Унесённые ведром [Дмитрий Сергеевич Подоксёнов] (fb2) читать постранично, страница - 2

криминальную хронику. Сивцов почему-то в глубине души боялся таких передач, хоть и понимал, что это глупо и что в него ну никак не могут выстрелить из автомата прямо сквозь кинескоп, но всё равно было не по себе. Показывали про побег из городского СИЗО каких-то уголовных личностей. Всего личностей было пять и лица на показанных фотографиях такие жуткие (особенно в профиль), что Фёдор боязливо поёжился и оглянулся. В квартире личностей не было, и это его немного успокоило.

Над их квартирой тоже жил тип, которого околоподъездные бабушки иначе как «бандитом» и «головорезом» и не называли. Говорили даже, что как-нибудь он уж точно всех порешит. Возможно, потому, что тот скупил три квартиры на этаже и сделал из них одну, а возможно и на самом деле знали про него какую-то страшную тайну. Во всяком случае, пожилой, всегда хорошо одетый сосед постоянно здоровался со всей семьёй Сивцовых, не делая исключений и для Алисы, что наполняло её неслыханной гордостью. Поэтому Фёдор, в отличие от бабушек, совсем не боялся «трёхквартирного» соседа, а однажды даже, набравшись храбрости и зажмурившись, попросил у того прикурить. К удивлению Фёдора, его не стали бить, как это бывало раньше в аналогичных ситуациях, а вежливо угостили огоньком, причём от золотой (как ему показалось) зажигалки. Сивцов так возгордился, что упал с крыльца и сломал два ребра, но до сих пор вспоминал те мгновения отчаянной своей смелости со сладким щемлением в груди.

Решив разогреть суп, Фёдор пошёл на кухню, открыл холодильник и одной рукой потянул на себя кастрюлю с супом, а второй потянул вверх норовящие сползти домашние спортивные штаны. При этом он обдумывал сразу две пришедшие ему в голову мысли. «Интересно, это резинка на штанах ослабла или я похудел?» и «Что-то кастрюля больно тяжёлая, полная что ли?» Получалось, что Фёдор совершал четыре действия одновременно, причём два физических (тянул штаны и кастрюлю) и два умственных (думал о предыдущих двух действиях). Будь здесь Юлий Цезарь, он бы непременно позеленел от зависти (а может, и лопнул!). Фёдор стал тихо восхищаться собой. Именно в этот момент под кастрюлей кончилась опора и она начала движение вниз.

Сивцов, чувствуя, что одна рука на ручке летящей вниз кухонной утвари неуместна, отпустил вторую руку от штанов, но всё равно не успел. Полная до краёв кастрюля смачно ухнула его по ноге и, кувыркаясь, покатилась по полу, разбрасывая в стороны капусту, картошку и куски мяса. В то время как Фёдор прыгал на одной ноге, баюкая в руках другую, ушибленную, радостно заоравший Налим бросился к разбросанному по кухне мясу.

Недолгое мародёрское счастье длилось ровно четыре с половиной секунды. Хозяин совершил на своей здоровой ноге всего несколько кособоких прыжков, затем оскользнулся в разлившемся супе и начал плашмя валиться назад. При этом на его лице было написано такое мужественное спокойствие, какое бывает только у людей, привыкших много и больно падать.

«Такие лица бывают у альпинистов в кино. Ну, может, ещё у Штирлица. Когда он в этом… В кафе „Элефант“…», — успел погордиться Сивцов перед падением.

Налима редко наказывали. Даже когда он воровал со стола, чаще всего его ждал лёгкий шлепок, которого он при своём весе почти и не ощущал. И если люди иногда воруют вагонами, то зарвавшийся Налим воровал, бывало, целыми пирогами. Тем страшнее показалось ему наказание, которое постигло его из-за маленького кусочка варёного мяса. На этот раз хозяин ударил его всей спиной.

Обычно наглый, Налим после удара только глухо мявкнул, будто из него разом вышибли весь воздух, отлетел в угол и там секунду прибалдело глядел перед собой. Но в этот самый миг в сантиметре от него с грохотом обрушился сорвавшийся со стены посудный шкаф. Видимо подумав, что терпение хозяев кончилось и сегодня его собираются убить, кот отчаянно заорал, серой молнией метнулся через лежащего Фёдора в комнату, попутно расцарапав тому живот, сшиб лбом тяжеленную напольную вазу и с нечеловеческой хитростью юркнул в кладовку. Ваза грациозно завалилась на бок и с резким звуком раскололась на несколько неравных кусков.

Сивцов лежал на спине в луже холодного жирного супа и героически смотрел в потолок. Всё-таки на чистый, белый потолок смотреть было неизмеримо приятней, чем на параллельную ему нижнюю поверхность. По стенам и водопроводным трубам в квартиру Сивцовых привычно заколотили соседи, но сегодня как-то вяло и неартистично. Фёдор лежал на полу, как покойник. Он даже руки сложил на груди, чтобы не испачкать их. Роль цветов и венков на теле усопшего исполняли пучки капусты и фигурно нарезанные овощи. Открытый холодильник страшновато подсвечивал всю эту фантасмагорическую картину.

«А ведь это я Амине овощерезку подарил, которой можно овощи так красиво резать, — неожиданно подумал зашибшийся Сивцов, рассматривая морковную „звёздочку“, снятую со своей груди. — Она ещё обрадовалась тогда сильно, что я хоть что-то целым до дому донёс…»

И ещё