Марьинские клещи (сборник) [Геннадий Алексеевич Сазонов] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (84) »
3
Ветер, завывавший с утра, всё гудел и гудел, подхлёстывал и без того тягостное настроение у тех, кто был в окопах, траншеях, укрытиях. — Фе-ю-ить, фи-ить, — свистел свежак, будто хулиган в два пальца. Порой чудилось, что он ещё и угрожал неизвестно кому: — У-у- у- уб-ью! У-бью! Стонали телеграфные провода, готовые лопнуть от резких порывов. — Ох, ух, ой! — издавали провода тягучие звуки, раскачиваясь между столбов. От леса, вздыбленного ветром, долетал приглушённый гул от вершин деревьев, взлохмаченных порывами. В древности такой ветробой, что бушевал над фронтом, прозывали «духом», говорили: «Ветр велик найде из пустыни». Древние считали этот дух-ветер настоящим волшебником. Он мог, верили они, сотворить и доброе, и злое; мог остановить беду, принести радость, осчастливить несчастных. Почему же теперь, сумрачной осенью, дух не делал того, что позволяла ему сила волшебства? А, может, и делал? Может, и старался? Только вряд ли кто-то был способен понять язык стихии. «Одумайтесь, безумцы!» — призывал ветродуй, гудел повсюду. Он обрушивал стихийную мощь на головы преданных вермахту солдат, офицеров и генералов, будто кричал: «В полушечном свинце — человечья смерть! Вы — герои нации, известные и безвестные, остановитесь! Прекратите убивать — ещё не поздно!». В старину на Руси полушкой называли мелкую медную монету, достоинством в четверть копейки. Поговорка про «полушечный свинец» сложилась в народе потому, что ею хотели подчеркнуть — для убийства человека надо совсем-совсем немного свинца. Но включённые в «нашествие двунадесяти языков» немцы, а с ними ещё солдаты из разных стран мира, будто оглохли — не слышали зова природы. Злобно, ожесточённо, как бы доказывая кому-то неведомому своё «я», они рифлёными каблуками утаптывали собственную совесть, пускали по ветру остатки чувств, которые отличали разумного двуногого от скота. Это отличие в них всё больше и больше стиралось, граница, разделяющая свет и тьму, уже не существовала. Зверями, завидевшими добычу и приготовившимися в азарте схватить её, ползли фашисты по охваченной огнём и дымом древнерусской смоленской земле. Они хрипло сипели, орали: «Крови! Крови! Крови!». Где-то там, в далёком отсюда Берлине, в отдельных роскошных зальчиках столичных ресторанов, фюрер и его окружение поднимали бокалы за свершения собственных подчинённых, достигнутые в походе под общим названием «Drang nach Osten». В бокалах до краёв темнела густая русская кровь! Фюрер и его окружение с наслаждением её пили. Завтра, может, нальют они в свои «победные чаши» кровь сержанта Ивана Прохорова и кровь рядового Александра Миронова, выпив её, закусят, смакуя, ароматной сосиской. Может, и не нальют! Как Бог ссудит!4
Над нашей траншеей, наверху, всё ещё шумел, бесновался ветер. Сержант Иван Прохоров, костлявый, плечистый, со скуластым лицом, выражавшим усталость; рядом с ним рядовой Саша Миронов, всегда чем-то слегка возбужденный, — оба, приспев на полусогнутых ногах, устроились в полукруглом расширении траншеи. Они раздобыли у ротного кашевара крепкий чай, попахивающий дымком, сидели, блаженствовали, отпивали по глотку, перемешивали во рту горячий чай с табачным дымом. Их связывала служба в пулемётном взводе. Иван был старше Александра. Будь его воля, сержант давно вернулся бы в родной дом, тоска по деревне уже изъела ему всю душу. Деревня называлась Вороново, там он родился, жил и оттуда никуда не собирался уезжать. Она взбежала на взгорье, подступали к ней широкие поля, добротные дома стояли по сторонам дороги, ведущей на Старую Руссу. В Воронове ждала Прохорова зазноба — красавица Любаша, с ней не успел- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (84) »
Последние комментарии
1 день 3 часов назад
1 день 11 часов назад
2 дней 1 час назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 6 часов назад