От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Слог хороший, но действие ГГ на уровне детсада. ГГ -дурак дураком. Его квартиру ограбили, впустил явно преступников, сестру явно украли.
О преступниках явившихся под видом полиции не сообщает. Соглашается с полицией не писать заявление о пропаже сестры. Что есть запрет писать заявление ранее 3 дней? Мало ли, что кто-то не хочет работать, надо входить в их интерес? Есть прокуратура и т.д., что может заставить не желающих работать. Сестра не
подробнее ...
пришла домой и ГГ отправляется в общественную библиотеку, пялясь на баб. Если ГГ и думает, то головкой ниже пояса. Писатель с наслаждением описывает смену реакции на золотую карту аристо. Диалоги туповатые, на уровне ребёнка и аналогичным поведением. История драки в школе с кастетами и войнами не реально глупая. Обычно такие тупые деологи с полицией, когда один сознаётся в навете оканчивается реальным сроком. Когда в руки ГГ попали вымогатели с видео сестры, действия ГГ стали напоминать дешевый спектакль. Мне данный текст не понравился, сказочно глупый.
накроет? Пример был перед глазами: немцы метили в секретный завод Ильича, где делали бомбы, гранаты, снаряды и еще какое-то оружие, кажется. Самолеты отводили прожекторами, темнили, насколько могли, — вот они и сбрасывали бомбы куда попало. Одна угодила в такой дом, как наш, он рухнул и завалил бомбоубежище. Погибли все, больше ста человек…
А как мы бесились, пьянея от радости, когда в майский день сорок пятого узнали о нашей Победе! Вскоре вернулся дядя Витя Ширяев — он воевал на торпедном катере, — вернулся с медалями, в клешах, которые мели по асфальту, в тельняшке, выглядывавшей на груди под форменкой. И всегда поддатый от радости. Он был настоящим героем в наших глазах. И до того соблазнительным, что полдвора мальчишек, глядя на него, подались потом в моряки.
А девчонки… Сначала противные, вредные и надоедливые, вдруг стали заносчивыми, непонятно что о себе понимающими… Но мы разобрались вскоре — что в них почем. Влюблялись мы поголовно в нашем дворе, и обязательно в одну, ну в лучшем случае — в двух. Я на Майку Уткину с замиранием сердца поглядывал: аккуратненькая такая и попка округленькая, похожая на какого-то зверька кокетливого. Всегда его погладить хотелось.
Майка сразу после школы почти исчезла из наших дворовых сборищ. А однажды ранним июньским утром ее нашли на асфальте, под ее балконом на пятом этаже, насмерть разбившейся… Она работала в НКВД простой секретаршей, мы это знали.
И еще жуткая страница в истории нашего дома. Где-то в конце мая 1953 года, я помню, дома сидел — к экзаменам в школе готовился. Вдруг слышу необычайный гул во дворе. Выхожу на улицу, а там — сплошная толпа и три пожарные машины стоят. В среднем подъезде, а у нас три их всего, на первом этаже убили Тоню, она на Гознаке работала, ее мать, двоих маленьких ребятишек Тони трех и пяти лет и еще тетку какую-то. А потом подожгли квартиру… Вся Москва, ужасаясь, говорила об этом страшном злодействе…
Как-то у нас в редакции была встреча с министром МВД Щелоковым, и с ним приехал целый полк милицейских чинов. Я разговорился с одним, рассказал об этой истории. Ничего не добился. И по сей день осталось все тайной — кто и за что… О Тоне ничего не знали в нашем дворе, она ни с кем не общалась.
Наш двор… Каким шумным, звонким он был! В каждом соседнем доме обреталась своя команда, и невидимые границы меж домами были проложены, к которым мы относились со всем уважением. Здесь мы в первое послевоенное время тряпичным мячом играли в футбол, а зимой на катке возле памятника Ильичу, которого бабка моя называла «золотою головкой», потому что одно время он был выкрашен бронзовой краской, — так вокруг вождя и, отчего-то не замечая его, мы гоняли самодельными клюшками из толстой проволоки маленький резиновый мячик. Праздник случился, когда, набрав копеек, мы сложились и купили в универмаге резиновый мячик побольше. Какое наслаждение было гонять его вместо тряпичного. После удара он со звоном летел и, ударяясь о стену дома, словно взрывался! Да, окон этим орудием спорта повышибли немало мы…
Тихо теперь во дворе. Если кого и увидишь, то одних только старух. Куда старики подевались-то?.. Сумрачно и горько в нашем дворе. Никто не вспомнит о нас. Разве только эти старухи. Кого-то узнал я. И кажется, кто-то из них вспомнил меня…
Последние комментарии
9 часов 32 минут назад
10 часов 26 минут назад
10 часов 29 минут назад
21 часов 21 минут назад
21 часов 23 минут назад
1 день 10 часов назад