Сердце Аримана [Михаил Сергеевич Ахманов Нахмансон] (fb2) читать постранично, страница - 2

остальное было отцовским - упрямый подбородок, широковатые скулы, смуглая кожа, глаза, гордый разворот плеч, рост и стать. Уже год, как юный принц покинул женские покои и, отданный в неласковые руки наставников-мужчин, обучался воинскому делу и прочим искусствам, необходимым будущему правителю могучей и славной державы.

В благородных аквилонских семействах мальчик считался юношей с двенадцати лет, но обычаи Киммерии были не такими мягкими; там уже на десятую весну мальчишкам вручалось копье, и каждый из них мог в одиночку справиться с волком. Для Конна и этот срок был сокращен - ведь он являлся принцем, а значит, ему полагалось раньше взрослеть и раньше взять в руки оружие. И не только оружие.

Задумчиво глядя на темный рубиновый шар, Конан, король Аквилонии, произнес:

– Вот сердце нашей страны, сын мой. И ты должен держать его так же крепко, как меч, корону и щит. Корона - знак твоей власти и силы; меч сразит твоих врагов, щит прикроет в бою. Но если нет сердца, то нет ни власти, ни силы, чтоб удержать оружие. Вырви сердце у человека, и он погибнет. Так погибнет и страна, лишенная своего талисмана и покровительства богов. Земли ее придут в запустение, рухнут замки и башни, песок засыплет каналы, поля станут лесом или степью, женщины перестанут рождать детей, храбрость покинет мужчин… И тогда придет враг! Придет и завладеет всем, что еще осталось!

– Это правда, отец? Правда? - Синие глаза сына тревожно смотрели на короля. Пожав плечами, он с неохотой признался:

– Правда, пока люди верят в эту правду и считают, что колдовские чары и сила талисмана на их стороне. Такая вера поддерживает их и ведет победам… Может, не камень, а вера в него и в богов - истинная сила! Но я… - он остановился, будто признание давалось ему с трудом, - я, сынок, не слишком рассчитывал на амулеты, волшбу и божественную милость. Я все взял сам: и власть, и богатство, и этот камень.

Взгляд юного Конна обратился к самоцвету, казавшемуся почти таким же темным, как постамент из черного мрамора. Он долго рассматривал его, и король не мешал сыну, не нарушая ни словом, ни жестом глубокую тишину подземного зала. На гладких каменных стенах хранилища мерцали светильники, по сводчатому потолку скользили тени, а пол было трудно разглядеть, так как скрывался он под грудами и горами всякого добра. В самом низу стояли тут огромные сундуки из кедровых досок, обтянутые кожей; в них, в строгом порядке, хранились драгоценное оружие, сосуды из золота и серебра, хрустальные и металлические кубки и чаши, изукрашенные самоцветами, кувшины и подносы, разнообразная дорогая утварь и рулоны тканей - бархата, парчи и кхитайского шелка, что привозили с восточной оконечности земли. На сундуках громоздились сундучки и ларцы поменьше, с наголовными обручами и диадемами, браслетами, золотыми цепями и ожерельями, заколками для плащей, поясами и всем прочим, что украшает одежду знатных. Еще выше стояли шкатулки, деревянные и серебряные, инкрустированные перламутром, с тонкой чеканкой либо резьбой, набитые серьгами, кольцами и перстнями, а также иными редкостными изделиями небольшого размера. Противоположный алькову конец сокровищница был до самого потолка завален прочными кожаными мешками, в коих хранились монеты пятидесяти стран, от Кхитая и Вендии до Стигии и Зингары. За мешками, в самом углу, высился штабель золотых брусков, каждый размером в ладонь и толщиной в два пальца.

Наконец юный принц оторвался от созерцания граненого багрового шара и поднял глаза на Конана.

– Тусклый… - прошептал он. - Тусклый камень… В чем его магия, отец?

– Тусклый, - подтвердил король. - Защитные заклятья скрывают истинный его блеск. Их наложил Хадрат, жрец Асуры… но о том ты не должен говорить никому, сынок.

– Я не скажу. Но магия… в чем его магия? - повторил Конн, подняв к отцу серьезное личико с огромными синими глазами.

– Сначало не о магии камня, а о чарах Хадрата, - произнес король. - Он сделал так, что лишь три человека в Аквилонии и во всем мире могут, прикоснувшись к камню, явить людям истинную его сущность. Первый - я, Конан, владыка Гандерланда и Пуантена, Боссона и Таурана, повелитель аквилонских земель. Вторая - наша госпожа, твоя мать и моя супруга. А третий… - Он сделал паузу и значительно посмотрел на сына.

– Третий - я? - спросил мальчик, вздрагивая. - Я, отец?

– Ты, - усмехнулся король. - Ты, Конн, мой сын и наследник. И сегодня камень впервые почувствует твою руку и признает тебя… тебя, будущего властителя Аквилонии… Возьми его! Не бойся!

– Я не боюсь, отец, - пробормотал Конн, однако пальцы юного принца, протянутые к камню, дрожали. Наконец он положил на талисман обе ладони, ибо в одной огромный камень не умещался, и поднес его к груди. В течение двух или трех вздохов самоцвет был темен, с едва заметной тлеющей в сердцевине искрой; но вот она начала разгораться, покраснела, налилась багровым, словно уголь, раздуваемый незримыми мехами, и вдруг вспыхнула павшей с неба звездой. Конн вскрикнул, но пальцы его не разжались.