Эци Кеци, или Едва обитаемый остров [Александр Дмитриевич Дорофеев] (fb2) читать постранично, страница - 2

прямо на меня. Белозубо скалился и подмигивал.

Тошновато мне стало, как при болтанке в самолете.

И о чем думали родители, так легкомысленно отправляя единственного ребенка в чужую страну? Вот сейчас похитит меня неизвестный дядька и продаст в вечное рабство.

Я даже попятился, озираясь, кого бы позвать на помощь.

Да было поздно. Рыжебородый приблизился скорым шагом и положил мне на плечо тяжелую руку.

— Экий ты застенчивый цыпленок! — присел на корточки. — Я в твоем возрасте Черное море переплыл на резиновой лодке. А тебя, вижу, и в самолете укачало, такой бледный. Ну, обними дедушку Паппуса, сразу полегчает…

То ли знакомое имя успокоило, то ли сам голос, напомнивший папин, но я решился и осторожно приобнял. От него пахло солнцем, морем и еще непонятно чем, но явно чисто греческим. Может, именно так пахнут здешние мифы и легенды.

В конце-то концов, подумал я, разные бывают миллионеры. Некоторые с первого взгляда больше похожи на бродяг…

— Ну вот, и познакомились, — сказал он, щекоча мое ухо усами, — Как самочувствие на греческой земле?

— Пока — так себе, — честно ответил я, потому что еще не отошел от волнений и сомнений.

— Так себе — по-гречески эци кеци! — рассмеялся дед Паппус. — Если не возражаешь, буду звать тебя Эци Кеци. На первое время, самое подходящее имя. Поспешим, дорогой Эци Кеци, нас ожидает авион.

3

Авион оказался маленьким самолетом с надписью «Олимпик Аирвэйс». Только мы взлетели, как под левым крылом расстелился город Афины, а вскоре выплыли заливы Эгейского моря и большой, длинный остров…

— Эвбея, — сказал Паппус, — Так звали девушку, которую полюбил бог моря Посейдон. Безумно ее ревновал, и превратил в остров, чтобы ни на миг не расставаться. А сейчас прямо под нами пролив Эврипа. Вода в нем стремительна, как в горной реке. Но самое удивительное, что бежит сначала в одну сторону ровно шесть часов. Потом остановится, замрет на время, и — обратно с той же прытью…

Паппус длинным пальцем указал в какую-то точку за иллюминатором.

— В этих местах жила красавица Ио. Ее тоже, увы, заколдовали, превратив в корову. Тебе интересно, Эци Кеци? Или — так себе? — заглянул мне в глаза.

— Интересно, — зевнул я, — Правда, по привычке в сон клонит, когда сказки рассказывают.

Дед призадумался, почесывая рыжую бороду.

— Вообще-то, друг мой, это не сказки, а мифы — предания, призраки ушедшего времени. Но в древности они объясняли людям происхождение мира. Точно так же, как сейчас это делает современная наука. И кто знает, не назовут ли через тысячи лет нашу науку мифом?

Эта мысль мне очень понравилась. Вот летим мы сейчас на самолете, а через много-много столетий скажут, что такого и быть не могло, — мифы первобытных народов! Какие такие самолеты, когда любому школьнику известно, как легко перемещаться с помощью воображения. Задумался, мигнул и очутился, где пожелал.

Открыв глаза, я увидел, что уже идем на посадку. Вокруг было прозрачное море, а под нами остров Скиафос, знакомый еще по географическому атласу.

4

— Сейчас доберемся до гавани, — сказал дед Паппус, — Оттуда рукой подать до моего острова. Не притомился ли ты, Эци Кеци, не проголодался ли? Может, зайдем в таверну?

Да какой там голод, какая усталость, когда неподалеку поджидает яхта, а бодрый ветерок так окутывает запахом шоколада, будто пьешь воздушный какао.

— Это благоухает дерево кукунария. Но одним запахом сыт не будешь, — покачал Паппус головой.

А я готов был поклясться, что сыт и полон сил, до того приятно было нюхать, слушать, глядеть по сторонам.

Тут и там росли хвойно-шоколадные кукунарии. Кричали чайки вольными голосами. Белые дома под красными черепичными крышами спускались к морю. Длинный мыс со старинной крепостью разделял пополам широченный залив.

Впервые я очутился на острове, и чувствовал себя прекрасно. Как Робинзон Крузо, увидевший вблизи паруса долгожданного корабля.

Таких парусов было много в гавани Скиафоса. Очень хотелось самому угадать, какие из них принадлежат деду.

И конечно, легко представить, до чего же я расстроился, когда мы подошли к потрепанной моторной лодке с парусиновым навесом, под которым лежали дощатые ящики да металлические канистры…

Вот тебе и яхта!

Опять я сильно засомневался, двоюродный ли это дед-миллионер Паппус?

Или все же какой-нибудь самозванец, который вскоре потребует выкуп у моих несчастных родителей.

Все переживания, наверное, выползли наружу, прямо на лицо. И дед, заведя мотор, погладил меня по голове.

— Потерпи еще немного. Уверен, мой остров придется тебе по душе…

А острова тут шли один за другим, с небольшими промежутками. И каждый был хорош на свой лад, но все — веселые да приветливые.

— Дед, — сказал я, набравшись смелости, — А тот, куда мы плывем, Геронтия, на самом деле твой?

— Ну да — мой, — пожал плечами Паппус. — Я ведь на нем живу, приглядываю за ним,