Повести об удачах великих неудачников [Николай Николаевич Шпанов] (fb2) читать постранично, страница - 2

работу.

С ужасом думал Дени о предстоящей ему медицинской карьере. Он все настойчивее искал способов избавиться от нее, чтобы посвятить себя любимой физике. Но каждый раз, когда казалось, что выход найден, вспоминались слова отца, сказанные в напутствие перед отъездом Дени в Анжер.

Вот что говорил старый интендант:

— В свое время науки не доставили мне особенных хлопот, но вам придется поломать над ними голову. Настают новые времена. В Париже у меня не осталось влиятельных друзей, которым я мог бы вас поручить. Боюсь, что рекомендаций оставшихся знакомых недостаточно для того, чтобы проникнуть ко двору. Я не могу вам передать ни титула, ни наследственной военной славы. Советовал бы вам заняться науками. Они входят в моду. Короли любят делать вид, что покровительствуют наукам. А так как ни монархи, ни их приближенные ни аза не смыслят в том, что делают господа ученые, то им всегда можно всучить рукопись, которая ни гроша не стоит, но будет оплачена чистым золотом. Однако и здесь нужно сделать поправку: короли лишь тогда имеют возможность покровительствовать наукам, когда у них есть деньги, а это бывает не так уж часто. Поэтому из наук я предпочел бы наиболее верную — врачевание. Не потому, что человечество нуждается в услугах медика, — о нет! Но из всех ученых только врачи и астрологи могут достичь королевской спальни. А где, если не там, решаются судьбы Франции? Научившись владеть клизмой, вы станете нужным человеком, разбогатеете и, стало быть, сможете даже влиять на судьбы Франции! Разве не зависит судьба государства от состояния королевского желудка?

Теперь, уезжая из университета с лекарским дипломом в кармане, Дени вспомнил это отеческое наставление.

Из Блуа приехала большая отцовская карета, чтобы отвезти Дени домой. Когда захлопнулась ее дверца и со стуком поднялась подножка, Дени показалось, что за ним навсегда закрылась дверь в свободную жизнь. Неуклюжий экипаж, громыхая окованными колесами, покатил по улицам Анжера. Дени с жадностью смотрел в последний раз на дома и мрачные стены старинного собора.

Скоро стали видны только восемнадцать башен старинного замка, орлиным гнездом нависшего над острыми черепичными крышами города. Этот замок на вершине холма господствует над Анжером. Его башни видны издалека. Черными пальцами тянутся они к голубому небу, напоминая о недалеком прошлом, когда герцоги анжуйские^[1] управляли отсюда принадлежавшей им провинцией.

Колеса зашуршали по песку. Между спицами забулькала вода. Карета переправилась через реку Отион.

Моста здесь не существовало. Весной, когда речушка разливалась, путники неделями жили в трактире, терпеливо ожидая, пока спадет вода.

Понукаемые кучером лошади вытянули тяжелый экипаж на высокий берег. Перед глазами молодого путешественника открылась широкая панорама Луары. Мощная река покойно катила свои воды, прорезающие обильным потоком всю Францию — от Лангедока до Бретани.

Дорога шла берегом Луары, еще сырым после недавнего дождя. Скоро широкие ободья колес были облеплены комьями жирной грязи. Взмыленные кони с натугой вытягивали колымагу из залитых водою выбоин.

Если бы осень уже вступила в свои права и начались обычные дожди, нечего было бы и думать добраться домой иначе, как верхом. Заботы королевского правительства не простирались так далеко, чтобы в стране строились дороги. Хорошо, если местные общины ставили кое-где шаткие мостики, чтобы сообщаться с соседними деревнями. Вообще же все сооружения на французских дорогах ограничивались дощатыми навесами у перекрестков для статуй святой девы. Грубо раскрашенные изображения божьей матери, по уверениям священников, сами заботились о безопасности путников, оберегали их от многочисленных разбойничьих шаек, хозяйничавших на дорогах.

Было уже темно, когда приехали в Тур. Как и приличествовало дворянину и сыну крупного чиновника, Дени остановился в лучшей гостинице. Но это не спасло его от мучений: блохи и жадные, изголодавшиеся клопы несметными полчищами набросились на постояльца. Дени не смог сомкнуть глаз и утром пустился в путь, предвкушая возможность выспаться хоть в карете.

Он сладко спал, забыв и все заботы, и предстоящее свидание с отцом, и проспал бы весь день, если бы его не начало особенно крепко потряхивать. Карета свернула с главной дороги и, съехав на узкий проселок, стала нырять по ухабам.

Дени открыл глаза и узнал родные места.

Дорога вилась по склонам пологих холмов, покрытых виноградниками. Вскоре карета загромыхала по высоким аркадам^[2] длинного каменного моста. Этот старинный мост достался городу Блуа в наследство от далеких времен римского владычества. Но вот стук копыт прекратился, и экипаж покатил по немощеным пыльным уличкам Блуа. По сторонам замелькали знакомые лавчонки и мастерские ремесленников. Над их дверьми красовались ярко расписанные доски. Иным служили вывеской огромные башмаки,