Савелий Мительман [Татьяна Суденко] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Савелий МИТЕЛЬМАН. Каталог
Сайт посвящен творчеству художника Савелия Яковлевича Мительмана (03.01.1940 – 21.12.2004). В подготовке принимали участие друзья художника – Татьяна Суденко, Григорий Климовицкий, Вера Собко, Дмитрий Кондаков, Сергей Сульянов, Валентин Пудовкин, Валерий Валюс. В обзорных статьях даны биографические сведения и анализ творчества художника. Иллюстрации, представленные здесь, далеко не в полной мере отражают творческое наследие С.Я.Мительмана. Кроме того, вниманию читателей предлагаются статьи художника о Владимире Маяковском и об андеграунде и нонконформизме. Контактные данные: E-mail: smitelman@yandex.ru Телефон: 89153843655 Ссылка на видео с выставки в Москве в 2009 году: http://www.newstube.ru/media/mitel%27man-xudozhnik-odinochka
Краткая творческая биография
Савелий Мительман родился 3 января 1940 г. в городе Люберцы. В 1966 г.окончил факультет прикладного искусства Московского Текстильного института. Самостоятельным творчеством стал заниматься с начала семидесятых годов. Принимал участие в квартирных выставках нонконформистов, выставках 1974 г. в парке Измайлово и в Беляево (так называемая бульдозерная выставка). В 1979 г. вступил в Объединенный комитет художников-графиков, впоследствии преобразованный в Международную Федерацию художников ЮНЕСКО и с тех пор регулярно участвовал в художественной жизни этой организации. По своему умонастроению был близок к московскому андеграунду, хотя ни в какие творческие группировки не входил. Первый показ работ (слайд-фильм) состоялся в 1985 г. в Доме творчества ВТО в Щелыкове. В 1986 г. с большим успехом прошла первая персональная выставка на Малой Грузинской, 28. В последующие годы провел более тридцати персональных выставок, участвовал в международных салонах в Москве и Барселоне, на аукционах картин в Гданьске, Лондоне и Нью-Йорке. По приглашению западной художественной фирмы совершил поездку в Голландию. В своей живописи не придерживался какой-либо заданной эстетической программы, хотя каждая работа имеет свою концепцию. Впрочем имеется цикл непрограммных работ- импровизаций. Проблема стиля не являлась главной в творчестве художника. Из наиболее крупных показов: выставки Международной федерации в Манеже, Объединения “Экология” и “Памяти жертв сталинизма” в ЦДХ на Крымском Валу, II Международное биенале – выставка “Эрос”, “Золотая кисть” – 1997, 1998, 1999 г.г. Манеж, ЦДХ . Персональные выставки: 1990 г. январь – выставочный зал в Кунцево, 1990 г. – выставка в г.Гданьске “Упадок идеи”, 1992 г. – галерея “Интер-Марс”, 1994 г. сентябрь-октябрь - Юнион-Галерея, 1995 г. март-апрель – галерея Остоженка, 1995 г. август – ЦДХ, 1998 г. июль-август – ЦДХ, 2000 г. январь – галерея Раменки 2000 г. март – выставочный зал на Таганке, 2001 г. сентябрь – ЦДХ, 2001 г. – выставка в Барселоне. 2009 г. Выставочный зал "Творчество". Москва. Работы художника находятся в галереях и частных собраниях около 30 стран мира, а также в Государственном центральном музее современной истории России (6 работ), в музее Маяковского в Москве, в музее г. Александрова.
Фотографии художника
Савелий Мительман в детстве. Савелий Мительман в армии. В кругу семьи (в центре отец Яков Маркович, сестра Евгения и Савелий)Савелий со старшей сестрой Евгенией. На занятиях гимнастикой. В спортзале института. В Италии. На выставке в ЦДХ.
Статьи
Григорий Климовицкий искусствовед Искусство при свете совести
Шпильхаузен, 1992, холст, масло, 115х82 см.Вера Собко член Союза журналистов "Попробуйте меня от века оторвать"
Встреча с медведем. Савелий Яковлевич Мительман родился 3 января 1940 года в городе Люберцы, совсем недалеко от Москвы. Через полтора года в стране начнется война и все ее тяготы и бедствия придутся на самые нежные детские годы художника. Ему будет всего четыре года, когда он останется без матери. Можно только предполагать, с какой остротой воспринимала детская душа выпавшие на ее долю потери и с какой трепетной надеждой ждала окончания войны. Сохранилась послевоенная фотография, где шестилетний Савелий и его старшая сестра сидят в окружении родственников, одетых во фронтовую форму. У взрослых спокойные, сосредоточенные и чуть-чуть усталые лица. Глаза мальчика блестят, с трудом сдерживая ликование и гордость: вот они победители, вот настоящие мужчины, уничтожившие фашизм! Несмотря на разорение страны, нужду, получение продуктов по карточкам, сознание величайшей Победы наполняло детские сердца невероятной гордостью. Возвышало над житейскими мелочами и будничностью существования. Но постепенно что-то менялось вокруг: лица взрослых стали замкнутыми и хмурыми, все реже звучал смех и обрывались разговоры, когда ребенок неожиданно входил в комнату. Казалось, будто воздух вокруг наполнялся тревогой и страхом. И в школе исподволь сгущалась атмосфера отчуждения и неприязни. Слышались перешептывания за спиной. Страна тайно жила возвратом к довоенным репрессиям, поиском все новых врагов народа. И неважно, где их искать. Лучше среди чуждых прослоек: писатели, композиторы, врачи, евреи, космополиты. Народ-победитель не должен забываться. Час победителей прошел, они больше не нужны. Победитель в стране один. Тягостное, непонятное время до марта 1953 года. Ставящее массу вопросов, на которые тебе никто не ответит. Находить ответ ты должен самостоятельно, в одиночестве. И пока ты взрослеешь, пока формируется твоя личность - тебя не отделить от времени. Такое время рождает либо приспособленцев, либо философов. Уже в школьные годы Савелий стал выстраивать свой собственный мир, свою сферу чувств. Ему очень хотелось вырваться из замкнутого, обыденного существования. Открытием для него стал Пушкинский музей изобразительного искусства. Он ездил туда из Люберец и рисовал карандашом античные головы и торсы. А однажды взял и слепил из пластилина маленькую копию «Моисея» Микельанджело. Был очень доволен собой. Поставил на телевизор, но никто из взрослых даже не обратил на нее внимания. Это невнимание надолго осталось в его памяти. В музее все было по-другому. Там царил мир гордых, сильных и красивых людей. Древние герои восхищали мужеством и независимостью. Он захотел быть похожим на них, а не на испуганных, задавленных жизнью современников. Савелий, по его собственному выражению, стал «пропадать в спортзалах, чтобы наполниться античной мощью». Занимался гимнастикой, легкой атлетикой. Уверенно делал упражнения на брусьях и кольцах. Уже став художником, на одном из коллажей он изобразил себя в позе знаменитого Рэмбо – Сильвестра Сталлоне. И действительно, между ними много внешнего сходства: тот же рост, пропорции, так же хорошо развита мускулатура. В начале шестидесятых годов Савелий Миттельман поступил в Московский Текстильный институт на факультет прикладного искусства. Многие навыки живописной техники он освоил именно здесь. Текстильный институт всегда славился квалифицированными педагогами по рисунку, живописи и композиции. Диплом Савелий делал по моделированию обуви. У него на всю жизнь остался вкус к хорошей, изящной обуви из мягкой кожи. До института успел прослужить два года в сухопутных войсках и один год во флоте. Особым послушанием не отличался, но от армии не "косил". После института Мительман получил направление в Дом Моды к Вячеславу Зайцеву. Казалось бы, чего уж лучше? Но творческая натура никогда не успокаивается. Ей всегда чего-то не хватает. В шестидесятые годы Савелий увлекается чеканкой. Это было время, когда после долгих лет нужды и аскезы российская интеллигенция приобщалась к нормальной жизни. В моду вошли горные лыжи, альпинизм, байдарки, турпоходы и, соответсвенно, путешествия на Кавказ, Алтай, в Среднюю Азию, Прибалтику. Для многих Прибалтика стала маленькой Европой. Туда ездили посмотреть готическую архитектуру, послушать орган в Домском Соборе или в соборе Нигулисте, посидеть в "Мюндебаре", почувствовать себя свободными, раскрепощенными, цивильными. Савелий полюбил Таллинн, часто туда ездил. Тем более что эстонское прикладное искусство – кожа, ткани, металл – вызывало чисто профессиональный интерес. В те же годы москвичи познакомились с работами армянских и грузинских чеканщиков. Это было необычно, эффектно и очень мужественно. Металл - мужской материал, и это как нельзя более соответствовало натуре Савелия. В конце 60-х он много работает с металлом, занимается чеканкой по латуни. У него прекрасное чувство формы. И не стань он художником, из него получился бы замечательный скульптор. Какое-то время он даже серьезно мечтал о занятии скульптурой. Однако, создав несколько работ в технике чеканки, Савелий почувствовал, что в них нет чего-то самого главного. Есть объем, форма, но нет необходимой яркости образа. Нет цвета. "Автопортрет" 1969 года, выполненный чеканкой по латуни, дает полное представление о мастерстве художника и о том, как он себя воспринимал. Гордый, почти римский профиль, твердый взгляд, уверенная посадка головы. О самоощущении художника говорит также одна из первых живописных работ "За стеклом". Он изобразил себя сидящим под стеклянным колпаком, отгороженным от внешнего мира. У него внутри светло, там книги, кисти для работы, а вокруг бушует некая непонятная чертовщина - корчатся уродливые монстры, извиваются чудовища, валяются сброшенные на землю "розовые очки". Для самого Савелия розовые очки давно были сброшены. Привычка размышлять стала его второй натурой. В 1971 году он пишет картину "Пастырь". Не понять смысл аллегории, не узнать в чабане "кремлевского горца" просто невозможно. В картине все предельно ясно, какие-либо разночтения исключаются: под однообразные звуки заезженной шарманки пастырь ведет послушное стадо овец в пропасть. Чтобы так откровенно высказаться в эпоху утвердившего политического застоя, требовалась невероятная смелость. А Савелий Мительман такой безоглядной смелостью обладал. Это было время, когда подымала голову ностальгия по диктатуре, ходили разговоры о реабилитации Сталина. Когда был сослан в Норинскую Бродский, происходил процесс над Даниэлем и Синявским, был разгромлен журнал «Новый мир» и снят Твардовский. Когда готовили высылку из страны Солженицына, Ростроповича, Довлатова. На кухнях московская интеллигенция делились услышанными друг от друга новостями, пытаясь сквозь глушилки разобрать подробности по Голосу Америки или БиБиСи.Татьяна Суденко художник-график Воспоминания о друге
Икар, 1992, холст, масло, 85х60 см. В моей памяти представление о Савелии Мительмане до сих пор не утратило своей свежести. Мысленно я невольно обращаюсь к нему как к живому человеку. Помню, как впервые он появился в нашей редакции, где я работала. Это было в 1975 году. Ему предложили оформить какую-то небольшую книгу. Когда я его увидела, меня поразил этот живой, энергичный, со вкусом одетый человек. Он сильно отличался от корпевших за столами работников редакции. Длинное замшевое пальто и замшевые брюки, небрежно наброшенный яркий шарф, развевавшийся при ходьбе, аккуратная рыжая бородка создавали образ благополучного бонвивана, которому все легко в жизни дается. Статная, хорошо вылепленная фигура гимнаста, а также твердый, плотно сжатый рот свидетельствовали о воле и целеустремленности. И лишь наивный взгляд голубых, по-детски чистых глаз, опушенных загнутыми длинными ресницами, контрастировал с модным, современным обликом. Он стал довольно часто появляться в нашей редакции. Его приветливость, внимание и врожденный артистизм располагали к нему людей. Мне он представился как Саша, и с тех пор я его так и называла. Узнав его получше, я поняла, что это незаурядная личность. Не только глаза, но и душа у него была чистая и наивная. Он был открыт людям, был очень доверчив и всегда болезненно реагировал на любую несправедливость. Неважно, касалось ли это его самого или кого-то другого. На мой взгляд, именно это неравнодушие к людям и к судьбе страны определило все его творчество, не только живописное, но и литературное. Помимо душевных качеств, природа щедро одарила Савелия всевозможными талантами. Он мог работать в разных областях. Мог быть журналистом, скульптором, декоратором, имел задатки актера, режиссера. Как всякий художник, Савелий превыше всего ценил свободу. Он не любил ходить на службу, не любил подчиняться, поэтому не задерживался подолгу ни на одной работе. Для того чтобы подработать, он оформлял в издательствах обложки книг. В этом смысле он ничуть не уступал профессиональным полиграфистам. К тому же он все это делал за короткий срок. Я не знаю ни одного другого художника, который мог бы так быстро справляться с любым заданием. В работе он всегда искал неожиданный, нестандартный ход. Его постоянно переполняла творческая энергия, и, казалось, что эта энергия неисчерпаема. Он и сам говорил, что ощущает себя бессмертным, и эта уверенность передавалась окружающим. Особое уважение у меня вызывает то, что как художник и как личность Савелий сформировался самостоятельно. Это пример человека, который сделал себя сам. Он мне много рассказывал о своем детстве. В детстве Савелий жил в Люберцах. Несмотря на то, что послевоенное детство было тяжелым и безрадостным, у него всегда была тяга к красоте. Свое призвание он почувствовал еще мальчишкой, когда в одной из передач увидел по телевизору скульптуру Давида Микельанджело. Он был потрясен, и я думаю, это определило его жизнь. Однажды он мне сказал,что еще в юные годы почувствовал, что на нем лежит какая-то миссия, что он должен прожить не рядовую жизнь, а обязательно что-то сделать. Никто из родных ему не помогал, не направлял, ни в какой художественной школе он не учился. Его занятия — это Пушкинский музей, куда он приходил и рисовал то, что ему нравилось. Когда в детстве он слепил из пластилина небольшую копию «Моисея» Микельанджело и поставил ее на телевизор, никто даже не обратил внимания. Вскоре эта фигурка просто куда-то задевалась. Отец и позже никогда не понимал и не одобрял его творчества. Ему не нравилось, что сын берется поднимать такие острые темы. Считал это опасным. Из всей семьи в зрелые годы у Савелия были теплые отношения лишь со старшей сестрой. Она интересовалась его творчеством, приходила на выставки, как могла морально его поддерживала. После школы Савелий пытался поступить в Строгановку но помешало отсутствие необходимой профессиональной подготовки по композиции и рисунку. Его взяли в армию. Поскольку он не мог выносить никакого диктата, то у него постоянно были конфликты с армейским начальством, и он часто оказывался на гауптвахте. Можно сказать, сознательно напрашивался на добровольные отсидки. На гауптвахте читал, занимался самообразованием. Прослужил три года в армии, а когда вернулся, за лето подготовил необходимые работы и поступил в Текстильный институт. Студенческое время было для Савелия самым ярким в жизни. После армии и Люберец он попал в молодежную, творческую среду, в круг своих единомышленников, которых у него никогда раньше не было. Позже Савелий с некоторой ностальгией вспоминал в стихах студенческое время, когда «наслаждались свободой, влюблялись шутя, и с усердьем натурщиц затем рисовали, и блаженно трепались ...». Поскольку в институт он пришел уже сформировавшимся человеком, а не сразу после школьной скамьи, то он более осознанно воспринимал все то, чему в институте учили. В Текстильном были очень хорошие преподаватели по живописи, которые позволили ему восполнить то, что усваивают длительным обучением в художественных школах. Помимо того, что Савелий был талантлив от природы, он многое добирал самообразованием. Он относился к редкому типу прекрасно образованных, думающих и, главное, умеющих точно формулировать свои мысли художников. У него всегда была очень живая, умная и красивая речь. Он хорошо разбирался в философии, знал мифологию, историю, музыку, театр, кино. Не говоря уже о серьезном знании художественной литературы. С ним было интересно общаться, и он сам притягивал интересных людей. Когда Савелий жил в коммунальной квартире на Кропоткинской, у него в доме всегда собирался народ. Он был очень гостеприимным хозяином и к нему любили заходить на огонек. В те времена люди более тесно общались, наверное, к этому их побуждал информационный и интеллектуальный голод. Собирались поэты, художники, актеры, композиторы, писатели — самая разнообразная публика. Были споры, дискуссии, застолья. И, несмотря на такую свободную, богемную жизнь, как могло показаться со стороны, у Савелия была жесткая дисциплина — он ежедневно занимался живописью. Это правило никогда не нарушалось. Днем у него были рабочие часы, а вечером — пожалуйста, приходите общаться. Савелию была присуща еще одна довольно редкая в наш прагматичный век черта. Он по натуре был эстет. Органически не выносил чего-то некрасивого. Я помню, как он говорил, что англичане были тысячу раз правы, когда считали, что самый большой недостаток в человеке — это отсутствие вкуса. При этом они имели в виду нечто большее, а именно, аспекты личности: чувство гармонии, чувство цвета, аллергию к пошлости, врожденное достоинство и чувство такта. Поскольку Савелий учился в Текстильном институте, а позже работал в Доме Моды Зайцева, то он понимал толк в одежде. В институте делал диплом по моделированию обуви и всю жизнь был неравнодушен к дорогой, красивой обуви. Правда, потом с возрастом стал относиться к внешнему виду проще. Я думаю, что и свою фигуру он создал из стремления к красоте. По подобию греческих атлетов, которых еще в детстве он видел в Пушкинском музее. Кроме того, он хотел быть сильным, независимым, непохожим на задавленных жизнью обывателей, которых видел вокруг. Он с юности занимался гимнастикой, делал упражнения на кольцах и брусьях. Вообще был очень спортивным, быстрым в движениях, делал все молниеносно. Жизнь в нем буквально бурлила. И даже когда ему было за шестьдесят, сзади казалось, что идет юноша — пружинящая, легкая походка, не шел, а летал. Он выглядел молодо не только за счет того, что был спортивным, но и потому, что занимался творчеством. Когда человек так глубоко уходит в творчество, это молодит. Савелий долго искал себя. После института занимался чеканкой. Когда я с ним познакомилась, он чеканкой уже не занимался, он искал себя в живописи. Вначале это были лирические произведения, он упивался колоритом, цветом, и как всякий художник, нащупывал свой стиль в живописи. Потом, по мере созревания, вышел на свою тему. Недостатка в идеях у него никогда не было. В одной из ранних картин «Зимнее утро» он изобразил это в живописных образах. Накопив достаточный запас работ, Савелий поступил в Горком художников графиков и в 1986 году у него состоялась первая выставка на Малой Грузинской. На этой выставке было очень много народа. В то время, чтобы посмотреть выставку на Малой Грузинской, зачастую собиралась очередь. Выставлялись художники различных творческих групп — «десятки», «двадцатки». Савелий никогда ни в какие группировки не входил принципиально. Он, по натуре волк-одиночка, всегда был вне стаи. Предпочитал работать самостоятельно. В своих картинах Савелий отображал время, в которое он живет. В этом смысле он воспринимал жизнь как журналист. Если его увлекала какая-нибудь идея, он ее долго вынашивал, прикидывал в уме различные композиции, потом молниеносно за день, за два писал картину. Для художника это очень быстро. Он не придавал значения мелочам, тому, как прописана та или иная деталь. Важно было перенести идею на холст. То, что его волновало в данный момент, то он и выплескивал на картину. Савелий был замечательный колорист, у него богатый живописный язык от открытого цвета до нежнейших переливов, наполненных горячими и холодными рефлексами. Это хорошо видно в его пейзажах. Он мог писать красивые интерьерные вещи. Но это был не его путь, он поставил перед собой другую задачу. Искусство стало исчерпывающим содержанием его жизни. Благодаря ему он достиг своей главной, сокровенной цели — подчинить свое существование чему-то высшему, стоящему над обыденностью мира, в котором он жил. Он считал, что если заведет семью, то ему придется разбрасываться, обеспечивая жену и детей, и он не сможет все силы отдавать искусству. Он вел довольно аскетический образ жизни, многого себе не позволял, а все силы и средства вкладывал в живопись. Это и покупка холстов, красок, подрамников, организация выставок, творческие поездки и многое другое. Все это недешево. При всем аскетизме он был очень щедрым, благодарным человеком. Если кому-то искренне нравилась его работа, он снимал ее со стены и дарил. Он обижался на меня за то, что я не никогда не просила подарить мне что-нибудь из его работ. Но мне было жаль разрушать целостную коллекцию его картин. Коммерческая сторона искусства Савелия мало заботила. Он понимал, что эти картины непродаваемы, что никто не будет покупать такие серьезные работы. Но, с другой стороны, был убежден, что его работы нужны. Когда начались гласность и перестройка, у него пошли одна за другой выставки в ЦДХ и во многих других залах. И, судя по отзывам зрителей — думающих зрителей, такие работы были интересны. Ну, а были и такие посетители, которые проходили мимо. Им нужны были пейзажи, натюрморты, что-нибудь радующее глаз, и не более того. Савелий писал для думающих людей. Сонет Микельанджело, 1997, холст, масло, 60х43 см. Обаяние Савелия, как мне думается, лежит в цельности его сложной личности. Его человеческая сущность не отделима от творческой, и его образ жизни полностью обусловлен методом работы. Себя он подчинил искусству, а искусство преобразовало его по своему образу и подобию. Это своего рода сообщающиеся сосуды. Савелий не был законсервированной, раз и навсегда сформированной личностью. Это был живой, творческий, пульсирующий организм. Он менялся вместе со временем. На мой взгляд, он ценен тем, что отразил миг нашей жизни. Это уже не вернется. Каждый художник пропускает увиденное через себя и выражает свой индивидуальный взгляд на те или иные события. Кто-то другой прожил тот же отрезок времени, но видел его по-другому. Потом это все вместе и создаст более полную реальность. Вначале Савелий писал вещи философского содержания, затем — в большей степени социального. Когда он поехал поработать в Италию и Испанию и оказался в другой среде — тихой, благополучной, радостной, то на него эта атмосфера подействовала совершенно иначе. Ему не захотелось выступать с протестом. Против чего там выступать? И это сразу отразилось на его творчестве. Он написал целую серию картин, сделал выставку и выпустил каталог. Его итало-испанский альбом — красочный, оптимистичный, жизнелюбивый. Хотя, когда он посмотрел музеи современного искусства в Италии и Испании, то был очень разочарован. Все, что могли, их художники создали раньше. Сейчас уже идут перепевы. Это у нас еще можно создавать что-то новое. Здесь бурные события, страсти. Здесь рай для творческого человека. В последние годы Савелий жил довольно замкнуто. Почти все, с кем он дружил, уехали из Москвы. Кто в Америку, кто в другие страны. У него был друг Михаил Мильман — виолончелист из оркестра Спивакова. Это был очень близкий ему по духу человек. Они вместе ходили на концерты, много говорили о музыке. У Савелия была очень хорошая коллекция классической музыки. Он любил Гайдна, Моцарта, Вивальди — особенно «Музыку на воде», часто ставил этот диск. Но Мильман уехал в Испанию и Савелий остался практически без друзей. Особо остро он этого не чувствовал, потому что был занят творчеством, но единомышленников искал и не находил. Он находил единомышленников в книгах. Мне он рассказывал, что в юности одной из его любимых книг была «Признания авантюриста Феликса Крулля» Томаса Манна. Я думаю, что герой ему был внутренне близок. Может быть потому, что он сам был артистичным, азартным, с авантюрной жилкой. Однажды Савелий на спор донес большой чугунный якорь, стоявший у кафе «Адриатика», до своего дома, находившегося в двух кварталах от кафе. Этот якорь не могли сдвинуть с места несколько человек. А он поспорил и сделал. Потом через некоторое время вернул якорь на место. Савелий любил героев с яркими поступками, ценил людей, которые могли чего-то достичь. Он сам был сильным, волевым и, возможно, поэтому ему нравились герои американских фильмов. У него есть серия шаржей на Керка Дугласа, Ван Дама, Тину Тернер, Мадонну. Вообще он хорошо знал и любил кино, поскольку оно насыщало его зрительными образами. Одно время мы с ним часто посещали «Иллюзион», смотрели лучшие фильмы мирового кинематографа. Но самое интересное — это было ходить с ним по выставкам. Лучшего экскурсовода и искусствоведа я не знаю. Он обстоятельно и аргументировано обсуждал произведения своих коллег. Причем в нем совершенно отсутствовала зависть. Если он видел достойные работы, то очень радовался и непременно хотел засвидетельствовать свое восхищение автору. А поскольку ни в чем не терпел фальши, то, видя слабые работы, мог выразить свое недовольство во всеуслышание. Укрощение Мамоны, 1996, холст, масло, 105х70 см. Что касается его собственного творчества, то Савелий был довольно самокритичен. Если на выставке у него ничего не покупали, он считал это провалом. Сам же он говорил, что настолько привык к неудачам, что даже не огорчался. И когда председатель горкома художников-графиков Эдуард Дробицкий отдал ему свою мастерскую на Смоленке, он был просто счастлив, очень любил ее и всегда поддерживал идеальный порядок. Со временем превратил мастерскую в настоящую галерею и назвал ее «Крейдос», соединив в одном слове несколько древнегреческих понятий. В его мастерской всегда было интересно бывать, особенно когда он показывал какую-нибудь новую вещь. Тогда показ превращался в настоящую дискуссию об искусстве: о том, почему он выбрал для работы данный сюжет, и почему для воплощения замысла он предпочитает концептуальный синтез как направление в живописи. Савелий говорил, что концептуальный синтез вбирает в себя все достижения мировой культуры, что у него нет желания подчинить себе окружающее пространство, а он хотел бы раствориться в нем. И как бы ни шокировали зрителей его полотна, все они остаются в рамках традиционной эстетики. Он считал себя одним из немногих художников, которые зафиксировали хронику нового времени. У Савелия были работы, которые нравились ему самому, но они ушли в музеи или частные коллекции. Из картин, с которыми он сам не хотел расставаться — а у каждого художника есть такие полотна,— ему наиболее дорога была «Венеция в снегу». Это не просто пейзаж, а очень красивая и глубокая работа. Перед самой смертью он эту картину подарил своему другу Сергею, который принял участие в его судьбе, нашел больницу в Обнинске, где лечат облучением. Это Савелию продлило жизнь на полгода. Савелий всегда вел активную жизнь, он настолько привык быть здоровым, что не придавал значения незначительным недугам. И заболел тяжело потому, что упустил время. Если бы он сделал операцию раньше, то все бы обошлось. Он надеялся, что его сильный организм справится с болезнью. Напряженно занимался организацией выставки, а когда хватился, было уже поздно. Последние три года у него «пошли стихи откуда-то». Даже будучи больным, выпустил книгу стихов, сам ее оформил и отдал в редакцию. Очень переживал за судьбу своих картин, не знал, что с ними будет. Я не переставала удивляться внутренней силе и благородству Савелия. Он никогда не давал понять, что тяжело болен, вел себя очень мужественно и попрежнему много работал. Даже за месяц до смерти он написал радостную картину «Новый год в Амстердаме». Ехать с окраины города, где он жил, и подниматься в мастерскую ему было очень трудно. Он делал это из последних сил, потому что, как он говорил, ни дня не может не творить. Это был творец по своей сути. Человек умирал, разрушался, а художник продолжал в нем жить. Когда он уже не мог выходить из дома, он писал стихи. Он сам называл это «поэзотерапия». Его мужество и сила воли, с которой он переносил страдания, поражают. Он всегда, даже зная, что его ждет, был в хорошем расположении духа, никогда не жаловался, старался находить хорошее даже в мелочах. Но, к сожалению, болезненное отношение к несправедливости очень угнетает человека. Много художников, актеров погибают на взлете, потому что обостренно все воспринимают. Равнодушный, серый человек долго существует в своем мирке, его мало что волнует. А талантливые люди часто уходят раньше, потому что они сгорают изнутри. За два года до смерти с Савелием произошел странный и символический случай, о котором он мне рассказал: « На моей выставке в ЦДХ уже под конец дня появилась дама во всем черном и под черной вуалью, сквозь которую я разглядел бледное лицо Кассандры. Природа художественного творчества была для нее открытой книгой. Без тени смущения говорила она о моем эгоцентризме, наложившем отпечаток на каждое полотно. Но самое главное будет потом, когда будут изучать каждый мой мазок, каждое движение души, каждый поворот мысли. Это дорогого стоит. Внезапно выключили свет в зале, дама поспешила скрыться, а я еще долго оставался в глубоком потрясении». Независимые поступки, язвительность и одиночество Савелия — это его человеческий трагический образ. Трагичность его судьбы не только в безвременной кончине, но и во всем его пути. Художник, наделенный бесценным творческим даром, развивался в обществе, где не приветствовалось инакомыслие. Искусство не было для него источником богатства и славы. Оно было для него воздухом, без которого он не мог жить. Для меня большая удача, что в течение тридцати лет я имела возможность общаться с таким человеком, как Савелий Мительман, потому что такие личности обогащают свое окружение. Обозревая его творческое наследие, оставшееся в опустевшей мастерской, понимаешь, какой вклад он внес в искусство. Ту задачу, которую он поставил перед собой, Савелий достойно выполнил. Всю жизнь он служил искусству, а не успеху. Его слова: «Дух критики, заложенный во мне от природы, каждый раз не давал мне покоя, толкая к мольберту, чтобы зафиксировать живую реакцию на то или иное явление». Я думаю, что именно эти качества позволили ему так ярко и нестандартно проявить себя в живописи. Его творчество найдет признание потомков, потому что запечатлело сложные и драматичные этапы российской жизни.Савик Митлин (Савелий Мительман) 20.03.03 Нонконформизм и андеграунд
Счищая накипь, 1995, холст, масло, 110х80 см. Во второй половине ХХ века появилось неведомое доселе в искусстве явление андеграунда. Параллельно строительству лучшего в мире метрополитена и движению диггеров с начала 50х годов, уже на новом этапе стала возникать духовная оппозиция как внутри официального искусства, так и вне его. Тоталитарное сознание, опутавшее население огромной страны, всегда было чуждо подлинному творчеству. Хорошо известно, в каких условиях жили и творили величайшие гении ХХ века Платонов, Ахматова, Мандельштам, Шостакович, Прокофьев, Тарковский, Бродский. Где-то в глубине народного сознания сохранилось устойчивое мнение, что мол русскому человеку необходимы в жизни всяческие трудности и препятствия, и если их нет, то он сам их выдумывает. Для нормальных людей такие препятствия ни к чему, жизнь и так коротка. И в высшей степени они нежелательны для людей искусства, натур тонких, сложных, самодостаточных. Все вышеперечисленные деятели культуры исполнили свою миссию на Земле не благодаря неимоверным препятствиям, выпавшим на их долю, а вопреки им. Специфика изобразительного искусства состоит в том, что художник выступает в нём как автор и исполнитель в одном лице. И в то время, как во всём мире буйствовал модернизм, советский художник превращался в ангажированного живописца, готового исполнить любой госзаказ. Работать для души было непродуктивно и опасно. Декретированная сверху догма соцреализма была обязательной для всех, кто хотел профессионально трудиться в своей области искусств. И всё же полвека назад державные скрепы империи были надорваны и свободный дух стал проникать на подмостки советской сцены. На этой сцене уже тесно было молодым поэтам, им нужны были стадионы. Грандиозные выставки западных корифеев распахнули окна во внешний мир. Под влиянием ранней «оттепели» родилась бардовская песня и идеология шестидесятников. Но уже первым признаком идеологического отката был запланированный скандал манежной выставки 30 лет МОСХА. Дальше – больше. Политические процессы над писателями, высылка Солженицына и, наконец, страна погрузилась в густой и душный брежневский маразм. Есть такое понятие – эскапизм, бегство от действительности. Можно было оставаться художником (для своего круга), игнорируя официальный творческий союз, можно было опуститься на «дно» и оставаться там свободными людьми, не вовлечёнными в очередные компании. Для молодых людей, ставших сторожами, дворниками, истопниками, это было бегством в свободу. До какой же степени должна быть отвратительной официальная изнанка жизни, чтобы таким образом проявлять свою духовную оппозицию по отношению к «времени негодяев». И это была та самая почва, на которой взошла культура андеграунда. Главным признаком этой культуры была искренность и непосредственность высказывания, а его культовой фигурой стал Виктор Цой. Для художников тоже имелись кое-какие возможности. Им не нужно было подобно писателям держать фигу в кармане. Семантический язык живописи позволял выражаться достаточно свободно. Для московского андеграунда живопись Оскара Рабина представляется мне такой же культовой, как и песни Цоя. Значительно позднее возникла эпиграмма:Савелий Мительман Мое к этому отношение
Портрет Владимира Маяковского, рисунок. Приближается столетний юбилей самого молодого и звонкого из великой плеяды русских поэтов ХХ века. Десять лет назад впервые обратил я внимание на фотографию гениального юноши, почти подростка с широко раскрытыми глазами в костюме пилигрима. Взгляд как из бездны, пронзал своей неприкаянностью, бросал вызов этому миру. Маленькие зрачки глядели тревожно, почти угрожающе: «а самое страшное видели - лицо мое, когда я абсолютно спокоен?». Я испытал своего рода визуальный шок и только потом пошли стихи, которые сразу же заслонили все, написанное другими. Прошло десять лет и ситуация в стране резко изменилась. Мы узнали много новых фактов , по новому взглянули на историю нашего государства, но мое отношение к нему не изменилось. Я по-прежнему считаю его величайшим поэтом ХХ века. Вот такая, очень непопулярная на сегодняшний день точка зрения. Историческая конъюнктура сложилась для него столь неблагоприятно, что многие, не принадлежащие к династии любящих Маяковского, хотели бы попросту пропустить эту дату. А таковая династия существует («существует и ни в зуб ногой») так же, как и сорок лет назад. И никакие политические спекуляции этому не помешают. Напрасно некоторые знатоки-лингвисты пытаются убедить нас в том, что Маяковский превратился в поэта для поэтов наподобие Анненского или Хлебникова, - не тот масштаб, не тот темперамент! Лично мне фигура Маяковского видится в ряду величайших поэтов-бунтарей мира следом за Данте, Байроном, Ницше. Такие гиганты появляются в переломные эпохи и сами собой означают коренные сдвиги в мировой истории и культуре. Если же рассматривать Маяковского в рамках своей эпохи, то он представляется мне живой эмблемой русского авангарда с его мессианскими идеями, экстремизмом, устремленностью в будущее. Хотя значение его грандиознее, ибо творчество (не поэзия в традиционном смысле, которая оказалась «пресволочной штуковиной»), включающее в себя основные направления тогдашнего модернизма: футуризм, экспрессионизм, сюрреализм – творчество это гиперболично, безмерно, запредельно. Но этого мало. Творец, создавший эпос своей эпохи, протянул свой «Бруклинский мост» и в наше время. На мой взгляд он является и первым художником-концептуалистом: «Я над всем, что сделано, ставлю НИХИЛЬ». Великое отрицание 1915 года одновременно с «Черным квадратом» Малевича. Но сегодняшнее «будущее» явно подвело великого футуриста. Сегодняшнему усредненному сознанию, вернувшемуся в лоно православной церкви, оказались чуждыми революционные идеи начала века, а проходящая в настоящее время выставка искусства того времени называется не иначе, как «Великой Утопией». Заурядным натурам в любые времена трудно было опознать великана. Они вроде и чувствуют этот напор, эту лавину, но внутренне сопротивляются этому чужеродному телу («нам чтобы поменьше, нам вроде танго бы»). Не хотят, не могут его принять. Потом пишут мемуары в форме бухгалтерского отчета о своих встречах с незадачливым современником. Обвиняют его в мифотворчестве, слепоте. Страшно горды, если им самим удалось заглянуть на 2-3 года вперед. А мне почему-то вспомнился слепой Гомер, творивший свои мифы на пороге цивилизации. Кто теперь может сказать, насколько они соответствовали действительной истории? Байрон создал свой миф о Каине, резко расходившийся с общечеловеческими представлениями. Так на то он и Байрон. Уже в наше время попытки укоротить Маяковского начались лет шесть назад серией статей на страницах многотиражки «Московский художник». Конфликт существовал всегда между творческой интеллигенцией правоконсервативного толка и комиссаром-апостолом, автором «приказов по армии искусств». Претензий было много, и все они касались в основном проблем ложно понятой гражданственности. Поэта, откликавшегося на каждое событие в стране, опять стало очень модно обвинять в близорукости, мифотворчестве, более того, в абсолютной зажмуренности. Но даже его недоброжелатели вынуждены были признать, что за столько лет звук его стихов ничуть не ослабел. Впрочем, есть и другая, экзистенциальная часть проблемы. Своей громовой лирой Маяковский заслонил весь поэтический небосклон, на некоторое время став кумиром публики. Вряд ли это могло понравиться его коллегам по перу. Вот и Владимир Корнилов сокрушается о том, что величие так часто достается «неучам», да еще лишенным нравственной основы. Я полагаю, что «точка пули в конце» разрешила проблему нравственности (разумеется, не по христианским понятиям). Поэт не захотел жить в тридцатых годах, ибо уже стал свидетелем внутренней бюрократической контрреволюции и наступающей кромешной тьмы сталинского произвола. Мятежная душа «великого еретика» не смогла перенести крушения идеалов, которым он отдал всего себя. Хотя с другой стороны трагический финал был имманентно заложен с тех самых пор, как этот ярчайший индивидуалист и эгоцентрик ницшевского толка отдал свой талант идее коллективного. Да, сейчас юбилей не ко времени, но лет через 15-20 по закону исторического маятника вновь возникнет интерес к революционной эпохе и к ее поэту. И тогда сбудется пророчество Марины Цветаевой, и поэт, ушагавший далеко за нашу современность, долго еще будет нас ждать за каким-то поворотом.Выдержки из книги отзывов
"Когда я абсолютно спокоен", 1983, холст, масло. У автора этих картин есть очень человечное и тревожное начало во всех картинах. Он будит нашу мысль, апеллирует к воображению, живущему в нас, зовет к деятельной жизни. Он – творец по большому счету и при этом скромен и душевно чист как ребенок. М.Сигалов, 29.04.86Ты, как острый наблюдатель, ощутил себя тринадцатым апостолом (недаром твой «Тринадцатый апостол» - истинный шедевр!) В.Гурьев,1986г.
Самое важное достоинство этих картин в их принципиальной новизне. Почти каждая работа – это маленькое открытие. Никто еще так не трактовал тему Маяковского или космос. Сохраняя традиционную форму, автор реализует в ней новое художественное сознание. Художник Воробьев,1986г.
Это, безусловно, Художник! Подо всем творчеством угадывается высокая культура, эрудиция и фантазия истинного художника. Свое оригинальное видение и трактовка образов и явлений. В каждой работе заложена мысль, композиции, в большинстве своем, ассоциативны. А.Конников, инженер, 1986г.
Быстро пройти по выставке трудно, нужно остановиться около каждой картины. На выставку хочется придти еще и еще раз. Кардонская, учитель школы, 86г.
Специально приехал второй раз, чтобы отснять несколько картин. 06.05.86
«Иллюзия праздника», «За униформой», «Супермен с гиперстаканом», «Подарок цензору» - очень здорово. К сожалению, такие выставки видишь не часто. Глядя на картины, хочется думать. В.Добровольский, фотограф, Ленинград, Н.Омельченко, Ленинград, 07,05,86
Впечатляет! Не стандартно! Много мысли! Экономист Родионова.
Никто еще так откровенно не говорил с любовью в живописи о Маяковском и его оригинальном таланте. 08.05.86
Выставка замечательная! Я не интересовалась живописью, но здесь я просто в восторге. Картины очень актуальные и написаны очень красиво. 12.01.90г.
Очень хорошо, что можно увидеть такую выставку! Понравился Маяковский и все, что связано с ним. 17.01.90
И живопись и графика впечатлили не только меня, но и моего семилетнего сына. Значит это истинно, значит это талантливо. Т.Прохорова, 21.01.90г. Такие картины, как «Урок истории» и «Про это» стало возможным увидеть только в период гласности и перестройки. Ужасно то, что и сейчас шагают по нашим спинам и используют женский труд на всех работах. Спасибо Вам. Е.Колпакова 28.01.90г.
Огромное Вам спасибо за Вашу любовь к кошкам. Приглашаем Вас на праздник кошек в г.Казань Светлана Николаевна
Желаю Савелию Мительману творческих успехов, удачи и счастья. Наталия Владимировна (Дурова). Детский театр кошек. 23.09.94г.(Юнион-Галерея)
Потрясающе! Сегодняшний день. Спасибо. 24.09.94г.
Тот, кто умеет хоть понять, что серьезно, а что – нет, уже по нашим временам не мало. 03.10.94г.
Выставка производит глубочайшее впечатление. Образы застревают надолго. Хочется видеть картины многократно. Они открывают глаза на происходящее. 25.03.95г.
Впечатляет глубокий смысл картин и художественная выразительность. 08.04.95г. Садовниковы (Удельная)
Большое спасибо за правду! Д.Р.К.18.08.95г.
Странная радость – человек чувствует тот же гнев, горечь, печаль, что и ты, но это – сильный человек. Картины энергичные, яркие и это вселяет надежду. Спасибо. И дай Бог сил. М. 16.08.95г.
Первый раз за время демократических реформ удалось увидеть и почувствовать на полотнах картин нашу жизнь. Спасибо большое за правду. Врач Анчукова ЦДХ, август 1995г.
Независимость взгляда и свой путь определяют ценность его искусства. 18.08.95г.ЦДХ
Это совершенно уникальное для меня посещение выставки совершенно незнакомого художника. И вдруг такой душевный контакт! Очень рад, что Провидение привело меня именно на Вашу экспозицию, да еще и подарило интересный разговор с самим автором этих работ. Благодаря этой случайности получил большой положительный заряд психологической энергии и, главное, еще раз убедился, что ИМЕННО ТАКИХ ЛЮДЕЙ еще не извели с планеты Земля! Теперь искренне Ваш поклонник В.Гордеев 20.08.95г.
Это удар. После этого мне больно. Потому что смотреть на такую правду всегда больно. Спасибо. 27.08.95г. ЦДХ
Лелеет глаз новизна, проявляющаяся в оригинальности мысли. Вера Пилипович, Академия Культуры СПб, 07-08.98г.
Здесь есть что-то, что нельзя выразить словом, и это «что-то» отражено в каждой из картин в большей или меньшей степени. Это «что-то» притянуло мой взор к картине «Уста истины». Не знаю, чем это объяснить, но она оставляет большое впечатление и запоминается. Лена из Днепропетровска, ЦДХ, 95г.
Работы красивы и разнообразны по цвету. Ты колорист от Бога, плюс хорошая школа. Твои работы хорошо сгармонированы по цвету, цельны по композиции… Цветом ты достигаешь необходимого образного состояния в картинах. Что касается духа Италии и Испании, то они схвачены верно, нестандартно. У тебя есть свой почерк и лицо в живописи. Александр Брусилов, 05.08.98 г.ЦДХ
Свежий, нестандартный взгляд художника вводит тебя в сказку Италии и Испании. Спасибо. Нина и Галина 05.08.98
Я, возможно никогда не увижу этих городов в реальности. Но эти картины позволили мне на какое-то время почувствовать их, отраженных вашим восприятием. Алиса 06.08.98г.
(Флоренция) – любимое место Бродского. Это полотно «Памяти поэта» произвело неизгладимое впечатление…Желаю, чтобы полотна, связанные с жизнью Бродского попали в экспозиции музеев и выставочных залов мира. Людмила Костина 07.08.98 ЦДХ
Профессионализм, мастерство сочетаются с мудрым проникновением в историю, смысл жизни. В.Вовк, В. Пиро….12.08.98
Ваши картины интересны, их можно разгадывать, в каждой есть какая-то тайна. 12. 08.98 г.
Замечательные итальянские мотивы. «Последний опус» - верх остроумия. Август, 1998г.
Благодарен за Ваше горящее, содержательное искусство. 17.03.2000 г.
Согласен с Вами и как с человеком, и как с художником. Картиной «Скрипач» убит наповал. Вадим 17.03.2000г.
Ваши работы будоражат, тонизируют, зовут из теплой постели, не знаю куда, но убежден – к светлдому, хорошему, может несбыточному. Алексей,19.03.2000г.
Спасибо за смелость. За смелые образы и выдержку. Удачи! Выставочный Зал на Таганке. Группа художников 29.03.2000г.
Умная выставка. Соединение жизни, истории и философии. Пусть Клио и дальше не покидает автора. Н.Зайцева
Время и эпоха в живописи – это интересно и неповторимо! А.Абрамов 09.2001г. ЦДХ
Спасибо Художнику за его замечательный труд, где есть и чувство, и мысль, есть Время, есть боль за Россию. В.Грошев 08.09.2001г. ЦДХ
Лучшая Ваша картина в данный момент – «Счищающий накипь». Александр Исаев 08.09.2001г. ЦДХ
Вы гениальный художник, видите то, что от простого обывателя уходит незамеченным. Хочется сказать всем людям, чтобы повнимательнее присмотрелись к произведениям и по достоинству оценили мастера. Я получила неизгладимое впечатление, прекрасное цветовое решение, чувственность. Е.Ф.Михайлова 08.09.2001г. ЦДХ
Очень серьезные темы ВЫ поднимаете. Спасибо! Ведь кто-то должен это сказать. А у ХУДОЖНИКА это получается кратко – ударом, сильнее слова. Геолог Кутузова 09.09.2001 г.
Уродлива наша жизнь, хорошо, что пришло время, когда это можно показать. 09.09.2001 г.ЦДХ
Много оригинального, остроумного и неожиданного смог передать художник за эти очень непростые годы нашей жизни. Живопись, и плакат, и иллюстрация – все это как бы проглядывается в его необычном творчестве… Парадоксы жизни в его творчестве отображены с мастерством. Художник-график М.Кузьмина 09.09.2001 г.
В эпоху всеобщего равнодушия встретить одинокую страдающую душу художника радостно и удивительно. Сопереживание и боль за Отечество, социально-активная позиция – основные черты художника-патриота…Нам особенно понравилась картина «Спящий дракон Этны» или, как нам кажется, «Спящий Мительман». Сережа и Наташа, благодарные зрители 11. 09.2001г. ЦДХ
Удивительные, тревожащие картины. Хорошо бы, если была постоянная экспозиция. 15.09.2001г. ЦДХ
Мастерское владение языком образов, позволяющее выбраться на космические вселенские просторы, вырвавшись из плена логики и лингвистики к постижению новейших и именно истинных смыслов. В работах присутствует одновременно и прошлое, и настоящее, и будущее – в этом динамизм и многопараметричность отображенных смыслов, ведущих по пути эволюционного развития, гармоничности и совершенства. Академик О.П.Ершова, 15.09.2001г. ЦДХ
ИЛЛЮСТРАЦИИ (в хронологическом порядке)
Масло 1969-1983
Мертвый голубь, 1969 холст, масло, 40х50 см.За стеклом, 1969, холст, масло, 50х74 см.
Зимнее утро, 1970, холст, масло, 60х75 см.
Пастырь, 1971, холст, масло, 68х54 см.
Геркулес и Омфала, 1973, оргалит, масло, 48х58 см.
Урок истории, 1977, холст, масло, 61х81 см.
Рождественский полет, 1979, холст, масло, 77х62 см.
Студентка из Африки – 1980, холст, масло, 30х40 см.
Памяти Данилова, 1980, холст, масло, 54х54 см.
Гиперстакан, 1981, холст, масло, 47х37 см.
Плоды милитаризма, 1981, холст, масло.
Беспокойство Сезанна (ремейк), 1982, холст, масло, 100х65.5 см.
Конформист, 1982, холст, масло, 89х59 см.
Тринадцатый апостол, 1983, холст, масло, 120х90 см.
1984-1989
Брутальность любви (по Маяковскому), 1984, холст, масло, 75х64 см."Вам!" (по Маяковскому), 1984, холст, масло, 90х90 см.
Трансформация Авангарда, 1984, холст, масло, 140х10 см.
Судьба женщины, 1984, холст, масло, 62х40 см.
Предупреждение, 1985, холст, масло, 70х50 см.
Рождение номенклатуры, 1986, холст, масло, 130х105 см.
Памяти Тальберга, 1986, холст, масло, 108х86 см.
Тряпичные куклы, 1987, оргалит, масло, 60х41 см.
Кунштюк, 1989, масло, холст, 55х33 см.
Сукорубы, 1989, холст, масло, 94х70 см.
Цветы для Светланы, 1989, холст, масло, 60х80 см.
Сон музыканта, 1989, холст, масло, 50х70 см.
Гласность, 1989, холст, масло.
Тяжелая ситуация, 1989, холст, масло, 50х70 см.
Ценитель (портрет урядника Туманова), 1989, холст, масло, 38х46 см.
Клио, муза истории, 1989, картон, масло, 115х70 см.
Кунштюк 1989, оргалит, масло, 69х48 см.
1990-1991
Портрет академика А.Д. Сахарова, 1990, холст, масло, 50х50 см.Бюрократические игры, 1990, холст, масло, 64х64 см.
Соболезнование, 1990, оргалит, масло, 50х50 см.
Джулия Робертс, 1990, оргалит, масло, 52х40 см.
Судьбы животных, 1990, холст, масло.
Высадка, 1990, холст, масло, 70х100 см.
По рыночной цене, 1990, холст, масло.
Звезда Маяковского, 1990, холст, масло.
Катастройка, 1990, холст, масло, 90х20 см.
Сегодня, 25 октября, 1990, холст, масло, 70х50 см.
Послесловие к Малевичу, 1990, холст, масло, 65х65 см.
Приверженные люди, 1990, холст, масло, 30х80 см.
Золотой телец, 1990, холст, масло.
Изгнание торговцев, 1991 холст, масло, 85х70см.
Реликты, 1991, холст, масло.
Маленький скрипач, 1991, холст, масло, 104х80 см.
Хроника перемен, 1991, холст, масло, 120х90 см.
А Вы прикупаете к пятерке?, 1991, холст, масло, 65х50 см.
Процесс (ремейк), 1991, холст, масло, 88х100 см.
Персидский синдром, 1991, холст, масло.
Далианская идиллия, 1991, холст, масло, 106х97 см.
Мутант, 1991, холст, масло, 58х53 см.
Ужин людоеда, 1991, холст, масло, 86х70 см.
Неправый суд 1991, холст, масло, 87х70 см.
1992-1994
Красная пустыня, 1992, холст, масло, 86х80 см.Одичание, 1992, холст, масло.
Шпильхаузен, 1992, холст, масло, 115х82 см.
Икар, 1992, холст, масло, 85х60 см.
В миноре, 1992, холст, масло, 84х66 см.
Подарок цензору, 1992, холст, масло, 64х40 см.
На брудершафт, 1992, холст, масло, 75х50 см.
"Ecce, homo", 1993, холст, масло, 140х100 см.
Сон нувориша, 1993, холст, масло, 60х85 см.
Геометрия любви, 1993, холст, масло, 120х98 см.
Самое лучшее оружие, 1993, холст, масло.
Художники на Арбате, 1993, холст, масло, 46х54 см.
Последний опус, 1994, оргалит, масло, 96х69 см.
Инок, 1994, холст, масло, 52х40 см.
Харизматический лидер, 1994, холст, масло, 100х85 см.
Кладезь духовности и пушистости, 1994, холст, масло, 110х85 см.
Непреложность бытия, 1994, холст, масло, 120х90 см.
1995-1997
Безусловность судьбы, 1995, холст, масло, 90х58 см.Метафизика террора, 1995, холст, масло, 113х130 см.
Памяти Листьева, 1995, холст, масло, 54х54 см.
Рэкет, 1995, холст, масло, 70х86 см.
Мистики и стебанутые, 1995, холст, масло, 50х65 см.
Безусловность судьбы, 1995, холст, масло, 90х58 см.
Классификация одноклеточных, 1995, холст, масло, 70х96 см.
Счищая накипь, 1995, холст, масло, 110х80 см.
Всплытие, 1995.
Зимой в Венеции, 1996, холст, масло, 61х48 см.
Аппиева дорога, 1996, холст, масло, 42х60 см.
Портрет Ельцина, 1996, оргалит, масло, 62х48,5 см.
Портрет Котова (конформист), 1996, холст, масло, 86х88 см.
Укрощение Мамоны, 1996, холст, масло, 105х70 см.
Сомнения Линнея, 1996, холст, масло, 50х60 см.
Общество в парке, 1997, холст, масло, 37х48 см.
Смерть гладиатора, 1997, холст, масло, 70х50 см.
Интервью по поводу вечности, 1997, холст, масло, 85х90 см.
Памяти поэта, 1997, холст, масло, 120х90 см.
Уста истины, 1997, холст, масло, 75х60см.
Фонтан Треви, 1997, холст, масло, 50х70 см.
Ноктюрн, 1997, холст, масло, 80х60 см.
Средневековый мост в Каталонии, 1997, холст, масло, 35х70 см.
Спящий дракон Этны, 1997,, холст, масло, 70х80 см.
Пленник Аполлона, 1997, холст, масло, 65х45 см.
Сонет Микеланджело, 1997, холст, масло, 60х43 см.
1998-1999
Портрет Старовойтовой, 1998, оргалит, масло, 60х48 см.Юстиция, 1998, холст, масло, 75х75 см.
Толедо, 1998, холст, масло, 60х70 см.
Панический ноябрь, 1998, холст, масло, 104х80 см.
Развоплощение поэта, 1998, холст, масло, 90х75 см.
Магия Венеции, 1998, холст, масло, 50х79 см.
Толедо мост святого Мартина, 1998, холст, масло, 60х70 см.
В расселине Монсеррата, 1998, холст, масло, 70х50 см.
Золотой кирпич, 1998, холст, масло, 70х90 см.
Летальный исход, 1999, холст, масло, 110х75 см.
Статуя Моисея в Пражском гетто, 1999, холст, масло, 73х51 см.
Собор в Бремене, 1999, холст, масло, 50х60 см.
Пражская Венеция, 1999, холст, масло, 75х43 см.
Астральное путешествие, 1999, холст, масло, 24х30 см.
Генезис Клио (триптих), 1999, холст, масло.
Левая часть триптиха, 1999, холст, масло, 193х83 см.
Центральная часть триптиха, 1999, холст, масло.
Правая часть триптиха, 1999, холст, масло.
2000-2004
Смерть бедуина, 2000, холст, масло, 67х45 см.У окна, 2000, холст, масло, 50х60 см.
Сеговия, 2000,, холст, масло, 50х70 см.
Топ-модель, 2000, холст, масло, 60х80 см.
Время Эллады, 2000, холст, масло, 50х70 см.
Портрет беллетристки, 2001, холст, масло, 71х60 см.
Андалусия, 2001, холст, масло, 90х120 см.
Портрет Горбаневской, 2001, холст, масло, 55х55 см.
Арбатский сеанс, 2001, холст, холст 60х80 см.
Ленин и проститутка, 2001, холст, масло, 86х86 см.
Источник, 2002, холст, масло, 110х79 см.
Венеция в снегу, 2003, холст, масло.
Ночная Венеция, 2003, холст, масло, 80х57 см.
Под лампой, 2004, холст, масло, 60х45 см.
Новый год в Амстердаме, 2004, холст, масло, 80х57 см.
Развалины Микен, 2004, холст, масло, 30х90 см.
Рисунки
Портрет Владимира Маяковского, бумага, карандаш. Портреты современников, бумага, карандаш. *** Портрет Владимира Маяковского, бумага, карандаш.Ранние работы
Эти работы находятся в частных коллекциях, размеры и названия неизвестны.Чеканка
Автопортрет, 1969, чеканка, латунь, 57,5х52 см.Игра в карты, 1971, чеканка, латунь, 48х58 см.
###
Последние комментарии
7 часов 7 минут назад
9 часов 41 минут назад
10 часов 9 минут назад
10 часов 16 минут назад
4 часов 32 минут назад
13 часов 19 минут назад