Закхей (пер. Кившенко) [Кнут Гамсун] (fb2) читать постранично, страница - 2

съ пустыми жестянками возвращаются обратно на ферму.

И въ то время, какъ его помощники моютъ и чистятъ жестянки, Полли сидить на воздухѣ, въ тѣни дома, и перечитываетъ въ тысячный разъ солдатскія пѣсни изъ драгоцѣнной книги, которую онъ принесъ съ собой съ юга, изъ форта. И тогда Полли чувствуетъ себя опять солдатомъ.

II

Къ вечеру, когда начинаетъ смеркаться, семь телѣгъ, нагруженныхъ рабочимъ людомъ, возвращаются изъ преріи на ферму. Большинство рабочихъ моютъ руки на дворѣ, прежде чѣмъ приняться за ужинъ; нѣкоторые изъ нихъ даже приглаживаютъ волосы. Тутъ собраны представители всѣхъ націй, даже нѣскольныхъ расъ, молодежь и старики, переселенцы изъ Европы и природный американскій сбродъ — всѣ болѣе или менѣе бродяги, субъекты, выброшенные жизнью за бортъ. Болѣе состоятельные изъ этой шайки носятъ при себѣ револьверы въ заднихъ карманахъ платья.

Обыкновенно ужинъ съѣдался съ большой поспѣшностью и въ полномъ молчаніи. Всѣ эти люди боялись надсмотрщика, который ужиналъ вмѣстѣ съ ними и наблюдалъ за порядкомъ. Какъ только ужинъ оканчивался, всѣ рабочіе немедленно отправлялись спать.

Но сегодня Закхей хотѣлъ во что бы то ни стало выстирать свою рубашку. Она стала такой жесткой отъ пота, что шуршала на немъ, когда лучи солнца припекали его спину.

Была темная ночь, всѣ уже улеглись. Изъ огромнаго сарая, исполняющаго роль общей спальни, раздавалось среди ночной тишины только неясное, заглушенное бормотанье.

Закхей направился къ одной изъ наружныхъ стѣнъ кухни, — въ ея тѣни стояло нѣсколько ведеръ съ водой. Эта вода принадлежала повару, который тщательно собиралъ ее въ дождливые дни, такъ какъ вода въ Билибори была очень жестка, сильно насыщена известью и поэтому не годилась для стирки.

Закхей взялъ одно изъ этихъ ведеръ, снялъ рубашку и принялся стирать ее тутъ же въ ведрѣ. Ночь была тихая, но холодная, и безъ рубашки онъ дрогъ порядкомъ. Но рубашку необходимо было выстирать, и онъ даже слегка насвистывалъ, чтобы придать себѣ бодрости.

Вдругъ поваръ открылъ кухонную дверь. Въ рукахъ у него была лампа, и широкоя полоса свѣта освѣтила Закхея.

— Ага, — сказалъ поваръ и вышелъ изъ кухни.

Онъ поставилъ лампу на лѣстницу, подошелъ прямо къ Закхею и спросилъ:

— Кто далъ тебѣ эту воду?

— Я ее самъ взялъ, — отвѣтилъ Закхей.

— Это моя вода! — заоралъ поваръ. — И ты, грязный рабъ, осмѣлился взять ее! Ты воръ, ты мошенникъ, ты собака!

Закхей ничего не возразилъ на всѣ эти бранныя слова, онъ только опять повторилъ свое обвиненіе по поводу мухъ, запеченныхъ въ пуддингѣ. Шумъ, поднятый ими, вызвалъ любопытныхъ изъ сарая. Они стояли теперь группами во дворѣ, дрогли и съ величайшимъ интересомъ прислушивались къ этому словесному поединку.

Полли крикнулъ имъ:

— Ну, развѣ это не наглость со стороны этого маленькаго поросенка взять, какъ ни въ чемъ не бывало, мою собственную воду!

— Что жъ, получай обратно твою воду, — сказалъ Закхей, опрокидывая ведро съ водой, — мнѣ она больше не нужна, я уже воспользовался ею.

Поваръ поднесъ къ его глазамъ кулакъ и спросилъ:

— Видишь ты это?

— Да, — отвѣтилъ Закхей.

— Такъ вотъ я тебя сейчасъ попотчую имъ, попробуй-ка.

— Да, если посмѣешь!

Вслѣдъ за этими словами раздался звукъ быстрыхъ и частыхъ ударовъ, на которые въ ту же минуту послѣдовалъ отвѣтъ. Зрители испустили дикій вой — это было выраженіе ихъ одобренія и восторга.

Но Закхей не могъ долго выдержать натиска повара.

Подслѣповатый маленькій ирландецъ былъ разъяренъ, какъ тигръ, но его руки были слишкомъ коротки, чтобы наносить чувствительные и дѣйствительные удары высокому повару. Въ концѣ концовъ, онъ зашатался, сдѣлалъ два-три шага назадъ и упалъ.

Поваръ обратился къ толпѣ.

— Вотъ онъ и лежитъ! Оставьте его лежать! Солдатъ побѣдилъ его.

— Мнѣ кажется, онъ умеръ, — замѣтилъ кто-то изъ толпы!

— А по мнѣ — хоть бы и умеръ! — задорно возразилъ поваръ.

И онъ чувствуетъ себя передъ этой толпой зрителей великимъ, неотразимымъ побѣдителемъ. Онъ высоко поднимаетъ голову и, желая придать себѣеще больше важности, впадаетъ въ литературный тонъ.

— Я предоставляю его чорту! — говоритъ онъ съ паѳосомъ. — Не троньте его, пусть онъ лежитъ! Что онъ такое? Вѣдь онъ же не американецъ Даніилъ Вебстеръ! Явился неизвѣстно откуда и хочетъ меня учить, какъ запекать пуддингъ, — меня, готовившаго и на генераловъ. Да что онъ, спрашиваю я васъ, главнокомандующій надъ преріей что ли?

И всѣ поражены его рѣчью.

Въ это время Закхей поднимается на ноги и произноситъ тѣмъ же злобнымъ и упрямымъ тономъ, какъ и прежде:

— А ну-ка, подойди ты, заячья нога!

Толпа опять воетъ отъ восторга, но поваръ только сострадательно улыбается и, пожимая презрительно плечами, говоритъ:

— Я могу съ такимъ же успѣхомъ драться съ этой лампой!

И, говоря это, онъ беретъ лампу и медленно, съ полнымъ сознаніемъ своего превосходства, возвращается къ себѣ на кухню.

На дворѣ