Петля для полковника [Лариса Владимировна Захарова] (fb2) читать постранично, страница - 2

поверх голов куда-то вдаль. — Такая пустота... Ты не представляешь. Легче самому лечь туда.

Глеб неестественно заерзал:

— В таких случаях, старик, не знаешь, что и сказать. Выражаю соболезнование, так, вроде? Но мы же старые друзья, чтобы официальными кирпичами изъясняться. Может, и легче туда лечь самому... Да, говорят, нет ничего тяжелее ребенка отпевать. Наоборот-то естественней.

— Чем больше живу, тем больше убеждаюсь — смерть противоестественна в сути своей. Сначала Сонечка, Машина мама. Потом папа. И вот теперь мама...

Они помолчали.

— Чем поддержать тебя? — участливо спросил Глеб, со страхом наблюдая, как на глазах у Виктора наворачиваются слезы.

Наконец он справился с собой, перевел дыхание; ладонь, лежащая на столе, сжалась в кулак.

— Спасибо за участие. Ты сам знаешь, как ко мне тянутся люди. Да и я... Я ведь много в своей жизни делал для людей. Может быть, теперь наступил момент, когда и я могу что-то взять от них для своей души. Маму отпевали в Новодевичьем. Эраст помог.

— Все было на уровне? — деловито осведомился Глеб.

— Для нее зажгли синодальные люстры...

— Ох, Виктоша, в этом деле что синодальные, что хрустальные... Но главное — ты доволен. Эраста я найду чем отблагодарить...

— Все как надо. Но, знаешь, такая пустота... Я ведь все пятнадцать лет после отцовской смерти был при маме.

— Честно говоря, ты мог бы и лучше провести эти годы. Если бы одна твоя сестричка меньше каталась в зарубежи...

— ...А другая меньше выясняла, каковы мои намерения? Дело прошлое, я их простил. Я о другом. У мамы в доме все знают, как я жил, чем я жил... И вот правление, точнее, председатель правления, ты должен его помнить, Круглис, мы были здесь в прошлый Первомай... Он знает, что у меня экономическое образование. Сделал мне предложение — у них пустует первый этаж, и он предложил мне его под кооперативное кафе. Не скрою, он рассчитывает на мои связи. Поскольку дом кооперативный, прибыль от кооперативного кафе будет влиять и на казну ЖСК. Аренда и прочее... И представь себе, я получил разрешение во всех инстанциях. — Виктор Николаевич сделал многозначительную паузу. — Для меня, если хочешь, это способ заполнить ту зияющую душевную пропасть... Новое дело, где надо крутиться, люди рядом.

Глеб поднял брови:

— Поздравляю. Никогда не сомневался в твоей пробойной силе. Но ты понимаешь, на что идешь?

— Разумеется. И хочу пригласить тебя идти со мной вместе.

— Смотрю, ты не пьешь... — в растерянности проговорил Глеб. — Вообще-то сегодня у нас и пить нечего. Коньяк дагестанский, водочка рязанского розлива, а из сухого...

— Отвечай по существу. Я не пить сюда приехал. Мне нужен хороший, классный, высококлассный повар. Лучше тебя я никого не знаю.

— Поваров, что ли, нет? Это не проблема для кафе — завпроизводством найти.

— Я говорю, не знаю никого лучше тебя, Глеб, — в голосе Виктора Николаевича появились властные нотки. — Уж если открывать заведение, то такое, чтобы туда шли охотнее, чем в «Берлин» или в «Прагу».

— Высоко берешь... Иди, Шурик, спасибо за кофе. В следующий раз только шевелись активнее, — хмуро сказал Глеб Васильевич официанту, и тот мгновенно ретировался. Виктор Николаевич понял: на парне Глеб сорвал досаду от замешательства. И еще поднажал:

— Сколько ты тут имеешь, извини за некорректную постановку вопроса?

— Двести тридцать. В общем, мне тут хорошо и уходить отсюда я не собираюсь.

— Не собираешься? А я ухожу из редакции, хотя престижность моей конторы будет повыше вашей «былинной». Значит, двести тридцать... Ну, еще сыты твои домашние. На круг выходит рублей пятьсот. Учти, твой охламон скоро бабенку приведет, тоже на шею посадит, ему ведь еще не скоро диплом вручат... Сам отец, знаю, как это бывает. В кооперативном кафе ты будешь иметь не двести тридцать, не пятьсот, а куда больше, и главное — вполне о-фи-ци-аль-но! — Виктор Николаевич значительно поднял палец. — Официально! Понял, о чем я?

— Подумать надо... — Глеб усмехнулся. — А ты правда уходишь из редакции?

— Устал, честно говоря. Да и Мак стареет, времена... Инвалидность у меня, ты знаешь. Мамина смерть больно ударила.

— Ага, — отрешенно буркнул Глеб.

— Вот, смотри, что я вчера купил, — Виктор Николаевич наклонился к сумке и дернул молнию. — Коньяк крымский, массандровский. Гляди, головка-то сургучом залита!..

— По-моему, такого я не пробовал. — Глеб с интересом рассматривал бутылку. — Нет, не пробовал...

— А я пил очень давно. Но букет помню, и ты сейчас оценишь. Отец, царствие ему небесное, прямо-таки гонялся за крымскими коньяками.

— Помню... — задумчиво сказал Глеб. — Николай Михайлович был знаток!

II

Лида бесцельно ходила по квартире. Ленуська и Виктор еще спали. Ей не хотелось начинать утреннюю уборку, хотя по полу уже который день летали ошметки свалявшейся пыли. Уговаривала себя, что не стоит пока шуметь. Завтрак готовить тоже не хотелось, вообще не хотелось