нелюбви моей к размножению книг и ученых, допустить, что полезны бывают иногда не только главные жрецы современного идола этого (точной науки), но даже и дьячки и пономари его… Могу допустить, что и тот ученый, который изучает «образ жизни дождевых червей в России», и тот, который исследует «нервную систему таракана», – оба могут принести ближайшую, непосредственную пользу даже тому самому кавалергарду, на которого я любовался. Благодаря лягушке Гальвани и мне в Москве гальванизмом помогли раз от жестокого страдания. Правда, что
явная телесная польза от этого была только мне одному; остальные же последствия моего выздоровления сомнительны, как для меня, так и для пользы других людей… Конечно, теория
всеобщей пользы есть самая шаткая из теорий, и уж одна популярность ее в XIX веке весьма плохо ее рекомендует; ибо в XIX веке если не все, то очень многое естественное вывернуто наизнанку.
Общей благоденственной пользы нет, конечно; но
одному кавалергарду тому или его прекрасному коню, возможно при случае, благодаря изучению нервной системы низших животных, принести пользу. Какое-нибудь открытие; за открытием лечение или гигиеническая мера. Благодаря тому, что «скромный» (?) ученый потрудился над насекомым или полипом каким-нибудь, кавалергард может стать еще свежее и красивее; его конь еще крепче и великолепнее. А может быть (кто знает!), в этом кавалергарде таится будущий Скобелев или Черняев, будущий Лермонтов или будущий Афанасий Афанасьевич Фет?
Ведь и Лермонтов был лейб-гусаром, и Вы были кирасиром
[7] и, как слышно, отличным наездником. Ну, вот и целой России и гордость, и польза
своего, специального рода, но все-таки не всеобщая. Бисмарку и германцам вообще Скобелев не казался, например, полезным, и Лермонтов был полезен покойному теперь Мартынову разве только тем (духовно), что Мартынову приходилось не раз молиться и служить панихиды по рабе Божием
Михаиле. Люди без вкуса и до сих пор у нас находят, что Ваша поэзия бесполезна, ибо из нее сапог не сошьешь.
Знание «образа жизни русских дождевых червей», говорю я, точно так же, как и знакомство с нервной тканью таракана – может случайно или не случайно принести пользу не одному человеку, но, быть может, и многим,
в частности.
Я забыл уж, вредны ли они для хозяйства или полезны. Не помню. Во всяком случае, если они имеют какое-нибудь отношение к почве, а почва, конечно, прежде всего, важна для хозяйства, то само собою следует, что богатое доходное имение даст возможность для проявления всякой эстетике, и жизненной, реальной (здоровье, свежесть, конь хороший, каска золоченая, дорогая одежда, латы), и
отраженной; можно писать стихи не «о скорби».
Я признаюсь, не понимаю даже, как можно, живя постоянно в дешевых столичных меблированных комнатах, писать такие стихи, какие Вы писали, —
Снова птицы летят издалека
К берегам, расторгающим лед.
Солнце теплое ходит высоко,
И душистого ландыша ждет
[8].
Не то что нельзя, но даже и не следует, по-моему… Нейдет!
Итак, я успокоился… Я вынужден был допустить, что и дождевой червь, и таракан, и специалисты, их изучающие, могут быть даже и для эстетики при случае полезны… И для прекрасного в жизни (А. А. Фет молодой кирасир, напр<имер>), и для прекрасного в искусстве…
(Вижу: кто-то скачет
На лихом коне, —
Друг мой, друг далекий,
Хорошо! Но зачем же они, эти ученые, на заседании своем в пиджаках? Или подобно всем, и молодым женихам, и маститым юбилярам, «во фраках»?
Вспомним великого анатома Везалия и врача Амбруаза Паре в толковых статуарных рясах! Вспомним Ломоносова и Державина в расшитых цветных кафтанах, в чулках с башмаками. Вспомним Бэкона Веруламского и Шекспира в буфах, оборках и бантах!
Не мешала эта пышность им делать свое серьезное дело! Поверьте мне, и эстетика столь ценимых этих
отражений в стихах, на полотне, в бронзе и мраморе, – и она не устоит надолго,
если в самой пластической стороне жизни не будет больше идеализма.
Поверьте, это не пустяки – эта внешность; это очень важно! Эта внешность есть выражение еще неясно понятого какого-нибудь внутреннего психического закона.
Каждый новый век (в новейшей, по крайней мере, истории) вносил
новый стиль одежд и обычаев; и этот общий стиль с незначительными колебаниями в оттенках держался до нового века и до утверждения надолго
нового духа. Неужели один только XX, уже наступающий век будет исключением и черный фрак, пиджак, сюртук, цилиндр и панталоны лягут в могилу вместе с последним образованным человеком на земном шаре? Это было бы очень грустно, если бы было правдоподобным. Не будет нового внешнего
стиля в жизни – значит, не будет уже никогда
и нового духа, а останется навеки веков все тот же всепожирающий, всеравняющий, буржуазный.
Но такой застой мысли и
Последние комментарии
7 часов 26 минут назад
7 часов 28 минут назад
13 часов 20 минут назад
17 часов 24 минут назад
17 часов 59 минут назад
1 день 14 часов назад