совсем немного», — отстраненно подумал капитан. Больше ни каких мыслей он не ощутил, ибо тотчас его затопила ярость. Она пронеслась сквозь него, высушивая без остатка. Грудь взорвалась и дышать стало совсем невозможно. Последнее, что увидел Аллард Гроух в жизни — это пробитый впереди свой парадный нагрудник. Раскрытый клюв фиолетового грифона заливала кровь, а стоявший рядом Младший Владыка держал в руке содрогающийся кровяной сгусток. Его сердце. Капитан рухнул ничком на землю, так и не увидев, что стоявшего рядом седого сержанта постигла та же участь.

Миго Гарено спасло то, что он стоял прямо перед открытой дверью. Дико завизжав и оттолкнув стоявшего перед ним низкорослого стражника, он кинулся к выходу. Мэтр бежал так быстро, как только мог. Крики и страшные стоны умиравших в Зале Наказаний, стегали его по спине, похлеще любого кнута. — «Быстрее, еще быстрее». — Легкие рвались наружу, а Гарено все бежал. Ему навстречу спешили стражники в тяжелых доспехах. Крики раздавались уже и впереди и сзади. — «Зачем они бегут туда. Себе на погибель. Ведь нет спасения от впавшего в буйную ярость Младшего Владыки». — Он мчался по узким коридором, перепрыгивая как в детстве, встречавшиеся по пути широкие ступени. Казалось, ноги сами несли своего хозяина. Его пытались остановить, но мэтр Гарено вырывал руку и вновь устремлялся к спасительному выходу. «Если я остановлюсь, то умру». — Эта мысль билась в его мозгу и заставляла бежать изо всех сил. Он поскользнулся и упал, когда до массивной дубовой двери, осталось совсем немного. Последние метры он уже полз, и лишь выпав за высокий порог, попытался отдышаться. К нему подскочили какие-то люди и без всякого почтения отволокли в сторону. — «Куда вы меня тащите», — хотел спросить мэтр, но язык распух и не желал повиноваться. Сигнальный горн медным быком рявкнул совсем рядом. Брусчатка, тюремной площади дрожала под топотом множества ног. Воздух загустел. Миго Гарено уронил голову на камни. Висок пронзило дикой болью, взор затуманился. — «Выжил. Кажется, я выжил». — Даже в забытье мэтр пытался бежать, судорожно дергая одетыми в черные чулки ногами и скребя пальцами по щербинам грязной мостовой.

* * *

— Сделайте так, чтобы он поскорее очнулся, — холодный голос привел его в чувства быстрее, чем выплеснутая в лицо кружка ледяной воды. Мэтр открыл глаза и посмотрел прямо в темно-синие, с бирюзовым отливом глаза императора. Он никогда не видел его лица так близко. Миго Гарено прищурился, всматриваясь в сетку глубоких морщин, избороздивших высокий лоб.

— Твой человек пришел в себя, — Рейн IV отошел на шаг, и выглянувшее из-за широкого силуэта солнце мгновенно ослепило мэтра, заставив его инстинктивно зажмурится. Он вытер рукавом мокрое лицо и попытался встать. Голова закружилась, и Гарено снова мешком повалился на жесткие булыжники.

— Вставайте Миго, — могучая пятерня схватила его за плечо и без каких-либо усилий поставила на ноги. Мэтр повернулся и увидел канцлера затянутого в длинную, до колен кольчугу. По блестящей поверхности толстых грудных пластин бегали солнечные зайчики. — Расскажите, что там случилось.

Страшно хотелось пить. Гарено облизал пересохшие губы. Он старался не смотреть в сторону императора — Я струсил Ваше Величие. — Мэтр вновь опустился на колени и покаянно склонил голову. — Я бросил своих людей. Со мной было несколько человек из канцелярии почти полсотни стражников и…

— Меня не интересуют Ваши сопровождающие. Мы все равно их больше не увидим, — Гарено не поднимал головы, но кожей чувствовал принизывающий взгляд императора. — Меня интересует, как Младший Владыка смог выбраться и устроить этот переполох. — Он раздраженно кивнул на бегавших по Тюремной площади солдат, среди которых изредка мелькали красно-фиолетовые коты Стражей.

— Это моя вина, — вперед выступил канцлер и, вслед за Миго преклонил колени. — Я приказал привести мессира Эверарда в Зал Наказаний.

— Зачем? — голос Рейна IV был мрачен.

— Предполагалось, что они никогда больше друг друга не увидят. Кроме того, если бы Первый Рыцарь увидел, какое наказание постигло его отца в другой раз он тысячу раз подумал бы…

— Теперь он уже ни чего не подумает, — прервал Липа император. — Он запустил ладони в редеющие волосы. — Это было глупо Берт. — Канцлер молчал. — Очень глупо. Теперь нам не удастся ни чего скрыть. Живой Эверард был так нужен. — Было заметно, что Рейн IV с трудом сдерживает негодование. — А сейчас у нас не остается другого выхода, как убить Норбера. — Мэтр Гарено опустил голову еще ниже, понимая, что слышит непозволительное. — Пухлая ладонь с нанизанными на ней перстнями с досадой хлопнула по тихо звякнувшим плечевым спайлерам. — Этим ненужным свиданием, ты сам лишил себя козырей. В тебе что, проснулись родственные чувства? — В царственном голосе слышалась откровенная издевка.

Канцлер продолжал молчать. Император негодующе посмотрел на склоненные головы и запоздало бросил, — Вы мэтр можете идти. — Торопливо поднявшись с колен, Миго Гарено поспешил убраться, оставив своего Патрона наедине с недовольным монархом. Рейн IV задумчиво глядел вслед проворно уходившему в сторону ремесленных кварталов советнику канцлера.

— Ты ему доверяешь?

— По большей части, — Торберт Лип поднял глаза на стоявшего перед ним повелителя Торнии. — Он не смельчак, конечно, но умен и хитер как ласка. И еще он предан.

— Неужели? — император с сомнением бросил еще один взгляд в сторону сутулой фигуры.

— Он предан не мне, — канцлер улыбнулся, видя с какой скоростью, прихрамывающий мэтр стремился уйти из опасного места. — Этот прохвост верит в империю и, как и многие фиолетовые, ненавидит Смелых. И Матрэлов в особенности.

— Ненависть порой только мешает. — Император повернулся к Липу и проворчал: — Вставай уже, а то в своих кольчужных шоссах дырку протрешь. Сколько у тебя людей?

— Приблизительно восемь сотен. Плюс еще три-четыре сотни стрелков.

— Надежные?

Канцлер неопределенно мотнул головой.

— Я спрашиваю надежные, — с нажимом переспросил Рейн IV.

— Всякие, — с неохотой признал его собеседник. — Но это все, что оказались под рукой. — Торберт Лип с вызовом взглянул в синие глаза, — И сейчас мы других не найдем.

— Сколько он уже там лютует. — Император кивнул в сторону нависавшего здания тюрьмы.

— Часа полтора. И по идее должен уже выдохнуться. Мы заперли все входные двери, дополнительно укрепив их.

— Это его не удержит. — Император внимательно рассматривал главный донжон тюремного замка, с четырьмя квадратными башнями по углам.

— Нет, конечно, но, по крайней мере, на какое-то время притормозит. Нам повезло, что убегавшие стражники догадались запереть за собой решетки и внутренние помещения. Даже обезумевшему Младшему Владыки пришлось с ними повозиться.

— Если бы он вырвался из тюрьмы сразу, то боюсь, мы бы его встречали не здесь. — Император выдохнул так, будто сбрасывал с плеч тяжелый груз. — Как думаешь его остановить?

— Я расставлю во втором ряду Стражей из красных. На случай если он прорвется. — Канцлер досадливо крякнул. — Но их так мало. — Он скосил глаза на выкрикивавших команды капитанов и сержантов. — Главное чтобы арбалетчики и лучники выстрелили одновременно.

— А они будут стрелять? — напряженно поинтересовался император.

— Я надеюсь.

— Ты надеешься? — зло прошипел Рейн IV. — Я останусь здесь и прослежу, чтобы все вложенные в тетиву стрелы, все болты, вставленные в арбалетное ложе попали в этого негодяя. Я заставлю их всех не просто выстрелить, они будут целится так, как если бы на кону стояла жизнь их собственных детей.

— Это не поможет. — Торберт Лип досадливо поморщился. — Когда Владыка вырвется наружу, они не смогут в него выстрелить. Даже если Вы их заставите своим Даром. Это будет святотатство.

— Пусть выстрелят хотя бы некоторые, — нетерпеливо закричал император.

— Вы забыли про его Зов. Даже простых красных непросто убить в такой момент. Что же говорить про Матрэла. Его кожа может выдержать с десяток попаданий. После Призыва она становится поистине каменной.

Император беспомощно огляделся. Его взор метался по высокому, с торчащими деревянными балками зданию. Задержался на сложенной неподалеку поленнице. — Тащите бочки со смолой. Всякий хлам, что горит и дымит одновременно. Быстро! — Широкое лицо скривилось в отвратительной гримасе. — Если мы не можем его застрелить, то может, получится сжечь. Огонь сильнее стали. Внутри башне старые деревянные перекрытия и загорится она быстро.

— Вы собираетесь сжечь Его Смелость?

— Я собираюсь спасти всех нас, — Рейн IV нетерпеливо отмахнулся.

— Ваше Величие, — подбежавший подкапитан был молод и бледен. — Владыка Норбер, — юнец судорожно сглотнул, — он, кажется, скоро вырвется. Главные двери трещат и скоро не выдержат.

Канцлер поднял глаза к небу. — Да помогут нам Триединые.

Глава 11

1312 г. от Прихода Триединых. Табар. Хижины и дворцы

Западные окраины Табара или в просторечье Помойка были небезопасны всегда. Отряды городской стражи туда наведывались редко, а если и заглядывали, то, как правило, к великому неудовольствию местных обитателей. Дешевые ночлежки, тайные притоны и многочисленные бордели привлекали в этот район столицы толпы нищих и бродяг, ватаги хулиганистых подмастерьев и стайки напомаженных шлюх. Изредка пестрое скопище городской бедноты разбавлял преуспевающий купец или ремесленник, тайком пробравшийся на Помойку в поисках запретных удовольствий или необычных развлечений.

Холодный зимний дождь загнал многочисленных обитателей западной окраины столицы в их жалкие лачуги. Те, кто побогаче, предпочли провести его, играя в кости в ближайшей харчевне или утешиться в объятиях проститутки. Однако, расположенная в центре Помойки дешевая забегаловка под название «У дядющки Рига» на это раз был почти пуста. Ее хозяин, отставной солдат Ригор Вонт, в который раз протирая мытые тарелки, с опаской поглядывал на своих единственных в этот промозглый вечер посетителей. Об их приходе его предупредили заранее и уже битый час они сидели в полутемном, освящаемом десятком тусклых светильников, помещении. Войдя в прокопченную, длинную комнату они сразу же заняли две дальние скамьи, засаленные и грязные, и теперь неторопливо прихлебывали жидкое пиво. Остальные два десятка столов были свободны, что несказанно огорчало рачительного хозяина.

— Она скоро придет? — Огромный, широкоплечий человек в накинутом на голову вишневом шапероне вальяжно расположился на широкой деревянной скамье. Пиво он пил большими глотками, периодически стряхивая пену с длинных, светлых усов. Широкие ладони были покрыты шрамами и судорожно сжимались, грозя раздавить и без того щербатую, покрытую паутиной трещин посуду. — Надоело ждать эту сучку.

— Скоро, Посох, скоро. — Сидевший напротив худой, с козлиной бородкой собеседник, в глубоко надетой зеленой фетровой шляпе, насмешливо усмехнулся. — Успокойся и пей свое пиво.

— Хреновое оно здесь. — Гигант скинул капюшон и с неодобрением посмотрел на съежившегося под его взглядом хозяина. Затем поставил на стол задребезжавшую кружку и пробасил. — Эй, колченогий пень, признайся, что разбавляешь свое пиво?

— Как можно? — Побледневший Ригор, тут же захромал к своим единственным гостям, угодливо кланяясь и комкая в руках грязное полотенце. Он догадывался, кто сегодня заглянул к нему на огонек, и от этих мыслей становилось настолько страшно, что мысли путались, руки дрожали, а тело пробивал холодный пот.

— Отстань от него. — Третий гость в потертом, синем колпаке брезгливо вытер, приставшие к пальцам жирные крошки и улыбнулся подошедшему хозяину. — Ты дружок встанька снова за стойку и не лезь сюда. А на этого, — он указал худым пальцем на Посоха, не обращай пока внимание. Вот когда наш брат придет к тебе один, без нас, — синий колпак хихикнул, — вот тогда стоит поволноваться. — Он лукаво взглянул на посеревшего и едва стоявшего на ногах хозяина харчевни и сжалился. — За это беспокойство, — он обвел рукой пустое пространство вокруг, — получишь в этом месяце скидку. Но только в этом.

В дверь тихонько постучали. Через мгновение плохо смазанные петли заскрипели и в образовавшуюся щель просунулась лохматая голова, показавшая два грязных пальца со сломанными ногтями. Так же быстро она исчезла. Троица переглянулась.

— Наконец-то, — капюшон улыбнулся, продемонстрировав длинные, желтые зубы. — Приперлась шлюшка.

— Наши люди везде? — Козлобородый вопросительно посмотрел на синего колпака. Тот кивнул.

— Да. Под контролем вся Помойка. Посох? Ты своих людей расставил?

— Конечно. По периметру. Если подстава, предупредят загодя.

Через несколько минут раздались быстрые шаги, дверь раскрылась и на пороге показалась еще молодая женщина. Ярко накрашенная и броско одетая она выглядела значительно старше своих двадцати пяти. Легкие морщинки на узком лбу, круги под глазами не могла скрыть ни какая косметика. Быстро подойдя к сидевшей троице, она остановилась, держа на руках большой, завернутый в грязное тряпье сверток. Женщина часто дышала и глядела на трех мужчин испуганными, влажными от сдерживаемых слез сильно подведенными глазами.

Синий колпак прищурился. Перед ним стояла типичная шлюха и, по-видимому, шлюха опытная. — Не бойся Алва. Подойди ближе, — он поманил ее пальцем с длинным, оточенным ногтем. — Прежняя властность в его голосе почти исчезла, сменившись лаской и почти нежностью. — Подойди милочка. Ты принесла то, что обещала?

Он повернулся к громиле, — Уведи хозяина. И помолчав мгновение, тихо добавил — Не убивай, просто выведи отсюда. Он все равно ни чего не понял. Хромой еще может понадобиться, да и место хорошее. — Колпак холодно улыбнулся.

Посох быстро направился к замершему Ригору. Тот кожей почувствовал, что в его харчевне происходит что-то очень важное. Нечто такое, за что он может мгновенно, здесь и сейчас лишится имущества и даже жизни. Поэтому поняв без каких-либо слов, смысл красноречивого взгляда и последовавший быстрый кивок широкого подбородка, он поспешил выскользнуть на улицу. Убедившись, что дверь за хозяином закрылась, великан подошел к собравшимся и, нависнув тяжелой глыбой над женщиной пророкотал: — Все сделано. Заканчиваем и разбегаемся?

Синий колпак, не проронивший ни слова, пока Ригон не вышел за порог своей харчевни, повернулся к Посоху и медленно процедил:

— Угомонись. Здесь торопиться не стоит. А ты Алва присядь и расскажи, как все обстряпала, и покажи, — его голос замер, — кого ты нам принесла.

Женщина еще больше задрожала и присела на край скамьи. Испытывающий, гипнотический взгляд синего колпака, выворачивал ее на изнанку, подчинял, подавлял кричавший во весь голос инстинкт самосохранения.

— Я все сделала, как мне велели. Подсыпала Тейк тот порошок, что передали, а затем, — раздался приглушенный всхлип, — когда она уже не дышала я взяла его и пошла к вам. Она была уже холодная. Честно, честно. — Женщина подняла глаза, которые стремительно наливались слезами. — И хозяйка ни чего не видела.

— Хорошо милая. Очень хорошо. Ты поступила правильно. Теперь… дай на него посмотреть.

Алва медленно встала, положила сверток на стол и неловким движением попыталась откинуть верхние тряпки. Сверток вдруг неожиданно запищал.

— Ребенок точно от него, — голос козлобородого был напряжен. — Ты уверена?

— Да. Да. Конечно, — затараторила женщина. — Тейк мне его однажды показала и я узнала. Это точно он. Я уже видела его однажды в главном храме, он проходил почти рядом. Его нельзя спутать. Я могу поклясться…

— Не галди. — Посох положил тяжелую руку на плечо женщины и несильно сжал. Она вскрикнула не столько от боли, сколько от страха.

— Не пугай её брат, — козлобородый недовольно посмотрел на великана, а затем, повернувшись к женщине, печально улыбнулся. — Но ты понимаешь Алва, что если солгала… — Он многозначительно замолчал.

— Нет. Нет. Я не дура, что бы обманывать Кольцо. Передайте Совету Трех, что я сказала чистую правду. Вы им передадите? Пожалуйста?!

Сверток требовательно запищал. Зеленая шляпа, еще раз внимательно посмотрев на стоявшую пред ним до ужаса запуганную женщину. Затем наклонился и уже сам откинул последнюю тряпицу закрывавшую лицо ребенку. Плач прекратился.

— Подойди сюда брат. И уберите эту дуреху. Она сделала свое дело и пусть уходит.

Женщина благодарно посмотрела на козлобородого и, схватив протянутый Посохом туго набитый кошелек, попятилась к двери. Споткнувшись у порога, она повернулась и быстро юркнула за дверь.

— Они как ультрамарин, — впервые за вечер голос синего колпака по-настоящему смягчился, и в нем прозвучало что-то похожее на благоговение. — Я видел такой цвет только у своего Патрона.

Подошедший Посох нагнулся над свертком. — Мне говорили, что у младенцев глаза всегда голубые. Правда, у этого мальчишки они посинее будут. — Он выпрямился. — Слушай Дракон, ты же её просто так не отпустишь? — Посох плотоядно ухмыльнулся.

— Отпустить? — Синий колпак пожал плечами. — Конечно, нет. Я ни чего такого и не обещал. Эта потаскуха предала свою подружку. Продала за десять золотых. А мне подобные гадины очень не нравится. К тому же, я уверен, что она наследила. Так что сделай все по-быстрому и так, что бы её потом не узнали. Только без этих твоих штучек брат, режь только лицо.

Посох громогласно рассмеялся, дернул себя за усы и направился к выходу. — Думаю, сучку нужно наказать. Например, за опоздание. — Он облизнул губы, ухнул и вновь счастливо осклабился. — Я с ней быстро управлюсь.

Проводив его задумчивым взглядом, Дракон посмотрел на козлобородого.

— Ты против, брат?

— Нет. Просто боюсь, что он снова переусердствует. Ладно, хватит об этом. Нам нужна кормилица. Лучше две. Я осмотрю ребенка. Эта дурочка могла, что-то и скрыть. — Он развернул сверток полностью, убрал все тряпки, что вызвало внутри недовольное бульканье и плаксивое бормотание. Затем сощурился, наклонился к ребенку и вдруг, хлопнув себя по коленям, с чувством расхохотался.

— Что там Веер? — Синий колпак встревожено обернулся.

Его собеседник, вытирая заслезившиеся глаза, со странным выражением глядел на счастливо угукающего младенца.

— Интересно. А почему мы все решили, что это будет мальчик?

Глава 12

1312 г. от Прихода Триединых. Торния. Табар. Дворец Владык

«Магистр Норбер отличался великодушием, которое с течением времени омрачил высокомерием и жестокостью; так незаметно вползли в его душу пороки, что он уже не мог отличить их от добродетели…»

Ульм Бальмер «История торнийских императоров»

— Ты обещал. — Обычно кроткий голос Матриарха был наполнен скорбью и гневом. — Почему ты приказал убить его? Неужели, ты думаешь, что я поверю в случайный выстрел? Этот стражник слишком хорошо попал.

— Клянусь Триедиными, Клеменция, я ни при чем. — Император был растерян и зол. — Лип провел расследование. Это придурка Норбер прикончил одним из первых. Его семья тоже убита. — Рейн поморщился. — Им всем перерезали горло. Ниточки оборваны, Торберт считает, что так оставшиеся на свободе Смелые отомстили за смерть Матрэлов.

— Я не верю. Не верю! Это тебе не могут врать, а ты и вся твоя семейка превосходные лгуны и лицемеры. Все вы одна шайка. Ты и Торберт готовы положить на алтарь власти всех и прежде всего потомков Младшего. — Лицо Матриарха налилось кровью. Она брызгала слюной и была настолько не похожа на себя, что император впервые испугался обычно столь мягкой и уступчивой Кузины. — Ах, да есть еще Аделинда. Эта змея, так и не смогла простить брату то, что мы все захотели побыстрее забыть. — Матриарх осеклась и, закрыв глаза ладонями, заплакала. — Что ты наделал Рейн? Ты не понимаешь, что наделал! Ты не понимаешь!!!

Император видел слезы Средней Владыки часто, но крупные капли, стекавшие по этому, морщинистому, но, как и в детстве покрытому крупными веснушками лицу, будто ударили его под дых. Сердце ухнуло куда-то вниз. Он тяжело опустился на колени и обнял Матриарха за давно уже округлившуюся талию. — Клянусь сестричка, если бы это было возможно, я бы поступил по-другому. Но сделанного не воротишь. Мне жаль Эверарда. Действительно жаль. — Он вскинул лицо и посмотрел прямо в заплаканные зеленые глаза. — Будь проклят Норбер с его заговором, в который он втянул собственного сына. Но разве могло быть иначе? Они слишком связаны между собой эти потомки Младшего. И при этом так похожи на своих ужасных корокотт, которые загрызут любого, кто обидит их детенышей.

— Ты этим бессовестно воспользовался. — Матриарх ласково погладила седые кудри. — Поднимись дурачок, кто-нибудь еще увидит.

— И что? Все знают, что я люблю тебя. А кто, скажи, тебя не любит? — Император поморщился. — Правда, мои колени уже не те, что тридцать лет назад и, боюсь, придется кого-то позвать, что бы помочь Его Величию подняться.

Матриарх рассмеялась. — Ты неисправим Рейн. Шутишь, даже когда тебе больно. В этом вы так похожи с Норбером.

— У него ни когда не было моего чувства юмора. — Император ухватился за протянутую руку и с трудом поднялся. — Но теперь мне не до шуток дорогая. Я не знаю, что делать. Впервые за полвека на троне я растерян настолько, что не представляю куда двигаться дальше и что предпринять. Известия о смерти Младшего Владыки и его сына уже достигли народа. Провинции волнуется. Три дня назад ко мне приходил посол от Альянса и угрожал войной. Эти северные варвары всегда выделяли Матрэлов. Когда-то те их остановили и отбросили на север. По-видимому, элуры до сих пор не понимают, как же у них это получилось. — Император горько усмехнулся. — Мне не найти на них управы. Вся надежда на Торберта с его Стражами. Хотя боевые фирды лишь в Смелых видели достойных противников. А если какой-нибудь фирдхер или годар, погибал от рук Магистра, радости было полные их кожаные штаны. — Он сдвинул брови и, выпучив глаза, прогнусавил: — Я иду в твои объятия о великая Однорукая. Я скрестил свой меч с твоим потомком, а потому готов возлечь с тобой, напиться хмельного меда и нажраться копченой кабанятины. Уттааа! Уттааа!

Матриарх прикрыла ладонью прыгающие губы. — Прекрати Рейн. Сейчас же прекрати! — Она хлопнула его по спине. — Как тебе это удается? Я шла сюда разорвать тебя на клочки. Ты знаешь, меня сложно рассердить, но тебе и твоим фиолетовым это удалось. И вот я здесь и… смеюсь. Пусть сквозь слезы, но смеюсь.

— В этом мой Дар, Клема. Будь он неладен.

Услышав свое детское прозвище, Матриарх снова расплакалась.

— Это ни чего не меняет. Теперь больше нет ни Норбера, ни Эверарда. Мне рассказали как погиб Владыка. Как ты мог поступить с ним подобным образом?

Рейн IV бросил хмурый взгляд на Клеменцию. — А ты считаешь, что с ним можно было договорится? Вырвавшись из тюрьмы, он убивал бы направо и налево. Тысячи жертв, — император возвысил голос, — тысячи невинных жизней. И когда бы смогли его остановить?

— Но так нельзя, — растерянно произнесла Матриарх. — Он Младший Владыка. Неужели ты так и не смог его простить?

— Как я могу простить заговорщиков покушавшихся на мою жизнь и жизнь моих близких?

— Ты понял, о чем я. Не притворяйся. — Матриарх провела пальцами по безобразному шраму, пересекавшему правую сторону лица. — Всё сводишь старые счеты?!

— Прекрати Клеменция. — Император сердито нахмурился. — Дело не детских ссорах, это все поросло быльем и давно забылось. — Хотя нет, — он провел ладонью по щеке, — я, конечно, всё прекрасно помню. — Недовольство в его голосе нарастало. — Но не в этом дело. Младшие Владыки уже не нужны империи. Время бесстрашных воителей закончилось. — Император подошел к Матриарху совсем близко и положил руки на ее плечи. — Теперь мы с тобой будем строить новую Торнию. И это великое дело продолжат наши потомки. Вместе мы создадим ту империю, о которой когда-то мечтали Старший и Средняя. В ней уже не будет места потомкам Младшим Владыкам. Они умеют лишь разрушать, завоевывать и истреблять все живое вокруг себя. Но нам давно уже не нужны завоевания. Мы живем мирно с соседями.

— Ты только что говорил про элуров, готовых вновь напасть на наши северные границы.

— Уверен, что это временные трудности, в конце концов, мы сможем договориться — Император нетерпеливо махнул рукой и с воодушевлением продолжил: — Мне неприятны все те вещи, что пришлось совершить в последние три месяца. Не скрою, Лип откровенно провоцировал Норбера. Не раз с Его Смелостью говорила и Аделинда. Но в итоге этот гордец окончательно уверовал в собственную непогрешимость и сунул голову в петлю, которую мы с канцлером ему любезно подготовили. — Он широко улыбнулся. — Упрямый, глупый кролик.

— Которого вы выпотрошили и содрали кожу. Мне рассказывали про сьерра Одэ. Он просто сошел с ума и, думаю, не только от боли.

— С ним пришлось повозиться, хотя из Капитула сломался только он. — Император поморщился. — От него остался один обрубок, но он продолжал молчать. И тогда этот Гарено предложи привести на допрос его жену и дочь. Их раздели…

— Не хочу слышать эти мерзости, — Матриарх закрыла уши ладонями и отчаянно замотала головой.

— Ты готова оправдать и простить любого Клеменция, даже закоренелого преступника и бунтовщика — император уже не скрывал досады и раздражения. — Я не сторонник излишней жестокости, но что было делать в этой ситуации мне? Посоветуй! Сделать вид, что ни чего не было. Простить, что бы через год самому кормить вшей в тюремной камере. Молчишь?! Излишне совестливым в политике не место. Поэтому империей правят Голдуены, а не Генгеймы.

— Но зачем эти страшные пытки? Даже закоренелых преступников так не пытали как членов Братства, — в голосе Матриарха слушалось неприкрытое страдание. — Сколько раз я говорила с Липом, просила умерит пыл. Он же его племянник. Но Торберт так похож на тебя. Улыбнется, пообещает, успокоит, а потом мои целители приходят ко мне трясясь от ужаса, и рассказывают страшные вещи.

— А ты что хотела? Палате высоких лордов были нужны доказательства. Признание хотя бы одного члена Капитула стало бы важным свидетельством того, что в заговоре принял участие Младший Владыка. Бенбаль мне тоже нравился, но он заговорщик. — Император гневно сжал кулаки. — Проклятый Триедиными заговорщик!

— Ты ни чем не отличаешься от Норбера. Как и он, ты жесток и бессердечен.

— Моя жестокость служит во славу империи. Безжалостность к врагам Торнии необходима, в противном случае она тут же развалится.

— Поверь, Матрэлы говорят то же самое уже тысячу лет. — Матриарх горько рассмеялась. — Ну, может быть чуть менее убедительно. Но теперь их нет и все, что так или иначе связано с Младшими Владыками исчезнет. Что будет с их вассалами? А отставные рыцари? В провинции масса танов из числа отслуживших Братству свой срок рыцарей и сержантов. Да у нас половина дворян в молодости служила у Смелых в оруженосцах. О чем ты вообще думал?

— Хватит, хватит, — император сердито замахал руками. — Ты полагаешь, что я этого не знаю? Лояльных нам членов Братства, а это, как ты понимаешь, прежде всего, сержанты и оруженосцы рассуем по окраинным командорствам, которые передадим Стражам. Пусть занимаются привычным делам — воюют с аэрсами и эрулами. Провинциальное дворянство прошерстит Лип. Особенно среди отставников. Уверен, что больших проблем там не будет. С нашей знатью затруднений не возникло. Палата и Совет почти единогласно санкционировали процесс против Младших Владык и Братства.

— Разумеется. Ведь несогласные внезапно поумирали или оказались в имперской тюрьме.

Взгляд императора потяжелел: — Не зарывайся Клеменция. Наши хертинги и эрлы — это шакалы, готовые вонзить зубы в ослабевшего льва. Подставлять им собственные бока я не собираюсь.

На губах Матриарха появилась легкая улыбка: — Твои бока не прокусишь, даже если очень захотеть. — Она опустила голову и прошептала. — В конце концов, что делать с корокоттами?

— Ну уж их судьба не должна тебя волновать? Ты же их никогда не любила.

— Не любила, — Матриарх согласно кивнула. — Они так напоминают своих хозяев. Но без связывающей их дикую ярость воли Матрэлов они разорвут все, до чего смогут дотянуться.

Лицо Рейна IV стало холодным. — Их уничтожат прежде чем они нанесут хоть какой-нибудь вред. Я уже распорядился. Эти темные отродья по недоразумению стали священными животными.

— В народе их считают посланниками Младшего. Как и моих единорогов, их запрещено убивать.

— Император деланно рассмеялся. — Не сравнивай своих однорогих коров, с этими чудовищами. Лишь потомкам Младшего нравилось возиться с этими кровожадными монстрами.

Брошенное вскользь оскорбление было намеренным. Матриарх нахмурилась, однако решила не обострять отношения. Тем не менее, совсем смолчать она не могла.

— Молоко этих, как ты говоришь, однорогих коров уже много лет продлевает твою жизнь.

— Извини, — в голосе императора слышалось непритворное раскаяние. — Я знаю это и благодарен тебе, твоим целителям и, — он поднял глаза к потолку и улыбнулся, — замечательным однорогим некоровам, за все, что вы делаете. Но, признай, что корокотты кровожадны и жестоки. Люди их боятся и поклоняются лишь по необходимости. Твоих единорогов любят, буквально молятся на них, несмотря на их пугливость и капризы. Мои грифоны благосклонно относятся ко всем людям и помогут любому, обратившемуся к ним за помощью. Они мудры, это воистину повелители всех животных. — Император воодушевился. Он расхаживал по залу, энергично жестикулировал, говорил горячо и убедительно.

— Осталось только их найти, — Матриарх мягко улыбнулась. — Ваших деймонов не видели уже пару столетии.

— Дела не в этом дорогая. — Казалось, недавние недоразумения и недомолвки между собеседниками благополучно забыты. — Пойми, что отношение народа к Владыкам и их деймонам схожи. Уважение и любовь к нашим милым зверюшкам — это уважение к императорской власти и любовь к твоему Ордену. Корокотты же вызывают только страх и ненависть, то есть те же чувства, что и их Повелители. Они нападают на отдаленные деревни, убивают их жителей и уничтожают скот. Люди шепчутся, что они порождения Четвертого и созданы Темным Орденом для…

— Прекрати говорить чепуху. — Матриарх раздраженно перебила императора. — Ты убеждаешь меня в том, во что сам не веришь. В природе, неприрученных их слишком мало. По крайней мере, я не слышала про диких корокотт. Кроме того, их стая всегда сопровождала Младших Владык в военных походах и стоила целой армии.

— В том то и дело, что таких походов уже давно не было. А между тем, эти гадкие твари съедают за неделю мяса столько, что хватило бы на пропитание в течение года доброй сотни человек. — Император прижал руки к груди. — Дело нужно довести до конца. Если мы уничтожили Матрэлов и Братство, то глупо оставлять в живых их жутких питомцев. Я не требую объявить корокотт вообще вне закона и методично уничтожать по всей Торнии. Пусть бегают себе где-то в отдаленных лесах. Речь идет только о тех животных, что находятся в Железной Твердыни.

Во время всей эмоциональной речи императора Матриарх не отрывала взгляда от его вдохновленного лица. — А ты изменился. Раньше я не замечала в тебе такой кровожадности. Ты готов выжечь каленым железом все, что напоминает тебе о наших младших кузенах.

Ее собеседник недовольно скривился и, отойдя к стене, провел пальцем по висевшему там старому гобелену.

— Как много пыли вокруг. Она повсюду. Даже странно. Здесь убирают каждый день, но пыль накапливается еще быстрее. — Рейн IV замолчал, продолжая водить пальцем по причудливому узору. Затем снова повернулся к Матриарху.

— У меня нет внуков, а мой сын воплощение всех слабостей Голдуенов. Водилик ленив, мстителен и развратен. Называешь жестоким!? Возможно. Но выбор у меня не велик. На кону судьба империи и фиолетовой династии.

— Выбор есть всегда. Главное, что бы он был сделан вовремя и верно.

Император отмахнулся. — Так говорят лишь те, перед кем этот выбор не стоит. — император замолчал и отвернулся.

— Ты же знаешь мне осталось недолго, — голос Рена Голдуена внезапно осип. — Если бы не искусство твоих целителей и молоко единорогов, я бы покинул этот свет уже давно. Я не цепляюсь за свою жизнь. Слишком много накопилось усталости. Хочется покоя. — Он невесело усмехнулся. — Но я не могу даже умереть, потому что мой наследник уже пять лет не может завести ребенка. Он развлекается на стороне, и Торберт постоянно следит, чтобы ни одна из его многочисленных шлюх не забеременела. Конечно, Адала делает вид, будто ни чего не происходит. Но мне так больно видеть эти ее улыбки, они больше напоминают гримасы.

— Может их стоит развести, — предложила Матриарх. — Я тебе много раз говорила, что она здорова и вполне способна к деторождению. Очевидно, Водилик ее просто не хочет. Потомкам Триединых нужно всерьез постараться, что бы заиметь потомство. Но учитывая, что кронпринц посещает свою супругу раз в полгода, шансов у бедной Адалы немного.

— У него кто-то есть в Помойке. Он наведывается туда каждую неделю. Торберт обещал подключить этого проныру Гарено и все узнать, но пока безрезультатно. Ладно, хватит об этом. — Император опустил голову и тихо спросил: — Как Джита?

— Ей плохо. Очень плохо.

— Я могу к ней пойти и объясниться.

— Ни к чему Рейн. — Клеменция покачала головой. — Не думаю, что это поможет. Боюсь Водилику со следующим Матриархом придется несладко. Но, — она пристально посмотрела на императора, — во всем нужно видеть и хорошую сторону. — Быстро подойдя к нему, Матриарх нагнулась и, воровато оглянувшись, прошептала на ухо несколько слов.

Императора сложно было поразить. Но от услышанных двух фраз он замер и затем стремительно побледнел. Трясущейся рукой Рейн IV вытер внезапно выступивший пот и потрясенно посмотрел на Кузину.

— Это точно?

— Да. — Матриарх была взволнована не меньше. — Ты понимаешь теперь ее чувства. Ее отношения к тебе, Торберту, Аделинде, Водилику. Нам придется вместе расхлебывать всю ту кашу, что мы заварили. Но, в любом случае, у нас появился шанс. Призрачная возможность все исправить или, — она подняла глаза на императора, — окончательно все погубить.

Глава 13

1313 г. от Прихода Триединых Торния. Дом Милосердия

«Своего супруга или супругу глава рода Голдуенов выбирает только лишь из числа обладающих фиолетовым Даром…».

Законы Тиана I. Глава V «Об императорской фамилии»

Тужься милая, тужься. Давай, чуть-чуть осталось. — Матриарх склонилась над лежащей на широкой кровати обнаженной женщиной с огромным, будто надутым животом. Её широко разведенные бедра мелко дрожали.

— Ууууу, — тонкий, пронзительный голос безостановочно выл на одной ноте. — Бооольно. Почемууу так больно. О Триединые. Мама, разве нельзя сделать так, чтобы я ничего не чувствовала, — роженица вцепилась пальцами в край белоснежной перины.

— Мы не должны пользоваться Даром при рождении наших наследников. — Клеменция в отчаянии всплеснула руками. — Последствия могут быть непредсказуемые. Потерпи и продолжай тужиться. Скоро появится головка, а там мы с Хилдой ухватимся и вытащим нашу малышку. — Стоявшая рядом ширококостная женщина согласно кивнула. — Конечно. Ваша мама права, делайте так, будтоу Вас запор, — она наклонилась и вытерла куском корпии щедро катившийся со лба роженицы пот.

— У меня нет запора. После твоей клизмы, все, что во мне было, я оставила в ночном горшке.

Матриарх рассмеялась. — Вот видишь дорогая, ты шутишь. Это хороший признак. — Однако молодая женщина ее не слушала. Она лишь стонала, кусая до крови бледные губы.

— Отойдите Ваше Милосердие, — Хилда попыталась деликатно оттереть Матриарха от кровати, — давайте я попробую.

— Не мешай. Я приняла добрую сотню родов. Неужели я не помогу рождению собственной внучки?

— Вы видите, у Вас не получается. Я принимала Джиту и уж ее ребенка и подавно приму. Просто, — Хилда кивнула в сторону запрокинувшей голову и тяжело дышавшей роженицы, — у Вашей дочери слишком узкие бедра.

— Ты никого не принимала пустомеля, а просто стояла четырнадцатилетней дурехой с тазом теплой воды. И еще путалась у сестры Амелии под ногами — Клеменция сердито отмахнулась. — Не слушай ее родная, у тебя замечательные бедра. Ты тужься, тужься.

Хилда обиженно отвернулась, но попыток отодвинуть Матриараха не оставила. В результате вместо родовспоможения женщины начали энергично отпихивать друг друга от кровати.

— Не мешай Хилда, — слышалось сквозь глухие толчки и частое пыхтение. — Угораздило же тетку на старости лет выйди замуж за фиолетового.

Между тем, из голоса Хилды исчезли последние нотки почтения. — Ты сестрица не так и не там давишь. Нужно левее. И не трогай мою мать, она в любом случае была счастливее твоего мужа.

— И чем же? — взвилась Матриарх. — И вообще, не смей мне не тыкать. Я тебе в матери гожусь.

— Если уже совсем по справедливости, ты мне сестрица в бабушки годишься, — в голосе Хилды слышалась непередаваемая смесь язвительности и почтения.

— Мерзавка. Если бы не Джита, поганой метлой выгнала бы тебя отсюда.

— Остановитесь! Ну, хоть на время прекратите эти семейные склоки, — роженица привстала, но тут же упала навзничь и вновь громко, тягуче заголосила. — Ууууу. Где сьер Арно?

— Стоит за дверью, — Хилда сердито смахнула с потного лица непослушную прядь медно-красных волос. — Нечего ему здесь делать. Пусть лучше охраняет.

Она замолчала, однако вскоре вновь начали привычно перепираться с сестрой. Взаимные упреки прекратились лишь тогда, когда очередной, протяжный стон, внезапно был прерван тонким, пронзительным визгом.

— Девочка. Какая красивая, — Матриарх не скрывала слез. — И глазки зеленые. — Она растроганно посмотрела на дочь. — Приложи ее к груди. Да, да. Вот так. Пусть у мамы на груди полежит, а потом покажем всем мою внученьку. А ты боялась, что что-то пойдет не так. Слава Триединым, победила твоя кровь. — Она испуганно закашляла и покоившись на Хилду тут же зачастила: — Все ждут этого ребенка. Даже кронпринцесса, хотела приехать, а ты знаешь, что в ее положении лучше сидеть дома. — Клеменция счастливо, хотя и сквозь слезы улыбалась.

— Что-то я ни какой зелени в ее глазах не вижу. — Хилда заглянула через плечо новоиспеченной бабушки. — По-моему, они у нее голубые или даже, — она задумчиво рассматривала новорожденную, — какие-то серые.

— Тебя вообще не спрашивают, — Матриарх плечом оттолкнула кузину. — Принеси воду и пеленки. Нужно привести ребенка в порядок. — Она довольно потирала руки. — Нашу красотулю просто необходимо помыть перед ее первыми смотринами. — Она протянула руку к крошечному тельцу и ласково коснулась его. — Ути-ути-ути.

— Мама, всё закончилось? — женщина прижимала к груди звонко плачущего младенца. — А почему у меня все еще тянет и болит?

— Ничего милая. Легче поле вспахать, чем ребенка родить. Все у тебя там и должно болеть. Мы сейчас с Хилдой тебя подлечим. А то, что тянет — не страшно. Это послед. Он скоро выйдет.

Однако роженица неожиданно откинулась назад и снова громко закричала.

— Что ты родная? — Матриарх быстро нагнулась и погладила ладонью мокрую от слез щеку. — Что случилась?

Женщина утробно выдохнула, — Не знаю, внизу все еще очень больно, — и снова оглушительно заголосила, — Ууууу.

Хилда протиснулась мимо растерянной Клименции и, сунув ей в руки таз с водой, наклонилась над роженицей. — Кажется, дорогая сестрица ты повторно станешь бабушкой.

— Что? — Матриарх подскочила на месте.

— Что, что. Бери первого ребенка на руки, а я приму второго.

— Какого второго? — Матриарх продолжала растерянно стоять, сжимая в руках большой медный таз.

— Второго ребенка, — Хилда выругалась сквозь зубы. — О Триединые, ты, конечно, всегда соображала медленно, но сейчас это переходит уже всякие границы.

Матриарх послушно потянула руки за малышкой, которая вслед за матерью начала истошно вопить. — У потомков Средней не рождаются двойни, у них и двое детей появляется крайне редко.

— Знаю, знаю. Но всё, когда-то происходит впервые, — Хилда деловито ополаскивала в тазу руки. — Лучше займись ребенком, а я присмотрю за Джитой.

От прежней уверенности Матриарха не осталось и следа. Она еще крепче прижала к себе орущую внучку и испуганно глядела на выгибавшуюся от новых схваток дочь.

Хилда склонилась над стонущей женщиной и, проводя мягкими движениями по ее паху, приговаривала: — Давай девочка. Еще немного. В первый раз всегда тяжко. А второй, он завсегда полегче бывает. — Однако разметавшаяся на высоких подушках роженица её не слушала, а лишь низко и тяжело мычала, зажимая зубами внутреннюю сторону ладони.

— Сейчас, сейчас, — ласково ворковала сестра Хилда. — Вот она голубушка, показалась уже. Головка то у нас черненькая. Волосатая. — Она негромко рассмеялась. — Одна сестричка светленькая, другая темненькая. — Женщина в ответ лишь отчаянно взвыла от боли. — Что же это у нас? Плечики застряли. А ну поднимай ноги. Поднимай ноги тебе говорю! — Роженица послушно согнула бедра к животу. — Вот и славно. Так. Еще. — Сестра рывком стряхнула пот со лба и, обернувшись к Матриарху, прошептала: Вот и всё Ваше Милосердие. Со второй внучкой Вас.

Клеменция, все еще судорожно прижимая первого ребенка, облегченно выдохнула и подошла к кровати.

— Доченька милая ты представляешь… — и вдруг замерла, непонимающе уставившись на голое, покрытое кровью и слизью тельце. — Матриарх судорожно сглотнула и трясущимся пальцем указала на второго младенца, который слабо попискивал в широких ладонях ее сестры. Улыбающаяся Хилда непонимающе взглянула изменившееся лицо Владыки, затем перевела взгляд на ребенка, которого ей протягивала и, обомлев едва не выронила его. Она разинула рот, судорожно пытаясь втянуть в себя воздух, но лишь тяжело захрипела и, обмякнув едва не потеряла сознание.

— Что там мама. Покажи мне её, — слабым голосом потребовала роженица. — Тетя, всё хорошо?

Первой опомнилась Хилда. Она быстро повернулась к Джите и, перехватив младенца одной рукой, стремительно провела другой ладонью над высоким, покрытым слипшимися от пота волосами, лбом. Глаза роженицы сразу же закрылись, лицо разгладилось, а сама она задышала медленно и спокойно.

— Я долго не смогу удерживать ее в таком состоянии, — Хилда говорила напряженно и зло. — Это все-таки Великая Дочь, а не обычный зеленый. Поэтому, поживее объясни мне, почему моя племянница спуталась с Матрэлом? Это был Норбер или Эверард? — Матриарх не отвечала, а лишь наклонив голову, внимательно смотрела на хныкающую внучку. — Клеменция!? Клеменция!?

— За все нужно платить, — Матриарх подняла голову, но встретив строгий взгляд, тут же снова ее опустила. — Все платят за свои прегрешения и простые смертные и Владыки и, — она на мгновение запнулась, — их дети тоже за все платят сполна.

— Хватит нести околесицу, — казалось Хилда подойдет и отвесит Матриарху пощечину. — И ответь, наконец, кто отец мальчика?

— Его отец Эверард. — голос Клеменции звучал глухо, а взгляд был тусклый и уставший. — Но я не знала. Не знала до последнего. Пока она сама мне не сказала об этом. — Она заплакала, вытирая быстро набегавшие слезы одной рукой, — Эверерд был уже в тюрьме. Я пыталась его спасти и но, судьба оказалась сильнее. Как ты догадалась?

Хилда еще раз внимательно посмотрела на сестру, будто убеждаясь в правильности своих догадок. Младенец на ее руках требовательно захныкал, и она принялась его бережно укачивать.

— Тут много мозгов не нужно. Достаточно сложить два и два. Ты не говорила кто отец ребенка. Конечно, Владыки и их дети властны, выбирать себе в партнеры любого, но мне-то можно было сказать кто он. Ты же упорно молчала, а все мои вопросы отметала с порога. — Хилда хитро посмотрела на Патриарха. — Это так на тебя непохоже. А потом ты вопреки традиции потребовала, чтобы роды у Джиты принимали только двое — мы с тобой. — Она весело рассмеялась. — Ты, кстати, права, во время твоих родов я лишь держала теплую воду чтобы обмыть, — Хилда кивнула в сторону безмятежно спавшей молодой женщины, — вот эту пакостницу. Но кроме меня тогда в спальню набилось еще два десятка сестер и братьев, которые все делали для того, чтобы усложнить сестре Амелии родовспоможение. — Матриарх грустно улыбнулась. Хилда подошла к ней и обняла свободной рукой за плечи. — Окончательно я поняла всё, когда взяла его в руки. Мальчишка такой же упрямый и сердитый, как и все Матрэлы. Подержи его сама, и все поймешь. В его крови уже сейчас кипит эта их проклятая ярость. Кто как ни другой Владыка может это почувствовать?

— С Матрэлами всегда так. Тут ни чего не поделаешь. Их кровь ощущается даже если просто находиться рядом.

— Будем надеяться, что характер у него будет иным, — Хилда легко щелкнула младенца по носу, от чего он заголосил, широко разевая беззубый рот и дергая ножками, — чем у его папаши, и тем более дедушки. — Вот горлапан, — она с нежностью просунула указательный палец в крошечный кулачек. Затем, покосившись на сестру, тихо спросила:

— Кто еще об этом знает?

— Рейн. Я сама ему об этом сказала.

Хилда удивленно посмотрела на собеседницу. — К чему? Об этом можно было бы и промолчать.

— Рейн догадался об их отношениях еще раньше, я лишь подтвердила его подозрения.

— Ну и ладно, — Хилда задумчиво почесала щеку, не забывая другой рукой покачивать кричавшего младенца. — Может оно и к лучшему. В любом случае он бы узнал. Чай не из простых фиолетовых. Во Дворце до сих пор все недоумевают, как твоей дочери удалось укротить корокотт. — Она хихикнула. — А ларчик то просто открывается. Эти мерзкие твари всего лишь почувствовали кровь Младших Владык в нашей Джите.

Матриарх согласно кивнула. — Они ее беспрекословно слушаются, как и Матрэлов. Я когда это впервые увидела, долго не могла придти в себя. Меня они пугают до полусмерти, но Джита сказала, что не позволит убить деймонов Младших Владык. Теперь все считают, что Ее Милосердие может повелевать еще и корокоттами. — Клеменция криво усмехнулась. — Надеюсь, ни кто не попросит меня помочь с родами доминантной самке, — она тонко прыснула, но тут же принялась баюкать заворочавшуюся внучку.

Хилда в ответ усмехнулась, — да представляю тебя за этим делом. Хотя эти зверюги просто так на людей не бросаются.

— Корокотты не трогают людей, пока люди не трогают корокотт. Эта истина известна всем. — Клеменция поежилась. — Но попробуй без сопровождения зайти в это их адово логово — корокоттарню. Мне не раз приходилось защищать их перед императором, но будь я на его месте, то уничтожила бы этих любимцев Матрэлов без какого-либо сожаления.

— В любом случае, твоя дочь их спасла, — заметила Хилда. — Если бы не она всех корокотт убили. Император уже отдал приказ.

— Ему пришлось его пересмотреть, — Матриарх присела на край кровати. — В этой просьбе Рейн не мог отказать Джите отказать. — Она посмотрела на раскричавшегося внука. — Надо его обмыть, а то, боюсь, мы вскоре оглохнем.

Хилда встрепенулась. — Ты понимаешь, что показывать его никому нельзя. По крайней мере, сейчас. Слишком многим Матрэлы стоят поперек горла. А этот малыш, — она вытянула руки с голосившим младенцем, — последний. Кроме него, потомков Младших Владык уже нет во всем Альферате. — Ты ей скажешь?

— Нет. Пока нет. Скажу, что второй ребенок родился мертвым. Я и Рейну пока говорить ни чего не буду. Пусть он думает, что эта девочка, — она погладила как ни в чем не бывало дремавшую внучку, — есть единственный плод запретной связи.

— Ты легко отказываешься от него.

— Я безумно рада внучке. Но мальчик? Нет, его, признаюсь, я не хотела и не ждала. Я молилась Триединым, чтобы этого не произошло. У Матриархов и их дочерей всегда рождались девочки. А теперь? Что мы скажем? У девочки вдруг выросла пиписька, — Клеменция истерически захихикала. — Ты же видишь его. Дар Младшего уже сейчас клокочет в этом ребенке.

— А если в нём проявится Дар Средней?

Клеменция ехидно сощурилась. — Не говори ерунды. Ты же бимагик. Фиолетовый Дар может сосуществовать с красным или зеленым. — Матриарх поерзала, устраиваясь поудобнее. — Но Милость Средней никогда не сойдет на обладателя Дара Младшего. Так уж заведено. Милосердие и доброта не уживаются с яростью и злобой.

— В этом мире Клеменция все возможно.

Матриарх покосилась на пытавшегося вырваться из рук Хилды младенца, затем перевела взгляд на тихо сопевшую носом внучку и заключила: — Это бесполезный спор. Триединые были созданы разными, столь же сильно отличаются и их потомки. Сейчас важно решить, что делать с этой нечаянной радостью. — Она кивнула на внука.

Хилда оглянулась. — Здесь есть черный вход. Я уйду по нему. Уеду на север. — Она зажмурилась. — Уеду, по-видимому, надолго. Может даже навсегда.

Матриарх пристально посмотрела на собеседницу. — Я ценю это дорогая.

Хилда отвернулась. — Я иду на это не ради тебя или Джиты. Этот ребенок нужен Торнии. Он нужен всему Альферату. И я его буду защищать, покуда хватит сил. Слава Триединым, что я унаследовала не только материнский Дар. В противном случае все это дерьмо тебе пришлось бы расхлебывать одной.

Клеменция тепло улыбнулась. — Я всегда тебя любила сестричка. Даже когда мы ссорились.

— Я знаю, — Хилда ласково коснулась щеки Матриарха. — Я вас с Джитой тоже люблю. — Она зажмурилась, помолчала и заговорила деловым тоном: — Думаю, в Табаре кормилицу найти несложно. Через три дня меня уже здесь не будет. Дочери скажи, что я уехала к родным, на север. Куда не скажу. — Получилось слишком резко, но Матриарх лишь смиренно кивнула. — Там есть одна обитель. Совсем небольшая. Недавно ее настоятелем стал мой старый знакомый. Там и обоснуюсь.

— Она будет скучать по тебе.

— Не трепи мне душу, — Хилда раздраженно посмотрела на Клименцию. — Если ты думаешь, что мне будет легко, то ошибаешься. Что бы не возбуждать подозрений я ей напишу пару раз, а потом, — Хилда украдкой посмотрела на все еще умиротворенно спавшую роженицу, — большие расстояния — лучшее лекарство даже от самых сильных сердечных привязанностей.

Матриарх ласково улыбалась, слушая сестру. — Я помню его. Такой высокий, полный молодой человек. Он тебе еще очень нравился. Абелло, Аделло…, как его?

— Анселло. — Хилда покраснела. — Это все уже давно в прошлом. И, кстати, он ни когда не был полным.

Клеменция легко рассмеялась. — Хорошо, тебе видней. Главное позаботься о моем внуке. — Но Хилда уже не слушала, быстро шагая к черному ходу. — Эй. Постой. Я передаю тебе право выбрать ему имя.

Хилда уже подходила дверям, когда услышала последние слова Матриарха. На мгновение она остановилась, задумалась и тихо сказала. — Моего отца звали Эдмунд. Мне всегда нравилось это имя.

Глава 14

1314 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Дворец Владык

«Его Величие приказал создать в каждом имперском городе, большом или малом отряд стражи, во главе с сержантом или подкапитаном. И повелел им для отличия от иных, имевших оружие, носить сюрко синего цвета. Слышал я, что сия благая идея пришла в голову мессира Липа и оттого в народе тех стражников уже шутливо именуют меж собой «тоби»…».

Дневник табарского горожанина, весна 1306 г.

Войдя в зал для приемов, Вибека увидела ссутулившегося старика, в котором с трудом узнала императора. Прошедшие годы слишком сильно его изменили. Рейн заметно обрюзг, когда-то роскошные белокурые кудри поредели и жалкими, седыми прядями свисали на морщинистый лоб. Лицо отяжелело и приобрело нездоровую бледность. Она низко поклонилась, полагая, что давнее знакомство позволяет ей не падать перед императором на колени.

— Совсем одряхлел, да? — Рейн всегда читал ее как раскрытую книгу.

— Вы в любом возрасте выглядите замечательно, Ваше Величие.

Император желчно усмехнулся. — А вот ты сильно сдала.

К его выпадам, у нее давно уже выработалось противоядие. Поэтому не моргнув глазом, Вибека согласно кивнула. — Вы правы Ваше Величие время меня не пощадило.

Рейн с трудом поднялся с низкого табурета и, подволакивая левую ногу, подошел в ней. В нос ударил тяжелый, затхлый запах. «Брат говорил, что полгода назад у него был удар».

— Тебя давно не было видно в столице, — ладонь с набрякшими венами погладила ее по щеке. Вибека вздрогнула от прикосновения, и как ни мимолетным было это движение, император его заметил и отнял руку. — Раньше ты любила придворные празднества.

«Не по Вашему ли приказу, я была вынуждена покинуть двор?» — Моя невестка чрезвычайно плодовита. Так что престарелой тетушке всегда найдется место в замке брата.

— Ты так и не вышла замуж? — Голос Рейна заставил ее сердце затрепетать. Вибека не выдержала и вспыхнула. — Вы же знаете, что нет.

Рейн вздохнул и отвернулся. Он вновь потащился к своему табурету и со стоном опустился на него.

— Я умираю Вибека. И все усилия милой Клеменции ситуации не изменят. Разумеется, все мы когда-нибудь умрем, но сейчас это так некстати.

Не зная, что сказать Вибека молчала.

— Смерть всегда приходит внезапно. — Император говорил тихо и размеренно. Глубокие морщины на широком лице стали еще более заметными. — Как бы мы не старались подготовиться к этой встрече. — Он шумно вздохнул. — И именно поэтому я нуждаюсь в твоей помощи.

Это было так неожиданно, что Вибека не сдержавшись, тихо охнула. — Моя помощь?

Да, — тоскливо отозвался император. — Рейн попытался привстать, но левая рука подвела, и он мешком повалился на резное сиденье. После еще одной неудачной попытки император громко и мерзко выругался. Наступившая тишина прерывалось лишь хриплым дыханием. Он был слишком горд, чтобы просить о помощи. Поэтому подойдя к обмякшему императору, Вибека молча потянула за атласный рукав его камзола.

— Порвешь. Давай я сам. — Опираясь на ее локоть, Рейн с трудом встал. — Пара месяцев. — Казалось, он что-то тщательно рассматривает на обитой яркими тканевыми обоями стене. — В лучшем случае полгода. — Теперь голубые, но все еще яркие глаза глядели прямо на нее. — Я не собираюсь использовать свой Дар и заставлять тебя, не буду угрожать, и если ты откажешься, то сможешь уйти отсюда хоть сейчас. — Крупные кисти подрагивали в такт произносимым словам. — Но я умоляю тебя помочь. Не мне, — Рейн торопливо закивал головой. — Империи, Альферату.

Вибеку поразила не площадная ругань в устах того, кто брань терпеть не мог. Ее ошарашила его униженная мольба. Однако изумление сразу же сменилось застарелой ненавистью. Слишком долго она хранила и лелеяла её в душе.

— Чего ты хочешь? — Она не заметила, как перешла с ним на «ты». Уважение к титулу и положению собеседника куда-то улетучилось. — Ты уничтожил меня, втоптал в грязь мое родовое имя. Моя семья прокляла меня. — Она горько рассмеялась. — Ты думаешь, брат простил мне бесчестье? — «Теперь настала моя очередь сводить счеты». Сколько раз она проговаривала эти слова про себя, надеясь, когда-нибудь бросить их ему в лицо. — Будь ты проклят. Ты публично обвинил меня в неверности. Ты, ты…, - она задыхалась. Лицо горело, а полуседые кудри выбились из старательно сделанной искусной прически.

— Твоего позора хотел не я.

— Что, — Вибека прервалась на полуслове.

Император устало прислонился к стене. — Это была Клеменция.

Вибека с трудом улавливала его слова. Она тихо всхлипнула. Непрошенные слезы побежали по щекам. В голове крутился лишь один вопрос.

Рейн как всегда всё понял с полувзгляда. — Полагаю, потому что с тобой я ближе всех подошел к повторному браку. — Император грустно усмехнулся. — Я был готов на тебе жениться дорогая.

— Вы могли со мной расстаться и без этого унижения. — Вибека старалась незаметно вытереть слезы, но они упрямо стекали теплыми каплями к подбородку и, мгновенье повиснув, падали на холодный пол.

— Клеменция хотела видеть не только твои страдания, она хотела твоего унижения.

«И она это сделала. Меня нет. Я всего лишь бледное пятно на старой скатерти памяти».

Рейн скривился. — Просто ее лучшая подруга… заняла не свое место. Это банальная ревность.

«Слишком откровенно для него». — Вибека вскинула на собеседника опухшие глаза. «Он вновь меня проверяет. Он не должен про это знать».

— Я все давно знаю, — Вибека испуганно сжалась. Ее всегда поражала эта способность Рейна читать чужие мысли. И хотя он уверял, что такими талантами не обладает, а лишь улавливает, причем весьма смутно чужие эмоции, чувство страха только усилилось. — «Он не должен, не должен, не должен… Чтобы я не чувствовала к нему и Матриарху от меня он ни чего не узнает».

Император вяло отмахнулся. — Ты мне нравилась. — Вибека закусила губу, чтобы снова не расплакаться. — Ты была хороша в постели, да и мозгами тебя Триединые не обидели. Но этого было недостаточно. — Рейн помолчал, будто собирался с силами и тихо продолжил: — Клема еще в детстве как кошка была по уши в меня влюблена. Тогда это казалось забавным. Наш Матриарх же не полная дура, — в голосе императора сквозило легкое пренебрежение. — Поэтому увидев, что ты не очередное мое временное увлечение, Клеменция пришла ко мне и потребовала, чтобы я от тебя отказался. Она захотела твоей шкуры.

Спрашивать не хотелась, но Вибека через силу произнесла, — И что Вы ей сказали? — Слова застревали во рту, как куски мяса между зубами.

— Я, разумеется, отказался и потому, она мне пригрозила. — Рейн остановился и с неохотой добавил, — Если ты станешь моей женой, зеленые перейдут на сторону Магистра.

— Вы могли на нее повлиять, — невольно вырвалось у Вибеки. — Неужели нельзя было использовать свой Дар?

— Как ты мало понимаешь в политике? — уныло произнес император. — Я не могу открыто давить на другого Владыку. Тем более, что повод был не столь уж и важный.

— Не столь уж и важный? — Вибеке захотелось впиться зубами в одутловатую мякоть императорского лица. «Двуличная мразь». Сердце заколотилось еще сильней, воспламеняя притухшую было ненависть.

— Именно, — взгляд императора заледенел. — Никакая женщина не стоит государственного кризиса. Матриархи всегда были на стороне императоров. Так и только так нашим предкам удавалось держать в узде ярость Матрэлов. Я не мог себе позволить лишиться, пусть и на время, поддержки Генгеймов и их партии. — Пальцы императора сжали ее локоть. Брызги слюны из перекошенного рта летели мерзким дождем на лицо Вибеке. — Не мог, понимаешь, не мог.

— Государственные интересы, защита империи и политического порядка — какие красивые слова? — с надрывом вскричала Вибека. — Но это на поверхности. Стоит копнуть глубже и там окажутся лишь мелкие интриги, личные счеты и давняя вражда.

Император неожиданно рассмеялся. — Ты замечательно уловила суть политики милая. Это всегда сочетание большого и малого.

Вибека усмехнулась сквозь слезы. — Меня не удивляет, что Вы выкинули меня из своей жизни, как, — она запнулась, — как ненужное тряпье. Но Клема, — Вибека тут же поправилась, — Ее Милосердие. Как она могла быть такой жестокой?

Император пожал плечами. — Зеленые способны и на гнев, и на обиду и даже подлость. Он снова погладил ее по щеке и на этот раз она даже ждала этого прикосновения. «Он все-таки использует Дар, но если бы я не хотела его простить, ничего бы не получилось».

— Я не прошу у тебя прощения, но умоляю об одолжении.

— Ты вызвал меня из забытого Триедиными захолустья, чтобы просить об услуге? — Вибека уже была готова выслушать императора, пусть и без всякой благосклонности.

— Я дам тебе денег, много денег. — Видя, как вытянулось лицо собеседницы, Рейн моментально изменил тактику. — Ты обретешь новую цель в жизни. И ты спасешь всех нас. — Последние слова он произнес еле слышно.

— Что я должна сделать? — Вибека почти сдалась.

— Ты должна найти одного человека. Маленького ребенка. Ему сейчас немногим больше года.

— Ты серьезно? — Вибека непритворно удивилась. — Просишь меня найти какого-то младенца? — В ход беседы вновь незаметно вернулся оттенок прежней, порядком подзабытой фамильярности. Как когда-то, тридцать лет назад, когда он играючи подкидывал ее верх, а она счастливо хохотала. — У тебя под рукой сотни агентов тайной полиции. Тебе достаточно щелкнуть пальцами и мессир Лип будет рыть носом землю. Да он за декаду найдет тысячу младенцев обоего пола.

— Мне нужен один. — И, помолчав, он раздраженно добавил, — И я не могу к нему обратиться.

— Почему?

— Потому этот ребенок — двоюродный племянник нашего канцлера. — Ответ императора получился резче, чем ему хотелось.

С языка зачем-то сорвался глупый вопрос. — Со стороны матери или отца?

Император взглянул на нее и у Вибеки закололо сердце. «Это его убивает». — Я понятия не имею о его родственниках по отцовской линии, а вот родные его матери…, - он не договорил.

— Клеменция в курсе?

— Разумеется. Именно она мне и рассказала. — Император поморщился. — Но вначале только про одну внучку. — Голубые глаза привычно потемнели. — Ты знаешь, я ни кому не верю. Даже нашему Матриарху, которая так очаровательно краснеет и заикается, когда пытается меня обмануть. Пришлось подключать своих людей. Выпытывать у прислуги. Слишком многое не складывалось. И хотя я давил на Клеменцию изо всех сил, рассказала она не многое. Но главное я узнал. Есть еще и мальчик. — Он прикрыл глаза, в которых клубилась бесконечная печаль.

«Интересно сколько прожили те, кто рассказал Вам об этом?» — Вибека нахмурилась. — Зачем ей такое рассказывать?

— Я могу только предположить. — Император неопределенно мотнул головой. — Какие бы чувства она ко мне не испытывала она прежде всего Владыка, а потому никогда не посмеет переступить через существующие запреты.

«Как Вы ошибаетесь Ваше Величие», — подумала Вибека.

Переваливающейся, утиной походкой Рейн принялся расхаживать по небольшой, полутемной комнате. — А вот ее дочь презрела тысячелетнее табу. То, что сделала Джита — это не просто нарушение традиций, это преступление. Матриарха эта история тревожит не меньше чем меня. Она искала поддержки и совета. Мое мнение неизменно — если этот ребенок жив, он должен сесть на яшмовый трон. Место Младшего Владыки только там.

— До меня дошли слухи, что красным уже недоступен их Зов, — осторожно сказала Вибека.

— И по этой причине тоже, — с досадой бросил император. — И, поверь, она далеко не единственная.

— И где мне его искать? — Вибека уловила победный блеск в глазах Рейна.

— Родственница Матриарха увезла его на север. В какую-то отдаленную обитель. Ты могла ее знать, она постоянно крутилась рядом с ней. Ее зовут Хилда Ойкент.

В памяти Вибеки всплыло широкое, некрасивое лицо кузины Клеменции. — Она бимагик.

— Я знаю, Падший ее возьми. Но если найдешь ее, тогда отыщешь и мальчишку. Даже Матриарх не знает где она. — От досады лицо императора еще больше сморщилось. — Полагаю, Клеменция специально попросила эту Хилду ни чего ей не рассказывать, зная, что я ее буду расспрашивать.

— Да на севере десятки обителей Ордена, — на лице пожилой женщины была написана растерянность. — Если не сотни.

— У тебя есть твой Дар, — рассердился Рейн. — Думай. Обитель должна быть небольшой и в какой-нибудь глуши. По-другому спрятать его не получится. Кровь Младшего слишком заметна. Когда его найдешь, сразу сообщи. Но никаких писем. Разумеется, Водилик и Лип не должны ничего узнать. И еще, — Рейн Голдуен сразу нахохлился, — может случиться, что ты обнаружишь его тогда, когда я буду уже гнить в могиле. Поэтому вот тебе пара имен. — Подойдя к высокому шкафу, он откинул дверцу и вытащил четвертушку бумаги. — Этим людям ты можешь спокойно доверять.

Пока он писал что-то свинцовым карандашом, Вибека размышляла. Ее не покидало ощущение нереальности происходящего. Предложение Рейна было слишком необычным. Это захватывало и увлекало. Очевидно, он на это и рассчитывал. Бывшая любовница, ставшая агентом. Она едва удержалась от истеричного хихиканья.

Держа бумажку в руках, император тяжело зашагал к ней. Подойдя вплотную, он вложил в ладонь что-то маленькое и тяжелое, затем сжал ее. Острые грани кольнули кожу. — Если совсем будет туго, покажи эту вещь любому смотрителю Кольца. А они есть в каждом городе. Тебя доставят к Дракону так быстро, насколько способны это сделать лошадиные ноги. У него ты сможешь попросить всё, что захочешь. Он не должен отказать.

Вибека насмешливо хмыкнула. — Надеюсь, до этого не дойдет. — Постаревшее, но все еще такое близкое лицо, было от нее на расстоянии ладони. Она с трудом отстранилась. — И с чего мне начать?

— Для начала тебе нужно вступить в Орден Милосердия.

Глава 15

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Обитель канцлера

«Мы обращаемся, прежде всего, к тем, кто отвергает собственную волю и готов с чистым сердцем служить Триединым как рыцарь и защитник Веры…».

Устав Братства Смелых

Толстый, изрядно поседевший человек стоял у небольшого окна и смотрел в окно. Комната, освещаемая тремя большими свечами, явно не соответствовала своим скромным убранством высокому положению находившегося в ней человека. Лет пятьсот тому назад двадцать шестой император из династии Голдуенов выстроил в этой части Табара резиденцию для всех трех Владык, отведя дальний флигель под имперскую канцелярию. С тех пор эта часть дворца именовалась Обителью канцлера. Здесь располагалась святая святых империи, сюда сходились все нити управления государством, в этом месте принимались судьбоносные для всей страны решения.

«Да, так было до меня и будет после», — думал Торберт Лип, вглядываясь в темные провалы улиц, где изредка сверкал фонарь ночного сторожа. Тридцать восемь моих предшественников, и если позволит Триединые, не меньшее число преемников будут сидеть здесь, не давая развалится империи, оберегая ее как от врагов внешних, так и внутренних. Холодало. Канцлер закрыл тяжелый свинцовый ставень, состоящий из мутных стеклянных кругов, подошел к камину и разжег его. Рука машинально теребила тяжелую золотую цепь с тяжелым кулоном на конце. «Надо отучить себя от этой привычки», — в который раз мелькнуло в голове и Торберт Лип направился к стоящему рядом с окном креслу. День выдался тяжелый, и накопившаяся усталость давала о себе знать.

Много привычек, быстрая утомляемость и вечером пронзительная боль в пояснице — старость подкрадывалась незаметно, но неотвратимо. Конечно, он далеко еще не развалина. Но бремя государственных забот все сильнее сказывалось на его теле. Уже много лет назад заброшены ежедневные тренировки, а сидячая жизнь превратила когда то могучие мускулы в дряблый кисель. Поединки на мечах давно сменились шахматными дуэлями. Однако посидеть в любимом кресле и подумать над очередной партией он еще успеет. Канцлер подошел к огромному поясному зеркалу в серебряной раме и начал перебирать в уме события прошедшего дня.

Прием послов эрулов занял целое утро, потом состоялся сложный разговор с императором. Очень сложный поправил он сам себя. Его Величие Водилик X — это недоразумение на троне всем обязанное ему и только ему, ни как не желает понять всю опасность положения, в котором оказалась Торния. Кровь Старшего проявлялась в императорах по разному. И, кажется, в нынешнем она совсем не чувствуется.

Человек горько усмехнулся. И тут же скривился от нахлынувшей боли. Виски привычно заломило. В последнее время он плохо спал. Сны были неприятные и тревожные, оставлявшие липкие ощущения надвигавшейся и неизбежной беды. Торберт Лип машинально провел ладонью по лбу.

«Нужно обратиться к целителю». Впрочем, понятно, что дело вовсе не в снах, не в постоянной усталости и даже не в надвигающейся старости. Болит не голова, а сердце, душа. Все рушилось прямо на глазах. Перед Торнией маячил призрак войны, той самой, что могла окончательно погубить тяжеловесное и изрядно подгнившее тело тысячелетней Империи.

— Все-таки она начнется, — тихо прошептал Торберт Лип, вглядываясь в пляшушие по стенам тени. — Внезапно нахлынуло гнетущее и все нарастающее раздражение.

— Проклятье! Двадцать четыре года службы, службы верной и честной чтобы там не шептали за спиной. Несмотря на заговоры, интриги и происки недругов. А скольких пришлось ублажать, скольким довелось угождать, льстить и лгать. Канцлер громко и скверно выругался. Выругался теми словами, что покрывают друг друга уличные шлюхи или наемная солдатня. Однако легче не стало. В своем нынешнем состоянии империя не выдержит войны. Не просто не выдержит, а рассыпится, развалится как карточный домик. Рот открылся, что бы произнести очередное ругательство. В зеркале отразилось перекошенное лицо, налитые кровью глаза. «Так можно и удар получить», — промелькнуло в голове. — «Хватит, расклеился. Тряпка. Империя превыше всего». Слова государственной присяги, знакомые любому жителю Торнии, неожиданно успокоили.

— Мы еще поборемся, — зло бросил канцлер своему отражению. — Посмотрим кто кого.

В дверь тихо постучали.

— Заходи Миго, — произнес хозяин кабинета. — Ты как всегда вовремя дружище.

Вошедший — высокий худой человек выглядел полной противоположностью хозяина комнаты. Длинное лицо с жидкими, тронутыми сединой усами и острой бородкой, тонкие, бледные губы и неожиданно большие, на выкате глаза придавали Миго Гарено вид утонченный и аристократический. Впрочем, родословная Гарено, насколько было известно канцлеру, не блистала благородством. Однако это обстоятельство волновало мессира Липа меньше всего. Лет двадцать назад кто-то в случайной и пустой беседе упомянул в его присутствии имя молодого, но подающего надежды легиста. Канцлер уже не помнил ни содержание разговора, ни имени собеседника — это были малозначащие детали. Какое-то дело о наследстве, давняя тяжба, семейные склоки. Однако восторженный отзыв о блестящем юристе в память запал. Он вытащил Гарено из затхлой атмосферы провинциального захолустья, сделал своим советником и не прогадал. Третий сын мелкого судейского чиновника, оказался не просто хорошим законоведом, он был необыкновенно, поразительно талантлив. Его помощь в раскрытии заговора Смелых была бесценна, а собранные улики позволили обвинить, примерно наказать Магистра и всех членов Капитула. Суровый вердикт был встречен без воодушевления, однако голоса недовольных заглушил тяжкий груз представленных общественности доказательств вины. Торберт Лип до сих пор с восхищением вспоминал виртуозно подобранные Гарено показания свидетелей и признания обвиняемых. При этом мэтра Гарено совершенно не волновало то обстоятельство, что большая их часть выбита под пытками, а остальные сочинены в имперской канцелярии. Поразительная смесь беспринципности и профессионализма.

Пять лет назад канцлер повысил советника до должности начальника тайной полиции, и ни разу еще не пожалел о своем решении. Ежевечерний доклад мэтра Гарено стал для него уже почти психологической потребностью. Партия в шахматы и разговор по душам с человеком, который, как и он был предан не человеку, но империи всегда успокаивали мессира Липа.

— Ты сегодня задержался Миго. — Канцлер уже давно тыкал своей правой руке и даже однажды предложил и ему перейти на «ты», по крайне мере в приватных беседах. То давнее предложение Гарено вежливо отклонил, что, по мнению Торберта Липа, лишь свидетельствовало в его пользу.

— Дело не терпело отлагательств Ваша Светлость. — Гарено нервно прошелся по кабинету канцлера, сцепив за спиной руки и не желая замечать заранее придвинутый к шахматному столику второй стул. Обращение «Ваша Светлость» насторожило канцлера, так как единственную вольность, которую позволял себе Гарено, когда они оставались наедине, это обращаться к нему просто «мессир», без официального титулования.

— Сегодня мы нашли тайное святилище Падшего. В Табаре. — Привычно спокойный и деловой тон докладов начальника тайной полиции на этот раз ему отказал. Было заметно, что он не просто взволнован, а потрясен новостью.

— Где именно? — Лип уже понял, что на этот раз сыграть в шахматы не удастся.

— На пересечении улиц Ювелиров и Перчаточников. Большой угловой дом.

— Это в двадцати минутах ходьбы отсюда.

— Даже немного меньше, если идти быстрым шагом.

— О Триединые! — Канцлер встал так резко, что расставленные на шахматной доске фигуры вздрогнули, зашатались и посыпались на пол. Возбужденный, он не обратил на это ни какого внимания. Темные уже в Табаре! Задавать следующий вопрос смысла не имело, но он все же спросил — Твои источники не могли ошибиться?

— Нет. Со стражей был мой человек. Доверенный и надежный. И он рассказал мне про…Темный Зов.

— Волна боли, — прошептал канцлер.

— Именно. Поэтому им удалось уйти. Больше того, если бы не мой человек, стражники поубивали бы друг друга. Он был вынужден вмешаться, что бы разнять их. Использовал свой Дар. По его словам, они начисто забыли про свой долг и служебные обязанности. Тряслись от страха и боли, но при этом лезли друг на друга с мечами.

Последние слова окончательно вывели Торберта Липа из равновесия. Стакан из тяжелого стекла, который он сжимал в руке, неожиданно лопнул, и кровь из порезанной ладони щедро смешалась с выплеснутым на пол дорогим вином.

— Проклятье! Он подошел к шкафу вытащил из выдвинутого ящика батистовый платок. Ругаясь в полголоса, канцлер быстро обмотал вокруг ладони полупрозрачную ткань и затем вновь повернулся к Гарено. — В прошлый раз, ты мне говорил, что святилище Падшего обнаружено в Мистаре. Ладно, там пограничный город. Торгуют с эрулами, которые, как мне передавали, в дальних фольках продолжают тайком поклоняться этой своей Гуле. Но Табар! От этого не отмахнешься. — Он сжал ладонями стремительно тяжелевшие виски. Кровавый след отпечатался на его правой щеке, придавая канцлеру пугающий и зловещий вид.

— Это Враг. Миго ты слышишь. Он пришел. Наступает время Четвертого. — Лип тяжело опустился в кресло и застыл, пытаясь привести в порядок спутанные мысли.

— Это не все мессир. Мне донесли, что эрулы снова зашевелились. В прошлый раз мы с трудом остановили их около Банчинга. Две недели назад состоялся тинг, на который прибыли годары большинства боевых фирдов. Думаю, через пару декад можно ждать очередного нападения.

Канцлер понимающе усмехнулся. — А в Сторфольке делают вид, что они ни при чем?

Мэтр Гарено кивнул. — Фриэксы как всегда осторожничают. На таких собраниях никогда не присутствует фирдхера. По крайней мере, она публично не выступает.

Торберт Лип помрачнел еще больше. — Эти две старые кошелки Вейна и Нея не зря едят свой хлеб. Смерть Матрэлов они использовали, как предлог для разрыва отношений. Теперь их однорукая Анудэ постоянно взывает о мести. — Он раздраженно сдвинул брови. — И все понимают, что это только повод. Мой прадед, — канцлер кисло улыбнулся, — Владыка Войнот, — отбил три крупных похода эрулов. Сто лет назад благополучие потомков Младшего не настолько беспокоило боевые фирды, чтобы не поддаться искушению пограбить наши пограничные города. Этим ушлым северянам просто нужен предлог, чтобы отнять у ослабевшей империи пару ее провинций. Братство распущено, сопредельные командорства опустели, и наши рубежи на севере почти беззащитны.

— Мне казалось, что тамошние гарнизоны при поддержке армии и Стражей успешно отбиваются от элуров. На юге ситуация сложнее.

— Мы везде в полной заднице. — Канцлер подошел к камину и подбросил в него еще дров. Пламя вспыхнуло, жадно пожирая новую добычу. Треск и шипение влажных поленьев сразу же заполнил пространстве небольшой комнаты. Какое-то время Торберт Лип стоял около камина, наблюдая за сине-желтыми языками, а затем со вздохом вернулся в кресло. — Нам катастрофически не хватает людей. Ты помнишь, мы предложили амнистию сержантам из Братства при условии их возвращения на службу. Почти все они отказались и закончили свою жизнь на плахе. Согласились единицы и, разумеется, что среди них почти не было красных. Армия не справляется. В последнее время, — канцлер откинулся на кресле, — элуры откусывают от наших северных провинций по приличному куску почти ежегодно. Это не похоже на их прежние походы. Они целенаправленно отвоевывают Приграничье и уже почти вплотную подошли к Мистару. Даже с аэрсами легче. Там все по-прежнему. Набег, захват добычи и обратно в свои жаркие степи. А элуры постепенно, но верно подминают под себя наш север. И мы ни чего не можем с этим поделать. — И вновь раздельно и с горечью. — Ни-че-го.

— А что говорит посол Альянса?

— Ооо! С ним я общаюсь не реже чем с тобой. Хольдер Скарр Стигсон заверяет, что тоже не хочет большой войны и намекает, что Приграничье можно разделить полюбовно.

— Вы ему верите?

— А мне ни чего больше не остается. Торния не в том положении чтобы диктовать элурам свои условия. Поэтому приходится сцепить зубы и терпеть, когда уважаемый посол, ухмыляясь обещает в очередной раз образумить фолькхеров южных фольков. Я улыбаюсь в ответ и делаю вид, что верю ему. Но мы оба знаем, что за всеми этими нападениями торчат уши Совета верховных фриэкс.

— Я не завидую эрлу Рантейлу, — мэтр поскреб ногтем переносицу. — Нашему представителю при Альянсе приходится высказывать трем грымзам бесконечные протесты.

— Да, ему приходится не сладко, — эхом откликнулся Лип. — В самом деле не легко, продолжать делать вид, что силен как и прежде, хотя давно уже слаб и немощен. — Канцлер сцепил руки за выпуклым затылком. — Ты же знаешь про красный Зов?

— Разумеется. — Мэтр вопросительно взглянул на Торберта Липа. — Говорят, что ни один красный теперь не способен усилить свой Дар.

— Ни один, — повторил канцлер. Он покосился на мэтра — А тыпонимаешь, что это значит? И не дожидаясь ответа, раздраженно бросил: — Это означает, что все наши красные теперь всего лишь простые обделенные. Да таких вояк в любом гарнизоне как грязи.

— Обделенные? — недоверчиво переспросил Гарено. — Мне кажется мессир Вы преувеличиваете.

— Не намного. Поверь. Да они чуть сильнее и быстрее, чем окружающие их люди, но не более того. Стена Ярости — вот что делало всех красных бесстрашными, кровожадными ублюдками. Лишь воззвав к своему Дару они могли разрывать голыми руками аэрсовских перевертышей или с легкостью крушить порядки боевых фирдов. Дети Анудэ такого никогда не могли. Сила их Дара, а значит и Зова всегда уступала нашему. Но это все в прошлом. Теперь же, — он печально усмехнулся, — мы на равных.

Гарено молчал, давая высказаться своему высокопоставленному собеседнику. Какое-то время канцлер молчал, затем повернулся к мэтру и печально произнес: — Беда не приходит одна мой дорогой друг. Эта гадина, будь она неладна, почему то всегда ходит большой компанией. — Гарено улыбнулся уголками тонких губ и осторожно спросил.

— Вы полагаете, что расправа над Младшим Владыкой была ошибка?

— Нет, Миго тут ты заблуждаешься. Если бы мы совершили одну ошибку, все было проще. В том то и дело, что ошибок там понаделано столько, что нам боюсь их уже ни когда не исправить. Начнем с того, что покойный император полагал, будто бы плохое отношение к Братству распространяется и на Младших Владык. Смелых действительно недолюбливали особенно в крупных городах, где у них в должниках была половина торговцев, но Матрэлы оказались сделаны из другого теста. — Он горько усмехнулся. — Этих бездушных гордецов, конечно, не любили. Но их боялись, перед ними преклонялись и благоговели. — Канцлер внимательно посмотрел на своего помощника. — Ты ведь тоже трепетал и одновременно восхищался ими? — И не дожидаясь ответа, понимающе хмыкнул. — Знакомое чувство. Они по природе своей хищники. Как эти их корокотты — грациозные, величественные, сильные, но, по сути своей смертельно опасные и свирепые убийцы. Благодаря потомкам Старшего и Среднего Матрэлов удалось, — он на мгновение задумался, — нет, не приручить, но заставить сотрудничать. Их способности были поставлены на службу империи. И это было приятно осознавать не только зеленым и фиолетовым, но и всему населению Торнии. Поэтому суд и роспуск зазнавшихся Смелых нам не просто простили, нас еще и одобрительно похлопали по плечу. Ну, может быть за исключением Приграничья и юга, где почтение перед Братством впитывается с молоком матери. Но Магистр и Первый Рыцарь, — это уже другое дело. Здесь пришлось так лгать, столь сильно изворачиваться, что заболел язык и заломило шею. Впрочем, что я тебе говорю, ты сам прекрасно все помнишь. Но и это не помогло. Шила в мешке не утаишь. Расправа над Матрэлами? — Он повторил по слогам. — Ра-спра-ва. И ты туда же. — Канцлер поднял глаза на своего собеседника, который тотчас понял допущенную оплошность. Однако его извинения быстро оборвали.

— Прекрати, мы не на заседаниях Имперского Совета. Это Водилик до сих пор слюной брызжет при упоминании о потомках Младшего. Пойми, в народе считают, что это была именно расправа, самосуд, а не справедливое наказание бунтовщиков, стремившихся уничтожить законную власть. Наши, — он тут же, улыбнувшись, поправился, — преимущественно твои усилия, ни к чему не привели. Попытки выставить их чуть ли не адептами Падшего вызывают уже не скепсис и недоверчивые ухмылки, а ропот и общее возмущение. Мы сделали из них мучеников, этаких невинных страдальцев. Рейну хватило ума отказаться от идеи публичной казни Младшего Владыки. Боюсь, что тогда бы нас просто снесли. Всех и почище любого заговора. Многие из Конклава, и я, признаюсь, был в их числе, считали, что всенародное и демонстративно жестокое наказание Матрэлов укрепит империю, сплотит ее. И как оказалось, здесь мы тоже ошиблись. Система Троевластия оказалась мудрее, чем нам представлялось.

Глава тайной полиции внимательно следил за утомленным выражением лица Его Светлости, стараясь понять скрытый подтекст неожиданных откровений.

— Вы думаете, потомки Младших нужны Торнии?

Взгляды двух мужчин скрестились. Несколько мгновений Торберт Лип напряженно вглядывался в голубые глаза мэтра, затем отвернулся и нехотя произнес: — Нужны не они, а их Дар. Точнее то, что он дает всем нам. Упорство, воля, бесстрашие и даже гнев необходимы человеку не меньше, чем милосердие или ум. Я далек от мысли приписывать покойному императору стремление к тирании, но когда ему стало известно про заговор Смелых он, конечно, тут же ухватился за него. Рейн IV надеялся использовать его как повод ослабить Младших Владык настолько, насколько это было возможно. Его можно понять. Эти бесконечные распри между потомками Старшего и Младшего, неловкие попытки Матриархов примирить их хотя бы на время. Но это была ошибка. Младшие оказались незаменимы и наши предки это прекрасно понимали. Своей неуступчивостью, упрямством, гордыней они создавали тот эмоциональный фон, что служил для императоров Торнии оселком для принятия правильных решений. И вот, извечный раздражитель исчез. Думаю, когда Рейн это понял, было уже поздно. Что же до Водилика, то он до сих пор продолжает уверять всех, что исчезновение Младших Владык — это лучшее, что случилось в Империи с момента ее создания. Болван! — Канцлер уже еле сдерживал себя. — Какой же он император, если не способен отказаться от своей замшелой ненависти и признать очевидное.

— Мне кажется, что Вы недооцениваете Водилика X. Его Дар не столь уж и ничтожен.

Канцлер отмахнулся. — Понятно, что Его Величие не дурак. Но он более хитрый, чем умный, излишне склонный ко лжи и интригам. Иногда мне кажется, что императрица Бинди прижила его от какого-нибудь сельского учителя. Дар Старшего, как ты понимаешь, это не только интеллект, но и интуиция, способность подчинять себе других, умение прислушаться к чужому мнению, даже если оно противоречит твоему. И, к сожалению, всего этого в нашем дорогом императоре откровенно не достает. — Последние слова канцлер произнес с горьким смехом, потом быстро взглянул на своего собеседника.

Мэтр Гарено замер. Никогда еще Торберт Лип, человек, которого он искренне уважал и высоко ценил, не говорил с ним столь откровенно. Может это проверка? Едва ли. Слишком давно они друг друга знали. Видимо, в самом деле, наболело. — Вы говорили обо всем этом прежнему императору, — осторожно спросил он.

— О скромных возможностях своего сына он знал и без меня. Дело не в этом. Рейн IV был другой. Он умел признавать свои просчеты, но главное при всех своих недостатках Его Величие оставался истинным потомком Старшего. Его Дар, пусть не ослепительный и эффектный, горел ровно и достаточно ярко.

— То есть он понял, что с Матрэлами следовало поступить по-другому? — Мэтр Гарено задумчиво пригладил и без того зализанные усики.

— Да. Мы говорили об этом только один раз. Почти перед самой его смертью. Тогда он признал, что был не прав, а заговор Матрэлов и вообще конфликт с Младшим Владыкой нужно было разрешить как то иначе.

— Как? Простить, забыть?!

— Нет, дорогой мэтр, конечно, нет. Заговорщиков нужно было наказать и наказать жестоко. Но допустив гибель Эверада мы совершили серьезную ошибку. Оплошность, которая может стоить нам всем слишком дорого. Мы шантажировали Магистра жизнью его сына и переиграли самих себя. Жизнь Эверарда следовало хранить как зеницу ока. Хотя бы не ради него самого, а из-за его крови и семени. Теперь же, кровь Младшего для нас потеряна. Надежды на меня и мое потомство не оправдались. — Последние слова дались канцлеру нелегко. — Триединые наказали меня. И мои дочери не унаследовали моего Дара. Мне больно об этом говорить, но ни одна из них даже не прошла ритуал Обретения. Их отвергли.

Канцлер застыл, прислушиваясь к гулко потрескивавшим дровам. — То, что я сейчас скажу, — он на мгновение замолк и глубоко, как перед прыжком в воду, вздохнул, — должно остаться только между нами. — Канцлер говорил тихо, но его слова вызвали у мэтра Гарено ледяной озноб и настойчивое желание побыстрее убраться из жарко натопленной комнаты.

— Ваша Светлость, поверьте, я никогда и не смел распространялся о том, что имел честь услышал от…

— Знаю, знаю, — Торберт Лип нетерпеливо прервал собеседника. — Помолчи и хватит меня уверять в собственной лояльности. Уверен, что для тебя все наши разговоры носили конфиденциальный характер.

Мэтр поспешил низко поклониться, однако канцлер, погруженный в собственные мысли этого даже не заметил.

— Мои слова, это не просто секрет, — он поднял голову и пристально взглянул на Гарено. — Я отдаю в твои руки собственную жизнь, ибо если об этом узнает кто-либо еще, то, — он фыркнул, — не сидеть нам с тобой больше тогда по вечерам за партией в шахматы. В общем, красного Дара в Торнии больше нет. С момента смерти Матрэлов не было ни одного приобщения к милости Младшего. Ни одного дорогой Миго. — В его глазах бились отчаяние и печаль. — Вот так.

Эти слова ошеломили мэтра Гарено. Он озадаченно посмотрел на канцлера. — Как это? Вообще ни одного? За шестнадцать лет? — Привычная выдержка мэтру отказала. В его голосе сквозило сердитое недоверие. — Простите, но я слышал и не раз о красных неофитах. Все знают, что число Обретений резко уменьшилось, и винят в этом, — Гарено на мгновение запнулся, — главным образом меня и Вас.

Канцлер откинул голову и громко захохотал. — Вот как? — Смех оборвался столь же внезапно, как и начался. — Не льсти себе Миго. Нет мой верный и исполнительный мэтр Гарено, простонародье обвиняет не тебя. Эти людишки тебя просто не замечают. Кто ты для них? Ни кто. Всего лишь исполнитель. Мелкая сошка. Нет, все шишки приходится собирать мне. Ведь я, — Торберт Лип криво усмехнулся, — недостойный потомок Младших Владык. Отродье подлой змеюки Аделинды. — Последние слова он произнес с отвращением и ненавистью. — Воистину злой рок преследует дочерей Матрэлов. За всю эпоху их было всего лишь две. Но одна стала верховной фриэксой элуров, а другая выдала их заговор императору. Полагаю, Младший на небесах хохочет во все горло, видя как его потомки неистово уничтожают друг друга.

— Не богохульствуйте мессир, — лицо Миго Гарено побледнело и вытянулось. Ему никогда не доводилось видеть канцлера в таком нервном возбуждении, состоянии одержимости, почти сумасшествия.

Слова мэтра, казалось, отрезвили Липа. — Он закрыл ладонями лицо и опустил голову. В комнате воцарилась тяжелая, гнетущая тишина, которую нарушал лишь шум лизавших почерневшие поленья языков пламени. — К несчастью, это далеко не все неприятности. — Канцлер тоскливо посмотрел на Гарено. На его щеках горел лихорадочный румянец. — Всё гораздо хуже, чем ты думаешь. Действительно, в первые несколько лет после гибели Младшего Владыки и его сына количество Обретений серьезно уменьшилось. Немного фиолетовых, чуть больше зеленых. И, разумеется, ни одного красного. Но за последние пять лет, ни один человек, насколько мне известно, не был выбран Триедиными. Даже самые способные подростки, те, кому предрекали большое будущее, ими отвергались.

— Простите, Ваша Светлость, — мэтр Гарено мучительно пытался переварить услышанное. — А как же ежегодные списки новых обладателей Дара. Их зачитывают Владыки. Там упоминаются даже красные.

— Это всё мистификация. Спектакль, разыгранный актерами, которые и не догадываются про свою истинную роль. — Канцлер замолчал и задумался. — А может, и догадываются, но предпочитают молчать. — Он снова залился смехом, в котором проглядывало легкое безумие. — Раньше, ежегодно через церемонию Обретения проходили десятки парней и девушек. Десятки! А сейчас нет ни одного. Это катастрофа! Надеюсь, хоть ты это понимаешь Миго.

— Никто… никто не догадывается? — мэтра Гарено выцеживал из себя слова по капле. Казалось, он не знал, о чем еще спросить.

— Уверен, что покойный император это понял. Не сразу, конечно. Ни кто поначалу на уменьшение числа приобщенных к Дару особо и не обращал внимание. Но потом он просто разложил всё по полочкам. Водилик, думаю, тоже о чем-то догадывается. Даже наш император способен заметить, что количество его обожаемых фиолетовых за последнее время как-то сильно уменьшилось. Ее Милосердие молчит, но, полагаю, она знает. Если не всё, то многое.

— Но Владыки продолжают зачитывать списки!? — мэтр был готов схватиться за последнюю соломинку.

— Я же сказал — это надувательство. Их составляю я, — в голове канцлера ощущалась чудовищная усталость и мрачная безысходность. — Я их подделываю уже несколько лет. С тех пор как заподозрил неладное. И рано или поздно все об этом узнают. И тогда…, - Торберт Лип не договорил, а лишь тяжело вздохнул.

— Но почему? — трагизм и ужас случившегося понемногу стал доходить до Миго Гарено.

— Спрашиваешь почему? — воспаленные глаза канцлера беспорядочно шарили по лицу собеседника. — Почему!? Неужели не догадался? — Он почти кричал. — Мы уничтожили источник красного Дара. Я уничтожил его! Своими руками! Оказалось, что без Младших Владык он просто не работает. А значит, обречен и фиолетовый Дар и зеленый. Они не могут существовать по отдельности. Не могут! — Костяшки сжатых в кулаки ладоней побелели от напряжения. — Порой мне кажется, что Милость Младшего из Альферата уходит насовсем. Вытекает по капле. Люди не могут жить без отваги, жажды борьбы и решимости. В кого тогда мы превратимся?

Торберт Лип сжал руками голову и замолчал. Кровь с порезанной ладони, просачиваясь сквозь тонкую ткань повязки, стекала по руке и тяжелыми каплями падала на ковер. Молчание затягивалось. Мэтр Гарено понял, что встреча закончена. Он почтительно поклонился и медленно направился к дверям. Уже выходя из кабинета, он услышал тихий голос.

— Ты знаешь, что мне сказал император во время нашей последней встречи?

Гарено повернулся и наткнулся на внимательный взгляд. Он напрягся. Вопрос застал его врасплох.

— Что мне прошептал старый хитрец перед смертью? — Канцлер откинулся на кресле и перевел взгляд на пылавший камин. Огненные блики отражались в его глазах.

— Он сказал, что не всё еще потеряно.

Глава 16

1328 г. от Прихода Триединых Вилладун. Обитель Ордена Милосердия

«И разделил Неназываемый Себя на четыре части и даровал Он Первой Мудрость…».

Книга Прихода

— Ты где, постреленыш? Эдмунд! Эдмунд Ойкент! Несносный мальчишка! — Раскатистый голос матери-экономки разносился по всей территории крошечной обители Ордена Милосердия, перекрывая шум дождя, который на глазах, стремительно превращался в безостановочный, столь частый для ранней весны ливень. И вновь пронзительное, набиравшее силу:

— Эээдмууунд!!!

Между тем виновник назревавшего, нешуточного скандала, сидел на раскидистой, старой яблоне, что стояла в самой глубине фруктового сада. Столетние деревья росли на небольшой территории, примыкавшей к речной террасе, и служили не только приятной возможность разнообразить привычный рацион для воспитанников, но и популярным убежищем, в котором они скрывались от наставников и друг друга. Долговязый подросток, с тонким, скуластым лицом, задумчиво жевал травинку, прикидывая различные варианты своего ближайшего будущего. Слезать с насиженной яблоневой ветки, прикрывавшей угловатое тело густой листвой, откровенно не хотелось. Вместе с тем, было ясно, что на этот раз простым выговором ему не отделаться. И, что самое печальное, наказание представлялось неотвратимым. Это необыкновенно огорчало и тревожило одновременно. Планов на вечер было много, но теперь они все были под угрозой. От Хилды-Драконихи так просто не отделаться. Эдмунд не сомневался, что скоро его найдут. Это был лишь вопрос времени. Сестра-экономка почти всегда его находила, вытаскивала из самых укромных, потаенных местечек, про которые ни кто в обители не мог знать. По крайней мере, так ему казалось. Однако стоило ей начать поиски и вскоре, натруженная, мозолистая рука вцеплялась в непослушные мальчишеские кудри и волокла в темный провал деревянного сарая, служившего не только местом хранения самого разного ненужного хлама, но и его, Эдмунда персональной тюрьмой. Паренек почесал длинный нос и вновь задумался. Сегодня была надежда на дождь. Кроме того, быстро вечерело. Это означало, что брат Раббан, по-видимому, уже закрыл ворота обители. Тогда надежда, конечно, есть. Через пару часков, когда все рассосется, он сам спустится с дерева и проберется в спальный флигель. Утром же можно снова удрать или придти к отцу-настоятелю с повинной. В любом случае за прошедшее время многое забудется, сестра Хидла успокоится, и головомойка будет как минимум приемлемой. Был вариант и с немедленной сдачей, так как надвигавшийся ливень грозил вымочить его до нитки. Не слишком густая молодая листва едва ли служила надежным укрытием от дождя. Стоило учитывать и время года, которое обещало весьма холодный душ. Между тем студеную воду Эдмунд не любил, тем более, когда невольную ванну приходилось принимать полностью одетым. Подумав минуту, он согласился с грустной мыслью о добровольной сдаче, однако этот, безусловно, благородный порыв, был самым неожиданным образом пресечен самой сестрой-экономкой, которая внезапно престала призывать на его голову все кары небесные. Осторожно выглянув из своего, как ему представлялось, абсолютно неприметного укрытия Эдмунд увидел своего преследователя, стоявшую около дерева и с нескрываемой яростью уставившуюся на него в упор. А потом раздался тихий, полный невысказанного гнева шепот:

— Немедленно слезай оттуда мелкий паршивец? — В голосе высокой, полной женщины кипело бешенство, которое, лишь разгоралось, наталкиваясь на упрямый взгляд бирюзовых глаз.

— Не слезу. — Мальчик, нахально уставился на сестру-экономку, не испытывая ни малейшего страха или смущения.

— Позову отца-настоятеля.

Эдмунд лишь пожал плечами, хотя угроза ему не понравилась. Разумеется, добрейшего отца Анселло он ничуточки не боялся, как, впрочем, и всех остальных в этой обители. Но месяц назад между ними состоялся долгий разговор, состоявший из угроз, увещеваний, призывов к совести и наставлений вести себя так же, как другие воспитанные мальчики. Последних, по мнению Эдмунда, не наблюдалось на пространстве в пятьдесят миль от обители, однако тогда он молчаливо кивал, соглашаясь с искренним желанием отца-настоятеля видеть его почтительным, вежливым и услужливым.

— Послушайте сестра Хилда, — Эдмунд посмотрел ей прямо в глаза, зная, что это всегда срабатывало, — давайте договоримся… — Однако, закончить он не успел.

Грозная экономка внезапно осела на землю и беззвучно заплакала. Это было неожиданно и… как-то неправильно. В отличие от многих других сестер Ордена Милосердия Хилда не пожелала в свое время выйти замуж и посвятила свою жизнь обители и ее немногочисленным обитателям. Она была не похожа на других сестер — добродушных и покладистых. Железная воля, хозяйственная хватка, способность на равных говорить и с высоким лордом и последним крестьянином, делали ее незаменимым помощником для мягкого и снисходительного отца Анселло. Добрая, но рачительная, заботливая, но суровая Хилда-Дракониха твердой рукой вела хозяйство в далекой, забытой Триедиными и властями обители. Конечно, Эдмунд порой тяготился мелочной опекой, и, как ему казалось, излишней требовательностью сестры-экономки, но при этом всегда чувствовал ее неподдельные заботу и внимание. За это он был искренне признателен, что, впрочем, не мешало ему регулярно совершать грабительские вылазки в продуктовые кладовые обители, возглавлять тайные походы на столь любимую им и стальными мальчиками-воспитанниками кухню, устраивать всевозможные каверзы кротким и смиренным братьям и сестрам. Неудивительно, что вызванное этими бесконечными проделками ожесточенное противостояние с сестрой-экономкой, в большинстве случаев заканчивалось для него очередной выволочкой, распухшим ухом, а зачастую и весьма болезненным стоянием на горохе. Тем не менее, противоборствующие стороны друг друга уважали, боролись в рамках неписанных правил, основной смысл которых сводился к незамысловатым: «не пойман — не вор» и «не навреди обители». Тем неприятнее был для обоих факт, что сегодня Эдмунд, хотел он того или нет, эти правила нарушил, пересек невидимую, но очевидную для присутствующих черту.

Подросток стремительно соскользнул вниз и, опустившись на колени рядом с отвернувшейся от него немолодой женщиной, тихо прошептал:

— Простите. Я…, - голос его на мгновение прервался, — постараюсь так больше не делать. Он положил руку на вздрагивавшее плечо и твердо добавил:

— Больше я туда не пойду. Клянусь Триедиными. Кладовая загорелась потому, что Арибо меня случайно толкнул, масло вылилось и…

Эдмунд тут же остановился, осознав, что выдал не только себя, но и подельника, поэтому замолчал и, сжав губы, уставился на носки старых, широконосых башмаков.

Сестра Хилда обернулась. Ее плоское, некрасивое лицо, на котором еще лившиеся слезы смешивались с дождевыми каплями, несколько мгновений ни чего не выражало, но затем как-то разгладилось, подобрело, а серо-зеленые, на выкате глаза окинули нескладную, одетую в явно коротковатые штаны и застиранную рубаху фигуру тем особым взглядом, которым матери награждают набедокуривших детей. Она провела по голове подростка рукой, приглаживая постоянно топорщившиеся и давно не стриженные темно-медные волосы, тяжело вздохнула, и уже старательно пряча улыбку, произнесла:

— Тебе предстоит тяжелый разговор. У всякого терпения есть пределы и, ты не поверишь мой мальчик, они есть даже у нашего отца-настоятеля. Так что, разговор будет очень тяжелый, ну и, кроме того, — она уже не скрываясь улыбнулась, — ооочень долгое стояние на горохе. Ты же мог погибнуть дурачок. И что бы я тогда сказала…, - сестра Хилда запнулась, — отцу Анселло и сестрам. И вообще, — улыбка исчезла, слезы высохли и лишь слегка припухшие глаза напоминали, что еще совсем недавно Хилда-Дракониха не скрываясь плакала, — как это тебе удается? Я шла сюда с твердым, непреклонным желанием оторвать тебе уши, надрать задницу, но ты… Она не договорила, выпрямилась, молниеносно превращаясь в некоронованную хозяйку обители, и сухо бросила:

— За мной Эдмунд.

* * *

Они вместе вышли на вымощенную камнем дорожку, которая вела к главному зданию обители. Дождь уже лил вовсю. Сестра Хилда шла, держа голову прямо, по привычке высматривая возможный беспорядок во вверенном хозяйстве. Эдмунд, напротив, шлепал по лужам, упорно глядя себе под ноги и, пиная стремительно намокавшими башмаками все попадавшиеся по пути камешки. Торопиться ему совсем не хотелось.

Из маленькой сторожки им навстречу выглянул брат Раббан, седой как лунь и глухой как пень брат-привратник. Отсутствие зубов не мешала ему широко улыбаться, приветствуя запоздавшую парочку. — Попался голубчик, — привратник ехидно потирал узкие, покрытые густой сетью старческих вен, ладони. — Все шалишь милок. Эхе-хей. Доиграешься ты когда-нибудь. — Однако, подождав когда мать-экономка пройдет мимо, он снова по-детски улыбнулся беззубыми деснами и, наклонившись к Эдмунду, прошептал: — Не бойся птенчик. Гроза отгремела. — И подмигнув на прощание со скрипом начал закрывать деревянную калитку главного входа.

Брат Анселло — столь же высокий и дебелый как и сестра Хилда, молчаливо ожидал их на пороге своего крошечного, расположенного на первом этаже обители кабинета. Сердито глядя на приближавшегося Эдмунда, он потянул сестру-экономку за широкий рукав малахитовой каппы, приглашая пройти в темную, пропахшую затхлым запахом старых книг комнатку.

Он сердито посмотрел в сторону провинившегося воспитанника. — Полагаю, Вам молодой человек стоит немедленно пройти к себе. — После чего с треском захлопнул видевшую виды дверь. Тут же спохватившись, настоятель торопливо приоткрыл её и с показной суровостью произнес вслед удалявшейся угловатой фигуре. — Не забудь высушиться у очага в столовой и попроси сестру Вибеку налить тебе горячего супа. Она спрашивала про тебя.

Вернувшись в кабинет, он тут же устыдился собственной слабости, вспомнив о проступке воспитанника. На полном, широком лице отца Анселло вновь появилось выражение озабоченности и досады. — Это просто невозможно! Сегодня он чуть не спалил нам всю обитель. — Пухлые щеки еще больше покраснели, близорукие глаза сощурились, высматривая в витраже из толстого двуцветного стекла давно появившиеся трещины. Настоятель повернулся ксестре-экономке, чей традиционный сестринский наряд промок насквозь и просачивался темными лужицами на чистую солому, устилавшую земляной пол.

— Немедленно садись к огню. — Брат Анселло взял сестру Хилду за руку, заставляя присесть на трехногий табурет, стоявший у небольшого, сильно чадившего камина.

— Простудишься, а потом лечи. — Добродушное ворчание отца-настоятеля было наполнено нескрываемым теплом и заботой. Присевшая на заскрипевший под немалым весом табурет сестра Хилда, расслабилась, хмыкнула и протянула к огню озябшие руки:

— Старость не вылечишь. Хватит Сел, мы слишком давно друг друга знаем. Что случилось?

— Что случилось?! — И без того высокий голос брата Анселло неожиданно сорвался на визг. Однако быстро спохватившись, он заметно тише добавил:

— Эдмунд не может себя контролировать, вот что случилось.

— Он всего лишь мальчик. Хулиганистый, озорной, вспыльчивый. Но, — сестра подняла внезапно построжевшее лицо,? добрый, ранимый и отходчивый. Он другой, чем… ну ты сам понимаешь.

Заметно взволнованный брат Анселло отвернулся и вновь устремил взгляд на красно-синие стекла витража. Затем подошел к книжному шкафу и провел пальцем по корешкам многократно прочитанных и нежно любимых книг. Это неожиданно успокоило.

— Ты знаешь Хилда, я его люблю. Мы все его любим. Он особенный. Даже те, кто не знает ни чего, это чувствуют. Просто смотрят на него, стоят рядом, разговаривают и… ощущают признаки Дара. Это невозможно скрыть. Уже сейчас он признанный вожак, бесстрашный заводила. Но…, - отец-настоятель потер внезапно заболевшие виски, — он опасен. Его сила, его кровь. Это ни куда не исчезнет. Напротив, оно будет расти, распирать его изнутри и когда-нибудь Эдмунд погубит и себя и всех нас. Ему скоро шестнадцать и тогда Дар окончательно проснется. И как ты думаешь, в таком случае нам удастся все это сохранить в тайне? Да любой, кто увидит его, поймет кто он.

— До сих пор, все кто его видел, ни чего не заподозрили, — неуверенно буркнуласестра-экономка. — Он не очень похож на своего отца.

— Хилда, милая очнись, — от возмущения настоятель подскочил на месте. — Почему волосы нашего Эдмунда цвета меди доподлинно знаем только мы с тобой, а про цвет его глаз я даже думать не хочу. — Брат Анселло тяжело дышал. — Но всё это не важно. Его породу видно и без этого. Он тот, кто он есть и не тебе, ни мне этого не изменить.

— На него ни кто здесь не обращает внимание, — упрямо твердила его собеседница. — Просто еще один рыжеволосый мальчишка.

— Ни кто!? — переспросил настоятель. — А кому собственно обращать внимание? Десятку окрестных крестьян, которые привозят сюда продукты? Или брату Раббану, который на прошлой неделе уверял меня, что с ним разговаривала Средняя и благодарила за безупречную службу привратником? — Заметив, что его пальцы дрожат, настоятель поспешно заложил ладони за широкий кожаный пояс. Может сестры, что воспитывали его с детства и не выезжали никогда дальше окрестностей Вилладуна? Что же до его малолетних дружков, то они такие же проказники как и он. Для них он просто Эд. Мальчишка, с которым они вместе росли и учились. Все они смотрят на него снизу вверх. Но что это меняет? Они просто в восторге от всех тех затей, что он придумывает. Его лидерство ими принимается как данность. Но стоит заглянуть сюда повидавшему свет купцу, да даже нашему милому тану Ригаоху или его любопытной супруге и всё. Нашей тайне конец. О Триединые! — Отец-настоятель поднял глаза к потолку. Скороговоркой произнеся краткую молитву, он вновь с упреком взглянул на собеседницу. — Ты не сможешь его прятать постоянно. Любой, кто даже мельком видел его отца или деда поймет кто он, как только взглянет на мальчику. А если сюда заглянет какой-нибудь красный? И как тогда защитить Эдмунда, если окружающие узнают кто перед ними? Нет, его не скроешь. И первый вопрос, что придет им в голову, почему Младший Владыка рыжий? Это ведь мы знаем, кто его мать, а остальные…

— Замолчи! Немедленно! — В этот момент, внезапно вставшая во весь рост сестра Хилда напоминала медведицу, готовую разорвать любого, кто угрожал ее детенышам. Темное платье дымилось от уходившего вверх пара, глаза потемнели. Отец-настоятель опасливо отступил и, споткнувшись о скамейку, с шумом упал.

— Я дала клятву его бабушке и ее сдержу. До тех пор пока я рядом никто не узнает кто он. А если осведомленные проболтаются, — тут она посмотрел жестким взглядом на пытавшегося встать брат Анселло, — то их шея об этом пожалеет. Очень горько пожалеет.

Отец-настоятель, наконец-то поднялся, кряхтя и неуклюже отряхиваясь, а затем укоризненно посмотрел на собеседницу.

— Вас бимагиков справедливо не любят. Да и за что вас любить? То ты плачешь над раздавленным цыпленком, то грозишь свернуть шею своему старинному другу. Вы непредсказуемы.

Сестра-экономка улыбнулась. — Тут ты прав. Твою жирную шею я приберегу для себя.

— Ну, допустим, не такая уж она и жирная, — брат Анселло с облегчением рассмеялся.

* * *

— Наконец-то. Идет прямо сюда. — Темноволосый крепыш еще раз выглянул из-за каменной колонны и махнул рукой, призывая товарищей успокоиться. — Дракониха отстала. Направилась к Пухляку. — Он хихикнул. — Снова будут греть друг дружку. И, кажется, взбучка Эду откладывается.

— Прекрати Арибо, — коротко стриженный, голубоглазый паренек нахмурился. — У тебя на редкость грязный язык. А Эд подставился из-за тебя. Болван ты этакий.

— Зато ты чистоплюй. Подлиза. — Крепыш ловко спрыгнул с постамента и угрожающе засопел. Стоявший рядом третий юноша, высокий и сероглазый испуганно втянул голову в плечи. — Кончайте ребята. Пожалуйста. Дракониха увидит и нам всем не поздоровится.

На его неловкие уговоры никто не обратил внимание. Назревала драка.

— Прекратите. — В проеме арки появилась длинная фигура виновника недавнего переполоха. — Успокойтесь оба. И быстро. — Эдмунд быстро взглянул на белобрысого.

— Я тебя сдал Арибо. Случайно. Но, думаю, проблем не будет — Рассказывать про слезы Хилды не хотелось. — Больше ни каких набегов на кладовую. Я обещал. Удо?

Голубоглазый парнишка молча кивнул.

Эд повернулся и подмигнул Киппу, который облегченно рассмеялся. — Да, конечно.

Эдмунд посмотрел на третьего товарища.

— Арибо? — Тот капризно выпятил нижнюю губу. — А если захотим есть? В прошлый раз пропустили ужин и от голода животы скрутило. Поэтому и полезли. — Он с вызовом посмотрел на друзей. — Неа, на такое я не согласный.

— Мне пришлось поклясться Хилде, — в голосе Эдмунда появилось напряжение.

— Зато я ни чего не обещал. — Однако, увидев нараставшее бешенство в глазах друга, Арибо попятился и испуганно зачастил. — Я собственно не против. Можно кладовую и не трогать. Но, — он попытался спасти остатки самоуважения, — кухня святое. Про нее ты же слово не давал?

— Согласен. — Эдмунд неожиданно тепло улыбнулся. — Про кухню уговора не было.

Глава 17

1328 г. от Прихода Триединых Табар. Улица Медников

«Синий Дракон руководит, Красный Посох убивает, Зеленый Веер считает…».

Отрывок из клятвы вступавшего в «Общество Кольца»

Высокий кирпичный дом на улице Медников ни чем не выделялся на фоне десятков таких же строений принадлежащих преуспевающим ремесленникам восточной окраины Табара. Добротный, построенный еще дедом нынешнего владельца, он стоял на отшибе и был окружен большим тенистым садом. Хозяина дома мэтра Рето Кольмана уважали, к его советам прислушивались, хотя и удивлялись его нелюдимости. Молчаливый здоровяк ни во что не влезал, плату гильдии оружейников вносил вовремя, ни каких темных историй за ним не числилось. Правда, пару лет назад, таинственным образом исчез местный разгильдяй и задира Долговязый Руди, который, в очередной раз, напившись, начал приставать к старшей, заневестившейся дочери Рето. Всегда спокойный и сдержанный оружейник тогда от души врезал тяжелым кулаком нахалу по физиономии, а потом еще и добавил несколько пинков. В итоге, провалявшись неделю дома и потратив две серебряные монеты на лечение, Руди так и не успокоился и хвастливо заявлял приятелям-собутыльникам, что однажды, когда ее папаши рядом не окажется он завалит Мету на ближайшем сеновале. Соседи тревожно шептались, Рето угрюмо отмалчивался. В один прекрасный вечер Долговязый Руди, закончив работу у Берндта-мельника, отправился домой. Однако туда он так и не пришел. Не явился он ночевать домой и на следующий день. Через неделю вызванный встревоженными родственниками стражник, хмуро переглядываясь с помощником, посоветовал не лезть в это дело.

— Уехал, наверно. Или напился и утонул в канаве.

Ну, пропал, так пропал. Не тот человек, чтобы о нем горевать. И конечно, ни кто на улице Медников не подумал, что бедняга Руди был задушен наемным убийцей по просьбе уважаемого всеми ремесленника. В самом деле, кто мог знать, что хозяин дома, добродушный силач Рето уже более двадцати лет состоял в главном преступном сообществе Торнии. Впрочем, сам Рето считал свое членство во многом символическим. Вступив в «Кольцо» далеко немолодым и уже женатым человеком, он надеялся, что с его помощью быстрее получит звание мастера в родной гильдии. Небольшие услуги, которые он оказывал своим преступным собратьям, были связаны с его профессией и не требовали каких-либо значительных усилий. Конечно, дураком Рето не был и прекрасно понимал предназначение большей части сделанных им кинжалов или арбалетов, что тайком передавались им неизвестным заказчикам. Но «Кольцо» платило щедро, а это с лихвой компенсировало возможное пробуждение мук совести. Пожалуй, убийство Руди стало для уважаемого оружейника первым преступлением, к которому он оказался напрямую причастен. Однако Рето был убежден в правильности своих действий. Счастье дочери и спокойствие жены были для него несомненного важнее жизни проходимца и забулдыги. К несчастью, за все нужно платить. Через месяц к нему мастерскую пришел человек от Совета Трех и сделал великану-оружейнику предложение, от которого тот не посмел отказаться. Представители Кольца — смотрители были в каждом квартале столицы, и этого немолодого и сутулого человека, одетого темно-коричневую котту и синий шаперон., Рето встречал не раз.

— Ваш дом нам подходит. Совету Трех нужно где-то встречаться с клиентами. К сожалению, в последний год мэтр Гарено проявляет чрезмерную активность, — смотритель криво усмехнулся, — и некоторые наши «лежбища», расположенные в Помойке пришлось прикрыть. Думаем временно переехать в кварталы ремесленников.

Оружейник побледнел, что не осталось незамеченным. Смотритель нахмурился.

— Когда Вы пришли ко мне со своей бедой я Вас выслушал и сообщил о возникших проблемах самому Дракону. Он знает о Вас и ценит Ваш посильный вклад в общее дело. Дракон сразу сказал, что такого нужного человека необходимо поддержать и Вам помогли. И сделали все бесплатно и качественно. Вы же остались довольны? — От улыбки смотрителя Рето бросило в жар. — Но долг платежом красен. Обществу нужен Ваш дом, скажем, раз в месяц. Он удобно расположен, а в подвале есть черный ход на соседнюю торговую площадь. — Оружейник испуганно замер. Про этот ход знали только в его семье. Смотритель как ни в чем не бывало продолжал: — Вас будут предупреждать заранее о предстоящей встрече и за час до этого Вы должны дом освободить. Разумеется, Вы можете отказаться…. — Просительное выражение исчезло с костистого лица. Оно стало строгим и требовательным. Поджарая фигура смотрителя казалась крошечной рядом с огромной тушей мэтра Кольмана. И, тем не менее, именно оружейник первым признал свое поражение. Он смиренно поклонился. — Если Ваша Милость пожелает я в любой момент… того. — Широкое лицо, с непричесанными полуседыми космами, выглядело растерянным и смущенным. — Я все помню и очень того… благодарен. — Широкий, в многочисленных черных точках нос побагровел. — И если господам из Совета Трех приглянулся мой дом я того… в любой момент.

— Хорошо. — Изящная ладонь снисходительно потрепала бугристое предплечье. — Я всегда говорил, что на мэтра Кольмана можно положиться. Поэтому потрудитесь сегодня переночевать у своего шурина.

Рето угрюмо кивнул и опустил голову.

* * *

Большой широкий подвал, с низким потолком освещался двумя медными светильниками. Трое сидели на низких креслах и внимательно слушали стоявшего перед ними человека одетого в черный с широким капюшоном плащ. Снимать его он категорического отказался.

— Вам заплатят. За каждого убитого мальчишку вы получите пятьдесят золотых. — Черный плащ мгновение замялся, будто мысленно взвешивал что-то, и добавил. — Вы понимаете, что таких денег не дают даже за смерть высокого лорда. Нас интересует лишь один воспитанник вилладунской обители, но мы, к сожалению, не знаем какой. Поэтому, нужно уничтожить всех. Судьба братьев и сестер нас не волнует, но, — проситель слегка хихикнул, — мы готовы за каждого из них подбросить еще по десятку империалов.

Сидевшая в центре фигура в синей маске негромко хлопнула ладонями по ручкам деревянного кресла.

— Мы вас услышали, — раздавшийся из-под маски голос оказался удивительно высоким и тонким. — Предложение заманчивое, но его стоит обдумать. Мы обещаем принять решение и дать ответ через три дня.

— Сегодня вечером. Я хотел бы услышать его сегодня или ни какой сделки не будет.

Сидевший рядом с синей маской огромный верзила, одетый в красный гарнаш с накинутым на голову капюшоном вскочил на ноги и яростно прошипел. — Вечером ты можешь уже умереть. Тебя допустили сюда по просьбе очень значительного человека. Это честь присутствовать здесь. Совет Трех не рассматривает личные просьбы, даже если за них дают большие деньги.

— Это не личная просьба. В этом деле заинтересованы очень влиятельные лица. Настолько влиятельные, что отказ сотрудничать способен принести вам и вашей организации серьезные неприятности.

— Послушайте. — В разговор вмешался четвертый участник. В зеленой маске и скромной болотного цвета котте он до последнего не вступал в разговор. — Вы или дурак или нахал. Хотя вероятно и то и другое вместе. — Он почесал длинную козлиную бородку, — Неужели Вы полагаете, что после таких слов уйдете отсюда живым?

Человек хрипло рассмеялся. Он дотронулся до края капюшона и откинул его. Показалась лысеющая голова. Рыжеватые волосы клочками обрамляли поразительно бледное лицо с высоким, морщинистым лбом.

— Говорите дурак, нахал и к тому же самоубийца. Что ж, все мы когда-нибудь умрем. Важно лишь как. — Он в упор посмотрел на сидевших перед ним троих руководителей Кольца. — Даже вы, кукловоды преступного мира Торнии, небожители Помойки далеко не бессмертны. — Посетитель уже открыто ухмылялся. — Даже вас не минует чаша сия. — Его лицо кривилось, тело корчилось как у безумца, а глаза стремительно наливались чернотой. Жилы на тощей шее вздулись, прочертив шишковатые линии вплоть до высоких скул.

— Ты сдохнешь мудак, здесь и сейчас, — взревел одетый в красное гигант. — Он вскочил, отчего надвинутый капюшон легко соскочил с массивной головы. Длинные с проседью усы тряслись от ярости. — Вытащив длинный кинжал, он неожиданно легко двинулся к одетой в черное фигуре. — Я заставлю тебя умыться кровью. Ты будешь молить о пощаде, а я буду мочиться в твое распоротое брюхо. — Он захохотал и, поигрывая клинком, повернулся к сидевшим двум товарищам. — На перо суку. Согласны?

Однако посетитель ничуть не испугался. Он поднял подбородок и, вытянув вперед палец, прохрипел: — Боооль, сладкая боооль. — Его голос то тихий и шипящий, то пронзительный и резкий скрежетал, лязгал, звенел набатом, наполняя подвальное помещение странным, забивавшим уши гулом.

Красный гарнаш резко остановился, будто споткнулся о стену, поднял ногу, затем захрипев от усилий, бессильно ее опустил. Раскачиваясь как пьяный, он упал на колени, из его глаз и ушей текли тонкие струйки крови. — Хрррр, хрррр, — толстые пальцы раздирали горло, пытавшееся выдавить какие-то слова.

— Больно? — человек в черном плаще подошел вплотную. — Говоришь распоротое брюхо? Но кому? Может твоим товарищам? Ты же их ненавидишь, не так ли? — он визгливо хихикнул. — Давай подойди к ним и вспори обоим живот. Меня это очень порадует.

Огромное человеческое тело дернулось и, встав на карачки, поползло к своему креслу. Оно двигалось будто краб, со стоном переставляя вначале правую ногу, затем левую. Зажатый в кулаке кинжал негромко лязгал по утрамбованному, земляному полу. Клац, клац, клац. Зеленая маска тихо всхлипнул и, выхватив тонкий стилет, отбросил рукой своего соседа к стене.

— Беги Дракон. Это Темный.

Тот испуганно вытянув тонкие руки, гулко сглотнул, — Нет. Я останусь.

— Марш отсюда. Через черный вход, там наши люди. Я попробую его задержать. — Козлобородый заскрипел зубами. — Как же больно. Проклятье.

— Нет, я вас не оставлю — и выскочив из-за его спины, синяя маска выдохнул: — Встань Посох. Я приказываю. Забудь про боль. Убей эту темную тварь. — Его голос звучал настолько требовательно и властно, что распростертая на полу фигура начала медленно подниматься. — Помоги ему Веер. Быстро!

Его прервал скрипучий голос, — Так не пойдет. Ваш Дар столь же убог, как и попытки противостоять мне. — Одетый в черный плащ человек моргнул, и зеленая маска взвыв от боли, мешком упал на пол, где застыл, временами тихо постанывая. — Ох уж эти зеленые. Они такие хрупкие. А это кто у нас? Фиолетовенький? Неужели самый сильный из троих? Не поддаешься? — Темный звучно причмокнул. — Я люблю упрямых. Их интереснее ломать.

Не обращая внимание на попытки Посоха приподняться, он шагнул вперед и махнул рукой в сторону синей маски. Тот охнул, но не упал, а лишь на мгновение согнулся, но тут же выпрямился, блеснув темно фиолетовой радужкой, стремительнозаползавшей в белизну белков.

— Странно, — черный плащ не скрывал своего раздражения. И выставив вперед палец, тихо прошипел: — Ты кто? Неужели…

Договорить он не успел. Огромная ладонь стиснула его лодыжку и затем резко рванула в сторону. Темный тяжело упал на спину. Попытался вырваться, но железные пальцы все крепче сжимали его ногу, сминая мускулы и ломая кости. Он заверещал, размахивая руками и выплевывая непонятные слова. Но ладони Посоха уже схватили его за узкие плечи и, стиснув изо всех сил, вдавили в пол. Взвихрилась пыль. Приподняв лысую голову, Посох вновь с размаху опустил ее вниз. Снова и снова, раз за разом.

— Умри тварь, — широкая грудная клетка судорожно вздымалась. — Умри же наконец. — Глазницы Посоха были заполнены кровью, она была везде, капала с носа и ушей. Однако толстые пальцы продолжали сжимать ключицы Темного и дробить о твердый, земляной пол ненавистный череп. — Получай сука, — великан ревел, не видя, что его стараниями голова врага давно превратилась в кашу из осколков костей и ошметков мозгов. — Получай еще. Доволен?

— Прекрати Посох. Хватит, — голос Дракона звучал устало и опустошенно. — Он уже давно мертв. Тебе и Вееру нужно к целителю, а я схожу к отцу. Надо посоветоваться.

* * *

Ты все сделала правильно. — Болезненно худой человек, лежал на кровати и внимательно слушал сидевшую перед ним молодую девушку. — Темный пришел не просить о помощи, он пришел, чтобы убить вас. Отсрочка решения значения не имела, это был предлог. В конце концов, он мог обратится к свободным наемникам, на севере их предостаточно. За сумму в десять раз меньшую они выпотрошили бы всех подростков в округе вместе с родителями. — Он погладил маленькую ладонь с коротко стриженными ногтями. — Ты справилась дорогая. Теперь нужно думать, что делать дальше.

— Посох поддался, но потом убил эту тварь.

— Менно глуп. Здоровенный, жестокий дурень, которого мы используем. Апсэль давно уже не вмешивается. Красный для Кольца молот, моя девочка, только молот, рукоять которого это мы, точнее уже только ты.

— Сегодня ему было больно отец. Очень больно.

— Ничего страшного Майна. — Человек, вздохнул и страдальчески сморщился. — Посох за свою жизнь принес слишком много боли другим, что бы рассчитывать на чье-то сочувствие. Жалей лишь тех, кто заслуживает сострадания. И хватит об этом, — он тихо хлопнул по одеялу костистой, покрытой многочисленными жилами ладонью. — Как ты себя чувствуешь?

— По сравнению с Посохом, просто замечательно, — девушка фыркнула. — После таких происшествий начинаешь ценить, что имеешь.

Человек улыбнулся в ответ. Неожиданно тепло и ласково. Он поднял руку и провел кончиками пальцев по щеке девушки. — Ты подозревала, что это Темный?

— Да. Наши люди вели его уже две декады. Он постоянно бывал в доме Уво-перчаточника. Вчера этот дом накрыли стражники Гарено. Этот козел единственный сумел скрыться. Именно по этой причине он и пришел к нам один. Не думаю, что бы мы смогли бы противостоять парочке таких засранцев.

— Проверьте все там еще раз. Пусть люди Посоха роют землю в кварталах ремесленников. Подключите всех смотрителей. Я не верю, что Темный был один. Не верю! Кто за него просил, ты выяснила?

— Да. Один человек. Важный для нас. Наши люди сразу же наведались к нему.

— Надо полагать, он мертв?

— Ты угадал, — девушка задумчиво смотрела на бледное лицо собеседника. Было заметно, что разговор утомил его. Испарина покрыла высокий, морщинистый лоб, уголки губ едва заметно дрожали. — Отдохни. Ты устал.

— Я только и делаю в последний год, что отдыхаю, — человек криво усмехнулся. — Затем покосился на девушку. — Спрашивай?

— Что?

— То, что хочешь спросить. — Он ласково улыбнулся. — Я вижу, список вопросов еще не исчерпан. Если бы тебя больше ни чего не интересовала, ты бы чмокнула меня и давно бы убежала.

Девушка звонко рассмеялась и, недолго помолчав, тихо спросила: — Почему отец?

— Что почему? Сколько раз говорить, что вопросы нужно задавать правильно.

— Не притворяйся. Ты понял. Почему он захотел убить нас?

Человек откинулся на подушку и закрыл глаза. — Знаешь милая, когда умираешь, многие прежде неочевидные прежде вещи становятся куда более ясными и понятными. — Услышал возмущенное кряхтение собеседницы, он улыбнулся и продолжил говорить, как ни в чем не бывало. — Так вот Майна, мы с тобой весьма далеки от добра, как впрочем, и милый дядюшка Апсэль и тем более наш общий друг Менно. Все мы используем дарованные нам таланты для черных и мерзких дел. Воровство, убийство, проституция, азартные игры и торговля дурманом, мы эксплуатируем все человеческие пороки. Но, — темно-синие глаза внезапно открылись и посмотрели на девушку в упор, — есть зло абсолютное.

— Я не такая.

— Не болтай ерунды. Разумеется, ты не похожа на него. Слава Триединым. Это зло, в котором нет ни капли добра. Даже в нас троих есть что-то добродетельное, то, что подтверждает нашу связь с Триедиными. Посох предан, Веер сентиментален, я, — человек опустил глаза и задумался, — оказался способным на родительскую любовь. — Он немного помолчал и вновь взглянул на взволнованную девушку. — Нет совершенно безгрешных людей, белых и чистых. Все мы серые, только оттенки разные. И вот представь, что существуют полностью черные люди, без малейшего белого пятнышка. Люди, чьи сердца совсем не знают жалости, любви и сострадания. Именно с таким существом ты сегодня и повстречалась. — Человек поморщился, провел ладонью по груди и продолжил. — Кольцу известно слишком многое. Поэтому чтобы себя обезопасить Темный и попытался уничтожить Совет. Дракона в первую очередь. Но он тебя недооценил.

— Это я его недооценила.

— Возможно. — Человек с готовностью кивнул. — Но это тебе урок на будущее. Ни когда не преуменьшай ни чьих способностей. Всегда будь настороже. — Он помолчал и резко сменил тему разговора. — Что решила делать дальше?

— Ну, точно не принимать предложение Темного. Мне не понравились его условия.

Человек тихо рассмеялся. — Это понятно, а если поконкретней.

Девушка закусила нижнюю губу, — если честно пока не решила. Поэтому пришла посоветоваться. В любом случае, сориться с Братством нам не с руки. Поэтому вариант участия наших мокрушников, даже если бы Темный не взбрыкнул, отпадал сразу. Сейчас проблема заключается в том, сообщать ли о визите Темного большим шишкам или нет? У Веера и у тебя есть наверху связи и можно напрямую известить даже мессира Липа о поступившем Кольцу заказе. Что будет потом уже не наше дело. Пусть у них голова болит.

— Постой. Эти сведения нам тоже не помешают. Власти узнают лишь о том, что мы им сольем. Темного уже нет, а всё сказанное им не вышло за пределы маленького подвала.

— У этого старого оружейника большой подвал и нужно признать весьма удобный.

— Будь серьезней Майна, — человек недовольно прищурился. — Когда ты повзрослеешь?

— Извини отец. Я поняла. Ты предлагаешь включиться в эту игру.

— Именно. Отправь людей в эту обитель и все выясни. Пусть не попадаются на глаза людям канцлера. Главное узнай, кто им нужен и почему. И поторопи наших людей. Если для Темного встреча была лишь предлогом, то, боюсь, что он уже нанял убийц.

— Хорошо. Я отдам распоряжения сегодня же.

— Нет. Сейчас же, а завтра расскажешь, как все прошло. А теперь уходи, я и в самом деле устал. — Человек тяжело заворочался, поудобнее устраиваясь в постели. Девушка наклонилась и поцеловала его в лоб. Затем легко поднялась и, не говоря больше ни слова, вышла. Хлопнула дверь.

Человек тут же приподнялся и, подождав немного, крикнул, — Рыжий. — Через минуту раздались шаркающие шаги, и в комнату заглянула зевающая голова со всклоченными седыми волосами.

— Чаво тебе?

— Не чавокай. Отправь своего племянника в Обитель канцлера. Пусть он передаст толстяку записку. И не медли, если не хочешь сам топать три квартала.

— Какую такую записку? — голова снова зевнула. И не дожидаясь ответа, спросила: — И чаво тебе не лежится? Пускай теперь Майна разгребает все это дерьмо.

Человек захрипел, и начал шарить рукой по одеялу в поисках чего тяжелого. Голова испуганно ойкнула, юркнула за дверь и уже оттуда заверещала: — Бегу, бегу.

Глава 18

1328 г. от Прихода Триединых. Элурийский Альянс. Сторфольк

Тяжелой походкой верховная фриэкса Анудэ вошла в полутемный Зал Собраний. Под локоть ее поддерживала кряжистая, невысокого роста женщина. — Сюда херсира. — Она подвела Вейну к небольшому помосту, на котором находился круглый стол и вокруг него три высоких деревянных кресла. Два из них были уже заняты.

— Как здоровье сестрица? — Сидевшая на одном из кресел женщина приветственно привстала. Средних лет, в просторном салатового цвета платье он тут же поспешила подхватить фриэкусу Анудэ под другой локоть.

— Ничего голубушка? — Вейна тепло улыбнулась. — И не стоит утруждать себя Эйна. У меня уже есть помощница. — Подслеповато щурясь, она разглядела пустующее место и, доковыляв до него, с нескрываемым облегчением уселась.

— Ты задержалась дорогая сестра. — Третья верховная фриэкса была значительно младше Вейны. Ее волосы, щедро разбавленные седыми прядями, были собраны в пучок на макушке. Румяное морщинистое личико с маленьким курносым носом и голубыми глазками-щелочками источало недовольство.

— Моя подфриэкса слишком долго меня сюда вела. Жалела старые кости. Правда, Олфа? — Вейна потрепала сопровождавшую ее женщину по плечу. В ответ та лишь по рыбьему мигнула глубоко посаженными карими глазами.

— Приступим сестры. — Маленький кулачок верховной фриэксы Гдады нетерпеливо постукивал по лакированной столешнице.

— Ты все торопишься Нея. — Вейна поерзала на жестком кресле, пытаясь устроиться поудобнее. — Спасибо милая, что помогла. — Она говорила, не поворачивая головы к своей сопровождающей. — Можешь идти. Когда всё закончится, тебя позовут.

— Хорошо херсира, — Олфа склонила голову и торопливо вышла. — Теперь можешь начинать дорогая. — Вейна насмешливо взглянула на фриэксу Гдады.

Дождавшись, когда за Орфой захлопнится дверь, Нея осуждающе взглянула на Вейну. — Ты не подспускаешь ее к делам. А тебе пора подумать о своей преемнице. Великая подфриэкса вполне может подменять тебя на некоторых наших заседаниях. Твоя предшественница Гунора была…, - она помедлила и нехотя бросила, — более прозорливой.

— Я сама решу, когда такой день наступит. Пока мне по силам исполнять свои обязанности, я буду приходить в Зал Собраний. — Вейна прикрыла глаза и сложила тонкие, паучьи пальцы на груди. — И не тебе милочка решать, кто станет следующим гласом Однорукой. Лучше расскажи, зачем ты собрала нас здесь. Ведь мы недавно встречались. Неужели повод для этой встречи столь важен?

— Извини дорогая сестрица, что лезу не в свое дело. — На лице Неи не было ни капли раскаяния. — Но поверь, мной двигают лишь благие намерения. — Она торжествующе улыбнулась. — Но ты права. Сегодняшнее заседание войдет в историю нашего народа.

— Большая часть Приграничья в наших руках. — Нея начала не раскачиваясь. — Осталось захватить лишь Мистар. И тогда…, - она не договорила, а лишь красноречиво взглянула на обеих собеседниц.

— Это будет означать открытую войну, — Эйна задумчиво наматывала на палец светлый локон. — Пока мы избегали резкого разрыва с империей. Удавалось всё сваливать на боевые фирды пограничных фольков. — Она мягко улыбнулась. — А в Табаре делали вид, что верят в наше обещание навести там порядок.

— Мы и без того давно уже воюем, — резко бросила Нея. — Хватит друг друга обманывать.

— Одно дело отжимать у торнийцев по чуть-чуть. — Эйна говорила торопливо, волнуясь и запинаясь. — Но нападение на Мистар — это уже всё меняет. Там сотней, другой воинов не обойтись. — Ища поддержки, она взглянула на Вейну, но фриэкса Анудэ продолжала молчать. — Придется послать на юг все наши боевые фирды. И тогда уже отговорками о самоуправстве фулькхеров не отделаешься. Это война на многие годы. Кроме того, прежде чем осаждать столицу Приграничья нужно захватить бывшие командорства Смелых.

— Вот с них и начнем. Северный Оплот всегда был укреплен лучше Южного. — Нея коварно усмехнулась. — Пусть основная часть армии Альянса начнет его осаду. И тогда все подумают, что наш главный удар будет нанесен именно там. Появление самых боеспособных фирдов у стен Южного Оплота станет для всех неожиданностью. Его падение воодушевит наших воинов. — Она довольно прищурилась. — После этого взятие Мистара станет лишь вопросом времени.

— Я против, — тут же заявила верховная фриэкаса Гибне. — За последние пятнадцать лет мы уже достаточно отодвинули наши границы на юг.

Видимо Нея ожидала такого ответа, поэтому ни как не отреагировала и повернулась к Вейне. — Что ж у нас фриэксой Анудэ другое мнение. — Она наклонилась и ободряюще погладила костлявое старческое плечо. — Полагаю приготовление к большому походу можно начинать уже завтра. Это вторжение станет триумфальным и досто…

— Я еще не сказала своего последнего слова, — оборорвала фриэксу Вейна. Она отстранилась и, не глядя на румяное лицо, отчеканила. — Я тоже против.

Победное торжество в голубых глазах сменилось непониманием, досадой, а затем и гневом. — Ты же в свое время так ратовала за войну. Уговаривала нас с Эйной, требовала, угрожала. Мы тебя поддержали. Я тебя поддержала. И, когда, наконец, у нас появилась реальная возможность отвоевать все Приграничье, ты отказываешься! Почему?

— Сейчас не время для большой войны. Я шла сюда с предложением вообще прекратить нападения на Приграничье и предложить Торнии мирный договор. Разумеется, — Вейна подняла глаза и жестко взглянула на фриэксу Гдады, — все наши завоевания останутся за нами.

— Раньше ты говорила другое, — ядовито отозвалась Нея. — Или твои взгляды меняются каждый день?

— Это было раньше, — отрезала Вейна. — Лишь мертвецы и глупцы, не меняют своего мнения. — Она тихо рассмеялась. — И слава Анудэ я пока еще жива, ну а дурой, надеюсь, ты меня не считаешь. — Смех резко прекратился. — После исчезновения Матрэлов империя ослабла и грех было этим не воспользоваться. Приграничье всегда было спорной территорией, так что наше продвижение на юг в Табаре не сочли поводом для разрыва отношений и начала полномасштабной войны. Я согласна с Эйной, — она кивнула в сторону удивленной фриэксы Гибне, — осаду и взятие Мистара торнийцы нам простить уже не смогут.

Нея внезапно успокоилась, осознав, что сарказмом и оскорблениями она ни чего не добьется. Фиолетовые огоньки разгорались в ее глазах все ярче.

— Ты понимаешь, что такой шанс нам выпал впервые. Дети Анудэ всегда уступали даже Стражам, не говоря уж о Смелых. Но теперь и красным Торнии не доступен Зов. У нас достаточно сил, чтобы захватить все Приграничье. — Она замолчала и, наклонив голову, прошептала. — И не только его. Что мешает нам исполнить мечту Сигварда Кровавой Секиры и окончательно сокрушить сенахов? — Она выжидательно уставилась на Вейну. — Три сестры смотрят на нас со своих небесных чертогов и удивляются нашему бездействию. — Нея привстала с кресла и вскинула, затянутые в узкие фиолетовые рукава руки. — Нашему безволию, нашей слабости.

— Опомнись сестра. Во времена Сигварда элуры не верили в Трех сестер, — На лице Вейны читалась неприкрытая насмешка.

— Не важно, во что верили наши предки. Важно, что в Торнии они всегда видели врага. Недруга желавшего погибели всем эрулам, стремившегося искоренить нашу Веру.

— Во времена королей эрулы поклонялись Сияющей, принося ей человеческие жертвы. Именно в те времена Торния была нашим врагом. — Эйна очнулась и поддержала сестру. — Сегодня во многих наших фольках есть храмы Триединых, а по всей империи раскиданы святилища Трех Сестер. Наши разногласия политические, торговые, но не как не религиозные.

Нея села на кресло и прикрыла ладонями лицо. — Гула давала нашим пращурам силы противостоять Зову. — Слова из-за сжатых пальцев звучали невнятно. — В те времена эрулы были сильны как никогда.

Эйна испуганно взмахнула руками. — Не стоит произносить имя Сияющей в Зале Собраний. — Беду накликаешь.

Ни кого не слушая, Нея продолжала монотонно говорить, — Жрецы Гулы могут нам дать то, что так не достает для последнего удара по империи. Еще чуть-чуть и она окончательно развалится. — Она отняла ладони и, поворачивая голову от одной собеседницы к другой, убедительно увещевала. — Такой союз принесет нам всем только пользу. Мы позволим приверженцам Темной выйти из подполя, а взамен они помогут нам сокрушит Торнию. Мы станем повелителями всего Алферата. А потом, глядишь, наши преемницы, обратят свой взор на соседний континент.

— Милая, так пыжится не стоит. Твой Дар хвала Сестрам не чета императорскому. — Вейна издевательски ухмыльнулась. — Так что принудить нас с Эйной согласится с твоим мнением, вряд ли сможешь. И неужели, — карие глаза впились в голубые, — ты, в самом деле, предлагаешь объединить наши усилия с адептами Сияющей?

— Я тоже тебя не понимаю. — На лице Эйны было написано отвращение. — Они приносят человеческие жертвы. Их богиня питается человеческой болью. — Голос женщины дрожал от возмущения. — Как ты можешь сестра предлагать такое?

Нея презрительно отмахнулась. Скривившись, глумливым шепотом фриэкса Гдады прошипела, — Тысячи и тысячи замученных детей и женщин. — Она повернулась к Вейне. — Ты в это веришь? Это же все слухи. Ладно, эта дурочка. — Нея указала в сторону остолбеневшей от такого оскорбления Эйны, — Но ты сестра меня удивляешь? Или под старость твой красный дар совсем ослаб? — Заметив яростный блеск в глазах фриэксы Ануде, она неопределенно пожала плечами. — Я не спорю, они приносят жертвы, но не в таких количествах. Под нож, как правило, кладут неизлечимо больных или преступников. Есть и те, кто добровольно жертвует своей жизнью.

— Я видела тела, после их мерзких церемоний, — брезгливо процедила Вейна. — Не сомневаюсь, и ты тоже. Разрезанные на куски тела. Вырезанные из чрева матерей младенцы. Гуле нужны лишь страдания. Три Сестры в свое время сокрушили Сияющую и потому не примут сотрудничества с ней. Опомнись Нея. Ты зашла слишком далеко.

— Мы можем контролировать темных жрецов, — не сдавалась фриэкса Гдады. — Отдавать им в жертву лишь приговоренных к казни преступников. За это мы получим их знания и силу. И тогда уж точно станем непобедимы.

— Ты ополоумела Нея, — Эйна резко встала и направилась к выходу. Обернувшись, она воскликнула, — Ты не можешь больше сидеть в этом Зале. Завтра я поставлю вопрос о твоем отстранении. — Тяжелая деревянная дверь гулко хлопнула.

— Я не узнаю тебя сестра, — Вейна озадачено прищурилась. — Эйна права, ты перешла все границы. Сторонникам Гулы здесь не место, а твои попытки доказать необходимость такого союза смехотворны. — Она тяжело вздохнула и с тоской прошептала: — Я буду тоже голосовать за твое смещение.

Верховная фриэкса Гдады неподвижно застыла на своем кресле. Изящные кисти расслабленно лежали на подлокотниках.

— Олфа! Помоги мне, — старческий клекот прорезал напряженную тишину. — Моментально появившаяся приземистая фигура бережно подхватила приставшую Вейну за локоть. — Давай милая, здесь мне уже делать нечего. — Не оборачиваясь ко все еще молчаливо сидевшей фриэксе Гдады она мрачно бросила, — Прощай сестра.

Нея неожиданно очнулась. — Подожди Вейна, мы можем, больше и не увидится. Пусть Олфа принесет нам по стаканчику укрепляющего на прощанье. — На бледном лице появилась лукавая улыбка. — Только не говори, что в твоем возрасте ты не можешь себе такого позволить.

— Не скажу. — Вейна остановилась и, отпустив плечо своей спутницы, попросила, — Принеси нам вина из моих покоев. — Олфа выскользнула за дверь.

— Я действительно считаю, что…, - начала Нея.

— Не стоит продолжать, — жестко перебила ее Вейна. — Я тебя прекрасно поняла. И ты знаешь правила. Две верховные фриэксы сказали свое слово. Сегодня ты в последний раз была членом Великого Совета.

Гнев вспыхнул в голубых глазах и сразу погас. — Как скажешь сестра. — Тогда, — она обернулась на вернувшуюся с двумя кубками Олфу, — выпьем за процветание нашего народа. Мы же обе этого хотим. — Схватив кубок за тонкую серебряную ножку, она осушила его одним глотком. — Досборское, не так ли?

Вейна усмехнулась и отхлебнула из своего кубка. — Ни кто не виноват, что в наших широтах не растет виноград, а лучшее вино делают в империи. Зато наше пиво куда вкуснее их. — Она дотронулась тыльной стороной ладони до морщинистого лба. — Слишком жарко здесь сегодня.

— Жарко, — откликнулась Нея. Ее голос звучал безжизненно.

— Я присяду. Ноги что-то не держат. — Вейна подошла к своему креслу и поддерживаемая Олфой уселась на его край. И без того бледное лицо ее побелело еще больше. Она часто и с трудом дышала. Закрыв глаза, фриэкса грузно оперлась на широкую спинку. — Ты думаешь, тебе это поможет?

— Что? — настороженно отозвалась Нея.

— Та гадость, что ты мне подсыпала в вино. — Глаза Вейны открылись и с гневом уставились на сестру.

— С чего ты решила, что это сделала я? — Нея победно рассмеялась. — Клянусь Тремя Сестрами я тут ни при чем.

Лицо Вейны окаменело. — Убей ее. — Однако стоявшая позади верховной фриэксы помощница даже не шелохнулась.

— Ты сделала правильные выводы. Олфа устала ждать твоей смерти. Я лишь только ей помогаю.

— Ты совершаешь ошибку. — Взмахом руки Вейна сбросила кубок на пол. Звон серебра об камень заглушил вырывавшиеся из горла хрипы. — Тебя используют. — Старческие ладони продолжали бесцельно шарить по столешнице.

— Не старайся, — Нея нагнулась и подняла кубок. — Ты не сможешь воззвать к той силе, что еще теплится в твоем дряхлом теле. — Я посоветовала Олфе одну травку. Конечно, её хватает совсем на чуть-чуть. Но ведь нам много времени и не нужно. Правда? — Она бесстрастно наблюдала за сползающей на пол верховной фриэксой Анудэ.

Вейна силилась еще что-то сказать, но лишь застонала. Нея встала рядом с ней ней на колени и горячо зашептала в едва прикрытое жиденькой косой ухо. — Я всегда любила тебя мама. — Глаза Вейны расширились, что не осталось незамеченным. — И я ждала этого момента всю свою жизнь. Кто мог подумать, что твоя дочь станет верховной фриэксой Гдады. Может мне еще стоит позаботиться о младшей сестричке? — Нея резко оборвала себя и истерично хихикнула. — Но ты не волнуйся, с твоей преемницей мы наконец-то сокрушим Торнию. Этим миром будут править лишь элуры.

Вейна перевела угасающий взор на Олфу и содрогнулась. Ее верная помощница улыбалась. Всегда карие глаза подфриэксы на этот раз были черны как уголь. В уплывавшее в вечность сознание вкручивался настойчивый шепот. — Спи спокойно мамочка, я позабочусь о нашем народе.

Глава 19

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Дворец Владык. Красная Треть

Шевелись Анелла, быстрее, — одетая в мужской костюм юркая фигурка перепрыгнула три ступеньки разом. — Я же тебе говорила, переоденься. А ты дуреха осталась в этом своем розовом платье. Теперь получи и распишись. — И она, звонко рассмеявшись, вновь ловко запрыгала наверх по ступеням.

Ваше Высочество, не так быстро, — высокая темноволосая девушка остановилась и недовольно надула губы. — Я уже почти сломала каблук.

— Почти не считается. Кстати, я даже догадываюсь, — ее собеседница внезапно остановилась, — почему ты сегодня вырядилась как на прошлогодний бал. — Она внимательно посмотрела на стоявшую на три ступени ниже Анеллу и озорно хихикнула. — Хотя, пожалуй, нет, в тот раз ты была одета попроще.

— И почему? — Анелла выставила вперед ножку в красной туфельке. — Неужели Ее Высочество кронпринцесса Имма Голдуен сможет раскрыть эту великую тайну. — Она деланно усмехнулась.

— Его не будет, — улыбка кронпринцессы внезапно исчезла.

— Кого не будет? — Лицо Анеллы застыло.

— Кого, кого? Того, кого ты ждешь. Я не взяла Матиаса сегодня. — Услышав имя сопровождавшего их в прошлую вылазку телохранителя кронпринцессы, Анелла густо покраснела, с негодованием выпрямилась, но увидев понимающий взгляд собеседницы, неловко опустила плечи и всхлипнула.

— Почему? — Анелла опустила покрасневшее лицо и тут же, спохватившись, прошептала — Я не понимаю.

— Он, конечно, хороший парень, но тебе не пара. Хватить флиртовать с ним. Ты слишком увлеклась. — Кронпринцесса спустилась на пару ступенек, что бы оказаться вровень с лицом своей фрейлины. Она подняла ее за острый подбородок, но Анелла резко отвернулась.

— Вас это не касается, — она сжала кулачки. — Мы с Вами хотя и подруги, но я в личную жизнь кронпринцессы не лезу.

— А я лезу, причем с головой. Матиас мне тоже не чужой. С десяти лет за мной таскается. Ты и ему жизнь сломаешь. Сгинет где-нибудь на границе с аэрсами. Или где-то еще, куда его твой папочка закинет.

— Вы же не скажете ему про нас.

— Про вас!? Нет, ни каких вас, и не будет. — Еще мгновение назад безмятежно щебетавшую кронпринцессу будто подменили. Губы сжались с тонкую линию, в голосе появилась недетская серьезность. — Ты слышишь? Анелла посмотри на меня. Сейчас же!

Фрейлине очень хотелось заплакать, но с кронпринцессой это номер ни когда не проходил. Она досадливо шмыгнула носом. Матиас в самом деле ей нравился. Пожалуй, даже больше чем нравился. — Не нужно делать из меня пустую кокетку, — Анелла подняла голову и посмотрела кронпринцессе прямо в глаза.

— Я так и не считаю, — взгляд Иммы был серьезен и полон сочувствия. — Мы с тобой подруги с детства, мессир Лип достоин всяческого уважения, а месса Амала и твои сестры прекрасные люди. Но, — безжалостно продолжала кронпринцесса, — всё это не означает, что я буду сквозь пальцы смотреть на твои шашни с моим телохранителем. Повторяю, ты ведешь себя как неразумное дитя. У младшего сына мелкого тана с тобой нет ни каких шансов.

— Мой дед был тоже из таких вот мелких пограничных танов.

— Именно поэтому, — Имма вздохнула, — Торберт Лип и будет искать тебе жениха побогаче и познатнее твоего дедушки.

— В любом случае это были не шашни, — Анелла уже просто защищалась, понимая, что партия осталась за кронпринцессой.

— Все, хватит. Я не считаю нужным повторять тебе то, что уже сказала. — На лицо Иммы вернулась лучезарная улыбка. Казалась, она вновь превратилась в ту восторженную молодую девушку, что недавно смеялась и шутила. — Давай лучше наперегонки.

— Я не могу, сказала же, каблуки мешают, — Анелла выпрямилась и посмотрела на ведущую наверх череду широких каменных ступеней. — И зачем Вы туда идете? В прошлый раз уже осмотрели, хватит.

— Прошлый раз — была только разведка. — Имма лукаво прищурилась и посмотрела прямо в зелено-карие глаза собеседницы, — ты вообще представляешь, что там может быть? В красной Трети никого не было уже шестнадцать лет? Никого! Представляешь! Да там же куча всего интересного, — она развела руки в разные стороны. — Огромная гора самых увлекательных вещей. И это гора, — кронпринцесса громко расхохоталась, — ждет не дождется, пока мы её найдем, пощупаем, — она победно тряхнула короткими, до плеч волосами, — и присвоим себе.

— Иногда, мне кажется в Вас больше красного Дара, чем фиолетового, — Анелла устало вздохнула и начала подниматься наверх. — И так думают, — они тихо прошептала себе под нос, — все вокруг Вас.

— Что ты там бубнишь? — кронпринцесса снова остановилась. — Не отставай. Дождешься у меня. Вот найду что-нибудь жутко интересное и тебе не покажу, — она высунула язык и поскакала на одной ноге наверх.

— Жутко интересное можете оставить себе, — пропыхтела Анелла. Она путалась в длинном шлейфе и все сильнее злилась. — Не больно то и хочется. Эта Треть необитаема уже шестнадцать лет. Там кроме пыли уже ни чего нет.

— Не ворчи. — Дедушка приказал ни чего там не брать и заколотить все входы. Так что всё на месте, — Имма вздернула нос. — Да и вообще слуги сюда не ногой. Младших Владык до сих боятся до дрожи в коленках. Мне моя кормилица рассказывала про них такое, что волосы, — она приподняла свои непослушные белокурые пряди, — встают дыбом. Вот так. Похоже? — Она состроила уморительную рожицу, отчего догонявшая ее фрейлина громко фыркнула.

— Вы когда-нибудь бываете серьезны, Ваше Высочество?

— Конечно, на приемах я очень серьезная, — Имма продолжала карабкаться наверх. — Давай догоняй, мы уже пришли.

Девушки подошли к длинной, забитой досками, двери. Сама дверь была приоткрыта, а часть досок была грубо отодрана.

— Ты взяла свечи? — деловито спросила кронпринцесса. — Зажигай и пошли. Там такая темнота, что хоть глаз выколи. — Она досадливо сморщилась. — Дедуля, видимо, так сильно обожал Матрэлов, что приказал заложить в Красной Трети кирпичом и все окна. Так что на дневной свет не надейся.

— В прошлый раз нам помогал Матиас, — капризно сказала Анелла. — Тем не менее, она послушно развернула небольшой сверток, вытащив две большие свечи и огниво с трутом.

Имма не ответила, а лишь протянула руку. — Давай свечу.

— Почему мы ходим только сюда? — Анелла с опаской смотрела на затянутый паутиной длинный коридор. — Здесь так грязно. Бррр.

— Остальные входы заложены камнем. Ты помнишь, что мы их все посмотрели.

— Может какие-то еще остались, где почище и просторнее.

— Я тебе говорила, что бы ты так не одевалась, — в голосе Иммы отчетливо слышалось раздражение. — Ты выглядишь и, правда, нелепо. Если не хочешь идти, жди меня здесь, я скоро приду.

— Нет уж. Лучше с Вами. Ждать здесь одна я не буду.

— И это говорит дочь красного, — кронпринцесса скептически улыбалась. — Правнучка Младшего Владыки.

— Не всякий ребенок красного наследует его талант, как, впрочем, и фиолетового. — Фрейлина пожала плечами. — И даже наличие Владык в роду не гарантирует, что у его представителей гарантированно будет большой Дар. Или даже, что он будет вообще.

— Ты, надеюсь, ни на что не намекаешь? — голос Иммы заледенел. — Надо папочке передать твои слова. А то мне кажется, что он до сих пор уверен в своем огроменном Даре. Но теперь-то всё станет понятно.

Анелла испуганно посмотрела на кронпринцессу, не понимая, шутит та или нет. — Я ни чего не хотела сказать Ваше Высочество. — Она низко присела. — Вы меня превратно истолковали.

— Я тебя поняла абсолютно верно, — темно-синие глаза кололи и холодили одновременно. — Ты сказала ровно то, что хотела сказать, и я больше не хочу это обсуждать. Пошли дальше. — Кронпринцесса подняла руку со свечой и пошла по длинному, узкому коридору.

— «Вот и понимай ее», — кусая губы, думала верная фрейлина. — «Порой она столь же переменчива, как красная, восприимчива как зеленая. Может она бимагик? Ее прабабка, будучи естественно фиолетовой, обладала по слухам небольшим Даром Младшего». Однажды, случайно она услышала об этом в разговоре отца с матерью. Фрейлина приподняла шлейф своего изрядно замаранного платья, горестно вздохнула и побежала за своей подопечной.

— Подождите Ваше Высочество, я не могу догнать Вас. — Пятно света впереди заколебалось и остановилось.

— Быстрее Анелла, — кронпринцесса никогда не отличалась долготерпением. — Предлагаю тебе снять вообще туфли.

— И остаться в одних чулках, — на красивом личике Анеллы возникла брезгливая гримаска. — Я собью ноги. Вы шутите?

Огонь свечи осветил напряженное лицо кронпринцессы. Она не отвечала, а внимательно смотрела наверх. — Посмотри на стену. Туда. — Имма пальцем указывала в освещаемый тусклым светом угол. — Анелла с непонимающе крутила головой.

— Выше. Еще. Ты что ослепла? — Кронпринцесса оглянулась по сторонам и, увидев лежавшую невдалеке палку, с радостным воплем бросилась к ней. Палка оказалась тяжелой пикой с длинным, давно заржавевшим наконечником. Быстро сняв куртку, Имма обмотала ею острый конец, и с трудом подняв, начала махать из стороны в стороны, стирая пыль со стены.

— Зачем Вы это делаете? — В голову Анеллы промелькнула мысль о пагубности долгих хождений по заброшенным коридорам для душевного здоровья.

— Смотри внимательно, — от усилий кронпринцесса даже высунула язык. — Я, кажется, кое-что нашла.

Фрейлина задрала голову, приподняла горящую свечу и, наконец, увидела сильно запыленный портрет. Мужчина и женщина стояли позади мальчика. Живописец старался изобразить женщину моложе, однако чувствовалось, что она самая старшая на портрете. Длинные темные волосы, холодная улыбка и тонкие пальцы, которыми она сжимала высокую спинку кресла — все говорило о властной и бессердечной натуре. Рядом стоял высокий мужчина с такими же темными волосами. Он совсем не улыбался, а его глаза смотрели тяжело и надменно. От его фигуры веяло свирепой силой и жестокостью. Лишь сидевший в кресле мальчик беззаботно и весело глядел такими же темными, как у взрослых глазами.

Это картина мэтра Орданелла, — выдохнула Анелла. — Я видела портрет Вашего дедушки, который он написал почти пятьдесят лет назад. Его Величие там как живой. Интересно, а это кто?

— Мэтр Орданелл написал пять портретов, — кронпринцесса пристально рассматривала расчищенное от пыли полотно. — Жены, своей умершей дочери, императора, Матриарха и, — она посмотрела пристально на Анеллу, — подумай сама.

— Неужели это Младший Владыка? Тогда кто это рядом с ним?

Имма фыркнула, — Ну ты даешь? Свою бабушку Аделинду не узнаешь? — Она весело рассмеялась. — Ну, у тебя и семейка.

— Я ее видела всего раз и то в далеком детстве, — Анелла обижено всплеснула руками, закапав воском и без того замызганное платье.

— А я ее вообще ни разу не видела, — отрезала кронпринцесса. — Ты посмотри на их глаза, волосы, лоб и главное, — она хихикнула, — на длинные носы. Тут любому станет ясно, что они из одного теста слеплены. В тебе же течет кровь Матрэлов или ты думаешь, что стала моей первой фрейлиной из-за своего ангельского характера или канцлерства отца? — Имма презрительно хмыкнула. — Милая Анелла протри глаза. Все красные смотрят на тебя как на божество и готовы носить тебя на руках вовсе не из-за твоей милой мордашки. Даже Матиас…

Анелла возмущенно пискнула.

— Даже Матиас, — непреклонно продолжала кронпринцесса, — видит в тебе прежде всего правнучку Владыки Мэйнарда. Да по женской линии, да лишенную какого-либо Дара, но при этом продолжающую род Младшего. Неужели ни ты, ни твои сестры до сих пор так ничего и не поняли. Без этой струйки крови в ваших жилах вы ни кто.

— Мой отец…, - лицо Анеллы приобрело бордовый оттенок. От возмущения она задыхалась, силясь сказать в ответ что-то столь же унизительное и резкое.

— Твой отец, да прибудет с ним благословение Триединых, не имеет даже титула. Дочь Владыки Мэйнарда вышла замуж за младшего сына безродного тана не по любви, как быть может, тебе рассказывали, а потому что соблазнила его и забеременела. И сделала это будучи уже невестой хертинга Тонфара. Владыка тогда рвал и метал, особенно когда всё вышло наружу и, — кронпринцесса презрительно скривилась, — результат этой связи стал слишком заметен. Для твоего прадедушки это был удар. В роду Младшего это была лишь вторая девочка за эпоху, и вместо самого богатого и знатного хертинга ей пришлось довольствоваться твоим дедушкой.

— Дедушка Хейлгар был замечательным человеком, — Крупные слезы оставляли на округлых щеках грязные дорожки. — Его-то в отличие от бабушки я прекрасно помню. Он подолгу жил у нас и умер у папы на руках. Не смейте говорить о нём плохо. — Девушка не выдержала и, отвернувшись, судорожно всхлипнула. — Я жалею, что пошла с Вами. Я так об этом жалею!

— Прости, — кронпринцесса быстро подошла вплотную к Анелле и обняла ее за плечи. — Кажется, я перегнула палку. Если честно, не предполагала, что ты совсем не знаешь ни чего из истории своей семьи. Прости меня, пожалуйста, — Имма прижалась лбом к подрагивающей от рыданий спине. — Я не хотела. Ты моя подруга и я очень рада, что ты моя фрейлина.

— Вы говорите правду? — Анелла громко шмыгнула носом.

— Хочешь, поклянусь? — Кронпринцесса отодвинулась и, подняв руку, торжественно продекламировала. — Клянусь косточками недавно съеденного фазана, что Анелла моя лучшая подруга и самая замечательная фрейлина в истории Торнии. — Она полезла в висевшую через плечо сумку и вытащила промасленный сверток. — Мы сейчас доедим его ножку, и если вдруг со мной случится заворот кишок, это будет означать, что я подлая лгунья. — Имма хитро подмигнула. — Ну, хватит дуться. Твоя бабушка, которую ты видела лишь раз в жизни, а я так и вообще ни разу не повод для ссоры. Пусть себе живет и здравствует. Мир?

Анелла улыбнулась и протянула руку. — На Вас сложно сердиться. Наверное, это Дар. — Она застенчиво улыбнулась. — Я знаю эту историю. Мне нянечка рассказывала. Говорила, что первый жених бабушки не посмел разорвать помолвку. Боялся гнева Младшего Владыки. Дедушка сам к нему поехал, а его даже на порог не пустили. И тогда он подкараулил императора в главном храме Триединых, упал перед ним на колени и умолял помочь. Его Величие согласился походатайствовать и через месяц они сыграли свадьбу. Конечно, никого из родственников бабушки на свадьбе не было, а Владыка Мейнард так и не признал внука, но зато папе помогал Ваш дедушка.

— Я знаю, — Имма ободряюще улыбнулась. — Я всё знаю.

— Отец никогда не упоминает про Младших Владык, но нянечка рассказывала, — Анелла запнулась, — что нашу семью прокляли Триединые.

— У тебя весьма разговорчивая няня, — Имма хихикнула. — Моя всегда молчала как рыба, а если и разговаривала, то исключительно о том, как важно беречь девичью честь и сохранять монаршее достоинство.

Фрейлина обижено стрельнула глазами, но продолжала рассказывать. — Вы говорите, что меня и сестер боготворят? — Свеча в руке девушке задрожала. — Поверьте, далеко не все. Я слышала, — слезы снова полились по щекам, — как охранники называли отца убийцей и предателем. И это были Стражи! Вы знаете, что наш дом постоянно патрулируют? В детстве мне это так льстило. Мама тогда говорила, что наша семья очень важна для Торнии, поэтому ее оберегают от нехороших людей. Всё оказалось проще, — девушка горько усмехнулась, — нехорошими людьми оказались все вокруг, а нас просто защищают от гнева и ненависти простого народа. Мне было десять лет, когда я уговорила маму отпустить меня на базар с нашей кухаркой. Мы пошли туда мимо главной площади Табара и добрая женщина по пути просила ни кому не говорить, что я дочка Торберта Липа. — Знаете почему? — она отвернула заплаканное лицо. — Нас бы просто закидали тухлятиной. Тогда-то я и поняла, почему так сложно нанять прислугу в наш дом и почему она долго у нас не задерживается. — Анелла присела на стоявшую рядом и покрытую огромным слоем пыли скамью. Впрочем, на пыль и грязь вокруг она уже ни обращала ни какого внимания. — Однажды на карнавале я увидела уличное представление актеров. Сюжет там был незамысловат и рассказывал про падение Братства Смелых. Всё как обычно. Ваш дедушка, коварно обманутый моим отцом, оболганный Младший Владыка, Матриарх Клеменция, пытавшаяся всех примирить. А толпа свистела и улюлюкала, особенно когда канцлер с мэтром Гарено делили деньги, полученные от жрецов Темного, — Анелла подняла покрасневшие глаза на кронпринцессу. — Ваши слова, что я заблуждаюсь относительно моего положения, не справедливы. Мы с мамой уже давно вместе пытаемся оградить моих младших сестер, — она брезгливо поморщилась, — от всей этой мерзости. Скорее Вы ошибаетесь, полагая, что кровь Матрэлов дает мне какие-то выгоды и привилегии. С Младшими Владыками нас никогда ни чего не связывало. Бабушка покинула отца сразу же после его рождения и никогда больше в нашу семью не возвращалась. — Она мстительно улыбнулась, — говорят Владыка Мэйнард не захотел ее больше видеть, а брат при всех выставил лгуньей и потаскухой. Больше она так и не вышла замуж и живет где-то на севере всеми отвергнутая и презираемая.

— Я слышала, она поспособствовала аресту своего брата и племянника, — Имма задумчиво смотрела на картину. — Учитывая их нежные родственные отношения это неудивительно. Думаю твоя бабашка та еще штучка.

— Я уже говорила, про Матрэлов отец вообще не говорит. Если бы не няня я никогда не узнала, что являюсь их родственницей. Он даже о бабушке за всю мою жизнь сказал не больше десятка слов. Я вообще долго думала, что она умерла еще до моего рождения.

— Ваши семейные скелеты меня не интересуют. Но ты не права, считая, что кровь Младших Владык ни чего тебе не дает, — кронпринцесса теперь в упор смотрела на Анеллу. — Поверь, уважение к семье Липов связано не только с заслугами твоего отца и его сильным Даром.

В ответ на недоверчивый взгляд своей фрейлины Имма передернула плечами. — Я не собираюсь тебя ни в чем переубеждать. Тебе нужно самой все понять и, возможно, простить. — Она взглянула на свечку. — Посмотри, огонь у меня скоро погаснет, да и у тебя остался один огарок. Пожалуй, на сегодня всё. Может, через пару деньков еще куда-нибудь сходим? — предложила кронпринцесса. — Рядом с красной Третью усыпальница Младших Владык. Но дедушка и её велел закрыть. Мол, незачем народ волновать, — кронпринцесса возмущенно топнула ножкой. — Говорят, там много чего интересного. А Владыке Войноту надгробье сам мэтр Битарди делал. Есть на что посмотреть. — Имма наклонила голову, желая поймать взгляд упрямо смотрящей в сторону пыльных стен фрейлины. — Давай, не упрямься.

— Нет уж, с меня хватит, — Анелла скривилась. — Эти Ваши прогулки приносят одни расстройства. — Она показала на своеплатье. — Я теперь похожа на чучело.

— Мне кажется, ты себе льстишь. Чучело наверняка выглядит поприличнее. — Имма залилась озорным смехом. — Ладно, не хочешь, как хочешь. — Кронпринцесса притворно вздохнула. — Тогда придется взять Матиаса. Одна я со всем, не справлюсь. — Она стрельнула глазами на подругу. — Если передумаешь, можешь составить нам компанию.

— Вы же недавно говорили совсем другое, — голос Анеллы дрожал от возмущения. — Он мне не пара и все такое.

— А я передумала, — Имма проказливо сморщила носик. — Вот такая я непостоянная. — Она махнула рукой в сторону темных, широких коридоров и крикнула — Давай быстрее, наперегонки, а то свечи погаснут, и будем в потемках лбами стукаться.

Глава 20

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье. Вилладунская обитель

Дело обещало быть легким. Главное здесь было не оставлять следов. Вигфус Тройф поморщился, вспоминая состоявший две недели назад разговор. Конечно, деньги не пахнут, тем более, когда их предлагают много. Очень много. Настолько, что бы надолго, а может даже и навсегда забыть то ремесло, которым он занимался. Смущал лишь заказчик. К сожалению, лица этого ублюдка в черном он так и не увидел. Осталось лишь неприятное послевкусие от общения с ним. Тем не менее, задаток был взят, а половину оставшихся денег он получит после сделанной работы. Вигфус сплюнул на землю и тихо свистнул. Сразу же невдалеке раздался ответный свист. Убийца довольно хмыкнул. На этот раз Валдо подобрал опытных парней, которые не подведут. Конечно, своего одобрения он никогда не выскажет, напротив, укажет на пару изъянов, что бы Валдо не расслаблялся. Вигфус мысленно улыбнулся. Он знал, что верный помощник его терпеть не может, хотя и не не рискнет вытащить свои чувства наружу. Ему не хватало смелости даже на то, чтобы признается в собственной трусости? Красным подобного не понять. Тройф передернул плечами. Они уже три дня наблюдали за жизнью обители, узнав предостаточно об её постоянных обитателей. Восемь юных учеников, четыре женщины и двое мужчин. Мальчишек Вигфус в расчет не брал. Типичные подростки, таких на севере солить не пересолить. Лет им было от восьми до шестнадцати и ночью они без задних ног спали в двух небольших флигелях. Мужчины, один из которых толстяк-настоятель, другой престарелый привратник едва ли представляли серьезную опасность. Рыхлый отец Анселло, так, кажется, его называли окружающие, был безобиден как овца. Вигфус оскалился, нет скорее как баран, которого он лично прирежет. Привратник — полуслепой старик, который, правда, ночью беспокойно спал, но опасности представлял еще меньше. Женщины были типичные зеленые коровы, перевалившие за вторую половину своей жизни. Суетливые, безвредные и свято верившие в лучшие качества человечества. Тройф мысленно выругался. Наделенных Даром Средней он не выносил. Фиолетовых он ненавидел не меньше, но, к несчастью, с этим цветом ему приходилось мириться всю его жизнь.

Он еще раз задумался о заказе. Будет много шума. Замаскировать все под несчастный случай, по-видимому, не удастся. Хотя пробовать стоит. В любом случае дознавателем из Вилладуна дело, скорее всего не ограничиться. Пришлют какого-нибудь важного агента из Мистара, а может даже и столицы. Впрочем, пока суд да дело ему удастся замести следы и навсегда исчезнуть. Когда ему подкинули это дельце он, понятно, сразу согласился. Но попросил декаду на подготовку. Ему были нужны надежные помощники, ведь достаточно было одной жертве ускользнуть и считай, все пропало. Здесь до Вилладуна рукой подать. В случае чего отряд с ищейками там создадут в два счета. Граница с Альянсом близко, а набеги эрулов в последнее время происходят с пугающей регулярностью. Здесь что не фермер, то отставной солдат. А среди местных танов так и добрая половина будет из отслуживших свое Смелых. Так что охотиться на людей здесь умеют не хуже чем воевать. И тогда плакали его денежки.

В итоге, поразмыслив, он выбрал четырех человек, проверенных и надежных. Отбирал тщательно и даже советовался с Валдо. Он привык с ним работать, и большинство своих дел совершал, имея за спиной бывшего подчиненного. Правда Валдо так и не научился толком убивать. Делать это хорошо, как Вигфус давно убедился, способны только красные. А этот деревенский увалень, как был размазней, так ею и останется. В предстоящем деле этот болван ему поможет, а там посмотрим. В конце концов, вознаграждение можно и не делить на пятерых. Тройф по-волчьи оскалился. Главное получить золото, пришить своих подельников он всегда успеет.

Убийца не сомневался в успехе. К этому делу он подготовился особо тщательно. Пять дней ушло на поиск нужных людей, обсуждение условий, покупку одежды и припасов. Оружие и кони были у всех своих. В итоге он уложился в половину оговоренного для сборов срока. Правда, на дорогу время потратили почти столько же, плюс осмотр местности и наблюдение за обитателями обители. С этим торопиться было нельзя. В идеале можно было устроится в обитель приходящими работником. Настоятель как раз набирал в соседней деревне поденщиков под засев яровыми нескольких принадлежащих обители полей. К сожалению, время поджимало. Заказчик требовал уложиться в две декады.

Однако тревожные мысли не уходили. Этот одетый в черный, с большим капюшоном плащ человек сильно смущал Вигфуса Тройфа. Зеленые или фиолетовые назвали бы подобные чувства опасением или даже страхом, но красные ни чего не боялись. По крайней мере, они сами так считали. Разговаривая об оплате и сроках убийства, Вигфус не раз ловил на себе пронзительный, колючий взгляд темных глаз. Казалось, он ощупывал его с ног до головы, залезая в голову и перебирая внутренности. Это было неприятно, непривычно и мириться этим ощущением Вигфус не хотел. Куда меньше его тревожило количество будущих жертв. Разница между одним убитым или дюжиной, по мнению мэтра Тройфа, состояла лишь в количестве потраченных на это усилий. Тем более, когда речь шла о зеленых. Однако всякое убийство должно иметь причины. Среди его клиентов попадались обманутые мужья и неверные жены, не желавшие делиться прибылью торговцы и жаждавшие поскорее получить родительские денежки наследники. Такая работа была понятной и простой. Но на этот раз все было иначе. Убийство обитателей вилладунской обители не имело никакого смысла. И почему обязательно нужно было прикончить всех находившихся там воспитанников? Политические мотивы или чью-то вероломную месть он отверг с самого начала. Зачем? Почему? Ощущение неправильности, ошибочности происходящего нарастало. У всех фиолетовых было развито чувство интуиции. Пусть его Дар был невелик, но сейчас все инстинкты и столько раз выручавшее чутье тревожно сигналили, лихорадочно бились, заставляя неосознанно оттягивать начало нападения. Вигфус пообещал себе по возвращении в Мистар отыскать этого загадочного заказчика и вытрясти из него всю душу. Он снова свистнул, подзывая Валдо. Через минуту к нему подполз кареглазый верзила. Одетый, как и Вигфус в длинный кожаный плащ он был вооружен коротким, узким мечом и маленьким арбалетом. Из голенища выглядывала рукоятка метательного ножа. Еще парочка, как предполагал, Вигфус было спрятано за широким поясом.

— Когда начинаем? — Валдо неприязненно посмотрел на невысокого, мускулистого напарника. Вигфуса он побаивался и откровенно недолюбливал, хотя и признавал его очевидное превосходство. В случае нужды этот почти на голову ниже и добрый десяток лет старше человек разотрет его в пыль и даже не запыхается. Вот и сейчас, глядя в холодные серо-голубые глаза, он терялся и начинал невольно краснеть. Это выводило из себя. Вигфуса он знал уже лет двадцать. С того времени, как его — нахального провинциального паренька рекрутская контора отправила в наемную сотню. Впервые увидев вышагивающего вдоль строя новобранцев своего будущего командира он попытался выпендриться, как привык безнаказанно делать, будучи здоровенным бугаем у себя в маленьком южном городишке. Тогда, помниться, он уже набрал воздуха, что бы по привычке начать качать права, но уткнувшись взглядом в рыбьи глаза стоявшего перед ним сотника поперхнулся готовым выскочить изо рта ругательством. И правильно сделал. Тем же вечером он поговорил с новыми сослуживцами и понял, что находился в шаге от сломанной челюсти. А если и это не подействовало, после первого совместного похода его нашли бы с перерезанным горлом. Конечно, если бы искали. Уже тогда Вигфус имел репутацию закоренелого садиста. Среди служивших Братству наемников, почти не было наделенных Даром Младшего, поэтому его, несмотря на слухи о звериной жестокости, сразу поставили командиром десятка, затем и сотни. Стал бы, наверное, и аэрспольером командорства, но мешал мерзкий характер. Среди красных сострадающих добряков вообще-то не наблюдалось, но даже на фоне обладателей рубиновых колец, Черный Вигфус выглядел излишне свирепым и кровожадным. Остальные наемники его просто ненавидели, да и бесстрашные Смелые предпочитали с ним не связываться. Пожалуй, лишь глава бийрунского командорства — сьер Хайред был тем единственным человеком к кому Вигфус хоть немного прислушивался, усмиряя на время свой дикий нрав. Друзей у него ни когда не было и вначале Валдо недоумевал почему этот отмороженный сотник все ни как не получит арбалетный болт в спину, раз ни кто не решался вызвать его на кровный поединок. Ответ на свой невысказанный вопрос он узнал через полгода, когда на небольшую деревню недалеко от Бийруна напали аэрсы. Тогда он впервые в жизни увидел перевертышей, которые возглавили набег молодых воинов. Те проходили обряд первой битвы, а значит, без скальпа убитого противника возвращаться обратно им было запрещено. Как правило, аэрсы азартно резали друг дружку, но порой, когда молодежи, стремящейся стать полноценными войнами набиралось слишком много, совет кланов направляли их отряды на Торнию. Возглавляли такие набеги старшие воины из числа перевертышей. Слава Триединым такие нападения происходили все реже, но когда все же случались, то остановить тысячную орду во главе с рычащими монстрами было непросто. Про перевертышей ему неоднократно рассказывали еще дома, но одно дело о них слышать, а другое дело видеть сотню огромных оборотней, с диким визгом и завыванием несущихся впереди, разливавшейся огромным потоком лавы всадников.

В тот день Смелые показали себя во всей красе, а он воочию увидел действие Стены Ярости. Эту битву он запомнил надолго, а изрубленные на куски аэрсов снились ему потом еще не одну ночь. Да это были славные времена. В тот день Вигфус пару раз точно спас жизнь неопытному новобранцу. Впрочем, сделал он это вовсе не по доброте душевной, поэтому особой благодарности ни тогда, ни позднее, когда обезумевший от крови сотник вытаскивал его из еще худших переделок, Валдо не чувствовал. Просто он понял, что нужно держаться поближе к этому сероглазому головорезу, который сражался, как ему тогда казалось, ни хуже Младшего Владыки. После роспуска Братства и казни командора всех служивших в Бийруне наемников распустили, а саму крепость передали Стражам. Пришлось перебираться на север, тем более, что к Вигфусу стали присматриваться из-за покровительства ему покойного сьера Хайред.

Мистар был самым большим городом на границе с Элурийским Альянсом. Помыкавшись пару месяцев, они подались охранять покой местных горожан. Работа в городской страже приносила мало денег и много геммороя. К тому же местные «тоби» терпеть не могли двух новичков — бывших членов Братства. После того как Тройф избил до полусмерти трех сослуживцев их с позором выгнали со службы. Через полгода закончились деньги и, Вигфус предложил своему бывшему подчиненному подзаработать. Валдо думал не долго, и спустя пару дней он уже резал горло своей первой жертве. Не то что ему очень нравилось это дело, но деньги платили большие, кроме того к тому времени он уже успел обзавестись семьей. С Вигфусом у них появились постоянные заказчики и знающие люди в городе и его окрестностях в случае нужды уже знали к кому обращаться.

В отличие от больших южных городов в Мистаре меньше ощущалось влияние Кольца, подминавшего под себя всю подобную работу. На всю округу было всего полдюжина смотрителей, которые на их с Вигфусом промысел смотрели сквозь пальцы. Спустя пару лет после их переезда на север, набеги эрулов заметно участились. В Мистаре даже стали предлагать неплохие деньги завербовавшимся наемникам. Но уходить с насиженного места уже не хотелось. Однажды сидя в трактире, после одного выгодно обделанного дельца он намекнул командиру на то, что неплохо было бы завязать, благо прежнее трудоустройство уже перестало быть проблемой. Но наткнувшись на знакомый ледяной взгляд, быстро заткнулся, тем более, что к хорошим деньгам привыкаешь быстро, а работа была непыльная. В конечном счете, резать местным богатеям глотки было куда безопаснее, чем морозить задницу в приграничной с Альянсом крепости. Да и отвык он от военных порядков и всего того, что так привлекало его двадцать лет назад.

— Надоело тут сидеть Виг, — Валдо так и не дождался ответа, хотя знал, что его позвали не просто так. Он зевнул, потер давно не бритый подбородок и осторожно произнес: — Стольких мы зараз еще ни разу не убивали. Если вскроется…

— Рот закрой, — Вигфус был как всегда краток. — Здесь думаю я. Твое дело выполнять.

Валдо послушно замолчал и, вытащив нож, начал вычищать грязь из под длинных, с широкой черной каймой ногтей. Какое-то время они молчали.

— Я просил тебя найти хорошего стрелка, — свистящий голос Вигфуса не предвещал ни чего хорошего. — Вчера я видел, как этот придурок тренируется. Из десяти выстрелов он три послал в молоко. Если промажет сегодня вечером, то ответишь за его промах головой.

— О чем ты Виг? Там дети, бабы и два мужика, про которых и упоминать стыдно. — Валдо хихикнул. — Там делов то на три медяка. Быстро управимся и обратно в Мистар за денежками.

Будто высеченное из камня лицо главаря, не выражало ни каких эмоций. Он лишь криво усмехнулся. Валдо давно знал, что его напарник бимагик, одаренный как красным, так и фиолетовым Даром. По-видимому, сьер Хайред об этом был тоже осведомлен и поэтому так ценил сотника. Сам он догадался о двойном таланте командира еще в первый год своей службы. Слишком Вигфус был для красного бесчувственный, а говорил столь редко, что казалось, каждый раз выталкивал из себя слова мучительно и натужно. Кроме того, для наделенного Милостью Младшего он был слишком умен. Разумеется, сказать об этом вслух, да еще в присутствие Смелого было равносильно самоубийству, но общеизвестным фактом являлось то, что импульсивные, безжалостные и гневливые красные лучше махали мечом, чем думали. В любом случае о своей догадке Валдо помалкивал, хотя фиолетовые всплохи в своих глазах его напарник уже давно перестал скрывать.

— Поганое у меня предчувствие. — Вигфус сорвал травинку и принялся жевать горький кончик. — Мне не понравился заказчик, и вообще что-то здесь не так. Но я не могу понять, что именно меня беспокоит. Полагаю, это, — он уставился на собеседника, — интуиция фиолетового.

Валдо замер. Тройф никогда с ним не обсуждал ни заказы, ни клиентов. Не те отношения. После каждого убийства бывший сотник, прощаясь, небрежно кивал и больше они не встречались. Через пару месяцев Вигфус его находил сам, потом тихо и немногословно объяснял, что надо делать. Они работали, а затем снова разбегались. Может, раза три им пришлось вместе посидеть в трактире, где, не проронив ни слова, цедили плохую местную водку. Причем если он надирался так, что на следующее утро вообще из происходившего ни чего не помнил, то Вигфус, который пил с ним наравне, лишь еще больше бледнел и молчал как-то по-особому жутко и зловеще.

— Не понимаю, о чем ты толкуешь, — голос Валдо внезапно охрип. — Предлагаешь кинуть заказчика, а задаток оставить?

— Ты идиот, — Вигфус продолжал лениво грызть травинку. — Я знаю тебя много лет, но, кажется, ты с каждым годом глупеешь все больше. Я, — он жестко посмотрел в глаза напарнику, — никогда ни кого не кидаю. Пора это уже запомнить. Нужно быть просто очень осторожными. Вначале кончаем взрослых. Затем берем в кольцо детишек и режем их. Если кого упустите, убью на месте. Так и передай остальным. Понял?

Валдо быстро закивал. — Конечно, конечно. Не волнуйся так, все будет…

— Я не волнуюсь, — Тройф не дал ему закончить. — Выдвигаемся, как только стемнеет. Скажи это всем. — Бывший сотник потянулся и закрыл глаза, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

* * *

Эдмунд проснулся внезапно. Тусклый светильник освещал длинную комнату, в которой в два ряда стояли две низкие деревянные кровати. Все казалось привычным — громкий храп Арибо, тихое сопение Удо. Но напряжение не отпускало. То щемящее чувство опасности, что овладело им сейчас, он испытывал лишь однажды. В тот раз оно спасло ему жизнь. Эдмунд тихо встал и, не обуваясь, проскользнул в коридор. Каменный пол неприятно холодил босые ноги. Пытаясь согреться, юноша потер ступни друг об друга. Чувство тревоги нарастало. Эдмунд неслышно вышел во двор и спрятался за колонну. Маленький дворик обители, окруженный невысокой оградой, заливал мягкий лунный свет. Стоявший перед флигелем воспитанников раскидистый дуб огромным темным пятном загораживал главное здание. Вдруг в дальнем углу зашелестели кусты. Сердце застучало гулким молотом, отдаваясь в ушах и груди. Ветки раздвинулись, и показалась хитрая морда черно-белого кота, который стрельнув глазами в сторону Эдмунда, неторопливо прошествовал в направлении кухонной пристройки.

Юноша проводил его напряженным взглядом. Дело было не в старом разбойнике, которого отец-настоятель донельзя разбаловал. Нет, здесь было что-то другое. Страха он не чувствовал. Сердце продолжало выбивать барабанную дрожь, порождая долгожданное чувство ярости. Это привычное ощущение успокаивало, обволакивая тело, будто защитным коконом, неистовым гневом. Лицо покраснело. — «Надо вернуться в спальню. Обуться и накинуть рубашку».

Тихие шаги в дальнем углу сада заставили Эдмунда пригнуться. Пять человек одетых в темную одежду и полумаски, быстро приближались к парадному входу обители. В руках они сжимали выкрашенные в черную краску мечи. Убийцы уже почти подошли к тяжелой дубовой двери, когда та резко отворилась, и на пороге показался, одетый в домотканую ночную рубаху отец-настоятель. Широко зевая, он одной рукой держал свечу, а другой почесывал свое объемное чрево. Близорукие глаза брата Анселло прищурились, присматриваясь к выросшим перед ним неясным фигурам. Однако испугаться он не успел, узкий нож с чавкующим звуком воткнулся в выглядывавшее из-под двойного подбородка горло. Настоятель сдавленно захрипел и, продолжая держать в слабеющих пальцах горевшую свечу, начал медленно сползать по каменной арке. Кровь, пузырясь и булькая, заливала из рассеченного кадыка волосатую грудь, прочерчивая на белом полотне кровавые дорожки. Толстые пальцы, наконец, разжались и, упав на землю, свеча в последний раз осветила молчаливые, зловещие силуэты, выпученные глаза отца Ансело и его раскрытый в безмолвном крике рот.

Аааа! — из-за двери выскочила растрепанная фигура, держа в руках тяжелый канделябр. Две свечи на нем почти сразу погасли, но одна на центральном рожке продолжала ярко гореть, освещая всклоченные волосы и покрасневшее, заспанное лицо сестрыэкономки. — И без того некрасивое лицо сестры Хилды вытянулось еще больше, широкий рот кривился, тонкие губы прыгали выдавливая невнятные, стонущие завывания. Она вытянула в сторону левую руку и, загораживая широким телом приоткрытую дверь и пытаясь ногой ее захлопнуть. Рассохшиеся доски гулко хлопнули, заставив труп настоятеля окончательно сползти на каменный пол и застыть на нем тяжелой, бесформенной грудой. — Грязные убийцы, я вас сюда не пущ… — Тяжелый меч ударил прямо в правую щеку, дробя зубы и врезаясь в нёбо. Простояв мгновение, сестра Хилда грузно рухнула вниз, упав рассеченным лицом на грудь брата Анселло.

— «Зачем они так?» — сознание Эдмунда воспринимало происходившие с калейдоскопической быстротой события удивительно четко и ясно. «Нельзя им позволить добраться до спальни». — Сердце вдруг успокоилась. Гнев, прежде накатывавший короткими приступами, заструился широким холодным потоком, который стремительно пожирал в нем остатки прежнего Эдмунда. Он негромко рассмеялся, потом пронзительно, визгливо захохотал и, покачиваясь, вышел из-за колонны. Пять фигур одновременно повернулись к долговязому пареньку, который опустив лицо к земле и, издавая непонятные всхлипывающие звуки, неторопливо к ним приближался. Главарь, озадаченно взглянув в сторону юноши, поднял два пальца и вновь повернулся к двери. Тут же две темные фигуры отделись от шестерки, и побежали к Эдмунду, который внезапно остановился и поднял голову.

— Ко мнеее, быстреее, — его голос звучал хрипло и отрешенно. Багряные провалы в глазных впадинах внушали ужас. Эдмунд смотрел на бежавших к нему убийц, склонив голову на бок и безумно улыбаясь. Однако стоило ближайшей фигуре оказаться рядом, как он змеиным движением извернулся от нацеленного в грудь клинка и ударил противника раскрытой ладонью в горло. Раздался противный хруст раздавленной гортани. Вывернув из ослабевшей руки умирающего короткий меч, Эдмунд молниеносно воткнул его в грудь набегавшего второго наемника.

Два кровавых омута нехотя скользнули по лежащим телам, одно из которых еще шевелилось, выталкивая из перебитого горла толчками хрипы вперемежку с кровью. А затем раздался вопль, вынуждавший оставшихся в живых наемников упасть на колени и, закрыв ладонями уши, прятать голову в молодую весеннюю траву. — Хааарррааа! — Этот звериный вой вылезал из самого нутра, заставляя худое, еще мальчишеское тело изгибаться, а ребра трещать от усилий. — Хааарррааа! — Звуки, вылетавшие из горла юноши, резали слух как стекло. Они протыкали барабанные перепонки, давили на виски, нарастали и вновь опадали, уходя глухим эхом в темноту ночи.

Эдмунд окончательно престал существовать. Бешенная ярость поглотила его, полностью растворила в себе, создав что-то чудовищное, зловещее и непостижимое. Вместо угловатого юноши, раскачиваясь из стороны в сторону, на залитой лунным светом лужайке стояло нечто, потерявшее всякое сходство с человеческим существом. Оно жаждало убивать, вызывая тошноту и трепет, желание спрятаться, исчезнуть, сойти с его пути, пропитанного железистым запахом крови. — Хочуууу еще, — Эдмунд хихикнул и, запрокинув голову, завыл в ночное небо, — Ещеее! — Он слизнул каплю крови на верхней губе и зажмурился от удовольствия.

Наемники с трудом встали, и с ужасом оглядываясь на юношу, попятились к пробитому в низкой кирпичной стене входу. Их предводитель, прикрывая отход остальных, задержался. В его глазах нарастало недоумение, которое быстро сменилось недоверчивым пониманием. Нож в его руке ощутимо подрагивал.

— Скорее уходите. Туда, — рука в черной перчатке махнула в сторону леса. — Я попробую задержать его.

Эдмунд открыл глаза, и багровые, словно наполненные кровью глазные впадины уставились на неясные в дрожащем лунном свете силуэты. Он хищно усмехнулся и, вырвав из груди убитого наемника меч, заскользил к своим жертвам. Эдмунд предвкушал их близкую смерть. Грезил, как под его напором их плоть разойдется, и алая кровь окропит землю. Он снова залился скрипучим, жутким смехом. Быстрее, еще быстрее. Юноша двигался так, как ни когда раньше не ходил и не бегал. Стремительные скачкообразные шаги со стороны выглядели нелепо и даже дурашливо. Как будто озорной мальчишка прыгал с камня на камень. Но стоило вглядеться в глаза Эдмунда и всякое желание смеяться сразу же пропадало.

Главарь наемников продолжал стоять, поджидая несущуюся к нему в обличие незнакомого паренька смерть. Свободной рукой он быстро расстегнул тяжелый пояс. Тот, гремя кольцами перевязи, соскользнул на землю. Убийца улыбался. Как давно он не ощущал столь сильного чувства бесконечной и чистой ярости. Уже изрядно подзабытого, но неизменно сладкого и желанного. Он закрыл глаза и несильным движением бросил в сторону набегавшего мальчишки нож. Это будет хорошая смерть. Наконец-то Вигфус Тройф понял, зачем его наняли.

Брошенный клинок Эдмунд отбил небрежно, ни на мгновение не задержавшись. — Нехххорошшшо. — Он издевательски засмеялся, махнул мечом, и стоявший как истукан убийца упал на колени, прижимая к груди перерубленную ладонь. Еще один свистящий взмах и острие прочертило кровавую линию на его груди. Влажный звук разрубленной плоти, сдавленный стон, шум падающего тела. Юноша устремился дальше, не оглянувшись и без усилий нагоняя убегавших от него наемников.

— Хааарррааа! — жуткий, сжимавший сердце вой подгонял, вбиваясь в спину гвоздями ужаса. Двое оставшихся в живых убийц бежали резво и слаженно, постепенно распадаясь веером. Недалеко чернел спасительный лес. Еще немного усилий и густой кустарник скроет их следы навсегда. Всего лишь два десятка шагов. Три удара сердца. Им не хватило совсем чуть-чуть.

Глава 21

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Табар и его окрестности

«Отслуживший в Братстве десять лет рыцарь получает право на титул тана и надел земли соответствующий его положению. Сержанту, прослужившему пятнадцать лет полагается надел в двести моргенов земли…».

Законы Тиана I. Глава XXXI «О Братстве Смелых»

В Табаре была еще ночь, однако Торберту Липу не спалось. Тягостные, гнетущие сны изматывали, принося к утру ноющую головную боль, и то мерзкое ощущение во рту, что возникает при серьезном похмелье. Он встал, стараясь не разбудить жену, которая, тем не менее, тревожно завозилась, — Берт ты куда? — На канцлера внимательно смотрели глаза его супруги. Пошло уже третье десятилетие их брака, а эти серо-зеленые омуты по-прежнему, вызывали у него щемящее чувство гордости за обладание их хозяйкой.

— Спи, Ама спи. Я к себе, — Его Светлость успокаивающе похлопал жену по прикрытому одеялом боку. — Скоро утро, хочу посмотреть бумаги.

— Опять твои сны, — голос жены был полон искренней тревоги и участия. — Сколько раз тебе говорить, вызови целителя. В конце концов, пусть тебя осмотрит Её Милосердие. А если Матриарх проигнорирует твою просьбу, потребуй что бы на нее повлиял император.

— Милая, если я попрошу о помощи Его Величие, — канцлер потер ладонями гудящие виски, — то Матриарх придет, лишь на мои похороны. И то не факт. Ты же знаешь, какие «теплые» отношения между Владыками. Впрочем, в моем случае обращаться за помощью к Матриарху бесполезно. Если и есть кто, кого Ее Милосердие не может терпеть больше императора, так это твой муж, дорогая. — Канцлер горько усмехнулся. — Конечно, это не повод для гордости, но кто бы мог подумать, что потомки Средней умеют так сильно ненавидеть.

— Она не может отказать тебе в помощи. Ты слишком важен для Торнии. И вообще, я несколько раз говорила с Матриархом о тебе и твоей работе. Поверь, она с уважением относится к твоей должности. Ее Милосердие соглашалась со мной, когда мы говорили о важности того, что ты делаешь каждый день, о той огромной ответственности, что лежит на тебе. Она улыбалась мне, когда говорила, что ценит тебя.

— Какая же ты наивная Амала, — канцлер с нежность прикрыл своей широкой ладонью маленькую ладошку супруги. — Улыбка Матриарха — это не показатель ее доброжелательного отношения. Она улыбается всем. И еще милая, запомни, уважать должность не значит любить человека ее занимающего. Все, хватит этих никчемных разговоров. Досматривай свои сладкие сны. Все утрясется. Я уверен.

Он спал нагишом, поэтому встав с кровати, поспешил надеть на себя рубаху и натянуть штаны. Затем поднялся на второй этаж в свой кабинет и еще раз перечитал принесенную днем записку. Вилладунская обитель, насколько он помнил, находилась далеко на севере. «Интересно, что Темным там понадобилось? И зачем убивать всех воспитанников?!» Вопросы, на которые пока нет ответов. Но они будут. Он дал задание Гарено проверить полученную информацию. Верные люди уже направились в Вилладун и перевернут там всё вверх дном. Канцлер подпер голову и задумался. «Темные зашевелились. Неужели это действительно Враг?». Подобные мысли вызывали страстное желание выпить. Торберт Лип подошел к огромному, окованному железом сундуку отпер его и вытащил присланный управляющим кувшин молодого вина. Пить с горлышка не хотелось и с поиском подходящей емкости пришлось повозится. Наконец, за книгами на полке он обнаружил запыленный оловянный кубок, нетерпеливо обтер его и налил фиолетово-красную жидкость.

Он уже сделал первый глоток, когдаспышка гнева буквально прошила его насквозь, сдавливая грудь и выталкивая легкие наружу. Капли пота мгновенно покрыли все тело. Канцлер не заметил, как с трудом найденная и уже наполненная до краев емкость выскользнула из рук и с глухим стуком упала на ковер. Горло дергало и саднило, мускулы ныли от напряжения. Он закрыл глаза, вслушиваясь в тот могучий, неистовый поток, что бушевал где-то далеко, эхом отдаваясь в его сердце. Как давно он не слышал, не чувствовал эту сдирающую кожу ярость. Шершавым языком она облизала его душу, прикоснулась горячей утробой к той крови, что текла в нем с рождения. Обняла, погладила, куснула напоследок и… отступила.

Канцлер вытер рукавом рубахи мокрое лицо и тяжело опустился в кресло. Под ногами растекалось багряное пятно, впитываясь в шерстистое полотно постелённого ковра и щекоча ноздри сильным винным запахом. Торберт Лип ни чего этого не замечал. Пить ему расхотелось.

* * *

Мэтр Толд Бройд проснулся под утро. Какое-то время по старой привычке продолжал лежать закрыв глаза, затем крякнул и резко встал. Светало, поэтому свечу решил не зажигать. Жену он схоронил три года назад, дочки выросли и давно разъехались. Служанка изредка согревала ему постель и, как считал Толд, имела на него какие-то виды. Но на серьезные отношения у него уже не было, ни желания, ни здоровья.

— Дая, — крикнул он негромко в темноту коридора. — Принеси водицы.

Заспанная средних лет женщина, с миловидным, покрытым редкими оспинами лицом, вошла громко зевая.

— Чаво Вам не спится мэтр.

— Поживешь с мое, сама узнаешь, — Толд Бройд пил, посматривая поверх принесенного деревянного кубка на ладную фигуру служанки. Та, будто чувствуя взгляд хозяина, потянулась, отчего высокая грудь подпрыгнула, колыхнув волной домотканую рубаху.

Бройд родился в Приграничье. И его отец был жил там и дед, и прадед. Шесть поколений назад его предок был принят в Братство. Он смог дослужиться до сержанта, и вместе с этим званием заполучить и право на кусок земли в окрестностях Вилладуна. Это сегодня здесь тишь и благодать, а во время прапрапрадедушки Гарда здесь находилось небольшое командорство Смелых, до которого нередко докатывались боевые фирды элуров. Как подозревал Толд, этот Гард Бройд был и сам наполовину эрулом, а может даже и полностью. Такие перебежчики из Альянса были во все времена. Кровная месть, долги или же просто жажда приключений выталкивали элурскую молодежь из родных фольков на юг, в богатую Торнию. Братство нередко принимало таких молодых шалопаев в свои ряды, формируя из них наемные отряды. Те, кто выживал в первый год, могли в случае удачи даже стать элурпольерами, то есть возглавить наемные отряды, состоящие из соотечественников и местных уроженцев. Этому Гарду, пусть земля ему будет пухом, несказанно повезло. Он сумел получить недоступное наемнику звание сержанта. Какими путями семейные предания умалчивали, но его потомок предполагал, что такому карьерному взлету поспособствовал красный Дар. Едва ли большой, но именно благодаря ему, местный командор ходатайствовал перед Магистром о присвоении северянину звания собрата-сержанта. Отслужив положенные пятнадцать лет, Гард Бройд вышел в отставку, получив земельный надел, положивший начало семейной ферме. Титула тана для отставных сержантов не полагался, но размер полученной земли оказался вполне достаточным, чтобы привлечь к немолодому уже ветерану взоры местных незамужних девиц. В результате непродолжительной осады Зеленую Долину, а заодно и ее моложавого хозяина прибрала к своим рукам самая энергичная и напористая из них. Она же стала прародительницей весьма разветвившегося за последние двести лет пограничного клана до сих пор выделявшегося среди преимущественно темноволосых торнийцев белокуростью и богатырской статью. Впрочем, здесь в Приграничье этим ни кого не удивишь. Здесь в каждом втором семействе имелись тайные или явные элурские корни.

— Скажи, пусть работники гонят коров. И пойди, проверь, как там с птицей и свиньями. Покормлены ли? Сама сходи, не ленись.

— Да мне и не сложно. — Дая повернулась и, покачивая широким задом, вышла из комнаты.

— Проверишь, приходи обратно. Слышишь?

— Я еще подумаю — послышалось снизу грудной, все еще волновавший его мужское естество смех.

— Вот чертовка, — усмехнулся мэтр. — Он встал с кровати и со скрипом потянулся. Давно разменяв седьмой десяток, он продолжал оставаться еще крепким и здоровым мужчиной. Впрочем, никого это не удивляло. Все красные отличаются отменным здоровьем. Отец, помниться, был безумно рад, когда в ходе Ритуала выяснилось, что он отмечен Даром Младшего. Прижимистый, как и все окрестные фермеры, старший Бройд тогда устроил роскошный пир для всех соседей, расхваливая на все лады своего среднего сына. Он всегда был везунчиком. Довелось ему родиться не в Приграничье, тянул бы до старости лямку стражника или солдата. А так его Патроном стал сам мистарский командор сьер Элхард Фридлон. Его Дар был невелик, но, как и в случае с далеким предком он оказался достаточным, чтобы получить не только сержантское звание, но и приличный земельный надел недалеко от родовой фермы. Он выжил в добрых двух десятках сражений. Были среди них и мелкие стычки и большие битвы, когда на поле боя оказывалось тысячи воинов с каждой стороны. И не просто остался в живых, а прошел весь путь без серьезных последствий. Дюжина шрамов, щедро раскинутых по всему телу, да отрубленный мизинец не в счет.

— Ты Толд родился в рубашке, — любила говаривать покойная матушка. В отставку он вышел, как только отслужил положенный срок. А через двенадцать лет случилась эта заварушка с Матрэлами. Бройд поморщился, вспоминая седую голову своего Патрона, выставленную вместе с шестью десятками таких же упрямцев на стенах Мистара. Почти все его друзья, оставшиеся на службе, отказались приносить присягу канцлеру и вливаться в ряды Стражей. Так что этот жирный подонок смог разжиться лишь отрядами наемников, да немногочисленными оруженосцами и сержантами из числа клятвопреступников. Их и сейчас поминают недобрым словом на границе. Мэтр сплюнул на пол подкатившую к горлу желчь. Как знать, продолжай он служить, возможно, и его голова стояла бы между каменных зубцов северной столицы. Но за то время, что сержант Толд Бройд оставил Смелых, он не только успел обзавестись тремя прелестными дочерьми, но и изрядно остыть в своей преданности идеалам Братства. Разумеется, не все здешние ветераны были осторожны в своих словах и поступках как он. Немало из них, особенно отставных рыцарей, поплатилось за свои крамольные речи, тюремным заключением, а то и головой. Самых беспокойных и преданных Младшим Владыкам, как потом понял Бройд, изолировали заранее. Впрочем, пересажать всех нелояльных Голдуенам местных землевладельцев было невозможно. Слишком многие из них, здесь на севере, как и на еще более беспокойном юге были связаны с Матрэлами тысячами нитей, являясь их сервиторами, родственниками или вассалами. Но время было тревожное. То чем всегда гордились, считая великой наградой и милостью от Триединых — Дар Младшего и принадлежность к Братству внезапно стали чем-то постыдным и непристойным. Бройд тяжело задышал и заворочился. Гнев душил, поднимаясь к горлу тяжелыми толчками и заставляя сердце гулко стучать о ребра. «Его не тронули. Его, мать твою, не тронули». Подвернувшийся под руку кубок отлетел в сторону, гулко стуча по дощатому полу. «Ээээх». За ним, конечно, незаметно присматривали, но, ни чего не обнаружив, в итоге отстали. Он был взбешен расправой над Магистром и его сыном, но собственная жизнь и благополучие родных оказалась для него дороже. Важнее чести и долга. Бройдон зажмурился до боли в веках.

— Я уже поднимаюсь, — по лестнице послышались легкие шаги Даи. — Я всех отослала, так что нам никто не помешает.

Мэтр тряхнул гривой седых волос, отгоняя тяжелые воспоминания. Он распахнул дверь и улыбнулся, предвкушая предстоящее удовольствие. Раскрыл руки и… волна ярости заставила его отступить в глубь комнаты, согнуться и зарычать. Подзабытый Зов Владыки вливался раскаленным потоком в глотку, распирая грудь и выжигая внутренности. Беззвучно крича, Бройд поднял голову и увидел широко раскрытые глаза служанки. Она смотрела на него с ужасом, прижав ладони к лицу.

— Он здесь, — отставной сержант надрывно захрипел, выплевывая каждое слово. — Мой Повелитель вернулся.

* * *

В эту ночь главный корокоттарь Руфус Тэймер не спал вообще. Его помощники уже видели девятый сон, а он в который раз проверял своих беспокойных подопечных. До последнего с ним был лишь старший сын, которому он надеялся передать свою должность. Однако недавно он и его отправил в постель. «Пусть поспит. Бедный мальчик, совсем вымотался», — нежностью подумал мэтр. — «Он бесконечно любит этих чудовищ, которые едва глядят на него. Мы для них лишь безгласные поставщики еды, которых они терпят. Сможет ли он стать тем, кем хочет?» — Движением головы он отогнал ненужные мысли. О будущем Полди он подумает в другой раз. Сегодня на это нет времени. Этот день не заладился еще с утра. Уже во время утренней кормежки корокотты волновались, грызлись между собой. Доминантная самка едва не задрала молодого самца, которому ненароком покосился на ее кость. Точнее на тот бараний мосол, что она оставила детенышам. Мэтр Тэймер привстал на цыпочки и заглянул в зарешеченное толстыми железными прутьями окошко, больше напоминавшее амбразуру. Ни чего не изменилось. Покрытая короткой, песочного цвета шерстью доминантная самка продолжала стоять в центре вольера для детенышей. По грудь высокому мужчине она на пол ладони возвышалась над обступившими её со всех сторон сестрами. Громадные черно-серые самцы сидели поодаль, изредка встревожено порыкивая друг на друга.

— Тише Гроза, тише. — Завораживавшие кроваво-красные глаза, без какого либо намека на зрачки метнулись к окошку. Самка хрипло зарычала, хлеща тонким, коротким хвостом по пятнистой шкуре. — Что с тобой происходит? Успокойся, — мэтр Тэймер пытался говорить ласково и терпеливо. Но с корокоттами такой номер не пройдет. Словами их не утихомирить. Слишком умные, неукротимые и безжалостные. Долгоживущие и не испытывающие ни к кому привязанности, кроме потомков Младшего. Доброта и мягкость для них, что тряпка для быка. И еще страх. Главный корокоттарь вздохнул и привычно пошел проверить замок на двери из каменного дуба, обитую толстыми железными полосами. Говорят, нет в этом мире ни чего, что устояло бы перед челюстями этих жутких созданий, способных дробить камень и разрывать сталь. Руфус Тэймер в подобные небылицы не верил, но про невероятную силу пасти, открывавшейся почти параллельно длинному, бугристому черепу, знал не понаслышке. Сегодня корокотты волновались, будто предчувствовали что-то недоступное простому человеческому сознанию. Последний раз он видел такую тревогу у своих питомцев накануне ареста Матрэлов. Тогда их было так же невозможно успокоить. Корокотты и в лучшие времена не отличались мирным нравом. Лишь присутствие Магистра и Первого Рыцаря полностью меняло неугомонных и кровожадных созданий, которые моментально становились заискивающими и послушными. Они ластились, жались к ногам Младшего Владыки и его сына, разевая свои страшные пасти лишь в надежде лизнуть, даже не руку, а пыльный сапог своих Повелителей. Одного движения бровей хватало, чтобы свирепая доминантная самка ползала на брюхе, умильно поднимая морду и тыча холодным носом в жесткую ладонь.

Заключение под стражу Матрэлов стало шоком для сотен слуг, обслуживавших обитателей Железной Твердыни. Ни кто не знал, что происходит. Слухи, один тревожнее другого множились каждый день. Наконец, спустя неделю всю прислугу замка собрали во дворе и объявили о раскрытии заговора. Маленький человек в черной одежде пытливо расспрашивал всех о том, знали ли они готовящемся Магистром перевороте. Были ли они в курсе его планов по устранению императора? Разумеется, никто ни чего не знал. Заговоры, интриги, комплоты и восстания всегда происходили в высоких сферах. Это был удел знати, маленьких людей в них не посвящали. Поэтому от них быстро отстали. Впрочем, отца вместе с кастеляном Железной Твердыни еще не раз вызывали допросы, откуда он возвращался задумчивым и молчаливым. Мать ни о чем его не спрашивала. С того дня старший Тэймер сильно изменился. Прежде всегда спокойный и рассудительный, он стал раздражительным и нервным. Не прибавляли спокойствия отцу и оставшиеся на его попечении корокотты. Настроения своего Повелителя они всегда улавливали очень чутко. Поэтому неудивительно, что с момента ареста Его Смелости они впали в настоящую ярость. Гнев запертого в каменное узилище Младшего Владыки щедрым потоком изливался на стаю, вызывая у нее приступы иступленного бешенства. В течение двух месяцев просторное помещение корокоттарни ходило ходуном. Казалось, что еще одно усилие и громадный, сложенный из мощных валунов загон развалится как карточный домик. Мэтр Тэймер помнил, как его отец стоял перед каменной стеной, сжимая от бессилия кулаки, не зная, что делать, как успокоить тех, к кому он был искреннее привязан. В памяти навсегда остался нараставший ужас от громких, не смолкавших днем и ночью завываний, так напоминавших человеческие стоны и крики.

И вот настал день, когда корокотты окончательно обезумели. По словам отца, подобное он видел лишь однажды,когда скончался Магистр Мейнард. Но тогда Владыка Норбер быстро успокоил корокотт. Однако после его ареста это сделать было уже некому. Они оказывались от еды. Извивались в буйных припадках ярости. Саблевидные зубы выгрызали огромные куски дерева внутренних перегородок, царапали камень наружных стен. Огромная, окованная железом дверь, ведущая в глубь корокоттарни, трещала под натиском бросавшихся на нее десятков тел. Еще немного и она бы не устояла. Без Младшего Владыки с корокоттами не справится — это понимали все. Отец был вынужден сообщить о происходившем канцлеру. В тот же день, по приказу императора, прибыло несколько сот Стражей, закованных в кольчуги с головы до ног, вооруженных боевыми молотами и арбалетами. Всех оставшихся, немногочисленных обитателей Железной Твердыни для их же безопасности переправили в главный зал донжона.

Предстояла бойня. Немолодой капитан отдавал отрывистые приказы. Неожиданно тесные ряды солдат раздвинулись, пропуская молодую девушку, почти девчонку. Она подскочила к капитану и принялась ему что-то доказывать. Мэтр Тэймер, довольно хмыкнул. Она уже тогда ему понравилась. Огненно рыжие волосы, зеленый плащ, изумрудного цвета глаза. Удивительно, что он ее не признал. А вот отец, стоя перед узким окном на втором этаже главной башни, сразу же узнавающе охнул, — Что она здесь делает? — Он тогда спросил, кто она такая, почему капитан так низко поклонился, а все солдаты встали на колени. Отец не отвечал, прижимая лицо к окошку. Безумная надежда светилась в его глазах. А девчушка продолжала говорить, махала руками, а потом, внезапно повернувшись капитану спиной, зашагала в сторону двери, которая, казалось, вот-вот рухнет и лавина страшных зубов и когтей сметет всех, кто стоял во дворе замка. Он никогда не отличался высоким ростом, а шестнадцать лет и подавно. Приходилось вытягиваться, чтобы увидеть хотя бы часть того, что происходило внизу. Он видел, как капитан хотел схватить девчонку за широкий рукав бледно-зеленого платья, но в последний момент не решился. Так он и застыл в нелепой, неподобающей для седобородого ветерана позе с протянутой рукой в сторону удаляющейся маленькой фигурки.

— Что она делает? — отец побледнел так, что он испугался, как бы его не схватил удар. — Корокттты же разорвут ее.

В этот момент доска на двери треснула и в образовавшуюся щель просунулась лязгающая зубами морда. С нее капала слюна вперемежку с кровью. Жуткий вой огласил окрестности. Затрещало снова, потом еще, и дверь не выдержала. Ее остатки гулко падали на каменную дорожку, ведущую к донжону, а в образовавшуюся щель уже просунулась серо-коричневое, в полоску тело. Он узнал доминантную самку. Хотелось крикнуть, — Спасайся! Беги дурочка!!! — Но рот будто заклеили, а язык прилип к гортани. Он взглянул на отца. У того буквально волосы стояли дыбом, тело дрожало, а побледневшие губы шептали слова молитвы Триединым. Седой капитан вскинул арбалет.

— Не стрелять, — пронзительный крик разнесся по всему двору. — Я приказываю всем молчать и не двигаться. — Девчонка раскинула руки, с ужасом глядя на несущуюся ей навстречу воюющую смерть. Вслед за вожаком в постоянно расширявшуюся щель, которая уже напоминала темный, шевелящийся провал, протискивались все новые и новые корокотты. Доминантная самка, на мгновение остановившись, издала торжествующий рев, от которого кровь застыла в жилах. Руфус Тэймер прекрасно помнил те чувства, что обуревали его тогда. Страх, паника, ужас и давящее чувство безысходности. Разинув пасть, вожак стремительно неслась к своей беззащитной жертве. Он закрыл глаза не желая видеть разорванное в клочки тело. По щекам потекли невольные слезы. Удар сердца, еще один, еще. Отец рядом замычал и сжал его руку. Он приоткрыл глаза, и сквозь пелену слез увидел невиданную, фантастическую картину. Она и сейчас, спустя шестнадцать лет стояла у мэтра перед глазами.

В центре огромного круга из доброй сотни огромных тел стояла все та же медноволосая девчонка. А корокотты?! Все они лежали рядом в позе подчинения, поджав хвосты и уткнув носы в передние лапы. Доминантная самка, елозя брюхом пыль, пыталась подползти поближе. Девушка наклонилась и погладила ее за маленькими острыми ушами. Никогда не знавшая подобной ласки вожак перевернулась на спину и заурчала. Это горловое ворчание, к которому сразу же присоединилась вся стая, заполнила обширное пространство замкового двора, навязчиво влезая в уши незнакомым доселе звуком. В нем слышалось столько любви, признательности и верности, что у Руфуса тогда запершило в горле и в глазах вновь навернулись слезы. Огромный самец, в котором он узнал злобного и мстительного Забияку, решил воспользоваться случаем, подползти поближе и получить свою порцию ласки. Мгновенно обернувшаяся самка предостерегающе щелкнула зубами.

— Не смей, — звонкий девичий голос сразу же заставил Грозу послушно опустить морду вниз. — Он тоже хочет, что бы его погладили. — Довольный самец, кося багровым глазом на грозно ворчавшую самку, подполз еще ближе и замер, когда маленькие пальчики почесали ему загривок.

— Этого не может быть! Это невозможно! — лицо отца было белым как свежевыпавший снег. — Они не могут ее слушаться. В ней нет ни капли крови Младших Владык. — Он заломил руки. — Ни одной, даже крошечной.

— Кто она отец? — Мэтр Тэймер ухмыльнулся, вспоминая свое тогдашнее волнение. — Может это дочь мессы Аделинды?

Отец, хотя и оставался еще бледным, быстро успокоился. Он рассеяно покачал головой, задумался и довольно хмыкнул. — Пойдем сынок, кажется, у нас появилась новая Госпожа.

Глава 22

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Ракта

«По столице уже давно ходят слухи, что после смерти Владыки Норбера Триединые отвернулись от чад своих и более не желают одаривать их своей Милостью…».

Дневник табарского горожанина Зима 1324 г.

— Отец Мартин! — Густой, раскатистый голос настойчиво вытаскивал из сладких объятий сна. — Отче просыпайтесь, пора уже — бас отца Йона зазвучал уже прямо над ухом, отскакивая от низких сводов маленькой комнатки исповедальни.

Отец Мартин приоткрыл один глаз и улыбнулся. — Я и не сплю дружище. Так, прикорнул чуток. — Невысокой и худой он выглядел полной противоположностью толстощекому и бочкообразному пономарю. — Уже собрались? — Он понимающе кивнул, и устало прикрыл глаза.

— С утра уже ждут. — Отец Йон с неудовольствием взглянул на настоятеля главного храма Ракты. Темные круги под глазами и обильная седина делали отца Мартина заметно старше своих сорока пяти.

— Вам бы поспать подольше.

Отец Мартин прижал ладони к глазам и шумно выдохнул. — Успеется. — Он рывком поднялся с кресла, пригладил коротко стриженные волосы и повернулся к своему шумному собеседнику.

— Говоришь, много народу?

— Порядочно. Одних претендентов три десятка. А с родственниками и знакомыми под полтысячи наберется. — Толстяк жизнерадостно захихикал, хотя его глаза оставались серьезными. — Все надеются, что теперь-то Ритуал пройдет успешно, тем более, что среди ребятни есть несколько многообещающих.

— Ты говорил это много раз? — тихо сказал отец Мартин.

Пономарь медленно почесал окладистую, со щедрой проседью бороду. — Уверен, что сегодня непременно получится. Среди ребят есть парочка таких, что без всякого Ритуала понятно — толк из них будет. — Он принялся обстоятельно рассказывать про юных претендентов, особенно выделяя Клоса Майли, сына местного торговца тканями.

— Мне о нем уже говорили, — нехотя заметил настоятель. — На пошлой неделе заходил его отец и туманно намекал, что в случае успеха он для храма не поскупится.

— Этот пройдоха уверен, что за мзду его семейству и Дар достанется, — возмущенно крякнул пономарь. — Старый дурень, только разозлит Триединых, а его обожаемый сынок останется на бобах.

— Я исповедовал Клоса пару раз. — Отец Мартин задумчиво мерил шагами небольшое помещение. — Он оставил впечатление, — настоятель слегка запнулся, — весьма благоразумного юноши.

— Мальчишка, в самом деле, умен и на редкость рассудителен. К нему прислушиваются даже его хитроумный папаша. — Отец Йон последовательно загибал короткие, толстые пальцы. — Думаю, у него есть все шансы. К тому же он голубоглазый, — заключил он.

— У будущего фиолетового до Ритуала могут быть глаза любого цвета, — возразил настоятель.

— У курицы, то же есть крылья, но она не летает. — Дородный пономарь громко рассмеялся. — Кареглазый претендент на фиолетовый Дар — это, это, — он нетерпеливо дернул себя за бороду — как голубоглазый красный.

Отец Мартин поморщился. — Подобные аналогии едва ли уместны. Выбор Триедиными неофитов скрыт от нас. Черноволосый может стать обладателем Милости Средней, а Дар Младшего проснуться в зеленоглазом. Дар может пробудиться в любом, в независимости от его внешности. О предрасположенности к нему мы можем судить лишь по косвенным признакам.

— И, тем не менее, цвет глаз один из них, — упрямо пробурчал отец Йон.

Настоятель не стал спорить, — Пусть будет так. Через несколько минут я спущусь в Зал Ритуала.

— Уверен, что на этот раз повезет хотя бы юному Майли, — категорично заявил отец Йон. — В прошлый раз Мейс Бойл был сам не свой. Я встретил его недавно, он до сих пор не придет в себя, хотя с того Ритуала прошло три года.

— «Ни кому не повезет. Ни сегодня, ни в следующий раз», — отец Мартин до боли зажмурил глаза, но заставил себя улыбнуться и обнадеживающе кивнуть. — Я то же надеюсь дружище, очень надеюсь.

— Ну, я пошел. Буду Вас в Зале дожидаться. — Уже дойдя до порога, пономарь вдруг звучно стукнул себя по лбу и вновь раскатисто рассмеялся. — Совсем забыл, там Вас мэтр Рордорф дожидается. — В этот момент отец Йон уже закрывал дощатую дверь, и потому не увидел, как заходили желваки на скулах настоятеля.

* * *

— Я больше не буду прикрывать Вас, — острая, клинышком бородка настоятеля дрожала от возмущения. — В прошлый раз Вы говорили, что просите об этой услуге в последний раз.

— Прошу Вас успокойтесь. — Его собеседник примиряющее поднял небольшие, пухлые ладони. — Не стоит так беспокоится из-за пустяков. — Улыбка казалась приклеенной к тонким губам.

— Пустяков! — взвился настоятель. — Да если кто-то узнает о том, что я делаю…, - он не договорил, а горестно застонал и рухнул на стоявшее рядом кресло.

— Именно пустяков, — крючконосое лицо мэтра Рордорфа продолжало источать фальшивую любезность. — Ни кто, никогда ни о чем не догадается. Ваши отчеты идут напрямую человеку, который может прикрыть кого угодно и что угодно.

— Я не знаю, на кого Вы работаете. — Отец Мартин обхватил голову руками и замотал ею из стороны в сторону. — На Кольцо, Гарено или даже самого канцлера, но то, что Вы заставляете делать меня — это государственное преступление. Но я отвечу за него не только перед судом человеческим. — Пальцы настоятеля непроизвольно сотворили знак Триединых.

— Как же с Вами зелеными сложно, — глава тайной полиции Ракты уже не улыбался. — Сколько ненужного пафоса и душевных терзаний на пустом месте. — Тонкий перстень, с крупным аметистом согласно сверкнул. — Я сколько раз говорил, что Вам ни чего не грозит. Ни Вам, ни Вашим близким, — последние слова он произнес с особым нажимом, многозначительно поглядывая на разгорячившегося служителя Ордена.

Отец Мартин как-то сразу сжался и стал казаться еще меньше. — Вы обещали, — болотно-зеленые глаза предательски заблестели. — Вы дали слово, что семью моей сестры наши дела ни как не коснуться.

— Разумеется, — бледные губы снова изогнулись. — Три месяца назад Ваша прелестная племянница, — Хард Рордорф выразительно причмокнул, — вышла замуж за Симона Волрича. Тоже, кстати, очень милого юношу. И Вы же, конечно, хотите, чтобы контора его отца по-прежнему процветала? Не так ли? — Мэтр Рордорф уже не скрывал угрожающих ноток в своем голосе. Он подошел вплотную к настоятелю, стараясь поймать ускользавший взгляд. — И для этого Вы Отче будете делать все, что я Вам скажу. Все! Вам понятно?

— Что Вы хотите на этот раз? — Отец Мартин совсем пал духом.

— Того же, что и в прошлый. — Голубые глаза смотрели безжалостно и равнодушно. — Я слышал, что сыну мэтра Майли прочат большое будущее. Полагаю, что если в Вашем отчете Вы укажите, что Милость Старшего коснулась этого многообещающего молодого человека, ни чего страшного не произойдет. Согласитесь — это пустяшная услуга, ни чего Вам не стоящая.

— Кроме моей души, что прямиком отправится в объятия Падшего. — На лице настоятеля читалась невыразимые скорбь и отчаяние. — Я обманываю не только Её Милосердие. Я совершаю святотатство и оскорбляю Триединых.

— Не повторяйтесь, — мэтр Рордорф понимал, что его собеседник уже сдался, и потому старался не слишком на него давить. — Пути Триединых неисповедимы. Кто знает, может быть, к Вам меня направило провидение.

Отец Мартин горько усмехнулся. — Едва ли к Вашему визиту мэтр причастны Триединые. Скорее уж это воля Четвертого. — Негромкий смех заставил его поморщится. — Ну, в таком случае Падший играет на правой стороне.

* * *

Клос Майли волновался. Хотя нет. Его мутило так, что он был готов проблеваться прямо на пороге древнего храма. Ракта был большим торговым городом и мнение здешних купцов значило немало. Отец наверняка постарался переговорить перед Ритуалом с местным настоятелем или даже с кем-то позначительнее. Поэтому он должен быт спокоен. Он будущий фиолетовый, а рассудок должен заменить ему чувства. Юноша истерично хихикнул.

— Сын мой, что случилось? — мягкая улыбка на лице низкорослого священника совершенно не вязалась с мрачной атмосферой. — Все будет в порядке, тебе нечего волноваться. — Подойдя вплотную к высокому, плотному подростку, отец Мартин поднял голову, вглядываясь в напряженное, со светлым пушком на щеках лицо. — «В других обстоятельствах у него были бы неплохие шансы».

— Я и не волнуюсь, — голубые глаза равнодушно глядели в сторону большой статуи Старшего. — Ни капельки Отче.

— Хорошо юный Майли. Такой настрой перед Ритуалом — это очень хорошо. А вот я с утра не нахожу себе места. — Застенчивая улыбка блуждала по худому лицу настоятеля. — Твой отец заходил ко мне, и мы с ним о многом говорили. Лицо мальчика было непроницаемо.

«Ни кто так не умеет прятать свои чувства как фиолетовые», — отец Мартин печально вздохнул и направился к небольшому алтарю. — Отец Йон, прошу тебя. — Пономарь вытащил из чистой тряпицы тонкий, длинный нож. — Приготовься дитя мое, — эта часть Ритуала никогда не нравилась отцу Мартину, но что поделать, если Триединым нужна кровь будущих неофитов. — Он поднес ланцет и быстрым, тренированным движением проткнул выступившую на локтевом сгибе голубую вену. Пономарь проворно поднес глиняную миску. — Через пару мгновений изумрудно-зеленая глазурованная емкость наполнилась кровью на четверть. — Достаточно, — тонкие пальцы поднесли к ранке смоченный в уксусе комок корпии. Юноша сморщился. — Потерпи и согни руку в локте. — Отец Мартин разогнулся и посмотрел на набившихся в Зал Ритуала людей. «Сегодня будет долгий день».

— Мы начнем с обретения красного Дара, — тихо произнес настоятель, заметив тень недовольства, пробежавшую по лицу Гундера Майли — высокого, всегда хмурого главы гильдии торговцев тканями. Милость Младшего давно уже не воспринималась как великая награда. После раскрытия заговора Матрэлов правительство многое сделало, чтобы запятнать и опорочить их приверженцев. Многие влиятельные красные и не только члены Братства были отправлены в изгнание или даже казнены. Даже здесь на юге, где Младшие Владыки всегда пользовались непререкаемым авторитетом и огромным влиянием, партия красных давно уже перестала на что-то влиять. Впрочем, просителей и жалобщиков у самого воинственного из Триединых ни сколько не уменьшилось. Пожалуй, даже увеличилось. «Уж слишком в беспокойные времена мы живем», — напомнил сам себе отец Мартин. Он снова покосился на старшего Майли, который на глазах мрачнел, и в своих темных одеждах все больше напоминал общипанного ворона. — Так всегда было принято, — извиняющее пробормотал настоятель и направился к огромной, каменной фигуре Младшего. Статуи Триединых изготавливались разными мастерами, но неизвестный скульптор, изваявший посланцев Неназываемого в главном святилище Ракты был выдающимся мастером. Молодое, безусое лицо, казалось живым, несмотря на паутину трещин, разошедшихся бесчисленными нитями по потемневшему от времени мрамору. Жесткая ухмылка приподняла концы полных, четко очерченных губ. Согласно традиции, Младший всегда изображался с оружием. В храме Ракты он стоял, облокотившись на длинное копье и кривым традиционным для аэрсов коротким мечом.

Взяв из рук подскочившего отца Йона миску, отец Мартин вылил часть крови Клоса Майли в большую каменную чашу. Сделанная цельного куска яшмы, цвета парной говядины она стояла прямо перед статуей Младшего. — Яви Милость детям своим. — И тут же за спиной раздалось многоголосым эхом: — Яви Милость детям своим. — Сотни пришедших сегодня в храм людей ждали чуда. Конечно, и во времена его молодости нередко все пришедшие на Ритуал претенденты уходили ни с чем. Но что бы за восемь лет и не одного неофита!? Такого еще не бывало. Он уже давно перестал размышлять о причинах происходившего несчастья. Нет, скорее катастрофы. А после того, как к нему с необычным предложением пожаловал мэтр Рордорф, запретил даже думать об этом. Ради себя и своих близких. Он не красный, чтобы лезть напролом, не страшась ни кого и ни чего. Лишь иногда украдкой задумывался о том, происходит ли что-то подобное в других городах Торнии и знает ли об этом Её Милосердие? Несмотря на царившую в храме духоту, настоятелю стало холодно. Он поежился. «Хватит рассусоливать», — одернул себя отец Мартин. Он в последний раз пробормотал скороговоркой: — Яви Милость детям своим. — И после того как затих отголосок общего хора повернулся к юноше. Делать скорбное лицо было не нужно. Клос старался не выдать своего облегчения, но это ему мало удавалось.

— Младший отказал тебе в своей Милости.

Статуя Средней была ниже всех и стояла по правую руку от Старшего. Скульптор попытался передать чувства любви и сострадания на миловидном лице и, по мнению отца Мартина, ему это прекрасно удалось. Женщина без возраста печально взирала с высоты в три человеческих роста на склоненные головы собравшихся. Ей можно было дать и двадцать и сорок лет. «Самая прекрасная женщина без возраста», — поправил он себя. Настоятель осторожно вылил треть постепенно свертывавшейся крови в нефритовую чашу. Парнишка явно не зеленый, но кто его знает. «Хватит, глупо надеяться», — он встретился с глазами мэтра Рордорфа, который в ответ холодно улыбнулся. Стиснув зубы, отец Мартин завел привычное: — Яви Милость детям своим. Средняя ожидаемо молчала. Клос Майли плотно сжав губы, стоял рядом. Отцу Мартину безумно захотелось утешать юношу. «Тебя ждет еще одно разочарование, и оно будет очень серьезным. Надеюсь, все же не самым большим в твоей жизни». — Он удержался от порыва и еле слышно произнес: — Остался Старший. Возможно, ты обретешь фиолетовый Дар. «Он не примет тебя, как и до этого не приняли Средняя и Младший». — Отец Мартин чуть не завыл от отчаяния. Не глядя, он выплеснул остатки крови перед статуей Старшего. Отвернувшись и зажмурив глаза, настоятель громким речитативом начал: — Яви Милость детям своим. — Хотелось верить, что печаль и уныние в его душе не слишком заметны в интонации голоса. Он выпрямился, сжал кулаки и почти пропел: — Яви Милость детям своим! Яви!

— Наконец то, — выдохнул стоявший рядом отец Йост. — Слава Триединым.

— Что? — настоятель повернулся к небольшому возвышению, на котором была установлена круглая фиала из чароита. Кровь в ней кипела и дымилась, а глаза неподвижно застывшего Клоса Майли окрасились в светло-фиолетовый цвет. Отец Мартин громко всхлипнул. Слезы непроизвольно покатились по его щекам. Он привалился к постаменту статуи и уже не стесняясь, навзрыд заплакал.

— Ну же, ну же. Что Вы так расклеились? — рядом неловко топтался отец Йост. — Нам еще тут возиться до самого вечера, — он заговорщически подмигнул, окатив настоятеля тяжелым запахом пива и чеснока.

В храме не смолкал удивленный гомон. К сыну спешил счастливый Гундер Майли. С другой стороны к новому фиолетовому проталкивался Хард Рордорф безуспешно пытавшийся под маской безразличия скрыть свое немалое удивление. Оттолкнув стоявшего перед собой полнотелого торговца, с жадным любопытством глядевшего на неофита, мэтр встал около Клоса Майли и поднял руку:

— Как глава Конклава в Ракте и обладатель фиолетового Дара я предлагаю Клосу Майли стать моим сервитором.

— Клос пока не определился, кто будет его Патроном, — вперед выступил старший Майли. — Возможно, он вообще поедет в Табар.

— Тогда Вам стоит поспешить, — глава тайной полиции не пытался скрыть раздражение. — Лишь присягнув Патрону, Ваш сын получит право пользоваться Даром. Со своей стороны я могу предложить юному неофиту свое покровительство.

— В любом случае мы подумаем, — уклонился от прямого ответа Гундер Майли. — Ему явно не хотелось связывать сына какими-либо обязательствами.

«Началось, — с непонятным облегчением подумал отец Мартин. — Он взглянул на встрепенувшегося начальника стражи — седобородого подкапитана, до этого равнодушно следившего за проходившим действом. Настоятель улыбнулся. «Надо будет завтра поговорить с Мейсом Бойлом и предложить ему пройти Ритуал повторно. А то в городском гарнизоне совсем красных не осталось».

Глава 23

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье. Окрестности Вилладуна

«Все аэрсы, что перешли на службу Братства или Союза Стражей должны отказаться от прежнего родового имени и принять в качестве нового — имя До, что в переводе с языка аэрсов означает дважды рожденный…».

Законы Тиана I. Глава XXXI «Об иноземцах на службе империи»

Доминантная самка бежала рысью, огибая поваленные деревья и пробираясь, царапая бока, через густой кустарник. Уже скоро. Алый язык облизнул черно-коричневый нос. «Скорррооо». Самка утробно зарычала. Нетерпение нарастало. День назад она ощутила присутствие Повелителя. Совсем недалеко. Его ярость стала для нее путеводной нитью, за которую она уцепилась зубами и сердцем. Лишь раз в своей жизни, будучи молочным щенком, она чувствовала подобное. Тогда Зов неведомого Повелителя полный бешенного гнева, вызвал смятение в ее маленькой стае. Корокотты всегда терпеливы к детенышам и поэтому, играя с хвостом старой доминантной самки, она не ожидала удара могучей лапы. Он пришелся наискось, но без каких-либо усилий отбросил ее к концу поляны, где отдыхал после удачной охоты их немногочисленный прайд. Обиженно заскулив, она бросилась к материнскому боку, ища защиты и утешения. Однако ее мать — огромная горчичного цвета сука, постоянно бросавшая вызовы вожаку, не обратила на ее жалобный скулеж ни какого внимания, а подняв к небу уродливую морду, лишь тоскливо завыла. А потом Зов докатился и до нее, глупого годовалого последыша. Горе затопило ее маленькое сердце, и она поняла, звериным чутьем осознала, что произошло нечто ужасное. Не останавливаясь ни на мгновение, бегущая корокотта лязгнула зубами. Эти воспоминания душили, сжимали все внутри, заставляя горло выдавливать хриплое рычание. В том Зове чувствовалась страшная ярость, чудовищная боль, безумная ненависть. Корокотта гневно завыла, заставляя лесных обитателей прятаться в норах, испуганно вжиматься в молодую весеннюю траву. Тот Зов она запомнила навсегда. Повелитель, что испустил его, не просил о помощи, а лишь в бессильной ярости излил в окружавшее пространство свою безмерную боль.

Внезапно остановившись, корокотта принюхалась. Пахло людьми, домашней скотиной, дымом и чем-то еще незнакомым и неприятным. Багровые немигающие глаза уставились в светлеющий горизонт. Лес остался позади. Это было ее царство, понятное, знакомое, исхоженное вдоль и поперек. Но теперь оно закончилось и дальше начиналось нечто неизведанное, где леса были давно вырублены, а место вековых деревьев заняли людские жилища. Самка недовольно оскалилась, зевнула и легла, вытянув длинные передние лапы. Людей она не любила. Ее сородичи, чье присутствие она постоянно ощущала, жили среди этих мягкотелых двуногих где-то там, на юге в огромной каменной норе. Это был их выбор. Они поступились свободой ради того, что бы быть рядом с Ним. И теперь жили среди людей, служили им, получая взамен пищу и кров. Дикие корокотты выбрали свободу. Или она их выбрала. Они не видели Повелителя, не касались его, а потому нуждались в нем меньше, чем те, что находились с Ним постоянно рядом. Непроходимые чащи служили им надежным убежищем, где редко рождавшиеся детеныши вырастали, сменяя своих родителей на троне властилинов северных лесов. Жители Приграничья знали о своих свирепых соседях, почитая и страшась их. Но корокотты людей не трогали. Сколько раз они проходили мимо нее, собирая ягоды или охотясь на дичь. Слабые и беззащитные двуногие были легкой добычей, но убивать их без причины было нельзя. Это был закон, который соблюдался с незапамятных времен.

Доминантная самка ткнулась носом в траву, улавливая слабые эманации Зова. Ярость, гнев, ненависть. Корокотты впитывала в себя эти сладкие ощущения, выплеснутые ее Повелителем. Он был близко. Совсем рядом. Она посмотрела вниз на человеческие норы, сложенные из камня и дерева. Он был там. Совсем недавно. Повелитель жил там. Все окружающее пространство было заполнено его запахом. Корокотта снова втянула воздух. Еще пахло кровью двуногих. И эту кровь пролил Он. Среди каменных строений ходили какие-то люди, одетые в блестящие одежды. Сердитый рык царапнул горло. Эти мягкотелые были чужими, и от них веяло опасностью. Но она не чувствовала страха. Ярость ее Повелителя баюкала и ласкала. Скоро она его увидит. Осталось недолго.

* * *

Мэтр Бако Ройл смертельно устал и жутко замерз. Он надсадно закашлял и еще плотнее закутался в теплый беличий плащ. Как назло в этой обители не оказалось толкового целителя и простуда, начавшаяся еще в Мистаре, грозила в скором времени окончательно свалить его с ног. Мэтр раздраженно сплюнул на землю и тихо выругался. Неприятности начались еще в пути, хотя, прочитав письмо от канцлера, с настоятельным приказом немедленно отправится в Вилладун, он посчитал дело пустячным и явно нестоящим столь высокого внимания. Тем не менее, интуиция фиолетового подсказывала, что предстоящая поездка будет не легкой. К сожалению, неприятные предчувствия не замедлили начать сбываться. Недалеко от обители их накрыл Зов, став началом череды напастей. В итоге, вместо непринужденной прогулки по северным окраинам, он вляпался в расследование тяжкого преступления. Мэтра пробил озноб и он, пытаясь согреться, сильнее натянул теплую войлочную шапку. Размеренная иноходь коня усыпляла, однако тревожные мысли не давали всаднику задремать, вызывая холодные мурашки похлеще любой простуды. — «О случившемся следует немедленно сообщить канцлеру. Даже если делать это придется через голову мэтра Гарено. Немедленно!» Мысленно Бойл уже составил доклад, в котором были отражены лишь сухие факты. Только факты, потому что свои предположения он оставит при себе. Мэтр закусил нижнюю губу. Эти догадки туманили и без того разгоряченное сознание. Он пришпорил коня, отправив того в галоп. «Быстрее, нужно поскорее добраться до Мистара и отправить курьера мессиру».

В то утро мэтр проснулся от легких толчков. Над ним склонилось широкое лицо Гейна Биго — грубое и шершавое, как куртка из буйволиной кожи. Седая, клочковатая борода щекотала ему ноздри и норовила залезть прямо в глаза.

— Ваша Милость проснитесь, — пожилой стражник осторожно тряс накрытое пушистым плащом плечо.

— Что случилось старина? — мэтр Ройл любил поспать и терпеть не мог, когда его будили даже по важным делам. — Это не могло подождать? — Однако в глазах Гейна он увидел нечто такое, что заставило его мигом забыть о прерванном сне.

— Младший Владыка, Ваша Милость, думаю, он недалеко, — стражник задышал ему в лицо жуткой смесью из чеснока, горелого мяса и кислого пива. — Я его чувствую.

— Ты что, старый хрыч спятил? Перепил вчера? — Он махнул рукой, пытаясь избавится от назойливого внимания. — Нам еще ехать добрых полдня. Иди, отоспись.

Однако железные пальцы вновь схватили его за руку и ощутимо встряхнули. — Вставайте Ваша Милость. Быстрее.

Проклиная все на свете, мэтр Ройл встал. — Что с тобой Гейн? — Он хорошо относился к старому служаке и не хотел из-за такого пустяка как недосмотренный сон портить с ним отношения — Неужели это так срочно?

Да мэтр, — глаза стражника возбужденно горели, — он где-то здесь, недалеко. Я это ощущаю.

— Кто!? — к мэтру вернулось раздражение. — Я и так себя дерьмово чувствую и вместо пары часов доброго сна, вынужден выслушивать твои нелепые бредни.

На лице Биго появилось виноватое выражение. Его Дар был настолько мал, что для него в свое время даже не нашлось Патрона. Сдержанный и немногословный он совсем был не похож на вспыльчивых и порывистых красных. Поэтому вместо теплого места где-нибудь в столице, его сослали в эту северную глушь. Будучи начальником городской стражи Вилладуна он вызвался сопроводить их до обители Ордена, расположенной в одном дне пути от давшего ей имя городка.

Мэтр Ройл встряхнул головой, избавляясь от остатков сонливости и похлопав Биго по плечу, ободряюще улыбнулся — Что там стряслось? Рассказывай.

— Я почувствовал Зов. Глаза Гейна налились кровью и были готовы выскочить из орбит. — Мы красные, — он горделиво стукнул себя в грудь, — чувствуем Зов наших Владык. — Биго тут же замолк, понимая, что вступил на скользкий путь. Тихо вздохнул и уже спокойнее продолжил: — Ваша Милость, я уверен это был Младший Владыка. Хотя, — он запустил пятерню в еще густые подстриженные под горшок волосы, — что-то в нем было непривычное, непонятное.

— О чем ты говоришь? Какой Младший Владыка? Что за Зов? — мэтр потянулся, громко зевнул. — Всё. Хватит нести вздор. Кстати, где Ай-До?

— Вы еще спали, как он уехал. Сказал, что хочет сам все посмотреть, пока мы всё там не истопчем.

Мэтр выругался, досадуя на слишком независимый характер своего ищейки. — Ладно, буди людей, и трогаемся. И вот еще, по пути не вздумай болтать лишнего.

Гейн обиженно отвернулся и, недовольно бурча под нос, отправился тушить костер. Недоверие мэтра его задело. Он подошел к тлевшим поленьям и снял штаны и долго мочился. Затем зажал большим пальцем левую ноздрю и звучно высморкался. Зов не давал ему покоя, будоражил, вызывая неведомые доселе чувства. Он всегда с недоверием слышал рассказы о том, что Зов Младших Владык действовал на красных как наркотик, опьяняя гневом и возбуждая неистовую ярость. И вот он впервые почувствовал красный Зов. Да еще как. Никогда ему не доводилось ощущать ни чего подобного. Из-за ничтожного Дара Зов Матрэлов до него докатывался неясным эхом, смутным ощущением сопричастности к чему-то большому и значительному. А тут накатило так, что горло перехватило, а тело бросало то в жар, то в холод. Гейн Биго медленно обтер бороду, и задумчиво глядя на край поднимавшегося солнца, негромко, ни к кому не обращаясь, бросил: — Злобы в нем не было. Вот что.

* * *

Крошечную обитель Ордена Милосердия они увидели издалека. Рядом с главной дорогой, стояло три одноэтажных флигеля, полукругом окружавшие старинное приземистое здание. Мэтр Ройл неприязненно смотрел на открывавшийся вид, который в иных обстоятельствах показался бы ему весьма живописным. У невысокой каменной изгороди стояло несколько пожилых женщин в традиционных для Ордена Милосердия бело-зеленых одеяниях. Недалеко от них бегала стайка ребятишек, для которых случившиеся события стали приятным разнообразием в их монотонной, школярской жизни. Их довольные, полные неуемного любопытства мордашки, резко контрастировали с заплаканными и скорбными лицами сестер. Отдельно от всех стоял высокий мужчина, одетый в потертые доспехи из вареной кожи. Увидев приближающихся всадников, он неторопливо двинулся им навстречу.

— Что тут случилось Ай-До? — В голосе мэтра Ройла присутствовало еле заметное любопытство.

Подошедший ищейка, костлявый и смуглолицый аэрс провел грязным ногтями по заросшей редкой щетиной щеке.

— Пять мертвецов. И всех их убил один человек. Тутошний мальчишка.

Мэтр Ройл удивленно охнул. Он слишком давно знал своего ищейку, чтобы не доверять его опыту.

— Один? Всех?

— Да, — аэрс равнодушно пожал плечами. — Сначала он убил тех двоих, — Ай-До махнул длинной рукой в сторону сада, — затем еще одного, а потом прикончил оставшихся. Они пытались убежать лес. — Он жестко усмехнулся, — Но добежать не успели.

— Ты ни чего не путаешь? — сказанное аэрсом было настолько удивительным, что не укладывалось в голове. Мэтр показал на носившуюся вокруг ребятню. — Один из этих малолеток расправился пятью взрослыми мужчинами?

— Нет. Тот был постарше. Но не намного. Троих он убил голыми руками, — скуластое лицо аэрса ни чего не выражало. — Остальных, их же оружием.

— Кто они? — голова раскалывалась от боли и мысли главы тайной полиции Мистара путались. Горячий пот заливал все тело.

— Судя по всему наемные убийцы. Одного из них я знаю, четверо мне не известны. Думаю залетные птицы.

— Ты кого-то знаешь?! — мэтр Ройл схватил ищейку за руку и потащил к разбросанным на небольшом пространстве внутреннего дворика мертвым телам. — Кого? Говори быстрее.

— Этого я не раз видел в Мистаре. — Ай-До кивнул на крупного мужчину со сломанной шеей. — Его кличут Большой южанин. По слухам, занимается, то есть занимался темными делишками, но то, что он мокрушник я не знал. — Этого, — ищейка показал пальцем на лежавшего навзничь человека, — не видел ни разу.

— Главное, что я видел, — глухо процедил мэтр Ройл. Он внимательно вгляделся в лицо убитого наемника. По роду своей службы он, конечно, знал, кто такой Вигфус Тройф и даже несколько раз через третьих лиц оставлял ему заказы. Этот человек был полезен, поэтому мэтр сквозь пальцы смотрел на его противозаконную деятельность. Наведя о Тройфе справки, он посчитал, что знает достаточно, что бы в нужный момент, когда надобность в этом человеке отпадет, легко от него избавиться.

— Лет двадцать назад многие твои соплеменники были бы счастливы узнать о его смерти. — Бако Ройл посмотрел на улыбающегося мертвеца, сквозь разрубленные ребра которого проглядывали легкие. — Думаю, он верховодил в этой пятерке и единственный знал имя заказчика.

Аэрс лениво взглянул на мертвого главаря. — Он не производит впечатление опасного человека.

— Этот малый был южанином как мы с тобой. И думаю, — Ройл оглушительно чихнул, — он, как и мы, ненавидел этот мерзкий климат. — Вытерев заслезившиеся глаза, мэтр продолжил, — И поверь, в своем деле этот Тройф был хорош.

Ай-До посмотрел на наемного убийцу внимательнее. Затем махнул рукой, отгоняя круживших вокруг, пока еще немногочисленных мух. Глаза Вигфуса Тройфа были широко открыты, а на лице широкой расщелиной застыла умиротворенная улыбка.

— Он умер счастливым, — ищейка склонил голову набок, разглядывая мертвеца.

— О чем ты говоришь? — мэтр Ройл вытер пот со лба. Ему становилось все хуже, и он чувствовал, что долго в таком состоянии не протянет.

— Я умею читать следы, но не заглядывать в души, — аэрс невозмутимо хмыкнул. — Но у этого человека нет печати страданий на лице, хотя он уже, — ищейка кивнул на разрубленную ладонь, — был серьезно ранен. — Он принял смерть с радостью. И это, — аэрс присел на корточки, вглядываясь в синюшное лицо, — очень странно. — Ай-До дотронулся до рассеченной груди, растер пальцами сгусток крови, затем встал и повернулся к мэтру Тройлу. — У него был расстегнут пояс. Думаю, он сделал это сам. Странно все это, — повторил ищейка, — и очень глупо.

Мэтр Ройл не стал говорить, что ему это казалось еще более странным. — Кто еще убит? — Первое удивление прошло, и его голос стал деловит и холоден.

— Отец-настоятель и сестра-экономка. Остальные живы. — Ай-До пренебрежительно махнул в сторону сестер. — Но зеленые дуры ни чего не знают и все время ревут. Только одна держится вроде. Воспитанники остались живы все. Четверо самых маленьких спали и ни чего не видели. Они все здесь и я с ними уже переговорил.

— А где старшие?

— Они жили в отдельном корпусе. — Аэрс указал на самый дальний флигель, — Их тоже было четверо, и среди них находится наш таинственный паренек. Они ушли в лес. На север.

Бако Ройл прикинул сколько прошло времени. Эти подростки должны были уйти недалеко. Он закрыл глаза, прислушиваясь к внутреннему голосу. Все фиолетовые одарены предчуствием, но внутреннее чутье было штукой ненадежной и обманчивой. Мэтр принял решение и шумно выдохнул.

— Пойдешь за ними. Возьми припасов на неделю и в путь. Мальчишки вряд ли ушли далеко. Думаю, ты их вскоре догонишь. — Ройл на мгновение задумался. — Следи за ними и не высовывайся. Если обнаружат, прикинься охотником, не знаю там, наемником или бродячим торговцем. Кем угодно. Главное что бы они поверили, в случайность встречи. Но, — он поднял палец, — сам на них не натыкайся. Если у ребят будут проблемы — помоги. Ты понял?

Ай-До бесстрастно кивнул.

— Меня интересует лишь один из них. Какой, полагаю, ты уже понял. Выясни кто он из этой четверки. Наблюдай за ним. Полагаю, они направились в Мистар, поэтому постарайся переслать мне весточку, до того, как эти детишки придут в город. Если что, гонцов наймешь по пути. Деньги возьми у Гейна.

— Эти северяне могут много запросить.

— А ты не скупись, — мэтр насмешливо фыркнул. — Обещай им, что когда они прибудут в Мистар, получат втрое больше. Я буду ждать. — Он подумал и добавил. — Ждать буду не только я. Это важное дело. Всё, собирайся. Коня оставь, он тебе в лесу не понадобится. Из оружия возьми лук и меч. — Мэтр громко шмыгнул носом и раздраженно, ни к кому не обращаясь, крикнул, — В этой проклятой обители есть хоть какой-нибудь целитель? — Не получив никакого ответа он вновь надрывно закашлял и глядя на сутулую спину удалявшегося аэрса просипел: — Как? Как зовут этого мальчишку.

Ай-До не обернулся. Но замедлив шаг, он бросил через плечо, — Эдмунд. Его зовут Эдмунд Ойкент.

* * *

— Я его знаю. — Невысокий черноволосый вор по прозвищу Шипач откинулся на спину, заложив за голову руки. — Он в Мистаре большая шишка. Типа пасет нашего брата. Странно, что он здесь.

— Ни чего странного, — бритый на лысо здоровяк из-за кустов внимательно вглядывался в утреннюю дымку. — Мы-то здесь тоже не случайно. — Он щурился, вытягивал голову, пытаясь увидеть, что происходило на расстоянии двух стадий. — Проклятье, слишком далеко. Ни хрена не видно и не слышно. — Лысый повернулся к собеседнику. — Какого я вообще тебя с собой взял? Заблудился в трех соснах. Придурок. — Он враждебно посмотрел на Щипача. — Проводник хренов. Все Совету доложу.

— Пошел ты к Падшему, — зло ощерился Щипач. — Нечего было почем зря зависать в Мистере. Ты пока всех шлюх там не оприходовал, ехать сюда и не собирался. Так что не вали Брок с больной головы на здоровую. Еще неизвестно с кого шкуру первым обдерут.

Лысый сердито засопел. Возразить было нечего. Дорога из столицы оказалась на удивление легкой. Добравшись до Мистара, он счел дело сделанным, благо до Вилладуна было рукой подать. Перед поездкой его вызвал к себе Старый Дракон и приказал ехать как можно скорей. Однако подчинялся он непосредственно Посоху, а Менно посоветовал ему сильно не торопиться. Брок намек понял. Он зло сплюнул. Кто его знает, что там у них в Совете происходит. Менно не раз говорил про Молодого Дракона, что, мол, не тот это человек, что бы возглавлять Кольцо. Нужен опытный и заслуженный. Да и вообще давно пора поставить во главе Совета Трех красного. Брок же слушал, да помалкивал. Сам он нового руководителя Кольца не видел, и встревать в эти разборки ни какого желания не имел. Ослушаться Старого Дракона было страшно, но тот уже с полгода как отошел от дел, а скорый на расправу Посох все еще гремел костями, вызывая у обитателей Помойки страх и ненависть. В итоге, поразмыслив, он решил ехать до Мистара не спеша. В северной столице он и его ребятки порядком покуролесили, обойдя все окрестные бордели и притоны. В проводники они заполучили местного вора, который из своего города выбирался всего-то с полдюжины раз. К тому же Брок подсунул ему не те ориентиры. В итоге, проплутав еще пару дней, они лишь вчера выбрались на северный тракт, ведущий к Вилладуну. Однако знать об этом Щипачу было не обязательно. Тем более, что Брок в случае чего, рассчитывал именно на него свалить свой возможный провал.

— Ты на меня бочку не кати, а то язык прикусишь. Не в свое дело нос суешь фонфан, — он угрожающе поднял руки. — Твоей задачей было довести нас до места и в срок. И что? Оказываются здесь уже местные стражники ошиваются.

— Ты мне говорил, что можно не торопиться. — Щипач сердито нахмурился.

— Хватит бодягу разводить, — Брок нагло посмотрел в лицо собеседнику. — Ни чего подобного я тебе не говорил.

— Как не говорил? — оторопел Щипач. На маленьком, круглом лице удивление было смешанно с растерянностью. — Да ты постоянно…

— Не говорил и всё, — отрезал наемник. — А вякнешь кому-нибудь такое, пришибу на месте. Если Дракон узнает, что я опоздал, и меня опередили официалы, мне, конечно, не поздоровится, но, — Брок хитро посмотрел на Щипача, — у тебя тоже знатная промашка случилась. — Он нарочито громко засмеялся. — Это ж надо промахнуться почти на тридцать миль. Так что, попусту не болтай, ну а я со своей стороны что-нибудь придумаю.

— А как ты со своими людьми договоришься?

Гладкое лицо Брока сразу же стало жестким, выдавая его истинное ремесло. — А это тебя не касается. Они со мной, мне с ними и всё утрясать. А не получится, — дымчатые глаза заледенели, — мало ли что по дороге назад может случиться. — Он снова залился смехом. — Ты за свои слова отвечай. Хорошо? Вот и ладненько, на том и порешили. — Брок отвернулся и вновь начал глядеть в сторону обители.

— Там ищейка. — Щипач осторожно выглянул из-за кустов и почесал скошенный подбородок. — Вроде из аэрсов.

— И что? — невозмутимо спросилБрок. — Если нужно в момент свернем шею. Хоть аэрсу, хоть эрулу. — Он скупо улыбнулся. — Хоть этому твоему шишке.

— Ага, — вор заволновался, — ты уедешь, а я здесь живи.

— Ты до места нас довел? Правильно сделал. Дальше уже не твоя забота. — Убийца снисходительно усмехнулся. — Ладно. Не дрейфь, ни кого мочить не будем, пока не припрет. — Он задумался. — Но нужно быстрее всё здесь разузнать. Может одну из этих зеленых тиснуть. А чё, — Брок смачно причмокнул, — бабоньки почитай много лет без мужика. Соединим, так сказать, приятное с полезным.

Щипач испуганно вздрогнул. Эти залетные из столичных ему сразу не понравились. Много гонору, да и круто во всём забирают. Хотя приказ Кольца был недвусмысленный — помогать чем возможно. — Брок, охолонь, — Вор лихорадочно пытался переубедить опасного гостя. — Тут у нас не Табар. Сестер лучше трогать, это дело такое. Потом беды не оберешься. Давай лучше какого-то мальчишку умыкнем. — Он с надеждой уставился на собеседника. — Это по любому верней будет. Сестры — тетки дурные, гнать порожняк будут. А ребятня завсегда больше знает. Если что припугнуть можно.

— Добро, — Брок качнул шишкастой головой. — Скоро эта твоя большая шишка уедет, тогда возьмешь пару моих парней и отправишься в обитель. Только смотри, — он положил тяжелую ладонь на плечо вору, — не подведи меня на этот раз.

Глава 24

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье. Вилладунская обитель

Очнись. Ну, пожалуйста. Эд, прошу тебя, очнись, — кто-то настойчиво бубнил прямо над ухом. Эдмунд открыл глаза. Голова гудела, а под веки будто засыпали по горсти крупного речного песка. Он заморгал, провел рукой по щеке. Все лицо было в чем-то липком.

— Где я, — голос не слушался. — Он застонал, не столько от боли, сколько от страшной, навалившейся усталости, от которой ломило все тело. Казалось, каждая косточка была тщательно перемолота, а затем втиснута обратно, причем, видимо, не на свое место.

— Паршиво мне что-то, — прохрипел он и попытался встать. Руки беспомощно заскользили по тощему матрасу. Эдмунд тяжело упал обратно и растерянно завертел головой. Он лежал в комнате для старших воспитанников, на своей кровати. Рядом, скрестив руки на груди, стоял молчаливый Удо. Арибо, растерянно улыбаясь, присел на корточки. Он перевел взгляд на Киппа, чьи прыгающие губы монотонно повторяли: — Ну, очнись, ну пожалуйста.

— Лежи дурак. Натворил делов, вот и лежи, — ворчливо произнес Арибо. А ты, — он повернулся к Киппу, — хватит причитать, не видишь, полегчало человеку. — Паренёк задумчиво почесал затылок. — Что не ожидал себя здесь увидеть? Это я тебя перетащил. — Он оглянулся на друзей, — С помощью этих двух оболтусов, конечно. — Арибо хитро ухмыльнулся. — Хотя они как всегда больше мешали, и если бы не мое руководство…

— Хватит паясничать, — Удо был привычно серьезен. — Кипп сказал, — в тихом голосе страх перемешивался с недоверием, что ты тут пятерых мужиков уложил. Один, — зачем-то уточнил он. — И совсем тихо: — Это правда?

— Я сам видел, — серые, на выкате глаза Киппа требовали немедленно подтверждения слов товарища. — Пошел отлить и тут ты как закричишь. — Он поежился. — Так ужасно и громко. Страшно было, аж до жути.

— Ты мышь увидишь и начинаешь кричать как девчонка, — Арибо попытался толкнуть локтем друга в бок, однако Кипп ловко увернулся и, не удосужившись ответить, продолжил:

— Ты одного так, а затем еще одного, — он принялся энергично махать длинными, худыми руками. — А потом третьему. Бац, Бац. А дальше погнался за двумя. А они как кинутся от тебя. Будто зайцы. — Юноша перевел дух и, поглядев на друзей, тихо закончил. — Ты им, кажется, позвоночник вырвал. И что-то там еще, я не вглядывался. — Он положил подрагивавшие ладони на костлявые колени. — Голыми руками. И кровищи было.

Эдмунд со стоном приподнялся. Три пары глаз выжидательно на него уставились. — Сес…, - голос изменил ему, — Сестра Хилда, — Как она? А отец-настоятель?

— Мертвы, — на глаза Киппа навернулись слезы, Арибо посуровел, а Удо отвернулся. — Лежат там у входа. Меика и Сента, слышишь, как голосят? — Кипп плакал уже не скрываясь. — За что их так?

— Да, Дракониху и Пухляка жалко, — Арибо шмыгнул носом.

— А где брат Раббан?

— Наш привратник, поковылял в деревню. — Арибо не умел долго грустить. И азартно улыбнувшись, громко зашептал: — Бьюсь о заклад, что пока он дошкандыбает до тудова, пройдет половина дня. — И, запустив пятерню в непослушные кудри, добавил, — Могу поспорить на свой завтрак.

— Прекрати, — Удо поморщился. — Раз такой быстрый, почему сам не пошел?

— Да наш Раббан-старикан сам вызвался, а я старшим завсегда дорогу уступаю, — в голосе Арибо не чувствовалось и намека на уважение. — Типа сказал, что он бывший солдат. И если, мол, на него нападут по дороге, он еще задаст всем жару. — Арибо прыснул в кулак. — Ага, щас. Напугает всех грохотом своих костей.

— Заткнись Риб, — взвился Кипп. — Ты уже достал своей толстокожестью. Драко… сестра Хилда знала нас с детства. Она нас любила, ухаживала за нами, когда мы болели. А брат Анселло. Это ведь он привез тебя из Мистара, где ты воровал еду и попрошайничал. Он спас тебя, накормил, обогрел. А ты… Ты неблагодарная скотина. Вот ты кто.

— Сам заткнись, правильный ты наш, — пробурчал крепыш. — А вы все зануды. — Он снова пригладил длинные, русые волосы и обиженно отвернулся. Молчание, изредка прерываемое всхлипами Клипа и оскорбленным пыхтением Арибо, затягивалось.

— Эд. — Удо легонько толкнул лежавшего юношу в плечо. — Не уходи от ответа. Что там случилось? — Кипп продолжал хлюпать носом, но уже заинтересованно. Плечи Арибо напряглись, и было заметно, что он ловит каждое слово.

— Не знаю. Не помню. Точнее что-то всплывает в памяти урывками. Такое ощущение, будто я напился. — Юноши дружно улыбнулись. Арибо хрюкнул, сдерживая рвавшийся наружу смех и не выдержав, повернулся и захохотал. — Помню, помню. Ты еще блеванул тогда перед Пухляком.

История была давняя, славная и навсегда вошедшая в анналы лучших проделок дружной четверки. Нежно лелеемый и тщательно оберегаемый винный подвал отца-настоятеля был давней и заветной мечтой Эдмунда и его друзей. Разумеется, дело было не в желании взалкать тот запретный плод, которым брат Анселло и брат Рабан нередко потчевались перед обедом. Всех младших обитателей виддалунской обители давно уже возмущала идея сестры-экономки, уставшей от бесконечных набегов на кухонный погреб, перенести все фруктовые компоты в надежно охраняемый винный подвал. Справедливому негодованию воспитанников, особенно ценивших персиковую и сливовую разновидность сладких напитков, не было предела. В итоге разработанный Эдмундом и Удо план по устранению допущенной несправедливости был успешно реализован. Пока малолетки отвлекали настоятеля, ключ из его кабинета был выкраден, винный подвал вскрыт, и необходимое количество компота экспроприировано. К сожалению, опьяненному успехом Арибо, захотелось унести не только с десяток банок с компотом, но и пару бутылок виноградного вина. Щедро поделившись добычей с младшими подельниками, старшие воспитанники пожелали попробовать и столь любимый отцом-настоятелем сладкий мускат. Подначивая друг друга, они умудрились выпить обе литровые бутылки, после чего Кипп и Удо благополучно вырубились, а Эдмунд с Арибо отправились искать приключения. И, естественно, тут же нашли их в лице разгневанного брата Анселло и просто исходившей бешенством сестры Хилды. Разговор с настоятелем пришлось вести Эдмунду, так как его напарник к тому времени был уже не в состоянии связать и двух слов. И этот до предела эмоциональный диалог начался с того, что его вырвало прямо на зеленное одеяние отца Анселло, забрызгав попутно и новые башмаки сестры-экономки. Собственно на этом разговор и закончился, а уши у всех воспитанников, включая взывавшей к сестринскому милосердию малышни, горели ровным бордовым цветом добрую декаду.

— Да было дело, — Эдмунд поднес ладони к глазам и увидел на них обильные кровавые разводы. — Он закашлял. — Это что?

— Ты бы свое лицо видел, — в голосе Удо звучала неподдельная тревога. — Мы в начале посчитали тебя мертвым. Думали, на тебе живого места нет.

— Ага, — поддакнул Арибо, — ты истекал кровью. — Он уже не улыбался. — Только чужой. Хорошо, что сестра Сента не подошла к твоей кровати, когда спрашивала всё ли у нас в порядке. Она бы тебя увидела и сразу же бухнулась в обморок. У нее это хорошо получается.

Эдмунд попытался оттереть ладони об одежду, однако там крови было еще больше. Он присел на кровати и, кивком отвергнув услужливо протянутую Киппом руку, тяжело встал. — Арибо принеси воды.

— А что я? Пусть Удо сбегает.

Эдмунд пристально посмотрел на приятеля, после чего, тот нахохлившись, встал и вскоре, гремя ведрами, вышел во двор. Клипп безо всякой просьбы подтащил большую деревянную лохань, служившую умывальней для всех обитателей комнаты.

— На, замой, — Эдмунд бросил Удо скомканные рубашку и штаны. — Возьми мыло и бегом к ручью. — Не говоря не слова, тот быстро вышел. Эдмунд с наслаждением подставил тело под ледяные струи, которые моментально окрасились в темно-красный цвет. Вода приятно холодила разгоряченное тело, смывая не только спекшуюся кровь, но и усталость.

— На голову лей растяпа, — Арибо привычно командовал Киппом. — Видишь там за ухом еще немного осталось. Сероглазый юноша безропотно подчинялся, направляя узкую, прозрачную струю на указанное место.

— Принеси еще воды. — Эдмунд провел ладонью по волосам, отжимая лишнюю влагу, которая все еще стекала вниз светло-розовыми струйками.

— Давай я, — Кипп потянулся к стоявшим рядом ведрам.

— Нет, это сделает Риб. И он поможет тебе слить эту воду — Эдмунд даже не повернул голову в сторону белобрысого крепыша, который послушно вместе с Киппом взялся за ручки тяжелой лохани.

Через пять минут, одетый в явно коротковатую, позаимствованную у Арибо рубаху и вполне подходившие штаны Киппа, Эдмунд сидел на кровати, расчесывая деревянным гребнем непослушные рыжие кудри.

— Меика с Сентой всё еще ревут, а Рабан не вернулся, — сообщил незаметно вошедший Удо. — Зато младшие в восторге. Вибека с ними воюет. Она, кстати, одна не расклеилась. И про тебя постоянно спрашивает. — Он положил выстиранную одежду в пустую лохань. — Сам повесишь?

— Конечно. — Эдмунд улыбнулся друзьям. — Спасибо вам, если бы не…

— Замяли, — перебил его Арибо — ты нас выручал гораздо чаще. — Кипп согласно кивнул, а Удо одобрительно улыбнулся.

— И почему интересно? — Арибо вновь озвучил мучавший всех вопрос. — Что этим грязным ублюдкам здесь понадобилось? Подобную дыру как Вилладун еще нужно поискать.

— Это были наемники, — Эдмунд уверенно тряхнул головой. — Они были одеты и вооружены как профессионалы.

— Ты хоть раз в жизни настоящего убийцу видел, — ехидно поинтересовался Риб.

— Нет, — признался Эдмунд. — Но я уверен, что это были не простые грабители.

— Мне тоже так кажется, — вставил Удо, — Потом я глянул на них, хотя сестры меня и усиленно отгоняли. — Он брезгливо поморщился. — Точнее на то, что от них осталось.

— Эх, — обиженно протянул Арибо, — тебе хоть удалось на них посмотреть, а меня прогнали взашей.

— Потому что не доверяют тебе, — Удо холодно взглянул на друга, — небось, уже что-нибудь стырил?

— Ты чё говоришь, — Арибо даже поперхнулся от незаслуженного оскорбления. — Я сначала Эда на закорках тащил, а потом пёр для него же ведра с водой. Да у меня просто времени не было рыскать по их карманам.

— Тихо, — Эдмунд поднял руку, — скоро вернется Рабан. Думаю, он приведет пару мужчин из деревни, да и кого-то отправят в Вилладун или даже в Мистар. Смерть семерых человек это не шутка.

— Из которых пятерых убил ты, — Удо в упор смотрел на Эдмунда. — Ты так и не рассказал, как тебе это удалось. Ты конечно, сильный, ловкий, — Арибо, не раз проверявший это на практике, неохотно кивнул, — но как тебе удалось убить пятерых вооруженных мужчин.

— Не знаю, повезло, наверное.

— Ага, — снова встрял Арибо, — пять раз тебе повезло. Фартовый ты наш.

— Это был не Эдмунд, — тихо прошептал Кипп. — То существо не было нашим Эдом. — Он вскинул заплаканные глаза на друзей. — Это было ужасное чудовище и меня затошнило от одного его вида. — Кипп страдальчески поморщился. — Его крик, — он обвел взглядом напряженные лица, — заставил меня упасть ничком и закрыть уши. Он вгрызался в меня, буравил все нутро. — Кипп посмотрел на Удо, а затем на Арибо. — Вы же тогда и проснулись? Помните эти жуткие ощущения?

— Да, приятного было мало, — Арибо сплюнул. — Так это Эд так вопил. А я думал какая-нибудь зверюга припёрлась по наши души. Чуть в штаны не наложил, — он почесал приплюснутый, неоднократно сломанный нос, — не от страха, конечно, а от неожиданности.

Удо внимательно смотрел на опустившего голову Эдмунда. — Я не верю в случайность. А удача, — он сложил руки на груди, — всегда на стороне сильных.

— А может Эд красный, — предположил Арибо. — Ну, типа супер талантливый.

— Без Обретения он никто, — отрезал Удо. — Ни фиолетовый, ни красный, ни зеленый. Вроде обделенного. — Через пару месяцев, отец Анселло хотел нас свозить в Вилладун, в местный храм Триединых. Попробовать пройти Ритуал. Но, — Уда прищурился — настоятель всегда говорил только о нас троих. — Он взглянул на друзей. — То есть Эда он везти не собирался.

— И что, — возразил Кипп. — Может он планировал сделать это позже. Да и какая разница.

— После случившегося, уже большая, — Удо положил руку на плечо Эдмунду. — Нужно что-то решать. Если приедут дознаватели с Мистара, да еще с ищейкой, они вычислят тебя в два счета. Пятнадцатилетний парень, легко уложивший пятерых матерых убийц. Тебя не оставят в покое.

— А может они были неопытные? — робко возразил Кипп.

Удо покосился на сидевшего как на иголках приятеля, но ни чего не сказал. Вместо него в разговор опять вклинился Арибо: — Заканчивай тупить Кипп. Или ты считаешь, что отработать свои навыки эти сволочи решили здесь, — он издевательски ухмыльнулся, — на тебе и сестрах. Ого-го. Серьезная добыча. С такой не каждый справится.

— Возможно, — Кипп жалостно улыбнулся. — А зачем они тогда сюда пришли? Кого хотели убить?

— Они пришли за мной, — до сих пор молчавший Эдмунд, резко поднялся. — Я чувствую это. Не спрашивайте как, но я это чувствую. — Он начал одевать собственную еще влажную рубаху. — Я ухожу отсюда. — Эдмунд поморщился, натягивая слипшуюся правую штанину. — Сейчас же.

— Я с тобой, — Арибо вскочил и бросился к собственной кровати. — Подожди. Я быстренько соберусь.

— В Мистаре у меня тетка, — Кипп с тревогой глядел на сборы друзей, — и я ее давно не видел. — Он с надеждой посмотрел на Эдмунда.

— Уходим все, — отчеканил Удо. — Вчетвером вернее будет. В Мистаре легче затеряться, да и работу попробовать найти можно. Твоя тетка там лавку держит? Верно? — Кипп энергично закивал. — А у меня там брательник живет. Двоюродный, правда. Он тамошний стражник. Думаю, не пропадем.

— А затем и в Табар махнуть можно, — мечтательно протянул Арибо. — всегда мечтал там побывать.

— Посмотрим. Вначале до Мистара нужно добраться, — Удо кинул взгляд на Эдмунда, который, не переставая засовывать в холщевый мешок свои скудные вещи, одобрительно кивнул.

— Напиши, что мы решили податься к родственникам. И сделай это убедительно, так чтобы сестры не ринулись нас искать. — Эдмунд положил в карман складной нож, еще раз посмотрел на скомканную кровать, сжал губы и быстро пошел к выходу. — Я буду ждать вас около леса. И Кипп, — юноша на ходу хлопнул друга по плечу, — не вздумай тащить с собой все это барахло. Если ты отправишься с нами с тем баулом, что прислала твоя тетка, можешь сразу оставаться здесь.

Глава 25

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Помойка

«Известно, что ко лжи более склонны приобретшие Дар Старшего, делающие это отчасти пользуясь разумом, отчасти же в силу своей природы…».

Васт Гиппон «Речи»

Менно Ванкил с утробным хрюканьем откинулся на тощую подушку. На этот раз шлюха хорошо постаралась. Он причмокнул губами, вспоминая полученное наслаждение. Ему нравилось наведываться в этот бардель. Его хозяйка всегда заискивающе улыбалась, стремясь угодить ему во всем. Его вкусы она знала досконально, и заранее подбирала нужных девиц. Все бесплатно и по высшему разряду. Менно, хрустя позвоночником, потянулся в постели. — Хорррошооо.

— А ты ни чего, — он хлопнул лежавшую рядом проститутку по большой, немного отвисавшей груди. Шлепок получился звонким и ожидаемо тяжелым. Проснувшаяся обладательница пышных форм громко ойкнула.

Менно довольно захохотал. — Эй, как там тебя, — он никогда не запоминал имена потаскух, — давай-ка вали отсюда. Мне еще нужно привести себя в порядок. И скажи Уде, что бы принесла вина. Такого как я люблю.

— Конечно, мэтр. Вы остались довольны? — Мужчина не соизволил ответить. Быстро собрав свою разбросанную по полу одежду, полуголая девица выскользнула за дверь.

Менно по привычке принялся жевать ус. Это не успокаивало и раздражение лишь нарастало. Он всегда гордился своей силой и отвагой, а когда в нем — сыне деревенского кузнеца обнаружился Дар, он воспринял его как должное. Кровавого Менно боялся весь Табар. И вот его бывшего Посохом Кольца почти двадцать лет, поставил на колени и заставил выполнять свои мерзкие приказы какой-то Темный. Он зарычал, потом громко и витиевато выругался. Его люди перерыли весь Табар, но темные как в воду канули. Менно хотелось разорвать ненавистных ублюдков. Он вскочил с постели и, принялся ходить по комнате. Его тело уже порядком затронутое старостью, продолжало оставаться крепким и мускулистым. Тронутые жиром пластины грудных мышц нависали над немного выпиравшим животом. — Ааааа, мразь. — Грудь распирало от бешенства. — Уда! — позвал он. — Удааа!

— Уже бегу мэтр Ванкил. — Дверь распахнулась и в комнату торопливо вошла немолодая, но еще вполне моложавая хозяйка публичного дома. Она быстро взглянула на мужчину, который нагишом расхаживал по комнате. Не обращая внимание на женщину, которая торопливо расставляла на столике кувшин вина с двумя стаканами, мужчина сжимал пудовые кулаки и чертыхался.

— Успокойся Менно. Выпей вина. — Давнее знакомство позволяло мэте Скортум говорить с гостем почти дружеским тоном. Разумеется, она была в курсе, что Ванкил был Посохом всесильного Кольца. Он был слишком хвастлив и глуп, чтобы умолчать об этом. Они были знакомы больше двадцати лет, и чем больше Уда его узнавала, тем сильнее ненавидела. Впрочем, этого негодяя ненавидели все. Сколько раз, побывав в его постели, девицы в слезах прибегали к ней и в красках рассказывали про его неуемные фантазии и намеренную жестокость в постели. Чем она могла помочь им? Ни чем. Ей и самой пришлось в свое время побывать в их шкуре. Поэтому гладя по голове и утешая очередную жертву старого мерзавца, она могла лишь безмолвно ругаться, да молиться по ночам Триединым, что бы те уменьшили его сексуальные аппетиты. Провожая до дверей очередного целителя, она клятвенно обещала самой себе навсегда закрыть перед Менно двери своего борделя. Но попробуй отказать члену Кольца, да еще и Посоху. В лучшем случае отрежут уши, что бы не фасонила. Или пустят по кругу. Уда зябко поежилась. В этом городе Кольцу дорогу лучше не переходить. И поэтому, когда ей докладывали о его приходе, то она лишь тяжело вздыхала и с приклеенной к губам дежурной улыбкой спешила уважить дорогого клиента.

— Там тебя на улице дожидается какая-то девица. — мэта Скортум неспешно разливала густое тягучее вино в высокие оловянные стаканы.

— Гони ее в шею. Видимо очередной шлюхе захотелось моего тела. — Мэнно захохотал, а Уда деланно улыбнулась. — У меня есть еще на что посмотреть. — Великан бесстыже развернулся к женщине. — Но я сегодня уже натрахался, так что пусть проваливает.

— Она не сказала, как ее зовут, но просила передать, что очень хочет с тобой поговорить. — Уда внимательно наблюдал за Мэнно поверх стакана. Она со страхам произносила следующие слова, но искушение высказать их прямо в лицо самому Посоху было слишком велико. — А еще она сказала, что если этот болван откажется, она сама войдет и надерет тебе задницу.

— Что она сказала?! — Менно выглядел ошарашенным. Его лицо выражало изумление, смешанное с нараставшим гневом. Однако удивление быстро сменилось хмурым пониманием. — Постой. А как она выглядит?

— Такая высокая девчонка с короткой стрижкой.

— У нее синие глаза и пепельные волосы? — в голосе Менно еще чувствовалось подавленный гнев, но он стремительно, на глазах растворялся внутри огромной туши. — С ней кто-то был?

— Я не всматривалась. Но волосы и вправду необычные. — Мэта Скортум с удивлением видела, как на глазах сдувается ярость грозного Посоха, недоумевая, что же за человек мог вызвать такие резкие изменения. Когда нахальная девчонка позвонила в дверь и, не представившись, потребовала позвать старого развратника, она вначале не поняла о ком идет речь. И только потом, осознав, что гостья имела ввиду Кровавого Менно, она не на шутку испугалась. Сперва, даже приняла девчонку за сумасшедшую, пожелавшую покончить жизнью каким-то особым изуверским способом. Но только по началу. Вглядевшись в темно-синие, с фиолетовым отливом глаза мэта Скортум поняла, что перед ней стоит кто-то очень важный. Настолько значительный, что мэтр Ванкил не просто не изобьет ее, а терпеливо выслушает и даже подчинится. Вот и сейчас незаметно наблюдая за ненавистным клиентом, она все больше утверждалась, что незваная гостья, пожалуй, могла стать самым важным человеком, что когда-либо переступал порог этого дома.

— Я не заметила ни кого, но может быть кто-то и ошивался рядом. А что?

— Ни чего, — мэтр Ванкил вновь вошел в образ хозяина жизни. — Пошла вон и быстро её зови. Живо. — Он вскочил и начал поспешно одеваться.

Мэта торопливо вышла за дверь и, приказав пробегавшей мимо девице сопроводить посетительницу наверх, проскользнула в соседнюю комнату. Нетерпеливо заперев входной замок, она быстро подошла к тонкой стене и прислушалась. В соседней комнате раздавались негромкие голоса. Уда отодвинула край висевшего гобелена и заглянула в крошечную, проделанную для удовлетворения фантазий разных извращенцев отверстие.

— Значит, здесь обретаешься? — Девчонка брезгливо осматривала комнату. — Отец говорил, что ты постоянно ходишь лишь в один тот же бордель. Завсегдатай так сказать. Может быть, — она ехидно взглянула на великана, — ты еще и к одной девице ходишь. Кому скажи, что наш Мэнно — однолюб.

— Зачем ты сюда пришла сюда Майна, — впервые Уда Скортум видела Мэнно смущенным и растерянным. — Тебе здесь не место. А то с кем я тра…, провожу время, тебя не касается.

— Меня всё касается Менно, — девчонка подошла к мужчине вплотную и привстала на цыпочки. — Пригнись, — она повелительно махнула рукой. Ванкилл послушно наклонился. Она обняла его за шею и неожиданно громко проговорила ему прямо в ухо, — И прежде всего твоя личная жизнь. — Менно отпрянул, однако красные всплохи в его глазах быстро погасли. — Прекрати, милая. Твой отец тебя слишком разбаловал.

— Меня все баловали, — девчонка отскочила и принялась громко хохотать. — Даже Кровавый Менно, — она состроила ему умильную рожицу, — приносил маленькой Майне сладости. А потом малявка выросла, а он продолжал ей эти сладости таскать. Она уже не могла на них смотреть, — девчонка шлепнула великана по руке, — а он все приносил и приносил ей бесчисленные сладкие пирожки и петушков на палочках. — Интересно, — она внезапно перестала смеяться, — ты за них когда-нибудь расплачивался?

— Разумеется, нет, — Мэнно был на редкость терпелив. — Давай выкладывай, зачем пожаловала? А то твои сопровождающие, — он поглядел окно, — обзавидуются, что ты тут так долго зависла.

— Пусть завидуют, — улыбка окончательно сошла с лица девчонки. — Не твое это дело, следить за моими людьми. Ты лучше за своих отвечай. — Она внимательно посмотрела на Ванкила. — Почему от Брока нет вестей? Он должен был уже давно отправить своего человека с отчетом.

— Не знаю, — Мэнно пожал плечами, — появится обязательно спрошу. Не найдет убедительных объяснений, тогда спрошу по полной, — карие глаза жестко блеснули. — Брок надежный человек и не подводил… — Его бесцеремонно прервали.

— Твой Брок — транжира, бабник и пьяница. Хотя и бимагик. Ты должен был назначить руководителем отряда другого. Человека надежного, не простого мокрушника.

— Мозги у Брока на месте, так что разберется. И вот что девочка. — Мэнно набычился. — Не учи меня, как делать мою работу. И не говори со мной таким тоном.

Мэта Скортум замерла за стеной, боясь даже пошевелиться. Ни кто и никогда не разговаривал так с Менно. Любого другого Посох бы давно уже разорвал на месте. Голыми руками и на мелкие кусочки. Его бешенная ярость и чудовищная жестокость были общеизвестны. Однако девчонка стояла перед ним, как ни в чем не бывало. Дерзила, пренебрежительно подшучивала, бесцеремонно требовала какого-то отчета. И непохоже, что это была его родственница. Уда еще раз внимательно оглядела собеседницу Менно. Обычная мордашка. Молодая. Симпатичная, но не слишком. Одна кожа, да кости. У нее половина шлюх повиднее и пофигурестей. Хозяйка борделя задумалась. В Табаре уже давно шептались, что старый Дракон отошел от дел, а во главе Кольца поставил своего преемника. Или все же преемницу? Мэта вновь приникла к стене, ловя каждое слово.

— А ты другого тона и не заслуживаешь. Это важное дело и ты его, считай, провалил.

— Не беги впереди телеги. Человек Брока может появиться со дня на день. Мало ли что могло приключиться?

— Твоя задача заключалась в том, что бы подобрать нужных людей. Таких, у которых ни чего не могло приключиться. В этом деле была нужна голова, а не мускулы. Но ты главным поставил своего любимчика, — голос девчонки был холоден как лед. — Ты становишься старым Менно.

— Что? Следи за своим языком малышка.

— Я тебе не малышка. — Майна подошла вплотную к мужчине, который мрачно смотрел на стоявшую перед ним пигалицу. Лицо его покраснело от еле сдерживаемой ярости.

— Хочешь ударить. Попробуй, — девчонка презрительно взглянула на Менно и вдруг с размаху влепила ему звонкую пощечину. — Мэта Скортум невольно охнула и тут же поспешила закрыть рот ладонью. — Ванкил заревел, но моментально осекся, остановленный тяжелым, впечатывающимся в сознание голосом, ни чуть не похожим на прежний, беззаботный и шутливый тон.

— Я тебе не публичная девка. Запомни это говнюк. Так что не пытайся со мной вести, как ты привык, — Майна окинула глазами вычуранно украшенную комнату, — это делать здесь. Кольцо много тебе позволяет, но и быстро может все это отнять. Ты уже не раз пытался оспорить мою власть. Пусть и не напрямую. Думаю, ты и Брока послал для моей проверки. Этот отморозок твоя точная копия, только на тридцать лет моложе. Поэтому, как только он вернется, я с ним сама переговорю. И это было в последний раз, когда ты облажался. Следующего раза не будет.

Девчонка еще раз внимательно посмотрела на тяжело дышавшего мэтра Ванкила. Великан скрипел зубами, в бессильной злобе сжимая кулаки. — Смотри не лопни. — Майна издевательски хихикнула, — а то следующий Совет пройдет без тебя. — Она внимательно посмотрела, куда-то позади Менно. — Ой, кажется, у тебя пар из ушей идет. — И напевая, что-то веселое под нос выбежала из комнаты.

Мэта Скортум довольно улыбнулась, задвинула на место гобелен и поспешила побыстрее выйти в коридор, чтобы самой проводить до порога дорогую гостью.

Глава 26

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Дворец Владык

«Все важные решения император обязан согласовывать с Имперским Советом и двумя другими Владыками. Вопросы, касающиеся изменения государственного устройства, бюджет страны, заключение мира и объявление войны требуют также согласия Палаты Высоких лордов…».

Законы Тиан I. Глава X «О государственном строе империи»

Канцлер не спеша приблизился к высокому постаменту и поклонился. — Ваше Величие вопросы, вынесенные на обсуждения сегодняшнего Совета чрезвычайно важны.

Сидевший на троне император Водилик X вяло кивнул. — Я знаю Лип. До меня дошли эти странные слухи, — рано поседевший рыхлый мужчина на мгновение задумался. — Конечно, они настолько нелепы, что не стоят нашего внимания, но, к сожалению, обсудить их необходимо. — Он облокотился на высокую спинку трона, вырезанного из цельного сиренево-фиолетового куска чароита. Широкий и неудобный престол был украшен по бокам огромными, размером с кулак взрослого мужчины аметистами.

— Мы полагаем, что эти слухи беспочвенны и лживы, а Совет должен рассмотреть прежде всего вопрос о наказании за их распространение. В качестве такового мы предлагаем, вырезание языка, конфискацию имущества и пятилетнюю ссылку на каторжные работы. Это будет вполне уместной карой для распускающих подобные сплетни. — Услышав недовольный гул, император капризно оттопырил нижнюю губу. — Такие речи есть акт государственной измены и должны наказываться не менее сурово, чем покушение на государственный порядок и общественное спокойствие.

— Ваше Величие, возможно у этих слухов есть реальные основания, — у канцлера упрямо стиснул челюсти. — Меня самого коснулся Зов и могу подтвердить…

— Пустая болтовня, — император громко хлопнул ладонью по резной ручке трона. — Хватит Лип, иначе я начну сомневаться в Вашем здравомыслии. А неблагоразумный канцлер, — он не договорил, а лишь выразительно взглянул на тучную, затянутую в красно-фиолетовые одежды фигуру. — Надеюсь, Вы меня поняли дорогой мессир.

— Ваше Величие может ошибаться, — голос сидевшей рядом с императором женщины был холоден как лед. — Начальник моей охраны сказал, что его также коснулся Зов Младшего Владыки.

— И Вы Ваше Милосердие туда же, — император нахмурился. — В лучшем случае это какой-то красный с исключительным Даром. — Он насмешливо взглянул на канцлера, — возможно даже более сильным, чем у нашего главы Стражей. Но живой Матрэл? — Водилик принужденно рассмеялся. — Не зачем волновать народ безосновательной молвой. Последний Младший Владыка лежит в родовой усыпальнице и пусть там и остается. Нам хватает проблем и без них.

— Это уж точно, — в голосе Матриарха звучала откровенная издевка. — За последние десять лет проблем заметно прибавилось. И началось это как раз с момента Вашего воцарения.

Император с ненавистью посмотрел на собеседницу, — Иногда я так сильно скучаю по Вашей матушке кузина.

— Мне её тоже не хватает, — в ответном взгляде присутствовало столь же сильное отвращение. — Но не меньше я скучаю по Вашему батюшке.

Перебранка между Владыками, уже не вызывала у присутствующих прежнего неудобства, смешанного с неловкостью, став чем-то привычным и даже обязательным.

Пытаясь прервать очередной словесный выпад, канцлер негромко кашлянул. — Хотелось бы вернуться к вопросу о недавнем инциденте. Большинство членов Совета, — он развел руками, как бы призывая в свидетели три десятка человек, что стояли позади него, — выступает за тщательное расследование. Если подтвердится, что перед нами не Матрэл, я с удовольствием рекрутирую этого имярека в Союз Стражей. Однако, если окажется, что потомок Младшего жив, он должен занять свое законное место. — Канцлер кивнул, на затянутый бордовой тканью пустой яшмовый трон.

— А не боишься Лип, что станешь первым, кого новый Владыка размажет по стенке, — Водилик X поддался вперед. — Наши гневливые кузены не прощают обид. А если этот неведомый человек окажется сыном Норбера или его внуком? Хотя такой вариант и кажется смехотворным. В любом случае, даже если он и не знает о печальной участи своих родственников, всегда найдутся доброжелатели, что с радостью его в этом просветят. И тогда Лип, боюсь ни родство с Матрэлами, ни высокий пост не спасут от жестокой расправы ни тебя, ни твою семью.

— Как любил говаривать покойный Магистр — что предсказано, да исполнится, — голос канцлера был на удивление ровным и спокойным. Он холодно улыбнулся. — Я готов рискнуть.

— Конечно, ты готов рискнуть, — сардонический смех императора вспорол напряженную тишину. — Но с недавних пор мы полагаем, что наш верный слуга Торберт Лип слишком многое на себя берет. Может пора отправить его в отставку?

— Назначение и смещение канцлера — это прерогатива Палаты. — Матриарх покосилась на замершего канцлера. — А новая кандидатура должна пройти утверждение всех Владык.

— Какие сложности? — Водилик X нарочито нахмурился. — Сколько лишних телодвижений? Вам не кажется дорогая кузина, что процесс назначения на этот пост давно пора упростить? — император насмешливо взглянул на Среднюю Владыку, — и заменить эти трудоемкие процедуры одной волей императора?

— Нет, не кажется, — отрезала та. — Боюсь, что если оставить исключительно одно Ваше волеизъявление Торния очень быстро перестанет существовать. По крайней мере, в своих нынешних границах.

Император оскалился. Однако неожиданно уступил. — Хорошо, этот вопрос мы обсудим позже. — Он повернулся к стоявшему за его троном человеку. — А что Вы мэтр Гатто думаете о случившемся?

— Мое скромное мнение, едва ли интересно окружающим, — высокий человек, со вздернутым, коротким носом низко поклонился. — Полагаю все члены Совета, более информированы и профессиональны, нежели Ваш покорный слуга, — выпуклые с поволокой глаза застыли грязно-серыми льдинками на костистом лице.

— Ну почему же, — император благосклонно махнул рукой, — Ваше мнение всегда достойно внимания. — Мэтр поклонился еще ниже. Едва заметная улыбка тронула неожиданно мясистые губы.

— Думаю, что Ваше Величие абсолютно правы, требуя сурового наказания для тех, кто распространяет эти бредовые слухи. Живой потомок Младшего?! — Мэтр трескуче засмеялся. — Как это нелепо? Кроме того, следует помнить, что Ваш мудрый отец, — Эразмо Гатто прижал руку к сердцу, — не случайно избавился от Матрэлов — этих беспокойных смутьянов, головорезов и…

— Выбирайте выражения мэтр. Вы говорите о потомках Младшего, — на лице Матриарха читалось плохо скрываемое недовольство, — а потому имейте уважение. Иначе Вас привлекут к суду за святотатство.

— Я лишь пересказываю текст приговора Магистру Норберу и Маршалу Эвераду, Ваше Милосердие, — мэтр усмехнулся. — Там есть слова и похлеще.

— Те слова были высказаны исключительно в адрес заговорщиков, а не всех Матрэлов, — Торберт Лип поспешил поддержать Матриарха.

— Дайте договорить мэтру, — раздраженно воскликнул император. Он хмуро взглянул на канцлера. — Вам мессир я не разрешал высказываться. — Канцлер извиняющее склонил голову и отошел.

— Если уважаемые члены Совета мне позволят, я продолжу, — мэтр Гатто не скрывал победной улыбки. — Я целиком и полностью на стороне Вашего Величия и более того, мне кажется, что этот источник возможного беспокойства лучше уничтожить. — Он переждал раздавшийся возмущенный ропот. Члены Совета не решавшиеся слишком сильно негодовать на речь императора, в полной мере выразили свое недовольство словами его советника. — Я не сомневаюсь, — Гатто демонстративно повысил голос, — что этот человек, кто бы он ни был, не имеет ни какого отношения к Матрэлам. Все потомки Владык общеизвестны, их можно перечислить по пальцам одной руки. Неужели кто-то может серьезно предполагать, что где-то на севере скрывается безвестный потомок Младшего?

— Это вполне можно допустить, — вперед вышел высокий дородный мужчина в коротком темно красном плаще, скрепленном на плече серебренной заколкой в виде кабаньей головы. — Матрэлы ни когда не были особо разборчивы в выборе партнеров. — Он запоздало покосился на канцлера, который, впрочем, внимательно слушал советника императора и предпочел пропустить сказанное мимо ушей.

— Со всем уважением, замечу, что это невозможно мессир Лайраг. А вот то, что этот проходимец может использовать возникшие слухи для новых мятежей это очень даже вероятно. — Рыбьи глаза уставились на обладателя красного плаща. — Или благородный хертинг хочет, что бы и без того неспокойный север запылал? Может он считает, что вверенная ему провинция недостаточно страдает от набегов элуров?

— Разумеется, нет, — Триг Лайраг возмущенно замотал головой. — Прекратите мэтр передергивать мои слова. — Я лишь допустил возможность того, что потомок Младшего жив. И только.

— Отличить Матрэла от любого мошенника, даже если он талантливый красный легко, — в разговор вмешалась Матриарх. — Сила Дара, способность к Призыву, в конце концов, внешность. — Этого не подделать. Потомка Триединых не спутаешь ни с кем.

— Пока суть, да дело, — император притворно вздохнул, — этот прохвост может натворить множество страшных бед. Но я рад, что Совет, прислушался к нашему мнению, и посчитал этот непонятный Зов нелепой случайностью, исходившей от неизвестного и вероятно опасного для империи человека.

— Не выдавайте желаемое за действительное, — бесстрастно возразила Матриарх. — Ни кто кроме Вас и вашего мэтра Гатто, — она с усмешкой кивнула на неподвижно стоявшего советника, — не пришел к подобным выводам. Со своей стороны я считаю, что Вам необходимо публично заявить о начале тщательного расследования. Человеком, который имеет такой сильный Дар, и тут я согласна с канцлером, — Средняя Владыка нехотя обернулась к стоявшему неподалеку Торберту Липу, — нельзя разбрасываться. И не важно, Матрэл он или нет. У нас сейчас не настолько хорошо обстоят дела на границе, чтобы отказываться от талантливого красного.

— Я полностью поддерживаю Её Милосердие, — кронпринцесса Имма торопливо подошла к тронному возвышению. — Мои служанки говорят, что Табар волнуется. Этот Зов докатился до всех столичных красных и в нем узнали Зов Младших Владык. Его не перепутаешь. Всем рот не заткнешь, а слухи будут лишь множиться.

— Вы Ваше Высочество лишь три месяца назад введены в Совет. А потому Вам еще рановато высказывать собственное суждение, — Водилик X не скрывал досады. — Неужели Ваши служанки — это надежный источник информации?

Вновь подошедший канцлер согласно кивнул. — Тайные агенты говорят то же самое. Сегодня с утра мэтр Гарено представил мне доклад о настроениях в столице. Ее Высочества, пожалуй, даже преуменьшает масштаб волнений.

— Не указываете, что мне делать, — император яростно взглянул на сбившихся внизу группу придворных. — Окончательное решение по всем обсуждаемым на Совете вопросам выносит император. Так было и так будет, пока существует Торния. — Он тяжело дышал. — Волей Триединых, именно потомки Старшего стоят во главе империи.

— Провидение порой скупо на величие, — негромкий голос Матриарха тем не менее был слышен всем. — Впрочем, важнее другое. — Она порывисто встала с нефритового трона и подошла вплотную к императору. — Неужели Вы готовы проигнорировать мнение Совета и Средней Владыки? Вы понимаете кузен, что это означает?

Мэтр Гатто быстро наклонился к уху императора и прошептал несколько слов. Злые морщины на лице Водилика X мгновенно разгладились. — Я готов согласиться с мнением Совета. Но при двух условиях.

— Каких, — насторожилась Матриарх.

— Успокойтесь Ваше Милосердие, речь всего лишь идет о небольших уступках, — император широко улыбнулся. — Первое, — разыскивать этого человека будут мои люди.

— Нет.

Водилик X помрачнел. — Хорошо, но я настаиваю, что бы поиски возглавил мэтр Гатто. Конечно, в подчинении у него будут и красные и зеленые, — Матриарх кивнула. Повеселевший император, взглянул на советника и решительно продолжил — Все разговоры о скором возвращении потомков Младшего должны наказываться. — Заметив недовольство в глазах собеседницы, император усмехнулся. — Я готов ограничить наказание двадцатью плетьми и небольшим штрафом. Допустим, — Водилик X на мгновение прикрыл глаза, — пять империалов.

— Для многих это будет неподъемная сумма, — заметила Матриарх.

— Тем меньше люди будут болтать разные глупости. Признайте кузина, что подобные разговоры без нужды волнуют народ и подрывают доверие к власти.

— Я согласна. — Средняя Владыка заложила за ухо непослушную рыжую прядь, — но пусть это будет оформлено отдельным указом и выполнять его будет канцлер.

— Он это будет делать в любом случае, желаете Вы того или нет. — Водилик жестом подозвал Торберта Липа. — Владыки приняли решение. Гатто займется поисками этого человека, и Вы ему в этом поможете. Городской страже и тайной полиции дается право арестовывать любого, кто распускает слухи о якобы произошедшем воскрешении Младшего Владыки.

— В каталажку придется засунуть половину населения Табара, — канцлер хмуро взглянул на Матриарха, ища ее поддержки. Однако она промолчала.

Император решительно отмел возражение — Стоит оправить за решетку самых активных горлопанов, а остальные сразу притихнут. — Он помолчал, затем насмешливо посмотрел на собеседников, — Что ж, мудрость всегда прислушивалась к милосердию, поэтому урезание языка и пятилетняя каторга отменяются. Мы готовы согласиться на гораздо более мягкое наказание.

Отдуваясь, император облокотился на высокую и жесткую спинку трона и, повернувшись к кузине, тихо спросил. — И почему ты Джита превратилась в такую упрямицу? Я еще помню маленькую девочку — сострадательную и любящую. Неужели в твоей душе ни чего из этого не осталось?

Средняя Владыка отвернулась, — Там давно уже ни чего нет Водилик. Благодаря тебе и твоему отцу там только пепел.

Глава 27

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье

Холодное весеннее утро пробирало до костей. Эдмунд завернулся в одеяло, однако это ни чуть не помогало согреться. Храп лежащего рядом Арибо сна то же не прибавлял. Он еще поворочался и попытался лягнуть лежащего приятеля, однако тот лежал слишком далеко. Поняв, что заснуть больше не удастся, юноша потянулся и встал с нарубленного пихтового лапника.

— Подъем, — он с наслаждением пнул раскинувшего руки Арибо, — Вставай храпун, весь лес разбудил. — Однако тот в ответ лишь натянул на голову старую куртку.

— Дай поспать, — пробормотал Арибо. — Буди лучше Киппа и Удо.

— Меня будить не нужно. — Удо уже поднялся со своего колючего ложа. — Давай Риб вставай. Хорош валяться.

— Тебе сегодня воду таскать и готовить, — вставил Кипп. — Он тоже встал и пытался согреться, вовсю размахивая руками. — Ты обещал поддерживать костер ночью, а сам…

— Ничё я не обещал, — Арибо вытащил растрепанную голову из-под куртки, потягиваясь и широко зевая. — Я говорил, — он опасливо покосился на Эдмунда, — что если не засну, тогда буду подкладывать дровишки. Я слово держал, подкладывал их, подкладывал, — Арибо развел руками, — пока не разморило. И вообще я не виноват, что спать захотел.

— А если волк бы пришел, — Удо тряхнул головой, — или медведь какой?

— Здесь отродясь медведи не водились. А если когда-то и были, то их давно повывели. А волки только на одиночек нападают. — Арибо насмешливо посмотрел на приятеля. — Ну, или на трусливых маменьких сыночков.

— Кто тут трусливый? — Удо запальчиво сжал кулаки.

— Помолчите, — Эдмунд нахмурился. — Пусть Риб принесет с ручья воду, Удо займется готовкой а Кипп дровами.

— Почему я вечно таскаю воду, — Арибо толкнул ногой большую оловянную кастрюлю, которую сам же и позаимствовал из обители. — Я что — водонос? — Он пожал плечами и отвернулся.

— Хорошо сегодня готовишь ты, а Удо и Кипп займутся дровами и водой, — Эдмунд хмуро взглянул на широкие плечи друга.

— Ладно, ладно, — Арибо схватил кастрюлю. — Сегодня водичка на мне. Так уж и быть.

— Хитрец, — Кипп широко улыбнулся. — Смекнул, что возни с едой побольше будет. — Он почесал еще красную ото сна щеку. — Что сегодня будем готовить?

— Солонина осталась? Нам нужно протянуть еще денька четыре. Думаю, за это время до Мистара доберемся.

— Вряд ли, мясо вроде доели вчера, но остались сухари и яблоки, — Кипп порылся в мешке. — Еще есть немного сыра.

— Нужно было идти Северным трактом, — Удо упрямо сжал губы. — Сейчас бы уже подходили к Мистару.

— Я принял решение, — на этот раз Эдмунд был терпелив. Он подошел к Удо и положил ему руку на плечо. — Если нас будут искать, то первым делом это будут делать на главной дороге. Там полно застав из-за элуров. Уверен, мы бы там не прошли.

— Не знаю, — Удо мотнул головой, то ли соглашаясь с Эдмундом, то ли противореча ему. — Можно было бы попробовать. А так у нас еды осталось на два дня, да и направление мы знаем только приблизительно. — Ты думаешь, — он вскинул глаза, — если по нашему следу направят ищейку, то он нас не найдет? — Юноша язвительно усмехнулся. — Да они следы читают, как ты буквы.

— Будем надеяться, что нас не найдут. Главное добраться до Мистара, а там что-то придумаем. А с едой будем поэкономнее.

— Не уверен, что с Рибом это получится, — Кипп подошел и потряс мешком для продуктов. — Этот бездельник лопает за троих.

— Пусть ест за одного, — в голосе Эда зазвучала сталь. — А если будет нужно, вообще голодает.

Удо покачал головой — Мне кажется, его легче заставить выучить всю «Логику» Лямула Данибура. — Эдмунд фыркнул, а Кипп сквозь смех пробормотал. — Тогда еду придется прятать до самого Мистара. Вот только где?

Кипп еще довольно посмеивался, когда за спиной у развеселившихся ребят раздалось хриплое горловое рычание, сразу же сменившееся резким, постанывающим повизгиванием.

— Чтооо, эээто? — Кипп указывал пальцем на выходившее из-за кустов громадного зверя. Его могучая грудная клетка ходила ходуном. Широкие челюсти то сжимались, то разжимались, вываливая длинный, розовый язык. Но самым поразительным в неведомом звере были глаза. Узкие и вытянутые они казалось, целиком наполнены кровью.

Выйдя на поляну, где беглецы устроили ночевку, чудовище остановилось, принюхиваясь и неторопливо оглядываясь. — УууАааххх. — Пасть вновь приоткрылась, выталкивая пронзительное шипение, которое смешиваясь с визгливым мяуканьем, поразительно напоминало человеческий крик.

— Быстрее Кипп, прячься за меня. — Эдмунд подскочил к своим вещам и вытащил перочинный нож. Схватив за плечо растерянно стоявшего друга, он рывком оттолкнул его в сторону. — И не лезь под ноги, — лицо Эда исказила гримаса. — Понятно? — Кипп боязливо кивнул.

С другой стороны поляны появился Арибо, который пыхтя и чертыхаясь, тащил наполненную до краев кастрюлю.

— Риб беги к нам, — Удо уже встал рядом с Эдмундом. — У нас тут незваный гость.

Недоуменно посмотрев на огромного зверя, Арибо с облегчением бросил кастрюлю, которая завалившись набок, залила водой молодую весеннюю траву.

— Ни чаво себе. Вот эта волчара. Я такого огромного ни когда не видел. — По пути Арибо успел прихватить из остатков найденного с вечера валежника толстую ветку, которой теперь воинственно размахивал.

— Это не волк, — Удо лихорадочно оглядывался в поисках подходящего оружия. — Волки такими большими не бывают. — Он бросил еще один взгляд на приближавшегося зверя. — Это — корокотта.

Зверь не спешил нападать. Напротив, увидев Эда, он опустился на живот и радостно повизгивая, пополз в его направлении.

— Чой-то со зверюгой? Арибо озадаченно разглядывал елозящего землю хищника. — Кажется, она нас боится.

— Корокотты не ведают страха, — наставительно произнес Удо. Он прекратил оглядываться в поисках нужной дубины и с интересом наблюдал за странными манипуляциями корокотты. — Да и кого этому монстру бояться? Тебя что ли?

— А если она так готовится к нападению? — предположил, выглядывавший из-за плеча Эдмунда, Кипп. — Он продолжал с ужасом смотреть на корокотту, которая перевернувшись на спину, утробно заурчала.

— Не похоже, что эта зубастая гадина хочет нас съесть. Хотя может она так радуется перед плотным обедом? — Арибо хмыкнул. Тяжелую орясину он всё еще продолжал держать обеими руками. — Давайте, нападем все сразу и прикончим её?

— Корокотты священные животные, — возразил Удо. — Их нельзя убивать. Иначе не видать тебе милости Младшего.

— Ты ей еще помолись, когда она тебя пережевывать будет, И с чего ты вообще решил, что это корокотта? — Арибо вышел вперед и угрожающе потряс веткой, — Фууу. Пошла прочь.

Дружелюбное урчание мгновенно сменилось грозным рыком. Коркотта вскочила и разинула огромную пасть, — Арибо проворно отпрыгнул, а Эдмунд вышел вперед и махнул ножом. — Назад! Быстро назад!

Корокотта послушно отползла на дальний край поляны, где легла, спрятала нос в передние лапы и обиженно завыла.

Удо озадаченно посмотрел в её сторону. — Эд, скажи ей еще что-нибудь.

— Чего сказать?

— Ну не знаю. Например, пусть встанет и подойдет.

Эдмунд вопросительно взглянул на приятеля. — Ты что, совсем спятил?

— Пожалуйста, сделай, как я прошу.

— К чему? Думаешь, послушает?

— Почти уверен.

Юноша нахмурился, опустил нож и недоверчиво посмотрел в сторону жалобно скулившего зверя. — Иди сюда.

Корокотта мгновенно подскочила и бросилась к сбившейся четверке. Кипп испуганно вскрикнул.

— Стой, — Эдмунд поднял руку. — Стоять. Кому сказал.

Чудовищный зверь замер на месте, а розовый язык мелькал вокруг широкой морды.

— Теперь медленно подходи. Медленно.

Осторожно переступая лапами, корокотта неторопливо приближалась.

— Ляг и ползи.

Огромное туловище послушно опустилось на траву и поползло.

— Обалдеть, — Арибо с восторгом присвистнул. — Я тоже так хочу. — Он поднял палку и бросил в кусты. — Эй, зверюга давай, принеси мне ее обратно. — Корокотта лишь оскалилась и продолжала ползти к Эдмунду.

— Блин, почему она не слушается? — Арибо огорченно взлохматил волосы.

— Потому что ты не Эдмунд, — Кипп облегченно рассмеялся.

— Ба-ба-ба, — Арибо показал язык Киппу. — Подлизун фигов. — Он повернулся к Эдмунду и требовательно спросил, — Давай укротитель, выкладывай, как тебе эту дикую тварь приручить удалось?

Между тем корокотта подползла вплотную в Эдмунду и лизнула его башмаки. Затем прижалась к его ногам и довольно замурлыкала.

— Прямо как кошка. — Арибо присел на корточки и с интересом наблюдал как ужасные челюсти раскрываются лишь для того, чтобы в очередной раз провести языком по запыленной обуви друга. — Может ты туда кошачьей мяты напихал, — он озадаченно почесал затылок, — или чё-то еще зверинопритягательное.

— Корокотты слушаются только Младших Владык или их наследников. — Удо был сильно возбужден. — Только их и ни кого более. — Он потрясенно взглянул на друзей.

— Эдмунд у нас Владыка, — Арибо встал, хлопнул себя по бедрам и издевательски присвистнул. — Ваша Рыжая Смелость, — он приложил руку к груди и глумливо поклонился.

Удо неуверенно улыбнулся, — Корокотты подчиняются только потомкам Младшего. Он был найден в логове корокотт. Это общеизвестно. Они их деймоны.

— Да, уже задолбал своими коракоттами. Ты их видел?

— Я читал про них. Их подробно описал Идорис Лавеский. Он упоминал о том, что дикие корокотты еще обитают в Приграничье и…

— Умник нашелся, — бесцеремонно прервал друга Арибо. — Книжку, видите ли, прочитал, — он оглянулся на стоявших рядом друзей. — Эд скажи, что все это чушь. А тебе Кипп, разве не смешно?

— Неееа, — нерешительно отозвался тот. — Это явно не волк, — Кипп кивнул на корокотту, которая требовательно тыкалась носом в обожаемую ладонь. — И я не понимаю, почему этот неволк лезет к Эду?

— Да это просто сбежавшая собака, — Арибо прищурился. — Точно. Она потерялась, соскучилась и кинулась к тому, кто больше всего напоминает ей прежнего хозяина. — Он победно посмотрел на друзей.

— Хватит нести бредятину, — Удо сердито покачал головой. — Это создание, — он указал на лежавшую корокотту, — кто угодно только не собака. Посмотри на эту чудовищную пасть. А глаза? Ты видел её глаза? — Удо говорил горячо, сбиваясь и краснея. — Перед тобой деймон Младших Владык.

— Ну, видел. И что? — Арибо равнодушно пожал плечами — Соглашусь, собачка странноватая. И что с того? У нее на лбу не написана, что она корокотта и к тому же этот, как его, деймон Матрэлов.

— Я согласен с Рибом, — Кипп опасливо взглянул на корокотту. — Наш Эд не похож на Младшего Владыку. Он, он, — юноша силился подобрать подходящие слова, — вообще на красного не похож. Вспомните, как он ревел, когда отец Керт умер.

— Мы все тогда рыдали, — Удо поморщился.

— Один я тогда не плакал, — Арибо хвастливо выпятил грудь. — Не пролил и слезинки.

— Дурачина, я говорю о другом. — Кипп покосился на Эдмунда, который бесстрастно слушал обсуждение собственной персоны. Он присел и водил ладонью по песочного цвета шкуре, покрытой жесткими короткими волосами. Широкие бока корокотты дрожали от возбуждения и восторга. — Сестра Вибека говорила, что скорее солнце упадет на землю, чем слезинка скатится по щеке Матрэла. Младшие Владыки безжалостны и высокомерны. Они полубоги. Наш Эд не такой.

— А как ты объяснишь, что корокотта слушается только его, — Удо упрямо настаивал на своем.

— Не знаю, — Кипп неопределенно пожал плечами.

— Повторяю, — Арибо завелся не на шутку. — Это просто большая собака. Очень большая собака, — поправился он. — И вообще, в Приграничье вполне могут обитать ни кому неизвестные животины. Что на этот счет пишет твой Идрис Лабусский?

— Идорис Левиский, — машинально поправил Удо.

— А, неважно, — отмахнулся Арибо. — Главное, мы выяснили, что эта собака, ну или что-то похожее на собаку для нас не опасна. Кроме того, обзавелись дармовым волкодавом. — Он бросил взгляд на зевнувшую коркотту. — Хотя нет, скорее медведедавом.

— Это не собака, — Эдмунд встал, и следом за ним вскочила корокотта. — И её зовут Ярость.

* * *

Ай-До потрясенно смотрел на громадного зверя, покорно лежавшего у ног мальчишки. Он быстро и без каких-либо усилий нагнал беглецов, которые, — аэрс пренебрежительно усмехнулся, — оказавшись в лесу, вели себя как типичные торнийцы, то есть шумно и беспомощно. С того момента прошло три дня и все это время он незаметно наблюдал за дружной четверкой и прежде всего за их молчаливым вожаком. В который раз пытался понять, каким образом этот с виду самый обычный вихрастый парнишка смог прикончить пятерых человек. Ответа аэрс пока не находил. Обыкновенный подросток — худой, голенастый и рыжеволосый. Таких в одном Мистаре несколько сотен. Пожалуй, настораживала лишь его способность подчинять к себе людей. И рассудительный Удо, и нерешительный Кипп, и даже ершистый Арибо не пытались поставить под сомнение его лидерство. Все трое слушались Эдмунда Ойкента беспрекословно. Размышляя над этим, Ай-До не заметил, как на поляну вышло это полосатое чудовище. Натянуть тетиву на лук он не успевал, поэтому схватившись за меч, аэрс уже был готов выскочить на поляну и заступиться за ребятишек. Хвала предкам, что он не успел этого сделать. Его остановило странное поведение неведомого зверя, от вида которого дрожь пробегала по всему телу. За четверть века своего пребывания на севере Ай-До ни разу не встречал подобного животного. Ему довелось пару раз находить таинственные следы, похожие на волчьи, но при этом, значительно крупнее. Приходилось ему однажды видеть и разорванную в клочья дикую кошку — царицу здешних хищников. Местные шептались про ужасных корокотт, но подобные разговоры всегда вызывали у него скептическую улыбку. Аэрс поежился и крепче сжал вспотевшими ладонями рукоять меча. Уж он-то точно знал, что это не волк, и уж тем более не собака. Достаточно было посмотреть на багровые глаза и непропорционально огромную пасть, с длинными, саблевидными зубами. Подобная тварь, в самом деле, была способна одна управиться даже с медведем.

Мальчишки продолжали спорить, а застывший исполинской грудой рядом с Эдмундом зверь медленно повернул морду и посмотрел в его сторону. Аэрс почувствовал, что его не только заметили, но внимательно осмотрели, оценили и решили, что он не представляет угрозы. Он кисло усмехнулся, подумав о том, как повело себя это существо, если бы сочло его опасным. Между тем спор на поляне закончился. Эдмунд встал, а вместе с ним поднялся и странный зверь. Решать нужно было быстрее, хотя выбор был не велик. Ай-До засунул меч в ножны, раздвинул ветви кустарника и, подняв вверх руки, вышел на поляну. Здесь было главное не переиграть.

— Эй, ребятишки, вы не в Мистар направляетесь?

Глава 28

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Окрестности Табара. Железная Твердыня

«Железная Твердыня окружена двойным рядом стен. Первый ряд достигает высоты в пятьдесят локтей. Второй ряд выше первого на целую треть. Главный вход, именуемый Табарским, ибо ведет он прямиком в столицу Торнии, прикрывают две башни, с длинными их от таранов противника…».

Дайсум из Кассакорна «Золотые копи Торнии»

«КТО ТЫ? ПОСМОТРИ НА МЕНЯ». — Мерзкий голос, оставлявший железистый привкус крови во рту, все еще звучал в ушах, когда Рута проснулась. Застонав, она поднесла ладони к мокрому от слез лицу, однако вытереть их не успела. Шершавый язык быстро облизал щеки, оставляя на них липкие следы.

— Отстань Гроза. — Девушка нехотя раскрыла глаза и взглянула на нависшую над ней чудовищную пасть. — У тебя не язык, а напильник какой-то. Как у кошки. — Багрового цвета глаза, не мигая, уставились на лицо хозяйки. — Ладно, не дуйся. Спасибо моя хорошая. — Рута положила ладонь на необъятную шею, от чего доминантная самка довольно заурчала. — Нравится? — Тоненькие пальчики пробежали по короткой шерсти. — Защитница ты моя. Небось, со мной ночью спала? А остальные где? — Корокотта мотнула мордой в полутемный угол, где сгрудились другие корокотты.

— Затаились. Боялись разбудить. — Девушка понимающе улыбнулась, и еще нежнее погладила жесткую шерсть. — И без того громкое урчание стало напоминать громовые раскаты.

— Ваше Высочество, — шаги мэтра Тэймера прозвучали совсем рядом. — Вы здесь? Вас матушка ищет.

— Спрячемся, — девушка легко щелкнула корокотту по носу — или выйдем? — Она беззвучно рассмеялась, и быстро наклонившись к маленькому, вертикально стоявшему уху, что-то тихо зашептала. Корокотта прикрыла глаза и тихо рявкнула. Два огромных самца быстро подошли и сели по бокам у доминантной самки, полностью закрыв спрятавшуюся за ними девушку.

— Ваше Высочество. — Мэтр Тэймер осторожно вошел в главный загон корокоттарни. — Я знаю Вы здесь. — Где она Гроза? — Однако корокотта лишь оскалилась и негромко зарычала. — Не хочешь показать? — Главный крокоттарь вздохнул и умоляюще произнес. — Пожалуйста. Месса не ночевала у себя и Ее Милосердие беспокоится. — Рычание стало громче, однако заливистый, девичий смех нарушил все конспиративные планы.

— Жаль мэтр Вы себя не видели? — Хихикая, девушка с трудом протискивалась между громадными телами. — Нашли, у кого спрашивать. Они меня не выдадут. Правда? — Рута нежно коснулась загривков самцов, которые, тут же вскочили, ожидая повторной ласки. — Хватит. Хорошего по-немножку. А то уже Гроза заревнует. — Все еще смеясь, она подошла к мэтру Тэймору и грациозно присела. — Вас послала матушка?

— Да Ее Милосердие просит Вас вернуться домой.

— Я предупредила ее, что поеду в Железную Твердыню. — Девушка нахмурилась. — После Вашего послания я поспешила сюда. И как раз вовремя. Корокотты были просто не в себе. Вы же видели? Нужно было их успокоить.

— Как они сегодня? — Мэтр обвел рукой грандиозное, тянувшееся на добрые двести шагов, помещение. — Утихомирились?

— Куда они денутся? — Рута наклонилась и взяла на руки подкатившийся к ее ногам пушистый комок. — Какой миленький. — Она погладила щенка корокотты за крошечными ушками. — Хотите? Вы, наверное, их за двадцать лет службы ни разу в руках не держали?

— Официально двадцать девять. Я поступил на службу Его Смелости в шестнадцать. А вообще помогал отцу, как только начал ходить. — Корокоттарь тепло улыбнулся. — И если по милости Триединых прослужу еще столько же, едва ли мне посчастливится погладить даже взрослую корокотту, не говоря уже о молодняке. Вы же знаете, как это опасно. — Тройл кивнул на лениво следившую за щенком молодую, светло-золотистого цвета самку. — Наши зверушки позволяют подобное лишь Вам. — Он грустно вздохнул, — А если что-то такое попробую сделать я, то боюсь, отсюда уже не выйду.

— При мне они не посмеют напасть, — Лицо девушки сразу стало серьезным. Она опустила щенка на земли, однако он упорно не желал уходить, тыча носом в надетые на босу ногу сандалии. — Вчера здесь был просто кошмар. Даже умница Гроза, поначалу меня не признала. — Девушка поежилась. — Я почти испугалась.

— Ходят слухи, — Руфус Тэймер боязливо оглянулся по сторонам, — что вернулся Младший Владыка. Это его Зов так возбудил наших подопечных. Мне об этом сказала старая Гриелла. Она с утра ездила за продуктами в Табар. И, конечно, успела там пообщаться со своими кумушками. — Он снисходительно усмехнулся. — Вы бы видели, какой она вернулась обратно. Её прямо распирало от полученных новостей. Столица ходуном ходит. Все только и говорят о Зове. Городская стража пока не вмешивается, хотя самых разговорчивых отправляют в тюрьму, но, Вы же понимаете, Ваше Высочество, — главный корокоттарь быстро взглянул на Руту, — это как подкидывать дровишки в огонь.

— Здесь уже знают? — уточнила девушка.

— Конечно. Гриелла постаралась. — Мэтр пожал узкими плечами. — Полагаю, все в курсе.

— Она у себя на кухне? — спросила Рута, нетерпелива посматривая на выход из корокотторни.

— А вот этого я Вам сказать не смогу. Наша повариха не успокоиться, пока не сообщит каждому в этом замке о том, что услышала в Табаре. — Мэтр Тэймер ласково взглянул на загоревшиеся неподдельным интересом глаза. — Хотя до обеда еще далеко, так что, наверное, где-то наверху языком треплет.

— Я побежала. Сама её поищу. — Девушка извиняюще улыбнулась. — До встречи мэтр. — Она наклонилась к сидевшей рядом доминантной самке. — А ты не хулигань. Понятно. — В ответ корокотта высунула язык и лизнула грозивший ей указательный палец.

* * *

Вопреки опасениям мэтра Тэймера Гриелла вскоре обнаружилась в своих исконных владениях — просторном каменном здании, отделенном от замка крытой галереей. В Железную Твердыню прислали каменщиков из Табара и мэте Лэгмонт пришлось спуститься на кухню, оставив остальную прислугу в одиночестве обсуждать принесенные ею новости. По этой причине главная повариха была сильно не в духе, что настойчиво демонстрировала немногочисленным помощникам, гремя посудой и непрерывно ворча о нагрянувших не понятно зачем столичных бездельниках. Тем не менее, вошедшую Руту она встретила низким поклоном. Великая Дочь была слишком важной птицей, чтобы показывать перед ней свое недовольство. К тому же девушку любили, за веселый нрав и неизменное добродушие.

— Вы Ваше Высочество сегодня ранняя пташка, — почти искренняя улыбка осветила одутловатое, с широким сизым носом лицо. Мэта частенько принимала на грудь, вот и в этот день она встретила в изрядном подпитии. Стараясь не дышать в сторону Руты, она теребила полу грязного фартука, безуспешно пытаясь оттереть руки от натеков крови.

— Мне передали, что Вы недавно вернулась из Табара? — Девушка старалась не смотреть на раскиданные по широкому столу части свиной туши.

— Ага. Оно самое. Как с вечера поехала за продуктами, — Гриелла Лэгмонт кивнула на стоявшие у порога кухни большие мешки, — так возвратилась только под утро. Раньше сюда приезжали, но теперь спрос не тот, так что ездить уже приходится нам. Благо до столицы недалече. Должен был отправиться наш кастелян, но он приболел, так что поехала я. — Она вновь заискивающе улыбнулась, показав три чудом сохранившихся желтых зуба. — У нас тута арка подвесного моста уже пару недель как рухнула. Вот и прислали два дня назад каменщиков из табарской гильдии. А их почти полторы дюжины приехало. Получается, мне экую прорву накормить нужно. Это двадцать лет назад здесь, — повариха махнула рукой вглубь длинного, с несколькими огромными каминами помещения, — почти пятьдесят человек кашеваривало. А сегодня, у меня в подручных четверо таких же старых бедолаг как я. — Мэта Лэгмонт шумно втянула воздух. — Вот оно как благородная месса.

Девушка терпеливо ждала, пока иссякнет поток жалоб, потом понимающе покачала головой. — Вы замечательно справляетесь со своими обязанностями милая Гриелла. Но мне сказали, что из столицы пришли важные вести.

Мутные глаза мгновенно оживились. — А как же. Я когда услыхала, то сразу и не поверила. Но в Табаре об этом на каждом углу спле…, то есть говорят. Первой мне об этом сказала Сива Госсеп, она торгует селедкой на Обжорном рынке, ну что на углу улицы Мясников и Кожевенников. Так вот мне она и говорит. Кстати, селедка у нее так себе. Поэтому если Вы захотите купить хорошей селедки, то лучше…

— Так что она сказала? — Нервы девушки начали сдавать. Она сердито взглянула на без умолку тараторившую повариху, но тут же опомнилась и мягко попросила: — Пожалуйста, мэта не отвлекайтесь.

Да, да, конечно. — Гриелла Лэгмонт шмыгнула носом, будто собираясь с духом, и выпалила. — Младший Владыка вернулся. Я этой селедчнице не очень поверила, но потом пошла купить три туши у мэтра Шлектера. Его семья, знаете ли, уже пять поколений поставляет мясо в Железную Твердыню. И ни когда, на моей памяти, не было тухлятины. Его двоюродный прадедушка служил сержантом в бийрунском командорстве. Это, получается, было еще при Владыке Войноте. Ох уж эти аэрсы, скажу Вам. Мне по молодости один такой строил глазки. Его покойный Магистр привез с юга. Симпатичный был, только, на мой взгляд, чернявый больно. — Мэта Лэгмонт кокетливо повела плечом и захихикала.

Нетерпеливое покашливание Руты вернуло погрузившуюся в воспоминания повариху к реальности. — Ах да. Так вот. Мэтр Шлектер мне и говорит: — Вы слышали уважаемая мэта. — Длинный подбородок с торчавшей посередине крупной бородавкой горделиво вздернулся. — Он меня вообше сильно уважает. Одобрительно, хотя ни разу и не пробовал, отзывается о моей готовке и даже… — Сердитый взгляд прервал намечавшийся пространный панегирик. — Одним словом, по его словам, красный Зов прокатилась по Табару, разбудив всех красных. Вся столица с утра стоит на ушах. Говорят, созовут специальное заседание Имперского Совета. Вы получается, на него вряд ли теперь успеете. Хотя если отправитесь сейчас? Правда, сильно борзых лошадок у нас не найдете. Теперь-то остались лишь рабочие. Не шибко ходкие. Не то, что раньше.

— А что еще об этом говорят? — Девушка призвала на помощь все дарованное ей Триедиными терпение.

— Что говорят? — переспросила Гриелла Лэгмонт. Она окончательно освоилась, решив в разговоре с Великой Дочерью выложить все то, что не удалось обсудить с товарками. — Да всякое. — Мэта впервые с любопытством посмотрела на высокопоставленную посетительницу, однако задать вопрос, что вертелся на языке, не решилась. — Вроде Зов пришел с севера. Мэтр Шлектер по секрету сообщил, что городская стража уже отправила пару горожан за слишком бойкие разговоры в кутузку. — Грязный ноготь поскреб кончик носа. — По мне так это беззаконие. Уже и поговорить честному человеку нельзя.

В мыслях Рута была готова согласиться с действиями властей. По крайней мере, если эти арестованные столь же словоохотливы как мэта Лэгмонт, то пара недель в холодной пойдет их болтливому языку, лишь на пользу. Однако в слух она сказала совершенно другое. — Я поговорю с Ее Милосердием о судьбе этих несчастных. В подобных разговорах, если конечно они ведутся с благими намерениями, нет ни чего преступного.

— Вы совершенно правы, Ваше Высочество, — тут же откликнулась Гриелла. — Это последнее дело, когда приличным людям рты затыкают. Меня при отъезде из Табара знаете как отшмонали?! Как узнали что еду сюда. Спрашивали, зачем приезжала? По какой, мол, надобности. Разве что под рубаху не залезли. Попробовали они такое мне сказать раньше. Магистр живо поставил бы их на место. — Пьяные слезы показались в припухших уголках глаз. — А сейчас кому мы нужны? Тут раньше целый город был, пока папаша нынешнего императора, всех не разогнал. После смерти прошлого кастеляна в Железной Твердыне не осталось ни одного красного. Ни одного! — мэта Лэгмонт обвиняющее потрясла скрюченным пальцем. — Где ж это видано! — Она присела на трехногий табурет и вытерла глаза. — Когда это все случилось народ и сам начал разбегаться. А потом уже и приказ императорский вышел. Сейчас хожу по внутреннему двору как привидение. Все дома заколочены. Если бы не эти зверюги, то и нас бы отсюда давно вышвырнули. Спасибо Вашей матушке, а то… — она обреченно махнула рукой и замолчала.

Рута давно уже забыла прежнее раздражение. Она подошла к пожилой женщине и порывисто опустилась перед ней на колени. — Не плачьте мэта. Вы еще увидите, как Железная Твердыня вернет свой прежний блеск. Я уверена в этом.

— Ваши бы слова, да Триединым в уши. — Щербатая улыбка в кои веки перестала казаться отталкивающей. — И встаньте, пожалуйста, а то я на энтом полу вон ту свинку свежевала.

Глава 29

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Дворец Владык

— Вот, почитай, — Торберт Лип бросил мэтру Гарено распечатанный пакет. — Твой человек прислал из Мистара. Я получил его сегодня утром. — Тень недовольства, промелькнувшая в глазах главы тайной полиции, не осталась незамеченной. — Эти сведенья столь важны, что Ройл переслал их мне напрямую. Минуя тебя. Так что не злись. — Канцлер принялся возбужденно ходить взад вперед по кабинету, изредка нетерпеливо поглядывая на углубившегося в чтение Гарено.

Едва тот поднял глаза, Торберт Лип быстро подошел, выхватил широкий, с неровными краями бумажный лист и принялся рассматривать написанное. — Перечитываю в четвертый раз. — Он невесело усмехнулся. — Наверное, старею. — Канцлер пристально взглянул на помощника: — Что думаешь?

— Бако, как всегда, осторожен в оценках и исчерпывающ в деталях.

— Не привередничай, у него работа такая. — Тяжелая ладонь смяла листок с донесением и швырнула в огонь. — Он сказал ровно столько, сколько хотел. По настоящему важное, здесь написано между строк. Мэтр Ройл лис опытный и за свою жизнь обманул не одного пса. Вот и решил перестраховаться. Гонца, в конце концов, могли перехватить. Но речь не об этом. — Канцлер взглянул в глаза собеседнику. — Это он? Тот, кого не чаяли больше увидеть? — Толстые пальцы нервно постукивали по столу.

Мэтр задумчиво теребил тронутые сединой усики, — Не знаю Ваша Светлость. Это слишком неожиданно.

— Зато я знаю. — Канцлер вновь принялся мерить шагами тесное пространство кабинета. — Я его почувствовал. Ты фиолетовый и не понимаешь. Но для нас, для красных — его карие глаза затуманились, — это как дурман. Нет гораздо больше и лучше. Младший Владыка источник нашей магии и его ярость ласкает нас как, — он остановился, — как любовница и как родная мать одновременно. Находясь рядом с ним, мы набираемся мужества, даже если боремся с ним и ненавидим его. — В светло-карих глазах застыло невысказанное страдание. — Но как же сложно бороться с самим собой и тем более самого себя ненавидеть. — Лип тряхнул головой, отгоняя тяжелые воспоминания.

— С нашим Владыкой у нас тоже существует связь, — осторожно заметил Гарено. — Это, конечно, немного другое. Мы ощущает его Зов как легкую вспышку. Это скорее напоминает удовольствие от правильно решенной задачи.

— Именно, — канцлер усмехнулся, — надеюсь, ты не забыл, что и я немного фиолетовый. Но у красных ощущения другие. Даже те, кто никогда не видел Младшего Владыку, ощущают его ярость. Конечно, это зависит от величины Дара и от близости Зова. Но, это чувство коснется всех красных, — он закусил верхнюю губу. — Всех без исключения, понимаешь? Ни у фиолетовых, ни тем более у зеленых ни чего подобного нет.

— Император сомневается в том, что Зов исходил от Матрэла?

— Его Величие будет сомневаться во всем, что не отвечает его интересам, — канцлер наконец-то перестал ходить из угла в угол и сел в кресло. — Поэтому неудивительно, что сегодня он решительно отрицал даже гипотетическую возможность того, что Матрэл жив. Но Призыв Владыки, тем более Младшего, ни с чем не спутать. И думаю, что Водилик это знает не хуже нас с тобой.

— Тогда почему…

— Почему, почему? — Торберт Лип не дослушал. — Там просто много личного. К сожалению, наш император продолжает жить ненавистью. Он дышит ею, черпая в прошлых обидах оправдания своих нынешних действий. Кроме того, зачем ему рядом новый Младший Владыка? Наверняка он будет по примеру предшественников постоянно ставить императорам палки в колеса. А Его Величие уже привык править, оглядываясь лишь на мнение Совета и своей кузины. Признаюсь, — канцлер кисло улыбнулся, — как и Водилик я скучаю по добрейшей Клименции. Но к капризам Ее Милосердия император сумел приноровиться. И, несмотря на то, что они терпеть друг друга не могут Водилик порой ловко её переигрывает. К примеру, обставил нашего Матриарха на сегодняшнем заседании Совета.

— Простите?

— Да, друг мой — канцлер устало прикрыл глаза, — наш неумеха император сегодня весьма умело одурачил Совет вместе с Матриархом. Поднял запредельную планку наказания за слухи о выжившем Матрэле и пока все возмущались, снизил всё до приемлемого уровня. — Лип криво усмехнулся. — Это было ловко. Подать как уступку то, к чему стремился с самого начала. В итоге у нас, по-прежнему, несправедливая экзекуция за разговоры, которые ведутся на каждой кухне Табара. И не сложно понять, кто Его Величие в этом надоумил.

— Гатто? — Гарено понимающе покосился на канцлера.

— А кто еще? — Торберт Лип горько скривился. — Этот стервец в последнее время в большом почете. Знаешь, как его называют в народе?

— Слышал, — в серо-голубых глазах спряталась усмешка. — Медовая кошка. Неудивительно, он редкостный льстец.

— Он редкостный негодяй, — в голосе канцлера нарастало раздражение. — Если он возглавит поиски нашего имярека, то, боюсь, мы его никогда больше не увидим.

— Вы думаете, он осмелится… — мэтр выразительно посмотрел на пару старых мечей, что висели на стене.

— Убить, — канцлер проследил за взглядом мэтра. — Не знаю Миго, не знаю. Четверть века назад я бы ужаснулся от одной только мысли об этом. Но времена изменились. Мы живем в страшное время, но тем важнее для нас не допустить задуманного императором. — Лип сузил глаза. — Или, как знать, его советником.

— Возвращение Матрэлов к власти для нас с Вами будет означать, — Гарено не договорил и выжидательно уставился на собеседника.

— Наверняка друг мой нечто очень неприятное, — канцлер опустил голову. — Водилик сегодня уже открыто сказал мне об этом. В таком случае нам следует приготовится к самому худшему.

— Младшие Владыки злопамятны и беспощадны, — согласился мэтр. — Но я обратил внимание, что Ройл сообщает о мальчишке что-то очень странное. Сестры описывают его добрым, заботливым и верным другом. — Правда, при этом, — он слегка улыбнулся, — излишне озорным.

— Чушь, — канцлер передернул плечами. — Я тоже на это заметил, но в такое с трудом верится. В отличие от тебя я знаю Матрэлов с самого детства. Они в любом возрасте жестоки и надменны, а Бако расписывет этого Эдмунда, пусть и с чужих слов, чуть ли не зеленым. — Торберт Лип ненадолго задумался. — Мне нужно самому во всем разобраться. Привези мне всех, кто жил в этой обители и вообще знал нашего паренька. Слышишь, всех от мала до велика.

— Матриарху это не понравится, — осторожно заметил Гарено.

— Разумеется, поэтому будем допрашивать лишь с её разрешения. Пусть пришлет кого-то из Генеральной Коллегии Ордена. Я не могу позволить себе окончательно поссориться с Её Милосердием. Джита заинтересована в скорейшем раскрытии данного дела, поэтому препятствовать нам не будет. Кроме того, будем надеяться, что ищейка Ройла нагонит ребятишек. И тогда ниточка превратится в канат, и проблема поиска будет быстро решена.

— Бако не давал этому ищейке подробных инструкций. Просто приказал сопровождать беглецов и в случае чего защищать.

Канцлер рассмеялся. — Ну, неизвестно, кто там будет защитником. В любом случае, если он сопроводит их до Мистара и потом расскажет об этом кому нужно, то уже на следующей неделе мы сможем лицезреть этого Эдмунда в Табаре. Ройл, полагаю, понимает, что в такой ситуации нужно будет сделать. Лучше, конечно, если бы поехал ты Миго, но это вызовет ненужные толки и предположения. Хорошо, что мэтр Гатто не знает и малой толики того, что знаем мы. — Канцлер довольно ухмыльнулся. — Что ж, нам не в первой нарушать приказы императора, поэтому сообщать его советнику обо всем этом мы не будем.

— Он докопается.

— Не сомневаюсь. Этот сукин сын умен как десять Водиликов. Но пока он имеет на руках по сути одно — приблизительное место, откуда исходил Зов. Так что если удача будет на нашей стороне, а Младший замолвит перед Неназываемым пару словечек за своего потомка, мэтр Гатто провозится не меньше трех недель. Но может получится и побольше. — Канцлер мстительно улыбнулся. — Особенно если твои люди будут всячески поддерживать ублюдка в его же собственных заблуждениях.

* * *

— Мне кажется, что это не очень хорошая идея, — император по старой привычке облизнул губы. — Возможно, что все-таки это потомок Младшего.

— Неужели Ваше Величие и Вы верите в подобную бессмыслицу? — голос мэтра Гатто мог заморозить целое озеро. — На Совете Вы утверждали другое.

— Я это допускаю. — Водилик X неопределенно мотнул головой. — Слишком многое говорит в пользу этого. Да и Лип вряд-ли мог так ошибиться. Он красный и его Патроном был Владыка Норберт. Кроме того, о красном Зове, — император поморщился, — в столице не говорит только ленивый. Хотя нет, — тут же поправился он, — закоренелые бездельники и обормоты, первыми эти слухи и разносят.

— Неужели в Вашем окружении есть таковые?

Водилик X вскинул глаза, высматривая у собеседника хотя бы намек на усмешку, однако лицо его советника выражало лишь серьезную озабоченность.

— По крайней мере, один есть точно. Мой капитан охраны — болван редкостный. И именно он этим утром ворвался в мою спальню, оглушительно вопя будто Его Смелость жив. Полагаю, что эти его крики были слышны во всех уголках дворца.

— Хорошо, — советник приторно улыбнулся. — Допустим Ваше Величие правы. Этот, неизвестно как появившийся красный и есть Матрэл. И что дальше? Мы найдем его и возведем на яшмовый трон? И как будет вести этот новоявленный Младший Владыка, сидя рядом с Вами и Ее Милосердием. Я Вам скажу. Он станет поступать в точности как его предки. То есть ни во что не ставить Вашу власть, творить беззакония, а на все попытки урезонить его, надменно огрызаться.

Император нахмурился. — Кузина права. В Вас Эразмо слишком мало почтения к Владыкам. Это даже странно для сына пекаря.

Мэтр Гатто едва заметно усмехнулся, — Ваше Величие упрекает меня моим низким происхождением?

— Нет, я лишь удивляюсь отсутствию уважения перед потомком Триединых. Все-таки, среди простонародья преклонение перед Матрэлами весьма распространено.

— Ваше Величие путает страх с уважением.

— Нет, мэтр я ни чего путаю, — император сердито взглянул на собеседника. — Триединые — это не только Старший и Средняя, но и Младший. Он такой же заступник перед Неназываемым, за нас грешных, как его брат или сестра. И моя, так скажем, — кончик языка вновь облизнул губы, — нелюбовь к его потомкам ни чего изменить не может.

Почувствовав, что разговор принимает неприятный для него оборот, Эразмо Гатто послушно кивнул. — Разумеется, император лучше ориентируется в настроениях собственных подданных, чем даже самый осведомленный из его советников. Но позволю заметить, что поклонение Младшему ни когда в Торнии не было сильно распространенно.

Император досадливо поморщился. — Не делайте из меня дурака, Гатто. Как и прежде молитвами Младшему надеются обрести защиту, решимость или смелость. За тысячу лет мало что изменилось. Или Вы думаете, что у нынешнего поколения торнийцев всего этого настолько много, что потребность в Младшем полностью отпала?

— Я просто полагаю, — осторожно ответил мэтр, — что благословение Старшего и Средней больше востребованы. Богатство, ум, здоровье и гармония семье всегда ценились выше.

Император насмешливо взглянул на Гатто. — Неужели Вы действительно считаете, что в момент, когда эрулы и аэрсы разрывают нас на части, культ Младшего в империи непопулярен?

— Я лишь озвучиваю то, что вижу вокруг. В храмах Триединых подношений Старшему или Средней всегда больше.

— Табар это не вся Торния. В приграничных провинциях ситуация порой противоположная. Кроме того, больше не значит лучше. Будь Матрэлы хоть трижды заговорщиками, любой солдат или городской стражник всегда преклонит колени, прежде всего перед статуей Младшего.

— Солдаты, стража, тайные агенты, — мэтр Гатто презрительно сощурился, — это лишь малая часть Ваших подданных.

— Зато немаловажная.

— Младшему поклоняются даже наемные убийцы. Вы об этом слышали?

— Конечно, — император хихикнул. — Но утверждают, что воры в основном обращаются за помощью к моему предку. — Он откровенно развеселился. — Мне кажется, или Вы, в самом деле, теперь еще и бакалавр богословия?

— Как Ваш советник я лишь указываю на возможные неблагоприятные последствия принятых решений. Я говорю Вам правду, пусть даже порой она и неприятна для уха Вашего Величия.

— Не лукавьте, дорогой Эразмо. Вы говорите главным образом то, что, как Вы считаете, доставит мне удовольствие. Но мою неприязнь к Матрэлам понять можно. — Император наклонился к уху советника и едва слышно прошептал. — Но мне интересно, чем они насолили Вам?

Худое лицо осталось непроницаемым. — Вы ошибаетесь, Ваше Величие. Мое отношение Младшим Владыкам полностью лишено предвзятости. Как и Вы, я стремлюсь только к общему благу. Поэтому, мне кажется, что появление этого самозванца, — мэтр с вызовом взглянул в глаза императору, — станет большой проблемой как для Вас лично, так и для всей Торнии.

— Наш разговор начинает меня утомлять, — Воилик X демонстративно широко зевнул. — Вы мэтр мой советник, а не наставник. Я принял решение и уже озвучил его на Совете. Вы возглавите поиск этого неизвестного красного и доставите его сюда к нам в Табар. И для этого Вы приложите все усилия. Иными словами я разрешаю Вам использовать любые средства. — Он широко махнул рукой. — Вам понятно? Любые.

— Ваше Величие дает мне огромные полномочия.

— Я даю Вам полномочия для решения конкретного вопроса. В канцелярии Вы получите необходимые бумаги.

— Если таково желание моего повелителя, — мэтр Гатто поклонился, — то я приложу все усилия для успешного выполнения возложенного на меня поручения.

— Да уж приложите. И еще. — Водилик лениво улыбнулся. — Я надеюсь, что наш возмутитель спокойствия будет доставлен в столицу живой и здоровый.

— Разумеется, Ваше Величие. В моих руках он будет в полной безопасности.

Глава 30

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье. Окрестности Мистара

«В стародавние времена разделились аэрсы на два клана, основателями которых были два родных брата — Чжун и Ли. Потомки Чжуна кочевали на юге.Вотчиной Ли стали северные земли.

И все кланы, что населяют ныне земли аэрсов от юга до севера — потомки этих двух братьев….».

«Сокровенное сказание аэрсов»

Лицо деда было так близко, что, казалось, протяни руку и коснешься его продубленной жарким южным солнцем морщинистой щеки. Ай-До зажмурился еще сильней, но смуглое, до боли знакомое лицо не исчезало, не торопилось раствориться в тумане сновидений. Наоборот оно стало только выразительнее и четче. Толстые, бледно-розовые губы что-то шептали, требовательно и строго. Дед привычно размахивал сухими пальцами, то сжимая их в костлявый кулак, то разжимая и демонстрируя длинные, выпуклые ногти. Ишейка замотал головой, вновь пытаясь прогнать неприятный сон. Гун^[11] Цхе-Лао продолжал что-то повелительно говорить, стуча кулаком по земле. Слова доносились до него обрывками, проникая в сознание нехотя, будто сквозь застрявшие в ушах комки грязи.

— ЕЙ ЕГО. ЭТ ЧИШКУ. ЕЙ ЕГО. — Худые щеки тряслись, выталкивая слова, будто блевотину снова и снова. — ЕЙ ЕГО. ЕЙ ЕГО. — Глава клана Лао тыкал худым пальцем куда-то за его спину. Седые брови гневно хмурились. Карие глаза постепенно темнели, превратившись, в конце концов, в угольно-черные. Эти узкие щелки втыкались в душу Ай-До острыми иглами. — БЕЙ, БЕЙ, БЕЙ. — Слова жалили и кусали. — БЕЙ, БЕЙ, БЕЙ.

— Эй аэрс. — Его слегка потрясли за плечо. Ищейка мгновенно проснулся и схватился за нож.

— Стойте! Это я. — Глаза, отскочившего юноши, испуганно округлились. — Вы это, зубами скрипели и кричали что-то.

Ай-До вымученно улыбнулся. — Я не хотел мальчик. — Он пытался вспомнить имя. «Кипп, кажется так». — Извини меня Кипп. Не бойся.

— Он не боится, — бесстрастно бросил Эдмунд. Он поднялся со своего жесткого ложа. Не сводившая глаз с ищейки корокотта, тут же вскочила и глухо зарычала. — Вы, в самом деле, так громко кричали, что разбудили всех. — Эдмунд повернулся к двум оставшимся на месте друзьям, которые тоже проснулись и теперь тревожно переглядывались.

— Что? — Ай-До старался не глядеть юноше в глаза. — Я что-то говорил.

— Я не понял слов. — Эдмунд подошел и присел на корточки рядом с Киппом. — По-моему, Вы говорили по аэрски.

Ай-До холодно улыбнулся. — Последний раз я говорил на родном языке еще в детстве.

— Вам снилось что-то неприятное?

Ищейка напустил на себя скучающий вид. — Всем время от времени снятся кошмары.

— Во сне Вы постоянно говорили «гий-ши». — Карие глаза смотрели внимательно и пытливо. — Как это переводится?

— На языке аэрсов это означает дедушка, — сухо проронил Ай-До, всем своим видом давая понять, что дальнейшие расспросы ему были бы неприятны.

— Вам снился дед? — В разговор нахально влез Арибо. — Я вот, например, своего не помню. — Он звучно зевнул. — Да и родителей тоже. А вот сестренку помню. Играл с ней. Она совсем маленькая была. — Арибо вяло потянулся и еще раз, со хрустом зевнул. — Померла, помнится, от горячки.

— А что случилось с Вашим дедом? — Эдмунд не отставал.

— Он погиб, — помедлив, отозвался аэрс. — И это случилось очень давно. — Сориться с попутчиками не хотелось, но еще меньше Ай-До желал отвечать на тягостные вопросы.

В глазах Эдмунда продолжал гореть невысказанный вопрос. Он подвинулся еще ближе. Несносный мальчишка. Аэрс опустил голову. Дед умер у него на глазах. Весной небольшой северный клан Лао был вынужден перекочевать совсем близко границе с империей, за что и поплатился. Как он понял позднее, это было наказание за очередной набег. И не важно, что совершил его другой клан. Атака Смелых в то утро была стремительной и безжалостной. — Он был убит во время нападения Братства. Тогда же меня и взяли в плен. — Ай-До отвернулся. Перед глазами стоял облитый кровью полумесяц боевого топора, которым ворвавшийся в их юрту широкоплечий сержант располовинил старого Цхе-Ло, а потом снес головы двум его женам. Спать расхотелось. Он знал, что парнишки жадно ловят каждое его слово. — Мы добирались до Бийруна почти неделю. — Аэрс говорил свистящим шепотом. — И все это время я смотрел в мертвые глаза своего деда. Его голова болталась привязанная за волосы к луке седла. Но глаза. Они почему-то постоянно смотрели на меня. Пленных скрутили одной веревкой, накинув петли на шеи. Всех детей младше семи Смелые убили еще на стойбище, так как они не выдержали бы перехода. — Широкая спина ищейки, подрагивала, будто от холода. — Мне тогда уже стукнуло девять. — Он резко выдохнул. — Мои братья были младше и потому…

— А убежать Вы не пробовали? — бесцеремонно прервал горестные воспоминания аэрса Арибо. — Я бы точно улизнул от туда. Если мне чаво захочется, меня не удержать. — Он хвастливо стукнул себя кулаком в грудь. — Ни в жисть.

Ай-До повернулся и насмешливо посмотрел на расхрабрившегося подростка. — Я пытался убежать. И не раз.

— Я бы все равно пробовал. Снова и снова, — бахвалился Арибо.

— Даже после этого? — Ищейка резко привстал и рывком задрал рубаху. Ярко горевший костер, осветил его обнаженную спину.

— О Триединые, — выдохнул Кипп. — Вся спина аэрса, снизу до верху была покрыта старыми, давно зажившими шрамами. Рваные, белесые линии оплетали всю спину, заползая широким полукругом на безволосую грудь.

Друзья боязливо рассматривали на страшные следы прошедших экзекуций. Кипп учащенно задышал. — Как Вы это все вытерпели и не сломались? — Юноша участливо подался вперед.

— Не сломался? — переспросил ищейка. Он быстро опустил рубаху и печально хмыкнул. — Нет, юный торниец я не просто сломался, а подчинился этим безжалостным подонкам полностью, без остатка. — Он до хруста в костяшках, сжал жилистые кулаки. — И потому мне нет пути назад.

— Вы говорили, что хотите наняться в мистарский гарнизон? — Эдмунд продолжал пристально всматриваться в лицо аэрса.

— Да. Хочу. — Ай-До торопливо отвел взгляд. Врать этому юнцу было почему-то очень сложно. Язык с трудом ворочался, выталкивая нужные фразы. — Слышал, там набирают наемников. Да и в бывшем мистарском командорстве хороший лучник не помешает.

— А где Вы служили? И почему оказались так далеко от юга?

— Где я только не служил мальчик. — Аэрс нарочито громко рассмеялся. — И еще ты задаешь слишком много вопросов. — Оглянувшись на сбившихся вокруг с Эдмунда друзей, он заметил недоверчивые взгляды. «Не верят засранцы». Ай-До от души оскалился. «Не знаешь что сказать, улыбайся». — Давайте покемарим еще чуток. — Он взглянул на грязно-серую полоску горизонта. — Скоро рассвет. Нужно постараться выспаться. Если повезет, завтра вечером будем стучаться в ворота Мистара. — Не дожидаясь ответа, аэрс завернулся в плащ и закрыл глаза.

— Мэтр До прав, — заметил Удо. — Мы вчера отмахали очень прилично. — Он уважительно покосился на ищейку. — Из Вас получился прекрасный проводник. — Ищейка не отозвался.

— Я согласен, — помедлив, сказал Эдмунд, — всем спать. — Утро вечера мудренее.

* * *

— Ноги болят, — в очередной раз заныл Арибо. — У меня на пятках мозоли величиной с куриное яйцо. Хотя нет уже, наверное, с кочан капусты.

— У тебя кочан не на пятках, а на плечах. — Тяжело дышавший Удо, вскинул голову и остановился. — Давай поторапливайся, мэтр До уверяет, что осталось недолго.

Арибо зло посмотрел на прямую спину, быстро шагавшего аэрса. — У него недолго уже третий день продолжается. Следопыт хренов. А может он разбойник и ведет нас прямо в свое логово.

— Заткнись Риб, — пробормотал Удо. — Все терпят, один ты нюни распустил.

— Я серьезно, — Арибо не упустил случая отдохнуть, поэтому присев на поваленное дерево и ничуть не стесняясь остановившегося неподалеку Ай-До, принялся рассуждать. — Появился из ниоткуда. Предложил до Мистара довести. Что-то тут не так. Думаю, он планирует заманить нас куда-то и ограбить. — Он выпучил глаза. — Или даже убить. А что?

— Дурак ты Риб. — Кипп присел рядом и вытер щедро текший по лицу пот. Тяжелый тетушкин баул уже давно был распотрошен на одной из лесных полян. Но даже немногие оставшиеся вещи субтильному юноше было тащить нелегко. — Что с тебя взять? Если только подкожный жир вытопить. — Он прыснул. Вместе с ним засмеялся и Удо. Арибо почесал собственный живот и ухмыльнулся. — Вы ни чего не понимаете. Это мускулы.

— Исключительно, — поддакнул Удо. Улыбнулся даже Эдмунд.

Аэрс равнодушно покосился на недовольную физиономию белобрысого нахала. Затем перевел взгляд на Эдмунда. Парнишка стоял неподалеку. Немного запыхавшийся, но почти свежий. Ай-До нахмурился. Темп, который он задал с самого утра, был не легок даже для него. Неудивительно, что ребятишки расхныкались. Однако их вожак стоял, как ни в чем не бывало. Лобастая голова, присевшей рядом зверюги, покачивалась в считанных сантиметрах от его шеи. Багровые глаза отстраненно скользнули по смеющимся юношам, затем остановились на ищейке. Ай-До поежился. Эта чудовищная тварь вызывала у него дрожь одним своим видом.

— Осталось, совсем немного. Лес почти закончился. За тем пригорком, — аэрс указал в сторону едва заметного на фоне редеющего подлеска холма, — находится бывшее командорство Смелых. Его называют Южный Оплот. Там совсем рядом большая деревня. Есть пара харчевен и даже постоялый двор.

Арибо с подозрением уставился на ищейку. — У нас с деньгами напряг. Кроме того, у нас теперича еды навалом. Благодаря собачке Эда. — Он кивнул в сторону корокотты которая будто понимая, что речь идет о ней, согласно рыкнула.

— Деньги нужны не только, чтобы набить желудок, — аэрс снисходительно уставился на Арибо. — Неужели юноша тебе не надоело ночевать на голой земле, в холодном лесу? И если что, — Ай-До похлопал по висевшей у него на поясе кожаной сумке, — я вам деньжат подкину.

— За что такая щедрость? — поддержал друга Удо. — Мы Вас знаем от силы три дня.

— Вы составили мне компанию до Мистара, а Ваш зверь добывал нам еду. — Аэрс старался быть убедительным.

— Вы говорили, что хотите задержаться в бывшем командорстве Смелых. — Вопрос Эдмунда застал ищейку врасплох. — Передумали?

— Вначале я хочу попробовать устроиться в мистарском гарнизоне, — помедлив, откликнулся Ай-До. — Он развел руками и улыбнулся. — В большом городе — большие возможности.

Эдмунд промолчал. Аэрс поймал себя на мысли, что со страхом ждет следующего вопроса. Он считал, что неплохо разбирается в людях, но это парень был ему непонятен. Вот белобрысый тот как на ладони — хам и наглец. Не сложной натурой был и Кипп. Мягкотелый добряк, которым все помыкают. Таких ищейка презирал. Третий юнец, он не запомнил его имени, больше молчал или переругивался с Рибом. Иное дело Эдмунд. Скосив глаза, аэрс увидел, что мальчишка задумчиво всматривался в сторону холма, за которым скрывались укрепления командорства. Эдмунд улыбался. Его рука лежала на жестком загривке зверя, который ощущая нетерпение хозяина, шумно возился, переступая с места на место, огромными лапами. Ай-До многое бы дал, чтобы узнать о чем думает этот мальчишка. Неужели все-таки он убил тех пятерых? Чем больше ищейка размышлял над этим, тем сильнее склонялся к мысли, что это вполне возможно. В этом Эдмунде был стальной стержень, огромная скрытая от посторонних глаз сила. Когда он разговаривал с ним, Ай-До ощущал её почти физически. Она внушала страх, подчиняя и коверкая. Как в то страшное время, что навсегда осталась в памяти жгучими ударами плети и издевательским смехом обступивших людей. Тех людях он чувствовал что-то похожее. То, от чего забивался, дрожа от ужаса в угол загона для пленных.

— Сколько нам идти до этого Оплота мэтр? — Эдмунд перевел взгляд на отрешенное лицо аэрса.

— Еще часа два. Хотя может или чуть больше. — Ай-До кивнул на прислонившихся к дереву троих друзей. — Твои друзья немного устали.

— Немного?! — с негодованием рявкнул Арибо. — Да я никогда так не уставал. Даже когда Дракониха требовала прополоть за день всю морковку.

Эдмунд пожал плечами. — Если хочешь ночевать здесь, то оставайся. У вас, — он взглянул на Киппа и Удо есть полчаса. Доешьте зайца, что поймала утром Ярость и в путь. Закат мы должны встретить в деревне. Как она называется? — он взглянул на ищейку.

— Лосиный ручей.

— Здесь лоси водятся? — встрепенулся Арибо. — Никогда сохатых не видел.

— И не увидишь, — невозмутимо произнес аэрс. — Их здесь повывели еще пару столетий назад. — Ай-До тоже хотел побыстрее дойти до деревни. Это задание утомило его. Он уже давно приготовил весточку для мэтра Ройла и собирался в деревне найти человека, который переправит её в Мистар. Сейчас главное дойти до города и сдать мальчишек в надежные руки начальника тайной полиции.

— Я готов, — Удо встал слишком усталый, чтобы возражать. Кипп горестно вздохнул и молчаливо пристроился сзади.

— Арибо? — Эдмунд выжидающе посмотрел на все еще сидевшего друга. — Ты остаешься?

— Ага, щас, — Арибо кряхтя поднялся. — Ладно, так уж и быть. — И сварливо добавил: — Может и правда дошли.

Через полчаса Ай-До остановился и принюхался. — Гарью пахнет.

— Мы же вроде к деревне подходим. — Кипп недоуменно взглянул на ищейку. — Там где люди всегда дым.

— Щас еще чем-то другим потянет, — захихикал Арибо. — Тем, что оставляют коровки и лошадки.

— Мэтр говорит не о дыме из домашних очагов. — Эдмунд шумно втянул воздух. — Ярость уже давно беспокоится.

— Может в деревне пожар, — предположил Удо. — Но дыма как будто не видать.

— Надеюсь, это не постоялый двор горит, — простонал Арибо.

— Тот холм всё скрывает, — в голосе аэрса слышалось беспокойство. Поэтому дыма пока не видно. И давайте побыстрее, — он, уже не стесняясь, погонял запыхавшихся ребят. Эдмунд был встревожен не меньше. Он наклонился к вертикально торчавшему уху корокотты и, наклонившись, что-то тихо зашептал. — Вперед Ярость, — внезапно воскликнул он, после чего громадный зверь, легко сорвался и стремительными прыжками помчался в сторону холма.

— Куда это она? — осведомился Кипп, провожая взглядом исчезнувшее в высоком кустарнике корокотту.

Эдмунд ни чего не ответил, а лишь мотнув головой, еще быстрее зашагал вслед за ищейкой.

Глава 31

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье. Окрестности Мистара

«Лишь Младшие Владыки должны обладать правом, даровать звание рыцаря по своему усмотрению.

Те же, кто получил это звание от императора — есть шайка мошенников и негодяев, стремящихся к мирской славе…».

сьер Норбер Воклер «Похвала истинному рыцарству»

— «Вот и всё», — думал Герд Ленгёк, стоя на площадке надвратной башни. Отбитые ребра нестерпимо болели. Он поморщился и стиснул зубы. Терпеть осталось недолго. За последние десять лет граница Альянса сдвинулась на добрых полсотни миль к югу и почти вплотную подошла к Мистару. Последним рубежом обороны столицы Приграничья стали бывшие командорства Смелых, прикрывавшее подступы к ней с севера и юга. И сегодня одно из них падет. Капитан осторожно выглянул из-за парапета и посмотрел вниз. Оглушительно стуча мечами о щиты, эрулы строились в боевые порядки. Сьер Гард закрыл глаза, чтобы не видеть приготовлений к последнему приступу. А то, что он будет последним, Лангёк не сомневался. Его капитанство держалось из последних сил. Немногим больше сотни защитников против почти пятитысячного отряда эрулов.

— Мессир, спускайтесь, — из-под люка показалось чумазое лицо Пита Карра, которого все сослуживцы именовали не иначе как Культяпка. Широкая царапина пересекала измазанную в саже щеку. — Эти твари готовятся к новому штурму. И еще капитан. — Он вытер лицо, размазав грязь по лицу еще больше. — Мэтр Райнер испустил дух. — Пит тряхнул грязными волосами. — Мне ребята об этом сказали, когда к Вам поднимался.

— Мы все понимали, что наш старший сержант не жилец. — Сьер Гард прихрамывая, подошел к низкорослому арбалетчику, который с недавних пор выполнял еще и обязанности его оруженосца.

— Вы теперь единственный красный в нашем команд…, то есть капитанстве. — Культяпка ощерился, продемонстрировав почти полное отсутствие зубов.

«Ненадолго» — подумал Ленгёк, но в слух он произнес совсем другое: — Мы и без красных надерём задницу этим ледышкам.

— Конечно мессир. — Остроносое лицо осветила еще одна беззубая улыбка. Лет двадцать назад Питу Карру за браконьерство отрезали указательный палец. История была давняя и мутная. По словам Культяпки, лесничий оболгал его перед местным таном. Спустя месяц этот сучий потрох пропал, а Пит от греха подальше отправился искать счастье на север. Прямиком к Смелым. Мечник из него был никудышный, поэтому он подался в наемные арбалетчики. В нынешнем гарнизоне, он оставался, пожалуй, единственным, кто еще помнил времена, когда мистарское капитанство принадлежало Братству и называлось командорством.

— Почему с Мистара нет вестей, — он задал вопрос, на который сам знал ответ. — Вы считаете Ульф не добрался.

— Ни Ульфа, ни Трота ты уже больше не увидишь Пит. — Сьер Гард кряхтя, шагнул с невысокой ступени. — Мне кажется, у них кто-то здесь есть. Тот кто, снабжает их сведениями о нас. — Капитан медленно перевел взгляд на собеседника. Он был почти уверен в Культяпке. Почти, потому что за большие деньги можно купить даже безграничную верность. Но если не верить ему, то кому еще?

— Кто? — арбалетчик непонимающе уставился на немолодого рыцаря. Тот болезненно скривился, поправляя ременную перевязь. Удар булавы, слава Триединым, пришелся наискось, потому что иначе лежал бы он в холодной вместе с мэтром Райнером. — Не знаю Пит. На этот раз элуры хорошо подготовились. Они слишком много знают. Например, что кладка западной стены самая слабая.

— Случайность? — предположил Пит.

— Я не верю в случайности, — отозвался капитан.

— Это могли знать жители Лосиного Ручья. — Пит задумчиво пощипывал жидкую бородку. — Ни кто особенно не скрывал, что стены давно требуют ремонта. Особенно западная и южная.

— Возможно, — сьер Ленгёк потер затекшую руку. — Но в любом случае Лосиного Ручья больше нет.

Культяпка молчаливо кивнул. Все они видели клубы дыма, которые поднимались над деревней. Всех ее жителей эрулы наверняка уже убили. По крайней мере, их большую часть. Капитан прав на этот раз северяне действовали слаженно и быстро. Обложили со всех сторон, сожгли Лосиный Ручей, а потом нагрянули к ним.

— Конечно, есть надежда, что кто-то из деревни смог удрать в Мистар, но это маловероятно. Не для того эрулы затеяли этот поход, что бы все сорвалось из-за одного беглеца. — Сьер Гард печально улыбнулся. — Так что помощи ждать бесполезно. Но даже если бы кто-то из наших добрался, сомневаюсь, что мы вскоре увидим какую-нибудь подмогу.

— Почему? — На лице его собеседника было написано искреннее удивление. — Разве не ясно, что если падет Оплот. Мистар будет следующим.

— Это они как раз понимают. — Капитан поморщился. — Но если отправлять подкрепления, то нужно быть твердо уверенным, что они доберутся и точно нам помогут. Магистрат не может рисковать тем не многим, что у него есть.

— Там что все сдурели? — Не сдержавшись, Культяпка принялся размахивать руками. — Следующими после нас, будут они.

— Это не просто очередной поход. — Лангёк положил руку на плечо арбалетчику. — А раз так пораскинь мозгами. Значит у Северного Оплота тоже неприятности. И наверняка более серьезные. Ведь он важен больше чем мы, так как ближе к границе. Помочь нам одновременно Мистар не может. Надеюсь, мозги у тамошних градоначальников на месте, поэтому они спешно укрепляют город и шлют гонцов в Табар. А мы…, - он не договорил.

— Мы станем жертвенной овцой, призванной оттянуть силы и задержать элуров как можно дольше. — Пит говорил негромко, намеренно растягивая слова. — Пока столичные шишки не решат направить кучу народу на защиту Мистара.

Капитан бросил одобрительный взгляд на своего нового оруженосца, но ни чего не сказал.

— Жаль, — голос Культяпки звучал на удивление ровно. — А то я такую зазнобу в Мистаре заприметил. Всё хотел съездить и оторваться.

— Ни чего еще оторвешься.

— Ну, может в следующей жизни, — Пит передернул плечами. Закинутый за спину арбалет гулко хлопнул по костлявой спине. Повисло неловкое молчание. Пора было менять тему разговора.

— Как думаешь Карр, сколько бретешь продержится? — Сьер Гард с трудом натянул на голову кольчужный капюшон.

— Не знаю мэтр. — Культяпка перебирал острия сложенных в колчане арбалетных болтов. — Но, думаю, недолго. Ребята закрыли пролом, чем могли. — Он скривился. — Нам ведь теперь крышка? Так?

Лангёк усмехнулся. — А ты как думаешь? После того как эрулы захватили последний барбакан? Впрочем, если на горизонте покажется имперская армия, то всё может перемениться в нашу пользу. — Он засмеялся и тут же схватился за бок.

Пит потянулся было помочь, однако сьер Гард сразу же выпрямился и отвел его руку.

— Я в норме. — По давно небритому подбородку с прокушенной нижней губы медленно стекала тонкая струйка крови. — Давай спустимся и покажем этим сволочам, чего стоят торнийцы. — Покачиваясь из стороны в сторону и держа в руках тяжелый, напоминавший горшок, шлем, он начал медленно спускался по винтовой лестнице.

— Наш капитан вернулся, — заросший косматой бородой Лиафин Ормисон по прозвищу Длинная Борода вскинул вверх шипастый годентаг и заулюлюкал. — Намотаем этим северянам кишки на шеи и развесим на башнях капитанства.

— Ты же сам северянин, — заметил стоявший рядом и опиравшийся на копье худой воин. Он вскинул обмотанную окровавленными тряпками голову и неожиданно громко воскликнул: — Хотя твое пузо мы вспарывать не будем. Вони не оберешься. Там дерьма наверно больше, чем во всех окрестных эрулах вместе взятых. — Стоявшие рядом защитники крепости захохотали.

— Закрой рот балабол, — беззлобно бросил Лиафин. — Он кивнул Питу и обратился к сьеру Гарду: — Они собираются атаковать только пролом или как вчера в нескольких местах?

— Скорей всего, основные усилия они сосредоточат на нашей бретеши, — голос капитана из-под шлема звучал приглушенно. — Он постучал ладонью по наскоро сооруженной из досок и бревен стене. — Но это их долго не удержит. — Воспаленные глаза в смотровой щели глядели на бородача в упор. Сьер Гард возвысил голос: — Надеюсь, все это понимают?

— То есть мы здесь скоро подохнем? — подвел итог все тот же худой копейщик. Он по-волчьи оскалился. — К Падшему элуров. Борода прав, вспорем столько северных животов, сколько сможем. — Он потряс копьем, — Хааарррааа! Хаааррааа! — Боевой клич Смелых прокатился по сгрудившейся толпе.

Капитан уже давно смирился, что его подчиненные встречали противника кличем запрещенного Братства. В остальных капитанствах, по крайней мере в Приграничье, дело обстояло так же. — Становитесь полукругом и держите строй. Копейщики вперед. — И повернувшись к Культяпке, рявкнул: — Стрелять только по моей команде.

* * *

Третий раз Киппа вырвало когда они уже выходили из сгоревшего дома. Струйка желчи так и повисла в уголке рта. Даже Арибо был бледен и подозрительно долго откашливался.

— Как так можно, они же почти дети. — На Киппа было жалко смотреть. — Их изрубили как, как, — он всхлипнул, — капусту. — Юноша беспомощно огляделся по сторонам и, обхватив себя руками за плечи, мешком осел на землю.

— Женщину еще и многократно изнасиловали. — Ай-До не собирался жалеть своих попутчиков. У аэрсов полноправными войнами считались уже двенадцатилетние. — Видимо, её дочерей постигла та же участь. — Кипа снова вырвало прямо на собственные колени.

— Деревню сожгли вчера или сегодня утром, — в аэрсе проснулся ищейка. — К тому времени ее жители были давно мертвы.

— Звери, грязные мерзкие убийцы, — желваки Удо напряглись столь сильно, что казалось еще чуть-чуть, и они лопнут от напряжения.

— Думаешь, юноша, торнийцы во время войны ведут себя лучше? — аэрс вытянул голову и хищно улыбнулся. — Мою мать изнасиловали при мне несколько раз. — Смуглое лицо пошло красными пятнами. — А потом взялись за моих двух сестер. — Ноздри высокого носа дрожали. — Это война. Это просто сраная война, — повторил он. — И здесь ни щадят ни кого, ни умелых воинов, ни грудных детей.

— Там дом почти не пострадал, — Арибо кивнул в сторону большого, на каменном фундаменте здания. — Может, что пожрать осталось?

— Как ты можем думать о еде? — возмутился Кипп. — Тут кругом одни мертвецы.

— Это тот постоялый двор, о котором я говорил. — Последняя порция откровений выжала аэрса досуха. С тихим шелестом он вытащил узкий меч: — И давайте осторожнее. Там могут быть эрулы.

— Конечно, мы будем осторожнее, — Арибо поспешил к почти неповрежденному пожаром дому. — Эд давай с нами. И зверюгу свою подтягивай. — Эдмунд не ответил. С того момента, как они вступили в разоренную деревню он не проронил ни слова, лишь все сильнее хмурился и стискивал губы. Стоявшая рядом Ярость, чувствуя его напряжение, беспрестанно и злобно ворчала.

На ступени постоялого двора первым взлетел Арибо. Он рывком открыл дверь и тут же зажмурился от щедро просыпавшейся ему в лицо золы. — Зараза. Грязюки то сколько развели. — Слезящиеся глаза и царивший в гостевой комнате полумрак мешали ему рассмотреть что-либо.

— О Триединый, — опередивший друга Удо вошел первым. Он побледнел, споткнулся и едва не упал. — О Триединые, о Триединые, — как заведенный повторял он.

Подскочивший аэрс опустил уже занесенную с мечом руку. — Это слишком даже для боевых фирдов. — Он скривился, глядя на развешанных по потолочным балкам покойников. Мужские, женские и детские трупы раскачивались в паре локтей от пола, зияя выпотрошенными животами. Бесчисленное количество мух вилось над натекшими лужами крови. — Ай-До принюхался: — Здесь пахнет не только смертью. — Он оглянулся на блевавщего в паре метров от него Удо. Столь же характерные звуки раздались совсем рядом. Согнувшийся Арибо оставлял на пороге постоялого двора содержимое своего желудка. Ай-До поморщился и посторонился, пропуская Эдмунда. — Что скажешь мальчик?

Лицо юноши было бледным. Он окинул взглядом комнату, торопливо развернулся и вышел.

— Ты куда? — Удо поднял покрасневшие глаза. Эдмунд не ответил. Спотыкаясь он дошел до середины единственной деревенской улицы и остановился. Давно немытые пряди темно-рыжих волос почти полностью закрывали лицо. Огромная корокотта кружила рядом. Её короткий хвост судорожно дергался из стороны в сторону.

Хаа, — вдруг выдохнул-выстонал юноша. И через мгновение снова и пронзительнее: — Хаааа! Он раскачивался, сжимая ладонями голову.

Удо бросился к другу. — Эд. Что с тобой? — Он подскочил к нему в плотную и тут же, как ужаленный отпрянул. На него в упор смотрели два багровых провала. Голова Эдмунда свесилась на сторону. А затем он засмеялся. Этот смех просачивался буравчиками в самые затаенные тайники души. Лающие звуки сдирали кожу, выворачивали наружу ребра.

Удо попятился и, споткнувшись, упал на спину. Попытался отползти, отталкиваясь локтями от почерневшей из-за прошедшего пожара земли.

— Что с ним? — Он с ужасом глядел на друга и не узнавал его. Удо вертел головой как выпавший из гнезда птенец.

— Уходи, — смуглая рука уцепилась за его плечо и потащила по земле. — Не стой у него на пути, иначе умрешь. — Аэрс напряженно вглядывался в дергавшуюся напротив фигуру.

— Чаво это с ним, — подбежавший Арибо торопливо вытер влажные губы рукавом. — Эд, ты как? — Он умоляюще взглянул на друга: — Ты че паря, сбрендил?

Эдмунд прекратил раскачиваться. Резко остановившись, он взглянул в сторону Ай-До, Арибо и все еще лежавшего Удо.

— Это не Эд, — в нос ищейки ударил кислый, рвотный запах. Подошедший Кипп шатался от слабости. — Это не Эд, — повторил он. — Это тот другой.

— Дай мне свой меч аэээрс, — прошипел неЭд. — Булавочные головки зрачков, окружала кровь, разлившаяся по белкам. — Меееч. — Голос мальчишки резал слух как острый стилет натянутую кожу. — Сейчааас же. — Эдмунд требовательно протянул ладонь. Ищейка нутром понял, что ждать это существо не намерено. Свой меч он так и не засунул в ножны, поэтому осторожно подал его рукоятью вперед.

— Остаааавайся с ними. — Кровавые зеницы мазнули по сбившейся кучке из трех друзей. — Тыыы отвечаешь за них. — Эдмунд стремительно выхватил меч, едва не отхватив аэрсу большой палец. Затем, резко развернувшись, он побежал. Никогда Ай-До не видел, что бы человек двигался столь стремительно. Вслед за хозяином, гигантскими прыжками устремилась корокотта. Ищейка зажмурился, сжав веки настолько сильно, как только мог. За его спиной кто-то из ребят шумно выдохнул.

— Может и нам, ну это, за ним, — неуверенно произнес Арибо.

— Не тревожьтесь о нем. — Лицо аэрса застыло. — Ваш друг идет своим путем.

— О чем ты говоришь? — вскинулся Удо.

— У него свой путь, — твердил Ай-До. — И горе тому, кто попробует остановить его.

* * *

— Ты обещал мне, — Леона Хьёрдисон подбросила кинжал и снова ловко его поймала. — Говорил, что Южный Оплот падет, как только я к нему подойду.

Ее собеседник сухощавый и прямой как стрела пожилой мужчина равнодушно усмехнулся, — Всему свое время благородная фирдхера. — Он фальшиво улыбнулся. — Разве не я указал на самое уязвимое место укреплений капитанства?

— Капитанства? — Лицо Леоны недовольно вытянулось. — Альянс ломал зубы об эти стены еще пятьсот лет назад. И все это время их защищали Смелые. Пусть сами сенахи называют Оплот как хотят. Для элуров эта крепость, как и ее северный собрат всегда будет командорством.

— Как изволит херсира. — Ладони мужчина, спрятанные в широких рукавах темной рясы шевелились, будто змеи. — Но моя богиня требует еще жертв.

Леона зло выругалась. — Тебе было не достаточно крови тех крестьян? Мои люди уже косятся на меня из-за этих мерзких жертвоприношений.

— Разве Анудэ не любит смерть? — Глаза старика перестали смотреть в пол и обратились на предводительницу фирдов. Темно-карие, почти черные они смотрелись неестественно на бледном лице. Редкие седые волосы росли клочками, открывая взору пергаментную кожу.

— Нет. — Элура тряхнула короткой косой, в которой редкими серебряными нитями проглядывала седина. — Анудэ по нраву достойная смерть, а не заклание обреченных. Её, как и меня, воротит от тех кровавых пыток, что так нравится твоей сверкающей госпоже.

— Неужели благородная фирдхера ровняет себя с Однорукой? — служитель Гулы говорил медленно, роняя слова, как тяжелые камни.

— Нет, жрец, — Леона зябко передернула плечами. — Просто, как и всякий, кого коснулась милость красной богини, я чувствую, что хочет моя Госпожа, а чего нет. Члены боевых фирдов жестоки, но не кровожадны. Выпустить кишки врага в битве, не то же самое, что вспороть живот беззащитному крестьянину на жертвенном алтаре.

— Убитому все равно, во имя чего он лишен жизни, — прошипел ее собеседник. — И в том и в другом случае мы лишь выполняем божественную волю.

— Только цели наших богинь разные, — раздражение в голосе Леоны Хьёрдисон нарастало. — Я связалась с тобой только потому, что так велела мне новая верховная фриэкса. И ты, и тем более твоя богиня мне противны. И будь моя воля…, - воительница резко осеклась.

— Будь Ваша воля, то что? — мужской голос стал густым как сахарная патока. — Ну же благородная фирдхера продолжайте.

— Ничего, — Леона отвернулась и рывком поправила заплечную перевязь. — Делай свое дело, но так, чтобы мои люди потом не подняли тебя на копья. — Она помолчала и добавила. — И меня вместе с тобой старик.

— Благодарность Гулы не знает границ. — Бледные губы двигались медленно, будто пережевывая что-то. — Но она достается лишь тем, кто чтит ее и оберегает. Предоставьте ей обещанное и она вознаградит Вас без меры. Она даст Вам силу, которую не способна предложить даже Анудэ.

— Ты глупец, — тугая коса затряслась от возмущения. — Она подскочила к темной фигуре и замахнулась кулаком. Жрец не отступил, он даже сделал шаг навстречу. — Давай, ударь меня и тогда узнаешь гнев не только моей богини, но и своей фриэксы.

Красивое лицо зрелой воительницы покраснело от еле сдерживаемого гнева. Рот исказился, морщины прорезали высокий лоб, и фирдхера сразу стала выглядеть гораздо старше, чем было на самом деле.

— Не стой у меня на дороге старик, — неимоверным усилием Леона обуздала кипевшую в ней ярость. — Иначе тебя не спасет ни моя фриэкса ни твоя гнусная богиня.

Жрец оскалился, показав редкие, черненные зубы. — Я все же рискну. Сияющая любит раздор не меньше, чем страдания и муки. — Ухмылка сошла с костистого лица. — Сейчас мы с Вами в одной лодке благородная херсира. Я обещаю, — он торжественно возвысил голос, — что эта досадная помеха, падет уже сегодня. В Южном Оплоте есть мои люди и в нужный момент они откроют нам ворота.

— Почему же они этого не сделали раньше?

Жрец поджал губы. — Моей богине нужны человеческие жизни, иначе бессмысленно надеяться на ее благосклонность.

— И жизни элуров? — угасший было гнев вновь начал разгораться в карих глазах.

— Да и элуров тоже. Впрочем, — старческая рука взметнулась, предупреждая очередной упрек, — дело не только в пожеланиях Сияющей. — Черная полоска между губами казалась бездонной впадиной. — Раньше у моих людей возможности помочь нам не было. Сейчас, полагаю, всё, что необходимо они сделают.

— Что именно? — фирдхера еще не остыла и говорила сквозь зубы.

— По моему сигналу они откроют ворота. А вот остальное, — жрец неопределенно мотнул головой, — будет зависеть от Вас и Ваших годаров.

— Да пребудет с нами милость Анудэ, — машинально пробормотала Леона. Она вскинула голову и, прищурившись, взглянула на неподвижно застывшего служителя Гулы. — Обещанная тобой помощь не помешает, но мы возьмем эту крепость в любом случае. Даже если ворота вдруг окажутся закрытыми. Там осталось слишком мало людей. Кроме того, мы смогли пробить стену, а поставленная защитниками бретешь слишком хлипка и ненадежна. — Фирдхера торжествующе усмехнулась. — Именно я приведу эрулов к победе. Сотни лет наши предки мечтали о возвращении Приграничья. И наконец, это свершится. — Воительница приблизилась вплотную к жрецу. — Как только мы возьмем Мистар, весь север Торнии окажется у наших ног.

— Об этом еще рано говорить.

— С захватом командорств его падение станет неизбежным. Тем более, что Северный Оплот уже захвачен. — Фирдхера быстро взглянула на собеседника, который равнодушно выслушал новость. «Он знает». Неожиданно осведомленность жреца ее разозлила. — Ты не удивлен?

Обрамленная венчиком седых волос голова небрежно склонилась. — Разумеется, я ни чего не знал и поэтому ошеломлен этим известием. И я бесконечно рад за сынов Севера. — Покрытая темными пигментными пятнами лысина, издевательски розовела.

«Лжет», — волна гнева снова начала теснить грудь. — «И эта мразь понимает, что я об этом знаю».

Жрец продолжал стоять в полупоклоне. Тусклые глаза немигающе уставились в темное пространство шатра. Леона Хьёрдисон с трудом подавила желание ударить согнувшегося перед ней старика. «Жалкий червяк» — Она резко повернулась и направилась к приоткрытому пологу.

— Иди за мной. Посмотрим, насколько нам сегодня помогут твои люди.

Глава 32

1315 г. от Прихода Триединых Торния. Окрестности Табара

«Смелость Смелого делает смелым и меня»

сьер Одило Зеринг

— Ты ведешь себя как мальчишка. — Матриарх осуждающе покачала головой. — А чего стоят эти твои бесконечные и малопонятные отлучки в Железную Твердыню?

— Там же корокотты мамочка. А они, как ты знаешь, требуют постоянного присмотра. — Рыжеволосая девушка сидела на низеньком стульчике напротив широкого деревянного кресла, на котором расположилась ее мать.

— Ты будущий Матриарх, а не Магистр Смелых. Тебе не следует постоянно там бывать.

— Что если мне там нравится? — Девушка непринужденно рассмеялась. — Мэта Лэгмонт сказала, что я ей напоминаю мессу Аделинду в молодости. — Она тряхнула огненными кудрями. — Только цвет у волос другой.

Джита Генгейм вздрогнула. Длинные пальцы судорожно сжали ручки кресла. — Эта старая сплет…, говорливая матрона еще жива?

— Зачем ты так мама? — Однако веселья в голосе Руты было больше чем укоризны. — Она постоянно передает тебе нижайшие поклоны. Именно ты в свое время спасла этих чудесных зверушек. В противном случае Железная Твердыня была бы сейчас безлюдной каменной громадиной.

— Кажется, ты одна считаешь их чудесными.

— Ну почему же. — Озорной смех уже не сдерживался. — Мэтр Тэймер тоже находит корокотт замечательными.

— Ну, хорошо. Тогда Вас таких двое на всю Торнию, — Матриарх встала и подошла к большому окну, с раскрытыми настежь ставнями. С высоты третьего этажа был прекрасно виден огромный парк, прямыми, посыпанными мелким гравием дорожками и высаженными по их краям высокими липами. — Понаблюдав какие-то время за работой двух садовников, Джита повернулась к дочери. — В любом случае, твоя забота об этих животных ни чего не меняет. Ты слишком часто бываешь там, где бывать не должна. По крайней мере, так часто и столь долго.

— Мэтр Тэймер попросил меня срочно приехать. Наши подопечные сильно волновались.

— Наши?

— Да, корокотты настолько его, насколько и мои.

Матриарх горько усмехнулась. — Ну, уж точно не мои.

Рута опустила глаза и тихо спросила: — Почему они перестали тебя признавать? Мне рассказывали, что вначале Гроза к тебе ластилась, признавала хозяйкой, а потом… — Девушка замолчала, не договорив.

— Теперь доминантная самка на животе ползает перед тобой. Поверь, я не сильно расстраиваюсь по этому поводу. — Матриарх остановилась за спиной дочери, задумчиво рассматривая водопад рыжих волос, доходивших до пояса. — Кстати, тебе нужно привести свои волосы в порядок.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Я не собираюсь на него отвечать. — За мягкой улыбкой Матриарха таилось немалое упрямство.

— А я не собираюсь заплетать косы.

Джита нахмурилась. — Ты слишком упряма для Великой Дочери. Но я тебя уже не прошу, а приказываю. Прекрати так часто посещать Железную Твердыню. Это вызывает нездоровые толки, как и слишком тесное общение с деймонами Младших Владык. Ты общаешься с корокоттами чаще чем с единорогами. Так нельзя. Члены Генеральной Коллегии не раз указывали мне на неподобающее поведение наследницы рода Генгеймов.

— Эти старые маразматики опять…

— Не смей так говорить, — вспылила Матриарх. — Эти люди когда-то станут твоей опорой.

— Они могут лишь причитать, сплетничать и жалеть себя.

Матриарх горько усмехнулась. — Вот как ты думаешь о тех, кто помогал мне долгие годы? О тех, кому я доверяю и для кого являюсь Патроном.

Рута упрямо вздернула подбородок. — Эти люди не раз упрекали меня в недостойном поведении. Шептались за спиной, не решаясь высказать свое недовольство в лицо. — Ее лицо покраснело от гнева. — Трусливые лицемеры.

Джита стремительно подошла к дочери и крепко ее обняла. — Ты последний потомок Средней — запомни это. И ты истинная зеленая. Понятно? — Она встряхнула дочь за плечи. — Будь терпима к тем, кто не всегда понимает истинных мотивов твоего поведения. Даже если ты не всегда поступаешь как типичная зеленая, — она запнулась, — не бери это в голову. Но как на Великой Дочери на тебе лежат обязанности. И ты не можешь ими пренебрегать. — Матриарх обвиняющее посмотрела на девушку. — Тебя не было на последнем Совете. Неужели из-за корокотт? Это не то оправдание, что я хотела услышать.

Рута опустила голову. — Мне надоели эти бесконечные разговоры не о чем. Твои препирательства с императором.

Матриарх вспыхнула. — Мои споры с Его Величием не связаны с моим к нему отношением.

— Ты же его ненавидишь, — Рута не спрашивала, а лишь утверждала очевидное.

— Ты не понимаешь милая, — Джита устало отвернулась. Она и не пыталась опровергнуть упреки дочери. — Владыки не обязаны любить другу друга, но они должны уважать своих кузенов.

— Или кузин, — ввернула Рута.

— Почему бы и нет, — легко согласилась Матриарх. — И кузин тоже. — Она помолчала, и тяжело вздохнув, продолжила: — Я не любила и отца Водилика, но уважала его. Этот старый интриган был жесток, — она скривилась, — и изощренно мстителен. Но его волей, умом и терпением нельзя было не восхищаться. К сожалению, я не вижу в нынешнем императоре этих качеств, а вот свойственные всем фиолетовым пороки расцвели в нем пышным цветом. Рейн IV был готов пожертвовать всем ради блага Торнии. Способен ли на такое Водилик X? — Она на мгновение задумалась, — Почему то я так не думаю.

— Пожертвовать всем? — переспросила Рута. — Даже Младшими Владыками?

— Даже ими, — строго сказала Матриарх.

Рута покосилась на рассерженную собеседницу. — Полагаю, ты в курсе, что вся Железная Твердыня шумит как пчелиный улей. — Она замолчала и выжидательно уставилась на мать.

— Неудивительно. В столице этот неведомый красный шума надел не меньше. Его Зов прокатился по всей Торнии. — Тонкие пальцы теребили скромную брошь с тремя маленькими, желто-зелеными хризолитами. — Ты, между прочем, ни чего не почувствовала?

— А должна была? — Рута почесала кончик щедро усыпанного конопушками носа. — Зов Владыки могут ощутить лишь обладатели соответствующего Дара. Разве не так?

— Разумеется, ты права. — Темно-изумрудные глаза испытывающее ощупывали полное искреннего удивления лицо. — Но иногда, как отзвук или эхо Зова Владыки докатывается и до его кузенов. — Она впилась глазами в Руту. — Или кузин.

— Нет, мама, я ни чего не почувствовала. И услышала про Зов лишь от мэтра Тэймера. И я не понимаю, почему вокруг этого так много шума?

— Если допустить, — Матриарх запнулась, — это, понятно, только предположение, что Младший Владыка жив, то в Торнии грядут большие изменения. И, как ты понимаешь, не все в них заинтересованы. Тем не менее, найти этого красного и выяснить кто он необходимо. — Глаза Джиты вновь похолодели. — Кстати, этот вопрос был главным на последнем Совете. На том самом, что ты намеренно проигнорировала.

— Мама не начинай снова. Мне уже обо всем рассказала Имма. При чем в лицах. — Рута снова развеселилась. — Досталось всем. И как всегда, кузина ругала бедного мэтра Гатто. Называла его гадиной и…

— Медовой кошкой?

— Нет. — Девушка не выдерживала и прыснула. — Облезлой кошкой.

Однако Матриарх даже не улыбнулась. Поэтому Рута, подавив рвущийся наружу смех, придала лицу серьезность и быстро спросила:

— Ты полагаешь это был действительно Матрэл? — Она не пыталась скрыть любопытства.

— Не думаю. — Джита тут же поправилась. — Это было бы слишком невероятно. Но, наш канцлер уверен, что это был Зов Младшего Владыки. — Она кивнула в сторону закрытой двери. — А уж сьера Арно в этом и убеждать не нужно. Я едва смогла удержать его от немедленных поисков чудом спасшегося Повелителя. — Последние слова она произнесла с плохо скрываемой иронией.

— В Железной Твердыни тоже надеются, что это Младший Владыка.

— Было бы странно, если бы ее обитатели думали иначе. — Матриарх презрительно усмехнулась. — Они всё время грезят о потерянном величии. И потому, готовы ухватиться за любую возможность, что поможет вернуть им утраченное положение. И не важно, что престиж службы Матрэлам был замешан на страхе перед ними. — Джита вновь принялась расхаживать по комнате. — Сейчас они искренне считают, что служение Младшим Владыкам было целью их жизни.

Рута недоумевающее посмотрела на мать. — Порой ты бываешь жестока. Жестока и несправедлива. Прислуга Железной Твердыни принесла Генгеймам клятву верности.

— У них не было выхода дорогая. Или служба мне или изгнание. Но при этом, — глаза Матриарха сузились, — для них я всегда была лишь жалкой зеленой.

— Ты преувеличиваешь. Я ни когда не ощущала подобного отношения. Все обитатели Твердыни были приветливы и радушны.

Выступившие на лице морщины сразу сделали Джиту на десяток лет старше. — Я прекрасно знала Владыку Норбера и… его сына. Много раз мне приходилось общаться с членами Братства. Все они были полны высокомерия и пренебрежения ко всем, кто не служит Матрэлам или не зависит от них? Поверь, все красные такие, их не переделаешь.

— Даже мэтр Тэймер? Но он даже не красный?

— Не обманывайся низкими поклонами и льстивыми речами. Те же Тэймеры служат Младшим Владыкам несколько поколений. С кем поведешься, от того и наберешься.

— Даже сьер Арно? — голос девушки был еле слышен.

Матриарх отвернулась. — И он тоже, ручаюсь, в глубине души считает нас ущербными. Хотя никогда в этом себе не признается.

Рута принужденно улыбнулась. — Ты же источник милосердия и любви? И должна думать о людях лучше, чем они есть на самом деле.

Матриарх тяжело вздохнула. — Я стараюсь Рута. Правда, очень стараюсь.

* * *

Брок Гленвилл стоял, опустив глаза. О том, что ему предстояла встреча с Советом Трех можно было догадаться по тщательному шмону. Двое верзил мгновенно избавили его от спрятанных ножей, как только он переступил порог неприметного двухэтажного дома. Исчез даже тот небольшой клинок, что был спрятан с внутренней стороны ремня из толстой кожи и практически не прощупывался. До этого Брок никогда не вызывали на Совет. По крайней мере, в полном составе. Конечно, с Менно он общался часто и где-то даже был с ним на короткой ноге. Но нынешний Посох особо не таился и любил привлекать к себе внимание. Иное дело остальные члены Совета. Старый Дракон при случае вызывал его к себе и, окидывая холодным взглядом, от которого кровь стыла в жилах, давал малозначащие задания. Не настолько он важная персона, чтобы видеться с ним постоянно, хотя в глубине души Брок самоуверенно считал себя правой рукой Посоха. Веер же всегда был непубличным человеком, и за все время Брок сталкивался с ним лишь пару раз. А вот нового Дракона ему видеть еще не доводилось.

— Тебе было приказано, добраться до места как можно быстрее, — высокий и звонкий голос отвлек Брока от раздумий.

— Я ему говорил, — тут же прогрохотал огромный человек в красной маске. — А этот гаденыш проигнорировал мой приказ.

«Жирная сволочь», — Брок покосился на огромный силуэт, восседавший на кресле по правую руку от Дракона. Впрочем, иллюзий относительно Менно он не испытывал. Если запахнет жаренным, тут же сдаст с потрохами.

Тонкокостная фигурка наклонилась к Посоху. — То есть ты потребовал, чтобы Брок как можно быстрее направился к Вилладуну?

Брок злорадно ухмыльнулся и еще ниже опустил голову, чтобы не дай Триединые эту его усмешку увидел Кровавый Менно. Публичного унижения Посох не прощал ни кому.

— Так что же? — продолжал нажимать Дракон. — Говорил ты такое или нет?

Красные не умели лгать и лишь немногие из них могли хитрить и изворачиваться. Да и то в основном бимагики. А когда тебя расспрашивает фиолетовый, соврать ох как нелегко.

— Говорил, конечно. — Мэнно отвернулся и закашлял. — Но что точно уже не помню. Давно было. Может и посоветовал по пути расслабиться. — Он осклабился. — Ребята молодые — кровь бурлит.

— «Как уж на сковородке», — мелькнуло в голове Брока. Но подставлять свою голову и спасать начальство он не собирался.

Дракон еще раз пристально посмотрел на ерзающего великана и повернулся к Броку. — Мне тут сегодня письмецо пришло из Мистара. От тамошнего смотрителя. Много там написано интересного. Ты вроде Щипача должен знать?

«Если свидимся придушу сучонка». — Встречались. Он нас провожал до Вилладуна. — Сверлящий взгляд сквозь прорези маски смущал Брока, заставляя его говорить в слух то, что он хотел бы утаить. — Но этот щенок заплутал в трех соснах и вывел нас к Вилладуну…

— Слишком поздно, — закончил за него Дракон. — Ведь так мэтр Гленвилл? — Синие глаза не спрашивали, а утверждали.

Брок неохотно кивнул. — Там уже околачивался ищейка из Мистара и тамошний глава полиции.

— Значит, воспитанники были уже убиты? — Дракон подался вперед. — Ты опоздал и провалил возложенное на тебя поручение? — Воцарилась тишина, которую нарушало лишь шумное дыхание Посоха.

— «Будто сам не знаешь» Да, все они живехоньки, — пот с лысого затылка тонкими ручейками затекал за шиворот. — Настоятеля успели порезать и одну сестру.

— Почему? — по голосу Дракона было непонятно доволен ли он услышанным или нет. — Офицалы успели и спасли?

— Нет. — Брок незаметно облизал губы. Все еще не закончилось и неизвестно выйдет ли он из этого подвала живым. — Наемников покрошил кто-то из ребятни. Из старших воспитанников, — уточнил он.

— Да ну, — Посох хлопнул себя тяжелыми ладонями по коленям. — Не гони пургу Брок. Сколько их было? Парочка ламеров. — Он сочно выругался. — Неумехи сраные.

— Их было пятеро. — Брок старался не смотреть в глаза Дракона. — По словам местного смотрителя, убийца был из местных. Но мастак своего дела. — Он сердито покосился на фигуру в маске Дракона. — «Чего спрашиваешь? Раз письмо прочитал».

Допрос мелюзги из вилладунской обители мало что дал, так что пришлось обращаться за помощью к местному смотрителю. Мэтр Варлонг с непроницаемым лицом выслушал его просьбу и отослал куда-то Щипача. В итоге к вечеру на руках у Брока была уже вся необходимая информация. — Все пятеро были в Мистаре люди известные, опытные. Заказы всегда выполняли в срок.

— То есть какой-то юнец пришиб пятерых матерых мокрушников? — Менно громко расхохотался. — Хотел бы я его видеть у себя.

— Дингат пишет, что хорошо знал одного из них. — Дракон усмехнулся. — Даже слишком хорошо. Одно время они вместе служили. По словам уважаемого смотрителя, справится с этим убийцей смог бы не каждый красный.

— Говорят откуда-то с севера докатился необычайно сильный Зов. — Голос подал молчавший до сих пор человек в зеленой маске. — Многие в Табаре, — он многозначительно посмотрел в сторону развеселившегося мэтра Ванкила, — полагают, что это был Зов Младшего Владыки.

Смех Посоха мгновенно прекратился. — Именно так. Клянусь Триедиными.

Дракон поднял руку, требуя тишины, и снова обратилась к Бруку. — А ты что ощутил?

— Мой красный Дар слаб, — осторожно заметил убийца. — И Патрон у меня был лишь один — фиолетовый.

— Не важно, главное он в тебе есть.

— Это было… — Брок закрыл глаза. — Это было удивительно.

— Лучше чем самый знатный перепихон в твоей жизни, — голос Менно звучал благодушно. — Когда я начинал свою службу в Братстве, — он осекся, но пару мгновений помолчав, продолжил, — Призыв Владыки Норбера делал из нас кровожадных чудовищ. Но при этом мы ощущали себя полубогами.

Веер с любопытством рассматривал разоткровенчивавшегося собрата. — У тебя бурное прошлое друг мой. — Пальцы с коротко стриженными, квадратными ногтями лениво поглаживали щедро обсыпанную сединой бородку. — Я и не знал, что ты был у Смелых.

— Все ты знал, а служил я совсем недолго, — хмуро буркнул Мэнно. — Это было так давно, что все позабылось.

— У нашего Посоха странная память, — подхватил Дракон. — Он забывает про свое приказание Броку, но помнит события далекой юности. — Он коротко и визгливо хихикнул.

Мэнно открыл было рот, чтобы возразить, но увидев весело блеснувшие васильковые глаза, лишь вяло отмахнулся.

Дракон, все еще смеясь, оглянулся на Брука. — Кольцу нужны эти мальчишки. Вернее нужен один.

Брок упал на колени. — Прикажи и я снова отправлюсь на север. «Он наверняка в курсе, что они убежали».

Синяя маска ласково улыбнулся. — Нет Брок. Все что необходимо уже сделано. Нужные люди предупреждены. А ты, — улыбка стала еще шире, — для нас стал бесполезен. — Дракон посмотрел куда-то в темноту, за спину Брока, который почувствовал резкий укол под лопатку. Ноги перестали его держать, и он ничком повалился на земляной пол.

— Можно было и удавкой, — сквозь пелену Брок услышал недовольный голос Веера. — Развели кровищи.

— Ничего, хозяин утречком придет, песочком посыплет и все будет в ажуре, — Посох довольно гоготнул.

— Помолчи Мэнно, — уплывавшее сознание Брока уловило неприязнь в голосе Дракона. Слишком мелодичном и высоком для мужчины. — Надеюсь, эта смерть послужит тебе уроком. Подведешь еще раз, и тебя ждет такая же судьба…

Глава 33

1315 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Дворец Владык

«Кронпринц Рейн, сын императора Джерта был столь прекрасен собой и учтив, что подданные единодушно признали его красивейшим юношей Торнии. И даже ужасный шрам, полученный во время поединка с сыном Владыки Мейнарда, отнюдь не портил благородные черты его лица…».

Жан Ассар «Хроники Торнии, Элурского Альянса и страны аэрсов»

— На этот раз ты неплохо подготовилась. — Кронпринцесса с нескрываемым любопытством рассматривала непривычный облик своей фрейлины. — Только штаны можно было посвободнее одеть. Впрочем, главное чтобы костюмчик сидел.

— Я оделась так же, как и Вы. — Сиреневые шоссы плотно облегали длинные ноги, выставляя напоказ не только соблазнительные бедра, но и, то место, откуда они росли. — Кроме того, я шоперон надела, так что ни кто поймет, что я девушка.

— Ну, ну, — светлые брови скептически поползли вверх. — А свою пышную попу, ты то же выдашь за мужскую? Хотя если тебе удобно, а месса Амала считает такой наряд вполне пристойным, то пошли.

Анелла покраснела и скороговоркой выпалила: — Она меня такой не видела. Я взяла все это, — она опустила глаза вниз, — с собой и переоделась уже в Ваших покоях. Здесь во дворце.

— Ясно. Будем надеяться, что закон об оскорблении общественной нравственности мы не нарушим. — Кронпринцесса повернулась в сторону высокого плечистого мужчины, который стоял за ее спиной. — Матиас отдай ей свой плащ и пойдем.

— Возьмите месса. — Телохранитель быстро развязал тесемки и протянул свой плащ фрейлине. — Простите, он не слишком чистый. Мне он короток, а Вам как раз до башмаков достанет.

— Спасибо. — Из-за прилившей крови, щеки фрейлины напоминали две свекольные половинки. — И Ваш плащ вовсе не грязный. — Она замялась. — И он очень, очень теплый.

— Да с вами не соскучишься. — Имма фыркнула. — Я вообще удивляюсь как ты жила до сегодняшнего дня без этого плаща. Он же такой чистый и теплый. И главное, редкого черного цвета. — Кронпринцесса не выдержала и расхохоталась.

Телохранитель сдержанно улыбнулся, а лицо Анеллы запылало от смущения.

— Ладно, пошли, а то еще сгоришь здесь без остатка. — Кронпринцесса нетерпеливо кивнула в сторону высокого, сложенного из грубо обтесанных блоков здания. — Я договорилась с твоим батюшкой, и он подписал разрешение.

— А к чему Вам оно? Вы просто прикажите и Вас тут же пропустят.

Имма снисходительно взглянула на фрейлину. — А через час об этом узнает император, чего бы мне не хотелось. Там стоят Стражи. А так Матиас протянет эту бумажку, — кронпринцесса помахала сложенным вдвое небольшим листом, — и вуаля мы там все рассмотрим основательно и без спешки. Так что давайте побыстрее, пока светло. — Она повернулась и быстрым шагом направилась к широким, охраняемым двумя гвардейцами воротам.

— И зачем там вообще эта охрана? — фрейлина обреченно вздохнула и пошла вслед за кронпринцессой.

— Император Рейн, боялся, что усыпальница Матрэлов превратится в место паломничества для красных. — В разговор неожиданно вмешался телохранитель. — Так собственно всегда и было, но после смерти Владыки Норбера и его сына, любой, кого коснулась милость Младшего считал необходимым посетить это место.

Имма недовольно покосилась на мужчину. — Вы красные любите красивые жесты.

Матиас нахмурился. — Мы всегда искренни Ваше Высочество. В нас нет фальши, как… — Он запнулся и, не закончив фразу, быстро зашагал вперед.

— Эй, ты куда? Давай договаривай. — Кронпринцесса вприпрыжку бросилась вдогонку. — Ты хотел сказать, как у фиолетовых? Ведь так?

— Я просто считаю, что красные более открытые, честные и искренние. Мы лишены всякого притворства.

— И поэтому Стражи честно и искренне отдали Матрэлов на растерзание моему дедушке и нашему дорогому канцлеру? — Кронпринцесса хмыкнула. — Мне кажется, вы лишены еще и преданности.

— Вы не понимаете. — Матиас покосился в сторону семенившей рядом Анеллы. — Его Светлость наш глава и мы не могли ослушаться его приказа. Кроме того, Магистр и Маршал были заговорщиками.

— Я не спорю с тобой. — Имма примиряющее выставила вперед ладони. — Просто интересно, неужели сердце не ёкнуло?

— Мне тогда было пятнадцать лет. Я только-только прошел Ритуал и не задумывался о таких вещах. — Матиас говорил отрывисто, еле скрывая раздражение. — Моим Патроном был начальник стражи Чингмана — это небольшой городок на…

— Я знаю, где он находится, меня интересует другое. Почему ты и другие красные отказались поддержать Владыку Норбера?

Напряжение нарастало. Телохранитель с трудом сдерживал гнев. Тяжело дыша, он остановился напротив кронпринцессы, которая деловито посвистывая, разглядывала высокие шпили последнего пристанища потомков Младшего. — Не знаешь, что сказать? — Синие глаза перебежали на разгневанное лицо мужчины. — Может потому что нечего?

— Ваше Высочество, а почему Вас так интересуют Матрэлы? — тонкий голосок Анеллы прервал тягостное молчание. — К чему эти таинственные поиски? — Полные губы надулись, вспоминая испорченное во время путешествия по Красной Трети платье и устроенную поэтому поводу родителями выволочку. — И вообще мне непонятен Ваш внезапный интерес к Младшим Владыкам? Еще полгода назад Его Высочеству до всего этого и дела не было.

— Да ты права. — Имма подошла к телохранителю вплотную и погладила его напряженное плечо. — Извини меня Тиас. Ты все сделал правильно и тогда и сейчас. Просто. — Она рассеяно отвернулась. — Просто мне начали сниться странные сны. — Очень странные, — кронпринцесса скривилась, словно испытывала невыносимую зубную боль, — и пугающие. — Я хочу найти ответ. Пытаюсь понять, что к чему. Но пока не получается и поэтому ворчу и злюсь на всех. — Маленькая ладошка внезапно схватила квадратный, до блеска выбритый подбородок и резко потянула его вниз. — Ты понимаешь, как неприятно бродить одной в потемках? Тычусь как дура, а толку ноль. Никто ни чего не знает, а те кому известно хотя бы что-то упорно молчат или глупо отшучиваются.

— Что за сны? — Было заметно, что телохранитель все еще раздосадован устроенным ему допросом.

— Да так. — Кронпринцесса неопределенно махнула рукой. — Не очень приятные. — Она принужденно рассмеялась, показывая мелкие, поразительно белые зубы. — Я слышала от отца, что покойному Магистру до его гибели то же снилось что-то подобное. Такое же пугающее. — Имма скорчила гримасу. — Бееее.

— Не смешно Ваше Высочество, — сердито пробурчала Анелла. — Ни капельки.

— Я знаю, — вздохнула кронпринцесса. — Поверь дорогая, мне уже давно не до смеха.

— Так что за сны? — хмуро переспросил Матиас. — Он перегородил девушкам дорогу. Суровое лицо телохранителя выражало отчаянную решимость добиться ответа любыми средствами.

— Пропустите нас мэтр Сиккер. — Глаза кронпринцессы еще мгновение назад добродушные и смешливые, превратились в две синие льдинки. — И не зарывайтесь. Вы отвечаете за мою безопасность. И только. Так что будьте любезны выполнять лишь те обязанности, что на Вас возложены. — Она обошла мужчину и, не поворачивая головы, бросила в сторону все еще стоявших спутников:

— Поторопитесь. Я хочу успеть всё осмотреть до ужина.

* * *

— Они нас не пускают. — Матиас Сиккер зло сплюнул на землю. — Говорят, там находится кто-то важный, запретивший пускать остальных. А кто не говорят.

— Настолько важный, что Стражи отказались выполнять приказ своего Патрона. — Кронпринцесса отрешенно рассматривала острые носы своих башмаков. — Забавно и очень интересно.

— Они не отказали. Просто попросили подождать.

— А я не буду ждать. — Имма скрестила руки на груди. — Во-первых, мне хочется успеть поужинать с Его Величием. Во-вторых, — она хищно улыбнулась. — Я заинтересовалась этим таинственным запретителем. И мне настолько любопытно, что в животе все бурчит и булькает.

— Там бурчит потому, что Вы с утра не позавтракали, — менторски заметил телохранитель. Он почесал затылок. — Когда я вовремя не поем, у меня клокочет так, что за сто локтей бывает слышно.

— Какой же ты зануда Тиас. — Прежние разногласия между кронпринессой и ее телохранителем были полностью забыты. — Ты лучше подумай, кто может приказать Стражам ни кого не пускать. Даже если у кого-то на руках имеется разрешение от их начальника и Патрона.

— Ну, — Матиас усиленно начал чесать еще и шею. — Наверное, кто-то из высокопоставленных шишек. И вообще, откуда мне знать? — он внезапно разозлился. — Я не фиолетовый, что бы постоянно думать.

— Да уж, — кронпринцесса прыснула в кулак. — Точнее не скажешь.

— По закону папин приказ могут оспорить три человека. — На помощь мэтру Сиккеру поспешила придти Анелла.

— Четыре, — поправила её Имма. — Я, Рута, отец и Матриарх. Только четыре человека. — Она задумчиво поцокала языком. — И один из них точно этого не делал.

— Кто? — телохранитель вопросительно уставился на кронпринцессу.

— О Триединые, за что мне такое наказание?

— Это Ее Высочество, — фрейлина терпеливо принялась за объяснение. — Раз кронпринцесса с нами, следовательно, она такого указания не давала.

— Понятно, — телохранитель равнодушно кивнул и принялся разглядывать вход в усыпальницу.

— Попробуем по-другому. Подойди к ним снова и предложи, — Имма на мгновение задумалась, — пару серебрянников. — Будут просить больше, торгуйся. Сама бы пошла, да могут узнать. Ты бы тоже, кстати, не светился. Надвинька шляпу поглубже.

Вскоре довольный Матиас докладывал об успешно провернутом дельце. — Сошлись на трех. Правда, каждому. — Он виновато посмотрел на обеих девушек. Зато нас проведут с черного входа.

— Тебя посылать — сплошное разорение. — Кронпринцесса повернулась к Анелле. — Дай ему девять серебряников. И давайте поспешим.

Провожавший их гвардеец, одетый в длинное, фиолетовое сюрко с вышитым грифоном был немногословен. — Деньги принес? — Он ловко поймал кинутый Матиасом кошелек. — За колоннадой есть небольшая дверь. Про нее мало кто знает, так как ею почти пользуются. — Если что, — он с любопытством взглянул на закутанные в длинные плащи с капюшонами фигуры, — мы вас не видели. Понятно?

— Разумеется, — ответил за всех Матиас. — Мы вас то же не видели.

— Заметано, — хохотнул гвардеец. — Если возникнет нужда придти помолиться бренным останкам, милости прошу. — Он подкинул кошель вверх. — Естественно, за те же три серебренника с носа.

— Каков негодяй? — Кронпринцесса показала вслед уходившему гвардейцу язык, а затем повернулась к своей фрейлине. — Сегодня же настучи на этих хапуг своему папочке.

— Вы сами предложили дать ему денег.

— И что? Он должен был отказаться.

— Тихо, — зашипел, шедший впереди телохранитель. — Мы уже вошли.

Тусклый свет с трудом пробивался сквозь запыленные витражи, освещая древние надгробия. Исполинские мраморные изваяния застыли на широких каменных ложах, подпираемых четырьмя низкими гранитными столбами.

— Ни чего себе, — прошептала потрясенная Анелла. — Сколько же их здесь? Такого великолепия нет даже в Фиолетовом Пантеоне. — Она бросила извиняющий взгляд на кронпринцессу.

— Да я и не спорю. Меня в свое время тоже впечатлило. Здесь лежат все Матрэлы. Разумеется, кроме Младшего. — Имма задумчиво разглядывала гигантские скульптуры. — Полагаю, их здесь сотни три, если считать вместе с женами и детьми.

— Вы здесь бывали? — фрейлина восторженно оглянулась на кронпринцессу.

— Давно и лишь однажды. В пять лет, меня привел сюда отец. До сих пор не понимаю, зачем он это сделал. Я многое позабыла, но эти грандиозные сооружения мне запомнились навсегда. И еще помню, что мне было очень весело.

— Весело? — переспросила Анеллла. — А Ваш отец?

— Он просто стоял и смотрел. И ни чего не говорил. В пять лет на многое смотришь по-другому. Поэтому, я просто бездумно бегала среди этих огромных гробов, взбиралась на них, пытаясь дотянуться до носа этих высеченных из камня чудовищ.

— И здесь эти их ужасные деймоны? — Анеллла боязливо рассматривала мраморных корокотт, лежавших у ног некоторых статуй. — Как живые. Даже дрожь пробивает.

— Не все Матрэлы обязательно опираются на корокотту. — Казалось, голос Матиаса Сиккера вобрал в себя весь окружающий могильный холод. — Если она есть на надгробии, значит Владыка умер своей смертью. Ее отсутствие означает, что корокотта не смогла спасти своему хозяину жизнь и поэтому недостойна быть рядом с ним после его смерти.

— Ни чего такого мне отец не рассказывал. И вообще, — Анелла растерянно пожала плечами, — я не была здесь ни разу. А ведь это, получается и мои предки?

— Да месса, — Матиас низко поклонился, а затем с жаром произнес. — В Вас течет самая благородная кровь Торнии.

— А чем тебе моя кровь не нравится? — возмутилась кронпринцесса. — И, кстати, советую тебе восторгаться моей фрейлиной потише. Нас могут услышать.

— Для красных нет дороже крови, чем та, что течет в жилах Матрэлов. — Голос мэтра Сиккер зазвучал заметно тише.

— Даже если это жилы заговорщика.

— Вы снова начинаете Ваше Высочество? — Телохранитель насупился. — Я постараюсь, как смогу, Вам объяснить, хотя не уверен, что Вы поймете. — Кронпринцесса негодующе фыркнула, однако погруженный в свои мысли Матиас ни чего не заметил. — Дело в том, что Стражи всегда были преданы, прежде всего, империи. В нас неистребима ненависть к тем, кто пытается сеять в Торнии смуту и хаос. Но при этом, — карие глаза сузились, — многие из нас остаются верны потомкам Младшего. И красных это касается прежде всего, пусть их среди Стражей и немного. Их кровь источник нашего Дара. Лишь Матрэлы могут пробудить ту первородную ярость, что скрыта в любом из нас. Без них, — худое лицо исказилось от гнева, — мы неспособны даже на собственный Зов. Шестнадцать лет назад мы разрывались между долгом и собственной природой. И в итоге, все Стражи, — он запнулся, — по крайней мере, большинство из нас, сумели разорвать связь с Матрэлами. А вот члены Братства не смогли переступить через свою суть. Они всегда были слишком близки к Магистрам. Мы выбрали долг, они выбрали честь.

— Как с вами красными сложно. — Кронпринцесса похлопала своего телохранителя по плечу. — Но ты прав. По видимому мне никогда не понять этой вашей извращенной преданности. Давайте лучше поищем могилу последнего Магистра.

— Она там, — телохранитель махнул рукой в темноту усыпальницы. — У входа похоронены самые первые Владыки. — Однако он не успел сделать и пары шагов, как дорогу ему перегородила Анеллла. Ее лицо побледнело, а в глазах горело негодование. — Спасение империи Вы именуете бесчестьем? — Она говорила размеренно и тихо. — Тогда что Вы считаете благородством? Мятеж и крамолу? Владыка Норбер был Патроном канцлера, однако клятву хранить закон и порядок в империи тот посчитал для себя более важной. Предательство во спасение, можно ли считать предательством?

Она вскинула голову, впившись горящим взглядом в глаза мужчины. Матиас Сиккер вызов принял. — Измена всегда будет таковой, как бы Вы её не называли. Ваши усилия приписать своему отцу благородные побуждения похвальны, но, думаю, невинный не нуждается в оправданиях. И еще, мне кажется, мессир Лип ощущает те же чувства, что и остальные красные. — Взгляд Матиаса Сиккера был полон печали. — Ощущение одиночества.

— Вы не имеете представление о том, что чувствует мой отец.

— Как и он, я обладаю Даром Младшего. К сожалению, Вы не способны понять того, что испытываем мы — его обладатели.

— Зато во мне течет кровь Младшего, — прошипела Анеллла.

Телохранитель опустился на одно колено. — Если я чем-то прогневал благородную мессу, прикажите, и я больше ни когда не потревожу Вас ни своими речами, ни своим видом.

— Тебе могу приказывать только я. — Кронпринцесса бесцеремонно втиснулась между Анеллой и Матиасом. — И хватит спорить по пустякам. Мы не затем сюда пришли. — Она лукаво взглянула на сердитую фрейлины. — Кстати, гнев тебе к лицу. По крайней мере, изображать смущенную невинность не твой вариант. — И не обращая внимание на раздосадованное лицо Анеллы, Имма обратилась ко всё еще преклонявшему колено телохранителю: — Вставай дружок. Иначе наш таинственный посетитель того и гляди улизнет. И тогда плакали наши девять серебряников.

— Они мои, — обиженно пробурчала фрейлина.

— Хорошо. — Кронпринцесса пожала плечами. — Плакали твои денежки. — Она широко улыбнулась. — Мы ведь не можем такого допустить? Правда?

Телохранитель быстро поднялся и, не говоря не слова, направился в темноту коридора. Завернув за угол, он резко остановился у очередной статуи и, повернувшись к девушкам, прижал палец к губам. — Кажется, нашли.

— Что? — шепотом спросила кронпринцесса, торопливо выглядывая из-за широких мужских плечей.

Сиккер ни чего не ответил, а лишь указал на закутанную в плащ фигуру. Она стояла на коленях перед колоссальным мраморным надгробием, вершина которого терялась в сумраке наступавшего вечера. Тусклый свет, стоявшей рядом бронзовой лампы, освещал лишь глубоко надвинутый на голову капюшон.

— Слишком темно. К тому же этот запретитель закутался в свой плащ похлеще нас. — От досады кронпринцесса закусила нижнюю губу. — Ты что-нибудь видишь? — Она повернулась к телохранителю. — У тебя же зрение лучше. Давай, напрягись. — Имма от нетерпения приплясывала на месте. — Ну?

— Я Вам не филин, — огрызнулся Матиас. — Там и Владыка ни чего не увидел бы.

— Можно мне посмотреть? — Стоявшая позади всех Анеллла неловко вытягивала шею, пытаясь разглядеть далеком полумраке неясный силуэт. — Ну, пожалуйста, — заканючила она.

— Малявки ждут своей очереди, — отрезала кронпринцесса.

— Я вас старше на два года. Нет, почти на три. — От возмущения у фрейлины перехватило горло.

— Нашла, чем гордится. — Синие глаза насмешливо сверкнули. Отвернувшись от вспыхнувшей негодованием Анеллы, кронпринцесса вновь отчаянно сощурилась, вглядываясь в темное пространство. — Бесполезно. Вот и верь после этого в хваленое зрение красных. — Она негодующе выдохнула и от души двинула телохранителя локтем в бок.

Не ожидавший такого подвоха мужчина громко охнул, и приглушенное эхо прокатилось по коридору усыпальницы.

— Кто здесь? — Властный голос прорезал тишину. — Тонкая рука подняла лампу, и вспыхнувший свет осветил коридор. — Быстро выходите. — И хотя лицо говорившего было не видно, в его речи ощущалось столько неодолимой требовательности, что Матиас Сиккер невольно поддался вперед, намереваясь выйти из скрывавшей его спасительной тени.

— Отзовешься, придушу. — Пальцы Иммы изо всех сил сжали мускулистое предплечье. — Кронпринцесса повернулась к фрейлине. — Это и тебя касается. Понятно? — Анелла испуганно закивала. — Не высовываемся, пока я не скажу. — Глаза кронпринцессы стремительно наливались фиолетовым цветом, вытесняя из радужки прежнюю лазурь.

Казалось, напряженное молчание продолжалось целую вечность. Затем, резко развернувшись, обладатель темного плаща быстро направился к выходу. Когда шаги затихли в отдалении, Имма отпустила плечо телохранителя.

— Я её узнала, — губы фрейлины дрожали. — По голосу.

— Помолчи. — Кронпринцесса озадаченно нахмурилась, а затем повернулась к телохранителю. — Ты как Матиас?

Мужчина с показным безразличием пожал плечами. — Я в норме Ваше Высочество. Мне показалось или это была…

— Ты ни кого не видел, — резко сказала Имма. — Ясно? Будем считать, что зрение тебя подвело.

— Конечно. — Телохранитель криво усмехнулся. — Именно в этом только что Вы меня упрекали.

— Прости Тиас, — кронпринцесса покаянно улыбнулась. — Обещаю больше руки не распускать. Но зато, — она победно вскинула голову, — мы узнали многое, над чем на досуге стоит поразмыслить. Осталось только посмотреть, чью гробницу, так обильно обливала слезами наша, то есть наш, — поправилась Имма, — незнакомец.

— Она плакала? — спросила Анеллла. — То есть, я хотела сказать он. — Фрейлина окончательно смешалась и замолчала.

— А ты что всхлипов не слышала? — Кронпринцесса торжествующе взглянула на вытянувшееся лицо Анеллы. — Разглядеть там что-то было сложновато, зато рыдания раздавались прегромкие. Хвала Триединым. Думаю, лишь эти слезы не позволили услышать наши препирательства. — Она покрутила головой. — Здесь, между прочим, изумительная акустика. Уууу. — И прислушавшись к раздавшемуся эхо, снова и громче. — Аааа!

— Это не место для Ваших проказ. — Телохранитель с упреком взглянул на расшалившуюся девушку. — А к гробнице можно и не подходить, я знаю, чья она. — Две пары девичьих глаз тут же выжидательно на него уставились. — В том пределе находятся могилы последних Матрэлов. Её Милос… эээ, в общем эта гробница принадлежит Маршалу Эверарду.

Глава 34

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Табар

Миго Гарено ждал Торберта Липа в своем рабочем кабинете. Аскетическая обстановка, небольшие размеры — мэтр старался походить на своего начальника даже в мелочах.

— Где они? — вместо приветствия бросил канцлер.

— Внизу. — Приветствуя гостя, Гарено встал со стула, сидя на котором внимательно вчитывался в последние донесения с Приграничья. — Я разместил их в большой зале. Они же не узники? — Он вопросительно взглянул на мессира.

— Разумеется, нет. Ты с ними уже побеседовал? — В голосе Торберта сквозило нетерпение. — Скоро придет представитель Матриарха и кое-какие вопросы нашим гостям стоит задать до его прихода.

— Не успел, — мэтр виновато развел руками. — Я уже известил Её Милосердие и, полагаю, член Коллегии вот-вот прибудет.

Канцлер закусил губу. — Тогда стоит поторопиться. — Он повернулся и направился к выходу.

— Подождите, — Мэтр ухватился за рукав уходившего канцлера, но тут же отпустил его, наткнувшись на холодный взгляд карих глаз. — Подождите, пожалуйста, — повторил он. — Пришли донесения с северной границы.

Канцлер напряженно осведомился. — И что?

— Война мессир. Думаю то, чего мы так боялись, наконец-то, случилось. Элуры начали масштабное вторжение. Северный Оплот уже пал. Южный еще держится.

— Как не вовремя, — Лип разразился ругательствами. Он устало опустился на услужливо пододвинутый стул. — Это, — он показал на лист бумаги в руках Гарено, — написал Бако?

— Да, — прислали только что.

— Сукины дети, — канцлер уже не сдерживался. — Отродья Павшего. — Он положил ладони на лицо и закачался взад, вперед. Из-за стиснутых ладоней раздался протяжный стон. Его Светлость тряхнул головой и резко встал. — Кто там у нас там капитанствует?

Отличавшийся феноменальной памятью Миго, даже не задумался — В Северном Оплоте лет пять командует подкапитан Ботэл, а в Южном сьер Лангёк и, кажется, уже давно.

— В Ботэле я был даже больше уверен, чем в Лангёке, — Торберт Лип тяжело вздохнул. — А оно вон как получилось.

— К Северному Оплоту они подошли всей армией, предполагая длительную осаду, а Южный Оплот, по-видимому, фирдхера попыталась взять наскоком. — Гарено машинально пригладил бородку. — А получилось наоборот.

— Нам от этого не легче, — на широком лице канцлера мелькнула тень раздражения. — После падения Южного Оплота элуры займутся Мистаром. Мы этого допустить не можем. Последние десять лет Водилик смотрел сквозь пальцы на проникновение Альянса в Приграничье. Хватит. — Лип на глазах наливался гневом. — Эта старая грымза Вейна намекала мне через Торсона, что готова удовлетвориться тем, что элуры нахапали в предыдущие пятнадцать лет. И надо же, снова соврала дрянь.

Гарено закашлял. — Мои источники, говорят что Вейна возможно умерла. По крайней мере последние решения принимала великая подфриэкса Олфа.

Канцлер казался искренне удивленным. — Ты уже начал получать информацию быстрее, чем я. — Было непонятно, доволен он был этим или раздосадован. Рука с ухоженными ногтями вновь прикрыла глаза. — Что ж будем искать подходы к новой верховной фриэксе. Хотя мне почему-то жаль ее предшественницу. За столько лет я привык к этой старой перечнице. Она даже стала предсказуемой. И вот теперь новая метла. — Он озабоченно зацокал языком: — Олфа, Олфа, Олфа. — Казалось, Торберт Лип пробует незнакомое имя на вкус. Что ты знаешь о ней?

— Немногое.

— Узнай все, что только можно. У тебя декада.

— Хорошо. — Миго поднял на канцлера построжевшие глаза. — По сведениям мэтра Ройла в армии элуров есть служители Гулы.

— Что? — Ошарашенный канцлер не заметил, как снова уселся на стул. — Вейна такого бы не допустила. Никогда. Эта старуха была редкостным геморроем, но темных на дух не переносила.

— Источник верный, — осторожными шажками мэтр приблизился к канцлеру вплотную. Он наклонился к самому его уху и зашептал: — Решение было принято Советом верховных фриэкс. На следующий день после смерти Вейны.

— Три дуры. Они что не понимают, с кем связываются? — Торберт Лип резко выпрямился, едва не стукнувшись лбом о подбородок Гарено. — Сегодня же я попытаюсь созвать Совет, а ты, — он повернулся к отшатнувшемуся мэтру, — шепнешь нужные слова его членам. И пусть твои люди распустят соответствующие слухи по столице. Хватит делать вид, что ничего не происходит. Немного волнения нашим синдикам не помешает. — Глаза канцлера зло сощурились. — Пускай потрясут своими задницами, глядишь, тогда и Его Величие начнет что-то предпринимать.

Миго Гарено кисло улыбнулся и склонился в поклоне.

* * *

Пальцы сестры Вибеки мелко дрожали. Пытаясь скрыть волнение, она сжала их в кулаки так сильно, что ногти впились в мякоть ладони. Сестра держалась из последних сил. Но если она расклеится и покажет свое беспокойство и страх, дела пойдут совсем плохо. Ведь сидевшие рядом сестры спокойствия не добавляли. Сента всю дорогу беспрестанно охала и строила страшные предположения об их грядущей судьбе. Вот и сейчас, ухватив короткими пальцами широкие рукава орденского одеяния Вибеки, она громко, с надрывом шептала: — Вот увидишь сестра, нас тут будут пытать или даже убьют. — Серо-зеленые на выкате глаза встревожено шарили по лицу собеседницы. — Я слышала про этого Гарено. Он, он, — она всплеснула полными руками, — просто ужасен.

«О Триединые даруйте мне терпение». — Вибека ласково улыбнулась. — Нам ни чего не грозит. Я вам говорила это всю дорогу.

— Тебе хорошо, — вмешалась высокая и худая сестра Меика. — Ты не зеленая как мы. И поэтому не так тонко чувствуешь. — На румяном лице сестры Сенты мелькнула одобрительная улыбка. Она покровительственно похлопала Вибеку по плечу и важно протянула: — Истинное милосердие доступно лишь осененным Милостью Средней. Как и доброта и способность разделить с другим его переживания.

«Да уж». — Вибека досадливо поджала губы. Чистые фиолетовые в Орден попадали крайне редко. Встречались, конечно, бимагики как сестра Хилда, но тоже нечасто. Вибека горестно покачала головой. Как же ее не хватает. Конечно, сестра-экономка во многом была типичной зеленой — доброжелательной, сердобольной и сентиментальной, но немалый Дар Старшего избавил ее от присущих другим сестрам нерешительности, трусости и легкомыслия. Глаза Вибеки невольно повлажнели. «Нет, нельзя». Она решительно тряхнула головой, отчего ее седые волосы окончательно выбились из-под чепца цвета морской зелени.

Вибека оглянулась на примостившегося на краешке скамьи брата Раббана. В последние несколько дней старик заметно сдал, и она боялась, что он может не выдержать дорогу. Смерть отца Анселло и особенно сестры Хилды сильно повлияли на него. «Это изменило нас всех», — поправила себя Вибека. А потом побег старших воспитанников. Сразу же после возвращения из Вилладуна, куда он опрометчиво направился за помощью, отец Раббан заперся в своей крошечной келье и почти не выходил оттуда. Вибека пыталась оставить его в обители, но прибывшие стражники были неумолимы, и все прожившие в Вилладунской обители, включая престарелого привратника, были вынуждены отправиться в столицу. Пришлось попросить приходящих из соседней деревни служек остаться в обители до их возвращения. Вспомнив об этом, Вибека сразу помрачнела. Смогут ли невежественные крестьяне сохранить их небольшое хозяйство? Не растащат ли? Взвалив после смерти Хилды на свои плечи ее обязанности, она сразу же поняла, какую важную роль в их обители играла экономка. От скольких серьезных и важных проблем избавляла их покойная сестра. Не удержавшись, она негромко всхлипнула. К счастью, от неприятных мыслей ее тут же отвлекли. — Где же наши дорогие мальчики? — На этот раз, пугливо оглядываясь по сторонам, ей на ухо шептала сестра Сента.

— Младших я завезла в приют Ордена. Тамошняя мать-воспитательница моя дальняя родственница. Так что они под присмотром. А старшие…, - Вибека не договорила. В коридоре раздались гулкие шаги, тяжелая, из цельного дерева дверь распахнулась и в комнату протиснулась широкоплечая фигура. Властная осанка, высокий лоб, фамильный длинный нос — она узнала его сразу, хотя не видела очень давно. За ним, немного приотстав, шел типичный судейский — высокий, сутулый с узкими, будто приклеенными усиками и бородкой клинышком. Второго Вибека едва удостоила взглядом, сочтя мелким чиновником. Его она не помнила. Женщина поспешно встала, чтобы поприветствовать самого могущественного после Владык человека в Торнии. — Пусть пребудет с Вами Милость Средней мессир. — Канцлер остановился и внимательно посмотрел на нее, затем его глаза равнодушно скользнули по двум сидевшим сестрам, на мгновение остановившись на задремавшем брате Раббане.

— Как Вас сестра занесло в это царство зеленых? — Фиолетовые искорки в карих глазах горели все ярче, требуя тут же выложить всё, даже самое потаенное. — Торберт Лип чувствовал ее нерешительность и желание оставить, что-то при себе, поэтому Дар Старшего уже пылал в нем ярким пламенем. — Ну же сестра, — он склонился к Вибеке так сильно, что она почувствовала его мускусный запах. Две воли схлестнулись. Она отпрянула, но канцлер не рассердился.

— А Вы сильная, — он удивленно улыбнулся и выжидательно уставился ей прямо в глаза.

Она поняла правильно. — Вибека. Сестра Вибека. «И это все, что тебе нужно обо мне знать».

— Воин света? — Кто же Вас так назвал уважаемая мэта?

— Родители. Кто же еще? — Она вернула собеседнику лукавую улыбку. — А разве у Вас было по другому?

Торберт Лип нахмурился. — Я хотел бы с Вами поговорить. Потом. — Он помолчал. — И на этот раз поподробнее. Сейчас меня интересует другое.

Вебека облегченно выдохнула и пожала плечами. — Когда Вам будет угодно мессир.

Лицо канцлера сразу стало жестким. — Хорошо. А сейчас Вы мэта, — он обернулся в смотревшим во все глаза на него сестрам и, разумеется, Ваши уважаемые сестры должны рассказать мне про одного воспитанника Вилладунской обители?

Страх у Сенты еще не прошел, но любопытство победило. Как известно, все зеленые любители посплетничать. Поэтому, пододвинувшись как можно ближе к ужасному незнакомцу, она тихонько прошептала: — Может я смогу быть Вам полезна? — Она покосилась на Вебеку. — Мессир.

— Меня интересует…эээ. — Торберт Лип напустил на себя скучающий вид и заглянул в пустую четвертушку бумаги. — Эдмунд Ойкент. Кажется так. — Он спрятал листок за пазуху и поднял глаза на сестер.

— Вы, — он указал на молчавшую до этого Меику, — что-нибудь знаете про этого юношу?

— Он был нашим воспитанником, — пискнула сестра и спряталась за расхрабрившуюся Сенту. И лишь затем из-за широкой, почти квадратной фигуры раздалось еле слышное: — Эдмунд — хороший мальчик.

Канцлер неопределенно хмыкнул и посмотрел на Вибеку. — Насколько хороший? — Он еле сдерживался и уже открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, как в дверь постучали. В небольшой комнате сразу стало тесно. Вошедшая — невысокая, рыжеволосая женщина была уже не молода, но оставалась все еще гибкой как лоза. Густые волосы были стянуты в две толстые, перевитые зелеными лентами косы. Следом за женщиной вошел огромный, седовласый воин и, хмуро взглянув на поспешившегоотвесить низкий поклон канцлера, неподвижно встал у входа. Бордовый жиппон без рукавов открывал перевитые жилами предплечья. Миго Гарено молчаливо стоявший за спиной своего Патрона, опустился на колени. Так же поступила и Вебека, моментально сообразившая, что за высокопоставленное лицо решило облагодетельствовать их своим присутствием. Тяжело плюхнулись на колени Меика и Сента. Заскрипела скамейка. Вибека бросила быстрый взгляд за спину. Неловко опираясь костлявой рукой об стену, брат Раббан пытался должным образом приветствовать Ее Милосердие.

— Встаньте, пожалуйста. — В голосе Матриарха удивительным образом сочеталась властность и приветливость. Она обернулась к Торберту Липу. — Почему, Вы начали допрашивать членов Ордена без присутствия кого-то из Генеральной Коллегии? — Темно-зеленые глаза требовательно уставились на собеседника.

— Это был не допрос Ваше Милосердие. — Канцлер едва мог скрыть досаду от неожиданного появления Матриарха. — И я не предполагал, что Вы пожелаете лично присутствовать на этой…беседе.

— Надеюсь, для Вас это станет приятным сюрпризом. Тем более, что после Ваших «бесед» люди почему-то не могут досчитаться ногтей на пальцах, а то и самих пальцев, — Джита Генгейм улыбалась, хотя ее голос оставался язвительным и колючим. — Вы сами сообщили мне, что вызвали тех, кто остался в живых в той обители около… — Матриарх запнулась и вопросительно посмотрела на пребывавших в полуобморочном состоянии Меику и Сенту.

— Вилладуна. — На помощь сестрам пришла Вибека. — Это на севере рядом с Мистаром. В центре Приграничья.

— Я помню, — Кивком головы Матриарх поблагодарила за подсказку. — Одно время там жила моя дальняя родственница. Хотя, к сожалению, — она обезоруживающе улыбнулась, — мне ни разу не довелось побывать в тех краях.

— Думаю, нам стоит продолжить наш разговор. — Торберт Лип полностью пришел в себя и покосившись на Матриарха, осторожно произнес. — Я бы хотел кое о чем спросить сестру Вибеку. Ее Милосердие не возражает?

— Нет.

Повеселевший канцлер взглянул на стоявшую перед ним пожилую женщину. — Вы же помните мой вопрос? Что Вы можете сказать об этом воспитаннике?

— Я повторю Вам лишь то, что уже сказала сестра Меика. Он хороший юноша. Живой и умный.

— Что за воспитанник? — требовательно спросила Матриарх. Она пристально изучала стоявшую пред ней сестру Вибеку. — Неужели этот сыр-бор затеян из-за одного подростка?

— Из этой обители, — вперед выступил мэтр Гарено, — пропало четыре юноши. Его Светлость имеет основания полагать, что это исчезновение как-то связано с произошедшим убийством. А воспитанник по имени Эдмунд возможно подбил остальных совершить побег. Ведь он верховодил среди старших? — Начальник тайной полиции обратился за подтверждением своих слов к Вибеке. Однако сестра промолчала, поэтому мэтр вновь повернулся к Матриарху. — Вероятно он или кто-то тех, кто убежал вместе с ним видел нападавших. Может даже они знают того, кто расправился с наемниками?

В глазах Матриарха разгоралось любопытство. Пытаясь его не показать, она опустила голову и с показным равнодушием бросила: — Расскажите мне о беглецах?

— Их четверо, — с готовностью ответила сестра Вибека. — И они очень разные. Арибо — наглец, бузотер и вечное испытание нашего терпения. Удо — большой умница, хотя упрям и порой слишком горд. Кипп, — она ласково улыбнулась, — не удивлюсь, если вскоре в нем обнаружится Дар Средней. А Эдмунд — он…, - Вибека на мгновение задумалась, — он как огонь. Может обжечь, а может и согреть. Когда Эд был маленьким мы все так его и называли — огонек. Кругленький, рыжеволосый, беспокойный и…

— Как рыжеволосый? — Канцлер подался вперед. — Вы ничего не путаете уважаемая мэта?

Вибека слегка улыбнулась. — Я стара мессир, но не настолько, чтобы позабыть облик юноши, который рос на моих глазах много лет. Его волосы, конечно, не огненно-рыжие. Скорее, — она на мгновение задумалась, — они цвета темной меди. А еще синие глаза. Мне всегда казалось, что у Эдмунда эрульские корни.

— Еще и глаза, — разочарованно пробормотал Торберт Лип. — Как такое возможно?

— Именно, — рассмеялась Вибека. — Хилда говорила, что они у него такие с рождения. Ярко синие как васильки.

— Хилда? — Джита Генгейм не спускала с Вибеки заинтересованного взгляда.

— Да Ваше Милосердие, — в разговор вмешалась сестра Сента. На круглом лице сияла угодливая улыбка. — Это наша погибшая экономка. Она постоянно нянчилась с Эдмундом. Воспитывала его. Сколько времени он простоял у нее на горохе знают только Триединые. Мне рассказывали, что именно она нашла его младенцем, а затем принесла в обитель. Это было лет пятнадцать назад.

— Да около того, — в разговор вклинилась осмелевшая Меика.

— Как ее звали? — Казалось, Матриарху не хватает воздуха. Она тяжело дышала. За ее спиной зашевелился великан-телохранитель. — Каким было ее родовое имя? — Зеленые глаза светились в полутьме изумрудным блеском.

— Я не знаю Ваше Милосердие, — Сента грузно упала на колени. — Клянусь Триедиными, что не знаю. При мне она никогда его не упоминала. — Сестра громко всхлипнула.

— Кажется, ее звали так же, как и этого мальчишку, — негромко произнес Гарено. — В докладе упоминалась некая Хилда Ойкент и…. — Договорить он не успел. Стоявший у двери телохранитель тараном рванул вперед, отшвыривая в сторону всех, кто стоял у него на пути. Уже падая, мэтр успел заметить, как оседавшую в беспамятстве Матриарха заботливо подхватили могучие руки.

Глава 35

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Провинция Мистар. Южный Оплот

Годар Эринг Оттерсон стучал обухом боевого топора о щит вместе со всеми. — Утттааа! Утттааа! — Теплый весенний ветер рвал на части его длинные усы, щекотал бородой шею. В его фирде лишь трое были детьми Анудэ и он был самый молодой из них и самый нетерпеливый. Годар выпятил широкую грудь и завыл, — Утттааа! Утттааа! — Голос срывался, в горле першило, но он продолжал из-за всех сил вопить, потрясая оружием. Кровь в жилах кипела. Ладони, сжимавшие ясеневое топорище вспотели.

— Уже скоро, — проревел на ухо, стоявший рядом Ржавый Фадир. — Эти сенахи сейчас почувствуют гнев элуров. — Он захохотал, широко разевая обросший жесткими рыжими волосами рот. — Эти твари будут жрать наше дерьмо.

— И свое тоже, — поддакнул Эринг.

— Только если мы позволим. — Широкий меч десятника гулко стукнул по металлическому умбону. — Они и так слишком долго сидели в этой своей каменной скорлупке. Уже давно пора было ее расколоть и выковырять их оттуда. Это будет последний штурм. — Он тряхнул короткой, грязной косой. — А потом наступит очередь Мистара. Так сказала фирдхера. И я ей верю, — решительно заключил Фадир.

— Сколько у тебя осталось людей, — среди раздававшегося вокруг звона и шума Эрингу приходилось кричать.

Лицо Фадира окаменело. — Половина прежнего. Но эти ублюдки за все ответят. — Щедро покрытый волосами кулак судорожно сжал рукоять меча. — Я ихнему капитану самолично отрублю руки и ноги, а потом оставлю здесь подыхать. А что я сделаю здешним стрелкам, это лучше не знать ни кому.

Эринг мысленно выругался. Не надо было касаться этой темы. Неделю назад шестнадцатилетний сын Фадира нарвался на арбалетный болт. Парнишка умер у отца на руках, который до сих пор не отошел от потери.

— Мы отомстим за павших, когда возьмем эту чертову крепость, — Эринг ухмыльнулся. — И тогда оставшиеся в живых позавидуют мертвым.

Фадир не ответил, лишь стрельнул волчьим взглядом в сторону широкого пролома, прикрытого деревянной бретешью.

— Они долго не продержаться, — молодой годар проследил за взглядом собрата по фирду. — Мы растащим эти бревна в два счета. А когда ворвемся в цитадель, нас уже будет не остановить.

Фадир согласно мотнул головой. — Пусть Анудэ будет к нам благосклонна. И не только она, — десятник покосился на широкий шатер, в котором жила фирдхера. — Ты слышал, что сделал жрец Сверкающей? Говорят, он приносит в жертву своей богине всех сенахов, что удается взять в плен.

Эринг нахмурился. На совете годаров Леона требовала пресекать любые разговоры о том, что вытворял хольдер Эрланд. Дети Анудэ не должны бояться, но эта закутанная в черные одежды фигура вызывала у него дрожь и трепет. Он передернул плечами и наклонился к скрытому рыжими космами уху. — Ты лучше об этом не болтай. Хорошо?

Фадир сердито взглянул в лицо командира. — Что значит, не болтай? Темные жрецы среди элуров. Дожили. — Он раздраженно сплюнул. — По мне так они похуже сенахов будут. На днях Тощий Льёт шепнул, что в эта тварь порезала всех крестьян из Лосиного Ручья. На кусочки. И все во славу своей Гуле. — Щедро украшенные конопушками скулы сжались. — Сучье племя. На что Леона смотрит?

— Тише дурак, — Эринг оглянулся на шумевших вокруг воинов. — Захотел сам висеть вниз головой с распоротым брюхом. Не думаю, что фирдхере все это нравится. Но так приказал Совет фриэкс, а с ним не поспоришь.

Гвалт вокруг усилился настолько, что даже докричаться друг до другу стало невозможно. Полотняный полог высокого шатра распахнулся, и наружу стремительно выскочила Леона Хьёрдисон, за которой неторопливо вышагивал жрец Гулы.

— Годары ко мне! — У фирдхеры от нетерпения дернулась щека. — Быстрее.

Эринг Оттерсон, ухватив топор за длинное острие, сорвался с места.

Леона прохаживалась на небольшой площадке перед палаткой, оглядываясь и досадливо морщась. Короткая коса сердито качалась за широкой спиной.

— Чего раскричались? — прошипела она. — Уймите своих воинов. — Темные глаза стеганули яростным взором два десятка мужчин и полудюжины женщин, столпившихся вокруг фирдхеры. — Хватит надрывать почем зря горло. — Сзади раздался негромкий смешок ее спутника, что вызвало у Леоны яростную гримасу. — Орать будет тогда, когда пойдем в атаку. И, на это раз, штурм точно будет для нас удачный. — Годары одобрительно загудели. Леона, не обращая снимание хвалебные выкрики, продолжала: — Эту едва залатанную прореху мы снесем одним махом. Поэтому через час знамя элуров должно развиваться над главной цитаделью крепости. Понятно? — Фирдхера взглянула на стоявших перед ней утомленных, смердящих потом и кровью, но все еще могучих и сильных воинов. Таких же любимцев Однорукой, что и она сама. Неожиданно ее лицо смягчилось. — Сегодня с утра мне прислали весточку, что Северный Оплот пал. А мы здесь телимся. Неужели собравшиеся здесь фирды слабее?

Новость была неожиданная и приятная. Собравшиеся предводители не могли скрыть довольные улыбки.

Пожилая, крепко сбитая годара из небольшого западного фолька стукнула метательным копьем о землю. — Во славу Анудэ, мы освежуем этих торнийских свиней через час. Клянусь своей честью. Мой фирд возглавит атаку и первым взойдет на эти проклятые стены.

— Охолонь, Ульрика. — Вперед выступил пузатый, розовощекий годар Хольгер Рёгвальдсон. — В твоем фирде в основном стрелки и копейщики, так что уступи дорогу секироносцам. — Он расправил и без того широченные плечи. — Впереди пойдут воины из Нордфолька. Мы проложим дорогу остальным. — Хольгер снисходительно взглянул на окрысившуюся Ульрику. — Ну а вы подчистите за нами то, что останется. — Он басовито расхохотался.

— Жирный ублюдок, — прорычала седовласая годара. — Да ты не протиснешься в эту брешь, даже если сделать ее в два раза шире.

— Что ты лепечешь? — лопатообразная ладонь ухватилась за рукоять огромного, прикрепленного за спиной, двуручного меча. — Наверняка, про свою необъятную задницу? — Собравшиеся годары громко рассмеялись. Ульрика побледнела. Она вскинула копье с длинным наконечником. Хольгер в ответ выхватил меч и оскалился. — Давай старая сука. Потанцуем?

— Заткнитесь оба, — фирдхера устало прикрыла глаза. — Еще одно слово и ваши подгодары получат внезапное повышение. Выступаем сейчас, так что можете начинать горланить свое любимое «Уттта». Впереди пойдут фирды Хёдфолька, Нордфолька, Бюскефолька, Хординфолька, Оплфолька. — Хольгер Рёгвальдсон довольно ухмыльнулся, а рот его соперницы скривился от ярости. — Когда все закончится, — Леона обернулась к раздосадованной годаре, — можешь вызвать своего ненаглядного дружка на поединок чести. — Не дожидаясь ответа, она махнула рукой, в сторону возвышавшихся стен. — А если начнете выяснять отношения во время битвы, вернетесь в свои фольки без ушей. После третьего звука Олифана выступаем. — Фирдхера хищно оскалилась и вскинула руку вверх. — Утттааа!

— Утттааа! — подхватили годары. — Утттааа!

Эринг Оттерсон кричал вместе со всеми. Хмельное веселье от предстоящей битвы заполнило все его существо. Его распирало от ожидания славы, предвкушения чужой смерти, ощущения мига предстоящего торжества над поверженным врагом. И потому вслед за командиром он самозабвенно выкрикивал боевой клич элуров: — Утттааа! Уттааа!

— Хааарррааа! — одновременно и стон, и крик, и вопль внезапно заполнил собой все окружающее пространство. — Хааарррааа!

Эринга подбросило на месте. Его неожиданно окатило бешенной яростью и неистовым гневом. Он закрыл глаза, полностью отдаваясь бурному потоку который омывал его изнутри, высасывая усталость и боль. «Вот она милость Анудэ». Молодой годар застонал от наслаждения. Но столь же быстро грозная лавина ушла, ускользнула в глубины сознания, оставляя его иссушенным и раздосадованным. — Аааа! — возмущенно выдохнул Оттерсон, внезапно осознав, что схожие ощущения испытали все находившиеся рядом годары. Он повернулся в сторону и замер на месте. Огромная, вытоптанная до твердости камня площадка перед крепостными стенами была усеяна телами элуров. Лишь сыны Анудэ, в том числе из его фирда, остались стоять, прижав руки к ушам. «Мертвы?», — мелькнула первая мысль. Взгляд метался по полю. Но вот привстал один, затем второй и, наконец, десятки и сотни человек пошатываясь, поднялись почти одновременно. На огромном пространстве воцарилась гнетущая тишина. Тысячи людей смотрели в одну сторону.

С ближайшего холма к ним приближалась фигура человека. Опустив голову и раскачиваясь будто пьяный, со спутанными, почти целиком закрывавшими лицо волосами он двигался стремительными, рваными прыжками. В одной руке это существо, а годар уже не был уверен в том, что перед ним человек, держало длинный меч. А позади него бежало еще более диковинное создание, немыслимая помесь волка и гиены. Все это напоминало сон, тяжелый, жуткий и непостижимый. Эринг повернулся к остальным. Все годары остались на ногах и теперь, как и он, разинув рты, смотрели в сторону непонятной угрозы. Но еще больше удивления было написано на лице Леоны. Фирдхера жадно всматривалась в неведомого человека. «Она узнала его», — промелькнуло в голове Эринга. Молодой годар повернулся и побежал навстречу странному существу. Бок о бок с ним бежала фирдхера. В десятке шагов от напряженно застывших шеренг элуров, страшный незнакомец остановился. Высокий и угловатый он, как внезапно понял Эринг, был удивительно молод. Едва ли старше восемнадцати. Чудовищный зверь тоже встал рядом и, разинув огромную пасть, громко зашипел. «Он умеет шипеть», — годару почему-то стало смешно. Губы сами раздвинулись в нелепой ухмылке. Но она тут же превратилась в гримасу, когда парнишка поднял голову, рыжие патлы раздвинулись и Эринг увидел его глаза.

* * *

Пит Культяпка не спешил с первым выстрелом. — Поспешишь, людей насмешишь, — говаривал его отец, с чем Пит был полностью согласен. «Раскричались ледышки». Он зло усмехнулся. К моменту, когда волна элуров докатится до пролома, она не досчитается очень многих. Жаль, что не всех. Раненное в предыдущий штурм плечо тяжело и нудно зудело. Гарнизонный целитель погиб от шальной стрелы еще в начале осады, поэтому залечить глубокую царапину было некому. Культяпка поежился. Он не хотел умирать. Совсем не хотел. Но выбора не было. Тот лесничий, которого он подкараулил в лесу и смертельно ранил выстрелом в спину, тоже хотел жить. Этот придурок, несмотря на перебитый позвоночник, пытался ползти по лесной тропе, хныча как ребенок и умоляя его сбегать за помощью. Культяпка не скрываясь шагал по кровавому следу, с любопытством наблюдая, как известный забияка и драчун в одночасье потерял свою силу и мужественность. Тогда это было ему в диковинку. И вот теперь, четверть века спустя, насмотревшись досыта на смерть в самых разных обличиях, он почему-то захотелось прожить остаток жизни спокойно. В последние пару лет Культяпка подумывал перебраться в Мистар. В родные места путь ему давно заказан, да и кому там был нужен отставной арбалетчик? Родители поумирали, сестры вышли замуж и уехали. Кроме того, и привык он к тутошним местам. А с тугой мошной человеку везде живется неплохо. Его-то денежки были припрятаны в надежном месте. Хватило бы и на открытие харчевни, а при удаче даже постоялого двора. Под это дело можно было и пожениться. Если в кармане звенит, любая молодуха в твою сторону посмотрит. А ему-то таковская, уже и не нужна. Другое дело — крутобедрая, сиськастая вдовица. Культяпка облизнулся. С такой бабенкой при нужном подходе можно было бы и сговориться. Он невольно вздохнул. Жаль, что покувыркаться подобной кралей ему вряд ли придется.

Стрелок окинул взглядом высокие зубцы предмостной башни. За двадцать лет службы он исходил весь Южный Оплот вдоль и поперек. Узнал в нем каждый уголок. Да что там уголок? Здесь ему был знаком каждый камень крепостной кладки и на ощупь он мог без труда определить в какой галерее находится. Когда Пит пришел в командорство восемнадцатилетним юнцом им командовал сьер Септер — низкорослый жизнелюбивый крепыш с гулким басом и заливистым смехом. Наполовину элур Дольв Септер знал повадки своих северных сродственников как ни кто другой в Приграничье. Будучи бимагиком, он прекрасно ладил с годарами приграничных фольков. В то время на Смелых держалась вся северная граница и боевые фирды элуров захаживали на территорию империи лишь по большим праздникам. Культяпка улыбнулся щербатой улыбкой. Хорошие были времена. Местные поговаривали, что пару раз даже видели командора опрокидывавшего стаканчик-другой с тогдашним фирдхером Большим Лоугаром. Правда, ходили слухи, что Магистр недолюбливал сьера Септера, как, впрочем, и всех, кто кроме красного Дара обладал еще и фиолетовым. Тем не менее, когда заговор Матрэлов раскрыли, и Младший Владыка велел Братству не сопротивляться представителям императора, командор выполнил приказ своего Патрона беспрекословно. С неизменной усмешкой он предстал и перед палачом, потребовав в качестве последней просьбы литровую кружку любимого им светлого. Культяпка тогда стоял в передних рядах столпившихся у эшафота горожан и прекрасно помнил довольную физиономию сьера Дольва, который стерев с обвисших усов пивную пену, довольно крякнул и, желая показать пример остальным, первым положил седую голову на широкую колоду.

Рядом завозился капитан. Пит встревожено дернулся. Герд Ленгёк ему всегда нравился. Мужик он был стоящий, хотя как вояка покойному командору и в подметки не годился. Шестнадцать лет назад зеленым подкапитаном он приехал командовать Южным Оплотом. И не оплошал. Старался, уговаривал старожилов и не его вина, что все рыцари и сержанты отказались служить под началом Стража. Из тогдашнего гарнизона лишь семеро согласились остаться. И он, Питер Карр, оказался в их числе.

— Скоро пойдут, — капитан говорил медленно и натужно. — Тянуть им дальше, смысла нет. Так что готовься Пит пострелять из своего арбалета.

Культяпка любовно погладил ореховое ложе. — Мы с ним уже давно одно целое. — Даже с луком, — он взглянул на оставшуюся от среднего пальца нижнюю фалангу, — было по другому.

— Да он у тебя видать заместо бабы, — в разговор неожиданно встрял вечно зубоскалящий Дорф Спир.

Культяпка улыбнулся. — Ну, уж нет. Баба она хужее. Мой арбалет по любому надежнее. — Стоявшие рядом воины дружно грохнули.

Вдруг капитан выгнулся дугой. — Что с вами? — кинулся к командиру Пит, но затем и его накрыло волной. Желудок вывернуло наизнанку. Ярость переполняла его. Гнев бушевал в крови.

— Что с вами такое? — Дорф сплюнул желтую слюну вниз и озадаченно взглянул на капитана. — Чаво это вас всех так плющит?

«Почему он ни чего не чувствует»? — отстраненно подумал Культяпка.

Глава 36

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье

Освин Гоэль никогда не был хорошим наездником. Но он не предполагал, что настолько никудышным. Это дворянский недоросль с детства не слезает с коня. А сын мелкого магистратного чиновника, до своего совершеннолетия на лошади катался всего лишь с дюжину раз. Конечно, когда у него обнаружился фиолетовый Дар многое изменилось, но его знакомство с обладателями четырех копыт и гривы продолжало оставаться весьма поверхностным. Настроение было паршивым, хотя начиналось все просто замечательно. Когда мэтр Гарено вызвал его к себе и изложил суть поручения, он разве что не кричал от радости. Первое серьезное и ответственное дело. Его ни капли не смущало, что его, южанина отправляют в незнакомое Приграничье. Разве что сразу не понравилась компания. Мэтр Гатто с прилипшей намертво улыбкой и его хмурый и неразговорчивый телохранитель оказались не самыми приятными спутниками. Впрочем, когда они добрались до Приграничья дела несколько поправились. Мэтр Ройл оказался приятным собеседником, да и к тому же почти земляком. К сожалению, в эту их поездку он отказался их сопровождать, сославшись на возникшие осложнения. К удивлению Освина, советник даже не настаивал.

— Нелегко Вам, поди? — младий агент встретил внимательный взгляд Гейна Биго, который невозмутимо покачивался рядом, пожевывая неизменную травинку.

— Все нормально сержант. — Гоэль принужденно улыбнулся, хотя седалище чесалось и болело. Внутренняя сторона бедер пылала нестерпимым жаром.

— Мы-то привыкшие к плохим дорогам. Тут без хорошего коняги ни как. — Биго любовно похлопал крупного вороного жеребца по шее. — Хороший Татинцин, хороший.

Мэтр Гарено настоятельно рекомендовал ему держаться подальше от Вилладуна. И какого Падшего этот старый пердун отправился в Мистар? Вдвоем с мэтром Ройлом они так ловко гоняли Гатто по его окрестностям. И все бы так и продолжалось, пока, наконец, в убогом мистарском трактире злой рок не свел телохранителя Гатто и начальника стражи Вилладуна. Пара кружек пива и этот молчун каким-то непостижимым образом вызнал все подробности загадочного убийства. Гоэль горестно вздохнул. Удобная повозка осталась в Мистаре, а доставшийся ему бойкий конек постоянно взбрыкивал, заставляя младшего агента табарской тайной полиции морщиться и скрежетать зубами.

— Потерпите мэтр. Я уже ездил в обитель с мэтром Ройлом. До тудова уже рукой подать. Вон за тем леском, — Гейн махнул широкой ладонью в сторону небольшой рощи.

— А Вы разве не были в Вилладуне? — рядом раздался липкий голос Эразмо Гатто. Освин испуганно оглянулся. В трех шагах от них ехал советник, за спиной которого маячила жилистая фигура телохранителя. — Сержант рассказал мне, что в обители уже побывали Ваши… эээ сослуживцы.

— Я буду неподалеку, — Гейн Биго быстро поклонился советнику императора и, дав шпоры коню, ускакал к началу каравана.

Эразмо Гатто криво улыбнулся. — Почему то канцлер ни чего не сообщил мне об этой поездке? Пришлось выпытывать все подробности у нашего простоватого друга. И он сообщил много чего интересного. — Он фальшиво зевнул. — Но когда я обратился за объяснениями к нашему общему другу мэтру Ройлу, тот отговорился необходимость соблюдать служебные тайны. — Советник дробно засмеялся. — Ох уж эти Стражи.

— Поверьте, Ваше Сиятельство я ни чего об этом не знаю, а в Приграничье я вообще впервые.

Мэтр Гатто согласно закивал. — Разумеется, я Вам верю. Ведь это очень не хорошо. — Серо-голубые глаза заледенели. — Нет, просто ужасно скрывать столь важные сведения от советника императора.

— Безусловно. — Освин надеялся, что выражение его лица было бесхитростным и прямодушным. — Замалчивать подобное было бы государственным преступлением.

— Как приятно встретить столь умного и проницательного человека. И при этом столь молодого, — подхватил мэтр Гатто.

— Длинные волосы взметнулись, когда мэтр Гоэль поклонился. — Столь лестные слова от столь влиятельного человека звучат усладой для моих ушей.

— Сержант сообщил мне об убийстве в обители. Наемные убийцы, смерть настоятеля, — мэтр Гатто закатил глаза, — это просто чудовищно. Необходимо немедленно найти и наказать виновных.

— Я уже сказал Вам, что ни чего об этом не слышал. — Скорбное выражение лица ему удавалось лучше всего. — И я совершенно с Вами согласен Ваше Сиятельство, преступники должны быть найдены как можно скорее и наказаны со всей строгостью.

— Мне сказали, что при обители существовала маленькая школа. Там училось несколько подростков. Надеюсь, ни кто из них не пострадал.

«Началось. Он, что меня считает круглым идиотом?» — Откуда мне знать Ваше Сиятельство, но как и Вы, я бы молился бы Триединым за спасение юных жизней. — Освин изобразил самую искреннюю улыбку, на которую был способен. — Обязательно расспрошу об этом мэтра Биго.

— Лучше расспросите об этом мэтра Ройла, — Эразмо Гатто улыбнулся, ни чем не выдав своей досады. — Полагаю, он лучше знает обстоятельства дела.

— К сожалению, мэтр Ройл не вправе делиться подобной информацией даже со мной. — В такой момент наиболее подходящей миной была легкая печаль и недоумение.

Однако мэтр Гатто не желал сдаваться. — Я слышал, что все наемники оказались убиты. С ними жестоко расправились. Интересно, кто это сделал?

— Неужели со всеми? — Освин всплеснул бы руками, если бы они не были заняты поводьями. — Только почему он, а не они? — задав вопрос, Гоэль тут же пожалел о нем.

— Сержант Биго оказался очень осведомленным человеком и весьма рассудительным. — Блеклые губы нехотя растянулись. — Даже чрезмерно, учитывая его Дар. Он подслушал разговор ищейки и мэтра Ройла. Оказалось, что всех пятерых положил один человек. Старший воспитанник. Почти мальчишка. Представляете мэтр, какой-то юнец смог уложить пятерых опытных убийц. — Мэтр Гатто говорил тихо и задумчиво, будто сам не до конца верил в сказанное.

Освин мысленно чертыхнулся. Этого он не знал, и знать не хотел. Но еще меньше ему хотелось, что бы этой информаций обладал мэтр Гатто. — Думаю, Биго ошибся или, что, скорее всего, просто неправильно понял чужой разговор.

— Вы действительно так считаете? — В голосе советника звучала едва заметная ирония.

— Почему бы и нет, сержант далеко не молод. И вообще… Освин Гоэль смешался и замолчал, что случалось с ним нечасто.

Мэтра Гатто откровенно забавляла возникшая неловкость. — Вы юны мой друг, — его голова склонилась почти к самому уху собеседника, — и, кажется, поставили не на ту лошадь. Но еще не поздно одуматься и выбрать того, кто вынесет Вас на правую сторону.

— У меня прекрасный конь. Думаю, он надежен и верен мне, — Освин поморщился, когда не в меру ретивый скакун, вновь попытался сигануть куда-то в сторону. — Он поможет мне в трудную минуту, ну а я по мере сил буду заботиться о нем. — Тайный агент поднял глаза на улыбавшегося советника. — Мы нужны друг другу.

Лесная дорога была столь узкой, высокое голенище черных сапог мэтра Гатто соприкасалось с фиолетовыми пуленами его собеседника.

— Вы совсем не подготовились к дальней поездке, — Эразмо Гатто уже не скрывал злой издевки. — Или Ваш жере…, простите Его Сиятельство выделяет недостаточно средств тайной полиции.

«Кажется, этот раунд остался за мной». Я предполагал, что поеду в повозке. Но во всем нужно видеть только хорошее. — Его ответная улыбка было сама невинность. — Зато теперь у меня есть возможность попрактиковаться в верховой езде.

* * *

Поездка в обитель поначалу казалась безрезультатной. Ошеломленные неожиданным визитом высоких столичных гостей приглядывавшие за хозяйством местные крестьяне робко молчали. Обрушившиеся на них вопросы, на которые они не знали ответов, запугали бедняг еще больше. Стянув с голов льняные чепцы, они разом опустились на колени, изредка выдавливая из себя маловразумительные фразы. Освин Гоэль втихомолку улыбался, Эразмо Гатто все сильнее хмурился.

— Куда они уехали? — выражение досады не сходило с лица советника. Заложив руки за спину, он расхаживал вокруг беспрестанно кланявшегося молодого служки. — Когда это было и кто их забрал?

— Не знаю Ваша Милость. Триедиными клянусь, что не знаю. Стражники были из Мистара. Вроде так. А куда и зачем не ведаю. — Голова со всклоченными, грязными волосами склонилась еще ниже. — Вы уж простите нас Ваша Милость. Мы люди маленькие.

Глаза советника сузились от бешенства. — Так скотина ты будешь обращаться к местному дворянчику? — Хлыст стремительно опустился на склоненную спину. — Ко мне нужно обращаться Ваше Сиятельство? — Понял недоумок? — Заметив усмешку Освина, мэтр Гатто еще раз от души вытянул хлыстом сжавшегося крестьянина и затем повернулся к стоявшему рядом агенту. — Вы находите это забавным Гоэль? Неужели наши неудачи Вас веселят?

— Ну что Вы. Нисколько. Как Ваше Сиятельство могли вообще так подумать? Поверьте, меня крайне печалит запутанность этого дела. — Освин указал на хлыст. — Стоит ли так обращаться с прислугой, находящейся под защитой Ордена?

Распластавшийся на земле парень, поднял голову и благодарно посмотрел на Гоэля. — Спасибо… Ваше Сиятельство.

Освин ухмыльнулся. — Здесь ты дружок ошибся. Среди нас лишь одно «Сиятельство». И это не я.

Мэтр Гатто брезгливо взглянул на чумазую физиономию молодого служки. — Прекратите заигрывать с мужичьем. И не забывайте мэтр, что в Ваших же интересах успешно исполнить возложенное на нас поручение. Лишь тогда Вас ждет достойная награда. В противном случае…, - советник не договорил, а лишь выразительно взглянул на собеседника. Он снова подошел к сбившейся в кучу крестьянам. — Кто из вас постоянно работал в обители. Ты, — он указал на молодую девушку, — несмело выступившую вперед, — хорошо знаешь тех кто там жил?

— Ваше Сиятельство не губите, — торопливо затараторила одетая в длинную камизу крестьянка. Миловидное лицо покраснело от волнения. — Я лишь убирала за воспитанниками, а с сестрами мало общалась. Ну а братьев там было всего двое, после того как от лихоманки умер отец Керт. Настоятель — отец Анселло, да старый брат Раббан. Он у нас привратником был и…

— За воспитанниками? — от нетерпения мэтр Гатто закусил губу. — Постой дурище. Меня не интересуют братья и сестры. — Советник подскочил к стоявшей на коленях служанке. — Встанька милая. Выражение его лица изменилась, а голос стал обходительным и ласковым. — Расскажи мне о них. — Рука, затянутая в тонкую лайковую перчатку, погладила зарумянившуюся щеку. — Как тебя зовут?

— Агна. Дочка кузница. — Служанка оказалась совсем молоденькой. Маленькая и тонкошеяя она выглядела совсем девчонкой. Покрытые цыпками руки нервно теребили жидкую косу.

— Замечательное имя. Полагаю, Агна ты хочешь получить серебрянник?

— Да я Вам и бесплатно все расскажу. — Встав и отряхнув колени, Агна с любопытством уставилась на советника. — А зачем Вашему Сиятельству сдались эти несносные мальчишки?

— Не твое дело. Давай выкладывай иначе не увидишь ни денег, — бледное, морщинистое лицо стало жестким, — ни своих ушей.

Девушка тихонько фыркнула. — Да обычные они. От сестры Вибеки вечно бегали, когда она их учиться заставляла. Им лучше в прятки поиграть. Или в лапту там…

— Какая лапта? Какие прятки? Этим детинам уже скоро детей заводить.

— Так Вы про старших. — Агна хихикнула. — Так меня к ним не пускали. Они все сами делали. Сестра Хилда их гоняла, особенно одного.

— Что ты о них знаешь? — прошипел советник. Его глаза налились густой синевой, подавляя малейшую волю к сопротивлению. — Быстрее. Рассказывай только о старших. — Горячее нетерпение сквозило в каждом жесте советника.

Девчонка шмыгнула сопливым носом. — Да они даже на меня не смотрели. Особенно Эд. — Испугавшись неожиданно вырвавшихся слов, она затихла.

— Кто? — скрипучий голос давил все сильнее.

Агна облизала потрескавшиеся губы. На глаза невольно наворачивались слезы. — Он красииивый. — протянула она. — И все его слушаются. Он мне нравился. — Белокурая головка понурилась. Слезы текли по щекам крупными каплями, прокладывая серые от пыли дорожки.

— А еще? — требовательно спросил советник. — Старших воспитанников было больше.

— Арибо мне совсем не нравился. Задирался постоянно и вообще бесстыжий он. А вот Кипп, — курносый нос задорно вздернулся, — он как девчонка. Уго тоже хороший и симпатичный.

— Но не как Эд? — вкрадчивый голос выуживал из тайников девичьей души все до последний капли.

— Не так, — Агна покраснела еще больше. Припухшие от пролитых слез глазки, упорно смотрели вниз. — Совсем не так.

— А почему не призналась дура сермяжная?

— Я его боялась, — прошептала девушка. — Все боялись, только не говорили об этом. Даже Драк…, сестра Хилда робела перед ним. Я знаю, подслушала как-то ее разговор с отцом-настоятелем. — Агну била крупная дрожь. — Он как взглянет своими глазищами. А они у него как два лесных озера — синие, синие.

* * *

Летний зной постепенно сменялся спасительной вечерней прохладой. До наступления сумерек оставалось совсем не долго, когда кавалькада во главе с мэтром Гатто повстречалась с немногочисленным отрядом солдат. Освин, ехавший впереди насторожился и успокоился лишь тогда, когда увидел на штандарте знакомых фиолетовых грифонов. Немолодой, седоусый капитан подъехал к советнику и низко поклонился. Приложив руку к сердцу, он представился: — Сьер Вайран Орфорт, к Вашим услугам. Меня прислали из столицы сопроводить Вас. — Вытянутое лицо казалось частью кольчужного капюшона. Красное, с фиолетовой окантовкой сюрко выдавало в нем Стража.

— У меня уже есть надежная охрана. — По лицу мэтра Гаато было непонятно, доволен ли он был проявленным вниманием или нет.

Сьер Вайран нахмурился. — Это приказ императора. У нас беда Ваше Сиятельство. Эрулы начали крупное вторжение. Уже захвачен Северный Оплот. Вы разве не слышали?

Мэтр Гатто привстал на стременах. — Мы не заезжали в Мистар. А что с Южным?

— Пока держится. Хотя лишь Триединым известно, сколько это продлится. — Карие глаза сверкнули гневом. — Нападение было внезапным. Северное капитанство пало быстро. Подкапитан Ботэл погиб.

— Это печально, очень печально, — мэтр Гатто спешился, чтобы размяться. — В Приграничье мы ехали другой дорогой, я устал и потому хотел бы быстрее оказаться на какой-нибудь кровати.

— Если ехать дальше по тракту, наткнетесь на постоялый двор. — Сьер Вайран махнул в сторону прямой и широкой дороги. — Если поторопимся, успеем до темноты.

Постоялый двор оказался вполне приличным, хотя и непрезентабельным двухэтажным каменным домом, обнесенный высоким дубовым тыном.

— Тут у нас без этого не как, — объяснял хозяин, размещая гостей по свободным комнатам.

— Эрулы? — понимающе осведомился Освин.

— Неа, — приземистый, с широкими ладонями темноволосый крепыш огорченно крякнул. — Ледышки досюдова не доходят. А вот разбойники, — он насупился, — в последнее время совсем распоясались.

— Частенько шалят? — для столичного жителя реалии Приграничья были в новинку.

— А то, как же. После того как разогнали Братство, совсем житья не стало. Были Смелые, был и порядок, а как их не стало, и порядок исчез.

— Ты хозяин придержи язык, — посоветовал Освин. — За такие слова по головке не погладят.

— Мы-то давно пуганные, — хозяин гостиницы поднял светильник и Гоэль увидел широкий шрам, пересекавший всю левую часть лица и исчезавший за воротом расстегнутой рубахи. — Правде глотку не заткнешь. Эрулы почитай половину Приграничья захапали. А тут еще и свои озорничают. Это по началу в душегубах половина наемников из Братства ходила, а щас больше тутошние фермеры. — Он зло ощерился. — Им бедолагам податься больше некуда, окромя большой дороги. С насиженных мест то повыгоняли. — Он грязно выругался. Затем показав рукой на дверь в конце коридора и сердито буркнул: — Вот ваша комната. Чай вдвоем уместитесь и, поставив светильник на пол, начал спускаться по лестнице вниз.

Освин боязливо оглянулся. — За спиной, опустив голову, вышагивал Гейн Биго, всем своим видом выражая согласие с высказанным мнением.

— Вы мэтр у нас проездом, — пожилой сержант тяжело вздохнул. — До Табара путь неблизкий, многое кажется там другим. — Он почесал корявой пятерней всклоченный затылок. — Еще двадцать лет назад мой Вилладун был сраными задворками Приграничья. Туда ледышки не докатывались почитай со времен моего прапрадедушки. А теперича што? От огромной провинции остались, почитай, одни огрызки. То там, то сям появляются ихние фирды. Я по первой вообще думал, что в нашей обители эрулуы пошуровали. Хотя Орден они вроде, как и не трогают. — Биго кивнул на хозяина гостиницы. — Этот малый верно говорит, после той взбучки, что устроили Матрэлам и Братству, у нас все наперекосяк пошло. И на юге, как я слышал, дела идут тоже неважнецки.

Гоэль негодующе прищурился, — Не забывайте сержант, что говорите о заговорщиках, которых постигла справедливое возмездие. Они покусились на государственные устои и предполагали извести под корень императорскую фамилию. — Освин неосознанно повторял те гладкие фразы, что много раз до того произносили его старшие сослуживцы. — Магистр и его сын хотели уничтожить всех фиолетовых и вероятно многих зеленых.

— Говорите заговорщики? — задумчиво повторил сержант. — Он впервые за весь разговор поднял на собеседника глаза. Маленькие и темные они горели в пещерах глазных впадин недобрым огнем. — Вы это бросьте мэтр. Ну раскрыли этот долбанный заговор и что? Жить стало лучше? Ага, страх как хорошо, — он криво усмехнулся, — так замечательно, что Падший ладошки потирает.

— Вы же Страж? — растерянно проговорил Освин.

— Я, прежде всего красный, — Гейн переступил пару ступенек и сразу оказался на локоть выше низкорослого Гоэля. — Пусть мой Дар невелик, но я благодарен Младшему и за эту малость. И потому объясните мне мэтр, — он так резко приблизил заросшее косматой седой бородой лицо к Освину, что тот отшатнулся. — Какого хрена красные не могут использовать свой Зов? — В нос ударила вонь немытого тела и чего-то еще, отчего у Гоэля защипало в глазах и запершило в горле. От него ждали ответа, но агент молчал.

— Вы что-то путаете, — неуверенно пробормотал Освин. — Эти нелепые слухи распространяют наши враги.

Сержант горько рассмеялся. — Вы можете врать себе мэтр, но не нужно это делать красному. Он может рассердиться. — Его голос звучал на удивление спокойно. — В наших душах царит пустота. Младший отринул тех, кто предал его потомков. У нас его Дар, но нет его Милости. Мы как бессильные старцы имеющие член лишь для того, чтобы помочиться. Эрулы ежегодно откусывают от империи по здоровенному куску, не только потому что всех Смелых убрали с Приграничья. — Заметив испуганное выражение лица собеседника, Гейн презрительно скривившись, отстранился: — Если бы Стражи обладали Зовом все было бы иначе.

— Вы очень здраво рассуждаете…, - осторожно произнес Гоэль.

Биго тихо закончил: — Здраво для красного. Благодарю Вас мэтр. Наверное, это потому, что мой Дар крошечный. Пять раз Ритуал для меня заканчивался безрезультатно, все наши соседи хихикали надо мной, а отец Бенно грозил, что больше не пустит на порог храма. — Он улыбнулся давним воспоминаниям. — Думаю, Младший оценил мое упрямство. Правда, наградил меня столь ничтожно, что присутствовавший на Ритуале подкомандор отказался стать моим Патроном. Но зато благодаря ему я устроился весьма сносно, хотя столичные шишки и поглядывают свысока на жалкого «тоби».

— Я полагал, что любой имеющий Дар нужен Торнии? — осторожно заметил Освин. — И разве не все неофиты обзаводятся Патронами?

— Для Смелых мой Дар был слишком мал. — Горечь в голосе сержанта заставила Гоэля вздрогнуть. — Во времена моей молодости у Матрэлов был больший выбор, чем нынче.

— Но Вы же, в конце концов, стали Стражем?! То, чего Вы так жаждали, исполнилось. Ведь так?

Гейн Биго не ответил. Казалось, он смотрит сквозь Освина. Затем взяв оставленный хозяином светильник, и он осветил тусклым огоньком узкий коридор. — И что мы с Вами в все коридоре стоим? — Переваливаясь, он подошел и толкнул дощатую дверь, которая в ответ жалобно скрипнула. Глядя в темное пространство комнаты, пожилой сержант тихо произнес: — У каждого из нас в юности есть мечта. Большая и светлая. И почему-то в конце жизни от нее остаются одни осколки. — Он тряхнул лохматой головой. — Разболтался я сегодня. — Неподдельный зевок едва не свернул квадратную челюсть. — Давайте-ка мэтр на боковую.

* * *

Освину Гоэлю не спалось. Он ворочался на жестком матрасе, переворачиваясь с боку на бок. Ни чего не помогало. Спать не хотелось. И дело было не в клопах и не в богатырском храпе лежащего рядом Биго. Слова сержанта не давали ему покоя. Выпитое накануне пиво требовало, чтобы он немедленно облегчиться. Освин пошарил рукой под кроватью. Ночного горшка там не оказалось. Он мысленно чертыхнулся. Спускаться вниз не хотелось, однакомочиться под себя не хотелось совсем.

Темнота на лестнице давила, а крутые ступеньки как назло казались скользкими. «Так недолго и шею сломать». Мочиться у входа было неудобно, поэтому выйдя за ограду, Освин направился в сторону росших невдалеке кустов. Трава под босыми ступнями мягко пружинила. Позевывая, он принялся возиться с завязками на шосах.

— Вы должны найти мальчишку. — Шелестящий голос мэтра Гатто заставил Гоэля вздрогнуть. — Найдите и убейте его.

Невидимый собеседник что-то спросил, но Освин, хотя и напрягал слух, ни чего не расслышал.

— Уверен, они направились в Мистар. — Агент снова узнал скрипучий баритон советника. — Ему больше некуда идти.

Раздались шаги и неизвестный подошел к кустам совсем близко. — Это большой город. — Освин поняв, что с кем разговаривает «медовая кошка» и задрожал еще сильнее. Переполненный мочевой пузырь не выдержал и обе штанины сразу намокли. — Мне понадобятся люди и деньги, — сьер Вайран стоял от него буквально в двух шагах. Гоэль старался не дышать. — Из тех, что приехали со мной я взять ни кого не могу, а нужно минимум…

— В Мистаре Вам предоставят и то и другое, а еще крышу над головой, — короткий смешок прервал тираду рыцаря. — Принеси мне голову мальчишки, и Вы получите столько же золота, сколько она весит.

— Я сделаю это не ради золота.

Мэтр Гатто снова хихикнул. — Конечно, нет. Я знаю, что Вы преданы своему Повелителю даже после его смерти. Но, полагаю, золото Вам не помешает.

— Не помешает, — согласился сьер Вайран. — Меня точно там будут ждать?

— Не будьте ослом мессир, — Освин ни разу не слышал, что бы так разговаривали с красным. А то, что этого незнакомого Стража коснулась Милость Младшего он понял сразу. Уж больно большим был рубиновый перстень на его безымянном пальце. «Либо большой Дар, либо знатная семья», — тогда подумал он. — Я же сказал, в Мистаре Вас будет дожидаться мой человек. — Гоэль вспомнил, что с утра не видел жилистого телохранителя. — Он найдет Вам мальчишку. Вам будет нужно только убить его. Используйте лук или лучше арбалет. Это обязательное условие.

— Арбалет? — в голосе сьера Вайрана звучало неприкрытое презрение. — Такое оружие недостойно опоясанного рыцаря.

— Помолчите, — злость мэтра Гатто душила как змея. — Это в Ваших же интересах. Этот мальчишка опасен. И поверьте, убив его, Вы отомстите за все. Кровь за кровь и императорская семейка сполна заплатит за смерть Матрэлов.

— Кто он такой? — кольчуга на теле Орфорта тихо звякнула.

— Ублюдок Рейна, — теперь Эразмо Гатто льстил и искушал. — Поэтому не приближайтесь к нему. Ваш Дар немал, но этот фиолетовый щенок может сломать Вас и заставить отказаться от задуманного. Ваша воля сильна, но сомневаюсь, что она способна противостоять Голдуену. Даже если он прижит на стороне.

— «Жадность как наживка и ненависть как крючок. «Медовая кошка» хочет половить рыбку в мутной водичке. Готов поспорить на десять золотых, что сразу же после убийства этот тупоголовый рыцарь отправится к праотцам». — Гоэль переступил с ноги на ногу. Ветка под ногой хрустнула.

— Кто здесь? — Освин успел лишь негромко вскрикнуть, когда железные пальцы схватили его за плечо и швырнули в темноту. Колючие ветки поцарапали ему лицо, к тому же он больно ударился плечом и застыл на земле распластанным слизняком.

— Неужели это наш сверхлюбопытный юноша? — на корточки перед ним присел мэтр Гатто. — Вы услышали то, что не следовало. — Иногда лучше молчать, чем говорить. Поэтому Освин молчал.

Губы советника хищно изогнулись. Он посмотрел на стоявшего рядом сьера Вайрана. — Кажется, у Вас прибавилось работы. Этот человек из тайной полиции, а значит, наш разговор станет известен канцлеру.

— Я сам работаю на него, — с горечью произнес рыцарь.

— Но Вы то остались преданы Младшим Владыкам. В своем сердце Вы не изменили им. — Со стороны казалось, что мэтр Гатто разговаривает со Вайраном Орфортом как с маленьким ребенком. Казалось, еще немного и он подойдет и погладит его по голове. Но тут тембр голоса советника изменился, став обвинительно-негодующим: — А теперь посмотрите на него. Этот человек всегда служил Торберту Липу, он его сервитор. Его непосредственный начальник — негодяй и убийца Гарено. — Услышав это имя рыцарь вскинул голову и нахмурился.

— Убейте его, — этот тон уже приказывал. — Вы меня слышите? Отведите его в лес и прикончите.

— Нет, не дела… — Удар кулака прервал жалкую попытку отговорить сьера Вайрана от убийства. Во рту появился железистый привкус крови. Освин попытался призвать свой Дар, но наткнулся на холодный взгляд советника. — Темная бирюза его радужек становилась все гуще, приобретая черничный оттенок, пока, наконец, не стала совсем черной. — «Чернее ночи» — Голова Гоэля закружилась. Вялость и безразличие овладели им. Боль пульсировала в висках, растекаясь жаркой волной по всему телу. Из носа потекло что-то темное и густое, заливая ворот новой льняной рубахи. «Кровь. Почему так много крови».

— Бедный, бедный юноша, — толстые как червяки губы шевелились у самого его уха. — Вы с мэтром Ройлом думали, что водите меня за нос. И конечно Вы все еще уверены, что мой Герро случайно встретил этого вилладунского барана в трактире? И то, что столь молодой агент попал ко мне в спутники, по видимому, также видится Вам нечаянной удачей.

Звук голоса Эразмо Гатто доносился до Освина словно издалека. — Хххмр, ххмммррр, — Он попытался приподняться, но легкий толчок в грудь пресек эту слабую попытку сопротивления. — Не стоит причинять себе лишние мучения. — Происходящее доставляло советнику очевидное удовольствие. — Вы слышали много и в то же время так мало. Бедный, бедный юноша, — повторил он. — Все-таки Вы поставили не на ту лошадь.

Мэтр Гатто рывком поднялся. — Унесите его мессир подальше. Этот молодчик не будет сопротивляться. И побыстрее, нас могут заметить. — Боль нарастала. Освину хотелось кричать, но он не мог выдавить и звука. Язык набух и, раздувая щеки, заполнил весь рот. Кровь шла уже горлом. Гоэль почувствовал, как сьер Вайран обхватив его лодыжку, с легкостью потащил куда-то в неизвестность. Блаженное беспамятство все не приходило. Голова билась о встречавшиеся по пути выбоины и ямки. А потом он провалился в темноту.

* * *

— Очнулись мэтр. Слава Триединым, — знакомый голос доносился будто издалека. Гоэль медленно открыл глаза. — Что? — Предрассветная дымка делала силуэт напротив размытым. Грузная фигура откинулась и, прислонившись к широкому стволу, облегченно выдохнула: — Ну Вы даете. Я уж подумал, что зазря старался.

— Где я? — голос звучал совсем тихо, почти неслышно.

— Надеюсь, в безопасности, — сержант дышал тяжело, с присвистом, как после долгого бега.

— А сьер… — голова все еще кружилась и болела так, что перед глазами стояли красно-черные круги.

— Вайран? Вот он. Тута лежит. — Гейн Биго кивнул куда-то в сторону.

Гоэль повернул голову и увидел запрокинутое лицо рыцаря, вокруг которого уже роились мухи. Его правая глазница была заполнена запекшейся кровью.

— Что с ним? — Говорить Освину было еще трудно. — Вы его что, убили?

— Нет, это он сам себе воткнул кинжал в глаз.

Гоэль истерически расхохотался. Биго с нескрываемым удивлением взглянул на закатывавшегося юношу, а затем сам нехотя улыбнулся. Внезапно смех прекратился. Перевернувшись на бок, Освин забился в рвотных судорогах. На нежно-зеленую траву щедро выплескивался вчерашний ужин.

— Эко Вас повело то? — в глазах сержанта не было ни капли сочувствия, лишь голое любопытство.

— Как, — агент гулко сглотнул, — как Вы меня нашли?

— Я Вас не искал вовсе, просто вышел помочиться. Вчерашнее пиво знаете ли. А тут Вас сьер Вайран за ногу тащит. — Гейн Биго поморщился. — Вариантов, зачем он это делает было несколько и они мне все не понравились.

Гоэль издал нервный смешок. — Не поверите, я спустился за тем же.

— Пиво оно такое, или спасет или погубит, — сержант говорил абсолютно серьезно. Он помолчал. — Теперь моя очередь задавать вопросы. И почему этот столичный щеголь захотел вас пришить?

«Этого захотел не он». — Мы с ним эээ… поссорились.

Взгляд Биго из любопытного стал обиженным. Он дышал уже не так часто, но по-прежнему хрипло и тяжело. — Не доверяете, значит?!

«Решайся» — Опустив голову, Освин глухо пробормотал: — Рыцарь лишь выполнял приказ. — Гейн не подгонял, полуприкрыв глаза он ждал следующей порции откровений. — Это все мэтр Гатто, он хочет убить того мальчишку.

— Этот парень очень важен?!

— Думаю, да.

— Тогда спасите его. — Сержант говорил медленно и невнятно. — Я помню тот Зов. Он случился так близко. — Биго облизнул губы. — Если этот юноша… — он не договорил. Большая голова дернулась, глухо стукнувшись о грудь тяжелым подбородком.

— Что с Вами Гейн, — Гоэль впервые внимательно посмотрел на своего спасителя. — Широкое лицо было бледным, а крупные капли пота катились с морщинистого лба. — Он привстал и, пошатываясь, подошел к сидевшему сержанту. Освин чувствовал себя как после жуткого похмелья. Виски ломило, а во рту стоял привкус горечи.

— Эта сволочь все-таки до меня добрался и брюхо продырявил. — Обычно громкий голос Гейна звучал еле слышно. — Внутри все булькает. — Только сейчас Гоэлль заметил натекшую под сержантом лужу крови. Рубаха из беленого полотна превратилась в багровую. — Кажется, не жилец я больше.

— Я сбегаю за помощью, надо только…

— Бесполезно, — перебил Гейн Биго. — Да и нельзя Вам обратно в гостиницу. Лучше послушайте меня. — Мальчишек перехватите в Мистаре. Они туда пошли, просто не северным трактом, а по круговой, лесами. — Испачканные в крови пальцы ухватили Освина за плечо. В них оставалось еще достаточно силы, что бы заставить агента болезненно охнуть. — Наклонитесь ко мне. Ближе. Чаво-то язык совсем не слушается. — Сержант извиняющее улыбнулся. — Ройлу шибко не доверяйте, хитрый он. И вот что еще. — Кровавые круги на рубахе пульсировали и казались живыми. — Кольцо тоже заинтересовалось этим делом. Вы можете это использовать. — Пальцы разжались и от неожиданности, Гоэль чуть не упал на спину. — Пока совсем не рассвело, проберитесь на конюшню. В третьем стойле, — он надрывно закашлял, выплевывая на грудь темные сгустки, — там стоит мой Татинцин. Только яблоко ему не забудьте дать. А то цапнет. В переметной сумке парочка припрятано, специально для него, там и обувка для Вас найдется. — Последние слова он тихо нашептывал. — Теперь все. Уходите мэтр. Верю, что Триединые за Вами присмотрят.

Глава 37

Торния. Пригороды Табара. Дом Милосердия

Сестра Вибека боялась этого разговора и одновременно жаждала его. Именно он станет для нее настоящим испытанием, проверкой ее Дара. Она боялась вовсе не Торберта Липа, силу которого оценила, а потому понимала, что вполне способна ему противостоять. Нет. Ее страшил разговор с Матриархом. После того, как Джиту Генгейм вынес из комнаты, где их допрашивали устрашающего вида телохранитель, сестра Вибека готовилась к тому дню, когда ее позовут в Дом Милосердия. И этот день наступил быстрее, чем она предполагала.

— Вас вызывают к настоятельнице. И это срочно. — Юный служка поклонился и быстро исчез, не соизволив даже проводить ее.

— Ну и молодежь пошла. — Отложив вязание, Вибека торопливо направилась в комнату своей родственницы. Пришлось идти долго, так как обитель, где приютили вилладунских гостей, была не в пример больше их родного дома.

— За тобой приехали дорогая, — ее троюродная сестра была значительно ее моложе, выше и тяжелее. Статная и величавая она как нельзя лучше подходила на роль настоятельницы богатой столичной обители.

— Это от канцлера? — Вибека сразу увидела распечатанный конверт, который мать-настоятельница цепко держала унизанными перстнями пальцами. На хранившем остатки былой красоты лице сестры Спроты мелькнуло удивление. — От канцлера? — переспросила она. — Нет, сестрица, от Матриарха. — Настоятельно тщетно пыталась скрыть удивление. — Не думала, что ты знакома со столь важными людьми. О тебе уже многие не помнят.

«Я на это надеюсь», — подумала Вибека. — Забыть можно лишь то, что хотят забыть.

— Ооо. Тебе не грозит забвение, — в тон ей ответила Спрота. Она помахала наманикюренным пальчиком. — Не думаю. Лет тридцать назад тебя знали слишком многие. А еще больше тебе завидовало, потому что…

— Не стоит ковыряться в моем прошлом, тем более, что в те времена ты под стол ходила.

— Ну, если только на четвереньках, — Спрота мстительно улыбнулась.

— На четвереньках ты ходила не только под стол, — пробормотала Вебека, но Спрота либо не услышала, либо сделала вид, что не услышала. — Кажется, я догадываюсь, почему тебя вызывают, — торжествующий вид сестры, почему-то раздражал Вибеку. «Что бы о чем-то догадываться, нужно иметь мозги. В твоем случае — это исключено». — И почему? — сухо поинтересовалась она. Спрота загадочно прищурилась и, наклонившись к ней совсем близко, трагически прошептала: — Это ведь из-за того убийства? — «Вот тебе и дурочка с переулочка». — Скрыть изумление у нее не получилось, чем изрядно обрадовала сестрицу. — Я так и знала, — пухлые, щедро напомаженные губы раздвинулись в победной улыбке.

— Это все слухи, — опомнилась Вибека. — Она действительно испугалась. Если об этом убийстве знает Спрота, значит о нем известно всей столице.

— Не притворяйся, — настоятельница махнула полной, но все еще изящной рукой. — Я слишком давно тебя знаю. Про эти ужасы болтают уже несколько дней. Я когда услыхала про Виллабон…

— Вилладун, — машинально поправила Вебека.

— Не важно, — Спрота всем своим видом показывала, что маленький северный городишка не стоит того, что бы оставаться в ее памяти.

— И… что говорят? — Вибека старалась изобразить безразличие.

— Все-таки убийство было, — с удовлетворением заметила настоятельница. И тут же хитро улыбнувшись, резонно указала: — Не слишком ли ты интересуешься слухами о том, чего не было?

— «Там где не хватает ума, на помощь приходит лукавство». — Вибеке очень захотелось запустить в дорогую сестрицу чем-то тяжелым. Сохраняя невозмутимость, она пожала плечами. — Если я спрашиваю тебя о столичных сплетнях, это не означает, что я им доверяю. Как раз наоборот.

— Как с тобой сложно Века, — Спрота сморщила лоб, но тут же вспомнила, как это вредно для кожи лица. Она присела на стоявшее рядом резное кресло. — Я как услышала про страшную резню в этом Вилладоне и тут же вспомнила о тебе дорогая. — Большие, подведенные глаза заблестели.

Вибека уже не обращала внимание на очередную оговорку. — «И ведь не врет. Правда подумала». — Зеленые были легкомысленны, порой эгоистичны, болтливы и, как правило, небольшого ума, но в сочувствии и сострадании им было сложно отказать. Дар Средней был великой наградой, доступной очень немногим. Она вздохнула и подошла к сидящей Спроте. — Ладно, не дуйся, лучше выкладывай, что там болтают твои подружки. — «Нужно было, конечно, сказать любовники, но тогда обида будет до второго Прихода».

Спрота тут же оживилась. — Впервые я слышала это от… в общем не важно. Мне сказали, что в отдаленной северной обители убили настоятеля и еще кого-то.

«Раньше она хотя бы краснела», — подумала Вибека.

— А потом мне тоже самое, но с подробностями рассказала эта толстуха Северина Блаут. Ты ее должна помнить, хотя она и страшно подурнела в последнее время. Впрочем, мы с ней очень мило поболтали. Наверняка ты не знаешь, что ее мужа назначили вторым камергером. Разумеется, она услышала эту жуткую историю от мужа, а вот он… — Настоятельница не договорила, а многозначительно показала глазами на потолок.

— Я поняла, что дальше?

— Нет, милочка ты, кажется, не поняла. — Спрота закатила глаза так, что стали видны одни белки. — Она нарочито громко кашлянула. — То есть, выше только император.

— А Липу это зачем?

— Кто его знает? — пожала плечами Спрота. — И вообще, что ты хочешь от сына мессы Аделинды. — На мгновенье задумавшись, она глубокомысленно изрекла: — От осинки не родятся апельсинки.

— Это не ответ, — Вебека сузила глаза. — Его Сиятельство не дурак, чтобы вляпываться в такое убийство и ссориться с Митриархом. — Это нелепо.

— Я не знаю, — раздраженно откликнулась настоятельница. — Но Северина прямо сказала, разумеется, ссылаясь на своего дорогого Мартина, что во всем этом безобразии замешан наш канцлер. Она еще добавила, но это уже совсем по секрету: — Спрота понизила голос до трагического шепота. — Что недолго Торберту Липу быть на своей должности. Его Величие им ужасно недоволен.

«Одна овца наблеяла на ухо другой». — Но если не он, то кто?

Мать-настоятельница удивленно оглянулась. — Ты совсем отстала от жизни дорогая. Это же просто ужасно, когда не знаешь очевидных вещей. На это место может претендовать лишь Медо…, то есть мэтр Эразмо Гатто. Кто же еще, если не он?

* * *

Казалось, карета тащилась по пригородам Мистара целую вечность. Вибека и не заметила, как задремала. Разбудил ее приветливый голос, в котором смеха было больше чем участия.

— Просыпайтесь сестра. Полагаю, Вы приехали. — Вибека испуганно открыла глаза. В открытую дверцу заглядывала молодая девушка. Рядом склонился в полупоклоне привезший ее возница. Изумрудные глаза внимательно пробежались по скромному одеянию. — Ее Милосердие Вас ждет. Я провожу.

— Сейчас, как только выберусь. — Ноги затекли, и Вибека с трудом выбралась из деревянной клетки, в которой так долго тряслась и глотала пыль. Заходившее солнце слепила глаза. Вибека прищурилась. — Я была здесь не раз. — Она оглянулась на рыжеволосую девчонку, которая с улыбкой слушала ее кряхтение. — Но это было очень, очень давно. — Вибека задрала голову, чтобы увидеть верхние этажи изящного, построенного из белого камня здания. С древних и неспокойных времен осталась толстая стена с четырьмя башнями по бокам. Протекавшая рядом речушка Нокосс двумя рукавами обвивала ажурный замок, с начала эпохи носивший название Дом Милосердия. «Здесь почти ни чего не изменилось. Хотя прошло так много лет».

Девушка махнула рукой в сторону широкой мраморной лестницы. — Пойдемте сестра. — Водопад огненно рыжих волос едва не мазнул Вибеку по щеке.

— Помедленнее милочка, я за тобой не успеваю. Мои колени уже не те, что раньше.

Девушка покосилась на ее прихрамывающую походку. — У Вас в обители разве не было хорошего целителя? Если что я сама Вас подлечу. — Постоянно оглядываясь, она медленно поднималась по спиральной лестнице.

— Вас направила Ее Милосердие.

— Что Вы, — девушка лукаво улыбнулась, — просто мама сейчас как на иголках, ожидая Вас. Вот я и решила спуститься первой и посмотреть, что Вы за птица.

— «Слепая, старая дура. Тридцать лет назад тебе стоило только взглянуть на нее, чтобы понять кто это». — Несмотря на изматывающую ломоту, Вибека послушной куклой опустилась на колени. — Простите меня Ваше Высочество. Я не узнала Вас. — Вибеке захотелось вернуться назад, в теплую и уютную комнатку, что отвела ей сестрица Спрота.

— Вставайте. — Длинные пальцы с неожиданной силой потянули ее за рукав.

Крутые ступеньки штопором уходили вверх. Поднявшись еще на один пролет, она жалобно выдохнула. — Сколько еще осталось?

— Еще чуть-чуть. — Девушка остановилась и с любопытством посмотрела на тяжело дышавшую Вибеку. — Давайте я Вам помогу.

— Не стоит. — Вибека сделала неловкий книксен. Она прошла еще пару ступенек и, наконец, решилась, задать вопрос. — Вы не знаете, зачем меня хочет видеть Ее Милосердие?

Рута стояла на небольшой площадке между пролетами. — Конечно, знаю. — Дождавшись, когда Вибека поднимется, она после короткой борьбы, крепко сжала теплой ладошкой ее запястье. — Мама хочет все выяснить про это ужасное убийство.

— «Воистину язык мой, враг мой» — Однако лицо сестры по-прежнему оставалось безмятежным. — Все что знаю, я уже сказала канцлеру Липу. Там присутствовала и Матриарх.

— Да, я в курсе. Здесь уже побывали Ваши подруги-сестры и этот забавный старичок. — Рута сделала губы сердечком и проворковала: — Отец Раббан. Он даже пытался делать мне комплименты, пока не узнал, кто я такая.

«Я их не видела уже пару дней. А Спрота мне ни чего не сказала». — Вибека неожиданно разозлилась, вспомнив обидное для всех зеленых прозвище. — «Глупая курица».

Щедро покрытые веснушками щеки порозовели. — На самом деле он очень милый и даже порывался командовать двумя другими сестрами. Забыла, как их звали…

— Меика и Сента, — откликнулась Вибека.

— Именно так, — Рута легко рассмеялась. — Только у него не очень получалось. Хотя говорил, что был солдатом.

Вибека неожиданно успокоилась. Предстоящий разговор с Матриархом уже не тяготил ее как прежде. — Отец Раббан долго служил лекарем в армии, — рассеяно пояснила она.

Они подошли в высокой, стрельчатой двери — столь же изящной, как и все остальное в этом здании. Рута толкнула украшенную искусной резьбой панель и крикнула с порога. — Ваше Милосердие к Вам мэта Вибека. Повернувшись к сосредоточенной сестре, она кивнула в сторону образовавшегося проема, — Я не только Вас увидела, но даже побеседовала с Вами. Но дальше мне нельзя, хотя это и не значит, — она подмигнула, — что я не могу вас подслушивать. Звонкий смех еще отдавался эхом, когда Вибека вновь опустилась на колени. «Сегодняшний день — настоящее испытание для моей подагры».

Матриарх стояла около большого окна, створки которого, по причине летнего зноя были открыты настежь. У ее ног вертелась полосатая генетта.

— Я Вас помню. — Вибека подняла глаза и посмотрела на прямую спину в платье цвета молодой травы. — Вы были близкой подругой моей матери. — Матриарх задумалась, — Я помню, как Вы играли со мной. А потом Вас не стало, Вы исчезли из Дома Милосердия и больше в нем не появлялись. Почему?

Колени болели все сильнее, но Вибека терпела. Терпела и молчала. «В том нет моей вины».

— Вы же часто сюда приезжали. — Джита повернулась к Вибеке и отрывисто бросила, — Встаньте сестра.

Вибека с трудом поднялась. — «Она не похожа на Эмиля. Ни капельки». — Перед глазами стоял отец этой незнакомой женщины — высокий, с копной пшеничных волос, мятными глазами и безвольным подбородком. — «Неужели это очевидно лишь для меня?»

— Почему? — повторила вопрос Матриарх. — Она подошла совсем близко. Запахло медом и молоком. «Так же пахло и от Клемы».

— Мотивы поступков потомков Триединых недоступны для простых смертных.

— Мне не нужно Ваше показное самоуничижение, — Джита говорила резко, будто вбивала гвозди.

«И никто до сих пор не догадался? Она слишком нетерпелива и проницательна для Средней Владыки». — Я, в самом деле, не знаю, почему Ваша мать отдалилась от меня. Возможно, она просто выросла. — Матриарх не перебивала, а только продолжала пристально вглядываться в морщинистое лицо, с редкими, зачесанными назад седыми волосами. — Детская дружба редко сохраняется в зрелом возрасте. — Вибека извиняющее улыбнулась. — Теряя одних друзей, взамен мы приобретаем новых.

— Думаю все проще, — глаза Джиты казались двумя болотными омутами — пустыми и безжизненными. — Матери не понравилась Ваша близость к императору. Излишняя близость, — уточнила она.

Вибека ни как не отреагировала на оскорбление. «Тебя просто хотят вывести из себя». — Вы вызвали меня Ваше Милосердие, чтобы узнать подробности моей личной жизни сорокалетней данности?

— Нет, — малахитовые глаза продолжали колоть, пытаясь взломать ее защиту. — Мне интересно, почему пятнадцать лет назад Вы внезапно решили уйти в наш Орден? Фиолетовых сестер и братьев у нас не много, точнее их можно пересчитать по пальцам одной руки.

— Боюсь, Ваших рук не хватит Ваше Милосердие. В одной нашей обители фиолетовых было целых двое.

Матриарх усмехнулась. — «Как она похожа на него». — Не пытайтесь выглядеть глупее, чем Вы есть на самом деле. Чистых фиолетовых в Ордене четверо, если считать и Вас. И все они обретаются в Табаре.

— Мне как раз хотелось уехать от столичной суеты.

— Получается, Вы вновь в нее вернулись.

— Не по своей воли. «Клеме было врать легко, но стыдно, а ее дочери сложно, но при этом я не чувствую ни малейших угрызений совести».

В комнате повисла напряженная тишина. Первой ее нарушила Матриарх. — Хорошо оставим это. Меня интересует тот воспитанник. — Тонкие пальцы беспокойно перебирали переброшенную через плечо длинную косу. «Она тоже волнуется», — внезапно поняла Вибека, — и кажется, не меньше моего».

— Все что мне было известно, я уже рассказала Его Светлости, — осторожно начала Вибека. — Кроме того, Вы уже поговорили с другими сестрами и братом Раббаном.

— Негодная девчонка, — впервые за весь разговор Матриарх тепло улыбнулась, сразу напомнив Вибеке свою мать. — Это она Вам рассказала? — Вибека молчала. Матриарх понимающе кивнула. — Полагаю, Вы заметили, что Рута слишком непоседлива и упряма и… любит вмешиваться в чужие дела.

«Это неудивительно, учитывая ее происхождение» — Она замечательная девушка. — На этот раз Вибека была вполне искренна. Поколебавшись, она добавила. — Не сомневаюсь, что в будущем из нее получится хороший Матриарх. — Почувствовав известную фальшь в последних словах сестры, Джита вскинула голову и нахмурилась. Выражение нежности и кротости исчезли, а ее лицо вновь стало строгим и холодным.

— В первые три года после поступления в Орден Вы сменили больше двадцати обителей. И ни где не задерживались больше месяца.

— Я уже сказала Ваше Милосердие, мне хотелось найти уединенное и тихое место, где можно было мирно встретить старость.

— Насколько я понимаю, Вы нашли его в Вилладуне. — Матриарх недоверчиво хмыкнула. — Это совсем недалеко от границы с Альянсом. Странное место, — она попыталась передразнить дребезжащий голос Вибеки, — для встречи спокойной старости.

— Я нашла там надежду. — Морщинки вокруг светло-голубых глаз собрались густым веером. — Я была там счастлива.

Джита подалась вперед. — Кто этот мальчик? Говори! — В голосе Матриарха амальгамой звучали мольба, просьба и приказ. Генетта перестала ластиться к хозяйке, выгнула спину и зашипела. — Ты должна мне сказать. — В комнате стало невыносимо душно. Запах меда дурманил голову.

Вибека задрожала. — Я не знаю что он. — Она говорила почти правду. — Но заклинаю Вас Триедиными, найдите его.

Глава 38

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Приграничье. Южный Оплот

Леона Хьёрдисон почувствовала его еще до того как увидела. Ярость навалилась на нее селевым потоком, она задыхалась, ее разрывало на части. А затем раздиравший ее чудовищный гнев иссяк, вытек из нее, вода как из рассохшейся бочки. Леона едва не закричала от разочарования. Накатила мерзкая слабость. «Стена Ярости выпивает врага досуха, наполняя гневом боевых товарищей», — вспомнилось воительнице. «Дерьмо Сияющей». Перепрыгивая через своих лежащих снопами воинов, она бежал на Зов как текущая сука. Ненависть смешивалась с вожделением. Рядом несся молодой годар, чье имя она не помнила. Фирдхера резко остановилась, не добегая до незнакомца локтей двадцать. В затылок шумно дышал чуть приотставший годар. Не глядя на него, она бросила, — Если это тот, о ком я думаю, сейчас здесь будет жарко. Держись меня. «Я повторяю слова Труллы». — Леона заскрипела зубами, заталкивая старые воспоминания как можно глубже. — Главное навалиться на эту тварь всем скопом и тогда есть шанс победить без больших потерь. Рука нащупала рукоять фальшиона.

Рыжеволосый парнишка стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, и завывая на одной ноте, — Хааарррааа! Огромный зверь рядом с ним пригнулся и, разинув пасть, громко шипел. Леона еще не забыла как выглядят корокотты. Она свирепо ощерилась. Деймоны Младших Владык имели слишком прочную кожу и чересчур острые зубы. Но зверюга была одна, а эрулов много.

— Это Владыка гнева, — ей показалось или у годара клацнули зубы. — Анудэ не простит нам его смерть.

— Тогда пососи ему член идиот, — Леона не спускала глаз с грозной фигуры. — Я посмотрю, что ты скажешь, когда он выпустит тебе кишки. И где тогда окажется твое благоговение?

Младший Владыка продолжал раскачиваться. В голове у фирдхеры мелькнула мысль, что может быть удастся уничтожить этого неизвестно откуда взявшегося Матрэла малой кровью. Спиной Леона чувствовала хриплое дыхание подбежавших годаров. Они обступили ее железным полукругом, готовым по первому ее приказу броситься на врага. Остальным еще нужно с дюжину ударов сердца, чтобы встать на ноги и вдвое больше, чтобы хоть отчасти придти в себя. Время работало на них. Она настороженно взглянула на Владыку. Высокий, худой и… рыжий. Она удивленно моргнула. Как и темноволосая Анудэ, потомки Младшего всегда были шатенами.

«Сейчас или никогда». Леона уже набрала воздух для решительного и вероятно последнего в своей жизни «Уттта», но голос, бросавший в дрожь и резавший слух, заставил ее проглотить боевой клич эрулов.

— Я сдаюююсь, — Фирдхере показалось, что кровавые омуты уставились прямо на нее. — Тыыы главная здесь? Пооодойди ко мне. — Корокотта, припав на задние лапы, предупреждающе зарычала. — Не бооойся ее. — Парнишка повернулся к своей зверюге. — Успокойся девочка. — Длинная ладонь с грязными ногтями погладила вставшую на загривке светло-коричневую шерсть. Еще недавно багровые от прилившей крови белки быстро белели. — «Он сейчас беззащитен». — Пальцы до боли сжали оплетенную акульей кожей рукоять. «Один рывок и все». Ноги стали будто ватные, в голове шумело. «Убей его, убей его, убей его». — Леона с трудом подавила желание вонзить клинок под угловатый кадык. — Голос в голове гремел набатом. «УБЕЙ, УБЕЙ, УБЕЙ».

Глаза мальчишки метнулись ей за спину. Он неожиданно улыбнулся. — Вот как значит. — Даже наметанный взгляд воительницы не смог уловить стремительное движение. Леона обернулась на странное бульканье. В двух десятках шагов от нее дергалась знакомая фигура. Из горла хольдера Эрланда торчал длинный меч. Жрец Гулы обнял ладонями свою шею, пытаясь приостановить нараставший кровавый поток. Он хрипел и шатался. Его обычно грязно-серые глаза… Леона скривилась от отвращения. Теперь выпученные в мучительной агонии они стали иссиня-черными и блестящими как две маслины. Заворожено Леона смотрела на умиравшего старика. Наконец, предсмертные судороги закончились и Эрланд, последний раз всхлипнув, бессильно обмяк. Сейчас, в своей черной накидке, он напоминал груду старой ветоши. Фирдхера брезгливо поморщилась и вновь повернулась к неподвижно стоявшему пареньку. Скошенное острие фальшина почти касалось его груди. Корокотта лишь грозно шипела, не решаясь без разрешения хозяина напасть на угрожавшую ему воительницу.

— Зачем ты это сделал? — Леона не знала, как обращаться к этому непонятному и жуткому незнакомцу. Однако прежняя ненависть внезапно испарилась, а навязчивый голос в голове исчез. Не зная, что еще сказать, она добавила. — За это убийство ты ответишь перед судом фриэкс. — Раскатистое «р» элурского акцента резало слух.

— Это было первое условие.

— Что? — Леона нахмурилась.

— Я сдамся, если будут исполнены два моих требования. — Мальчишка явно издевался над ней. Приставленный к худой груди клинок уже больше не дрожал.

— Какие условия?

— Тот, кто убил жителей Лосиного ручья, должен быть наказан. — Пронзительно-синие глаза смотрели серьезно и даже как-то равнодушно. Они притягивали и отталкивали одновременно. — Этот темный — чудовище, которое нужно было уничтожить.

В душе Леона была полностью с ним согласна. — А второе? Что за второе условие?

— Вы уходите отсюда.

— Ты думаешь, что можешь мне приказывать? — Леона яростно оскалилась. — Молокосос! — Она осекалась, кусая в кровь губы и уже значительно спокойнее добавила, — Ты и так в наших руках, к тому же без оружия, так что думаю выполненного первого условия достаточно. — За спиной одобрительно загудели годары.

— Разумеется, могу. — Мальчишка дерзко усмехнулся. — Мой Призыв сделает из оставшихся защитников настоящих мясников, которые вырежут половину твоей армии.

— Среди них не осталось красных. — Фирдхера задыхалась от возмущения. «Нужно его кончать».

— Даже обделенные от Призыва становятся настоящими головорезами. Мне достаточно вдохнуть в них мою ярость и сотни матерей потеряют своих сыновей и столько жен своих мужей.

— Если успеешь, — она вложила в свои слова столько сарказма, сколько смогла.

— Успею, — уверенно отрезал проклятый мальчишка. — Поверь.

Леона поверила и потому ощутила нестерпимое желание стереть эту язвительную улыбку немедленно. Она даже сжала левую руку в кулак, примериваясь для удара. Ее становил холодный голос.

— Живой я вам нужнее, чем мертвый.

Леона шумно втянула воздух. — Ты и так достанешься нам. — Теперь уже улыбалась фирдхера. — Живехонький.

— Это как сказать. — Васильковые глаза светились, выскребая нутро. — Но я обещаю, что не буду сопротивляться, если эрулы на три декады уберутся отсюда.

— За это время здешний гарнизон наверняка пополнят и с налета нам Оплот уже не взять.

Парнишка согласно кивнул. — Именно так. — И с нескрываемой иронией добавил: — Надо же, а ты неплохо соображаешь.

«Это щенок издевается» — Тонкие ноздри Леонв затрепетали от гнева. На языке вертелся приказ годарам схватить дерзкого мальчишку. — Не испытывай мое терпение. — Острие фальшиона прорезало грязную рубаху. Красное пятнышко быстро превращалось широкий, кровяной диск. Тем не менее, проклятый юнец продолжал улыбаться. На впалых щеках появились едва заметные ямочки. Они притягивали взгляд. Не без усилия Леона отвела глаза и облизнула внезапно пересохшие губы. — Мне достаточно дернуть рукой и я перережу твое тощее горло, — голос звучал хрипло и неуверенно. «Гаденыш уже выиграл и понимает это», — Леона зарычала от негодования. Ответный рык корокотты был куда громче и яростнее.

— Ты обещаешь не убегать, — Дар Гдады требовал признать поражение и навязать нежданно попавшему в плен Матрэлу свои условия. — Обещай мне следовать за нами все эти три декады и тогда, — Леона помедлила и добавила, — тебя не будут заковывать.

— Сам я не сбегу. — Мальчишка говорил медленно, словно что-то про себя взвешивая. — Даю слово. — Он запнулся и жестко припечатал: — Но только мое слово.

Леона лихорадочно размышляла. Опустив фальшион, она покосилась на разрезанную рубаху и щедро кровоточащую царапину. «Пусть сразу поймет, что я не шучу». — Никаких попыток побега? — уточнила фирдхера.

— Самостоятельных, да, — парнишка решительно кивнул, подтверждая сказанное, — но если мне захотят помочь, мешать не буду.

— Об этом я позабочусь, — Леона хищно оскалилась. — Если эти помошнички появятся, на своих ногах они не уйдут.

Воительница стояла на расстоянии вытянутой руки от мальчишки. Теперь у нее появилась возможность рассмотреть его внимательнее. Высокий. Для своего возраста даже слишком. Будучи выше многих мужчин, она была ему вровень. «Еще пара-тройка лет и этот юнец станет на ладонь выше, чем сейчас, а то и на две», — подумала Леона. И тут же резко себя поправила. «Если конечно доживет». Копна давно нечесаных темно-медных волос, худое, вытянутое лицо. Знаменитый длинный нос и широкий подбородок. И глаза. У нее перехватило дыхание. Все Младшие Владыки были кареглазы, но этот. Даже верховная фриэкса Гдады не имела радужку такого насыщенного синего цвета. Кобальтовые глаза вызывали дрожь, манили и тревожили.

Фирдхера резко отвернулась и процедила сквозь зубы: — Как твое имя юноша?

— Эдмунд. — Корокотта согласно рявкнула. — Эдмунд Ойкент, — повторил мальчишка и, закатив глаза, упал назвничь.

* * *

Сьера Лангека распирало от ярости. Гнев клокотал в груди раскаленной лавой. Он не понимал; его это ярость или чужая. Сломанные ребра, что еще недавно так нестерпимо болевшие, казалось, напрочь исчезли из тела, которое стало легким и послушным. Мысли путались и беспорядочно мельтешили. Рядом хрипели солдаты гарнизона, выгнув спину и отбросив в сторону оружие. Головы в шлемах метались из стороны в сторону. Из перекошенных ртов вырывались бессвязные крики. — «Дар Младшего у обделенных?!». — Капитан привстал на одно колено и огляделся. Сила внутри бурлила и требовала немедленного выхода, слух обострился, в нос лезли доселе незнакомые запахи. Даже изрядно подзабытый Зов не вызывал в нем такого дикого восторга, ощущения безмерного могущества и… столь жуткой, испепеляющей ярости. Сьер Лангек Гард выхватил меч и завыл во всю силу своих легких: — Хааарррааа! — Он с легкостью вскочил на узкий мерлон, балансируя на скользких камнях, забыв об осторожности и мучавшей его боли. — Хааарррааа!!!

Ярость отхлынула столь же неожиданно, как и появилась. Сьер Лангёк судорожно вздохнул и выпрямился. Зов Владыки докатывался до всех, в ком есть хоть частица Дара Младшего. Но едва коснувшись и нежно пощекотовав мятущуюся душу красного первородный гнев сразу же возвращался к своему исконному владельцу. Ибо предназначался исключительно для потомков Младшего, многократно усиливая и без того их нечеловеческие возможности. Иное дело Призыв. В такой момент Матрэлы делись своим Даром со всеми, даже с жалкими обделенными, которые становились сильнее, быстрее и неустрашимее. Что же говорить про обладателей рубиновых перстней? Их Призыв вкупе с собственным Зовом превращал в кровожадных чудовищ. Но у всего есть обратная строна. Возвавший Младший Владыка был воистину непобедим, но передав львиную долю своего Дара другим он становился всего лишь простым красным. Пусть сильным, не знающим страха и жалости. Но только человеком, а вовсе не полубогом. И потому усталость от Призыва любой Матрэл ощущал гораздо сильнее и быстрее чем от Зова. Не потому ли этот неизвестный Матрэл одумался и прервал его. Раздумывать было некогда. Стена Ярости ушла, оставив в его душе тлеющий гнев. Лангёк закрыл глаза и прислушался. Гнев продолжал гореть внутри крохотным огоньком, готовый любой момент вспыхнуть ярким пламенем.

— Сука, пидор вонючий, — Капитан ни разу не слышал, чтобы Культяпка так громко визжал. — Падла ты что делаешь, мать твою!? Все сюда!!! — Грязные ругательства еще висели воздухе, а капитан уже мчался на крик верного оруженосца. Переломанные ребра предательски скрипели, но его долгожданный Зов позволил забыть о дурманящей голову боли.

— Блядская тварь. — Пит приостановился, вскинул арбалет, выстрелил и тут же помчался дальше. — Капитан проследил за полетом болта и припустил еще сильнее. Зов глушил боль и добавлял сил. Лангёк стиснул зубы и, выставив вперед высокий гребень шлема, несся вперед подобно бешенному быку. «Только бы успеть». К главным воротам Оплота он подбежал почти одновременно с Культяпкой. Вслед за потерей стоявшего напротив ворот барбакана Лангёк приказал завалить вход камнями, резонно полагая, что именно там придется отражать основной натиск эрулов. Однако после того как стенобитные орудия противника проломили почти десять локтей южной стены, главные усилия были сосредоточены на возведении бретеши. О приказе капитана уже ни кто не вспоминал. Надвратную башню охранял десяток Ормисона. Бывалые бойцы были преданы своему командиру-эрулу, а Лангёк доверял ему больше других десятников. Теперь Лиафин Большая Борода ревел, пытаясь затолкать сизые кишки в распоротый до грудины живот. Рядом валялся его любимый годендаг без шипа и расколотый по середине.

— А вот и капитан, — прошипел змеиный голос. — Пришли полюбоваться на то, как сюда ворвутся эрулы. — Дорф Спир мерзко захихикал. — Я заблокировал герсу, а ваши люди разнесли в щепки ворота. — Копейщик стоял, привычно опираясь на длинное древко. — Не по своей воле, конечно, а потом, — Спир сделал скорбное лицо, — ужаснулись содеянному и поубивали друг друга.

«Теперь точно не удержим», — обреченно подумал Лангёк. — Но эту продажную шкуру нужно прихватить с собой». Он молча вытащил меч и медленно направился к вальяжно стоявшей фигуре. Тяжелые шаги по брусчатке отдавались гулким эхом в полукруглых сводах длинного коридора надвратной башни. Рядом шумно дышал Пит Культяпка, держа в руках разряженный арбалет. Топот бежавших на подмогу солдат слышался совсем близко.

— Не спешите капитан. — Спир и не думал убегать. Ленивая улыбка продолжала кривить бледные губы.

Ублюдок, — хрипло прорычал Культяпка. Он, наконец, отбросил бесполезный арбалет и вытащил широкий баселард. — Сейчас посмотрим какого цвета кровь у предателей.

— Я бы не был в этом так уверен, дружище. — Спир как будто стал выше ростом. Серые, с карими вкраплениями радужки потемнели. Чернильные щупальца быстро вытеснили привычный цвет, отчего глаза копейщика превратились в два ядовитых уголька. — Убей капитана Пит. — Дорф Спир не уговаривал и не просил. Он приказывал. Слова проникали в сознание тяжелыми маслянистыми каплями, растекаясь в душе холодным отвращением и иссушающей злобой. — Ты же его ненавидишь. Не так ли? — Тошнотворное карканье впивалось в сердце иглами боли и страха. — Вспори ему брюхо. А лучше ударь под мышку, так вернее. — Спир снова хихикнул. — Давай дружище.

Лангек оглянулся и не поверил своим глазам. — Культяпка напоминал поломанную куклу двигаясь в его сторону неровными, рванными шагами. Заросшее щетиной лицо было искажено, слюна капала из полуоткрытого рта, а из глаз текли кровавые слезы. Оруженосец стонал от боли, багровые сопли пузырясь стекали к подбородку, повисая на нем длинными тягучими нитями. — Не…ненави…хррр. — Пит Карр резко выбросил вперед руку с зажатым клинком. — Спир визгливо хохотнул, откидывая в смехе голову. Желтые зубы противно скрипели друг о друга, а жидкаябородка лихорадочно тряслась. — А ты капитан ткни его мечом. — Рука непроизвольно дернулась, но Лангек сдержал порыв и лишь отразил неловкий удар. — Не хочешь? — Смоляные глаза вперились в капитана, который почувствовал как наливается ненавистью и злобой. В затылке пульсировала боль. Нога зацепилось за распростертое на полу тело и он чуть не упал. Это его спасло. Над головой промелькнул арбалетный болт. «Это уже не Культяпка» — ударило в темя. Сзади кто-то навалился. Толстые пальцы сдавили шею. Удар копьем в бок заставил его невольно вскрикнуть. В железный башмак корявыми пальцами вцепился полумертвый Ормисон, чье заросшее пегой бородой лицо было красным от крови, а вместо глаз зияли спекшиеся багровые сгустки. Милосердный удар мечом раскроил десятнику голову, но сбросить душившего противника Лангёку не удалось. Усталость от Зова нарастала, грозя превратить его вскоре в стонущий от боли мешок переломанных костей. «Сейчас или никогда». Он резко откинулся назад, впечатав висевшего на спине противника в каменную кладку. Давление на шею ослабло. Лангёк рванул вперед. Однако Спир даже не двинулся, мерзкой ухмылкой поджидая несущего на него капитана. — Стой на месте, — гадкий голос требовал немедленного подчинения. «Он не знает, что теперь мне доступен Зов». — Лангек злорадно усмехнулся, видя как торжество на лице Спира сменилось непониманием, а затем и ужасом. «Лишь ярость красного может побороть Дар Четвертого». Выставленное копье капитан с легкостью отбил, а затем вонзил острие в защищенный кольчугой живот. Железные кольца прогнулись и уступили. Меч пробил тощее тело насквозь, на две ладони выйдя из спины. Спир дернулся, но капитана провернул рукоять, чувствуя как на лезвие накручиваются чужие внутренности. Внутри его бушевала ярость. Он боднул шлемом побледневшее лицо, разбивая в кровь нос, щеки и тонкие губы. Кровь брызнула фонтаном, залив смотровые щели и обжигая глаза горячими каплями. Темный пытался что-то прохрипеть, по повторный удар выбил ему половину зубов и окончательно превратив нос в бесформенную лепешку из мяса и хрящей.

А потом лезвие баселарда с хрустом вошло в правую глазницу копейщика, разрывая ткани и пронзая мозг. Спир тонко взвыл и сразу обмяк.

— Жри дерьмо Падшего. — Пит продолжал вгонять клинок в череп. — Надеюсь на том свете ты его нажрешься досыта. — Оставив кинжал в глазнице, он кулем сполз по стене на камни, жадно глотая воздух и гулко сглатывая слюну. — Кажись, кончился сука.

— Вставай Карр. — Лангёку до смерти хотелось присесть рядом. — Теперь им и разбивать бретешь нет необходимости. — Он потянул оруженосца за рукав. — Отдыхать не время. Нужно встретить их здесь и надрать задницу. Пусть сдохнем, но с собой утащим побольше ледышек.

— Не сегодня капитан, — прохрипел Пит и кивнул в сторону разбитых ворот. Лангёк прищурился. От лагеря эрулов отделилась фигура человека и осторожно направилась в их сторону. В руках он держал длинную палку, на которой трепыхалась белая тряпка.

Глава 39

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Мистар

«Ученик. Но я все же спрашиваю: почему Неназываемый создал Младшего, сотворив его по своему образу и подобию, столь яростным и гневливым?

Учитель. На твой вопрос отвечу кратко: эманации Старшего и Средней вобрали в себя лучшее, что было в Неназываемом. И потому чувственная природа Младшего в наибольшей степени близка к Падшему…».

Ганон Тоск по прозвищу Северянин «О разделении Неназываемого»*

____________________________

*(Матриархом Веллой XI сочинения Отца-настоятеля Ганона Тоска были запрещены).

Татинцин все таки его цапнул. И теперь на месте укуса расползался зловещий багрово-красный синяк. Мерзкая скотина слопала оба яблока, что с опаской протянул ей Гоэль, а затем, поняв, что больше от этого незнакомца, ловить нечего от души кусанула его за то место, до которого смогла дотянуться. Освин со стоном дотронулся до левого плеча. Хорошо, что он догадался перед визитом на конюшню пробраться к себе в комнату и одеть толстый стеганный камзол и плотный плащ. Иначе так легко он бы не отделался.

— Сволочь ты, — прежняя злость уже прошла, и юноша произнес эти слова уже благодушно. — Я тебя вкусняшкой угостил, а ты кусаешься. Не по-людски это. Гнедой жеребец прял ушами и делал вид, что претензии не по адресу.

Мирно покачиваясь в седле, Гоэль размышлял, что ему делать дальше. Ехать в столицу было опасно, так как именно там проклятый Гатто будет искать его в первую очередь. Трупы Гейно и сьера Вайрана наверняка нашли, а значит, Медовая кошка все сделает, чтобы юный Страж не добрался до Табара. Неужели мэтр Гатто оказался темным? Совсем рядом с троном?! Ближайший к императору человек, его советник и любимец?! Освин боялся даже думать об этом. Но это бледное лицо с угольно-черными радужками… Юноша поежился, хотя солнце нещадно пекло и он обливался липким потом. Испытанные им тогда чувства боли, ужаса и отчаяния, будут преследовать его до конца жизни. Так страшно ему не было ни когда. Гоэль пришпорил Татинцина, который возмущенно заржав, перешел на неторопливую рысь. Когда показались грандиозные стены Мистара Гоэль уже принял решение. Он встретится с мэтром Бойлом, хотя там его наверняка будут ждать. Вместе они попробуют найти вилладунских беглецов.

Рогатки, перегородившие главную дорогу к городу, Гоэль увидел издалека. Свежеоструганные колья угрожающе торчали из длинных, наскоро обтесанных стволов. За ними стояло с десяток воинов в добротных доспехах. Недовольно всхрапывая Титанцин остановился лишь, когда до острия кольев оставалось не больше локтя.

— Куды прешь? — Главный был небольшого роста, но широкогрудый и с мощными плечами. За спиной у коротышки двумя рогами торчали рукояти кривых сабель. — Эй хлыщ, сходи с коняги. Да смотри не рыпайся.

«Опередить меня Гатто не мог. Если, конечно, у его людей не выросли крылья. — Мысли мелькали в голове юноши суматошным потоком. — Вряд ли эти солдафоны стоят здесь по мою душу. Хотя, кто его знает».

— Что происходит сержант? — Прикинуться простодушным щеголем было проще всего. Едва ли перед ним был даже подсержант, но любому десятнику лестно, когда его, пусть и на словах, повышают в чине. «На городских стражников не похожи. И не разбойники. Слишком хорошо вооружены». — Освин покосился на суровые лица в шлемах, сбитые костяшки и старые шрамы. «Скорее всего, солдаты гарнизона. Может даже обещанная подмога из Табара». Трое из десятка уже стояли за его спиной, явно намереваясь отрезать ему дорогу назад. Освин спрыгнул с седла и, подняв открытые ладони, широко улыбнулся. — Не был пару декад в Мистаре и вот на тебе, всюду заставы. Неужели отцы города решили перестраховаться?

— Не твоя забота. Лучше выкладывай, откуда ты? — Коротышка был не дурак и словоохотливостью не отличался. По крайней мере, вопросы Гоэля он демонстративно игнорировал. Глазки-бусинки обшаривали его снизу доверху. А что-бы путник не усомнился в серьезности его намерений, крикнул куда-то за спину юному агенту: — Если дернется, стреляй. — Из зарослей раздался согласный свист, заставивший Гоэля невольно вздрогнуть.

— Кто таков? — повторил свой вопрос коротышка. Ладонь он демонстративно положил на рукоять длинного кинжала.

— Виг Шапп. — Лицо агента приняло умильно-просительное выражение. — Приказчик мастера Скарпона. Он делает обувь недалеко от обжорного рынка. — Мастерскую он не выдумал, так как перед отъездом в Вилладун там ему подбивали сапоги. А вот имя ее круглолицего и розовощекого хозяина не запомнил. — И первоклассную скажу вам. Все члены магистрата ходят в нашей обувке, — Гоэль врал вдохновенно, стараясь обилием малозначащих деталей придать своей речи убедительности. — Вот недавно супруга достопочтенного синдика заглядывала, хотела…

Не спуская с него глаз, коротышка перебил: — Ты же из местных Арт? Стоявший в двух шагах высокий, светлокожий мечник согласно кивнул. — Кто обувь точит рядом с обжорным рынком? Железная полумаска скрывала почти все лицо, оставляя видимой лишь небольшую рыжую бородку. «Эрул? Полукровка? Патрон говорил, что с ними всегда нелегко». — Освин опустил голову, пытаясь спрятать изменившийся цвет глаз. — Его зовут Расмун. — Его голос звучал монотонно. — Мастер Расмун Скарпон. — Северянин послушно повторил: — Вроде и, правда, Скарпун. — Незнакомое имя вышло коряво, но Гоэль не стал поправлять. Он пожал плечами и как бы между делом заметил. — Ну, я же говорил.

Коротышка, кажется, расслабился. Все наделенные Даром Старшего умеют читать по лицам и угадывать настроение собеседника. Гоэль поспешил закрепить успех. — Мой хозяин важный человек. Он шьет сапоги начальнику гарнизона и даже, — Освин заговорщески понизил голос, — посылает свой товар в столицу. Говорят, там он расходится…

Его снова перебили. — Ладно, проваливай. — Голос коротышки звучал даже благожелательно. Он помолчал, затем сквозь зубы посоветовал. — И если получится, убирайся из города вообще. Если ледышки захватили Южный Оплот, через декаду-другую и сюда заявятся. — Коротышка зло сплюнул. — И ни хрена у нас не получится удержать Мистар своими силами.

* * *

— Ты распоследний глупец, — обычно сдержанный мэтр Ройл был в бешенстве и не скрывал этого, — если надумал заявится ко мне?! — От негодования он притоптывал ногой в бархатном пулене. Полы сиреневой котты гневно хлопали по толстым икрам. — Ты понимаешь молокосос, — глава тайной полиции Табара обвиняющее уставился на замерпшего Гоэля, — что я должен тебя немедленно выдать Гатто. — Бако помедлил и процедил: — Или собственноручно зарезать прямо здесь.

— Меня ни кто не видел, — ошарашенный столь нелюбезным приемом Освин не знал что сказать. — Клянусь Триедиными я проскользнул в Ваш кабинет, надвинув капюшон и закутавшись в плащ. Да меня бы родная мать не узнала.

— Если бы тебя кто-то увидел, ты был уже мертв, — прошипел Ройл. — Я не собираюсь из-за сраного младшего агента лезть в петлю.

— Послушайте мэтр Вы должны мне помочь.

— Я тебе ни чего не должен щенок. — Бако Ройл набычился и замолчал.

— Но ведь есть клятва Стражей. И Ваш Патрон, что он скажет. — Освин ухватился за последнюю соломинку. Несколько дней он пытался незаметно проникнуть в здание тайной полиции и когда, наконец, ему это удалось, холодный прием со стороны ее главы стал для него полной неожиданностью.

Старший агент яростно потер сизый подбородок. — Я не могу тебе помочь Гоэль и вовсе не потому что не хочу. — Он буквально рухнул в низкое деревянное кресло. — Встать на пути Медовой кошки сейчас — значит лишиться не только служебного места и навсегда покончить с карьерой. — Его ладони едва заметно дрожали. Заметив это, Ройл стиснул ими колени так, что от усилий побелели костяшки. Перехватив недоуменный взгляд юноши, он криво усмехнулся. — Моя помощь тебе не поможет, а меня может погубить. Этому мерзавцу нужен только повод. И тогда у него появятся формальные основания, чтобы избавится от меня навсегда. — Глаза Ройла заблестели. — Ты же понимаешь мой друг, что в таком случае у нашего толстяка на севере вообще ни кого не останется. Император им недоволен и первый претендент на его должность Гатто.

«Был глупец, а стал другом. Ты даже не спросил, почему этот гад хотел меня убить», — Освину захотелось убраться подальше из этой комнаты. С неожиданной неприязнью он подумал — «Усидеть на двух стульях у тебя не получится мразь».

— Мне нужны деньги, — юноша старался не смотреть на негостеприимного хозяина.

— Разумеется, — Ройл торопливо поднялся и поспешил к широкому, окованному железом сундуку. Сняв с пояса связку ключей, он долго возился с хитроумным замком. — Сейчас, подожди. — Наконец, в его руках зазвенел туго набитый кожаный кошель. — Здесь тебе хватит на месяц, а то и больше. — Мэтр кинул кошелек Гоэлю. Фиолетовые искры в глазах блеснули и погасли. — Но здесь ты больше появляться не должен. Езжай в столицу. На юг. Куда угодно. В Мистаре тебя уже ищут. За твою голову объявлена нешуточная награда.

— Уже? — удивленно охнул Освин. — «Как быстро».

— Я предлагаю тебе уехать из города сегодня же. — Ройл обрел прежнюю деловитость и уверенность. — В этом я могу помочь. Мои люди ночью выведут тебя из города. Неделя пути и ты в Табаре. — Кончик языка облизнул тонкие губы. — Решайся Вин.

«Что помешает твоим людям избавиться от меня. Ничего». — Лицо Гоэля побледнело. — «Нет человека — нет проблемы». — Юноше стало дурно от одной мысли об этом. Сердцо бешено колотилось. Он зажмурился и выдавил: — Сейчас не могу, я должен кое-кого найти в этом городе.

Ройл скрипнул зубами, но на его лице сохранялось благодушное выражение. — Это твоя жизнь. Надеюсь, ты сможешь, — губы мэтра растянулись еще шире, — справиться с возникшими трудностями.

— Я то же на это надеюсь. Прощайте Ваша Милость. — Освин накинул капюшон и направился к двери.

— Я напишу канцлеру, он обязательно что-нибудь придумает, — крикнул Ройл вслед удалявшимся шагам. И затем почти неслышно пробормотал: — Если, конечно, его самого перед этим не сожрут.

На улице у Освина закружилась голова. К горлу подкатил комок горькой желчи. Его едва не стошнило. «Расклеился». Нагретая за день стена здания мистарской тайной полиции оказалась рядом весьма кстати. «Что же теперь делать?!». Он слишком рассчитывал на содействие Ройла и теперь когда не получил его был в полном замешательстве. «Где искать этого Эдмунда? Гдеее?».

— Полагаю, Вам нужна помощь молодой человек. — Бесстрастный голос раздался над самым ухом. — Ваш вид просто вопиет об этом.

Гоэль поднял голову. Ему и в правду было нехорошо. Во рту стоял мерзкий железистый привкус. «Вкус страха». — Горький смех едва не вырвался наружу. — «Хорошо что не обделался». — Спасибо Вам, но не стоит беспокоиться. — Заходившее солнце ослепляло и фигура напротив казалась нечеткой и расплывчатой. Юноша прикрыл глаза ладонью, вглядываясь в нависшего над ним мужчину. Темные волосы были щедро припорошены сединой. Серо-голубые глаза смотрели на него с интересом, но без всякого участия. Худой, высокий, если судить по одежде преуспевающий ремесленник.

— И все-таки, — жилистая ладонь потянула его за плечо, — я Вам помогу.

Освин слабо запротестовал. — Правда, не беспокойтесь… эээ. — Его неожиданный благодетель усмехнулся. — Нет уж дорогой мэтр Гоэль так не пойдет. Мы уже почти с Вами договорились.

Юноша вздрогнул и попытался вырваться из железной хватки. Но замер, натолкнувшись на жесткую усмешку.

— Спокойнее младший агент Гоэль. Поверьте, рядом со мной Вам будет значительно безопаснее.

— Вы меня с кем-то спутали. — Освин успел взять себя в руки. Он улыбнулся в ответ и резко оттолкнулся от пригревшей его стены. «Уходить нужно медленно и не оборачиваясь. Главное не бежать».

— Если Вы сейчас уйдете, то наверняка уже сегодня лишитесь головы. — Голос за спиной звучал по-прежнему невозмутимо. — Советник назначил награду именно за Вашу голову. Остальное ему без надобности. Тридцать золотых кого угодно соблазнят. И Кольцо в первую очередь.

— Кольцо?

— Разумеется, мэтр Гоэль. Вы, в самом деле, полагали, что прошли в город незамеченным? — Издевка в голосе была столь явственной, что Освин поморщился.

— Вы…, - у него перехватило дыхание, — собираетесь меня убить.

Снова глумливый смешок. — Я не занимаюсь подобными вещами. А те, кому это делать полагается, не тратят время на лишние разговоры.

— Как Вы меня нашли? — Юноша повернулся к собеседнику. Вечернее солнце постепенно скрывалось за горизонтом и последние лучи осветили стоявшую перед ним фигуру. Теперь мужчина выглядел почти стариком. Стриженные под горшок волосы оказались полностью седыми, как и короткая, квадратом борода. Глубокие морщины на лбу и рваный шрам на левой скуле говорили о бурном прошлом.

— У нас свои секреты, но заверяю, что о Вашем прибытии мы были извещены сразу же, как только Вы пересекли городские ворота. Пришлось даже отгонять от Вас любителей легкой поживы. Кроме того, не я один предположил, что Вы пожелаете первым делом навестить уважаемого мэтра Ройла. — Мужчина притворно зевнул. — Так что здесь Вас поджидало двое ищеек.

Внутри Освина все похолодело. — Где они?

— Их больше нет. — Его собеседник произнес эти слова таким тоном, что у младшего агента исчезло всякое желание расспрашивать дальше.

«Он хочет, чтобы я был ему обязан». — Вы смотритель? — Освин констатировал очевидное.

— Все верно юноша. — Мужчина склонил голову в легком поклоне. — При иных обстоятельствах наши дороги едва ли когда-нибудь пересеклись, но пути Триединых неисповедимы. Позвольте представиться — мэтр Дингат Варлонг.

— Вы не похожи на…

— На члена Кольца, — подхватил смотритель. Его глаза на мгновение затуманились. — Поверьте, я и сам порой в это не верю. Но факт остается фактом. — Длинные руки разошлись в шутливом жесте. — Пришлось смириться и признать очевидное — я не в ладах с законом. — Варлонг сощурился всем своим видом выражая отсутствие всякого смирения.

— Тогда зачем? — Взгляды Гоэля и смотрителя скрестились. — Зачем Вы меня защищаете и чего на самом деле хотите?

— Желаете услышать ответ на оба вопроса?

— Будьте любезны. — Освин пытался надавить на Варлонга, но безуспешно. «Либо железная воля, либо приличный фиолетовый Дар. А скорее всего и то и другое».

— Император и Торберт Лип, — смотритель произнес имя канцлера с нескрываемой ненавистью, — потребовали от советника Гатто найти одного человека. Кольцо заинтересовано в успехе данного поручения.

«На самом деле, Медовая кошка ни кого не должен был найти». — Насколько мне известно, — осторожно начал Гоэль, — в поисках задействованы и другие группы. Возможно, их усилия оказались более успешными. Я всего лишь сопровождал Его Сиятельство в поездке.

— Юных беглецов ищут многие. Кольцо помогает лишь тем, кого считает полезным. Мы готовы помочь в этих поисках Вам. Наша организация предоставит защиту, деньги, людей, словом, все, что необходимо. — Смотритель напоминал сытого кота, поймавшего мышь. — Тем более, что Вы во всем этом нуждаетесь. Ведь мэтр Ройл отказался помочь?

— Да, — с трудом выдавил из себя Гоэль, — отказался.

— Не переживайте так юноша. Личная преданность нынче не в почете. — В словах Варлонга звучала горечь. — Старина Бако слишком прагматичен. И поэтому пытается угодить всем. Не сомневаюсь, что он поспешит сообщить о Вашем визите не только Торберту Липу, но и Эразмо Гатто. — Голос смотрителя был по-прежнему холоден и лишен всякого сочувствия. — И потому советую хорошенько молиться Триединым, чтобы толстяк отстоял Вас перед Его Величием.

— Мэтр Гатто тоже ищет мальчишек. Нельзя допустить, чтобы он нашел их первыми. — Освин пытался говорить с уверенностью важного человека. Он помедлил и добавил: — Это может закончиться очень плохо.

— Для кого? — Смотритель напрягся и застыл, как ищейка напавшая на след. — Вы что-то знаете? — Теперь уже Гоэлю приходилось отбиваться. Дар мэтра Варлонга был силен, хотя и не настолько, чтобы заставить его выболтать все тайны.

Несколько мгновений хмурый взгляд сверлил младшего агента. У Освина перехватило дыхание. Однако первым отступил смотритель. В его глазах промелькнуло что-то напоминавшее одобрение. — Не стоит так беспокоиться. В ближайшее время длинные руки Его Светлости не смогут добраться до наших беглецов.

Недоуменный вид Гоэля откровенно забавлял Варлонга. Наконец, он сжалился. — Четыре дня назад воспитанник вилладунской обители Эдмунд Ойкент попал в плен эрулам.

Первое о чем подумал Освин: — «Кошачьи когти достанут кого угодно и где угодно». — И лишь затем до него дошел ужасный смысл сказанного мэтром Варлонгом. — Что же теперь делать?

— Мы в любом случае постараемся помочь. Для многих этот мальчик слишком важен. Красные ждут его прихода. — Глаза смотрителя потемнели, став почти карими. — Кровь Младших Владык должна быть отомщена. — Спокойствие и выдержка слетели с него как луковая шелуха, обнажив клубок ярости и злобы.

«О Триединые, да он бимагик».

Заметив заинтересованный взгляд Гоэля, мэтр Варлонг прикрыл веки. Спустя несколько мгновений юноша вновь увидел безмятежную лицо-маску фиолетового. — Вы хотели узнать, почему именно Вы нас заинтересовали?

— Не отказался бы. — Гоэль наделся, что его лицо столь же бесстрастно как у его собеседника.

— Видите ли Кольцу очень интересно, почему мэтр Эразмо Гатто так настойчиво желает расправится с Вами.

«Вот истинная причина их поддержки». Освин покачал головой. — Я не могу Вам сказать. — Он извиняющее улыбнулся. — Это слишком важная информация.

Ответная улыбка была почти добродушной. — А почему Вы решили, что придется рассказывать мне?

Глава 40

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Обитель канцлера

«Един Неназываемый, сотворивший все из ничего.

И Мудрость его воплотилась в Старшем, милосердие в Средней, а яростный Дух в Младшем. И от того потомки Младшего есть суть мужское начало, как потомки Средней несут в себе естество женское, а в потомках Старшего природа мужская и женская претворена в равной степени…».

Герион Навкратис «Диалог с Темным»*

__________________

*(в 545 г. император Тиан I объявил учение Гериона Навкратиса о Триединых еретическим).

Канцлер уже давно забросил вечернюю игру в шахматы. Не до того. Слишком много забот и волнений. Он осунулся и порядком похудел. В последнее время плохие новости сыпались как из дырявого мешка. В дверь тихо постучали.

— Входи Миго.

Тревоги последнего месяца сказались на его верном помощнике не меньше чем на нем. И без того тонкие губы стали похожи на суровые нитки, а многочисленные багровые жилки делали Гарено похожим на ненавистную корокотту.

— Новости с Севера Ваша Светлость, — гробовой голос мэтра заставил Торберта Липа вскинуть голову.

— Что случилось?

Внешне начальник тайной полиции оставался спокойным, но его выдавало покрасневшее от волнения лицо. — Я получил письмо от Ройла и сразу же к Вам.

От нетерпения канцлер был готов вытрясти информацию силой. — Давай письмо, а сам рассказывай. — Схватив исписанный с двух сторон листок, он углубился в чтение.

— Наш рыжий незнакомец спас Южный оплот. А сам…, - Гарено выдержал драматическую паузу, — сдался в плен.

— Что? — Недочитанное письмо едва не выпало из рук канцлера.

— Он договорился с фирдхерой, что в обмен на жизнь жреца Гулы и уход эрулов от стен крепости он сдастся в плен. — Гарено подошел к Липу и указал длинным пальцем на конец текста. — Здесь переписано сообщение капитана Лангёка, как я понял, для удобства, что бы не отсылать нам два листа бумаги. Он подробно пишет о том, что происходило на его глазах.

Медленно расхаживая по комнате, канцлер жадно пожирал глазами непрочитанный отрывок. Тягостное молчание продолжалось недолго. Наконец, Лип остановился и задумчиво произнес:

— Все становится чересчур запутанным. — Он потер кончик носа и усмехнулся. — Как только нас докатилась Зов многие в Табере открыто заговорили, что яшмовому трону пустовать недолго. И ни какими наказаниями подобные разговоры не пресечь. Эдмунд Ойкент, несомненно, Матрэл — все факты указывают на это. Но тогда почему он ведет себя так? — Он сжал руками голову. — Юнец заявил, что не хочет больших жертв и поэтому пытается договориться о мире. Младший Владыка ни когда не будет так себя вести. Матрэлам всегда было плевать на человеческие жизни. А пролитая кровь врага доставляло им только удовольствие. И чем больше этой крови было пролито, тем большее наслаждение они испытывали.

— Сьер Гард пишет, что фирдхера была удивлена не меньше.

— Не слепой, — сердито буркнул канцлер. И уже мягче: — Я удивлен, что Леона Хьёрдисон не сошла с ума от счастья. Живой Матрэл в руках Альянса — да об этом будут распевать в этих их проклятых драпах до скончания времен. — Он снова закрыл глаза. — Мы что-то пропустили с тобой дружище и это, полагаю, нечто чрезвычайно важное.

— Рыжий и голубоглазый Матрэл. — Канцлер вновь принялся вышагивать по небольшому периметру комнаты. — Он недоуменно скривился. — Слишком много «почему» на которые ни кто нам не дает ответа. — Торберт Лип повернулся к собеседнику.

— Ты нашел эту сестру Вибеку? Она, без сомнения, что-то скрывает.

— Нет мессир, — с сожалением откликнулся Гарено. — Как в воду канула.

— Я тоже хорош. — Канцлер с досадой прикусил губу. — Не узнать бывшую любовницу императора.

— С тех пор прошло много времени. Она сильно изменилась.

— Женщин с фиолетовым даром в Торнии не так уж много. А дочь эрла Торона во времена моей молодости была слишком заметной фигурой, чтобы просто так, бесследно исчезнуть. Сильный Дар, старинный род. Её прочили в следующее императрицы. Помнится, Рейн был очень сильно увлечен мессой Вибекой. Но до брака дело так и не дошло. — Торберт Лип неожиданно замолчал.

Миго Гарено терпеливо ждал продолжения. Канцлер оглянулся на подчиненного с недовольной усмешкой. — В свое время эта история наделала много шума. Я не предполагал, что Вы дорогой Миго так настойчиво избегаете дворцовых пересудов.

— Ни коим образом. — Легкая улыбка промелькнула на тонких губах. — Но лишь в том случае, если их знание необходимо мне по долгу службы.

Канцлер неопределенно пожал плечами. — О подобных событиях из прошлого Вам стоило бы узнать поподробнее. Правда, Вы едва ли Вы многое узнали. В лучшем случае, тот мусор, что хранится в головах наших придворных сплетниц. — Широкая ладонь машинально пригладила топорщившиеся на затылке волосы. — Там были замешаны самые высокие сферы. Даже мне не удалось в свое время докопаться до истины. Но в итоге, фактическая невеста императора неожиданно получила унизительную отставку. Рейн устроил ей публичную выволочку, потому что пара каких-то великосветских оболтусов решили на балу за ней поволочится. Якобы она их поощряла. — Он насмешливо фыркнул. — Император обвинил ее недопустимом распутстве и выслал из столицы, с настоятельным пожеланием навсегда оставаться в имении брата. Где-то в чертовой глуши. При том, что талантливые фиолетовые у нас на вес золота. Непостижимое расточительство.

— Для такого сурового наказания были какие-то основания?

— Ни малейших, — отрезал Торберт Лип. — С её стороны не было даже невинного флирта. Уверен, что этих негодяев подговорил кто-то из окружения Его Величия. Рейну требовался повод, чтобы избавится от надоевшей фаворитки. Я попытался подергать за оставшиеся веревочки, пока мне не намекнули, что лучше это дело оставить. — Широкое лицо будто обвисло. — И я послушался. И вот спустя почти сорок лет несостоявшаяся императрица Торнии оказывается в той же обители, что и этот столь необходимый всем нам юноша.

— Это могло быть случайностью, — заметил мэтр.

— Я уже говорил тебе, что не верю в случайности, — раздраженно отчеканил канцлер. — Ничего не бывает случайного, все имеет первопричину.

— И кто мог ее послать? — Гарено отрешенно гладил свою бородку.

— А вот на этот вопрос нам сможет ответить лишь сама сестра Вибека. Поэтому найди ее. Мне очень хочется с ней побеседовать особенно после того, как у нее состоялся этот таинственный разговор с Ее Милосердием.

Мэтр лишь покачал головой. — К сожалению, мы узнали об этой встрече слишком поздно, а прислуга из Дома Милосердия ни чего не знает.

Канцлер хмуро взглянул на понурившегося собеседника. — Вы прошляпили ее Миго. И притом дважды. Я же просил проследить за ней.

Гарено склонил голову. — Я делаю все возможное Ваше Сиятельство. Едва ли за столько лет отсутствия в столице у сестры Вибеки остались здесь близкие знакомые, а к ее родственникам уже приставили соглядатаев. Уверен, что мы вскоре найдем нашу беглянку. — Когда он выпрямился, то уперся в насмешливый взгляд карих глаз. — Выгладывай Миго. Это же еще не все плохие новости на сегодня?

Гарено давно перестал удивляться проницательности Торберта Липа. Поэтому повторно поклонившись, он тихо произнес, — К сожалению, Вы правы мессир. Ройл не решился писать об этом в письме, поэтому передал на словах через надежного человека. Гоэль в бегах. Мэтр Гатто по приезде в Мистар рассказал совершенно невероятные вещи. Будто бы наш агент убил двух его сопровождающих — сьера Орфорта и какого-то сержанта из местных. По этой причине, Гатто пользуясь переданными ему императором особыми полномочиями объявил Освина Гоэля государственным преступником, надлежащим задержанию и немедленной казни.

— Освин? Прикончил двух человек? — Канцлер недоуменно прищурился. — Да он и двух мух в жизни не прибил.

— Ну, с мухами Вы погорячились Ваше Сиятельство.

Канцлер невольно улыбнулся. — Возможно, я недооценил кровожадность Гоэля, но ты бы видел этого Орфорта. Он капитан императорских гвардейцев. До того, кажется, служил у Смелых. Его родословная столь же длинная, сколь короток ум. Приличный Дар и плохая репутация. Во время процесса над Магистром его имя фигурировало в числе второстепенных заговорщиков, но влиятельная родня помогла молодчику отвертеться. — Тяжелый взгляд метался по комнате. — Да этот красный разорвет Гоэля на куски голыми руками.

— От этого дела слишком дурно пахнет, — решился вставить слово Гарено. — Но пока никто не может опровергнуть обвинения мэтра Гатто. А значит Гоэль — преступник со всеми вытекающими последствиями. По словам Ройла по следам бедняги пустили дюжину ищеек. И всем им пообещали крупную награду за его голову. Желательно отдельно от тела.

Глаза Липа гневно сузились. — Наша кошка заигралась. Пора вывалить ее в перьях, благо мед на ней уже есть. Я пойду к императору и постараюсь добиться справедливого суда для Гоэля. — Он негодующе покачал большой головой. — Ройл тоже отличился. Мало того, что не смог заставить Гатто поплутать по Приграничью, так еще отправил в обитель этого сопляка. Одного! — Канцлер все больше распалялся. — Бако полностью провалил возложенное на него поручение. Теперь Гатто не только знает имя мальчишки, он в курсе того, что оно уже давно известно мне.

— Вы же знаете, что творится сейчас на севере, — попытался заступиться за подчиненного Гарено. — Он не мог оставить Мистар.

Торберт с досадой отмахнулся. — Теперь у нас прибавилась еще одна проблема. Освина тоже нужно найти во чтобы то ни стало, и разобраться, что там произошло на самом деле.

— Это будет весьма затруднительно. Гоэль теперь государственный преступник и всякая помощь ему может быть приравнена к измене.

Канцлер наигранно всплеснул руками. — Мне еще учить Вас Миго, как обходить законы. Попробуйте найти своего агента через Кольцо. — Он помолчал пару мгновений. — Дракон уже ищет Ойкента. Заодно пусть попробует найти и Гоэля.

Гарено удивленно взглянул на Липа. — Вы доверились в этом вопросе Кольцу? Старый Дракон слишком непостоянен и жесток. А молодой Дракон, как я слышал, ни чем не лучше.

— Я ни капли не доверяю старому засранцу. А его наследничку и того меньше. Но он сам предложил мне помощь. Как они об этом узнали, даже предполагать не хочу. — Канцлер скривился. — Порой, для победы над большим злом стоит объединиться со злом меньшим. Кроме того, у Кольца длинные руки, которые дотянулись до самого Сторфолька. Раз Эдмунд оказался в плену у эрулов не стоит пренебрегать даже такой помощью. Возможно, именно Кольцо поможет нам вытащить парнишку их того дерьма, в которое он вляпался.

— Этот Ойкент спас не только Южный Оплот. Он, по сути, сохранил для нас Приграничье. Эрулы ушли из под стен Южного Оплота и теперь наша армия успеет добраться до Мистара. Может быть, даже удастся отвоевать обратно Северный Оплот.

Лип невесело усмехнулся. — Сомневаюсь. Если элуры во что-то вцепятся их уже не оторвать.

— Маршал Дуэн опытный военноначальник.

— Сьер Вилар больше думает о своих исторических изысканиях, — недовольно пробурчал канцлер. — Он все не может дописать хронику, про которую прожужжал всем уши.

— Об этом монументальном труде слышал каждый в Табаре. Мессир Дуэн желает преподнести его в дар императору. — В глазах Гарено прыгали веселые огоньки. — И потому с особой тщательностью оттачивает каждое слово.

— Когда бы он с такой же тщательностью следил за вверенными ему войсками, цены ему не было.

Миго не выдержал и рассмеялся. — Вы не справедливы к человеку, который является Вашим сервитором.

— Маршал старше меня на двадцать лет, его Патроном был мой предшественник, — раздраженно ответил канцлер. — Красный Дар юного Вилара был слишком невелик, чтобы заинтересовать Младшего Владыку и поэтому он достался Стражам. К тому же он бимагик. В итоге мы имеем слишком рассудочного полководца, не любящего риск и предпочитающего больше рассуждать о битвах, нежели участвовать в них. — Торберт вяло усмехнулся. — Нашей армии не хватает Матрэлов. Недостаток осмотрительности они с лихвой компенсировали смелостью и решительностью. К тому же под рукой у них всегда был Великий Командор или кто-то еще из Капитула, способный пораскинуть мозгами и ненавязчиво посоветовать своему Патрону, не лезть в очевидные авантюры.

— Младшие Владыки не раз проигрывали сражения.

— Бывало и такое, — согласился Лип. — Но подобные поражения можно пересчитать по пальцам. Стоило этим гордецам появится на поле битвы в сопровождении своих ужасных чудовищ и половина победы была им уже обеспечена. Кстати наш герой явился к эрулам с корокоттой?!

— Именно так. — Глаза Гарено бесстрастно следили за лицом Его Светлости. — Лангек пишет, что узнал его. Без всякого сомнения, то был деймон Матрэлов.

— Этих зубастых тварей ни с кем не спутаешь. И это еще один камешек в пользу того, что перед нами истинный Младший Владыка. И где теперь прикажешь его искать? — Торберт Лип гневно рыкнул.

Гарено невольно моргнул и отвернулся. В такой момент Патрон напоминал ему раненного льва, точнее корокотту, готовую растерзать любого, кто встанет у него на пути. «Как не старайся, кровь не спрячешь». Мэтр поднял голову и наткнулся на пронзительный взгляд карих глаз. — Мы с тобой что-то упустили. — Канцлер яростно потер широкий лоб. — Что-то очень важное. — Он с размаха пнул ногой длинную деревянную скамью, отчего тяжелые дубовые брусья недовольно загудели. — С чего это я решил, что мать мальчишки мертва?

— Разве может быть по другому?

— Может, — отрезал Торбер Лип. — По крайней мере, — поправился он, — этот вариант мы не рассматривали. Особенно если она ни чего не знает о его рождении.

Худое тело Гарено вытянулось лаской, длинные руки вцепились в отвороты бирюзового котарди. — Это маловероятно, — медленно процедил он. — Если только ее не заставили.

— Не знаю. — Канцлер говорил медленно, роняя каждое слово как тяжелый булыжник. — Но я, даже не задумывался о ее существовании. Как и ты, считал, что ее нет на свете.

— Почему Ваше мнение изменилось?

— Не знаю. Наверное, первые сомнения ко мне пришли, — канцлер задумался, — после разговора с сестрой Вибекой. Эта старая грымза определенно скрывает какую-то тайну. Слишком яростно она защищалась от моих попыток выпотрошить ее. А еще непонятная реакция Матриарха. В отличие от покойной Клименции Джита не будет падать в обморок по любому поводу. Здесь что-то не так.

— Она могла отреагировать так на смерть любимой тетки.

— Я припоминаю эту зловредную жабу, которая была похожа на Клеменцию ровно настолько, настолько на Матриарха похож я. Ее матерью была тетка покойной Клеменции. Со стороны отца, разумеется. Я ее помню. Ни рыба, ни мясо, разве что приличный Дар Средней. Так и померла она старой девой, если бы ее соблазнил какой-то провинциальный хлыщ из фиолетовых. Такое, конечно, встретишь не часто, но этой Хилде Ойкент удалось унаследовать не только материнский Дар, но отцовский. Она выросла на руках у Матриарха, которая относилась к ней как к строптивой дочери. Правда, ее исчезновение лет пятнадцать назад, прошло почти незамеченным. — В глазах канцлера промелькнула усмешка. — Увы. Не та фигура.

— Но Вы на это обратили внимание?

— К сожалению, явно запоздалое. Но то что Хилда Ойкент и Вибека Торон оказались в одной обители с этим мальчишкой наводит на размышление. К тому же сестры проговорились, что Эдмунда принесла в Вилладун именно Хилда. А через пару лет там неожиданно оказывается бывшая любовница императора. Ты не находишь это странным?

— Вы полагаете, они знали друг друга?

— Сомневаюсь. — Какое-то время канцлер размышлял. — Насколько я припоминаю, мэта Ойкент стала появляться при дворе, когда месса Торон уже отправилась в вынужденное изгнание. К тому же толстуха, — канцлер нетерпеливо щелкнул пальцами, — напомни, как ее?

— Сестра Сента.

— Именно так. Так вот я еще раз переговорил с сестрами и эта Сента клятвенно утверждала, что Вибека и Хилда почти не общались, хотя обе чрезмерно заботились об одном и том же воспитаннике. По ее словам, сестра Вибека избегала экономку, хотя всегда отзывалась о ней исключительно доброжелательно. — Торберт Лип привычно разворошил пятерней жесткие волосы. — Не уверен, правильным ли путем ведет меня Дар Старшего, но, думаю, нам непременно следует узнать с кем имели интрижку Первый Рыцарь и Магистр незадолго до своей гибели. Нашему беглецу немногим меньше шестнадцати, значит он был зачат накануне процесса над Братством. Другой возможности у них просто не было.

— Прошло много времени, — осторожно заметил Гарено. — Едва ли нам удастся раскопать то, что старательно скрывали шестнадцать лет назад.

— Я знаю, — отмахнулся Лип. — Но попытаться стоит. Отцом нашего беглеца скорее всего, это был Эверард. Хотя и дорогого дядюшку сбрасывать со счетов не стоит. Вокруг него постоянно крутились женщины.

— Его Смелость всегда был осмотрителен в своих связях.

— Сложно удержаться, когда на тебя бабы слетаются, будто пчелы на мед. — Канцлер поморщился, будто разом съел половину лимона. — И причина не только в том, что он был Владыкой, хотя полагаю, для придворных шлюшек данный факт являлся немаловажным. Нет. Матрэлы всегда приковывали женские взгляды. Это просто часть Дара Младшего. Моя Амала… — Торберт Лип явно был смущен и договаривал скороговоркой. — Как только она меня увидела, то почувствовала…, - канцлер окончательно смешался, что бывало с ним нечасто, и замолчал.

— Как известно, всякая женщина льнет к красному, а любой мужчина к зеленой, — улыбка мэтра была понимающей и сочувственной.

— Вот, вот. Если бы Магистр захотел, то соблазнил бы самого Падшего. — Торберт Лип насмешливо хмыкнул. — Разумеется, лишь в его женской ипостаси.

— А значит, матерью Эдмунда Ойкента может быть любая, — заключил мэтр.

— Верно, но при условии, что она оказалась в постели кого то из Матрэлов шестнадцать лет назад. При этом они покувыркались достаточно долго, что бы она смогла понести. Ты же знаешь, как сложно Владыкам зачать.

— Император не мог об этом знать?

— Возможно, хотя такой вариант и выглядит неправдоподобным. — Торберт Лип задумался. — Но в таком случае он должен был оставить зацепки, передать эти сведения надежным людям. Но кому? — Он сердито топнул ногой. — Его Дар был достаточно велик, чтобы интуитивно понять то, до чего мы пока докопаться не можем.

«Его обидело недоверие императора». Гарено смотрел на широкую спину своего Патрона. Могучие плечи сгорбились и канцлер казался значительно старше своих пятидесяти восьми. «Он устал».

— Это не может быть сестра Вибека? — поинтересовался мэтр. — Тем человеком, которому император…, он не договорил, но многозначительно поднял тонкие брови.

— Маловероятно, — на лице канцлера было написано недовольство, смешанное с недоумением. — Вибека Торон слишком обижена на Его Величие. Рейну нужно было многое предложить, чтобы заслужить ее прощение и еще больше, чтобы она выполнила столь необычную просьбу. Нет, — Торберт Лип покачал головой, — подобное мне кажется немыслимым.

— Покойный император умел убеждать. Кроме того, в этом есть своя логика. Вам, — Гарено низко поклонился, — император довериться не мог, учитывая Вашу роль в деле Магистра. — Глаза канцлера опасно сверкнули, но он сдержался. Гарено, как ни в чем не бывало, продолжал: — В руках любого аристократа такая информация стала бы опасным оружием. Иное дело отставная любовница — без связей и средств и, — мэтр намеренно сделал паузу, — без цели в утекавшей как песок жизни.

— Даже если согласиться, что Вибека — агент императора ей была нужна поддержка. Деньги, влиятельные знакомые — без всего этого она никто, — жестко заключил канцлер. И помочь ей в этом мог только Его Величие. А значит, ты должен удвоить свои усилия и найти сестру Вибеку как можно быстрее. Пусть твои люди прошерстят ее родственников и знакомых. Еще следует переговорить с прислугой старых друзей Рейна. Некоторые из них еще пользуются немалым влиянием. Если он не доверился мне, — в голосе канцлера слышалась нескрываемая горечь, — то оставшийся выбор у него был невелик. Полудюжина имен, не более.

«Красная гордыня», — уголки губ начальника тайной полиции непроизвольно дернулись. — Разумеется, я приложу Ваше Сиятельство все усилия.

Лицо его Патрона на глазах разглаживалось. Канцлер похлопал Гарено по плечу. — Несмотря ни на что сегодня хороший день. — Он подошел невысокому столику, на котором стоял кубок с вином. — В последнее время я стараюсь не пить, чтобы голова оставалась ясной, но сегодня было бы грех не опрокинуть пару стаканчиков. — Осушив кубок одним глотком, Торберт Лип покосился на замершего подчиненного. — Утром я получил письмо от своего человека. Не важно, кто он и откуда. — Канцлер взял кувшин за горлышко и налил еще. Вино пузырилось, дразня пряным запахом свежевыжатого винограда. — Так вот. На днях в одном городе прошел Ритуал Обретения. И весьма удачно. Ты как раз пришел, когда я собирался отметить это событие. — Он уже не мог сдержать торжествующей улыбки. — У двоих молодых людей обнаружился Дар. И один неофит — красный. — Толстые губы вновь обхватили край серебренного кубка. На этот раз Торберт Лип пил неторопливо, прикрыв глаза и гулко сглатывая. Допив, он поставил кубок на стол и размашистым движением вытер оставшиеся на подбородке бордовые капли. — Нам позарез нужен этот мальчишка. И я его достану хоть из-под земли.

Глава 41

1328 г. от ПриходаТриединых Торния. Табар

Узнать о том, где найти смотрителя, оказалось на удивление легко. Пара наводящих вопросов и вот уже сестрица-настоятельница трагическим шепотом шептала ей на ухо об ужасном человеке, что каждый вечер сидит в трактире на пересечении северного и южного трактов. В каждом районе столицы Кольцо ставило своего человека. Разумеется, имелся такой и в тихих предместьях Табара, там где располагалась приютившая Вибеку обитель. Дело оставалось за малым, передать записку хмурому трактирщику с соответствующей просьбой и невзначай заглянуть в его заведение вечерком.

Таверна, выглядевшая вполне приличной снаружи, оказалась столь же благопристойной и внутри. Как минимум это означало дорогую выпивку и строгого хозяина. Несколько посетителей за длинным столом энергично уплетали жаркое с крупной белой фасолью. В высоких деревянных кружках плескалось густое темное пиво. Вибека сощурилась. В последнее время ее глаза стали видеть заметно хуже.

— Вы меня искали? — За столом приподнялся здоровенный толстяк в красной рубашке и кожаной безрукавке. Гладко выбритые щеки нависали над бычьей шеей. — Прошу Вас сюда. Нам здесь в уголке никто не помешает. — Он вновь уселся на скамью, которая жалобно затрещала под его весом.

«Кажется фиолетовый», — Вибека пристально всматривалась в лицо толстяка, который отвечал ей не менее внимательным взглядом. «Возможно бимагик». Она слышала, что в смотрители старались поставить обладавших Даром Старшего. Учитывая, что все неофиты были наперечет, Кольцо пыталось завербовать перспективных подростков еще до Ритуала. В ход с равным успехом шли и подкуп, и шантаж, и откровенный обман. Затем подбирали священников, готовых за мзду провести тайный Ритуал Обретения и в результате — у Кольца свой неофит.

— Что понадобилось сестре Ордена у такого маленького человека, как я?

— Маленького? — Вибека улыбнулась, — Я боюсь предположить, кого Вы считаете большим человеком. Мэтр…, - она запнулась и выжидательно посмотрела на собеседника.

— Дренго. Гвимар Дренго.

Сестру насторожило, что он не спросил ее имени. Неужели, знал? А это означало, что ухмыляющийся жирдяй мог быть осведомлен и о других тайнах из ее прошлого.

— Я весьма польщен, что благородная месса Торон попросила меня о встрече, — смотритель склонил голову, продемонстрировав сизое темя.

«Падший тебя дери. Как же быстро». — Её лицо по-прежнему оставалось безмятежным. — Я уже забыла это имя, поэтому называйте меня сестра Вибека.

— Как скажете, — смотритель помедлил и лениво, будто смакуя имя, произнес, — сестра Вибека.

«С таким нужно сразу с места в карьер». — Мне нужно встретиться с Драконом. — Вибека застыла, как игрок, поставивший все деньги на кон и со страхом ожидавший, какие карты ему выпадут.

Мэтр Дренго не моргнул и глазом. — Я полагаю, что причины, побудившие Вас искать этой встречи, весьма весомы.

— Более чем. Уверяю Вас.

Красиво очерченные губы приоткрылись, продемонстрировав почти безукоризненные зубы. — Уверять в этом Вы будете не меня. И потому предлагаю запастись более весомыми аргументами, чем желание вернуть на путь праведный членов Совета Трех.

Вибека против воли усмехнулась. Она еще раз и с особым интересом взглянула на лицо смотрителя. Несмотря на непрезентабельный вид, этот Гвимар Дренго был, несомненно, образован. — Одно другому не мешает. Почему бы и не попробовать донести зерна добра и милосердия до заблудших душ.

— Если это единственное Ваше желание…? — Смотритель всем своим видом показывал, что потерял интерес к беседе.

— Разумеется, нет, — резко бросила Вибека. — По Вашему, я из той категории зеленых дурочек, что желает встретиться с Драконом лишь с целью бесполезной проповеди?

Каштановые глаза сузились. — Тогда зачем? — Дренго принялся барабанить короткими, похожими на обрубки пальцами об край стола. — Для чего отставная любовница покойного императора хочет увидеть Дракона.

«Именно такой меня и запомнят. Как выброшенную на помойку фаворитку». У меня личная просьба и, надеюсь, Совет Трех ее исполнит. — Вибека положила перед собой тяжелый золотой перстень в виде дракона, зажавшего в пасти огромный сапфир. — А это гарантия того, что к моей просьбе прислушаются.

Мэтр Дренго наклонился, чтобы взглянуть на драгоценность и сразу же побледнел как полотно. — Если Вы его украли, — он хищно оскалился, — Вам вырежут печенку и заставят ее сожрать. — Он говорил тихо и внушительно.

— Клянусь Триедиными, это был подарок.

Несколько ударов сердца смотритель раздумывал. Наконец, он решился. — Я могу доставить сиятельную мессу к Дракону сейчас же. Прошу Вас следовать за мной. — Скамья вновь заскрипела. Дренго легко поднялся и, кивнув сидевшим за соседним столом трем невзрачным посетителем, направился к выходу. Все трое тут же окружили их, встав молчаливыми тенями за спиной и по бокам. Вибека тревожно оглянулась. Но все было тихо. Лишь отвернувшийся трактирщик с особой тщательностью протирал пивные кружки.

Сестра покосилась на хмурые физиономии сопровождающих. — Вы мне не доверяете?

Гвимар хмыкнул. — Я ни кому не верю. Моего предшественника укокошил фальшивый нищий. Кто знает, может на этот раз убийца решила притвориться сестрой Ордена?

— Все мы ходим под Неназываемым, — наставительно произнесла Вибека, неуклюже забираясь в небольшой деревянный паланкин.

— Но в наших силах отсрочить момент встречи с ним, — возразил смотритель, задвигая за ней тяжелые, бархатные занавеси.

* * *

После яркого солнца улицы, небольшая и полутемная комната показалась Вибеке мрачным подвалом. В ней ощущался дух тлена и телесной немощи. Болезненного вида мужчина полулежал на низкой кровати, закутанный по пояс в теплое одеяло. Худое лицо с жесткими складками в уголках рта было чисто выбрито. Рядом, облокотившись на резную деревянную спинку стула, стояла невысокая девушка.

— Кто Вам его дал? — Длинные пальцы мужчины медленно вертели золотой перстень. Его глаза напоминали две льдинки — холодные и колючие.

— Вы Дракон? — в свою очередь спросила Вибека.

Костлявые плечи нетерпеливо дернулись. — Не совсем, но я тот, кто Вам поможет. — Мужчина посмотрел молчавшую спутницу. — Ведь так дорогая?

«Она совсем молоденькая. Наверное, дочь или сиделка». — Вибека скользнула взглядом по угловатой фигурке. Мешковатое платье полностью скрывала и без того маленькую грудь. Заурядная внешность. Разве что волосы были редкого пепельного оттенка, да и то малышка явно не стремилась красоваться, подстригая их коротко, почти до плеч. Но что-то в ней настораживало и казалось необъяснимо знакомым.

— Мне нужен Дракон, — упрямо сказала Вибека. — Лишь ему я могу сказать о своей просьбе.

— Он здесь в этой комнате, — Девушка впервые посмотрела на нее в упор. Радужка ее глаз вызывала оторопь насыщенным, почти лазоревым цветом.

Вибеке потребовалось пара удара сердца, чтобы все понять. «Не может быть. Неужели Дар вновь подвел ее?». Она поклонилась девушке. — Тогда я обращаюсь со своей просьбой к Вам уважаемая мэта…

— Как это колечко попало Вам месса Торон, — перебил ее мужчина.

«Должно быть, здесь все в курсе моего темного прошлого», — устало подумала Вибека.

Скрывать что-либо смысла не было. — Мне его дал Его Величие. Давно, почти пятнадцать лет назад.

— Вы знаете, что это такое? — теперь вопрос задала девушка.

— Нет, — совершенно искренне ответила сестра. — Но предполагаю, что нечто важное.

— Это кольцо Дракона, — по-видимому, девушку забавляло ее неведенье. — Для нас это столь же важный символ власти, как для императоров корона или для Магистров меч Младшего. Каждый смотритель целует его, принося клятву верности нашей организации. Собственно по этой причине Вы здесь и оказались. Толстый Гвимар просто узнал его.

В разговор вмешался мужчина. — Когда-то, на заре эпохи один из Драконов передал его своему отцу… — императору. Для себя он приказал изготовить в точности такое же. С тех пор оно находится в руках правителей Торнии. Кольцо и Голдуены всегда были связаны между собой ибо, в сущности, заинтересованы в одном и том же — стабильной власти.

— Только власть их распространяется на разных людей, — подхватила девушка.

«Спевшийся дуэт». — Ничего нового Вибека не узнала. То, что покойный император частенько прибегал к услугам Кольца, она знала не понаслышке. В свое время Рейн был с ней достаточно откровенен, чтобы у нее исчезли последние иллюзии относительно количества морали в политике.

— Свои перстни есть и у Посоха и у Веера — это знак их высокого положения и огромной власти. Но это кольцо, — мужчина подбросил массивное украшение и неловко поймал его, — оно особенное. Странно, что прежний император отдал его Вам, а не своему наследнику. Его владелец может потребовать от нас многое. — Паучьи пальцы непрерывно гладили сверкающие грани сапфира. — Он, в самом деле, отдал его добровольно, без принуждения? — Пронзительный взгляд выворачивал душу наизнанку.

— Не стоит проделывать такое со мной, — хрипло, будто через силу проговорила Вибека. — Если бы не чрезвычайные обстоятельства я никогда не пришла бы к Вам. Его Величие дал мне этот перстень как последнее средство и, думаю, пришло время его использовать.

— Ваша просьба будет исполнена. Любая. — Девушка, пристально наблюдавшая за поединком двух характеров, встала и подошла к Вибеке. «А росточка то она совсем маленького». Девушка вздернула белокурую головку и встретилась с ней взглядом. Сестра задрожала. Определенно она ее где-то встречала. — Даю Вам слово Дракона.

Вибека не смогла сдержать вздоха облегчения. — Мне нужно найти одного человека, юношу. Это очень срочно и, — она помедлила, — чрезвычайно опасно. Его недавно хотели убить.

Мужчина кивнул, соглашаясь с решением девушки. — Как он выглядит?

— Эдмунд высокий, рыжеволосый, — Вибека невольно улыбнулась, — у него длинный нос и ярко-голубые глаза. — Она взглянула на Дракона. — Почти как у Вас мэта. — Мужчина нахмурился и спросил. — И где его видели в последний раз?

Вибека замялась. — Я точно не знаю, где он сейчас. Скорее всего, отправился в Мистар. Мальчик убежал из нашей обители вместе с тремя друзьями. Обитель находится рядом с Вилладуном, это почти в центре Приграничья, — пояснила она. — Мужчина помрачнел еще больше, и лишь девушка продолжала мирно улыбаться. — Вибека торопливо добавила: — Эдмунд очень хороший мальчик, только не сердите его. — Усталость и бессилие прожитых лет навались разом, лишая воли и даруя смирение. Она с трудом сдерживала рвущиеся наружу рыдания. — Я прошу вас проявить к юноше терпение. Сейчас он одинок, растерян и может, — Вибека на мгновение запнулась, — совершать необдуманные поступки.

— Например, с легкостью расправиться с теми, кто его разыскивает. — От усмешки юного Дракона мороз прошел по коже. — Похоже, сестра мы с Вами ищем одного и того же человека. — Девушка больше не улыбалась. — И еще мне кажется, Вы нам в этом очень поможете.

Глава 42

1328 г. от Прихода Триединых Торния. Окрестности Табара. Дворец Милосердия

«И ожесточились люди, ощущая в своих сердцах, лишь злобу и ненависть.

И узрели в тот момент они великое чудо — единорога, кормящего девочку с глазами как два изумруда…».

Книга Прихода

— Вам следует отдохнуть, Ваше Милосердие, — пышнотелая сестра-хозяйка поднесла Матриарху таз для омовения. — Даже для Вас Милость Средней не безгранична.

«Ты хочешь сказать, что мой Дар заметно уступает матушкину». — Джита Генгейм улыбнулась, и не глядя на собеседницу, бросила: — Лучше подайте мне полотенце Эгифа. Затем повернулась к маленькой девочке, удивленно рассматривающей свой живот. — Уже не бо-бо? — Девочка радостно кивнула. — Неть, — прощебетала она. — Маленькая ладошка удивленно ощупывала пупок. — Быля боляцка и нетю. — Девочка, махнув нечесаными волосами, недоуменно развела руками и повторила: — И нетю. — Матриарх рассмеялась и погладила маленькую пациентку по щеке. — И ни когда не будет солнышко. — Стоявшая рядом на коленях молодая крестьянка, неслышно заплакала. — Ваше… — Она беззвучно всхлипнула, — Милосердие да будут благословенны Триедиными Вы и Ваши потомки. — Лицо Матриарха окаменело, она через силу улыбнулась. — Иди милочка. С твоей дочерью все будет в порядке. — И через плечо бросила семенившей рядом сестре-хозяйке, — Перед уходом ребенку дадите пару глотков молока единорога. — Гримаса неудовольствия на полном лице Эгифы стремительно перетекла в угодливую улыбку, стоило Матриарху повернуться к ней. — Как прикажет Ваше Милосердие.

— Я действительно немного устала. Пусть сестры примут сегодня всех нуждающихся. — В голосе Джиты Генгейм проступил металл. — Проследи за этим. — Эгифа испуганно втянула голову в плечи, в самом деле, напомнив большую, неуклюжую курицу. — Будет исполнено Ваше Милосердие. — Тяжелой рысью сестра-хозяйка поспешила обратно в госпиталь.

«Он рыжий и голубоглазый», — мысль в мозгу билась как пойманная рыба об лед. — Рыжий и голубоглазый». — Ее зашатало то ли от усталости, то ли от переживаний. Матриарх споткнулась и, наверное, упала, если бы не огромные ладони, осторожно подхватившие ее за плечи. Джита улыбнулась и, не оборачиваясь, прошептала. — Спасибо Арно. — Она уже давно перестала стыдиться перед телохранителем своих слабостей. — Проводи меня в комнату для приемов. Там меня ждет мэтр Гефорт.

При ее приближении Великий Мастер неуклюже опустился на колени. — Ваше Милосердие. — Он поднял голову. Седые волосы обрамляли грубое, словно выстроганное рубанком, лицо. Крупный, с горбинкой нос нависал над толстыми, прекрасной лепки губами. Кустистые брови широким полукругом опускались на большие, нефритовые глаза.

— Мэтр Рогир встаньте. — Великий Мастер был слишком стар, умен и талантлив что бы стоять перед ней на коленях.

— Вы же знаете Ваше Милосердие, что пока силы мне позволяют, я всегда буду приветствовать мою Госпожу как полагается.

Джита тепло улыбнулась. Этот разговор возникал между ними при каждой встрече, но всякий раз Великий Мастер, столь уступчивый с ней в других вопросах проявлял поразительное упрямство. Однако сегодня Матриарх не была настроена продолжать ни когда не надоедавший обоим спор и сразу приступила к сути разговора.

Почувствовав перемену настроения Матриарха, старик кряхтя поднялся и уже безо всяких церемоний уселся на стоявшую рядом низкую скамейку. Мэтру было прилично за восемьдесят, однако выглядел он на двадцать лет моложе. Красные обладали отменным здоровьем, но зеленые могли похвастаться еще более завидным долголетием. Правда это относилась преимущественно к тем обладателям Дара Средней, что тратили ее Милость не столько на лечение страждущих тел и душ, сколько на их услаждение. Мэтр Рогир возглавивший табарскую гильдию художников, еще до рождения Джиты, явно относился к последним. Будучи бимагиком он не только достиг поразительных высот в своем ремесле, но и добился величайшего положения в свете. Великий Мастер стоял во главе почти всех ремесленных гильдий и был их голосом в Имперском Совете. Весьма неплохо, для сына скромного ножовщика, — любил приговаривать своим детям, а теперь уже и правнукам мэтр Рогир. Впрочем, преданность Великого Мастера Матриархам была общеизвестна. Без Генгеймов из этого мира исчезнут не только доброта и милосердие, но и жажда красоты, все возвышенное и грациозное, величественное и изящное, в общем, — все то, что всегда сопутствовало творчеству и созиданию. Любой ремесленник, будь даже он полным бездарем своим покровителем считал прежде всего Среднюю.

— Ваше Милосердие хотели со мной переговорить. — Мэтр лукаво покосился на застывшую неподвижной статуей Матриарха. — Полагаю, Вас интересует настроения столичных гильдий.

— Да, да, разумеется и это тоже.

— Грядут серьезные потрясения. — Тяжелый подбородок качнулся, подтверждая сказанное. — Гильдии ждут Вашего решения, кого поддержать в предстоящем противостоянии. — Глаза с нависшими веками покосились на равнодушное лицо Матриарха и мэтр заторопился. — Конечно, торговцы в основном тяготеют к Конклаву Мудрых и скорее всего, выступят на стороне императора, но Совет Мастеров целиком и полностью за Вас.

— О каком противостоянии Вы говорите уважаемый мэтр? — В глазах Матриарха читалось искреннее недоумение. — У нас с Его Величием полное единодушие по всем вопросам. И если порой я и высказываю отличную от кузена точку зрения, то лишь для того, чтобы в споре достичь наилучшего решения.

«Слишком много в ней фиолетового. С покойной Клеменцией было куда легче». — Рогир Гефорт склонил голову. — Возможно, я поторопился Ваше Милосердие, но многие с нетерпением ожидают возвращения Младшего Владыки. И как Вы понимаете, это может изменить…

— Именно об этом я и хотела с Вами поговорить, — нетерпеливо прервала собеседника Митриарх. — Мне нужна Ваша помощь, но несколько иного рода.

— Я к Вашим услугам, — широкое лицо выражало полную готовность взвалить на себя любое поручение, — и готов приложить все возможные усилия.

— Мне это известно мэтр и Вы знаете, как я Вас ценю, — голос Джиты обволакивал и прельщал. — Однако эта просьба весьма деликатного свойства. — Зеленые глаза Матриарха потемнели, что не осталось незамеченным. — Вы помните, какое решение было принято на Имперском Совете относительно поисков этого неизвестного нам возмутителя спокойствия? Так получилось, что недавно мне удалось получить новые сведения, которые, по-видимому, неизвестны как Его Величию, так и Его Светлости канцлеру. — Застенчивая улыбка тронула красиво очерченные губы. — И мне, безусловно, хотелось бы сохранить их в тайне.

«Сама невинность». Мысленно мэтру хотелось аплодировать Госпоже, однако он лишь согласно кивнул, ожидая продолжения.

— Вы, скорее всего, помните мою тетку? — Джита Генгейм отошла к распахнатому настеж окну и мэтр Гефорт видел только, сохранявшую девичью стройность спину и две перевитые зелеными лентами золотисто-морковные косы. — Мне нужно узнать, что за ребенок отправился с ней в Приграничье пятнадцать лет назад. И затем, — она резко повернулась и Великий Мастер едва не отпрянул, щеки Матриарха горели багровым румянцем, а глаза стали почти лиловыми, — вернуть его домой.

* * *

Император медленно обходил танцевавшие пары в огромном зале Дворца Владык. Месяц назад у него случился второй удар и, несмотря на все усилия Матриарха Его Величие так полностью и не оправился. Но сегодня он чувствовал себя неплохо. Почти хорошо. К тому же у него у него намечался очень важный разговор. Первые весточки от Вибеки, к сожалению, оказались неутешительны. А значит, были нужны более надежные доказательства, что поиски ведутся в верном направлении.

Идти через весь зал было тяжело, но дело того стоило. С широкой улыбкой он подошел к одиноко стоявшей паре и встал рядом. Рыжеволосая девушка и возвышавшийся за ее спиной великан ни как не отреагировали на присутствие императора.

— Тебе не кажется, что ты ведешь себя странно. — Рейн Голдуен говорил едва слышно, к тому же неразборчиво, но по-прежнему широко улыбаясь. — Ты даже не поздоровалась со мной. А твой телохранитель, — император нехорошо прищурился, — это вообще прямой вызов. Мое терпение не бесконечно дорогая.

— Я Вам не дорогая, Ваше Величие, — девушка даже не повернулась к собеседнику. Лишь поджатые губы выдавали ее волнение.

— А как еще назвать твое появление на балу с телохранителем из бывших Смелых?

— Я подала прошение на Ваше имя о помиловании сьера Барзана и Вы его утвердили. — Девушка упрямо продолжала смотреть перед собой.

— Не спорю, — поспешно согласился император, — но приводить его на ежегодный бал — это неправильно и дерзко. — Он попытался перехватить взгляд девушки, но безуспешно. Тяжело вздохнув, император прошептал: — Впрочем, коли ты его привела, пусть хотя бы притащит мне что-нибудь, но чем можно было посидеть.

Впервые глаза девушки скользнули по сгорбившейся рядом фигуре. На мгновение ее взгляд смягчился и она тихо бросила за спину: — Принесите нам два стула Арно. — Несмотря на устрашающие размеры телохранитель неслышно исчез, чтобы вскоре появиться с двумя тяжелыми табуретами. — Поставьте их рядом и сделайте так, — девушка выразительно выгнула бровь, — чтобы нам не мешали.

С видимым облегчением император опустился на мягкое сиденье. — Ты не находишь это забавным, — он задумчиво рассматривал распиравшие вишневый жиппон плечи телохранителя, — что человек страстно желающий меня убить, вынужден охранять мой покой?

— Зачем убивать того, кто и так уже мертв.

Рейн Голдуен пожевал блеклыми губами и просипел: — Это было жестоко.

Девушка ни чего не ответила. Император вытер трясущейся ладонью накопившуюся в левом уголке рта слюну и язвительно заметил:- А ты очень изменилась за последний год. Материнство тебя не смягчило. — Упорное молчание собеседницы его не смутило. — Как Рута?

Девушка резко выпрямилась, какое-то мгновение она колебалась, затем неохотно произнесла: — Слава Триединым — ребенок здоров.

— Я рад это слышать. Хотя ни разу не видел твою дочь. — Птичьим движением Рейн склонил голову набок. — Разве это не нарушение традиций и вообще…?

Его бесцеремонно перебили. — Вы ни разу не спросили меня об отце ребенка? — Выпуклые, оленьи глаза замерцали изумрудным блеском.

— А нужно? — По настоящему разговор начался только сейчас и император как ни кто другой это понимал. — Владыки выбирают себе спутников жизни, не обращая внимание на их положение. Пусть наши эрлы и хердинги заботятся о чистоте родословной, мы выше этого.

— Но отец Руты так и не стал мне мужем, — Взгляд девушки испытывающее обшаривал непроницаемое лицо собеседника.

— Это твое дело дорогая. — Как бы невзначай император захотел погладить узкую ладонь, но девушка ее резко отдернула и спрятала за спину. — Самое главное он сделал. — Рейн деликатно кашлянул.

— Вы, в самом деле, не интересовались кто он?

— Разумеется, интересовался. «Ни что так искусно не скроет обман, как щепотка правды». — Но ты так ловко утаивала своего избранника, — сапфировые глаза источали искренность и сожаление, — что мне не удалось узнать его имя. Впрочем, я ни чуть не сожалею об этом. — Облегчение дуновением ветра промелькнувшее на лице девушке показало, что ему практически поверили. — Твоя мать постоянно рассказывает мне о своей внучке и я уже люблю ее как собственную плоть и кровь. — Говорить правду император умел не менее убедительно, чем лгать. — Она волнуется о тебе, как, впрочем, и я. И поверь, — ему все-таки удалось завладеть ладонью девушки, которую она после нескольких слабых попыток освободиться оставила в его полном распоряжении, — я постоянно казню себя, что не присутствовал при рождении малышки.

— То было решение матушки. — Девушка сказала это мягче, чем ей хотелось.

— Но вдруг что-то пошло бы не так. Конечно, наш Матриарх опытная акушерка. Мой Водилик появился на свет благодаря ей, но, — император добавил в тон своей речи немного обеспокоенности, — принимать роды в одиночку?! Рождение будущей Средней Владыки слишком большая ответственность, — теперь в голосе звучала легкая укоризна, — чтобы взваливать это на одного человека.

— Ей помогала моя тетка.

— Неужели? — Выражению удивления на его лице позавидовал бы самый лучший актер. Он тут же испугался, не переиграл ли и добавил: — Помнится, твоя мать что-то такое мне говорила.

— Тетя Хилда сразу же уехала. — В глазах девушки мелькнула обида. — На север, куда-то в Приграничье.

— Сейчас там неспокойно. — Рейн старался не выдать своего нетерпения. — Надеюсь, твоя тетка проживает достаточно далеко от границы.

— За все время она прислала лишь одно письмо и такое сухое. Получается с глаз долой, из сердца вон. — Девушка недоуменно пожала плечами. — Это так на нее непохоже. А ведь она многим нам обязана. Я не предполагала, что тетя столь неблагодарная. — Сказав последние слова, она тут же пожалела о собственной словоохотливости и потому досадливо поджала губы.

— Возможно, ей просто надоела столичная суета. Может здесь даже кроется романтическая история. — Император недвусмысленно усмехнулся.

— Не знаю. Хотя, она поселилась в какой-то крошечной обители. — Девушка наморщила лоб. — Кажется, около Вилладуна.

Император прикрыл блеснувшие торжеством глаза. — Не стоит больше о ней говорит, раз тебе так неприятно. Лучше расскажи, как там поживает маленькая Рута? И когда, наконец, ты разрешишь нам с Водиликом навестить ее?

* * *

Имма слишком внимательно рассматривала коротко стриженные ногти на пальцах. — А Ее Милосердие часто говорит о Матрэлах? — Она подняла голову и улыбнулась.

Рута нахмурилась. — Тебя заинтересовали Младшие Владыки? — Изумрудные глаза испытывающее уставились на кузину.

Кронпринцесса притворно вздохнула. — Ты же знаешь, сейчас в Табаре все только о одном и болтают. — Она передернула плечами. — Что делать? От этих разговоров ни куда не деться. Мои фрейлины прожужжали мне все уши. — Она продолжила тоненьким, визгливым голоском: — Ах, Ваше Высочество Вы слышали про это жуткое убийство? Говорят, Зов был из Приграничья. — Имма хихикнула. — У нас вполне может объявиться длинноносый кузен. Надеюсь, он будет не такой букой, как его предки.

— Не думаю, что твой отец обрадуется такому повороту событий, — задумчиво проронила Рута. — Кроме того, это всего лишь слухи.

— Нет дыма без огня сестричка. — Имма вызывающе сложила руки на груди. — Мой Матиас уже дрожит от предвкушения бухнуться перед своим Повелителем на колени. А папочка, — она на секунду запнулась, — полагаю, он почти смирился.

Рута недоверчиво приподняла широкие охровые брови. — Неужели? — Она недоверчиво усмехнулась. — Его Величие не раз отзывался о властелинах яшмавого трона как о мерзких ублюдках, заслуживших свою страшную участь. — Она подошла к Имме и порывисто сжала ее ладони. — В последнее время ты слишком часто спрашиваешь о Матрэлах. Эти тайные путешествия в Красную Треть. И вообще… — Рута неопределенно мотнула головой, отчего рыжие кудри рассыпались и закрыли ей глаза. Она рассмеялась и, выпятив нижнюю губу, шумно дунула вверх. — Это становится чересчур заметным.

Имма скривилась, будто от зубной боли. — Анелла на хвосте принесла. Так ведь? — Рута ни чего не ответила. — Кронпринцесса попыталась освободиться, но тщетно. Хватка оказалась поразительно крепкой.

Великая Дочь холодно улыбнулась. — Не пытайся, ты знаешь я сильная. — Она разжала пальцы. Не ожидавшая, что ее кузина так легко сдастся, Имма невольно отступила на пару шагов и замерла. В комнате стало неуютно.

Первой тишину нарушила Рута. — Извини. Я погорячилась. Но ты совершаешь откровенные глупости.

— Надо на тебя Тиаса натравить, — проворчала Имма, потирая покрасневшие запястья. Уж он с тобой разберется. А на счет глупостей не тебе говорить. — Она высунула язык. — Зеленая курица.

— Фиолетовая задавака. — Рута не выдержала и прыснула.

— Нееет, — преувеличенно серьезно протянула Имма. — Бездушные задаваки — это красные. А мы циничные властолюбцы. — Несколько мгновений она пыталась сохранить серьезность, но после не выдержала и рассыпчато расхохоталась.

— А еще говорят, Матрэлы были редкие бабники, — заговорщически прошептала Рута. — Ни одна женщина не могла устоять перед ними.

— Фи, Ваше Высочество, — протянула Имма. — Как не стыдно? А еще называете меня сплетницей. «Когда тянешь за веревочку, главное, чтобы она не порвалась».

Рута покраснела. — Я так не говорила. Просто вся эта болтовня о возвращении Матрэлов. — Конопушки щедро рассыпанные на щеках и шее стали еще заметнее. — Ты не представляешь, что творится в Железной Твердыне. Там молятся каждый день о возвращении прежних владельцев. И еще корокотты. — Она опустила голову и учащенно задышала.

— Твои милые зверушки капризничают. — Жутких дэймнов Младших Владык кронпринцесса откровенно недолюбливала и не понимала, зачем кузина с ними возится.

— Они изменились. — Лицо Руты страдальчески сморщилось. — Гроза меня еще слушает, а вот остальные. В них исчезло…, - девушка мучительно подбирала подходящие слова, — прежнее обожание и преклонение. — Острый подбородок предательски задрожал. — Кажется, они ждут чего-то. — Голова склонилась еще ниже и Рута еле слышно прошептала. — Или кого-то.

— И после такого ты все еще не веришь? — В голосе Иммы удивление смешалось с досадой. — Твои сомнения тебя погубят.

— Кто начинает с сомнения, закончит уверенностью, — наставительно заметила Рута. Ее слабость была мимолетной и когда она подняла голову и посмотрела на подругу, взгляд зеленых глаз обрел прежнюю нежную твердость. — Ты слишком нетерпелива милая. Всему можно найти объяснения. Сейчас весна и у корокотт, — она смущенно опустила глаза, — ну ты понимаешь.

— Твои корокотты облизывали тебя с ног до головы в независимости от того, течка у них или нет. — Щеки Руты вспыхнули багровым румянцем. Имма фыркнула и отвернулась.

— Мама в последнее время сама не своя. — Великая Дочь помедлила и неохотно выдавила. — Ты спрашивала о том, часто ли она упоминает о Младших Владыках? — Имма затаила дыхание. — Лишь изредка и неохотно.

Кронпринцесса не сумела сдержать вздох разочарования. От огорчения она до боли прикусила нижнюю губу.

Рута подняла руку и снова пригладила растрепанные волосы. — Но матушка постоянно о них думает. Когда ей кажется, что ни кто не видит, она косится на пустой яшмовый трон. И глядит на него с горечью и печалью. Гонимые члены Братства, несмотря на их высокомерное отношение к зеленым, всегда находили пристанище и защиту в Доме Милосердия. И все в Торнии знают об этом. Мама спасла корокотт, хотя до сих пор боится их до жути. — Голос рыжеволосой девушки звучал все глуше. — И еще она постоянно посещает Красную Усыпальницу. Точнее только одну гробницу. — Зеленые глаза заблестели соленой влагой. — И я давно уже знаю, чья она.

Глава 43

1328 г. от Прихода Триединых Граница Торнии и Элурского Альянса

Высокий купол палатки был окрашен лунным светом, который ниже целиком выпивался ночной мглой. Завыл ветер и боковое полотнище гулко хлопнуло. Эдмунд открыл глаза. Жуткая усталость, подкосившая его перед фирдхерой, бесследно прошла. Он глубоко вздохнул. Пахло дымом и дубленой кожей. Глухое рычание подсказало, что Ярость рядом. Колючий язык облизал его ладонь, больше исцарапав, чем приласкав. — Я в порядке девочка.

— Очнулся, — хриплый женский голос прозвучал неожиданно близко. — Давно пора, а то возись тут с тобой. — Горловой смешок кольнул слух неуместностью. — Хорошо, что твоя зверюга умнее, чем кажется и позволила отнести тебя сюда. И еще ей хватает мозгов не высовываться отсюда. Мои соплеменники не привыкли видеть корокотт так близко и потому нервничают.

Эдмунд повернул голову и увидел фирдхеру, которая сидела на корточках напротив. Небольшая жаровня освещала высокий лоб и распущенные белокурые волосы. Без кольчуги и шлема Леона выглядела скорее домашней матроной, чем грозной воительницей. Однако суровые складки в уголках рта и холодный взгляд темных глаз быстро приводили в чувства.

Эдвин лежал неподвижно, хотя длинная шерсть подстилки щекотала спину. — Без моего приказа она не нападет. Но пусть твои люди постараются унять страх. Ярость чувствует его и для нее он желаннее, чем кусок свежего мяса.

— Тогда пусть сдохнет с голоду, — процедила Леона. — И запомни, дети Анудэ не боятся твоих корокотт. — Карие глаза внимательно изучали лежавшего на медвежьей шкуре юношу. Закутанный в сшитое из кожаных лоскутов покрывало, он напоминал великовозрастного младенца.

— Жарко тут у вас. — Эдмунд привстал и тут же покраснел и опустился обратно. Он лежал абсолютно обнаженный, не считая повязки, что стягивала ему грудь.

— Где моя одежда? — В нем нарастало раздражение. — И почему меня раздели?

— Если ты говоришь про те лохмотья, что были на тебе, то я приказала их выбросить — Леону, кажется, веселило его замешательство. — Их снял сын Гибне, когда осматривал твою рану.

— Спасибо. — Эдмунд нахмурился. — Это ты меня ранила?!

Леона проигнорировала вопрос. — Кроме того, твоя рубаха была в крови, а штаны явно коротки. — Фирдхера, пошарив за спиной, бросила на лежанку сверток с одеждой. — Одень пока мое, по росту, думаю, будет в пору.

— Штаны были не мои, — пробормотал Эдмунд. — Он попытался встать, но увидев, что одеяло предательски сползло вниз, ухватился за него двумя руками. — Отвернись или хотя бы закрой глаза.

— Нет, — нахально ответила фирдхера. — Когда мне еще удастся увидеть голого Владыку в своей палатке. Я об этом буду внукам рассказывать.

Будто чувствуя недовольство своего Повелителя, корокотта встала и, утробно зевнув, заслонила одевающегося юношу. Леона фыркнула и отвернулась.

— Сомневаюсь, что у тебя есть дети. — Эдмунд принялся быстро натягивать на себя штаны. Как назло одна штанина запуталась, и он едва не упал. Чертыхнувшись, юноша потянулся за кожаной безрукавкой, которая лишь немного жала в груди.

— Почему ты считаешь, что у меня нет детей? — Улыбка на лице женщины была пугающе спокойной.

Наконец-то справившись со шнуровкой, Эдвин выпрямился и пожал плечами. — Просто чувствую. В тебе много тоски и мало любви. У матерей всегда по-другому.

— А может, все мои дети умерли в младенчестве? — жесткая ухмылка исказила бледные губы. — И я скорблю по ним.

— Не стоит так шутить. — Взгляд юноши был полон жалости и участия. — Ты еще встретишь свою любовь, и вас будут дети.

Карие глаза пристально смотрели в темно-синие. Леона хрипло задышала. Первой отвела взгляд эрула, а потом недоверчиво буркнула: — Ты точно Матрэл?

Эдвин рассмеялся. — Я ни когда тебе такого и не говорил, хотя Ярость убеждена в обратном. — Услышав свое имя, корокотта носом ткнулась в широкую ладонь и громко заурчала.

— Я разговаривала со здешним командиром. — Густые брови надломились, на мгновение придав сердитому лицу, выражение неуверенности. — Под Южным Оплотом мы потеряли многих людей, но этот капитан Лангёк оказался толковым мужиком. Ему явно не хотелось оставлять тебя у нас. Но, как и я, капитан согласился с выдвинутыми тобой условиями. А еще просил передать, что благодарен за спасение собственной жизни и тех, кто остался под его началом. Отведенную ему передышку он использует для того, чтобы ледышки никогда не захватили Южный Оплот. — Последние слова фирдхера произнесла с кислой усмешкой. Она помолчала и с видимым усилием продолжила: — Он очень хотел увидеть твою персону собственными глазами.

Эдвин встрепетнулся. — И что? Не поверил?

— Если бы. — Леона плюнула в горящие угли, которые пронзительно зашипели. — Как только он увидел тебя, тут же встал на колени и заявил, что ты истинный Младший Владыка. Хотя твой цвет волос…

— А что с ним не так?

Фирдхера удивленно уставилась на юношу. — Все потомки Младшего темноволосы. Ты, полагаю, будешь первым рыжим Матрэлом. А еще у них карие глаза. — Леона скривилась. — Поверь, цвет твоих глаз совсем не такой. Хорошо, что этот сьер Лангёк их не видел, потому как ты был без сознания. Он и без того был в полном недоумении.

— Значит я не Матрэл, — отрезал Эдмунд. — И не чего тут больше гадать.

По худому лицу заходили угловатые желваки, а глаза наполнились угрюмым презрением. — Я не могла в тебе ошибиться. Ты не понимаешь, что мы чувствуем, когда Владыка гнева рядом. — Гримаса ненависти исказила красивое лицо. — Мы, — она вскочила на ноги, — как мотыльки, что летят на пламя твоей ярости. Летим и сгораем. Но ты ублюдок ни когда этого не поймешь. — Фирдхера последние слова выкрикнула прямо в лицо Эдвину. Их лица разделяло не больше локтя. Ее губы дрожали, то ли от гнева, то ли от обиды.

— Ты хочешь меня. — В голубых глазах мелькнул огонек понимания. — Только понять не могу чего в тебе больше, ненависти или обожания.

— Что? — Воительница натужно рассмеялась. Обозленная она отступила на несколько шагов назад. — Ты что такое говоришь сопляк? Кем ты себя возомнил? — Ей не хватало воздуха и слов. — Мерзкий сенах! — Леона выскочила из палатки, подгоняемая визгливым воем корокотты и понимающей улыбкой нахального мальчишки.

* * *

— И как прикажешь его от тудова вытащить? — Арибо тихо присвистнул и с недоумением посмотрел на ищейку и друзей. — Если попытаемся эта фирдхера с нас шкуру снимет.

— Мы должны его спасти. — Кипп дрожал, но старался говорить твердо. — Мы его друзья. Он на нас рассчитывает.

— Тебе хочется, чтобы с тебя содрали кожу? — с издевкой протянул Арибо. — Ууууу. — Он высунул язык на бок и зажмурился. — Знаешь как это больно?

— Прекрати, — с раздражение произнес Удо. Ветер шевелил его белокурую, под светлый дуб, шевелюру. — Хватит его дразнить. Но Риб прав это будет сложно, — юноша поправился, — почти невозможно. Мы ведь не войны, а у мэтра До нет даже меча.

— Если Эд, — казалось, мышиные глаза Киппа вобрали в себя общие страх и отчаянье, — Младший Владыка мы должны, хотя бы попытаться.

— Да не Матрэл он, — Арибо стукнул сжатым кулаком по земле. — Сколько вам придуракам повторять. — Не Мат-рэл!

— Я уже в этом не так уверен как раньше. — Кипп жалостливо взглянул на друга. — Ты его видел. Точнее того, во что он превратился.

Он рыжий, голубоглазый, — Арибо горячо перечислял привычные аргументы. — Наконец, он добрый.

— Эд не злой, — поправил его Удо. — Но при этом бесстрашный и для своего возраста слишком сильный и быстрый.

— Для любого возраста, — поддакнул Кипп. — Вспомни, с какой легкостью он поднял край телеги, под которую попал тот растяпа крестьянин. И это в двенадцать лет? Потом эту телегу шестеро дюжих служек едва приподняли.

— Помню, — хмуро бросил Риб. — Сестра Вибека потом приходила к нам и просила не болтать об этом. — Он поднял в верх ладони. — Да и не спорю я, Эд у нас силач еще тот и ни кого не боится, но это не означает, что его тут же следует записывать в Младшие Владыки. — Он взглянул на аэрса, ища поддержки. — Не так ли мэтр До?

— Ваш друг соткан из противоречий, — прервал молчание аэрс. — Он жесток и милосерден, силен и слаб, умен и глуп. Я не знаю кто он, но в любом случае Эдмунд Ойкент не простой воспитанник из захолустной обители. — Ищейка устало выпрямился и нехотя проговорил. — Те пятеро, уверен, на его совести. — Кипп испуганно охнул, но Ай-До словно ни чего не заметил. — Один и без оружия он легко расправился с несколькими матерыми убийцами. Такое по силам далеко не каждому талантливому красному. Но ваш Эд не прошел Ритуал, а значит, его Дар не проснулся.

— Но если допустить, что он Матрэл, — подхватил Удо, — тогда все становится понятным. В них первородная ярость бушует с рождения. И корокотта ее чувствует.

— У Эда с рождения булькает только живот и то во время голодухи, — пробурчал Арибо. — И вообще, что в Вилладуне делает Младший Владыка? — Увидев замешательство на лицах друзей, он торжествующе хохотнул. — То-то же. Не какой он не Матрэл, а Эдмунд Ойкент.

— Жаль ни у кого из нас нет Дара Младшего, — задумчиво промолвил Кипп. — Тогда бы мы быстро выяснили кто такой Эд. Все обладатели Дара чувствуют своих Владык, но говорят, красные в особенности.

— Падший его знает, — процедил Арибо, за что получил осуждающий взгляд от Удо. — Была бы здесь Дракониха или сестра Вибека — получил бы за ругань по губам.

— Это вряд ли, — жилистый кулак промелькнул перед испуганным лицом. — А стукачам вмазал бы так, что запомнили на всю жизнь.

— Хватит, — Кипп встал между друзьями. — Мы все переживаем за Эда, но если подеремся, будет только хуже. Нужно думать, как попасть в лагерь элуров.

Арибо насупился. — Меня быстро раскусят. Я, конечно, немного балакаю по ихнему, но элурское рыканье у меня никогда не получалось.

Может мне попробовать? — Кипп робко улыбнулся и неожиданно произнес несколько фраз по элурски.

— Почти без акцента? — Непонятно чего в голосе Арибо было больше — удивления или досады. — Ты случайно сам не ледышка?

— Моя покойная бабушка была элура. — Кипп тряхнул светлыми волосами. — Бабуля со мной говорила только по своему, рассказывала элурские сказки. По ее словам это язык древних повелителей Севера, столь же непокорный и суровый. — Он запнулся и смущенно добавил: — Не то, что у изнеженных сенахов.

— Вот те на? — ухмыльнулся Арибо. — Может ты еще поклоняешься Трем Сестрам?

— Неа. — Кипп яростно замотал головой. — Бабушка несколько раз водила меня в храм Сестер, их немало в Мистаре и окрестностях, но потом отец ей запретил. Заявил, что нечего глупостями заниматься. А после смерти родителей тетка отвезла меня в Вилладун, хотя бабушка и не хотела…

— Договорились, — прервал воспоминания друга Арибо, — пойдешь с нами, если наткнемся на кого, будешь говорить за всех. Типа мы потерялись и все такое. Главное спроси, где они держат паренька с корокоттой. Скажешь, — он хитро сощурил глаз, — что поглядеть хотим на диковинную зверюшку.

— Болван, — не выдержал Удо. — Если Кипп начнет болтать что-то подобное, нас тут же укокошат.

Арибо отмахнулся. — Не ссы. Все будет пучком. На мэтра До капюшон напялим чтобы неприметили его гриву или даже лучше, — грязная ладонь усиленно терла лоб, — скажем, что в плен взяли ищейку вражьего. Все такое, мы вроде герои. — Он с торжеством взглянул на друзей. — И нас тогда к ихнему главному, а мы ей нож к грудине, мол выкладывай, куда дела Эда? Потом связываем ее или даже замочим, чтобы вернее, хватаем его и тикать в Мистар.

Удо расхохотался. — Обалдеть. Неужели, сам придумал или подсказал кто? А мочить, кто будет, ты?

— А если и я? — Арибо с вызовом уставился в язвительный прищур друга. — За Лосиный Ручей их там всех покрошить надо. До единого.

Ай-До поднял руку. — Замолчите оба. Я пойду один, сегодня ночью. Главного, — он с усмешкой взглянул на Арибо, — искать не нужно. Палатка командира всегда самая большая и стоит в центре лагеря.

— А если наткнетесь на кого? — В голосе Удо слышалось искреннее беспокойство. — Вы не очень, — он пожал плечами, — похожи на ледышку.

— Если я пойду в лагерь, то в любом случае встречу кучу эрулов. Наш вдумчивый друг, — ищейка кивнул на мрачного Арибо, — весьма разумно предложил мне одеть капюшон. Пойду не таясь, иначе возникнут вопросы, на которые я, — аэрс обезоруживающе пожал плечами, — ответить не смогу.

— Поэтому с Вами пойду я. — Вперед выступил Кипп. Нижнюю губу он закусил, чтобы не дрожала. — Без меня у Вас ни чего не получится.

Ищейка пристально посмотрел на испуганного юношу и тихо проронил. — Нет. Ты с друзьями останешься здесь.

— Я все равно пойду, — упорствовал Кипп. — Он вскинул блестящие глаза на аэрса и взволнованно затараторил: — Я просто помогу Вам пройти по лагерю. — Надеюсь, — его бессознательно передернуло, — мне ни кого убивать не придется. — Серые глаза стали похожи на два водоворота. — Я просто не смогу, даже ради Эда.

— Слабак, размазня, — нотки жалости в голосе Арибо утонули в водопаде презрения. — Сиди здесь и не дергайся. С мэтром До пойду я и если понадобится…

— С ним должен отправиться Кипп. — Удо хмуро перебил распалившегося друга. — Без него мэтр До не пройдет и десяти шагов по лагерю. Он даже не поймет приказа остановиться. — Внешне Кипп типичный эрул, а ищейка надвинет капюшон — может и получиться. Хотя, — Удо скривился, — все равно это безумие. Шансов немного.

* * *

Она ворочалась с бока на бок, пытаясь уснуть. Голову тревожили мысли, отгонявшие покой и сон. Леона прислушалась. Пронзительную тишину теплой ночи нарушало лишь шелестящее дыхание мальчишки, которое смешивалось с хриплыми вздохами корокотты. Она покосилась в их сторону. Зверюга ожидаемо не сводила с нее своих багровых зениц. Огромная пасть приоткрылась, обнажив белоснежные клыки. Рычание было едва слышным, но грозного предостережения в нем хватало с лихвой.

«Злобная тварь под стать своему ублюдочному Повелителю» — Ненависть душила ее колючей удавкой. И самой страшное, женщина не понимала, кого она ненавидит больше этого Эдмунда или себя. Она до боли сжала кулаки. «Ничего в Сторфольке тебя быстренько обломают». Однако злорадные мысли облегчения не приносили. Сгустки крови в глазницах корокотты, как будто, пожирали ее заживо. Леона зажмурила веки и попыталась побороть ненужный сейчас гнев. Ее Дар Гдады ни куда не делся. Фирдхеру окатило бесстрастным спокойствием, признавшим неоспоримость доводов рассудка. Как скоро они приходят на помощь, если чего-то нам захочется. Сердце еще кипело, горяча кровь и требуя разорвать на куски зарвавшегося сенаха, но разум уже дарил холодную уверенность, отсекая ненужные и потому бессмысленные ярость и злость. Мысли текли плавно, подобно широкой, равнинной реке. Совет фриэкс, разумеется, не станет его убивать, слишком ценная он добыча, способная принести окончательный и бесповоротный перелом в тысячелетнем противостоянии с империей. Кроме того, образ Анудэ и Младшего у элуров давно слился в нечто единое и неразделимое и казнь Матрэла сочли бы, пожалуй, в Альянсе не меньшим святотатством, чем в Торнии.

«Твоя судьба — быть дойной коровой, точнее быком-производителем». Леона снова не смогла до конца разобраться в своих чувствах. Довольна ли она тем, что было предназначено мальчишке или это еще больше ее разъяряло. Угольки погасшей ненависти и притихшего гнева снова начали разгораться. «Этот придурок не понимает, что его ждет». Цепкие когти верховных фриэкс вопьются до костей и никогда уже не отпустят. А значит ему суждено до конца жизни трахать тех девиц, что будут присылать из Дома Анудэ. Наверняка хорошеньких, с широкими бедрами и большими сиськами. Из чрева таких самок будущие любимчики Однорукой будут выскакивать столь же часто, как в их щель затекать семя Матрэлов. Фирдхере хотелось плакать и хохотать одновременно. Если подумать, многие за такую судьбу отдали бы правую руку, но едва ли Владыка гнева смирится и станет покорно строгать детишек во славу Альянса и Трех Сестер. Она тихо фыркнула. Грозное ворчание корокотты стало громче.

— Заткнись, — безо всякой надежды на успех прошипела Леона. — Без тебя тошно.

— Вам не спиться месса? — Тлевшие в жаровне угли, отбрасывали пляшущие тени на темные стенки палатки. Огромные как блюдца глаза мягко мерцали. Ей захотелось сказать что-то очень обидное. Такое, от чего эти проклятые голубые омуты пошли бы рябью слезной поволоки.

— Это тебя не касается. Ты — глупый сенах… — Она открыла рот для новой порции оскорблений, но сказать ни чего не успела. Короткое лезвие с легким хрустом прорезало основание палатки и медленно поползло вверх.

— Что за чертовщина? — Гладкая рукоять фальшиона сама прыгнула в ладонь. Корокотта вскочила и оскалилась. Фирдхера пригнулась, будто перед атакой и застыла грозным изваянием.

Глава 44

1328 г. от Прихода Триединых Страна аэрсов. Земли клана Лио

«Он сказал, однако, что эта земля находится далеко к югу отсюда. И она столь жаркая, что подошвы его башмаков расплавились через неделю путешествия. И населяют эту землю дикий народ с иссиня-черными волосами, смуглым телом и носом, напоминающим орлиный клюв…».

«Странствие Ратто из Холугфолька»

Вместительный двенадцатикрылый гэр клана Чхэ выделялся не только белоснежным войлоком, покрывавшим его сверху донизу, но и накинутыми на покатую крышу коврами прекрасной торнийской работы. Дневной зной постепенно перетекал в вечернюю прохладу, но толстый войлок упорно не желал пропускать свежий воздух в душное пространство. Высокие деревянные стропила освещались ярким огнем из расположенного в центре каменного очага. Серые тени бегали по расставленным по кругу лакированным сундукам, в которых хранились сокровища и родовые святыни клана. Уходивший в еловый тооно плотный дым, казался прозрачным в лучах уходящего солнца. Рядом с очагом на щедро устилавших утоптанный пол звериных шкурах сидел высокий молодой мужчина и обильно потел. Соленые струйки катились по широким плечам и бычьей шее, заливали лицо, застревая крупными каплями в глубоких, избороздивших широкий лоб морщинах. Вертикальные, кошачьи зрачки пульсировали, постоянно превращаясь из тонких линий в овалы с острыми концами и обратно.

— Не жарко ли Вам данху^[12] Та? — пробулькал рядом ехидный голос. — Если это так, то ради уважаемого гостя я могу притушить огонь предков. — Будто услышав сказанное, костер полыхнул в очередной раз жгучим языком, осветив хозяина жилища — главу могучего южного клана Чхэ — гуна Ба. Покрытая старческими пятнами ореховая кожа, обтягивала скуластое лицо с массивным, напоминавшим выступ скалы, носом. Седые волосы были стянуты на затылке в жидкий хвост, едва прикрывавший тощую шею.

Сидевший напротив гунна старший сын главы клана Луо отрицательно покачал головой. — Не стоит так беспокоиться благородный Ба-Чхэ. Пусть в главном гэре Вашего клана всегда будет гореть большой огонь. Ведь наши предки требуют постоянного поклонения. — Пышный хвост качнулся в знак согласия. — Поверьте, жара ни как не повлияет на нашу с Вами беседу. — Вороные волосы вновь колыхнулись. Длинное, худое лицо прорезала жесткая ухмылка. — Пусть зноя и пыли бояться жалкие цяны^[13].

— Важные слова произносятся в тишине и комфорте. — Пальцы с длинными, изогнутыми ногтями поглаживали редкие усы, висящие двумя тонкими сосульками вокруг жабьего рта. Гун клана Чхэ мысленно надсмехался над вспыльчивым соплеменником, которого, царившее в гэре пекло, казалось, лишь распаляло. Он налил в фарфоровую пиалу горячий бульон и с поклоном протянул ее собеседнику. — Пейте достопочтенный данху, пока не остыло. Женщины моего клана варят баранину лучше всех. — Темные глаза старика бесстрастно следили, как мутные капли стекали с подбородка его гостя. Наконец, широкая ладонь провела по тонким губам, Та. Луо отставил чашку и улыбнулся. — Об искусной стряпне женщин клана Чхэ известно даже на далеком севере. Тем печальнее, — улыбка стала похожа на волчью, — что завтрашний вау-пау проведет клан Лио.

Гун молчал, что лишь подзадоривало Та-Луо. — Клан Лио слаб и маловлиятелен. Даже в наших краях. Что же говорить про всю страну аэрсов? В этом клане было всего лишь три перевертыша. — Мужчина возмущенно потряс указательным, средним и безымянным пальцами. — А теперь, говорят, нет ни одного. Но даже если их было полсотни. Разве хэнгэ-сику достойны уважения? В кого они превращаются? — Сардоническая усмешка скривила блестящие от жира губы. — В баранов. — Данху расхохотался, обнажив мелкие, похожие на разрезанные дольки гороха зубы.

— Вы преувеличиваете. — Старый гун попытался образумить гостя. — Хэнгэ-сику^[14] — прекрасные войны. И не стоит оскорблять их тотем, между оленем и бараном большая разница.

Та-Луо раздраженно вскинул руки. — Хэнгэ-хё, хэнгэ-оками, хэнгэ-иноси, хэнгэ-кума разорвут этих рогатых недоперевертышей на куски. Их легко победит даже хэнгэ-оси и хэнгэ-ямонэко. Тем более с ними справятся, — мосластый кулак гулко стукнул в широкую грудь, — хэнгэ-шиса^[15] клана Луо — самого могущественного на севере. Их перевертышам нет равных среди аэрсов.

— Хэнгэ-тора клана Чхэ, — улыбка хозяина перестала быть любезной, — им вряд ли уступят.

— Я не спорю с Вами благородный гун. — Та-Луо поспешил склонить голову. — Ваш тотем всегда внушал уважение, как и количество перевертышей в Вашем клане. Тем более странно, что столь важное событие как вау-пау проводится на землях столь незначительного клана.

— Вы опять за свое. — Ба-Чхэ начал сердиться. — Вы же знаете, что в этом году его должен провести один из северных кланов. Таков порядок.

— Клан Луо мог провести этот праздник куда лучше, — продолжал настаивать данху.

— В последнее время Лио порядком возвысился. Ваш отец гунн Фа-Луо согласился, что в этом году вау-пау провел клан оленей. — Ба-Чхэ хихикнул. — Или достопочтенный данху опасается, что первенство среди северных кланов перейдет к Лио.

Его собеседник немедленно вспыхнул. Рычание вырвалось из-за рта, однако усилием воли Та-Луо сумел подавить вспышку гнева. — Рогатые нам не соперники.

— Тогда чего Вы опасаетесь?

— Я слышал, что Лио хотят возобновить древнюю традицию выбора шаньюя. — Глаза данху лихорадочно блестели.

— У аэрсов их не было со времен Великого поражения, — заметил гун. — Тогда наши кочевья проходили значительно севернее, а южная граница империи трещала под натиском перевертышей. — Старик зажмурился и тихо выдохнул: — То были славные времена.

Данху придвинулся почти вплотную к костру. — Мне передали, что шаньюем гун Ди намерен сделать своего воспитанника Дзё.

— Мы все слышали про молодого ваньци^[16] Лио, но не стоит столь опрометчиво верить пустым слухам. — Языки пламени вновь захотели вырваться из своей каменной тюрьмы жадно поедая подкинутые гуном кирпичи овечьего кизяка. На несколько мгновений в гэре стало светло как при дневном солнце. Гость и хозяин замолчали, отрешенно всматриваясь в разбушевавшийся огонь.

Первым затянувшееся молчание нарушил Та-Луо, который не скрывал раздражения. — Мне не довелось с ним встречаться, но мой отец недавно посетил их стоянку и сделался горячим сторонником этого Дзё. Его словно подменили. На собрании гунов он проголосовал за то, чтобы передать им право проведения вау-пау, хотя его распорядителем должен был стать наш клан.

— Ваш отец мудр. — Темно-карие глаза Ба-Чхе смотрели на собеседника не мигая. «Он выбрал правильную сторону, а ты нетерпеливый дурак».

— Мой отец стар и порой ему отказывает разум. — Последние слова вырвались у данху непроизвольно. Пытаясь загладить неприятное впечатление от сказанного, Та-Луо потянулся к пиале, на дне которой виднелись пленка застывшего жира.

— Ваш бульон наверняка остыл. — С улыбкой гун забрал у гостя изящную чашу. — Я налью Вам горячего. — Приоткрыв крышку медного котла, Ба-Чхэ зачерпнул ковшом густое варево. В нос ударило пряным запахом бараньего шуле. Передавая дымящуюся пиалу в костистую ладонь, он заметил: — Ваньци клана Лио стал очень популярен среди северной знати.

— И не только северной, — буркнул Та-Луо. — Этот мерзавец знает, чем умаслить гуннов. В их уши он поет одну песню, хотя и на разный лад. К отцу часто приезжают важные гости с разных концов наших степей. И все они в один голос говорят о предстоящем большом походе на цянов. И старики и молодежь толкуют одно и то же. Империя ослабла, Братство распущено и аэрсам пора объединиться и отомстить за столетия унижений и позора.

— А разве Вы считаете иначе?

— Клану Луо нужно думать, прежде всего, о своей безопасности. Наши кочевья расположены рядом с границей, а значит, мы больше всех пострадаем, если начнется большая война.

— Но в разговорах о слабости империи цянов есть немалая доля правды. — Миндалевидные глаза гунна цепко обшаривали молодое, безусое лицо. — Никогда еще эти северные варвары не были столь разобщены и беззащитны.

— Даже околевающий лев может перед смертью больно укусить.

— Разумеется, но если охотник окажется достаточно проворен и нанесет смертельный удар первым, лев сдохнет, не причинив ни кому вреда. — Обсуждение смерти тотемного зверя явно не нравилось Та-Луо, но доставляло явное удовольствие его собеседнику. Ба-Чхэ решил еще раз подразнить юного данху. — Кроме того, признайте, что львиная шкура весьма ценная добыча?

— Мой клан ни когда не охотится на львов, — отрывисто бросил Та-Луо. — Мне не хотелось бы думать, что задавая подобные вопросы Вы, благородный гун стремитесь оскорбить мой клан и меня лично.

— Как можно помыслить такое? — мысленно Ба-Чхэ заливался смехом. — В мои намеренья вовсе не входило обидеть столь уважаемого гостя. — Он прижал узкие ладони, с выгнутыми артритом пальцами, к груди. — Простите меня достопочтенный. — Гун опустил лицо, чтобы скрыть невольную улыбку.

Данху был явно рассержен, но желание продолжить разговор в итоге пересилило. — Неужели Вы считаете, что этот безродный выскочка может стать шаньюем? — В голосе юноши досады было не меньше чем негодования. — Дзё-Лио слишком молод и без поддержки клана и своего отца он ни кто. К тому же, как говорят, он ненавидит перевертышей. — Нечеловеческие зрачки Та-Луо свирепо дрожали.

— Люди болтают всякое. — Гнев собеседника мало трогал Ба-Чхэ. Он думал о своем. — Я слышал странную историю про первую встречу гуна Ди и его будущего воспитанника. — Сухие пальцы неторопливо перебирали агатовые четки. — Говорят, младенца защищали два неведомых зверя.

— Мне рассказывали, что эти твари самые настоящие чудовища. А этот засранец называет их, — данху не выдержал, и вопреки законам гостеприимства сплюнул на землю, — своими деймонами.

* * *

Гэр для общего собрания гунов был воистину огромен. Двадцать крыльев-хан позволили построить настоящий войлочный дворец, вмещавший не меньше трехсот человек. Гун Фа-Луо — рыхлый, с покатыми плечами и кожей цвета темной бронзы сидел на почетном месте — напротив широкой, двустворчатой двери. По случаю торжества обильно прорезанный серебристыми нитями хвост был перехвачен шитой золотом тесьмой. Глава клана Лио еще не пришел и гун тихо, через спину переговаривался с сыном.

— Не слишком задирай нос. Победу тебе принесли твои инстинкты хэнгэ-шиса.

— Я не спорю отец, но мои соперники тоже были из перевертышей. — Данху не скрывал удовлетворения. — Так что в этом году главный приз по борьбе достаётся нашему клану.

Фа-Луо ухмыльнулся. — А мои стада пополнятся полусотней лошадей.

— Я уже осмотрел их. — Тонкие губы презрительно скривились. — В табуне для победителя нет ни чего достойного.

Толстощекое лицо сморщилось в недовольной гримасе. — Не слишком ли ты разборчив? — Хотя, — Фа-Луо повернулся и смерил взглядом массивную фигуру сына, — ты не во всякое седло влезешь. — Гун коротко хохотнул.

— Вы же знаете, что взрослые лошади мне не походят. Лишь жеребят можно приучить нести на себе перевертыша. — Та-Луо нахмурился. — Сегодня Вы не похожи на себя отец. — Юноша на мгновение запнулся, подбирая подходящее слово. — Вас с утра что-то тревожит.

— Все хорошо сын мой. Хотя твое звериное чутье сложно обмануть. — Пухлая ладонь легла на мускулистое предплечье. — На этом собрании многое решится. Для клана Луо и всего нашего народа.

Гуна прервал пронзительный звук гонга и через главный вход вошел Ди-Лио. Глава клана Лио был сравнительно молод. Невысокий, с небольшим брюшком и впалой грудью — Ди-Лио был из той новой породы гунов, что давно позабыли про набеги на соседние стойбища, довольствуясь бараньими мозгами, податливым телом рабынь и охотой. Хотя в последнее время, даже скачки за проворными газелями гун находил излишне беспокойным занятием, предпочитая наблюдать, как могучий беркут рвал зайцев и лис, лежа на шелковых подушках в удобной повозке.

Войдя в полутемное помещение, Ди-Лио поспешил поклониться. Вначале на право, где сидели родственные северные кланы, связанные общим происхождением от Ли-Вэя — сына могущественного вана из легендарной династии Шан. На левой, чужеродной стороне находились вечные враги и оперники северян — потомки Чжуна, приходившегося младшим братом Ли-Вэю. Впрочем, кланы кочевавшие на юге настаивали на первородстве своего предка, что лишь подогревало взаимные обиды и недоверие.

— Я рад, что сегодня на землях клана Лио собрались столь уважаемые гости. — Улыбка не покидала широкое лицо гуна. — Я и мой названный сын благодарим всех вас за эту возможность встретиться.

Вперед выступил молодой, поразительно высокий аэрс с очень светлой, почти кремовой кожей. Темно-серые глаза и коричневые волосы делали его куда более похожим на трусливого цяна, чем на аэрса. — Приветствую вас благородные гуны. Мой великодушный отец и я, готовы предложить вам сегодня то, от чего будет сложно отказаться. — Голос ваньци Дзё казался многослойным пирогом, то взмывая вверх и превращаясь в тонкий, едва слышный фальцет, то стремительно снижаясь и окутывая окружающих бархатом глубокого и густого баса. — Перед нашим народом стоит сложный выбор. Мы должны сплотиться. И что нас объединит лучше всего? — Серые глаза обежали всех присутствующих. Пауза тянулась несколько ударов сердца. Кто-то из сидевших гуннов не выдержал и громко испортил воздух. В других обстоятельствах это вызвало бы общий смех и двусмысленные шутки, но присутствующие удрученно молчали. Тишина давила каменной плитой. Наконец, длинные руки взметнулись над головой. — Общий враг. Вот что нас объединит и навсегда закончит наши распри.

Та-Луо не понимал происходящего и все больше злился. Он впервые видел Дзё-Лио и он ему не нравился. Может, дело было в странном запахе. Стоило ваньци войти в гэр и Та-Луо окатило волной вони. Данху принюхался. Тяжелый, удушливый запах гнили забивал ноздри, вызывая приступы нестерпимой тошноты. Он сглотнул, пытаясь избавиться от мерзкого вкуса, застывшего в горле омерзительным комом. Дзё-Лио продолжал горячо убеждать собравшихся глав кланов. Затылок отца согласно покачивался в такт тому, что говорил этот сын шакала. Губы Та-Луо сжались в суровую нитку. Слух перевертыша мало чем уступал звериному, но речь Дзё-Лио казалась ему путанной и нечеткой. Его слова распадались, падая в сознание глухими, невнятными звуками и тут же оплывая сальной свечой, исчезали без следа. «Он как паук». Юноша потряс головой. Голос Дзё-Лио нарастал, пытаясь взломать что-то внутри, чтобы затем все исковеркать и подчинить. — Извечный враг аэрсов проклятые цяны, жирующие за наш счет. Мы продаем им шерсть и мясо, которыми могли бы накормит и обогреть наших детей. А что мы получаем взамен? — Та-Луо не выдержал и закашлял, судорожно заталкивая внутрь себя рвотные массы. Гадкий голос продолжал выворачивать его наизнанку. — Они продают нам никчемные безделушки и забирают в рабство наших женщин. Их нужно остановить, им следует отомстить. — Дзё-Лио выхватил саблю и завыл: — Аг-шааа. Аг-шааа. — Следом вскочили почти все гуны. Многие по примеру молодого ваньци выхватили клинки и подхватили боевой клич аэрсов. — Аг-шааа. Аг-шааа. Всё смешалось, тонуло в призывах немедленно отправиться в поход против империи цянов. — Та-Луо не выдержал и, согнувшись пополам, выблевал на кошму перед собой содержимое своего желудка. На него ни кто обратил внимание. Все пытались пробиться к Ди-Лио и его сыну.

— Они умоются кровью. — Рядом с Та-Луо бесновался пузатый и абсолютно безобидный глава клана Леу.

— Убьем их мужчин, а их женщины пусть ублажают наших рабов. — Рычал слева всегда спокойный гун Ки-Ляо.

— Тихо. — Лишь одно слово Дзё-Лио успокоило собравшихся. — Сядьте достопочтенные гуны и послушаете наши предложения. — Тошнотворный запах усилился. Глаза ваньци Дзё потемнели, став маслянисто-черными. Та-Луо захотелось немедленно убежать, но его ноги, словно приросли к земле.

— Нам нужен человек, что возглавит нас. — Гун Ди-Лио взял за руку названного сына и поднял ее. — Тот, что поведет нас к грядущей победе. Но с начала, мы должны избавиться от предателей. Пусть мой сын скажет, кто они.

— Среди нас немало врагов. — Лицо Дзё-Лио выражало скорбь и горечь. — Они вредят нам, как могут, вносят в наши ряды сомнения и распри. Кто-то из них делает это из зависти, иные из-за корысти, на а кто-то готов переметнуться на сторону цянов из-за трусости. И, к сожалению, среди них немало перевертышей. — Пробежавший гул недоверия, ваньци остановил взмахом руки. — Они мутят воду, не желая нашей победы, строят козни и пытаются склонить верных нашему делу кланов к измене. — Его тяжелый вздох был слышен даже у дальних рядов. Недовольный ропот усилился.

— Я готов подтвердить все, что сейчас сказал уважаемый ваньцзи Дзё. — С места медленно встал Ба-Чхэ. — Нити заговора касаются многих перевертышей. На днях ко мне приходил данху Та-Луо и предлагал шпионить в пользу цянов. — В наступившей тишине неожиданно громко щелкнули агатовые шарики на четках. — Мне пришлось слушать все те ужасные вещи, что говорил этот молодой человек и не возроптать. — Седая голова горестно закачалась. — Наши перевертыши славятся дурным нравом и быстры на расправу.

Та-Луо слушал и не верил ушам. Перед глазами все туманилось. Спина отца, напряглась, а потом внезапно опала. Звериное нутро требовала растерзать гадину. Данху попытался встать, но суровый голос Фа-Луо его остановил. — Выслушай все до конца и не перебивай. — Юноша повиновался. А старый лжец продолжал поливать его змеиным ядом.

— Данху Та предложил мне тысячу серебряных лянов за то, чтобы я…

Это переполнило чашу его терпения. Вскочив, Та-Луо закричал: — Ты клевещешь негодяй. Как можно ему верить? — Юноша перевел взгляд на Дзё-Лио, чьи глаза напоминали раскаленные угли. Они кромсали душу на куски, давили и гнули ее. В горле снова запершило рвотой. Ноги подгибались. Грудь горела, словно ее сжимали раскаленные обручи. Однако неразрывная связь с родовым тотемом не позволяла чудовищной тьме подмять его под себя и полностью поработить. Та-Луо выпрямился и прохрипел. — Как вы собираетесь воевать с империей без перевертышей? Именно мы главная боевая сила кланов.

— Уже нет. — Смех ваньци звучал страшнее его речей. — Вас заменят мои милые зверушки.

Эпилог

1315 г. от Прихода Триединых Торния. Табар. Дворец Владык

Император умирал. Последний месяц он не вставал с постели, с неохотой поглощая уже ненужную для него и от того безвкусную пищу. Когда-то большое, покрытое по бокам широкими пластами жира тело страшно исхудало. Дыхание вырывалось из его груди тяжелыми, хрипящими порциями. Часто он впадал в забытье и тогда, казалось, нить жизни, удерживалась в нем лишь чудом и титаническими усилиями Матриарха, проводившей рядом с умиравшим дни и ночи напролет.

— А ты похудела, — голос Рейна Голдуена был почти неслышен. — И видок у тебя еще тот. Краше в гроб кладут.

Матриарх как раз заканчивала обмывать его тело. Не отвечая, она продолжала водить мягкой губкой по выпиравшим ребрам.

— Милая, ты меня слышишь?

Клеменция в последний раз вытерла впалую грудь. Она накрыла усохшее, будто втянувшееся вовнутрь тело одеялом и со вздохом выпрямилась. — Разумеется, я тебя слышу. — Матриарх подошла к медному тазу и опустила в него губку. — Есть хочешь?

— Нет. Сегодня не хочу.

— Не только сегодня, но и вчера и позавчера, — Клеменция ласково погладила руки императора, покрытые обвисшей старческой кожей с редкими белесыми волосками. — Тебе нужно есть Рейн, иначе ты не встанешь.

— Я и так не встану, — император говорил спокойно и равнодушно. — Сколько мне осталось? День, два?

— На всё воля Триединых? — Матриарх отвела глаза. — Но если ты так будешь думать, — она попыталась улыбнуться, — то, в самом деле, долго не протянешь.

— Ты ни когда не умела врать, Помнишь, когда я приносил булочки с корицей, ты говорила, что они тебе очень нравятся, хотя терпеть их не могла. Куксилась, но ела, полагая, что тем самым делаешь мне приятно.

— Тогда зачем приносил? Ты же знаешь, что я терпеть не могла корицу. — Клеменция присела на край кровати.

— Во-первых, я хотел позлить тебя, — слабая улыбка промелькнула на обветренных губах, — Во-вторых, мне было интересно узнать, когда ты не выдержишь и скажешь мне какую-нибудь гадость. — Наконец, они мне просто нравились.

— Что? Мои недовольные гримасы?

— Нет, булочки.

— Ох уж эти фиолетовые, — Матриарх поправила несуществующие складки на белоснежном одеяле. — И зачем было мучить ребенка? Ты же был намного старше.

— Меня как раз начали сильно интересовать девочки.

Матриарх нежно потрепала императора по щеке. — Интересно, а Норберу ты тоже носил булочки?

— Приносил, — император хотел кивнуть, но лишь едва заметно дернул головой, — но мой кузен сразу отказался их есть. А потом так на меня посмотрел, что я больше не рисковал ему что-либо предлагать. — Он прикрыл глаза. — Я уже тогда до жути его боялся. Пятнадцатилетний подросток, робел перед шестилетним ребенком. Кому скажи.

— Младших Владык боятся все, даже императоры Торнии.

— Он не был еще Владыкой, а я еще не стал императором.

— Это ни чего не меняло, — Матриарх укоризненно покачала головой. — Давай поговорим о чем-то другом?

— Не думаю, что у нас еще будет возможность вспомнить прошлое, — император страдальчески поморщился. — Я оплошал Клема. Даже нет, это был фатальный просчет, недопустимый для потомка Старшего. Я рвал бы на себе волосы, если бы у меня были силы.

— Там-то уже и рвать особо нечего, — Матриарх улыбнувшись, взглянула на заметно поредевшую макушку кузена.

Император укоризненно посмотрел на Клеменцию. — Время для шуток закончилось. Всё плохо милая. И, думаю, дальше будет только хуже.

— Не преувеличивай. Ты лучше поешь. Горячий бульон для тебя сейчас самое то, — Матриарх уже привстала, чтобы позвать прислугу, однако сухие пальцы успели ухватить ее за платье.

— Я же сказал, не хочу, — в глазах императора зазвучали отблески привычной властности. — Сядь и послушай.

Какое-то время он молчал, собираясь с силами, потом перевел взгляд на Клеменцию, — Ты знаешь, что обретения красного Дара не было со времен смерти Норбера и Эверарда?

— Ты преувеличиваешь. Все эти ритуалы проходят через зеленых, а они мне говорят другое. — Матриарх легко сжала вялую ладонь императора. — Конечно, количество красных уменьшилось. А ты чего ожидал? Младшие Владыки были источниками Дара. Неужели ты всерьез надеялся, — Клеменция прищурилась, — что Берт может их заменить.

Император закрыл глаза. — Ты не понимаешь, — его голос звучал слабо и тоскливо. — Просто я очень сильно ошибся.

— Получается, что ошибся, — эхом отозвалась его кузина. Но дорогой, — она ласково погладила его плечо, — промахи бывают у всех. Даже Голдуены от них не застрахованы.

Император попытался перевернуться, но лишь застонал, бессильно застыв на кровати. — Умирать тяжело, — Рейн говорил глухо, уткнувшись лицом в подушку, — слава Триединым, что мне хоть не больно.

— Дай я помогу. — Клеменция засуетилась. — Обойдусь без помощи слуг. Ты сейчас весишь меньше Джиты.

Перевернувшись на спину, император долго молчал, глядя в высокий, побеленный потолок спальни. Он пожевал губами, будто раздумывая о чем-то, затем тихо спросил, — Как Рута?

— Замечательно, — тут же отозвалась Клеменция. — Просила передать, — Матриарх страртельно попыталась скопировать детский голосок, — дедюське-импелятолу привет. — Она неожиданно покраснела.

Император закрыл глаза, — Это хорошо, что Рута с Иммой будут подругами. Предстоят трудные времена.

— Я уверена всё будет хорошо, — Мариарх начала привычно утешать кузена, — Всё наладится и…

— Ты знаешь, сколько за последний год прошло через Обретение? — император не слушал набившие оскомину увещевания.

— Кажется, около сорока.

— А ты помнишь, сколько их было в год смерти Матрэлов?

— Как обычно, три-четыре десятка?

— Тридцать два, если быть точным, — император бросил мрачный взгляд на кузину. — Плюс пара-тройка тех, что проходят тайный Ритуал и канцелярией не учитываются.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь? — Матриарх недоуменно уставилась на Рейна.

Император снова тяжело вздохнул. — Ты введена в заблуждение. Как, впрочем, и все мы. В позапрошлом году Ритуал Обретения прошел двадцать один человек, в прошлом — двенадцать, в этом году их пока пять и, вряд ли станет больше.

— Где ты взял эти цифры Рейн, — Клеменция напряженно засмеялась. — Мне кажется, ты просто устал. Поспи.

— Можешь не верить фактам, но неприятная правда состоит в том, что в последние три года количество неофитов постоянно уменьшается. И дальше будет только хуже.

— Прекрати нести чепуху, — Матриарх непритворно разгневалась. — Ежегодно мы зачитываем перед Палатой высоких лордов списки наших новых приверженцев. Я, ты, в этом году это делал Водилик, — она на мгновение запнулась, — Торберт вместо Младшего Владыки. Конечно, их число немного уменьшилось, но то что говоришь ты, — Клеменция озадаченно покачала головой, — это неправда.

— Все сведения о новых обладателях Дара, за редким исключением, стекается канцлеру Торнии. Так было всегда. Полагаю, Берт списки подделывает. Я почти уверен в этом, хотя и он мне об этом ни разу даже не намекнул. Хотя мог бы, — император криво усмехнулся, — все-таки одно дело делаем. Присутствующих при ритуале зеленых он, полагаю, запугал или подкупил. Не знаю, может что-то еще сделал. Одним словом, те отчеты, которые присылают тебе — это вздор. Намеренный обман.

— Не верю. Я тебе не верю. Да и зачем это ему? Он, что спятил? Или забыл кто он? — Матриарх задыхалась от возмущения, — Если это правда, я расскажу о махинациях этого наглеца на первом же заседании Императорского Совета.

— Даже не пытайся. Вместо того, чтобы брызгать здесь слюной, остынь и подумай хорошенько головой. Когда члены Палаты узнают о сокращении числа приобщенных к Дару, то они естественно тут же начнут выяснять причины этого. А они лежат на поверхности. Связать смерть Младшего Владыки и уменьшение Милости Триединых сможет даже идиот. Надеюсь, среди высоких лордов таких немного. — Длинная речь утомила императора. Он откинулся на подушку и замолчал.

— Берт боится за себя?

— Нет, конечно, он же красный. Хотя, разумеется, когда всё вскроется, беднягу разорвут на части. Но дело не в этом. Просто наш славный канцлер еще имеет и голову на плечах. И слава Триединым, весьма неплохо думающую. В случае чего, падет не только Лип. Под угрозой окажется вся империя и, — умирающий поморщился, — династия Голдуенов. Торния погрузится в хаос, а это сейчас нам нужно меньше всего, — голос Рейна IV постепенно слабел. Было заметно, что каждое слово дается ему со всё большим трудом.

— Милость Триединых нас не оставит. — Матриарх старалась говорить убедительно. — Есть еще мой внук.

— Конечно, остается уповать лишь на него. Правда, — император обиженно взглянул в сторону кузины, — ты так и не сказала, где он находится.

— И правильно сделала, так он в большей безопасности. И я благодарна, что ты не слишком активно искал его.

Император кисло улыбнулся. — Было сложно искать мальчишку и не привлекать к нему внимание. Надеюсь, что твое решение было верным. Хотя, думаю, под моей защитой…

— В этом гадюшнике ему делать не чего, — отрезала Клеменция. — А про свою защиту, лучше не упоминай. Мальчик жив и здоров, а это главное. Однако если он потомок Младшего, почему количество Обретений так уменьшилось?

Рейн Голдуен скосил глаза на Матриарха. «Какая же ты наивная? На кону стоит слишком многое, чтобы я выпустил твоего внука из вида». Он прикрыл глаза и перевел разговор на другую тему. — Могу предположить, что в нём пока еще не проснулся Владыка. Но как только он обратится к свой крови, а все красные ощутят Стену Ярости, всё встанет на свои места. По крайней мере, я надеюсь на это. Этот мальчик нужен нам всем, он нужен Торнии. Я надеюсь, что он возьмет всё лучшее, что есть и в красных, и в зеленых. Я верю в это. Хочу верть…, - Рейн говорил уже едва слышно, его речь звучала все более неразборчиво и бессвязно.

— Тебе нужно отдохнуть. Ты уже давно так долго не разговаривал, — Матриарх забеспокоилась и наклонилась к умирающему. — Поспи. Остальное расскажешь потом.

— Обязательно, — прошелестел император. — Но осталось самое главное. Скоро состоится Приход Падшего. — Он впился взглядом всё еще ярко-голубых глаз в лицо кузины. — Понимаешь, милая, что это означает?

— Матриарх недоверчиво покачала головой, — Ты же не верил Норберу. Считал, что он распускает пустые слухи.

— Да я так считал. — Император жалобно улыбнулся. — Но я ошибался. Мне тоже начали сниться эти страшные сны. Они убивают меня похлещи любой болезни. Еще поколение назад о Темных ни кто не слышал, сегодня о них говорят на каждом углу. Неужели Книга Прихода говоря о падении Защитников Веры подразумевала Братство?

— Эти часть самая таинственная. Ты же знаешь, сколько толкований существует относительно ее содержания.

Рейн IV не слушал. — Ты что-нибудь слышала про «Тайные сказания Братства Смелых». Его составил некий мэтр Рухаб еще в середине эпохи. Ты их читала?

— Кажется, да. Очень давно. Но это же ересь. Ты в нее веришь?

Император зажмурился, будто пытался почерпнуть последние остававшиеся в ослабевшем теле крупицы силы и шепотом продекларировал давно заученные строки:

Император захрипел, стремительно наливаясь синеватой бледностью, но справившись с приступом, продолжил. — Спаситель должен быть Матрэлом. Это понятно. Младший в свое время развоплотил Четвертого, и его потомок в случае повторного Прихода должен сделать то же самое. Разумеется, если у него на то хватит сил и способностей. И еще. — Тонкие пальцы дрожали. — Этот юноша должен соединить в себе все три Дара. И это дает нам шанс. В твоем внуке с рождения есть красный Дар и, скорее всего, зеленый, но нет фиолетового. Значит, у нас есть время. Может одно поколение до Прихода. Может два. Не знаю, кто станет матерью твоего правнука, но берусь предсказать, что она будет фиолетовой. — Рейн Голдуен уже не говорил, а нашептывал, и его кузине приходилось наклоняться к самым его губам, улавливая последние слова.

— Жаль, что у наших детей отношения не сложились. Надеюсь у внучек… — Император дернулся, утробно выдохнул и затих.

Матриарх еще некоторое время стояла, наклонившись и пытаясь уловить слабое дыхание, затем выпрямилась и подошла к двери. В длинном коридоре, освященном лениво оплывавшими свечами, стояли десятки людей, с жадным вниманием ловившие каждое ее слово.

— Его Величие изволил заснуть. В ближайший час его не беспокоить, — голос пожилой женщины звучал безжизненно и монотонно.

Затворив дверь, она подошла к кровати, быстро разделась и легла рядом с мертвым императором. — Тебе хорошо там Рейн? Не беспокойся, твоя Клема тебя не покинет. Она всегда будет рядом. — Клеменция Генгейм погладила желтовато-белые, будто восковые щеки. — Ты мой дорогой не все знаешь. Помнишь ту ночь, когда умерла Бинди? Твоя тихоня жена. Как ты напился? А потом остался у меня ночевать. — Она беззвучно плакала. — Ты все забыл. А может, хотел забыть. — Матриарх обхватила ладонями голову Рейна и поцеловала его в блеклые губы. — Я всегда любила тебя. Только одного тебя. Я ела эти твои проклятые булочки не потому, что была забитой и бессловесной зеленой, а потому что уже тогда любила тебя до безумия. Милая Бинди, змея Аделинда, преданная Века, а после нее бесчисленные любовницы, согревавшие тебе постель — для меня все они были одним страшным и бесконечным сном. И когда появилась возможность, пусть даже самая ничтожная заполучить тебя, ты думаешь, я этим не воспользовалась? — Матриарх опустила голову императора, которая с глухим стуком упала на подушку. — И я тебя получила. Пусть на одну ночь, но ты был моим. А потом Триединые преподнесли мне еще больший подарок. — Взгляд Клеменции уставился в одну точку, — Я узнала, что беременна. Джита твой ребенок, а бедный Эмиль, просто согласился признать его своим. Поэтому в ней так много не свойственной зеленым рассудочности и фиолетовой холодности. Так что этот мальчик и твой внук, и мой, и внук Младшего Владыки. Он плод непозволительной связи. И странно, что за прошедшую эпоху он такой лишь второй. Может ты и прав приближается Приход, ибо столько запретов Владыки никогда доселе не нарушали. Нас тянет друг к другу, как разорванные части человеческой натуры. Ты уничтожил не Норбера, — слезы безостановочно катились по морщинистым щекам, — ты, любимый мой, убил часть себя. — Матриарх замолчала. Затем достала висевший на шее пузырек с желтоватой жидкостью. — Но ты будешь одинок недолго. Совсем скоро я окажусь рядом. Как раньше. Как всегда и навсегда. — В зеленых глазах плескалось нараставшее безумие. — Пока ты жив — как плод на дереве держусь я на тебе! Сейчас мой любимый. Сейчас. — Матриарх выдернула пробку и одним глотком выпила содержимое. — Вот и всё. Еще чуть-чуть и я буду с тобой. Потерпи родной. — Она закрыла глаза и прижалась щекой к остывавшей груди. — Я иду…

Примечания

1

Период времени в десять суток.

(обратно)

2

Годар/годара возглавляли городское ополчение поселений-фольков, которое называлось фирд.

(обратно)

3

Хольдер/хольдера — обращение к свободным гражданам фольков в Альянсе.

(обратно)

4

Сенах — уничижительно прозвище торницев, используемое элурами.

(обратно)

5

Фирдхер руководил ополчением всех фирдов. В его подчинении был два подфирдхера, как правило, возглавлявшие крупнейшие фирды Альянса. Должность фирдхера была выборная.

(обратно)

6

Великая подфриэкса — второй по значению, после верховной фриэксы титул в среди служителей Трех Сестер.

(обратно)

7

Херсир/херсира — обращение к благородным и высокопоставленным гражданам Альянса.

(обратно)

8

Фулькхер — градоначальник в фульках Альянса.

(обратно)

9

Перевертыши — люди-оборотни у аэрсов. Облик перевыртышей, зависел от родового тотема клана.

(обратно)

10

Эрулполы — наемники Братства Смелых, набираемые преимущественно из местных уроженцев и эрулов в северных командорствах. Их командиром был элурпольер. Возглавлял всех элурпольеров Великий Элурпольер. Соответсвенно, на юге туземные наемники именовались аэрсполами, а их командиры аэрспольерами. Во главе всех аэрспольеров стоял Великий Аэрспольер.

(обратно)

11

Гун — титул главы клана у аэрсов.

(обратно)

12

Данху — титул старшего сына и наследника главы клана.

(обратно)

13

Цяны — презрительное именование подданных империи.

(обратно)

14

Названия различных видов оборотней (перевертышей) у аэрсов: хэнг-сику — люди-олени.

(обратно) name="n_15">

15

Хэнгэ-хё — люди-леопарды, хэнгэ-оками — люди-волки, хэнгэ-иноси — люди-вепри, хэнгэ-кума — люди-медведи, хэнгэ-оси — люди-бизоны, хэнгэ-ямонэко — люди-рыси. Хэнгэ-шиса — люди-львы. Хэнгэ-тора — люди-тигры.

(обратно)

16

Ваньци — титул военноначальника клана.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Эпилог

*** Примечания ***