2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
гостиной и мешковато повернулся к жене.
— Есть одна важная вещь, о которой ты все же должна теперь знать… — проговорил он медленно, но четко и твердо, как решившийся глубоко нырнуть. — Дело в том, Рут, что Вильям Меад — мой внебрачный сын!.. Мой и Милдред Меад. Когда он родился, мне не было и полных двадцати лет…
Лицо Рут Бемейер залила краска, а в глазах появилось отчаяние.
— Почему же… почему ты раньше… не рассказал мне об этом? — отчаянно вскричала она, но потом сразу же поникла и как-то вся сжалась. — Сейчас уже поздно… об этом… — Она посмотрела на мужа таким взглядом, будто видит его в последний раз в своей жизни.
Оба они надолго замолчали, не глядя друг на друга…
* * *
Перед поездкой в комиссариат полиции я заехал за Джеком Бемейером. В его доме мы больше молчали в течение нескольких минут, пока он собирался, погруженные в свои мысли. Потом молча прошли через какую-то комнату и направились к выходу.
Джек Бемейер двигался как-то неуверенно, даже чуть замедленно, несколько шатаясь. Выйдя через главный ход, я помог ему сесть в машину, а затем медленно направил ее по пологому спуску. Лишь теперь он заговорил о прошлом, как бы делясь своими тяжкими думами, отрывисто и не очень связно.
— По-существу, это был просто случай… — тихо и медленно говорил он, с трудом подбирая слова. — Так бывает порой в жизни… Я познакомился с Милдред Меад очень давно, еще когда учился в гимназии… Это случилось после одного из футбольных матчей… Старый Феликс Хантри давал прием в своем большом горном особняке… Я тоже оказался среди приглашенных, так как моя мать приходилась ему кузиной… Но присутствовал я там как бедный родственник…
Бемейер замолчал, как бы собираясь с мыслями, он пару минут безмолвно сидел рядом со мной, низко опустив голову. Лишь после некоторой паузы он вновь заговорил и стал произносить слова четче, громче, быстрее, словно окончательно решившись.
— В тот день я, можно сказать, «добыл три очка из четырех возможных»… если можно так грубовато оценить мою победу над красивой и юной тогда Милдред… — он поднял голову и даже как-то победоносно смотрел вперед. — Милдред тогда было семнадцать лет… а в восемнадцать уже родился Вильям… Я был, как говорится, гол как сокол, и ничего не мог сделать для нашего ребенка… У меня совсем не было денег… Я пытался как-то выкрутиться с помощью друзей… Милдред сама понимала это и, наверное, поэтому сказала старому Феликсу Хантри, что это его сын! Он поверил, потому что очень ее любил. Вот он и позволил дать мальчику свою фамилию и стал дарить деньги на его содержание… Так продолжалось некоторое время, пока Милдред не порвала со старым Феликсом Хантри и не переехала к Симону Лангсмену… Но и тогда она делала что могла для меня… Даже помогла обеспечить мне спортивную стипендию… а еще раньше уговорила Феликса Хантри нанять меня работать на его шахту медных разработок… Она потом почти все время помогала мне «взбираться по ступенькам общественной лестницы»… За все это я ей искренне благодарен… — несколько тише проговорил он, но в голосе гордого Бемейера не чувствовалось ни тепла, ни признательности…
Может быть, сейчас он остро почувствовал, что его жизнь покатилась не по той дороге, по которой он намеревался идти… Он продолжал угрюмо смотреть через ветровое стекло машины на улицы города, как бы заново знакомясь с местами, по которым мы ехали. Казалось, он видел их впервые…
Наконец мы прибыли к зданию суда. Затем прошли узкими, неопрятными и полутемными коридорами, которые походили на какие-то горные катакомбы. Ведь судебные здания во многих городах не отличаются внутренним уютом и красотой.
После долгих и скучных формальностей, напоминавших какой-то древний обряд, сотрудник окружной прокуратуры провел нас в комнату, где уже находился узник «Джери Джонсон», недавно задержанный мною у чердака мрачного дома Джонсонов.
«Так кто же он точно: Вильям Меад или Рихард Хантри?!» — задал я себе снова этот сложный вопрос. Хотя внутренне я почти не сомневался в том, что это Вильям Меад.
Стоя между двумя вооруженными охранниками, этот человек совсем не выглядел убийцей. Он казался каким-то нервным, бледным, слабым и несколько испуганным…
Так может выглядеть невольный преступник, который недавно совершил вынужденный акт насилия… Хотя и не намеревался, совсем не хотел этого делать…
— Вильям?! — окликнул я его полувопросительно, полуутвердительно.
В ответ он кивнул головой.
Его глаза наполнились слезами. Они текли по влажным щекам, напоминая мелкие капли крови из надсеченной стилетом раны.
Джек Бемейер шагнул вперед и нежно коснулся пальцами влажного от слез лица своего блудного сына.
Последние комментарии
3 часов 57 минут назад
13 часов 26 секунд назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад