Самолеты мира 2000 03 [Журнал «Самолеты мира»] (fb2) читать онлайн
- Самолеты мира 2000 03 3.73 Мб, 116с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Журнал «Самолеты мира»
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Самолеты мира 2000 03
(23) Ежемесячный научно-популярный журналТрудные годы Н. Н. Поликарпова
Владимир ИВАНОВ В 1924-1929 гг. конструкторское бюро, руководимое Николаем Николаевичем Поликарповым, работало исключительно напряженно. Были построены и испытаны истребители И-1 (с модификациями), 2ИН-1, И-3, И-6, разведчики Р- 1 (с модификациями), Р-4, Р-5, МР-1, бомбардировщики 2БЛ-2, ТБ-2, учебные и переходные самолеты У-2, 2УБ-3, П-1, П-2, пассажирский ПМ-1. Разработано более 45 проектов новых машин: истребители, разведчики, бронированные штурмовики, тяжелые бомбардировщики. Некоторые проекты опережали по характеристикам самолеты КБ ЦАГИ. Пожалуй, ни одно конструкторское бюро не работало в тот период столь эффективно. Следует отметить, что поликарповское КБ не имело права строить цельнометаллические конструкции – согласно договоренности между ЦАГИ и Главкоавиа. В 1928 г. главный конструктор получил опытную базу (завод № 25), и перед ним открылась возможность реализации многих творческих планов. Но вечером 24 октября 1929 г. Поликарпов был арестован в своей московской квартире на Якиманке. Перед уходом он подошел к кровати дочери и попрощался с ней. О дальнейшей судьбе авиаконструктора я расскажу, основываясь на материалах, собранных при поддержке Российского гуманитарного научного фонда. Нельзя сказать, что арест был совершен случайно, «по ошибке». Тучи над головой Николая Николаевича сгущались давно. В доносах, поступающих в различные инстанции, ему припомнили все: и якобы плохой характер, и то, что он был верующим человеком. А главное, многим не нравилась самостоятельная, независимая позиция Поликарпова в вопросах проектирования самолетов. В начале 1928 г. начальник ВВС П.И.Баранов распорядился подготовить специальный отчет – для изучения опыта создания истребителей И-1 и И-2 с целью избежать ряда ошибок в организации опытно-конструкторских работ. Кроме того, ставилась задача показать, что некоторые конструкторы при проектировании новых машин применяют методы, свойственные «частнокапиталистической лавочке». Эти материалы потом будут использованы при следствии. В 1929 г. разбился один из первых серийных экземпляров истребителя И- 3. В связи с этим репрессировали инженеров завода № 1 В.В.Калинина и И.М.Косткина, а Поликарпова обвинили в передаче для серийного производства недоведенных самолетов. Николай Николаевич, чтобы обезопасить себя, старался не предпринимать никаких шагов, способных спровоцировать его арест. Он отказался гарантировать некоторые летные характеристики проектируемого истребителя И-7. В переписке с НТК ВВС отмечал, что достоверных методик расчетов некоторых параметров в настоящее время не существует, поэтому характеристики, полученные на летных испытаниях будут отличаться от реальных. Но это вызвало лишь раздражение у руководства отрасли, и на Поликарпова осыпались обвинения в саботаже и срыве опытных работ. После обыска Поликарпова доставили на Лубянку во внутреннюю тюрьму. Были изъяты все личные письма и документы. Ему предъявили обвинение в участии в контрреволюционной вредительской организации. Виновным себя он не признал. Тем не менее, после недолгого следствия Поликарпова перевели в Бутырскую тюрьму, и вскоре без суда он был приговорен к расстрелу «как социально чуждый элемент». С исполнением приговора, однако, не спешили. Медленно тянулся день за днем. Дочь конструктора, Марианна Николаевна, вспоминала: «Мама носила ему передачи и после первого свидания пришла домой сама не своя: когда его вывели к ней, он все время озирался и прятал голову в плечи: видимо, его били». Не трудно понять, какие чувства испытывал Николай Николаевич в тяжелое для него время. Сохранилось датированное 14 декабря 1929 г. письмо жене и дочери: «…Я все время беспокоюсь, как вы живете, как ваше здоровье, как вы переживаете наше общее несчастье. Об этом не стоит и вспоминать, я совсем убит этим горем. Изредка ночью или рано утром я слышу звуки жизни: трамвай, автобус, автомобиль, звон к заутрене, а в остальном моя жизнь течет монотонно, удручающе. Внешне я живу ничего, камера сухая, теплая, ем сейчас постное, покупаю консервы, ем кашу, пью чай или вернее воду. Читаю книги, гуляю по 10 минут в день… Я все время вас вспоминаю, мысленно к вам путешествую… Скоро будет 2 месяца, как я арестован, и меня исключат из списков завода. Через 1,5 месяца будет семь лет нашей свадьбы, а я встречу это в тюрьме!.. Мне очень хочется поесть картофеля, но, к сожалению, негде купить. Поэтому ем кильки и осетрину. Булку тоже не удается купить. Ну, это все пустяки… Помолись за меня св. Николаю, поставь свечку и не забывай про меня». Волна репрессий затронула и других создателей авиационной техники. Авиаконструктор Д.П.Григорович был арестован 1 сентября 1928 г., а затем ряд работников его КБ – В.Л.Корвин, Н.Г.Михельсон, А.Н,Седельников. Из ЦАГИ арестовали А.В.Надашкевича, из работников завода №1 – И.М.Косткина, А.А.Попова, В.В.Калинина. Были посажены и моторостроители – Б.С.Стечкин, А.М.Чаромский, А.А.Бессонов. Однако только одного Поликарпова приговорили к расстрелу. Несмотря на шумные политические процессы, руководители репрессивных кампаний понимали, что многие инженеры не виновны и их, особенно работавших в оборонных отраслях промышленности, просто некем заменить. Поэтому в приказе за подписью председателя ВСНХ СССР В.В.Куйбышева и заместителя председателя ОГПУ СССР Г.Э.Ягоды предписывалось: «Органам ОГПУ принять все меры к тому, чтобы в деле исправления вредительства были использованы инженеры-вредители… Содействовать ОГПУ в том, чтобы работа вредителей протекала в наиболее нормальных условиях, а именно снабдить их необходимой литературой, материалами и приспособлениями». Было принято решение об организации сети тюремных конструкторских бюро. Моторостроители А.А.Бессонов, Б.С.Стечкин и другие работали в Особом техническом бюро (ОТБ), занимаясь созданием авиадвигателей серии «ФЭД». Авиаконструкторов объединили в Особое конструкторское бюро. Поликарпова 29 ноября 1929 г. перевели в другую камеру. К своему изумлению он увидел там Ивана Михайловича Косткина. Не успели они обменяться несколькими фразами, как в камеру ввели Василия Александровича Тисова. Затем внесли две койки и предложили располагаться. На следующее утро все трое вместе с сопровождающим вышли во двор, поднялись на второй этаж отдельно стоящего внутри Бутырской тюрьмы здания и оказались в удобном, просторном и светлом помещении. Там в ряд стояли чертежные доски, на столах лежали чертежные принадлежности, научно-техническая литература. Постепенно собрались хорошо знакомые между собой конструкторы и инженеры. Григорович объявил, что ему поручено скомплектовать из числа арестованных конструкторскую группу для создания новой техники. Туг же обсудили роли в проектной работе. Перед обедом всем предложили выйти на прогулку в примыкающий к зданию садик. Обедали за рабочими столами, но качество пищи было лучше, чем в камерах. Так началась работа Особого конструкторского бюро (ОКБ). Его начальником являлся представитель ОГПУ Горьянов. После обеда приехал заместитель начальника ВВС Я.И.Алкснис и выдал задание на проектирование ряда самолетов, в том числе маневренного истребителя с двигателем воздушного охлаждения. Оно повторяло задание на разработку истребителя И-5, с которым конструкторское бюро ЦАГИ не справилось. Проект предстояло завершить к марту 1930 г. и тогда же представить на рассмотрение в НТК ВВС. Продувки моделей в аэродинамической трубе, как и проведение других исследований «на стороне», не предусматривались. Поликарпов с головой ушел в эскизное проектирование. Работа отвлекала его от грустных мыслей. Параллельно эскизы истребителя набрасывали и другие конструкторы, в том числе Григорович. После обсуждения проектов остановились на двух: Григоровича и Поликарпова. Наиболее существенно они разнились в вариантах хвостовой части фюзеляжа. Дмитрий Павлович предполагал сделать ее конической, (как позже это было им реализовано в истребителях И-Z, ИП-1). У Николая Николаевича был за плечами опыт разработки близких по типу машин: И-3, И-5 (1927г.), И-6, И-7 (1929г.). Это создавало известную гарантию успеха – немаловажного для находившихся в заключении инженеров, поэтому большинство высказалось в пользу проекта Поликарпова. Григорович, который был по натуре человеком резким, вспылил и на следующий день не вышел из камеры, сказавшись больным. Для того чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, для переговоров направили В.Л.Корвина. Он сумел убедить Григоровича в достоинствах проекта Поликарпова. Дмитрий Павлович был отходчивым человеком, через день он, как ни в чем не бывало, приступил к исполнению своих обязанностей и сам активно участвовал в разработке машины. Основные расчеты вели Б.Ф.Гончаров, В.В.Калинин при участии Поликарпова и Григоровича. Проектируемые машины получали обозначение ВТ, что означало «внутренняя тюрьма», с соответствующим порядковым номером разработки. Свидания с родными теперь уже проходили не в кабинках с сетками, а в отдельной комнате со столами и стульями. Время от времени ОКБ посещал тюремный парикмахер, дважды в месяц заключенных водили в баню. В январе 1930 г. находившихся в заключении конструкторов и инженеров перевезли из Бутырской тюрьмы на завод № 39 им.В.Р.Менжинского и разместили в отдельном седьмом ангаре, превращенном во внутреннюю тюрьму. Перегородка делила ангар на две части. В одной вдоль стен стояли кровати, а посередине – большой стол, в другой – чертежные доски и конторские столы. Старший сопровождающий предложил располагаться по кроватям по желанию. Как вспоминал В.Л.Корвин, справа от входа разместились Б.Ф.Гончаров, Н.Н.Поликарпов, В.А.Тисов, И.М.Косткин, А.Н.Седельников, В.Л.Кор вин, Е. И. Майоранов, слева – Д.П.Григорович, П.М.Крейсон, Н.Г.Михельсон, другие инженеры. Переезд инженеров ближе к производству был необходим для успешной постройки опытной машины. Бывший ремонтный завод срочно переоборудовали для нужд авиапромышленности, Он находился в ведении технического отдела ОГПУ (поэтому и носил имя Менжинского). Директором завода был Н.Е.Пауфлер. Конструкторское бюро подчинялось представителю ОГПУ Горьянову. Макет самолета был утвержден 28 марта 1930 г. На постройку первоначально отводили два месяца, но затем срок сократили вдвое, требуя построить машину за месяц! Для ускорения работ над истребителем ОКБ было расширено за счет привлечения вольнонаемных инженеров и техников. Новая организация стала называться Центральным конструкторским бюро (ЦКБ). Ядром организации являлись конструкторы с заводов № 22, № 25, а также «группа из 7-го ангара» (завод № 39). Конструкторское бюро завода № 25 первоначально входило в состав ЦКБ на правах независимого филиала и только с сентября 1930 г. полностью влилось в его состав. За производство отвечал В.Л.Корвин. Командование ВВС и руководство ОГПУ оказывали ЦКБ всяческое содействие. Собранным с разных заводов инженерам (вольным и заключенным) предложили назвать фамилии высококвалифицированных рабочих, способных быстро и качественно построить машины. В считанные дни рабочие переводились на завод №39. Оперативно поставлялись материалы, станки, оборудование, решались организационные вопросы. Николай Николаевич не занимался вплотную деталировкой чертежей и текущими работами, связанными с постройкой опытных образцов самолета, выполняя задание по проектированию фотоустановки. Однако он подключался к решению оперативных вопросов, важных для производства. Работа проводилась в бешеном темпе. Поликарпов был морально подавлен приговором о расстреле, и только железная воля Григоровича позволила выдерживать заданные сроки постройки самолета. Новый истребитель с высотным двигателем «Юпитер-VII» был доставлен на аэродром 27 апреля 1930 г.. На его киле в центре красной звезды красовались затейливо переплетенные литеры «ВТ», а в нижних лучах звезды две маленькие единицы, что составляло условное обозначение самолета «ВТ-11». Буквы расшифровывались просто: внутренняя тюрьма, одиннадцатый проект. Летчик Б.Л.Бухгольц совершил 29 апреля 1930 г. первый полет. Вскоре начались испытания второго экземпляра самолета с двигателем «Юпитер-VI», а затем и третьего – с отечественным высотным мотором М- 15 (2М-15) конструкции А.А.Бессонова. Второй экземпляр имел название «Клим Ворошилов», а третий – «Подарок XVI Партсьезду». Истребитель получился удачным. Руководство технического отдела ОГПУ стало более благосклонно относиться к заключенным. По вечерам у них появилось время для отдыха, резко улучшилось питание. Значительно повысилась заработная плата, а премии стали выдавать дефицитными продуктами, которые разрешалось передавать родным и близким. Свидания проходили уже раз в неделю. Дочь конструктора вспоминала; «Меня мама брала С собой повидать папу. Мы доезжали до конечной остановки трамвая на Ленинградском шоссе – сейчас это отрезок Ленинградского проспекта, потом мы шли пешком и, наконец, попадали в огромный ангар, где сплошь стояли тумбочки с кроватями. Здесь было много знакомых нам прежде. Содержали узников хорошо; папа, зная, как нам трудно живется, всякий раз к нашему приходу припасал что-нибудь вкусненькое для нас». Григоровичу, несмотря на то, что он еще не был освобожден, предоставили даже отпуск, разрешив поехать в Ялту с семьей, и сопровождающим охранником. Летом 1930 г. на завод №39 с инспекцией прибыл В.Р.Менжинский. В память об этом событии председатель ОГПУ решил сфотографироваться с руководством, охранниками и заключенными инженерами. На сохранившемся снимке мы видим Горьянова, Пауфлера. Григоровича, Корвина, Михельсона, Майоранова, других конструкторов. Поликарпова на снимке нет. Несмотря на недостатки, выявленные на заводских испытаниях, в общем стало ясно, что новый истребитель соответствует мировому уровню развития авиации, и 13 сентября 1930 г. под маркой И-5 его запустили в серийное производство еще до завершения государственный испытаний. Конструкция И-5 была смешанной. Фюзеляж – ферменный, сваренный из труб. Капот двигателя двух первых экземпляров и некоторых серийных имел индивидуальные обтекатели головок цилиндров. На третьем опытном экземпляре стояли кольцо Тауненда, а также обтекатели на колесах, что потом было принято и для серийных машин. Максимальная скорость опытных самолетов достигала 265-268 км/час. Для организации серийного производства было создано специальное бюро внедрения во главе с И.М.Косткиным, прекрасным технологом. Первоначально И-5 с двигателем М-22 в 480 л.с. выпускался на двух московских заводах. Предпринималась попытка серийной постройки И-5 с мотором М- 15 на Харьковском авиационном заводе. В итоге было решено строить И-5 на заводе № 21. С учетом опыта эксплуатации уже выпущенных самолетов в конструкцию И-5 внесли изменения. Для уменьшения аэродинамического сопротивления Поликарпов оптимизировал форму кольца Тауненда, были сделаны и другие улучшения. Максимальная скорость истребителя возросла до 286 км/ч. Иногда этот вариант назывался И-5бис. Полетная масса самолета увеличилась до 1355 кг, скороподъемность несколько снизилась. Бюро внедрения провело тщательную подготовку производства, разработало полный комплект рабочих чертежей, и с конца 1932 г. на заводе № 21 наладили выпуск истребителей И-5, продолжавшийся до середины 1934г. Всего построено 803 самолета. Машина долго находилась на вооружении в строевых частях и летных школах ВВС. На И-5 летала первая в нашей стране пилотажная группа, организованная летчиком-испытателем В.Степанченком. В 1941 г. были сформированы 604-й и 605-й авиационные полки, вооруженные оставшимися в летных школах истребителями И-5. В оборудованном за кабиной летчика небольшом отсеке подвешивались две бомбы по 25 кг. Самолет применялся в качестве легкого штурмовика в битве за Москву. Быково, Пушкино, Клин – таков боевой путь полков, сменивших И-5 на современные машины в марте 1942 г. До 1943 г. на И-5 воевали летчики отдельных частей ВВС Черноморского флота. Интересно отметить, что когда творческие пути Григоровича и Поликарпова разошлись, текущие материалы по эксплуатации самолета в части вооружения и оборудования кабины пересылались Дмитрию Павловичу, а в части конструкции фюзеляжа, планера, управления – Николаю Николаевичу. По-видимому, такое разделение соответствовало их вкладу в разработку конструкции истребителя. Весной 1930 г. ЦКБ значительно расширилось, вобрав в себя персонал различных проектных организаций, за исключением, пожалуй, конструкторских коллективов ЦАГИ и Аэрофлота. Считалось, что вместе инженеры и конструкторы способны быстро и качественно решить любую поставленную перед ними задачу. Григорович был инициатором организации следующей схемы работы ЦКБ. В отделе предварительных проектов небольшая конструкторская бригада под руководством старшего инженера-конструктора проводила эскизное проектирование нового самолета. Необходимые расчеты по аэродинамике, прочности и т.д. выполнялись централизованно – в расчетном отделе. Затем проекты рассматривались и утверждались на заседаниях Технического совета ЦКБ. Одновременно проходило согласование проекта в соответствующих организациях ВВС. Затем строился макет самолета. Проект передавали в конструкторский отдел для разработки чертежей. Параллельно в соответствующих отделах проводились прочностные, аэродинамические расчеты, работы по вооружению и оборудованию. Затем проводилась деталировка чертежей, контроль, светокопирование. Эти отделы обслуживали все конструкторские бригады. Главного конструктора ЦКБ не имело, а для координации и согласования работ, исключительно важной ввиду самостоятельности деятельности отделов, существовали консультанты. До середины 1930 г. консультантом был Д.П.Григорович. Система обозначений сохранялась: например, морской самолет РОМ-2бис имел обозначение ВТ-12. Кроме того, существовала система нумерации по заданиям. Предполагалось, что такая организация труда будет способствовать повышению скорости и качества проектирования за счет специализации инженерно-конструкторских работников, возможной концентрации усилий коллектива на приоритетных заданиях. Однако на деле все обстояло иначе: слишком много времени тратилось на согласования. Общее руководство ГПУ, сотрудники которого слабо разбирались в авиации, также не способствовало ускорению проектирования. Работавший в ЦКБ авиаконструктор и историк авиации В.Б.Шавров так вспоминал об этом: «Система, придуманная ГПУ, себя не оправдала. Она начисто обанкротилась. Оказалось, что, сколько людей не бросай на одно дело, оно от этого быстрее не пойдет. …ГПУ этой простой истины не понимало, но при первой же постройке штурмовиков ТШ эта система полностью проявила свои недостатки. Полгода все было в бурном движении: сверху нажим, сверхурочные, а результатов никаких». Авиаконструктор А.С.Яковлев свидетельствует: «Организация была многолюдная и бестолковая, расходы большие, а отдача слабая». Авиатрест 16 апреля 1930 г. был преобразован во Всесоюзное авиационно- промышленное объединение (ВАО). В июле 1930 г. ВАО оказалось в ведении Наркомата по военным и морским делам, что лишь усилило организационные неурядицы. Тяготившийся этим Григорович сумел сформировать отдельную конструкторскую группу, занимавшуюся разработкой истребителя И-Z, оснащенного динамореактивными пушками Л.В.Курчевского. В конце апреля 1930 г. Поликарпова назначили начальником конструкторской бригады. Он вел текущие работы по серийным самолетам И-3, И-5, Р-5, помогал в испытании бомбардировщика ТБ-2, курировал работы КБ завода № 25 по доводке истребителя И-6 и проектированию И-7. В 1930 г. было решено построить еще два опытных экземпляра истребителя И-6, после внесения изменений в его конструкцию. Николай Николаевич выполнил все необходимые проектные расчеты. Его разработка проводилась вначале на заводе №25, а после его ликвидации – в бригаде С.А.Кочеригина. Строились эти экземпляры на заводе № 39. Это была фактически новая машина, поэтому целесообразнее этот самолет назвать И-6 завода № 39. Как и большинство конструкций Поликарпова, он имел выклеенный из шпона фюзеляж. Шасси сделано пирамидальным. Двигатель закрывал капот с индивидуальными обтекателями головок цилиндров. На самолете был установлен первый отечественный винт изменяемого шага конструкции ЦАГИ. Летчики отмечали хорошие пилотажные качества И-6. Однако винт оказался неудачным и недодавал тяги. Новый истребитель не показал существенных преимуществ по сравнению с И-5. В серийное производство не передавался. Конструкторская группа Поликарпова получила задание на проектирование штурмовика ЛШ и почти одновременно – на создание тяжелого бомбардировщика ТБ-ФЭД-3. О глубине проработки заданий свидетельствует довольно солидный список литературы, изученной Николаем Николаевичем на русском, английском, французском языках. Он составлял конспекты наиболее заинтересовавших его книг: «The Air annual of the British Empire» (1930г.), Оливер Стьюарт «Военная авиация», «The Bristol «Buldog»», «Методика расчета многолонжеронного свободнонесущего крыла» (Труды ЦАГИ) и другие. К работе над штурмовиком Поликарпов приступил, уже имея за плечами опыт проектирования самолета ОЛ-1 «Боевик» и модификаций аналогичного назначения разведчиков Р-1, Р-5. Схема была принята по типу Р-5. Первоначально проектировался легкий штурмовик ЛШ (ЦКБ №5) с двигателем БМВ-VI и шестью пулеметами для обстрела наземных целей. Два пулемета предполагалось установить в задней кабине на турели. Броня закрывала двигатель и экипаж только снизу. По ходу проектирования самолет переделали в тяжелый штурмовик TШ-1, в котором двигатель и экипаж размещались в бронекоробке (поскольку произошла задержка с разработкой ЦАГИ с 1929 г. полностью бронированного двухмоторного штурмовика ТШ). Сваривать броню тогда не умели, поэтому бронекоробку собирали из отдельных броневых плит на болтах. Вооружение по сравнению с ЛШ было усилено – добавлено два пулемета. С лета 1930г. все работы над штурмовиками проводились под руководством С.А.Кочеригина, хотя Николай Николаевич принимал в них активное участие. Первые два ТШ-1 были выведены на аэродром в январе 1931 г. Самолеты вели себя в воздухе нормально, хотя имелись трудности с системой охлаждения двигателя. Многие замечания к конструкции ТШ- 1 были учтены в его модификации ТШ- 2, рекомендованной к серийной постройке. Максимальная скорость ТШ-2 достигала 213 км/ч. Всего выпущено около десяти экземпляров ТШ-2. Тяжелый бомбардировщик ТБ-ФЭД- 3 разрабатывался по схеме моноплана со свободнонесущим крылом. По схеме он был близок к создаваемому в ЦАГИ под руководством А.Н.Туполева бомбардировщику ТБ-3. Самолет предполагалось оснастить четырьмя двигателями ФЭД конструкции Особого технического бюро. При проектировании Поликарпов использовал задел по четырехмоторной версии бомбардировщика-моноплана 4БЛ-4, а также 2БР-2, ТБ-2. Гладкая обшивка крыла обеспечивала летные характеристики машины выше, чем у ТБ-3. Однако перспектива с двигателями не была ясна (доводка моторов – гораздо более длительный процесс, чем самолетов). К тому же Туполев, считая, что конкуренция распыляет силы и финансы государства и потому вредна, предпринимал активные шаги по закрытию темы. В результате, после отхода Поликарпова от активного участия в проектировании, разработку ТБ-ФЭД-3 прекратили. Создание тяжелого бомбардировщика в ЦКБ под руководством Григоровича возобновилось лишь после выдачи задания на ТБ-5. По указанию Управления ВВС с учетом опыта постройки истребителя Д-2 Поликарпов разработал проект двухместного истребителя ДИ-2 с разнесенным двухкилевым управлением. Этот проект был передан в группу Кочеригина и послужил основой для создания истребителя ДИ-3. Поликарпов занимался новыми машинами чуть более четырех месяцев, но завершить начатое ему не удалось. Весной 1930 г. на завод № 39 прибыла комиссия по чистке личного состава, которая работала почти до осени. Какие только письма не писались в ее адрес! На заводе создалась исключительно нервная, напряженная обстановка. Приведу выдержку из письма в комиссию начальника конструкторской бригады по морской авиации И.В.Четверикова, впоследствии главного конструктора: «Отношения инженеров в ЦКБ до сего времени пронизаны интриганством и какой-то скрытой борьбой. Обстановка до последнего времени продолжает оставаться неудовлетворительной. Мне кажется, что в ЦКБ нет такого инженера, который был бы доволен своей работой…». Персонально разбирая дела каждого сотрудника завода, комиссия по чистке устанавливала следующую градацию освобождения работников с занимаемой должности: 1 категория – расстрел; 2 категория – арест на срок от месяца до 10 лет; 3 категория – увольнение с завода; вне категорий – понижение в должности, административный выговор и другое. За каждым протоколом – человеческая трагедия. Во время чистки пострадал и Николай Николаевич. 4 августа 1930 г. на опытном истребителе Д2 (ДИ-2) при проведении испытаний разбился летчик НИИ ВВС Чекеров. И хотя в катастрофе осталось много невыясненного, комиссия занялась анализом деятельности Поликарпова. В это же время в ее адрес поступило несколько писем, раскрывающих его «преступную деятельность». А дело было вот в чем. Успешно руководя конструкторской бригадой, Николай Николаевич не мог спокойно наблюдать, как инженер К.А.Петров, перешедший с завода №25 в ЦКБ на должность заведующего секцией фюзеляжа, неумелыми действиями губит ее работу. По взаимной договоренности с работающим там персоналом, Поликарпов перед началом рабочего дня приходил в секцию фюзеляжа, заслушивал сообщения по текущим вопросам, давал руководящие указания. Во время официальных оперативных совещаний, проводимых Петровым, коллектив секции молча пропускал его задания «мимо ушей», выполнял лишь то, что было согласовано с Поликарповым. Однажды все раскрылось. После разгоревшегося скандала в самом конце сентября 1930 г. Николая Николаевича отстранили от занимаемой должности и назначили старшим инженером по расчетам. По-видимому, от более крупных неприятностей спасло лишь то, что он и так находился в заключении, с приговором о расстреле. После перевода в расчетчики Николай Николаевич и в новой должности продолжал работать над конструкциями новых машин, в том числе штурмовика ТШ-1 и его модификацией ТШ-2. Хотя это и не входило в прямые служебные обязанности Поликарпова, он чуть ли не ежедневно писал служебные записки в конструкторский отдел с замечаниями по конструкции узлов, агрегатов и с конкретными предложениями, как устранить обнаруженные недостатки. Вот тексты двух таких записок: «…Узел с точки зрения конструктивной и производственной нуждается в дальнейшей переработке. В работе он очень труден, в производстве требует много времени…». «Задний подкос шасси рационально сконструировать клепанной из дюраля стойкой обтекаемого сечения. Это дает вдвое меньший вес; дает малое лобовое сопротивление; позволяет брать и тянуть при нужде за подкос руками, в то время как подкосы с обтекателем будут быстро измяты при эксплуатации». Опыт исследований был положен в основу написанной Н.Н.Поликарповым в 1930 г. рукописи статьи «Нормы прочности самолетов при статических испытаниях», к сожалению, так и неопубликованной (личный архив Н.Н.Поликарпова). В феврале 1931 года ВАО вновь было передано в ВСНХ. Улучшилась связь авиационной промышленности с другими отраслями народного хозяйства. В результате реорганизации ЦКБ были сформированы конструкторские бригады постоянного состава, которые получили право курировать весь процесс проектирования и изготовления опытных машин. Николай Николаевич, назначенный начальником бригады № 3, приступил к разработке истребителя И-11. Когда 14 марта 1931 г. освободили многих конструкторов, включая Григоровича, Поликарпов еще оставался в неволе. Спустя полтора года после ареста, 18 марта 1931 г. Коллегия ОГПУ приговорила Н.Н.Поликарпова к десяти годам заключения в лагерях. В середине июня 1931 г. состоялся смотр авиационной техники. На Центральный аэродром прибыли Сталин, Ворошилов, Орджоникидзе, другие партийные и государственные деятели. В печати об этом событии не появилось ни строчки. Правительственные машины прибыли в одиннадцать часов. Начальник ВВС П.И.Баранов отдал рапорт Председателю Совнаркома. На летном поле выстроились истребители, разведчики, бомбардировщики, в том числе готовая к вылету пара истребителей И-5, за ними на стоянке- И-4, И-5, а рядом, для сравнения – французский истребитель «Потез», далее – отечественные разведчики Р-5, опытный экземпляр бомбардировщика ТБ-3, другие самолеты. Сталин приблизился к стоянке, дымя папиросой. Когда до истребителей оставалось шагов десять, комбриг Туржанский подошел к вождю и громко сказал: «Извините, Иосиф Виссарионович, но, может быть, Вы здесь докурите? У самолетов нельзя…». Его поддержал Баранов. Сталин молча остановился и каблуком вдавил в землю окурок. В принципе и Туржанский, и Баранов были правы. Правила пожарной безопасности являются общими для всех. Однако то же самое можно было сказать полушепотом, в стороне, не привлекая внимания. И, хотя Сталин ничем не высказал своего неудовольствия, его настроение изменилось. Осмотрев бомбардировщик ТБ-3, Иосиф Виссарионович захотел полетать на нем, но Баранов отказал, так как самолет был опытным. («Почему затягиваются сроки испытаний?»). Делегация подошла к истребителям. («Почему на них нет радио?»). Объяснения по самолету И-5 давал Поликарпов, по его вооружению -А.В.Надашкевич (приговоренные на десять лет). Недавно выпущенный на свободу Григорович предпочел не рисковать и не явился на смотр. Стоянка И-5 находилась неподалеку от ангара, где жили заключенные конструкторы. После докладов Сталин, кивнув в сторону седьмого ангара, спросил у Надашкевича: «А вас здесь не угнетают?». Намек, содержавшийся в вопросе, относился прежде всего к членам делегации и сопровождавшим. Затем летчики Чкалов и Анисимов с блеском продемонстрировали И-5 в воздухе. Состоялись полеты и других самолетов: ТБ-3, Р-5. Результаты смотра сказались довольно быстро. Через неделю Баранова отстранили от должности начальника ВВС и временно назначили руководить авиаобъединением. Новым начальником ВВС стал Алкснис. Коллегия ОГПУ 28 июня 1931 г. постановила: приговор в отношении Н.Н.Поликарпова считать условным. Президиум ЦИК СССР принял 7 июля 1931 г. решение об амнистии группы лиц, в том числе Поликарпова. Летчик- испытатель Б.Л.Бухгольц на своей машине немедленно отвез выпущенного на свободу Николая Николаевича домой. Уже после смерти конструктора 1 сентября 1956 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР отменила решение Коллегии ОГПУ от 18 марта 1931 г. и прекратила дело в отношении Н.Н.Поликарпова «за отсутствием состава преступления». Заключение наложило отпечаток на характер Николая Николаевича, Он стал более сдержанным. «Раньше, до ареста, папа был достаточно общительным человеком, разговорчивым», – вспоминала Марианна Николаевна Поликарпова, – «но после тюрьмы он стал замкнутым, о своих делах дома не распространялся, а в служебном кабинете на заводе один посетителей не принимал, звал всегда кого-нибудь из замов; уезжая по вызову в наркомат или еще куда выше, приводил свои бумаги в порядок и оставлял план работ ОКБ не менее чем на месяц». Двадцать седьмого августа 1931 г. приказом по ВАО за № 265 ЦКБ было введено в состав ЦАГИ, а начальником ЦАГИ назначили Н.Е.Пауфлера. Последовала очередная реорганизация. В ЦКБ включили и конструкторские бригады ЦАГИ, ранее подчинявшиеся главному инженеру А.Н.Туполеву. Новое задание бригады № 3 предусматривало разработку пассажирского самолета-разведчика Р-11, истребителя И-13. В кратком рабочем дневнике, который Поликарпов вел с сентября по октябрь 1931 г., по часам расписан ход работ над проектами. Такие дневники он потом рекомендовал писать всем своим подчиненным, причем многие об их истинном назначении не догадывались. Один из старейших работников конструкторского бюро В.И.Тарасов рассказывал, как однажды в середине тридцатых годов он спросил Поликарпова: « – Николай Николаевич, я знаю, что несколько лет тому назад Вы были репрессированы. Вы действительно были в чем-то виноваты или были кем-то оговорены? После небольшой паузы Николай Николаевич ответил: – Знаете, Василий Иванович, один скажет, другой подтвердит и Вы совершенно беспомощны. – Значит, когда Вы просили меня в начале нашей совместной работе вести дневник, Вы думали об этом? – Да, дневник тоже является документом». Истребитель И-13 проектировался под отечественный двигатель М-32 жидкостного охлаждения. В том же 1931 г. было только выдано задание на его разработку. Это существенно осложняло процесс создания И-13. Пока не назначили начальника ЦКБ, общим руководством деятельности занимался главный инженер ЦАГИ А.Н.Туполев. Он придерживался мнения, что конструкция опытных самолетов бригады №3 должна быть цельнометаллической. Поликарпов считал необходимым вести разработку самолетов смешанной конструкции. Кроме того, он протестовал против мелочной опеки со стороны Туполева в вопросах проектирования. Сказывался и груз их прошлых взаимоотношений. Назревал конфликт. Однажды в ноябре 1931 г. на совещании в кабинете Туполева во время обсуждения работ бригады №3 разговор дошел до высшей точки кипения. Самолюбивый Андрей Николаевич был буквально взбешен отказом Поликарпова вносить изменения, с которыми тот не был согласен. Незамедлительно последовал приказ о смещении Поликарпова с должности начальника бригады №3. Ему поручили проверку проектов, анализ результатов статических испытаний что, безусловно, не соответствовало ни его квалификации, ни опыту. В написанных Николаем Николаевичем заметках несколькими скупыми словами дана оценка произошедшим событиям: «Мои разногласия с Туполевым принципиальные, захват ЦАГИ, проверка проектов, проверка статиспытаний, жесткий контроль и безответственность. Наше переселение в ЦАГИ «для оздоровления». Перелом и гонения. Зажим в ЦАГИ: смещение в ноябре 1931 года, снятие программы (разведчики и истребители), вынужденное безделье до июля 1932 года…». В конце ноября 1931 г. начальником ЦКБ и одновременно заместителем начальника ЦАГИ стал С.В.Ильюшин. Николай Николаевич познакомился с Сергеем Владимировичем еще в 1919 г. на заводе «Дукс», куда красноармеец Ильюшин доставил захваченный у белых в районе Петрозаводска самолет Авро-504К, ставший прототипом учебного самолета У-1. Позже, в 1926- 1927 гг. они вместе работали в НТК ВВС, где Ильюшин возглавлял первую (самолетную) секцию. Они были друзьями и не случайно на столе в рабочем кабинете Ильюшина всегда стоял барельеф Поликарпова. ВАО было преобразовано 29 декабря 1931 г. в Главное управление авиационной промышленности при ВСНХ СССР, с 10 января 1932 г. – при Народном комиссариате тяжелой промышленности, а с декабря 1936 г. – в Первое главное (авиационное) управление Наркомата оборонной промышленности. В 1932 г. вошел в строй завод опытных конструкций (ЗОК) ЦАГИ. 25 мая 1932 г. был образован Сектор опытного строительства (СОС), включавший в себя ЗОК, ЦКБ, отдел эксплуатации и летных испытаний, ряд других подразделений. Его начальником и заместителем начальника ЦАГИ был назначен Ильюшин, а Туполев – заместителем по конструкторскому отделу. Ильюшин старался помочь опальному Поликарпову. Когда 4 мая начальник ЦАГИ Н.М.Харламов издал приказ о слиянии бригад № 3 и № 4 в одну – бригаду № 3 (начальник П.О.Сухой), по предложению Ильюшина на должность заместителей начальника назначили Поликарпова и Г.И.Бертоша. По плану к середине 1933 г. бригада должна выпустить на испытания истребитель-полутраплан И-13 с двигателем жидкостного охлаждения М-32 и истребитель-моноплан И-14 с двигателем воздушного охлаждения М-38, который еще только разрабатывался. С конца 1931 г. работы по И-13 велись довольно вяло. Двигатель М-32, несмотря на перспективные характеристики, строился долго. Его первые стендовые испытания возобновили интерес к И-13. Согласно расчетам, самолет при взлетном весе 1450 кг должен развивать максимальную скорость 358 км/ч на высоте 5000 м. Предполагалось, что он будет вооружен четырьмя пулеметами и оснащен радиостанцией. Павел Осипович Сухой сконцентрировал свои усилия на разработке истребителя-моноплана И-14 с убирающимся шасси и максимальной скоростью около 380 км/ч. Николай Николаевич высказал свои соображения по самолету, но понимания не встретил. Поликарпов провел исследования по перспективам развития истребителей, двигателей. Именно тогда на его столе появились первые расчеты и прорисовки будущих истребителей И-15, И- 16, И-17. Свой анализ проблемы он оформил в виде докладной записки и направил ее руководству ЦКБ. В ней Поликарпов изложил предложения по истребителям нового поколения. Поскольку из-за отсутствия опыта и недостаточно высокой культуры производства создание новых отечественных авиамоторов затягивалось на неопределенный срок, то Николай Николаевич рекомендовал использовать двигатели «Циклон» F-3, F-5 фирмы «Райт». Конструкция самолета И-14 П.О.Сухого содержала ряд технических новшеств (убираемое шасси, динамореактивные пушки и т.д.). и его доводка могла затянуться. Даже небольшой промах грозил привести к репрессиям ввиду сложных взаимоотношениях с руководством ЦАГИ. Поэтому для подстраховки в июле 1932 г. он предложил Поликарпову разработать проект истребителя-полутораплана И-14а с двигателем воздушного охлаждения. Взяв за основу схему истребителя И13, Николай Николаевич существенно ее переработал. Двигатель жидкостного охлаждения М-32 заменил двигателем воздушного охлаждения «Циклон» фирмы «Райт» с кольцом Тауненда, в связи с чем серьезному изменению подверглась носовая часть фюзеляжа. Первоначально спроектированный нормальный центроплан крыла был затем выполнен по типу «чайка». Это уменьшало лобовое сопротивление и улучшало обзор. Самолет имел смешанную конструкцию, выклеенный из шпона фюзеляж и одностоечное шасси. Кабина закрытая, со сдвигаемой назад крышкой фонаря. Разрабатывались и другие модификации машины с мотором «Меркур» (И- 146), с убирающимся рычажным механизмом в борт фюзеляжа шасси (И- 14в). Ожидаемые летные характеристики последнего были вполне созвучны с характеристиками моноплана И14. В этих проектах Николай Николаевич придерживался идеи «модульной конструкции», которая при минимуме затрат позволяла создать машины разного назначения. Когда предварительные проекты самолетов И-13, И-14 и И-14а были готовы, перед Ильюшиным возникла проблема, как представить их руководству ЦАГИ и ВВС. Позиция Туполева о вредности разработки параллельных проектов (распыляются силы и средства) была хорошо известна, и с ней соглашались многие видные деятели авиационной отрасли и военные. После недолгого размышления Ильюшин решил созвать заседание по обсуждению проектов истребителей в ЦАГИ, а для того, чтобы держать совещание в определенных рамках, пригласить на него начальника ВВС Алксниса. Совещание состоялось 8 декабря 1932 г. На нем обсуждались представленные проекты, степень их соответствия заданию, увязка с планами производства и закупки новых двигателей. По результатам работы было принято постановление: «1. И-14а переименовать в И-15. 2. Проектировать и строить все три самолета твердо под наши опытные истребительные моторы. 3. Ввиду некоторой задержки выхода наших опытных истребительных моторов и необходимости форсировать выпуск опытных образцов истребителей, считать возможным допустить конструирование опытного образца И-14 и И-15 под один из двух следующих моторов воздушного охлаждения: Бристоль-Меркур или Райт-Циклон, 4. Создать техническую комиссию под председательством т. Левина (НИИ ВВС) в составе следующих товарищей: от ЦАГИ-тт. Сухой, Поликарпов. ОТТЭН, от НИИ – (по усмотрению т.Левина). 5. Поручить технической комиссии не позже 13.Х11 с.г. представить свои выводы и предложения по выбору заграничного типа мотора для самолетов И,-14 и И-15 (Бристоль-Меркур или Райт-Циклон); при выборе Бристоль- Меркура или Райт-Циклона для И-14 и И-15 учитывать при этом (сопоставлять) все преимущества одного и другого: летно-технические и тактические, производственные, вероятные сроки получения и т.д. 6. Созданной комиссии поручить обсудить вопрос и дать конкретные предложения о типе мотора (внутрисоюзного и заграничного) с водяным охлаждением для самолета И-13 на тот случай, если бы возникли затруднения с выпуском М-32. Окончательный выбор типа мотора под И-14 и И-15 подлежит личному согласованию между т. Алкснисом и т. Барановым до представления выбора типа для утверждения а Правительстве». В принятых документах дополнительно указывалось, что: «Самолет И-14, как тип скоростной пушечной машины, рассматривать как перехватчик. В соответствии с этим основным и решающим летно-тактическим требованием считать возможно большую горизонтальную скорость для быстрого достижения противника по вызову и при преследовании. Этому основному решающему требованию – максимальной горизонтальной скорости – подчинить все остальные летно- тактические требования… Самолет И-15 проектировать и строить как тип высокоманевренного истребителя, у которого все должно быть подчинено основному летно-тактическиму требованию – высокой маневренности и хорошей скороподъемности. Конструкция должна быть смешанная (сварные хромомолибденовые трубы, дюраль, дерево, полотно)» Поликарпов считал более перспективным для машины двигатель Райт «Циклон», но пришлось переделать проект по мотор Бристоль «Меркур». Но главное было достигнуто – он снова вернулся к любимому делу. Работая с небольшим числом сотрудников, Поликарпов представил 13 декабря 1932 г. эскизный проект истребителя И-15. После отъезда Алксниса напряженные отношения, возникшие между Ильюшиным, Туполевым, руководством ЦАГИ, постепенно сделали невозможной творческую работу коллектива. К тому же время доказало необходимость разукрупнения ЦКБ. Начальник Главного управления авиационной промышленности П.И.Баранов 13 января 1933 г. подписал приказ об организации нового Центрального конструкторского бюро на заводе им. Менжинского, специализирующегося на проектировании истребителей, разведчиков, штурмовиков и других боевых самолетов. В новое АЦКБ были переведены в полном составе бригады по разработкесамолетов-разведчиков, морских самолетов, часть бригады бюро особых конструкций, бригада Поликарпова, часть бригады вооружения, отдельные группы конструкторов, инженеров, чертежников. Начальником ЦКБ и заместителем директора завода назначили С.В.Ильюшина. Так Н.Н.Поликарпов снова оказался на заводе №39. Наступил новый этап его жизни.Су-10 – первый реактивным бомбардировщик ОКБ П.О.Сухого
Николай ГОРДЮКОВ Среднеплан с прямым трапециевидным крылом – такую аэродинамическую схему окончательно выбрали для самолета Су-10. Характерной особенностью этой машины являлась значительная бомбовая нагрузка, полностью размещавшаяся внутри фюзеляжа. Если оценивать степень совершенства компоновки самолета весом бомб, приходящимся на 1 м² миделя фюзеляжа, а мощность огня – секундным залпом, то получаем следующие данные:| Самолет | Мидель фюзеляжа, S м² | Максимальный вес бомб. G кг | G кг Sm² | Секундный залп, кг |
| Ту-2 | 2.04 | 1000 /3000 * | 490 | 4,2 |
| В-25 | 2,7 | 2370 | 877 | 4,8 |
| В-29 | 6.6 | 9100 | 830 | 9,2 |
| Су-10 | 2,7 | 4000 | 1480 | 6,3 |
Можно сделать вывод, что Су-10 превосходил по удельной бомбовой нагрузке как отечественный Ту-2, так и наиболее совершенные американские бомбардировщики, а по абсолютному залпу уступал только В-29. Наглядной иллюстрацией рационального использования объема конструкции Су-10 является сравнение условных плотностей самолетов (отношение веса самолета к объему фюзеляжа):
| Самолет | Полетный вес, | Мидель | Длина | Объем | G.KC/ |
| G кг | фюзеляжа, S м³ | фюзеляжа, 1 м | фюзеляжа, V м³ | V м³ | |
| Ту-2 | 10380 | 2,04 | 13,8 | 28,1 | 370 |
| В-25 | 12900 | 2,7 | 16,12 | 43,5 | 296 |
| В-29 | 54430 | 6.6 | 30,2 | 199 | 274 |
| Су-10 | 18950 | 2,7 | 16.975 | 45.8 | 415 |
Малая величина миделя фюзеляжа (по сравнению с аналогичным по назначению самолетом Ил-22) была в основном достигнута благодаря размещению основных опор шасси на консолях с уборкой в центроплан крыла. Силовую установку РД-10 спроектировали по «пакетной» схеме с «реданом»: два двигателя – под крылом, а третий – еще ниже и со смещением вперед. Продольный сдвиг ТРД уменьшил высоту и площадь поперечного сечения гондол. Двигательные агрегаты, надстроенные на корпусах верхних и нижних ТРД, располагались один за другим, а межосевое расстояние получилось меньшим по высоте. За счет разворота двигателей по вертикали на небольшой угол удалось их сблизить между собой. В результате было уменьшено лобовое сопротивление всей гондолы и понижена ее металлоемкость. Причем подход к двигателям при их эксплуатации и замене оставался очень удобным.
Дальность и продолжительность полета Су-10 с шестью двигателями РД-10
| G пол., кг | G бомб., кг | втопл., кг | Н пол., м | V пол., км/ч | Дальность полета L, км |
| 19500 | 1000 | 5700 | 10000 | 655-690 | 1500 |
| 21700 | 1000 | 7760 | 10000 | 660-700 | 2000 |
| 21700 | 4500 | 4400 | 10000 | 650-710 | 1020 |
Использование в силовой установке четырех двигателей ТР- 1 (по два на каждый консоль), с выносом их далеко вперед относительно передней кромки крыла, улучшало рассмотренные выше характеристики самолета. Это происходило за счет изменения суммарного веса двигателей (приблизительно на 1 тонну), некоторого увеличении общей тяги и более совершенной аэродинамики крыла.
Дальность и продолжительность полета Су-10 с четырьмя двигателями ТР-1
| G пол., кг | G бомб., кг | G топл., кг | Н пол., м | V пол., км/ч | Дальность полета L, км |
| 18950 | 1000 | 5300 | 1000 | 700 | 1500 |
| 21230 | 1000 | 7500 | 1000 | 700 | 2000 |
| 21230 | 2000 | 6500 | 1000 | 700 | 1700 |
| 21300 | 3000 | 5580 | 1000 | 700 | 1400 |
| 21230 | 4000 | 4580 | 1000 | 700 | 1100 |
Самолет Су-10 представлял собой цельнометаллический моноплан с однокилевым оперением. Фюзеляж имел металлическую полумонококовую конструкцию, состоящую из следующего набора: 51 основной шпангоут и стрингер, нескольких лонжеронов и работающая гладкая обшивка. Для обеспечения гладкой поверхности при раскрое обшивки разработчики стремились уменьшить количество стыков. Обшивку средней части фюзеляжа делали из Д16Т толщиной от 1,5 до 2,5 мм, а носовой и хвостовой части – толщиной от 1,0 до 1,2 мм. Конструкция лонжеронов выполнялась из листового материала в виде гнутых прессованных профилей переменного сечения. Экипаж состоял из четырех человек: пилота, штурмана, стрелка-радиста и стрелка-наблюдателя задней огневой точки. Первые три члена экипажа размещались в носовой части фюзеляжа, а четвертый – в кормовой. Кабина штурмана, имевшая круговой обзор, была непосредственно в носу самолета. За ней – сверху – располагались фонарь и кабина летчика и стрелка-радиста. Под этой кабиной находилась ниша передней стойки шасси. В той же зоне по правому борту был сделан вырез под дверь, в углублении которой установили лестницу для входа и выхода из фюзеляжа. За передней кабиной располагался передний топливный бак. В центральной части фюзеляжа находился большой грузовой отсек с эксплуатационными люками для бомб различного калибра. Над ним – мощная рама с хромансилиевыми поясами. На контуре фюзеляжа рама стыковалась с лонжеронами крыла. Далее располагался задний топливный бак, за которым установили контейнер тормозного парашюта. Фюзеляж заканчивался кабиной стрелка кормовой установки, имевшей люк-трап. Крыло самолета (профиль ЦАГИ Ш-2/12) было двухлонжеронное, с работающей обшивкой, стрингеры из прессованных «бульбообразных» уголков. Лонжероны балочной конструкции двутаврового сечения. Пояса из стальных лент ЗОХГСА и дюралевых уголков, дюралевая стенка переменной толщины. Каждая консоль имела две секции элерона (левая внутренняя снабжалась триммером) и четыре секции щитков-закрылков. Двухлонжеронный киль имел 16 нервюр из листового дюраля и крепился к фюзеляжу по 43-му и 51-му шпангоутам при помощи стенок лонжерона и стыковых лент. Работающая обшивка киля была толщиной от 0,8 до 2,0 мм. Стабилизатор имел два лонжерона. Он крепился к килю двумя узлами на переднем лонжероне у первой нервюры и через балочку в носке, соединенную с подъемным механизмом стабилизатора. Все рулевые поверхности снабжались триммерами. Управление самолетом имело ряд особенностей, обусловленных как самой конструкцией планера. так и назначением машины. К ним относились: – большая протяженность управления; – возникновение больших усилий на исполнительных органах управления; – необходимость автоматической корректировки в момент наводки на цель – при взаимодействии с прицелом; – необходимость обеспечения безопасности экипажа в случае аварийного покидания самолета. Ввиду большой протяженности проводка управления выполнялась как с помощью тросов, так и с помощью тяг. Управление рулем высоты выполнялось полностью тягами, проходившими по фюзеляжу в направляющих патронах, а в киле осуществлялось качалками. Управление рулем поворота выполнялось в пределах большей части фюзеляжа тросом, а в хвостовой части киля – тягами. В продольное, путевое и поперечное управление были включены бустерные механизмы, поскольку возникали большие усилия на исполнительных органах управления. Приводные цилиндры бустеров размещались в хвостовой части фюзеляжа для того, чтобы нагружать значительными усилиями как можно меньшую часть проводки. Бустерные приводы в управлении элеронами находились в крыле. В систему управления предусмотрели включение рулевых машинок к электрическому автопилоту АП-5, связанному с прицелом – для точной наводки самолета на цель при бомбометании. Штурвальная колонка была обычного для бомбардировщиков типа (с цепью Галля, соединенной с тросами). К педалям – вертикальным, с горизонтальной осью вращения и с литыми «башмаками» – присоединялись тяги от гидравлического тормозного клапана ДС-3. Торможение производилось наклоном педальных «башмаков» Штурвальная колонка оказалась слишком близко расположена к креслу пилота, поэтому требовалось застраховать летчика от повреждений при покидании самолета в случае аварии. Эта задача решалась путем откидывания штурвальной колонки к приборной доске. Носовая стойка шасси не имела боковых подкосов. Она закреплялась на фюзеляже и убиралась при помощи ломающегося заднего подкоса. На этой стойке крепились два спаренных тормозных колеса размером 700 х 250 мм. Для данного типа стойки разработали специальную систему амортизации, в которой воздушная и жидкостная камеры были изолированы одна от другой. Демпфер «шимми» устанавливался внутри стойки. Проверку гидравлического расчета амортизаторов осуществили во время динамических испытаний. Кроме того, провели испытания на определение критических скоростей, вызывающих появление «шимми» носовой установки. Особенностью этого шасси явилось использование полувилки для консольного закрепление колес. Такая конструкция позволяла убирать главные стойки шасси в тонкое крыло без применения больших обтекателей на его поверхности. Главное шасси самолета Су-10 было спроектировано по трехстержневой схеме, с передним и боковым подкосами. Ломающийся боковой подкос являлся звеном механизма, при помощи которого происходила уборка шасси. Хвостовая опора (для предохранения) состояла из амортизационной стойки, установленного на шпангоуте силового кронштейна и обтекателя. Гидросистему самолета можно разделить на три самостоятельные части: – первая работала от двух гидропомп на нижнем левом двигателе (подъем и выпуск шасси и закрылков, работа тормозов главных колес); – вторая работала от одной из помп на правом двигателе и обеспечивала управление стабилизатором, бомболюками и стрелковой башней; – третья работала от второй помпы, установленной на том же двигателе, и обслуживала систему питания бустеров элеронов и рулей. Здесь была задействована схема предпочтительного включения. Гидросистема обслуживала агрегаты самолета в следующей последовательности: шасси, закрылки, стрелковая башня, бомболюки. В системе применили спаренные краны с принудительной установкой на холостую прокачку. Для обеспечения постоянного давления до клапана ДС-3 предусмотрели гидроаккумулятор и автомат подкачки. Вся гидросистема обеспечивала функционирование агрегатов самолета и при возникновении аварийной ситуации. Силовая установка самолета Су-10 состояла из четырех турбореактивных двигателей ТР-1А, размещенных попарно на консолях крыла. Капот двигателей представлял собой набор крышек, верхних и нижних стекателей газовых струй двигателей.
Су-10
Проект «Ј» с шестью двигателями РД-10
Схема технологического членения самолета Су-10
Схема двигателей
Передняя часть входных приемников, имеющих хорошо профилированные обтекатели кромки, являлась деталью самих двигателей. В задней части двигатели закрывались крышками-полукоками, изготовленными из жароупорной стали ЭЯ1 Т. Снять их было достаточно трудно. Стекатели газовых струй также были выполнены из жароупорной стали. Между их внутренней и внешней обшивками проходил воздух, поступающий через систему жабр. Для защиты от воздействия горячих газовых струй на нижней Обшивке крыла предусмотрели установку гофрированной жароупорной панели. Разработчики силовой установки столкнулись с проблемой. Требовалось создать нетрадиционные системы питания горючим управления и запуска двигателей. Это было вызвано, во- первых, сравнительно большими размерами самолета. А во- вторых – значительным запасом топлива для работы четырех двигателей. В то же время, размещение и расходование горючего должны быть строго регламентированы, чтобы изменение центра тяжести самолета происходило в границах допустимого. Керосин предполагалось перекачивать из переднего бака в задний, и наоборот. Для уменьшения длины разбега на самолете использовались стартовые агрегаты – пороховые ракеты, установка которых ранее была отработана на Су-9. Крепление четырех стартовых ускорителей на самолете осуществлялось по бортам фюзеляжа при помощи специальных замков. Они обеспечивали автоматическое сбрасывание ускорителей после их выгорания или аварийное сбрасывание летчиком стартового агрегата – в случае его отказа. Для оборудования, которое предполагалось применить на самолете Су-10, характерными являлись затраты большого количества электроэнергии. Это привело к решению установить четыре генератора мощностью 3000 kW каждый. К основным потребителям относились: две электрифицированные турели, радиоаппаратура, электрический автопилот и шесть помп подкачки горючего. Стремление облегчить летчику управление четырьмя двигателями привело к созданию многочисленных блокированных переключателей, связанных с рукоятками управления двигателями и бензокранами. Радиооборудование состояло из РСБ-Збис, РСИ-6, АРК, радиовысотомера РВ-2 и МА. Вся основная аппаратура находилась у стрелка-радиста. Только РВ-2 и МА располагались в хвостовой части самолета. Имелся фотоаппарат АФА-33 на качающейся установке. Управление его створками осуществлялось дистанционно, с помощью механизма УР-2. Доска приборов пилота представляла собой одну большую панель, на которой располагались все навигационные и моторные приборы. Амортизаторы типа «Лорд» заменили узловой амортизацией. Кроме того, имелись поддерживающие амортизаторы, к которым крепилась верхняя часть доски с помощью промежуточных тяг. На самолете было установлено кислородное оборудование, включающее в себя нескольких кислородных баллонов и приборов кислородного питания. В состав стрелково-пушечного вооружения бомбардировщика Су-10 входили: неподвижная носовая установка Б-20Э – под пушку калибра 20 мм, верхняя турельная установка Б-20Э с дистанционным управлением – под две пушки калибра 20 мм. Неподвижная носовая установка размещалась под полом кабины штурмана так, чтобы подход к оружию был снаружи, а к патронному ящику – из кабины штурмана. Управление огнем осуществлялось с помощью электричества. Гашетка управления стрельбой размещалась на штурвале летчика, а электрощиток – на приборной доске. Прицеливание производилось через прицел ПБП-1Б. Верхняя турельная установка была электрифицирована, располагалась на границе между бомбоотсеком и баком. Для управления установкой в кабине стрелка- радиста имелась прицельная станция Б- 4, Подход к турели обеспечивался сверху – через экран турели, и снизу – из бомбового отсека. Патронные ящики поднимались с помощью специального приспособления, Кормовая установка КГ-2 с электрогидравлическим управлением позволяла вести стрельбу вверх – под 30 градусов, вниз – под 45 градусов и в стороны – под 30 градусов. Установка была снабжена коллиматорным механическим прицелом. В фюзеляжном бомбовом отсеке самолета размещалось бомбардировочное вооружение, которое состояло из одной ФАБ-3000 М46, одной ФАБ-1500 М46, восьми ФАБ-500 М46, двенадцати ФАБ-250 М46 или двадцати ФАБ-100. Для подвески бомб были установлены четыре 3-замковые кассетные держатели КД-3, четыре 3-замковые держатели КД-2, один балочный держатель БД-4 для подвески ФАБ-3000 и ФАБ-1500, два балочных держателя БД-2. Кассетные держатели размещались по бортам отсека, а балочные держатели спереди по порядку: БД-2, БД-4 и БД-2 в верхней части по оси самолета. Управление сбрасыванием – электрическое. Все управляющее оборудование размещалось в кабине штурмана, в том числе прицел 0ПБ-4С. Подъем бомб осуществлялся двумя электролебедками БЛЗ- 46Э или двумя механическими БЛ-4. В кабине штурмана, которая имела круговое остекление (кроме зоны пола), на приборной доске и пультах располагалось все необходимое навигационное оборудование.
Сбрасываемые аварийные люки носовой части фюзеляжа
Контейнер тормозного парашюта
Фонарь кабины летчика и стрелка-радиста
Капотирование двигателей
1 и 3 – входной диффузор двигателей, 2 – верхним крышка нижнего двигателя, 4 – верхняя крышка верхнего двигателя, 5 – средняя крышка верхнего двигателя, 6 – задний полукок верхнего двигателя, 7 – стекатель, 8 – задний полукок нижнего двигателя, 9 – боковая крышка, 10 – средняя крышка нижнего двигателя, 11 – передняя крышка нижнего двигателя
Отделяемая часть кабины стрелка
Сверху, справа от оси самолета, имелся аварийный люк для покидания самолета. Фонарь кабины летника состоял из трех частей: неподвижного козырька и двух аварийно сбрасываемых. На правом борту для входа в эту кабину имелась дверь, снабженная аварийным сбрасывателем. Кресла летчика и стрелка радиста располагались спинками друг к другу. При аварийном сбросе фонаря кресло пилота пружинным механизмом наклонялось в плоскости спинки на 18 градусов к борту. Это сделали, чтобы предотвратить столкновение выброшенного в воздух летчика с оперением. Таким образом, у трех членов экипажа (летчика, штурмана и стрелка-радиста) были катапультируемые кресла и бронирование. Кормовая установка имела прозрачную и стальную броню для защиты стрелка. Гидравлическое сидение автоматически регулировалось по высоте – в зависимости от положения оружия. Пульт управления находился перед стрелком. Крепление установки осуществлялось четырьмя разрывными болтами, при помощи которых в случае аварии стрелок мог отбросить установку назад по полету и выброситься в открывающееся отверстие.
Основные даты из истории бомбардировщика Су-10
1946 26 февраля. Выходит постановление СНК СССР о постройке бомбардировщика с четырьмя двигателями типа ЮМО-004. 27 марта. Подписан приказ министра авиационной промышленности о начале проектирования реактивного бомбардировщика в ОКБ П.О. Сухого. 24 апреля. Начата разработка эскизного проекта. Выпускаются чертежи предварительной продувочной модели, предназначенной для продувки в трубе ЦАГИ Т-106. 26 апреля. Сдана часть чертежей предварительного макета кабины пилота – на каркас и обводы шпангоутов. 30 апреля. Закончена разработка чертежей для продувочной модели. 6 мая. Начата разработка проекта натурного макета самолета с работающими двигателями, предназначенного для продувки в аэродинамической трубе ЦАГИ. Закончена разработка чертежей для предварительного макета кабины летчика. 8 мая. Начато изготовление продувочной модели. Закончена разработка чертежей для продувочных моделей (для труб Т- 102 и Т-106). 17 мая. Произведено вычерчивание теоретического плаза макета самолета с работающими двигателями. 7 июля. Сданы чертежи стенда (натурного макета) для продувки с работающими двигателями.
Фюзеляжные узлы стыковки крыла
Главная стойка шасси
Штурвальная колонка
Кресло летчика
Кресло штурмана
Кресло стрелка-радиста
Кресло стрелка кормовой установки
Оборудование в кабине летчика
1 – кислородный редуктор, 2 – включатель помпы подвесного бака, 3 – кислородный прибор КП-14, 4 – тумблер питания двигателей при взлете и посадке, 5 – ручка тормоза переднего колеса, 6 – УФО, 7 – щиток кры.льевых баков, 8 – тумблер выпуска фары, 9 – тумблеры АНО, 10 – тумблер ускорителей, И – кнопка тактического сброса ускорителей, 12 – УФО, 13 – сектор «газа», 14 – сигна.ч,ные лампы аварийного остатка горючего, 15 – сигнализация шасси, 16 – кнопка запуска ускорителей, 17 – сигнализации исправности ускорителей, 18 – сигналььная лампа триммера РП, 19 – включение триммера РП, 20 – включение триммера элерона, 21 – включение триммера РП, 22 – управление гидроприводом стабилизатора, 23 – прицел К10-1, 24 – кнопка сброса фонаря, 25 – приборная доска, 26 – кислородный индикатор и манометр, 27 – УФО, 28 – тумблеры включения кодовых огней, 29 – кнопка включения кодовых огней, 30 – тумблер ЛРК, 31 – тумблер ФКП, 32 – тумблер оружия, 33 – освещение прицела, 34 – тумблер и лампа «актив-пассив», 35 – кнопка аварийного выключения генераторов, 36 – кнопка аварийного выключения аккумуляторов, 37 – выключение ламп УФО, 38 – тумблер переключения мощности радиостанции, 39 – щиток переключения радиостанции, 40 – СПУ, 41 – щиток управления автокомпасом, 42 – манометр воздушного управления ТП, 43 – щиток продувки двигателей, 44 – кнопка перезарядки оружия, 45 – поправочные графики, 46 – сигнальная лампа ФПК, 47 – вакуумер гидросистемы, 48-счетчик патронов, 49 – панель тормозного манометра, 50-манометр давления в аварийной системе, 51 – манометр давления переднего тормозного клапана, 52 – манометр давления главной стойки, 53 – указатель положения стабилизатора, 54-указатель положения посадочных щитков, 55 – бензиномеры, 56 -ручка тормоза главных колес, 57 – пожарные краны, 58 – кнопки запуска двигателей, 59 – кнопка сброса ТП, 60 – тумблеры запуска двигателей, 61 – тумблеры включения помпы бензина, 62 – управление краном, 63 -ручка гидравлического управления щитками, 64 – тумблер помпы перекачки, 65 – включение питания на помпы перекачки, 66 – ручка подъема и выпуска шасси, 67 – аварийный выпуск шасси, 68 – аварийный выпуск шасси, 69 – пульт PC И-6, 70 – кислородный вентиль, 71 – щиток автопилота
Оборудование кабины штурмана
1 – КП-14, 2 – пусковой вентиль, 3 – редуктор, 4 – разъемная коробка, 5 – электрощиток штурмана, 6 – электросбрасыватель, 7 – коробка предохранителей, 8 – индикатор и манометр кислорода, 9 – аварийное открытие люков, 10 – УФО, 11 – высотомер, 12 – индикатор курса, 13 – указатель скорости, 14 – ПДК-44, 15 – АЧХО, 16 – термометр наружного воздуха, 17-лампы сигнализации, 18 – КП-11, 19 – боевая кнопка, 20 – АБ-52 (бортовой визир), 21 – прицел ОПБ-4Си АП-5, 22 -ракетница
19 июня. В ОКБ закончена разработка эскизного проекта. Для достижения Vmax=850 км/ч на высоте 8000 метров, заданной в утвержденном правительством «Плане опытного самолетостроения на 1946 год», главный конструктор П.О.Сухой предусматривает применение для самолета шести двигателей РД-10 – вместо предполагавшихся ранее четырех. 1 июля. Начата предварительная «увязка» конструкции самолета. 19 июля. Сдана в ЦАГИ модель для продувки с первым вариантом крыла. 16 августа. Начато проектирование рабочих чертежей. 7 октября. Построенный макет самолета предъявлен предварительной макетной комиссии. 14 октября. Произведена доработка макета самолета по замечаниям предварительной макетной комиссии. Начата заготовка деталей по крылу, фюзеляжу, оперению и шасси для летного экземпляра. 18 ноября. Макет самолета полностью готов для предъявления государственной макетной комиссии. 2 декабря. Макет самолета официально принят государственной комиссией. 4 декабря. В соответствии с ходатайством ГК и с разрешения заместителя министра авиационной промышленности Шишкина, в целях улучшения летных данных на самолет предусматривается установка четырех двигателей ТР-1. Днем раньше (3 декабря) на это получено одобрение макетной комиссии. 23 декабря. Закончено изготовление рабочих чертежей. 30 декабря. Проводится сборка статического экземпляра самолета. Начато изготовление оснастки на летный экземпляр. 1947 7 января. Получено заключение по эскизному проекту (с четырьмя двигателями). 15 января. Во время проведения статических испытании самолета разрушается задняя стенка крыла у корневого кронштейна крепления элерона при 100-процентной нагрузке. 8 марта. Начальник бригады аэродинамики И.Е.Баславский представляет основные характеристики самолета «Е»: Двигатели РД-10 ТР-1 Размах, м 20,6 20,6 Площадь крыла, м2 71,3 Масса полетная, кг 20280 20280 Нагрузка на крыло, кг/м2 285 285 Высота расчетная, м 8000 8000 Суммарная тяга двигателей на расчетной высоте при V=800 км/ч 6 х 435 6 х 677 Профиль ГО 1В-00 оперенческий Профиль ВО 1В-00 оперенческий 11 марта. Выходит постановление Совмина СССР о постройке среднего бомбардировщика с четырьмя ТРД ТР-1 А с тягой 1500 кг каждый (конструкции А.М Люльки), взамен уже строившегося согласно постановления СНК СССР от 26.02.46 г. бомбардировщика с четырьмя двигателями типа ЮМО-004. 16 апреля. Издан приказ МАП во исполнение постановления Совмина СССР от 11.03.47 г. о постройке среднего бомбардировщика с четьюьмя ТРД ТР-1 А. 21 апреля. В ОКБ работа над самолетом продолжается. Проводятся статические испытания фюзеляжа. 19 августа. Главный конструктор П.О.Сухой направляет директору ЦАГИ письмо, в котором просит дать указания соответствующему отделу ЦАГИ о проектировании крыла для модификации бомбардировщика с 4-мя двигателями РД-500. 15 декабря. Заканчиваются монтажные работы, производится опробование гидравлической системы. 29 декабря. Продолжаются работы по монтажу самолетных систем. Постройка Су-10 в окончательном варианте задерживалась из-за отсутствия на заводе № 134 необходимых производственных площадей. Сборку каркасных агрегатов начали только после выпускавшегося по плану двухмоторного артиллерийского разведчика-корректировщика Су-12. Кроме того, опытный бомбардировщик проектировался с множеством новейших бортовых установок, поэтому возникал целый ряд проблем экспериментального и научного характера. Серьезные помехи в график постройки Су-10 вносили поставщики готовых изделий из смежных отраслей промышленности, которые несвоевременно выполняли заказы. В 1947 г. так и не было получено стрелковое вооружение от ОКБ-43, автопилот АП-5, радиокомпас АРК-4 и двигатели ТР-1 А. 1948 12 марта. Закончен один из этапов проектных работ по установке четырех двигателей ТР-2. Принято решение вначале летные испытания проводить с двигателями ТР-1. Предполагается сдать самолет на государственные испытания через четыре месяца после получения ТР-2. Для сравнения: двигатель ТР-2 (экспериментальный экземпляр) – тяга 1885 кг, двигатель TP-1А – тяга 1500 кг, двигатель ТР-1 – тяга 1300 кг. 4 июня. Выходит Постановление Совмина СССР «О сокращении расходов на ОН И Р по авиационной промышленности на 1948 год». 12 июня. Вышло постановление Совмина СССР, которым утверждался план опытных работ МАП на 1948 г. и прекращалось дальнейшее проведение всех работ, не обеспеченных финансированием. В том числе закрывалось и проектирование самолета Су-10.
Летно-технические характеристики самолета Су-10
| Средний бомбардировщик с шестью РД-10 эскизный проект (27.08.1946) | Средний бомбардировщик с четырьмя ТР-1 (08.01.1947) | |
| Весовые данные | ||
| Вес полетный, кг | ||
| — нормальный | 19500 | 18950 |
| — с перегрузкой | 21700 | 21230 |
| Вес пустого, кг | 11671 | 11300 |
| Вес полезной нагрузки, кг | ||
| — нормальный | 7829 | 7650 |
| — с перегрузкой | 10029 | 9850 |
| Запас горючего, кг | ||
| — нормальный | 5700 | 5300 |
| — с перегрузкой | 7760 | 7500 |
| Вес одного двигателя, кг | 750 | 865 |
| Тяга одного двигателя, кг | 900 | 1400 |
| Летные данные | ||
| Скорость максимальная, км/ч | ||
| — у земли | 810 | 810 |
| — на высоте 6000 м | 850 | 850 |
| — на высоте 10000 м | 830 | 825 |
| — посадочная | 150 | 150 |
| Время подъема, мин. | ||
| — на высоту 6000 м | 8,3 | 6,7 (Н=5000) |
| — на высоту 10000 м | 20,4 | 20,4 |
| Практический потолок, м | 11700 * | 12000 ** |
| Длина разбега, м | ||
| — без стартовых ускорителей | 1020 | |
| — со стартовыми ускорителями | 600 | |
| Геометрические данные | ||
| Длина самолета, м | 18,3 | 19,06 |
| Высота самолета, м | 6,3 | 6,56 |
| Размах крыла, м | 20,6 | 20,6 |
| Размах оперения, м | 7,45 | 7,3 |
| Площадь крыла, м² | 70,0 | 71,3 |
| Площадь ВО, м² | 10,7 | 10,6 |
| Площадь ГО, м² | 16,3 | 14,2 |
Андрей БАРАНОВСКИЙ
Возвращение «Мрiи»
Под Киевом на аэродроме Гастомель, принадлежащем АНТК им.Антонова, проводятся испытательные полеты самого большого в мире транспортного самолета АН- 225 «Мрiя («Мечта»), Созданная в рамках космической программы «Энергия-Буран», эта машина должна была возить на своей «спине» как сам космический многоразовый корабль, так и его ракету. Именно поэтому «Mpiя» имеет столь необычное для отечественных самолетов двухкилевое оперение размахом в 30 метров. Перспективную космическую программу быстро закрыли. Ан-225, установивший во время только одного испытательного полета сразу 110 (сто десять!) мировых рекордов, оказался не у дел. Иногда самолет показывали на московских авиасалонах, что не мешало постепенно разбирать его на запчасти для Ан-124-100 «Руслан». Ведь практически «Mpiя»- это полтора «Руслана». Но пришел срок, и летательный аппарат грузоподъемностью 250 тонн оказался востребованным современным мировым рынком. Дело в том, что Россия и Украина совместно создали сеть воздушных перевозок сверхтяжелых и негабаритных грузов. Самолет Ан-124-100 способен доставлять на большие расстояния до 120- 140 тонн, однако постоянные клиенты все чаще интересуются возможностью транспортировки грузов весом до 225 тонн. Эксплуатация шестимоторного Ан-225, способного поднять в воздух груз еще и на «спине», позволит образовать новый сектор перевозок. Ранее именно по такому пути пошли авиакомпании, владеющие «Русланами». Поначалу никто особенно не верил, что найдутся фирмы, готовые даже за очень большие деньги возить всякие бульдозеры, спутники, породистых лошадей. Но оказалось, что возникший с помощью этого самолета сектор грузовых перевозок – самый быстрорастущий в транспортной авиации. АНТК им. Антонова не предает огласке показатели экономической эффективности использования «Mpiя» при перевозке сверхтяжелых грузов. Но некоторые расчеты провести можно -исходя из цен на подобные услуги для «Русланов», но с повышающим коэффициентом, который отражает монопольное положение этого самолета на рынке воздушных транспортных перевозок. Так вот, один летный час «Руслана» обходится клиенту в 12-24 тыс. долларов. При перевозках грузов от 180 тонн и более верхнюю границу можно спокойно удваивать. После налета 420 часов все затраты на реанимацию Ан-225 окупаются, а дальше «грузовик» начнет приносить прибыль. Замечу, что самолеты Ан-124-100, принадлежащие компании «Волга-Днепр», в год имеют налет с коммерческим грузом около 900 часов. Основными потребителями услуг «Mpiя» будут компании, которым требуется срочная доставка своей продукции к месту назначения в сроки, оговоренные контрактами. В противном случае их ожидают штрафные санкции, несопоставимые со стоимостью аренды этого самолета.
Ан-225 «Мрiя» с «Бураном» на космодроме Байконур Фото Вячеслава Тимофеева
Полагаю, что из подобных расчетов исходили АНТК им. Антонова и производитель моторов запорожский завод «Прогресс», вложившие 20 млн.долларов собственных денег в восстановление самолета. Самой крупной статьей расходов стали шесть новых двигателей Д-18, каждый стоимостью 1,5 млн.долларов. Работы по реанимации «Mpiя» заняли несколько месяцев. Так как в свое время самолет уже прошел государственные испытания, сейчас они проводятся по укороченной программе. Испытания должны закончиться к началу парижского авиасалона, который пройдет в Ле Бурже в конце лета 2001 г.и где «Мрiя» должна быть представлена потенциальным потребителям ее услуг. По словам руководителей АНТК им. Антонова, они собираются выпустить еще одну-две машины Ан-225. Именно такой парк оптимален для создания рынка перевозок грузов до 250 тонн: в этом случае можно будет маневрировать в конце первого полугодия и в конце года, когда на фирмы, владеющие самолетами, обрушивается шквал заказов. Но насколько эффективной окажется работа уникальных «транспортников» – это зависит не столько от потребностей рынка, сколько от финансовых возможностей авиакомпании, которая принадлежит АНТК и будет эти самолеты эксплуатировать. В цехах киевского авиационного завода находится вторая машина в разобранном состоянии. Отдельно крылья, отдельно фюзеляж и полностью отсутствуют вся проводка и приборы. Третью «М piю» придется строить, начиная с нулевого цикла. Фото автора
Профессия – штурман
Геннадий ХРАМЦОВ
Курсанты ВММТАУ на летней практике. Слева направо: первый ряд – Сильпягин О.Т., Тарковский А.С., Тряпицын А.В., Бронзов А.С., Гуржий И.А., второй ряд – Храмцов Г.А., Щербань А.П., Ключник U.K. (Аэродром «Водопой» в Николаеве, 1956 г.)
– Карты в полет взяли? – А как же, две колоды!(Из штурманского фольклора)
Считаю себя типичным представителем своего поколения авиаторов – ничего героического в моей судьбе не было. Родился в 1935 г. в городе Алейске Алтайского края. Отец, работник райкома партии, 24 июля 1941 г. ушел на фронт. Остались мы втроем – мама, сестра и я – без всяких средств к существованию. Как, впрочем, и многие семьи, у которых кормильцы отправились воевать с фашистами. Мама моя, Федора Ефимовна, образования и определенной профессии не имела. Поэтому, чтобы вырастить и выучить нас, ей пришлось очень много трудиться – порой, на самых черных работах. В 1943 г. я поступил в 111-ю неполную среднюю школу Алейска, где учились дети железнодорожников, а после окончания седьмого класса перешел в школу № 1. Среди одноклассников (девяти мальчишек и восемнадцати девчонок) я оказался самым маленьким и худеньким. Однако именно тогда началась моя авиационная судьба. Был в школе такой парнишка – Паша Новоселов, который агитировал всех откликнуться на призыв комсомола: «Молодежь – на самолет!». Ребята в те годы сильно увлекались авиамоделизмом, хотя материалы для постройки добывали с большим трудом: купить что-либо было почти невозможно. Все держалось на личном энтузиазме и смекалке, благодаря которым мы, ученики 6-7 классов, умудрялись делать даже летающие модели самолетов. А когда перешли в 9-й, нас пригласили в военкомат и поинтересовались, где хотим проходить военную службу. Все девять мальчишек ответили, что пойдут в авиацию. Я мечтал летать только на истребителях. Но врачи из медицинской комиссии в военкомате отговаривали: «Посмотри на себя в зеркало! Ты же ручку управления потянуть не сможешь, а еще перегрузки и всякие другие сложности…». Тем не менее, в 1953 г. после школьных выпускных экзаменов, вместе с пятью одноклассниками я поехал в Барнаул подавать документы в летное училище. Отборочная военно-медицинская комиссия пропустила только троих: Виктора Самсонова, Василия Маматова и меня. В ожидании распределения будущие курсанты слонялись по Барнаулу десять дней, а ночевали на соломе в подвале городского военкомата. Предполагалось, что мы попадем в Павлодарскую или Целиноградскую подготовительные летные школы, так называемые «первоначалки». К сожалению, набор шел в алфавитном порядке, и пока добрались до моей фамилии, все места оказались заняты. В армию идти было рано, возраст не призывной – 16 лет, поэтому мне порекомендовали вернуться домой. Потом, в ответ на мой протест, предложили служить в военно-морском флоте. Я ответил, что хочу быть только летчиком. Прошло еще десять дней. Был уже июль месяц, когда в нашем подвальчике, где кроме меня «базировалось» еще 10-15 молодых ребят, появился майор в парадной морской форме, в белой фуражке, с кортиком у пояса. Все замерли, потому что такого мундира никогда в жизни близко не видели. Майор сообщил, чтоознакомился с нашими личными делами и предлагает нам пойти в морскую авиацию. От неожиданности мы опять замолчали, потом долго думали: сибиряки, моря не знали, как летать с воды – не представляли. Но наш собеседник утверждал, что на флоте существует и сухопутная авиация. Наконец, десять человек согласились, переписали заявления и отправились на Черное море в город Николаев, поступать в Военно-морское минно-торпедное авиационное училище (ВММТАУ). Добирались из Барнаула до Харькова девять суток, ехали в общем вагоне, полуголодные. В Харькове нужно было делать пересадку на другой поезд. Еда у нас закончилась, собрали мы оставшуюся мелочь, купили бутылку водки, банку кильки, булку черного хлеба на всех и в парке на скамейку присели. Подходят к нашей компании двое – один в штатском, другой в милицейской форме, просят документы предъявить. Потом объяснили, что мы похожи на амнистированных из тюрьмы заключенных: грязные, небритые, стриженные наголо. Все это происходило памятным для нашей страны холодным летом 1953-го… Николаев, цветущий город-сад, нам очень понравился. Училище располагалось на берегу реки Южный Буг. При входе стоял караул из курсантов, одетых в белую форму с тремя шевронами на рукаве и с боцманскими дудками на груди. Территория ухоженная, газоны и кусты подстрижены, огромный абрикосовый сад радовал глаз. Казарма (по- флотски – кубрик), в которую нас привели, блестела чистотой. Настроение сразу поднялось. Здесь необходимо сделать отступление и сказать несколько слов об истории этого учебного заведения. Николаевской школе морских летчиков Главсевморпути 13 августа 1938 г. в соответствии с приказом по ГУСМП за № 328 присвоили имя С.А.Леваневского. С 25 сентября того же года школа перешла в ведение созданного в 1937 г. Народного комиссариата ВМФ с подчинением во всех отношениях начальнику Управления морской авиации. На ее базе создали Военно-морское авиационное училище летчиков-наблюдателей (ВМАУ) им.С.А.Леваневского. В 1947 г. ВМАУ переименовали в ВММТАУ и одновременно убрали из его названия упоминание о знаменитом полярном летчике. Училище полностью перешло на подготовку личного состава для минно-торпедной авиации. Расцвет ВММТАУ пришелся на 50-е годы, когда училище превратилось в отличную воинскую часть, имеющую в своем составе 8 авиационных полков и отдельных авиационно- технических батальонов, транспортную эскадрилью, авиационно-ремонтный завод им.С.А.Леваневского – словом, все необходимое для достижения высокого качества обучения, включая и боевые традиции. Но, поступая в училище, я ничего не знал о летчике Сигизмунде Александровиче Леваневском, даже фамилии такой не помнил. Другие имена были у всех «на слуху»: А.В.Ляпидевский, Г.Я.Байдуков, А.В.Беляков, В.П.Чкалов. На следующий день после приезда нашу физическую подготовку проверял на плацу майор Адамсон. Я один раз подтянулся на перекладине и, разжав ручонки, упал. Майор наклонился надо мной и проговорил: «И что я буду с тобой делать?». Мое самолюбие было сильно уязвлено. Весь следующий год, пока ребята уходили в выходные дни по увольнительной, я занимался в спортивном зале. Достиг, надо сказать, больших успехов и так возмужал, что когда приехал первый раз в отпуск, мама меня не узнала. Успешно сдав вступительные экзамены, я уже мечтал, как буду сидеть в кабине самолета на месте пилота. Вдруг меня и еще нескольких человек вызвали в мандатную комиссию и предложили перевестись на штурманское отделение. Долго убеждали в том, что штурманов не хватает, а специальность эта очень важная для морской авиации. После нелегких раздумий я согласился.
Ту-4 ВВС Черноморского флота (гарнизон «Гвардейское», 1957 г.)
Г.А.Храмцов, выпускник ВММТАУ (1956 г.)
На первом курсе штурманы осваивали теорию, а летом проходили практику на специально оборудованном для этой цели учебно-штурманском самолете УЧШЛИ-2 (прицел ОПБ-1 находился у него внутри). Происходило это на аэродроме «Водопой» в пригороде Николаева. Сразу садились небольшой группой в самолет, который в течение нескольких часов выполнял заходы на полигон, где мы бомбили по так называемой «цели». Я отличником бомбометания не стал, но полезный опыт приобрел. Самолет Ли-2 казался не приспособленным для выполнения боевых задач, совершенно некомфортным внутри и, самое главное, тихоходным. Как правило, полеты выполнялись под облаками, что физически очень трудно – не все переносили «болтанку». Случались всякие казусы. Например, штурману нужно бомбить, а его укачало. Некоторых курсантов списывали с летной работы, поскольку их вестибулярный аппарат не успевал вовремя адаптироваться. В училище вообще строго относились к успеваемости и летной дисциплине. Мы были детьми военного и послевоенного времени, судьба у каждого сложилась непростая, не все прошли хорошую подготовку в общеобразовательной школе. Но к профессии готовили жестко и отчисляли курсантов безжалостно. Запомнились мне прыжки с парашютом из самолета Ли- 2. Иногда это не очень приятные воспоминания. Например, однажды после команды инструктора «Пошел!» курсант Пономаренко, который прыгал передо мной, зацепился за ручку от снятой двери и повис за бортом рядом с фюзеляжем. Еле-еле втащили его обратно. Самолет сделал следующий заход. Инструктор видит, что у нас от страха лица побелели, спрашивает: «Будете прыгать?». Делать нечего – мы снова направились к зияющему дверному проему… Как бы там ни было, за свою курсантскую жизнь я двадцать раз раскрывал парашют в воздухе. Надо сказать, что морская авиация получала самолеты прямо с авиастроительных предприятий, из ВВС РККА и из гражданских организаций, До 1954 г. включительно курсанты обучались на самолетах Ту-2 и Ил-4 непосредственно в Николаеве. Обучение курсантов на шести машинах Ил-28У проводилось в ВММТАУ с 1953 г. На Ту-2 и Ил-4 штурманам моего курса не пришлось полетать, хотя теоретически мы их изучили. Эти самолеты базировались в Лодкино под Николаевым, где в 1954 г. на них практиковались второкурсники и третьекурсники. А перед нашим выпуском в 1955 г. в училище впервые поступили реактивные самолеты Ил-28. Впоследствии всех выдержавших экзамены абитуриентов направляли в город Ейск, где в ВМАУ им.И.В.Сталина они проходили годичную первоначальную летную подготовку. Потом шел отбор курсантов, которые должны были летать либо на истребителях морской авиации, либо на бомбардировщиках. Курсанты, признанные годными для полетов на тяжелых самолетах, возвращались обратно в Николаев и дальше обучались в составе экипажа «летчик-штурман». Именно тогда начали практиковать выпуск из летного училища уже сформированных экипажей для Ил-28. С программой переучивания на Ил-28 мои однокурсники познакомились в начале 1956 г. Всего за полгода требовалось освоить эту машину, чтобы уже летом подняться в воздух. Сложная предстояла задача: самолет скоростной, бомбардировочное оборудование и навигационные системы совершенно новые. Он сильно отличался от поршневых самолетов, но курсанты его сразу полюбили. Нам пришлось летать на торпедоносцах Ил-28Т. Эти самолеты имели бомболюк, в который подвешивалась реактивная авиационная торпеда РАТ-52, применявшаяся для борьбы с надводными кораблями и подводными лодками. Дизельные субмарины ходили тогда на небольших глубинах. Характерной особенностью Ил-28 являлось наличие спасательных средств: у летчика и у штурмана были катапультируемые кресла. Стрелок-радист такового не имел – в случае аварии он открывал люк и выбрасывался с парашютом. Правда, штурман в смысле безопасности испытывал некоторые неудобства. Для выполнения боевых задач по бомбометанию или торпедированию ему нужно было из катапультного кресла пересесть вперед на дополнительное сидение, а при возникновении аварийной ситуации вернуться обратно, успеть занять в кресле определенное положение и катапультироваться. В учебных полетах запомнился такой эпизод. Экипаж Ил- 28 должен был выполнять торпедометание. На большой высоте, открывая кран подачи воздуха, летчик нечаянно затронул управление механизацией крыла. Вышли закрылки, один из них обломился, машина перевернулась и начала беспорядочно падать. Уцелел весь экипаж, потому что штурман Арик Бронзов каким-то образом сумел дотянуться до аварийного люка, открыть его и без всякой катапульты, благодаря силе собственных мышц выбраться из самолета. К счастью, на нем был парашют. На моей памяти это единственная авария Ил-28, и роковую роль тут сыграл, как теперь говорят, человеческий фактор. Думаю, что судьба прекрасного военного самолета Ил-28 сложилась бы удачно, если бы не произошло в 1956 г. необоснованное сокращение ВВС и ВМФ СССР. Исключительно перспективный фронтовой бомбардировщик был за сравнительно короткий срок снят с вооружения ВВС. Самое печальное, что его уничтожили на земле, хотя могли использовать в чрезвычайной обстановке по мобилизационным планам. Для этого надо было содержать самолеты на базах хранения с соответствующим техническим обслуживанием в период бездействия. С появлением Ил-28 наступил качественно новый этап в развитии советской фронтовой бомбардировочной авиации – начался массовый переход с поршневых самолетов на реактивные. В конце третьего курса мы полностью переучились по программе «летчик-штурман», и выпускать нас должны были сразу экипажами на самолет Ил-28. В стенах училища царило огромное напряжение. Многие очень опасались увольнения в запас, поскольку ходили слухи о предстоящем сокращении Вооруженных Сил СССР.
Современная дозаправка в воздухе: Ту-95 и танкер Ил-78 Фото Вячеслава Тимофеева
Настал долгожданный день. Курсантов построили на плацу. В торжественной обстановке начальник училища генерал-майор авиации Сергей Андреевич Коваленко зачитал подписанный 6 ноября 1956 г. приказ министра обороны Г.К.Жукова о присвоении нам званий. Всем вручили кортики, удостоверения и распределили по флотам. Только выпускник 1-го разряда (такая была градация) имел право выбирать, на каком флоте служить. Учился я неплохо, однако бомбометание с самолета Ил-28 на полигоне выполнил только на «хорошо» и первый разряд не получил. Поэтому в Управлении военно-морской авиации меня распределили на Балтику, в то время как большинство однокурсников записалось на Тихоокеанский флот. Для ВВС Балтийского флота в 1956 г. подготовили 30 экипажей «летчик-штурман». Наш полк должен был базироваться сначала в Калининграде, затем в эстонском городе Пярну. В декабре того же года я приехал в Калининград, где располагался штаб ВВС Балтийского флота. Начальник штаба генерал П.И.Хохлов был штурманом и летал с Е.Н. Преображенским на Берлин в августе 1941 г., за что получил звание Героя Советского Союза. И Хохлов был вынужден отправить всех вновь прибывших обратно в Николаев. После реорганизации Советской Армии молодые офицеры, специально обученные для полетов на реактивной авиационной технике, оказались не нужны. Только благодаря усилиям командующего авиацией ВМФ Евгения Николаевича Преображенского наш полк, освоивший самолет Ил-28, сохранился. В Николаеве мы довольно долго существовали на каких-то странных условиях. Много позже, получив доступ к официальным документам, я понял, что Преображенский считал сокращение Военно-воздушных сил СССР ошибкой. Он всячески скрывал истинное количество подготовленных летчиков и штурманов и тем самым сберег профессиональные кадры. Действительно, уже в 1957-1958 гг. пилотов в ВВС набирали из гражданской и даже из сельскохозяйственной авиации, потому что летать на военных самолетах стало некому. А наши тридцать экипажей продолжали службу в Николаеве, повышая свою квалификацию на самолетах Ил-28. Однажды, в феврале 1957 г. начальник училища генерал С.А.Коваленко поднял летный состав по тревоге и направил в Крым. Там, в гарнизоне «Гвардейское» на секретном военном аэродроме, который очень строго охранялся, стояли первые поршневые Ту-4 с ракетным вооружением. Эти машины мы освоили довольно быстро, но летали на них недолго. Среди летчиков Ту-4 ходила байка: будто где-то на Дальнем Востоке пилоты ВВС США совершили вынужденную посадку на территорию Советского Союза, а И.В.Сталин, узнав об этом, приказал А.Н.Туполеву изучить американский самолет до винтика и построить точную копию. Конструктор сопротивлялся, убеждал вождя, что может сделать машину получше. В результате ему пришлось скопировать даже «заплатку» на левом борту, предназначение которой на Ту-4 никому не известно. По сравнению с Ил-28 «туполевская» машина показалась тихоходной. И, на мой взгляд, с этого самолета спастись почти невозможно, потому что подходы к аварийному люку для всех 11 членов экипажа были чрезвычайно затруднены. Несмотря на ограниченные боевые возможности, Ту-4 имел одно преимущество, существенное для морской авиации. Он мог оснащаться ракетой «Комета», которая поражала надводные цели на дистанции 70-80 километров. Здесь, правда, возникали свои сложности. После отцепки ракеты и запуска двигателя штурман должен был с помощью определенной аппаратуры (по сути, визуально) ввести ракету в радиолокационный луч и сопровождать ее до цели – то есть, самолет шел за ракетой. Для тренировочных полетов, чтобы не расходовать зря боевой запас, приспособили МиГ-15, который получил название СДК (самолет, дублирующий «Комету»), Выполнялся следующий маневр: в воздухе летчик МиГ-15 имитировал пуск ракеты и выходил из-под самолета Ту-4; затем СДК вводили в луч; летчик бросал управление (работал автопилот); движение продолжалось до определенной высоты (дальности, цели); фиксировалось достижение; потом летчик отключал автопилот и управлял самолетом вручную. Эти манипуляции записывались на пленку. Специалисты с помощью средств объективного контроля анализировали все действия, чтобы оценить работу экипажа по управлению ракетным оружием. Сейчас такие учения выглядят архаично, но в свое время применение ракетной техники стало огромным шагом вперед в повышении боеспособности военно-морского флота . Вскоре три машины Ту-4 перегнали в Советскую Гавань на побережье Тихого океана. В одном из самолетов находился и я – в качестве штурмана-оператора. Командиром экипажа был летчик Федор Григорьевич Поляков, штурманом – Петр Михайлович Шарохин. На дальневосточном аэродроме «Монгофто» в очень трудных условиях осваивали новейшую военную технику и повышали боевую готовность авиаторы Тихоокеанского флота. А наши экипажи командировали в Казань, где нас ждали Ту-16 – реактивные самолеты следующего поколения. После Ту-4 новый самолет казался огромным кораблем. Это была машина совершенно другого класса, оснащенная современным оборудованием и вооружением, которое представляло серьезную угрозу для истребителей вероятного противника. Я почувствовал себя настоящим штурманом, хотя опять выполнял обязанности оператора и в «темной комнате» (так мы называли среднюю кабину) управлял ракетным оружием. Переучивание на Ту-16 завершилось успешно. В мае 1958 г. с аэродрома «Гвардейское» наш экипаж в составе майора Павла Дмитриевича Черемных, капитана Федора Григорьевича Полякова и меня как штурмана-оператора в числе первых поднял этот самолет в воздух. Правое кресло занимал инспектор ВВС Черноморского флота полковник Михаил Дервоед. Огромную разницу между Ту-4 и Ту-16 ощутили сразу. Конструкция последней машины была очень надежной. Например, во второй половине разбега летчики не удержали направление взлета, и благополучный отрыв завершили уже с грунта. В 1962 г. меня назначили штурманом самолета Ту-16. Я до этого шесть с половиной лет прослужил оператором, имел звание старшего лейтенанта. Только повысив свою квалификацию, можно было полунить более высокое звание и ответственную должность. Помогли мои товарищи. С благодарностью вспоминаю штурмана Петра Михайловича Шарохина, с которым пришлось летать в качестве оператора. Просто по наитию, абсолютно не владея методикой повышения профессиональной подготовки (которой и не было в те годы), он на практике научил меня настоящему штурманскому делу. Командир экипажа Поляков позволял мне иногда садиться на место штурмана и выполнять в этом качестве ответственные полеты на дальних маршрутах, даже ночью и в сложных метеорологических условиях.
Подготовка к защите дипломного проекта в Казанском авиационном институте (1968 г.)
Надо сказать, что переучиваться и летать пришлось сначала на бомбардировщиках Ту-16Т (впоследствии они использовались как танкеры при дозаправках топливом в воздухе). Там штурман размещался впереди. Потом поступили на вооружение ракетоносцы Ту-16К, где штурман сидел на так называемом «троне» под блистером. Я тогда не размышлял, что было целесообразнее и удобнее, поскольку все внимание отдавал процессу пуска ракет. Можно быть прекрасным навигатором, беспрепятственно провести самолет на большое расстояние до цели и не выполнить в итоге боевую задачу. В этом ответственном деле очень многое зависит от умения штурмана управлять ракетным оружием. Во всех армиях мира лавры победителя после успешно завершенной операции традиционно предназначались летчику – командиру экипажа. Штурманы всегда оставались в тени, хотя заслуживали не меньшего почета и уважения за свой тяжелый труд. Но так уж сложилось, и обижаться бессмысленно. При освоении сложной реактивной техники нередко происходили аварии, и даже катастрофы. Я приучил себя неукоснительно выполнять все правила безопасности полета, когда летал на Ту-16. Зная о печальной статистике в судьбе этой машины, мы постоянно боялись попасть в аварийную ситуацию – особенно при дозаправке топливом в воздухе. Морскую авиацию Бог миловал, а в Дальней авиации подобное случалось. Я отвечал за систему энергоснабжения самолета и на земле постоянно планировал, свое поведение в экстремальных условиях. Ведь в воздухе размышлять и анализировать некогда, все действия заранее должны быть отработаны до автоматизма. В начале шестидесятых впервые применили на Ту-16 крыльевую дозаправку топливом в воздухе. С этой чрезвычайно сложной задачей мог справиться не каждый летчик. Мне посчастливилось попасть в экипаж командира Ивана Васильевича Бармина, который считался «богом» дозаправки. Еще назову в этой связи летчиков Николая Федоровича Комарова, Павла Дмитриевича Черемных, Федора Григорьевича Полякова. Я с благоговением относился к пилотам, освоившим этот вид боевой подготовки. Думаю, что и сейчас нашлись бы подобные виртуозы. Жаль только, что большие затраты на новое оборудование и специализированные самолеты Россия пока позволить себе не может. Трудность крыльевой дозаправки заключалось в том, что все действия необходимо выполнять с ювелирной точностью. Летчик подводил самолет к танкеру, накладывал левое крыло на шланг и продавливал его на 1,5 метра. Затем оператор, который находился на заправщике, вручную подтягивал шланг. В определенный момент шланг фиксировался шариковым замком, возникал контакт и включалась перекачка топлива из танкера в баки самолета-носителя. На конце шланга находился стабилизирующий парашютик, который иногда отрывался при слишком резких перемещениях рулями в момент продавливания крылом. Шланг начинал вращаться, его необходимо было обрубить и, улетая, он мог ударить по фюзеляжам обоих близко друг к другу идущих самолетов. Учебные дозаправки проводились над сушей, и когда шланг падал, на него охотились все находящиеся поблизости сельскохозяйственные предприятия. Как говорили знающие люди, качать через него воду, бензин и прочие жидкости было одно удовольствие. Производить манипуляции, особенно на начальной стадии, летчику помогал оператор – командир огневых установок (КОУ). Он подавал команды типа «влево», «вправо», «вниз», «крыло на шланге», «шланг в захвате» и другие. Если оператор профессионально слабо подготовлен, он был плохим помощником летчику. Однако по инструкции другие члены экипажа вмешиваться не имели право. На нашем самолете КОУ оказался не очень расторопным, поэтому я иногда подсказывал летчику нужные команды – ведь штурману, сидящему под блистером, сверху все отлично видно. Повторяю: крыльевая дозаправка в воздухе была делом только двух человек – командира и оператора КОУ. Штурман мог проявить инициативу и поучаствовать в ситуации при исключительной (как в космическом корабле) слетанности экипажа, когда все понимали друг друга с полуслова. По мнению пилотов, ночью дозаправка проходила легче. Крыло самолета и шланг освещались, и маневрировать было проще. Дозаправка топливом в воздухе позволяла выполнять боевые задачи над открытым океаном, а также осуществлять быструю переброску техники с одного флота на другой. Это крайне важно для морской авиации – она всегда должна быть мобильной и готовой сосредоточить усилия на одном направлении. Без дозаправки Ту-16 мог преодолеть расстояние 5760 км, что было недостаточно в масштабах огромной территории нашей страны. Планировались полеты с двумя дозаправками на Дальний Восток. Часть самолетов-танкеров базировалась в Энгельсе, остальные – в Иркутске. Однажды в рамках межфлотского маневра наш полк пытался совершить беспосадочный перелет на Дальний Восток, но там оказались сложные метеорологические условия. Уровень подготовки позволил нам провести только одну дозаправку. Хотя уже было известно, что авиаторы Северного флота и некоторые экипажи Черноморского флота летали с двумя дозаправками на Северный полюс и обратно. Условия службы и быта на Черноморском флоте выгодно отличались от других флотов. О климате и говорить нечего. Поэтому многие летчики и штурманы не хотели переводиться на Дальний Восток, на Север и даже на Балтику. Но я мечтал попасть на Северный флот, потому что там формировался полк для полетов на Ту-95РЦ. К счастью, осенью 1962 г. командование полка предложило мне продолжить службу на Севере. Быстро оформил документы, забрал семью – жену и маленького сына, и поехал в Вологду. Гарнизон назывался «Кипелево», впоследствии «Федотово» – в честь бывшего начальника гарнизона полковника Федотова, погибшего в авиационной катастрофе. Именно там летчики осваивали Ту-95. Вспоминаю это время с удовольствием, потому что для штурмана началась действительно большая и интересная работа. Наши Ту-95 находились в небе по 14-16 часов, в том числе летали «за угол» (как шутили летчики-североморцы) в Норвежское море и Атлантику вдоль побережья Норвегии – до острова Ньюфауленд. Мы занимались воздушной разведкой, поиском и указанием целей для подводных лодок и надводных кораблей. Современная навигационная аппаратура позволяла эффективно выполнять подобные задачи. Штурман на экране своего радиолокатора определял положение надводных судов, затем транслировал обстановку на нуждающуюся в этой информации подводную лодку или надводный корабль. Значение авиации моряки оценили очень быстро и охотно с нами взаимодействовали. Самолеты служили им хорошим подспорьем, тем более, что корабельные ракеты не обладали еще способностью точно поражать цель на большом удалении. С другой стороны, с увеличением боевых возможностей подводного и надводного флота у штурмана Ту-95 расширялось поле деятельности. Для точного наведения корабля на цель необходимо знать место его собственного положения в море. Причем, если надводный корабль появлялся на экране локатора, то подводную лодку в крейсерском положении или атомную субмарину можно было обнаружить только визуально, с очень близкого расстояния. Лодка дает определенный «сигнальчик», и ее можно поймать на локаторе – но это ювелирная работа для специалиста высокого класса.
Ту-142 на аэродроме «Копелева» (гарнизон «Федотово»)
Когда самолет находился в воздухе 12-16 часов (это называлось «быть на радиусе»), летчики менялись: включали автопилот, командир и правый летчик наблюдали, а один из них мог немного подремать. Штурман такого отдыха не имел – не позволял огромный объем работы, которую нужно было выполнять непрерывно. Не помню, чтобы во время полета я мог расслабиться и поспать хоть несколько минут. Со временем экипажи Ту-95 освоили конусную систему дозаправки топливом в воздухе, и появилась еще одна задача, которую мы выполняли над мировым океаном в интересах космической отрасли. При возникновении аварийной ситуации необходимо было навести корабль на приводнившийся космический аппарат (в штатной ситуации он приземлялся). Я лично участвовал в двух таких полетах. Поднявшись с аэродрома Энгельса или Моздока, через 3-4 часа полета получали дополнительно 20 тонн топлива. Продолжали лететь до точки, расположенной на 4-ом градусе южной широты, где могла быть необходима помощь экипажу космического корабля. Один раз дозаправку осуществили нормально, а в другой раз топливо взяли не полностью и до экватора чуть-чуть не дотянули. Максимальная продолжительность полета равнялась 22 часам 50 минутам. Все это время мне приходилось решать проблемы навигации совершенно самостоятельно. Мало того, что обычной рутинной работы невпроворот, так еще постоянно гложет мысль: если уклонишься от курса над океаном, есть шанс столкнуться с гражданским самолетом, нарушить границу, не соответствовать какой-нибудь статье международного права и так далее. Напряжение было страшное. А примером того, какие огромные физические и психологические нагрузки испытывал летчик, осуществляющий дозаправку топливом в воздухе, послужил для меня один эпизод. Летчик-инструктор полковник Иван Федорович Гладков обучал дозаправке двух человек: заместителя командира полка полковника Владимира Ивановича Дубинского и командира авиационной эскадрильи Александра Филипповича Рыбалко. После многочисленных попыток произвести сцепку Гладков сделал перерыв, наклонился ко мне в переднюю кабину и попросил закурить. Я увидел, что кожаная летная куртка на нем пропотела насквозь. В состав экипажей Ту-95 иногда входили специальные операторы РТР, которые перехватывали все переговоры иностранных самолетов с базой. Эти люди безошибочно определяли, какой стране и какому роду сил принадлежит истребитель, когда он начинает взлет, какой у него курс, с какой стороны он должен подойти к нашему самолету. Разве что летчиков по фамилиям не знали. Информированность операторов РТР была гораздо выше нашей: при наведении на цель они конкретно называли тип самолета. который приближался к нам, и даже эскадрилью («крыло»), к которой он принадлежит. Советские самолеты Ту-95, Ту- 95К, Ту-95РЦ, Ту-142 и Ил-38 эти ребята различали еще до непосредственной встречи в воздухе, по одним им известным признакам, а мы – только визуально. Конечно, разведка ВМФ и ВВС флота сообщала нам сведения о дислокации определенных эскадрилий, но рядовые летчики подобную информацию пропускали «мимо ушей», не изучали ее досконально – считали, что войны все равно не будет. Интересно, что штурманы быстрее ориентировались в этих вопросах, поскольку специфика работы заставляет их постоянно расширять свой кругозор, В результате многие представители этой профессии стали занимать должности в разведывательных подразделениях ВВС Северного флота. О фотографировании с самолета морских военных объектов можно вспомнить подробнее. Мы пользовались обыкновенными фотоаппаратами. По сравнению с сегодняшней техникой они были очень простыми. Не существовало даже автоматизации, и все делали вручную. Требовалась определенная сноровка, чтобы ввести в окуляр объект-корабль при движении самолета на малой высоте со скоростью 500 км/ч. Снимать приходилось через стекло кабины, не совсем чистое. На Ту-95 совершали специальный маневр, чтобы, пролетая левым бортом через объект, поймать его в видоискатель. В подобных условиях фотографировать сложно даже стационарной бортовой аппаратурой. При этом не было стопроцентной уверенности, что в кадр попало именно то, чем заинтересуются наши специалисты. Самолет Ту-95 имел аппарат для перспективного фотографирования береговой полосы. Не припомню, чтобы кто- то рискнул приблизиться к берегу, провоцируя так называемого «вероятного противника». А вот с авианосцами подобное случалось. Мы с близкого расстояния делали съемку кораблей, за которую командиры нас ругали и хвалили одновременно. Вот пример разбора полетов: «С какой высоты фотографировал? Ближе, чем на 5 километров подходить нельзя! – А я с пяти и фотографировал. – Ты на масштаб посмотри, ведь Это широкопанорамный подробный снимок!» и так далее… НАТОвские летчики мастерски мешали нам фотографировать, защищая свои объекты. Они отлично знали тактико- технические характеристики наших самолетов и, в том числе, состав и расположение фотооборудования. Стоило нам зайти на курс для фотосъемки, их самолет быстро подходил к левому борту, загораживая корабль. У меня сохранились снимки, где авианосец, самолет палубной авиации и наш самолет расположены почти в одной горизонтальной плоскости. Вспоминается эпизод другого рода. Наш Ту-95 долго не мог обнаружить авианосец как объект воздушной разведки. Вдруг подходит пара их самолетов, и один из летчиков меня спрашивает жестами: фотографируешь? Я кивнул, он позвал за собой, и они вывели советский самолет на свой авианосец. Вот такое было исключение из правил. Вообще, что касается пресловутой агрессивности летчиков НАТО в мирное время, то это, конечно, пропаганда. Каждый выполнял свое задание, но есть нечто, что объединяет пилотов всего мира – это стремление к безопасности полетов, сохранению жизни экипажа и самолета. Никто из нас не хотел рисковать понапрасну, поэтому в воздухе относились друг к другу уважительно и благоразумно.
У самолета Ту-142 перед вылетом на первое применение ракето-торпед (1971 г.) Слева направо: командир экипажа летчик В. Шаманский, штурман-навигатор Ю. Моисеев, штурман по боевому применению Г. Хромцов.
Полеты над Атлантикой, как правило, не отличались разнообразием – кроме одного случая. Авианосец «Америка» совершал переход из США в Европу. Данные о возможностях авианосцев такого класса были весьма ограничены, и воздушная разведка именно этого корабля представляла для советского военно-морского флота большой интерес. Наш Ту-95 взлетел с аэродрома «Оленья» на Кольском полуострове еще ночью с таким расчетом, чтобы перехватить авианосец при переходе через Атлантику в светлое время суток и произвести аэрофотосъемку. Как я уже говорил, американские летчики пристраивались с левого борта, зная, что вся фотоаппаратура расположена именно там. Поэтому мы должны были успеть на предельной дальности обнаружить объект и своевременно снизиться, чтобы подойти к авианосцу совсем или почти совсем незамеченными, а затем в самое короткое время сфотографировать его на предельно малой высоте. Обычно снижались метров до 100-150, в зависимости от погоды. На этот раз нам повезло: нижний край облаков был 1,5-2 тысячи метров и сама облачность небольшой плотности. «Америку» обнаружили за 400 км при помощи локатора. Первый признак того, что мы вышли в район нахождения авианесущего судна – это наличие палубных истребителей. Если в центральной части Атлантики внезапно появляются истребители, то ясно, что они не с берега прилетели, и корабль где-то рядом. Начали снижение и к «Америке» подобрались внезапно, как тогда говорили – «под лепесток» радиолокационных станций. Мы эту тактику раньше отрабатывали со своими кораблями. И знали примерно, на какой высоте и дистанции необходимо находиться, чтобы нас не обнаружили и не запеленговали. Палубные истребители выполняли тренировочные полеты и не проявили по отношению к нам явной агрессивности. Поэтому, несмотря на то, что американцы обладали, конечно, новейшей радиотехнической аппаратурой слежения и корабль нового класса сложно было фотографировать во всех ракурсах, задание мы выполнили. Более того, меня поразила оперативность, с которой командование авианосца и полетов оценили обстановку. В кратчайшие сроки они смогли посадить сравнительно большое количество своих самолетов. Мы пролетели над палубой, с которой в это время никто не взлетал и на которую никто не садился, и сфотографировали ее. Пара истребителей-штурмовиков поднялась в воздух, чтобы прикрыть объективы фотокамер Ту-95, только после второго нашего пролета. Ведь мы не знали правил летной работы американцев и разрешения подойти на необходимое для фотографирования расстояние тоже, естественно, не спрашивали. Очевидно, главным их стремлением было избежать аварийной ситуации. Это я позже оценил, когда стал заниматься палубной авиацией советского ВМФ. Много заходов сделать нам не удалось из-за недостатка топлива, фотографировали на высоте ниже ста метров. Никаких опасных маневров и имитации атак мы не проводили. Разошлись с миром. Наш экипаж получил благодарность командования Северного флота и руководства ВМФ СССР за то, что добыл достаточно объективную и полную информацию о новом авианосце. Правда, командира экипажа и меня пожурили за то, что близко подошли к объекту и действовали на грани нарушения международного права в части нахождения воздушных судов над океаном. Оказалось, что на расшифрованных фотоснимках видны даже лица стоящих на палубе людей. Почти каждый полет проверялся средствами объективного контроля. Инспекция по безопасности полетов долго существовала формально, а когда количество авиационных катастроф возросло, то ее деятельность активизировалась – снимали контрольные пленки; изучали, кто и когда летал, на какой высоте. Конечно, нарушения были, но всему находилось оправдание: надо было снизиться, что-то рассмотреть, что-то сфотографировать более тщательно. Зачастую поставленную задачу иным способом решить нельзя. Если все идет планово, если экипаж работает нормально, нет никаких экстраординарных ситуаций – тогда материалы получаются не очень интересными. Со временем полеты на Ту-95 превратились в обыденную работу по обнаружению на максимальной дальности кораблей или групп кораблей различного класса. Однако мы чувствовали, что приносим немалую пользу отечественным вооруженным силам и государству в целом, стараясь получить как можно больше информации о вероятном противнике. Разговоров про большую войну в те годы не было. Но самолеты, на которых я летал, могли участвовать в локальных конфликтах – над Карибским морем или на Ближнем Востоке. Вспоминаю один интересный полет на Ту-95. В начале 70-х годов состоялся поход советских подводных лодок подо льдами Арктики. Наш самолет должен был пройти вдоль Северного морского пути и обнаружить полыньи, в которые субмарина может всплыть в случае аварийной ситуации. Вообще-то, разведка движения и разломов льдов в океане являлась отдельной и важной боевой задачей авиаторов. Узкие места ледовых разломов – это самые удобные огневые позиции для лодок противника, внезапно всплывающих из-подо льда. Лодки способны подниматься на поверхность, естественно ломая лед собственным корпусом – как это было сделано потом подводниками при всплытии на Северном полюсе. Я этого не знал и думал, что должен найти полыньи, соизмеримые с размерами лодки, которой вдруг неожиданно потребуется перейти из подводного положения в надводное. Поднимались в воздух с аэродрома «Оленья» на Кольском полуострове и летали до острова Вайгач (почти у Беренгова пролива). Мы не были ограничены высотой, поэтому экипаж чувствовал себя легко и свободно, хотя длился каждый полет не менее 18-20 часов. Однажды, увидев полынью, мы снизились, сфотографировали ее, зарисовали в блокнот, записали координаты. И вдруг обнаружили на льду парочку белых медведей. Гул двигателей самолета помешал им, наверное, и перепугал, потому что один прыгнул в воду. Кто-то из экипажа говорит: «Командир, один медведь прыгнул, а второй – нет, сидит на льдине. Давай посмотрим, выдержит ли еще заход». Сделали круг и все-таки загнали мохнатых хозяев Арктики в море. Такие вольности позволяли себе, думаю, и во многих других экипажах. Но все маневры при этом выполнялись со строгим соблюдением инструкции по производству полетов. Мы считали, что если отлично знать аэродинамику и возможности самолета, то аварии можно избежать. Шестилетний опыт службы на Ту-95 позволил мне быстро и с удовольствием переучиться на новый противолодочный самолет Ту-142. Основным его предназначением была борьба с подводными лодками стратегического назначения, состоящими на вооружении флота «возможного противника». Осваивали мы три модификации: Ту-142, Ту-142М и Ту- 142МК. Там ситуация была несколько иная. Документальное подтверждение достоверности и качества своей работы экипажи получали, главным образом, через средства массовой информации. Боевая готовность подводных ракетоносцев, как наших, так и американских, очень высокая. Поэтому ставилась задача (не только авиации, но и другим противолодочным силам флота) постоянно обнаруживать и отслеживать в районах боевого патрулирования атомные подводные ракетоносцы – так называемые ПЛАРБы.
В штабе ВВС СФ (1976 г.)
Ту-142 мог достичь тех районов океана, где патрулировали ПЛАРБы, и весьма эффективно бороться с ними. Для выполнения подобных задач самолет обладал многими новейшими (по тем временам) поисковыми средствами. Согласно предварительным данным разведки, мы приходили в район патрулирования ПЛАРБов, выставляли по определенной схеме радиоакустические буи или с помощью магнитометра обнаруживали и отслеживали эти подводные лодки. Определялась их тактика патрулирования (в каком районе, с каким курсом), чтобы в случае необходимости быстро навести противолодочные силы – надводные корабли или подводные лодки нашего флота. Решение подобных задач облегчилось, когда на Северном флоте появились разнородные противолодочные силы. Деятельность штурманов получила перспективное направление, мы принимали серьезное участие в отработке взаимодействия разнородных сил – в теории и на практике. Это довольно большая проблема. Если процесс не будет правильно организован и выверен до мелочей, то может обнаружиться не подводная лодка противника, а своя субмарина. Или, например, опасная ситуация складывается, когда тактически отрабатывают нанесение удара по обнаруженной подводной лодке. При отсутствии четкого взаимодействия можно поразить свой же корабль собственным оружием (самолеты по подводной лодке, или наоборот – корабли по самолетам и вертолетам). Игорь Владимирович Касатонов стал одним из первых адмиралов-подводников, которому были приданы разнородные силы флота, в том числе и авиация. Считаю, что ему принадлежит основная заслуга в создании системы непосредственного тактического взаимодействия этих сил. Мне довелось стать продолжателем его дела, когда я уже работал заместителем начальника Оперативного отдела по противолодочной авиации, а затем начальником Оперативного отдела ВВС Северного флота. Добрая память о совместной службе с адмиралом И.В.Касатоновым осталась на долгие-долгие годы. Практика применения противолодочного и разведывательного самолета различается. Если район патрулирования находился недалеко от берега, то подлодки, как правило, охранялись надводными кораблями и самолетами (даже истребителями) берегового базирования. Для того, чтобы обнаружить надводные силы флота вероятного противника, самолету Ту-95 не обязательно подходить близко к объекту разведки. Боевая устойчивость Ту-142 ниже, а надо было попасть в район действия подводных лодок, работать на малых и средних высотах непосредственно над объектом. Не наблюдать со стороны, а непосредственно контактировать при помощи сброшенного акустического или магнитометра. По сравнению с разведывательными самолетами на Ту- 142 и обязанности штурмана были несколько иными. У меня появились два помощника – оператор, следящий за гидроакустическим полем, и второй штурман, выставлявший это поле.Втроем мы прямо в воздухе обрабатывали данные разведки и докладывали командиру расчетное местоположение ПЛАРБа. Затем планировали, как построить маневр и накрыть полем радиоакустических буев район пребывания подводной лодки предполагаемого противника, обнаружить ее и отследить маршрут. А самое главное, требовалось выйти в точку атаки и сбросить целую серию ракето-торпед так, чтобы они достигли цели. Если наши действия становились слишком явными, ПЛАРБ срочно меняла место патрулирования, и ее приходилось искать заново. Ту-142 имел автоматизированную систему навигации, которой штурман задавал программу, после чего она автоматически выводила самолет в точку сброса буев или пуска торпед и ракет. Эту операцию постоянно совершенствовали. Ведь безопасность самолета и его экипажа зависит, в том числе, и от времени их нахождения в зоне досягаемости средств ПВО противника. Подводная лодка одна никогда не патрулировала. В ближайшем от нее районе обычно курсировали надводные корабли, которые могли ракетами сбить наш самолет. Всегда имелся шанс быть атакованными самолетами береговой истребительной авиации. Учитывать приходилось многое. Интересная и творческая работа для военного штурмана, потому что он должен помочь экипажу в кратчайший срок провести поиск и уничтожение подводной лодки и в то же время защитить себя. Ту-142 вообще не оснащался оборонительным вооружением. Только тактическое умение и хорошая профессиональная подготовка членов экипажа способствовали сохранению самолета и собственной жизни. Мне повезло, потому что рядом оказались люди, одержимые идеей борьбы с подводными лодками средствами авиации, любящие и до тонкостей знающие свое дело. Как правило, радиогидроакустические буи выставляли с высот в диапазоне от 500 до 2500 метров. При слишком большом расстоянии от самолета до водной поверхности буи, спускавшиеся на парашютиках, долго находились в сфере влияния ветров, и точность их приводнения не гарантировалась. Мы сбрасывали буи с высоты 1000 метров, чтобы свести к минимуму вероятность обнаружения Ту-142 береговыми средствами ПВО. Случалось, что нас все-таки настигали самолеты-перехватчики с аэродромов и авианосцев, принадлежащих Великобритании и Норвегии. Для сохранения оптимального радиуса действия мы шли на высотах, которые не позволяли насобнаруживать. В первый раз вплотную повстречались с норвежскими военными самолетами. Однако самыми «вредными» оказались американцы, которые вылетали с аэродрома «Кефлавик» на самолетах F-4, демонстрируя иногда запрещенные международными правилами приемы поведения летательных аппаратов в воздухе. Американский летчик пристраивался снизу под Ту-142, включал форсаж, затем прямо перед нами выходил в режим набора высоты. Мы автоматически попадали в струю сверхзвукового самолета, и возникала некоторая опасность сваливания. Впоследствии, когда F-4 подходил снизу, оператор предупреждал летчика. Тот в момент выхода «противника» перед нашим самолетом делал отворот влево или вправо, уклоняясь от прямого попадания в спутную струю истребителя. Такое случалось раза два-три, не чаще.
Норвежское разведывательное судно – Марьята в Баренцевом море, в районе полигонов боевой подготовки Северного флота
В основном, подходили спокойно и снимали нас кинокамерой. А мы их – бортовым фотоаппаратом, поскольку получить в полет кинокамеру удавалось не всегда. На Ту-142 имелся штатный фотоаппарат, необходимый для проведения бомбометания. Для штурманской группы всегда играли важную роль слаженность и взаимопонимание. Ведь мы находились в замкнутом пространстве (почти как в космическом корабле), и проблема взаимоотношений существовала. Командир полка Владимир Иванович Дубинский обращал внимание на то, чтобы на самолетах были так называемые «слетанные» экипажи. Смысл этого давнего авиационного термина в многоместном самолете Ту-142 проявлялся особенно ярко. Если экипаж психологически несовместим, то результаты полета можно ожидать разные – в том числе и негативные. На Ту-142 было три штурмана. Один занимался навигацией, другой – боевым применением оружия, третий анализировал ситуацию и тактическую обстановку, в которой находился экипаж. Навигацией у нас занимался Юрий Александрович Малинин. Я был штурманом по боевому применению, то есть должен был грамотно и точно применить радиоакустические буи и торпеды – в соответствии с информацией, которую выдавал наш штурман-оператор. Известно, что авиаторы, летающие в основном над поверхностью морей и океанов, вначале испытывают определенный дискомфорт. Над водой особенно чувствуешь свою уязвимость. В случае аварии или поражения самолета члены экипажа приводняются с парашютом. От него нужно вовремя освободиться, чтобы не оказаться под куполом и не утонуть. Правильно определить расстояние до воды очень трудно, слишком обманчива прозрачная поверхность. Если не угадаешь высоту – рискуешь разбиться. Быстро найти в море катапультировавшегося человека почти не возможно. Теперь можно об этом сказать: мы даже не надевали парашюты (они просто лежали под нами в чашках сидений), потому что приводниться и остаться живым в ледяном Баренцевом море и даже в Атлантике казалось маловероятным. Много позже, общаясь с коллегами из сухопутной авиации, я понял, какой сложный психологический барьер нам удалось преодолеть. Они поражались нашему мужеству, а мы считали, что это обычная работа морских летчиков. После создания на Северном флоте оперативных соединений разнородных сил, в одних боевых порядках с нами стали летать самолеты Дальней авиации. Вот когда пригодился накопленный опыт: пилоты ВВС не были знакомы с особенностями полетов над водной поверхностью, и мы на ходу учили их специфике этого дела. Над морем, в отличие от суши, никаких ориентиров нет – на тысячи километров одна вода. Сильным боковым ветром самолет может отнести на сотни километров в сторону, и поймешь ошибку только не увидев в назначенный срок береговой линии под собой. Экипажи должны всецело доверять штурману и аппаратуре. Профессия летчика и штурмана характерна, на мой взгляд, привычкой аналитически мыслить. Автоматически выполнять работу можно только тогда, когда процесс знаком до мелочей. Проведя анализ на земле, вернее оцениваешь ситуацию, которая складывается вокруг тебя в каждую единицу времени полета. Прежде, чем выйти на задание учебное, мы собирались коллективом и теоретически отрабатывали полет. Потом в классах, на тренажерах изучали все до винтика и обговаривали, в какой момент кто и что делает. Польза от этих семинаров для экипажей и командиров, которые участвовали в работе оперативного соединения, несомненная. Так получилось, что я, будучи штурманом-инструктором, еще выполнял обязанности начальника Полигонной службы ВВС Северного флота. Командование направило меня на тактические курсы для переподготовки. Я в то время увлекался вопросами тактики, особенно авиационных оперативных соединений. Проучился положенный срок и написал курсовую работу по теме «Авиационная многоцелевая группа (АМГ) как объект действия морской ракетоносной авиации». Я был на практике хорошо подготовлен, поэтому на экзамене успешно защитил свою позицию теоретически. А в комиссии присутствовал в тот день начальник штаба ВВС Северного флота генерал-лейтенант В.Е.Ручков (будущий командующий), которому мой доклад понравился. Вернувшись к себе, генерал положительно отозвался обо мне в разговоре с командующим ВВС флота генерал-полковником Г.А.Кузнецовым. И в моей карьере произошли изменения: после двадцати одного года летной работы я был назначен заместителем начальника Оперативного отдела Северного флота по противолодочной авиации. Когда командовать Северным флотом стал адмирал Г.М. Егоров, наш отдел быстро завоевал авторитет среди флотских оперативных соединений – подводных и надводных. Егоров приложил колоссальные усилия к тому, чтобы на учениях и на тактических маневрах отрабатывалось взаимодействие всех подразделений флота. По его приказу разрабатывали сложнейшие схемы организации боев по защите Кольского полуострова с участием подводных лодок, надводных кораблей, авиации и береговых войск. Необходимо было рассмотреть все предпосылки поражения личного состава и техники собственным оружием, чем и занимались сотрудники Оперативного отдела. Особая заслуга в создании оперативных связей принадлежала, как уже говорилось, адмиралу И.В. Касатонову Личный опыт летной работы помогал мне вычленять цели и задачи, которые имели в штабной работе первостепенное значение. Например, подготовка боевых документов и доведение их до командиров объединения в такой степени, чтобы, вскрыв пакет, исполнители четко понимали свои задачи на ближайшие часы и знали обстановку по своим силам и по силам противника. Одной из проблем в начале 70-х стала борьба с регулярно нарушавшими государственную границу подводными лодками вероятного противника. Многоцелевые субмарины США и Великобритании входили в нейтральные воды вблизи побережья СССР и вели активную разведку. А мы пытались объединенными силами авиации, подводного и надводного флота если не вытеснять нарушителей, то хотя бы отслеживать тактику их поведения. Был случай, когда командир иностранной подлодки почти привел ее в Кольский залив. В течение 56 часов мы вели слежение и делали попытки вытеснить лодку подальше в Баренцево море, а если получится – то и в Норвежское. У начальства в Москве наши действия вызвали раздражение. На Северный флот прибыл разбираться в ситуации заместитель главнокомандующего ВМФ СССР адмирал Амелько. К нему вызвали человек 20-30 высоких чинов – от адмирала до капитанов первого ранга. Отчет о работе авиации поручили сделать мне. Только я начал докладывать, как Амелько резко прервал меня – никаких подробностей операции, никаких аргументированных возражений адмирал слушать не желал. Наконец, я не выдержал: «Как же можно выяснить истину, если Вы не даете высказаться специалистам?» Вокруг воцарилось гробовое молчание. Подумав секунду, Амелько дал мне еще 15 минут для продолжения доклада. Теперь многое зависела от того, смогу ли убедить грозного адмирала в том, что действия авиации по отношению к противнику являются единственно правильными. Продемонстрировал ему карту, потом взял микрофон и, с разрешения заместителя командующего флотом Е.И.Волобуева (командующий был в отпуске), стал руководить самолетами, которые барражировали над Баренцевым морем. Амелько около часа наблюдал за обстановкой и в результате одобрил действия авиации. Меня после этого долго величали «полковник, который разрешите возразить». Через некоторое время я был назначен на должность начальника Оперативного отдела ВВС Северного флота, хотя не заканчивал Военно-морскую академию. Десять лет я более или менее успешно занимался этой работой – пришлось мобилизовать весь свой практический опыт. Однажды маршал Кирилл Семенович Москаленко инспектировал Северный флот. В показательных учениях было задействовано много самолетов (в том числе из Дальней авиации), большое количество сил флота. Задача стояла следующая: силы обозначенного противника находились в южной части Норвежского моря, и нужно было на максимальной дальности с применением ракетного оружия обозначить тактический удар по этой группировке.
Храмцов Г.А., начальник- Оперативного отдела ВВС СФ (1979 г.)
Успех операции зависел от того, в какой момент командующий даст «отмашку» и самолеты поднимутся в воздух. Если корабли сил обозначения окажутся дальше от нужной точки – самолеты их не достанут, и наши действия оценят на «двойку». Если ближе – мы не используем все свои потенциальные возможности, потому что задание будет выполнено не на полном радиусе. Естественно, от инспекции в этом случае заработаешь «тройку» – не выше. Итак, требовалось на максимальной дальности обнаружить противника, нанести ракетный удар и благополучно возвратиться. Приказа ждали несколько полков морской авиации и два полка ДА. Командующий морской авиации Северного флота Виктор Павлович Потапов колебался: поднимать самолеты в воздух или не поднимать. И получилось так, что мое слово в этот момент оказалось почти решающим. Я доложил ему, что согласно нашим оценкам, основанным на данных разведки, подходящий момент наступил. Он прислушался к мнению офицеров Оперативного отдела, и приказал самолетам взлетать. В это время корабли, обозначавшие силы противника, изменили свое местоположение, перестроились и от рубежа, где мы должны их достать, начали уходить. Возникла ситуация, когда экипажи могли не выполнить задачу. Впервые увидел, как командующий закурил. Мое состояние тоже было не из лучших, ведь я отчасти повлиял на ход событий. От сильного волнения мы не учли, что скорость движения воздушных судов выше, чем у надводных. Поэтому корабли не успеют покинуть зону досягаемости наших самолетов. Владимир Григорьевич Дейнека (впоследствии командующий авиацией ВМФ) служил тогда командиром дивизии и вел самолеты. Когда от него поступил доклад о нанесении удара (или обозначении удара в заданной точке), мы почувствовали себя счастливыми. Столько было пережито и передумано за эти 2,5-3 часа. Я считал, что часть вины за невыполненное задание падет на меня – за то, что подтолкнул командующего к принятию именно такого решения. Подобные случаи воспитывают характер, учат принимать решения в трудных ситуациях, даже если не уверен в успехе заранее. К сожалению, в армии считается, что инициатива наказуема. Это я знаю на опыте собственном и тех людей, с которыми мне приходилось работать. Одни берут полноту ответственности за дело на себя и подставляются под удар. А другие наблюдает со стороны и выжидают – таких, к сожалению, всегда большинство. Если поверил в себя, действовал и потерпел неудачу, был наказан – и все равно в следующий раз поступил в соответствии со своими знаниями и убеждениями, то польза для укрепления характера и воли очевидна. Поэтому в дальнейшем я принимал решения и давал советы без долгих колебаний, если был уверен в своей правоте и знал, что это пойдет на пользу делу, которому мы служим. В Минске во время командных штабных учений Вооруженных Сил СССР проводил совещание министр обороны Сергей Леонидович Соколов. Участвовали и мы с командующим морской авиацией Северного флота Потаповым. Обычно все заранее получали задание, еще дома готовили карты, решения, обоснования к решению и с полными тубусами карт прибывали на любые мероприятия, проводимые в рамках КШУ. А в этот раз Соколов вдруг заявил, что не должны присутствовать операторы. В пакете с заданиями по КШУ, который министр открыл, говорилось, что начальник должен сам формулировать решения задачи и оформлять его. Это было настолько необычным, что мы с командующим крепко задумались, как нам действовать. Я предложил все-таки использовать домашние варианты, особенно в части распределения сил по задачам. Это самый сложный элемент при принятии решения, потому что надо было много считать, учитывать скрупулезно объекты и вооружение. Но Потапов решил, все делать сам. Взял чистую карту, фломастеры и чертежные принадлежности. Единственное, что я ему подсказал: по какой методике считается распределение сил по задачам. Он этот вопрос знал, потому что обычно его докладывал, но сам никогда расчеты не производил. Всю ночь, пока он работал, я тоже не сомкнул глаз: вдруг понадобится помощь. Но в помещение, где они расположились, охрана никого не пускала. Утром развесили все карты. Министр Соколов идет вдоль стены, смотрит, читает и внезапно останавливается перед решением, исполненным Потаповым. Потом говорит: «Видно, что работал командующий – не так красиво и гладко, зато самостоятельно». Потапов обрадовался, что не послушал меня и не взял документы, которые мы привезли с собой. А я подумал, что все-таки причастен к его успеху, но у каждого свое место. Об учебе, видимо, надо сказать отдельно. В 60-е годы, после второго этапа сокращения вооруженных сил, я понял, что служба моя может скоро закончиться. Шесть лет я старший лейтенант, для поступления в академию нужна квалификация штурмана первого класса или хотя бы штурмана корабля, которых у меня не было. А высшее образование необходимо, чтобы двигаться по жизни вперед. В 1960 г. мы с пилотом Геннадием Константиновичем Ефимовым в составе экипажа перегоняли самолеты с казанского авиационного завода в полк. Гуляя по городу, увидели вывеску «Приемная комиссия Казанского авиационного института». Зашли туда и узнали, что согласно постановлению правительства военнослужащие имеют право учиться в гражданских вузах. Написали командующему ВВС Черноморского флота Александру Алексеевичу Мироненко рапорт с просьбой разрешить нам поступить на заочное отделение гражданского высшего учебного заведения. Резолюция была положительной. Мы с Геннадием вызвались каждые пять суток летать за очередным самолетом, и в это время сдавали вступительные экзамены. В сентябре нам прислали по почте пакет со студенческими билетами. Действующему летчику и штурману сложно находить время и физические силы, чтобы совмещать военную службу, летную работу и обучение в институте. Кроме того, в период сессии военнослужащие-студенты гражданского вуза получали только одну треть от своей зарплаты, что отнюдь не стимулировало тягу к знаниям. В 1964 г. я заканчивал третий курс, когда неожиданно потребовался кандидат для поступления в Военно-морскую академию. Однополчане отказались, а я решил перевестись в Северо-западный филиал Политехнического института в Ленинграде и учиться параллельно – утром в академии, вечером в институте. Проходного балла для поступления в академию не получил, но с желанием получить образование в высшем военном учебном заведении не расстался. Взял в институте академический отпуск, и снова попросил направить меня в академию – сдавать вступительные экзамены. Собрали всех абитуриентов в зале. Летчики и штурманы сидели подальше и повыше, а впереди расположились моряки – в основном капитаны 1-го и 2-го рангов, многие из которых впоследствии заняли высокие командные должности в ВМФ СССР. Начальник академии адмирал Орел рассказал о правилах приема и попросил задавать вопросы. Если бы я промолчал – может, все сложилось благополучно. Но я встал и сказал, что, на мой взгляд, правила приема в ВМА не позволяют по достоинству оценить степень подготовленности поступающего. Необходимо сначала сдавать общеобразовательные предметы, а уж потом специальные военные. Кроме того, сдавать на вступительных экзаменах «Наставление по боевой деятельности авиации» нецелесообразно. Мы приходим сюда рядовыми летчиками и штурманами. И только по окончании этого учебного заведения должны стать командирами, знающими все нюансы деятельности таких тактических единиц, как эскадрилья или полк морской авиации. После собрания адмирал вызвал меня в кабинет и стал выговаривать за неподобающий внешний вид: и волосы у меня плохо пострижены, и ботинки неформенные. Я понял, что двери академии для меня закрыты. Не смотря на успешно сданные первые экзамены, набрать проходной балл опять не удалось. Получить высшее военное образование было не просто еще потому, что желающему и способному к этому штурману или летчику надо было достичь определенной должности, воинского звания и летной квалификации. Считаю до сих пор, что такие правила ущемляют право человека i на образование. Поступать в военный вуз должны все желающие на справедливой конкурсной основе.
Ил-38
Я решил вернуться в институт и расстаться с авиацией ВМФ. Защитил в 1968 г. диплом, тему которого подсказал мне руководитель дипломного проекта. Обобщенный пилотажный индикатор (подобный сейчас применяют на самолете Як-42) я впервые увидел на французском самолете Фалькон-900. Он представлял собой телевизионный экран, куда была полностью выведена приборная доска летчика. Для диплома я сделал действующий макет с телеэкраном «Юность», на котором высвечивалась вся нужная информация, включая параметры захода на посадку. Защита прошла на «отлично», и руководитель государственной комиссии предложил мне поработать над этой темой в качестве штурмана-испытателя. Однако командующий ВВС флота генерал-полковник Г.А.Кузнецов не дал согласия на перевод, сказав, что свой опыт и знания штурмана я должен отдавать на Севере. Именно тогда началось то, что выше я назвал «карьерным ростом». Меня назначили заместителем начальника, а потом и начальником Оперативного отдела ВВС Северного флота. Начальник оперативного Управления Северного флота контр-адмирал Владимир Георгиевич Лебедько хотел, чтобы я закончил Академию Генерального штаба. На его заявку из Управления кадрами академии ответили, что у Храмцова нет диплома Военно-морской академии. Лебеденко заинтересовался, как, не имея высшего военного образования, мне удалось попасть на руководящую должностью в Оперативный отдел.«Командование назначило» -отрапортовал я… Спустя два месяца меня направили в Ленинград учиться на курсах переподготовки руководящего состава ВМФ при Военно-морской академии. Я оказался вроде бы самым подготовленным и нередко на семинарах выступал наравне с преподавателем. Знания, полученные в авиационном институте и на практической работе, сослужили хорошую службу. Получил военный диплом, но в Академию Генштаба поступать было поздновато – ведь мне исполнялось уже 50 лет и казалось, что пенсия не за горами. Я попросил перевести меня служить на Черное море в Севастополь, потому что демобилизованному получить квартиру в Севастополе нереально. Вдруг праздничным днем 23 февраля вызывает меня командующий ВВС Северного флота В.П.Потапов и с улыбкой говорит: «Вам, Храмцов, приказом министра обороны СССР присвоено звание генерал-майора авиации». У меня слезы на глазах выступили – совершенно не ожидал, что буду представлен к этому высокому воинскому званию. Естественно, пошла дальнейшая служба. Начальник штаба авиации ВМФ СССР генерал-лейтенанта В.В.Будеев предложил мне пост начальника Оргмобилизационного отдела. В московских коридорах власти варягов, как правило, встречали в «штыки». Собрав сотрудников отдела, я сказал: «Вы знаете больше меня, и я буду у вас учиться. Но руководить положено мне, поэтому никаких необоснованных возражений не потерплю. Станем вместе и дружно работать на пользу авиации военно-морского флота». Сейчас, с высоты прожитых в авиации 38 лет, могу уверенно сказать: профессия накладывает отпечаток на мировоззрение человека. Начиная с курсантских времен летчики говорят «мой самолет, мое звено, мой отряд, моя эскадрилья, мой полк» и так далее. А штурманы все эти понятия определяют как «наши», поскольку чувство коллективизма у них развивается сильнее. Я сделал вывод, что и характер меняется. Если человек слишком часто повторяет местоимение «я», то начинает думать, что вся вселенная вращается вокруг него. Когда говорят «мы» – это другое жизненное кредо, более спокойное и миролюбивое, благодаря которому в любом коллективе можно найти общий язык с людьми. С благодарностью вспоминаю сейчас старшего штурмана полка Виталия Ивановича Круглова (погиб в авиационной катастрофе), старшего штурмана Валентина Ивановича Дудина, штурмана полка Евгения Свентицкого, штурмана генерал-майора авиации Альберта Павловича Армашова. Под их руководством я овладевал профессиональным мастерством и учился работать в команде, что впоследствии позволило мне достойно выполнять штурманские обязанности в сложнейших условиях полета. Мой сын Сергей после школы поступил в Военно-морское училище им.Фрунзе. После окончания штурманского отделения его распределили в Таллин, где базировалась бригада торпедных катеров. И штурманом парень оказался неплохим. Со временем он попал на Северный флот, служил на ВПК «Бойкий». Только мы, авиаторы, жили на берегу, а его корабль стоял в Кольском заливе, и домой нельзя – вахта, дежурства. Сергей только-только получил звание старшего лейтенанта, когда началось очередное сокращение в армии. Вместо демобилизации он решил переучиться на летного штурмана. Главный штаб ВВС как раз проводил набор в Ворошиловградское училище для переучивания на летных штурманов, потому что около 40 лейтенантов флота оказались «за штатом». Сергей экстерном сдал все экзамены и вернулся на Северный флот в качестве штурмана-оператора на самолете Ил-38. Надежность и экономичность старейшего «ильюшинского» противолодочника, оснащенного сегодня новейшим оборудованием, позволяет этой машине состоять на вооружении ВМФ много лет. Сын выполнял ту же работу, которую делал я в свое время на самолете Ту-142: применял боевые торпеды, выставлял радиоакустические буи, осваивал способы борьбы с подводными лодками вероятного противника. В настоящее время служит специалистом на Северном флоте. Современному флоту необходима современная морская авиация. Палубным самолетам пророчат едва ли не главную роль в морских сражениях будущего И важнее всего сохранять и обучать кадры – пилотов, штурманов, инженеров, техников. Их знания и практический опыт обеспечат полеты противолодочных торпедоносцев, разведчиков и бомбардировщиков, без которых невозможно гарантировать безопасность страны.
Ту-95 и F-16
УТС на Западе и в России
Андрей БАРАНОВСКИЙ
Появление в период 2-й мировой войны реактивных самолетов у Великобритании и США и последующий переход на них практически всей истребительной и бомбардировочной авиации Европы и Северной Америки потребовали создания соответствующих учебно-тренировочных самолетов (УТС). Первоначально пилоты пересаживались на боевые реактивные машины прямо из кабин их поршневых «собратьев».
В 1953 г. англичане в качестве УТС использовали «Метеоры», получившие индекс Т.7. А также двухместные ночные истребители «Вампир» с индексом Т.11, на которых были сняты радары и введено двойное управление. Американцы переоборудовали под УТС Т-ЗЗА двухместный истребитель F-80.
Отсутствие небольшого по мощности и легкого реактивного двигателя послужило препятствием для дальнейшего развития учебно-тренировочных самолетов. Выполняя требования военных, основные производители реактивных двигателей США и Великобритании постоянно увеличивали их мощности и, соответственно, вес. Журнал Air Enthusiast замечает по этому поводу, что для таких фирм как «Роллс-Ройс», «Де-Хевеленд», «Армстронг-Витворт» в Англии и «Аллисон», «Дженерал Электрик», «Пратт -Уитни» в США строительство небольших двигателей означало возвращение к техническому уровню 30-х годов, чего они, конечно, не желали.
Однако потребность в таких двигателях возрастала – надо было срочно создавать реактивные УТС. После перехода в начале 50-х годов на истребители со стреловидным крылом и высокими посадочными скоростями возник слишком большой разрыв в летных характеристиках между поршневыми УТС и боевыми машинами современных ВВС.
Нишу маломощных ТРД удалось занять французской фирме «Турбомека». Первые опыты с реактивными двигателями она начала еще в 1938 г., когда разрабатывала компрессоры и турбины для повышения мощности поршневых моторов. Сразу после войны спроектировали и построили двигатель с тягой 110 кг, который 14 июля 1949 г. успешно испытали на планере «Фуга-Циклон». Затем появилось целое семейство небольших ТРД различной тяги – 160, 300 и 400 кг.
Получив подходящие двигатели, две опять же французские самолетостроительные фирмы «Фуга» и «Моран- Солье», предвидя хорошую рыночную перспективу у реактивных УТС, занялись их проектированием. «Фуга» представила Министерству ВВС Франции двухместный учебный CM.130R «Фуга Магистр» с тандемным расположением пилотов и V-образным хвостовым оперением, оснащенный двумя ТРД «Палас» тягой по 160 кг. Военные одобрили проект, но потребовали установить более мощные двигатели «Марбор-2» тягой 400 кг. Контракт на три опытных образца под индексом СМ.170 заключили в декабре 1950 г.
Фирма «Моран-Солье» самостоятельно работала над УТС MS.755 «Флеро», в котором пилоты сидели параллельно друг другу.
После всесторонних испытаний самолетов обеих фирм, руководство ВВС остановилось на проекте «Фуга Магистр», и в 1953 г. был подписан контракт на поставку 10 предсерийных и 95 серийных машин. Потом заказы на эти УТС последовали из-за рубежа, и суммарный выпуск «Фуга Магистр» с двигателями «Марбор-2» составил 916 штук. В это число включены модификация для военно- морского флота под названием СМ. 175 «Зефир», а также построенные в Финляндии, Израиле и ФРГ лицензионные «Фуга Магистр».
Самолет оказался удачным. Желая продлить его успешную карьеру, фирма «Аэроспасьяль» в августе 1978 г. подняла в воздух сильно обновленную версию УТС под названием «Фуга 90» с двигателями «Турбомека Астрафан 2G», измененными фюзеляжем и авионикой. Однако заказов на эту модель не последовало.
Практичные американцы не стали сами проектировать ТРД для учебно-тренировочных самолетов. Моторостроительная фирма «Континенталь» в начале 50-х годов просто купила у французов лицензию на производство «Марбор-2» и выпускала его под названием «Континенталь J69». А самолетостроительная фирма «Цесна»
спроектировала УТС, установив на нем два таких двигателя. Под индексом Т-37А самолет с параллельным расположением пилотов был представлен военным, и совершил первый полет 12 октября 1954 г.
В своем основном качестве американский УТС не был успешным и претерпел несколько модернизаций. В 1959 г. на Т-37А установили более мощные двигатели J69-T-25 и оснастили его современной авионикой. Под индексом Т-37В самолет поступил на вооружение ВВС США. Вариант Т-37С имел дополнительные топливные баки на концах крыльев и учебное вооружение. Количество заказов на УТС Т-37 всех модификаций составило 1268 штук, включая экспортные поставки,
В период войны во Вьетнаме из Т-37 сделали боевой самолет, и под индексами YAT-37D и А-37А «Дрэгонфлай» («Стрекоза») он участвовал в военных операциях. Выпуск А-37А начался с 1968 г., всего построили 577 штук. Самолет выдерживал достаточно высокие перегрузки, имел восемь подкрыльевых точек для подвески бомб и ракет. Обе боевые модификации Т-37 продавали в страны Латинской Америки, Камбоджу, Южную Корею, Пакистан, Грецию, Португалию, Таиланд – то есть в те регионы, где велись партизанские войны.
Испанская авиастроительная фирма «Хиспано» на основе поршневого УТС НА. 100 «Триана» спроектировала реактивный НА.200 «Саэта» («Стрела»), Первый полет состоялся 12 августа 1955 г. Серийно выпустили 190 штук, включая все НА.200В «Аль Кахира», производство которых по лицензии осуществлялось в Египте Было построено несколько вариантов НА. 200, оснащенных двигателями «Турбомека» различной мощности. Одноместная версия НА.220 «Супер Саэта» использовалась как легкий штурмовик в Испании и Египте.
В Советском Союзе собственных серийных реактивных УТС не было. По политическим причинам предпочтение отдали чехословацкому L-29 «Дельфин», который потом заменил L-39 «Альбатрос». Хотя самолет Як-30 в 1960-1961 гг. успешно прошел испытания и, как говорили летчики, по всем параметрам превосходил L-29. Из построенных четырех Як-30 и трех одноместных Як-32 только один «тридцать второй» сохранился в музее «ОКБ Яковлева».
ВВС СССР закупили 2080 штук L-39 и по прошествии времени столкнулись с проблемой поддержания их летного ресурса и модернизации. Завод-производитель предложил модульную модернизацию с продлением срока службы самолета до 10000 часов. Новый вариант УТС, названный L-139 2000, имеет ту же авионику и радар, что и новейший чешский УТС L-159. Но это слишком дорого для России. Поэтому ММЗ им. Мясищева разрабатывает собственную версию модернизации L-39. Она предусматривает замену многих компонентов и агрегатов на отечественные.
Однако даже усовершенствованный L-39 не годится для обучения пилотированию истребителей так называемого «поколения четыре плюс»,
В настоящее время УТС Як-130 и МиГ-АТ, по мнению разработчиков, полностью соответствуют требованиям по подготовке летного состава для современных истребителей. Оба самолета создаются в тесной кооперации с итальянскими и французскими авиационными фирмами, которые способны обеспечить им выгодные позиции на мировом авиационном рынке. Но пока Як-130 и МиГ-АТ не будут эксплуатировать в российских летных училищах, ни о каком экспорте речь идти не может.
Иран проявил большую заинтересованность в создании учебно-тренировочного самолета. На его деньги частное российское конструкторское бюро проектирует сверхзвуковой УТС, который полностью соответствует критериям подготовки пилотов для истребителей пятого поколения.
Самолет, названный «Шафак» («Рассвет»), имеет сверхзвуковую скорость в 1,3М, оснащен сверхмощным двигателем РД-33 (используется на МиГ-29), российской авионикой. Его модификация в виде легкого фронтового истребителя должна быть оснащена российским вооружением. Работы вступили в фазу эскизного проекта.
Если машина будет соответствовать заявленным со стороны иранских военных требованиям, то наш южный сосед на своих заводах построит как минимум 300 штук.
Разработчики надеются, что судьба «Шафак» может сложиться аналогично судьбе самолета Су-30МКИ, созданного в основном на индийские деньги, сначала поступившего на вооружение этой страны, а уж потом – в российские ВВС.
L-39 Фото Вячеслава ТИМОФЕЕВА
HAWK с двумя ракетами класса «воздух-воздух»
Як-130
Истребитель «Кавасаки» Ки-10
Елена АСТАХОВА В японской армии этому самолету фирмы «Кавасаки» присвоили обозначение Ки-10. Конструктору Такео Дон и инженеру Исаму Имачи удалось создать истребитель «тип 95» с хорошими летными данными, который первый раз поднялся в воздух в феврале 1935 г. И в том же году серийные Ки-10 начали поступать в войска. Модификация Ки-10-11 появилась в октябре 1937 г. Впервые с уже совсем не новым истребителем «Кавасаки» Ки-10 советские пилоты встретились на Халхин-Голе. Не обладая точной информацией, данную машину наши специалисты приписали фирме «Накадзима». Все японские истребители в советской документации обозначались буквой «И» с сохранением заводского цифрового индекса, который соответствовал году эры Мэйдзи по традиционному японскому летоисчислению. Самолет «Накадзима-95 бис» (И-95) с мотором БМВ-9, построенный на заводе фирмы «Мицубиси», поступил 19 июня 1938 г. на испытания в НИИ ВВС. Летчиками облета назначили майора С. П. Супруна, военинженера 2-го ранга Федрови, майора П. М. Стефановского, капитана Табаровского, старшего лейтенанта А. Г. Кубышкина, старшего лейтенанта Николаева. Ответственными исполнителями по испытаниям были: ведущий инженер и летчик – военинженер 2-го ранга М. П. Вахрушев; ведущий техник самолета – воентехник 1-го ранга Рябов; ведущий техник-расчетчик Андросова; руководитель тактических испытаний – майор Пистолькорс; ведущий инженер по ВМГ – военинженер 2-го ранга Савинков; ведущий инженер по вооружению – майор Карпухин; ведущий инженер по элекрооборудованию – военинженер 2- го ранга Никольский. Как всегда, стояла задача выявить особенности конструкции самолета, мотора и оборудования, представляющие интерес для отечественной авиационной промышленности. А также найти оптимальные для самолетов ВВС РККА приемы ведения воздушного боя с японским одноместным истребителем. По схеме И-95 представлял собой полутораплан с неубирающимися в полете шасси. Конструкция самолета металлическая, с полотняной обшивкой плоскостей и рулей. Основным материалом конструкции являлся сплав типа дюраль. Фюзеляж – дюралевый полумонокок. Поверхность фюзеляжа снаружи имела прекрасную отделку (шпаклевка и покрытие лаком). Толщина слоя отделочного покрытия в некоторых местах достигала одного миллиметра. Бипланная коробка состояла из верхнего целого крыла и двух съемных частей нижнего. Жесткость коробки обеспечивалась стойками крыльев, центроплана и лентами расчалками. Элероны были только на верхнем крыле и имели осевую компенсацию. Управление элеронами жесткое.
Шасси полуосное, не убирающееся, амортизация шасси и ориентирующегося костыля -пружинно-масляная. Колеса шасси снабжены колодочными тормозами с механическим приводом. Оперение свободнонесущее, каркас металлический. Киль и стабилизатор были обшиты листовым дюралем, а рули – полотном. Оперение имело небольшие зализы, крепящиеся к стабилизатору и фюзеляжу на шурупах. Стабилизатор установлен неподвижно. Руль высоты имел флетнер и весовую компенсацию, руль поворота-только осевую компенсацию. Кабина открытая, с широким козырьком, без подголовника для летчика. Расположение приборов на арматурной доске удобное. Управление самолетом смежное: рулей высоты – жесткое, остальное – мягкое. Приборы исключительно ярко светились в темноте, что обеспечивало возможность ночных полетов без освещения всей кабины. Мотор типа БМВ-9 с нагнетателем жидкостного охлаждения имел так же название «тип 95» или «Мицубиси». Винт трехлопастный, металлический, с изменяемым на земле «шагом». Водяной радиатор с регулируемым положением жалюзи размещался в тоннеле под мотором. Вооружение самолета состояло из двух пулеметов, стреляющих через винт. Гашетки привода пулеметов смонтированы на секторе «газ». Оптический прицел типа ОП-1 Предусматривались места для установки рации и кислородного оборудования. Судя по датам производства отдельных агрегатов и мотора, этот истребитель был выпущен заводом в период с сентября по ноябрь 1937 г. Регулировка самолета и мотора, осуществленная в НИИ ВВС, имела, возможно, отклонение от заводских регулировочных данных, сведениями о которых не располагали советские специалисты. Летные испытания самолета «Накадзима» И-95 проводились в июле месяце 1938 г. Полетный вес в 1883 кг соответствовал полной заправке истребителя горючим, маслом и патронами. Радио- и кислородное оборудование отсутствовало. Не было и электрооборудования, но его вес компенсировался установкой приборов, необходимых для испытаний. При полетном весе в 1883 кг центровка самолета составляла 25,6% САХ, максимальная скорость на высоте 4100 м равнялась 377 км/ч, практический потолок – 9200 метрам. Программа испытаний включала в себя следующие этапы: элементы воздушного боя с одноместными истребителями (И-15, И-16); воздушный бой с разведчиком (Р-10); воздушный бой с двухмоторным самолетом (ДБ-3); свободный воздушный бой с маневренным истребителем. Объем испытаний: И-95-7 полетов (6 часов 30 минут), И-16 – 2 полета (1 час 20 минут), И-15 – 3 полета (2 часа 10 минут), Р-10- 1 полет (1 час), ДБ-3 – 1 полет (2 часа). Высота, на которой велся бой, равнялась: 1000 м – в двух полетах (свободный бой), 3000 м – в четырех полетах и 7000 м – в одном полете. Дистанция начала атак составляла 600-400 м, выхода из атак спереди – не ближе 150 м, сзади – не ближе 50 метров. В бою «разведчик – истребитель» уклонение от атак истребителя производилось только виражами. Если бой вели истребитель с истребителем, то допускалось уклонение от атаки виражами. Кроме того, проводился свободный воздушный бой двумя схватками: первая – в горизонтальной плоскости, вторая – в вертикальной. В бою с одноместным истребителем самолет И-95 атаковал 4 раза сам и 4 раза являлся атакуемым. Бомбардировщик при атаках самолета И-95 не маневрировал. Все полеты сопровождались «стрельбой» из фотокинопулеметов (ФКП). Результаты воздушных испытательных боев, документально зафиксированные в отчетах летчиков, имеет смысл привести без изменений. С самолетом И-16 (летчик Табаровский). «Самолет И-95 значительно уступает И-16 в горизонтальной скорости и скороподъемности, но превосходит в маневренности. Это позволяет И-95 уклониться от всех атак И-16 снизу и быстро атаковать самому. От атак самолета И-16 сверху истребителю И-95 уйти трудно, т.к. скорость на пикировании у И-16 больше. Если И- 95 переходит в вираж, то удержаться у него в хвосте И-16 не может. Самолет И-16 должен атаковать И-95 короткими ударами, с немедленным уходом в сторону или вверх, не ввязываясь в бой на виражах или на вертикали. Длительный бой вообще невыгоден для И-16. Уход от атаки на самолете И-16 следует делать на полной скорости без разворота. Уход пикированием возможен, но без последующей «свечи», т.к. И-95 успевает встретить И-16 на «свече» метким огнем с горизонтального полета. Самолет И-95 опасен для И-16 только при атаках сверху (на перехвате), т.к. при остальных атаках И-95 отстает». По результатам обработки пленок ФКП огонь самолета И-95 дал 25 прямых попаданий, а огонь И-16 дал 3 прямых попадания, т.е. меткость И-95 оказалась в 8 раз выше. Скорости сближения при атаках самолета И-16 получались порядка 30 м/сек. С самолетом И-15 (летчики Табаровский, Супрун, Голышев). «Свободный бой проводился в равных условиях: расхождение противников на 180°, схождение и переход в вираж. Самолет И-95 по своей маневренности и горизонтальной скорости не уступает И-15, но значительно хуже его в отношении вертикальных скоростей. Поэтому И-15 в бою должен держаться всегда выше И-95. Самый выгодный прием – атака сверху сбоку с переходом, при некотором преимуществе в высоте. В процессе такого виража летчик И-15 действует рулем поворота, периодически забрасывает хвост и атакует И-95 короткими очередями «в крест». Задача облегчается тем, что И-95 на виражах малого радиуса резко теряет высоту и скорость. Атаки на одной высоте и снизу для И- 15 недопустимы, т.к. при вираже на малой скорости он сам часто попадает под огонь самолета И-95. При преследовании на пикировании И-15 может результативно стрелять по самолету И-95. Уходить из боя целесообразно только вверх: на пикировании И-95 быстро нагоняет самолет И-15. При атаке на «петле» И-15 может стрелять до момента перевала И-95 на спину. Далее И-95 выходит из «петли» быстрее И-15». По данным дешифрования снимков ФПК меткость самолета И-95 (14 и 9 попаданий) много выше, чем у самолета И-15 (3 и 2 попадания). Скорости сближения оказались незначительными.
С самолетом Р-10 (летчик Коробов, летнаб Пистолькорс). «Самолет И-95, несмотря на незначительное преимущество по горизонтальной скорости (17 км/ч на Н=3000 м), является опасным противником для Р- 10 ввиду большого превосходства в маневренности и скороподъемности. Основной шанс Р-10 на успешный исход боя – своевременное обнаружение истребителя, большая скорость и эффективное маневрирование летчика с целью создания своему летнабу выгодной позиции для стрельбы. Главное – это вовремя развернуться и помешать самолету И-95 занять исходное положение для атаки. Необходима надежная связь внутри экипажа Р-10 (желательно сиреной) для предупреждения о противнике. Атаки самолета И-95 сзади сбоку на одной высоте имеют мало шансов на успех, т.к. скорость сближения очень мала. Наиболее опасны для Р-10 атаки самолета И-95 сзади сверху с переходом на хвост, и сзади снизу с предварительным пикированием. При своевременном переходе разведчика в вираж истребитель оказывается под интенсивным огнем турельного пулемета. Кроме того, И-95 в конце атаки теряет скорость и отстает. Если И-95 все же успел зайти в хвост, то никакие эволюции Р-10 не в состоянии поставить И-95 под обстрел турельного пулемета. Ввидубольшого «мертвого» конуса обстрела назад на самолете Р-10 (мешает кок хвостовой части за турелью) стрельба невозможна ни при занятии исходного положения, ни при атаке. Ни виражем, ни изменением направления виража вывести И-95 из-под хвоста Р-10 не удается. Наиболее удобна и эффективна для И- 95 атака на пикировании. Скорость сближения (за счет разгона на снижении) доходит до 40 м/сек. Отсутствие связи летнаба с летчиком на Р-10 не позволяет успешно уклониться от атаки И-95. В процессе кабрирования скорость быстро теряется, и в конце атаки истребитель отстает. Меткость И-95 отличная. При всех эволюциях Р-10 надо стремится сохранить высоту, т.к. истребитель отстает, если окажется ниже Р-10. Выходить из боя Р-10 должен на полной скорости без снижения, т.к. набор скорости за счет снижения И-95 производит быстрее, чем самолет Р-10». По данным обработки снимков ФКП истребитель И-95 сделал 27 прямых попаданий в разведчика. С турельного пулемета самолета Р-10 попаданий нет, что объясняется отчасти плохой установкой ФКП, но в основном лучшими условиями стрельбы на И-95. С самолетом ДБ-3 (летчик Хрипков, штурман Никитин, летнаб Пистолькорс). «Благодаря малым скоростям самолета И-95 по сравнению с ДБ-3, занятие исходного положения возможно лишь на перехвате (даже при скорости бомбардировщика, равной 270-190 км/ч). Атака для истребителя возможна только из передней полусферы, но в процессе атаки он находится под обстрелом передней точки ДБ-3, а при отвале – под огнем задней точки. Истребитель сближается очень медленно. Занятие исходного положения затруднено. Переход в хвост невозможен из-за недостатка скорости. Во второй половине атаки И-95 маскируется килем, поэтому задняя точка ДБ- 3 стрелять не может. Для самолета типа СБ и ДБ-3 самолет И-95 серьезной угрозы не представляет».
За период летных испытаний японского самолета в НИИ ВВС произведен 71 полет общей продолжительностью 37 часов при общем количестве времени работы мотора 43 часа 15 минут. Никаких отказов в работе материальной части самолета и мотора не было зарегистрировано. Правда, все закончилось уникальным для подобных испытаний событием. Самолет И-95, пилотируемый летчиком военинженером 2-го ранга М.П.Вахрушевым, потерпел катастрофу 10 сентября 1938 г. При выходе из воздушного боя с самолетом И-15, который пилотировал А. Г. Кубышкин, на высоте 300-500 метров «японец» сделал управляемый переворот и, не выйдя из крена, перешел в крутую правую спираль с креном около 20 градусов. В этом положении самолет ударился об землю, разбился, и Вахрушев погиб. Изучение обломков привело к выводу, что катастрофа могла произойти или вследствие увлечения летчика процессом боя (невнимательно следил за высотой), или в результате частичного разрушения машины в воздухе. Настоящую причину установить не удалось. Истребитель «Накадзима» И-95 оказался достаточно простым по технике пилотирования. Но для советских летчиков существовала все-таки сложность в управлении машиной. Сектор дросселя мотора имел направление действия, обратное принятому стандарту ВВС РККА, и на нем же была смонтирована гашетка пулеметов. Это давало большое преимущество японскому самолету в бою, т.к. позволяло вести огонь, не отрываясь от управления мотором. Монтаж гашетки пулеметов на секторе «газа» без достаточной тренировки для пользования неудобен, и в полете не проверялся. Однако военные специалисты оценили такое расположение как удачное и заслуживающее внедрения на самолетах отечественного производства. Для более полного представления о летно-технических характеристиках самолета И-95, вновь обратимся к отчету об испытаниях: «При разбеге тенденции к развороту нет, но сам разбег продолжителен по времени и велик по длине. Посадка проста, но самолет долго летит при выравнивании. Тенденции к сваливанию на крыло нет, и посадка на три точки возможна. На пробеге самолет недостаточно устойчив. В конце пробега у самолета с данными тормозами есть тенденции к развороту; время и длина пробега велики. Маневренность у самолета на земле недостаточная из-за слабой эффективности тормозов. В полете на всех режимах усилия на ручку почти отсутствуют. Управляемость и маневренность у самолета относительно всех его осей хорошие. Но на фигурах с вращением вокруг продольной оси («бочки», перевороты) происходит «захватывание» элеронов, а на виражах самолет быстро теряет скорость и высоту.
Балансировка и устойчивость у самолета неудовлетворительная. Горизон – тальный полет с брошенным управлением невозможен. При испытании самолета на «штопор» обнаружено стремление к быстрому раскручиванию и переходу в «плоский штопор». На выходе из «штопора» у самолета отмечено большое запаздывание. Обзор из кабины при посадке и в полете удовлетворительный для биплана. В полете хорошо просматривается задняя полусфера. Кабина просторная и удобная. Расположение приборов на нескольких досках по специализированным группам удобно. Задувания в кабине нет. Легкосъемная спинка сидения пилота может устанавливаться под различными углами наклона. Педали ножного управления имеют удобный механизм для регулировки их по росту летчика. Привязной ремень имеет удачный по конструкции замок. Пружинно-масляная амортизация шасси надежна в эксплуатации и имеет чрезвычайно хорошие амортизирующие свойства, выгодно отличающие самолет от других типов истребителей. На самолете И-95 установлен мотор типа BMW-9 мощностью 800 л.с., V- образный, 12-цилиндровый (цилиндры водяного охлаждения расположены под углом 60°). Выпущен 1 сентября 1937 г. фирмой «Мицубиси». Полных данных о моторе «95» нет, и они лишь частично установлены в процессе испытаний. Общая работа мотора на земле и в воздухе составила 43 часа 15 минут. Мотор с прямой передачей на винт, снабжен нагнетателем, установленным в задней части мотора до карбюратора. Особенностью является расположение привода распределения и магнето в передней части мотора. Это несколько удлиняет носок мотора, благодаря чему получается более выгодная аэродинамическая форма капота. Кроме того, улучшается обдув магнето с целью охлаждения. Расположение нагнетателя до карбюратора упрощает винтомоторную группу, т.к. в этом случае не требуется подогрева воздуха, входящего в карбюратор. Винт ВФШ диаметром 2,9 метров – трехлопастный, металлический, с перестановлением «шага» на земле. Заправка самолета горючим, смазочным и водой осуществляется быстро – в течение 15-20 минут. Слив горючего, масла, воды обеспечивается полностью и удобно. Запуск мотора может быть осуществлен как автостартером, так и сжатым воздухом от аэродромного баллона. Легко запускается в летних условиях, даже при проворачивании от руки, и хорошо держит малый «газ». Приемистость у мотора хорошая. Но при резком переходе с режимов набора высоты в горизонтальный полет и из горизонтального полета на пикирование появляются перебои в его работе. Амортизация у мотора хорошая, и тряски при его работе не ощущается. Винтомоторная группа за время испытаний в НИИ ВВС показала себя удобной в эксплуатации, работала без дефектов и отказов, в том числе в полете на всех режимах боевого применения истребителя (за исключением двух случаев «обреза» на фигуре «иммельман»). Приборы доски самолета имеют амортизацию, и показания приборов в полете точные. Благодаря четким делениям и хорошим светящимся свойствам приборов возможно выполнение ночных полетов без их дополнительного освещения, которое имеется только у компаса.
Испытания стрелковой установки на самолете не производились. Пулеметная установка в обслуживании проста. Патронные ящики устанавливаются легко и непосредственно под пулеметами, что повышает надежность работы установки». Проведенные с отечественными самолетами воздушные бои позволили военным специалистам оценить летные характеристики И-95 и, в особенности, его маневренность: «Благодаря наличию мощного горизонтального и вертикального оперения самолет обладает хорошей управляемостью и маневренностью, уступающей лишь самолету И-15 («Чайка»), И-95 устойчиво виражит на скоростях свыше 120 км/ч. На виражах самолет позволяет полное выбирание ручки «на себя», однако при этом быстро теряет скорость и высоту. Потеря скорости за один круг доходит до 100-120 км/ч, а высоты – до 30-50 метров. Самолет имеет очень чувствительное управление элеронами, и за счет этого легко удерживается в крене. Перевод самолета из одного виража в другой легкий и быстрый. «Петли» истребитель делает нормально, на скорости 240 км/ч. Устойчивость и координация управления у самолета хорошие. Несколько неохотно переходит из вертикального положения на спину в верхней части «петли». Боевой разворот делает легко и набирает 200-250 метров на скорости ввода 200 км/ч. «Иммельман» самолет выполняет с набором высоты на скорости 250 км/ч (около 250 м) и на скорости 350 км/ч (300 м). При выполнении необходимо ногу давать с некоторым опережением. В момент переворота самолета в верхней части фигуры происходит прижимание ручки к борту (как бы заклинивают элероны). «Бочки» самолет выполняет на скорости 180-200 км/ч. Вращается самолет энергично, причем ручка плотно прижимается к борту, в сторону которого происходит вращение. Для остановки вращения ручку с силой приходится отводить от борта. Вращение на двойных и тройных «бочках» происходит с ускорением, и по мере уменьшения скорости самолет стремится опустить нос и перейти в вертикальный «штопор».
Основные данные самолета И-95бис
Длина, м 7,746 Размах крыла, м – верхнего 10,067 – нижнего 8,165 Высота коробки крыльев, м 1,64 Длина элерона, м 2,70 Хорда элерона, м 0,38 Размах горизонтального оперения, м 3,35 Общая площадь крыльев с элероном, м2 24,39 – верхнего крыла 9,64 – нижнего 14,75 – элеронов 1,96 – горизонтального оперения 2,47 – стабилизатора 1,46 – руля высоты 1,01 – вертикального оперения 1,23 – киля 0,43 – руля поворотов 0,81 Колея шасси, м 1,875 Размер колеса шасси, мм 680 х 110 Диаметр винта, м 2,9 Мотор БМВ-9 с нагнетателем, л.с. 800 Вес пустого самолета с пулеметами, кг 1350 Вес полетный, кг 1883 Вес полезной нагрузки, кг 533 – горючее, л 340 (470) – масло, кг 18 – вода, л 50 – летчик с парашютом, кг 88 – патроны, кг 30,6 – аккумуляторы 3 шт., кг 2,4 Скорость максимальная, км/ч – у земли 300 – на Н=4100 м 377 Время подъема, мин. – на Н=1000 м 1,8 – на Н=3000 м 5,0 – на Н=5000 м 8,4 Практический потолок, м 9200 Время выполнения «петли., сек. 12,5 Длина разбега, м 345 Длина пробега с торможением, м 520
Пикирует И-95 устойчиво. С увеличением скорости заметного повышения усилий на ручку нет. Выходит из пикирования самолет легко. Скорость на пикировании получена порядка 500-600 км/ч, с потерей высоты при этом около 2600 метров. Самолет входит в «штопор» на скорости 140-130 км/ч. На скоростях больше 150 км/ч и меньше 90 км/ч входит в крутую спираль. Штопорит самолет энергично, быстро раскручивается и имеет тенденцию к переходу в «плоский штопор». Сразу после входа в режим «штопора» ручка стремится уйти в сторону вращения самолета и прижаться к летчику. Для предотвращения раскручивания летчику необходимо быстро отдать ручку от себя. Характер левого «штопора» значительно хуже, чем правого. Наиболее сильное влияние на ввод и вывод самолета из «штопора» оказывает руль поворотов. Время виража без потери высоты и на постоянной скорости 160-170 км/ч равняется 17 секундам. При данной регулировке самолета была неудовлетворительная балансировка относительно всех его осей, и поэтому полет с брошенным управлением был невозможен. Испытание самолета на устойчивость производилось путем изменения режима полета рулями – с последующим возвращением рулей в исходное положение. Выяснилось, что при накренении самолета элеронами из крена выйти невозможно. При освобождении педалей ножного управления самолет резко заворачивает влево. При освобождении ручки на полном «газе» самолет сильно кабрирует, со стремлением уйти на «петлю» при всех скоростях полета. Самолет балансируется на планировании при оборотах мотора 750 об/мин. Окончательно установить скорость в этом режиме не удается, и она все время колеблется в пределах 150-170 км/ч. Усилий на ручке управления у самолета почти нет-даже при пикировании на больших скоростях. Полных испытаний на устойчивость самолет не прошел вследствие катастрофы. Характерной особенностью самолета является его сильно передняя центровка, отличающаяся от центровок отечественных самолетов. Замер разбега и пробега самолета производился на сухом аэродроме с травянистым покрытием. Средняя длина разбега, м 345 Среднее время, сек. 14,0 Средняя длина пробега, м – без тормозов 700 – с тормозами 520 Среднее время, сек. – без тормозов 41 – с тормозами 28 Таким образом, сокращение в длине пробега при торможении составляет 26% и во времени 32% от пробега без торможения.
Выводы.
Самолет «Наказима-95бис» по своим летным данным и маневренности стоит на уровне маневренных истребителей ВВС РККА, значительно уступая им в вертикальных скоростях, взлетно-посадочных свойствах и вооружении. Самолет И-16 в бою с И-95 должен атаковать его отдельными короткими ударами из верхней полусферы, не ввязываясь в бой на виражах или «петлях». Самолет И-95 опасен для И-16 только при атаках сверху. Уход И-16 должен производить либо на максимальной скорости, по горизонту, без разворота – либо пикированием.
Сравнительная таблица летно-технических характеристик самолетов
| Не-51 | GR-32 | Ме-109 | И-16 | И-15бис | И-95 бис | |
| Мотор | БМВ-6 | Фиат А30 -RA | Юмо-210 | М-25А | М-25В | БМВ-9 |
| Мощность мотора, л.с. | 750 | 600-880 | 680 | 730 | 750 | 800 |
| Максимальная скорость, км/ч — у земли | 308 | 330 | 380 | 390 | 321 | 300 |
| — на высоте 3000 м | 308 | 340 | 422 | 433 | 369 | 359 |
| — на высоте 5000 м | 293 | 320 | 407 | 432 | 362 | 374,5 |
| Время подъема на Н=5000 м, мин. | 11,9 | 12,0 | 13,0 | 7,4 | - | 8,4 |
| Время виража на 1000 м /сек | 11,3 | 12,5 | 16,0 | 15,5 | 10,5 | 13,0 |
| Практический потолок, м | 7740 | 7800 | 6600 | 9100 | 9300 | 9200 |
| Вооружение | 2 х MG-17 | 4 х Бреда | 2 х MG-17 | 2 х Шкас | 4 х НВ-1 | 2 х Виккерс |
| Запас патронов, шт. | 900 | 1000-700 | 2000 | 1800 | 2300 | 900 |
| Запас бомб, кг | 6x10 | 4Г10 | - | — | 2х25х 2x50 | — |
| Полетный вес, кг | 1900 | 1984 | 1782 | 589 | 1700 | 1883 |
| Длина разбега, м | 130 | 370 | - | 257 | 170 | 345 |
| Время разбега, сек. | 7,5 | 17,6 | - | 14,5 | 9,0 | 14 |
| Длина пробега с тормозами, м | 170 | 280 | - | 380 | 237 | 520 |
| Время пробега, сек. | - | 15,7 | - | 24 | 15,5 | 28 |
Самолет И-15 в бою с И-95 должен реализовать свое превосходство в вертикальной скорости, атаки начинать только из верхней полусферы. В бою на виражах И-15 должен держаться выше И-95 и периодически забрасывать хвост (действуя рулем поворота), атаковать И-95 «в крест». Уход из боя производить только вверх. Самолет Р-10 должен всемерно избегать боя с И-95, увеличивая скорость до максимальной (без снижения). При невозможности уйти следует своевременными эволюциями самолета создать летнабу выгодную позицию для стрельбы по И-95. Для самолетов типа СБ и ДБ-3 истребитель серьезной угрозы не представляет. Его атаки возможны только в передней полусфере, что при малой огневой мощи И-95 вряд ли будет эффективно». Интересно, что в отчете исключительно хорошая во всех боях меткость, полученная на самолете И-95, в значительной степени объясняется высоким профессионализмом инженера-летчика М. П. Вахрушева. Испытатели оценили простоту в технике пилотирования И-95, которая позволяла освоить машину летчику средней квалификации. Указывалось, что эксплуатация самолета сложности не представляет, при обслуживании имеется хороший доступ ко всем агрегатам и мотору. Однако большой разбег и пробег истребителя И-95 требуют больших аэродромов. В ряду основных недостатков японского истребителя отмечались недостаточная устойчивость самолета, а также неудовлетворительные штопорные свойства – ввиду большого запаздывания при выходе и тенденциям к переходу в «плоский штопор». Схема самолета и его конструкция для советских специалистов интереса не представляла. Вместе с тем, высококультурное производственное выполнение летательного аппарата, в особенности отделка деталей, заслуживала внимания. В заключительной части Акта по испытаниям говорилось: «Методы воздушного боя отечественных самолетов с самолетом И-95 подлежат проработке в истребительных и разведывательных частях ВВС РККА. Несмотря на устаревшую схему и невысокие летные данные, И-95 имеет целый ряд положительных образцов для изучения и освоения нашей промышленностью: прекрасную отделку поверхности самолета, монтаж гашетки управления огнем на секторе «газа», конструкцию пряжки привязного ремня, регулировку педалей ножного управления. Передать уцелевшие детали самолета 25-му подразделению завода № 156 для изучения и внедрения в отечественную авиапромышленность».
Площадь И.И.Сикорского
Александр ФЛЕЙШМАН
В конце мая 2000 г. в средствах массовой информации Санкт-Петербурга появилось сообщение о том, что в соответствии с распоряжением губернатора В.А.Яковлева за № 360-р от 4 апреля 2000 г. площадь на пересечении проспекта Королева и улицы Уточкина будет носить имя Сикорского.
Выдающийся авиаконструктор Игорь Иванович Сикорский прожил 83 года. Им лично или под его руководством было разработано 78 летательных аппаратов различного назначения, из которых 72 выпускались серийно, два были доведены до стадии опытных образцов, и лишь четыре проекта остались «на бумаге». Почти треть из этих машин создавалась Сикорским в России, и большинство строили в авиационном отделе Русско-Балтийского вагонного завода (РБВЗ), сейчас называющемся ГП «ЛСЗ» – Государственное предприятие «Ленинградский Северный завод».
В апреле 1912 г. Игорю Ивановичу предложили занять должность главного конструктора РБВЗ. Подписанный Сикорским пятилетний договор с предприятием предусматривал передачу заводу исключительных прав на самолет С-6А (получивший Большую золотую медаль на 2-й Международной выставке воздухоплавания в Москве), а также на все разработки и изобретения в области авиации, которые будут сделаны за время действия данного контракта.
В свою очередь Сикорский, в дополнение к зарплате и авторским правам, имел право набирать специалистов по своему усмотрению, а также строить за счет завода каждый год не менее одного опытного самолета нового типа.
Под руководством Игоря Ивановича уже через год на заводе изготовили первый в мире многомоторный самолет, прозванный «Грандом». После ряда успешных полетов 25 июня 1913 г. в Красном Селе под Петербургом этот самолет осмотрел Николай II, и в качестве памятного сувенира Сикорский получил от царя золотые часы. Вскоре на «Гранде» провели некоторые доработки и переименовали его в «Русского витязя». Сикорский 2 августа 1913 г. пилотировал самолет, имея на борту еще восемь человек, и установил мировой рекорд продолжительности полета – 1 час 54 минуты.
В это же время на заводе работали над созданием тяжелого бомбардировщика «Илья Муромец». Первый полет по кругу 26 января 1914 г. положил начало триумфальной судьбе самолета, установившего несколько мировых рекордов. Четырехмоторный гигант, которому в то время не было равных, мог поднимать полезную нагрузку в 1500-1700 кг, совершать полеты продолжительностью до 5 часов на высоте более 3000 метров при скорости 100-115 км/ч, обладал мощным стрелковым вооружением.
Строились и одномоторные самолеты. Особое внимание заслуживает истребитель С-16 – двухместный биплан, получивший название «Русский скаут». Он создавался Сикорским как разведчик, но использовался для прикрытия мест базирования «Муромцев» и их сопровождения в воздухе. Первая машина С-16 была выпущена в конце 1915 г.
«Илья Муромец» и «Русский скаут» успешно применялись на фронтах Первой мировой войны и, по словам очевидцев, повергали немецких летчиков в смятение. Причиной тому послужили внушительный вид «Муромцев» и достаточно хорошее вооружение – на некоторых самолетах было до восьми пулеметных точек. Участвовали эти самолеты в боях на фронтах Гражданской войны. Они находись в строю до 1923 г.
Самолеты Игоря Ивановича продолжали работать на революцию, не сверяясь с желанием их создателя, который не принял произошедших в России перемен. После Октябрьской революции производство самолетов приостановили: к этому времени закончился контракт авиаконструктора с заводом. В марте 1918 г. Игорь Иванович навсегда покинул Родину.
Не легким было для Сикорского начало эмиграции. Попытки получить работу по специальности в течение года во Франции и Америке, куда он переехал в марте 1919 г., заканчивались неудачами. Только в 1923 г. вместе с другими изгнанниками из России он организовал в США фирму, выпускавшую амфибии и гидросамолеты и ставшую вскоре одним из лидеров морского самолетостроения.
Избранное авиаконструктором направление казалось весьма перспективным, но, тем не менее, в 1939 г. Сикорский полностью переключился на разработку и строительство вертолетов. В результате в США появилась всемирно известная вертолетная фирма «Сикорский», поставляющая на внутренний и внешний рынки вертолеты военного и гражданского назначения.
Первый экспериментальный вертолет Сикорского поднялся в воздух под его управлением 14 сентября 1939 г. Следующий опытный вертолет S-47 (Р-4) после двух лет напряженных испытаний в 1942 г. поступил в серийное производство. Он стал единственным винтокрылым аппаратом стран антигитлеровской коалиции. Со временем появились более совершенные легкие вертолеты.
Но наибольший успех ждал Сикорского на поприще создания тяжелых машин. Поднятый в воздух в 1954 г. вертолет S- 58 по своим летно-техническим и экономическим характеристикам превосходил своих современников и по праву считался лучшим западным вертолетом первого поколения. Этот вертолет стал «лебединой песней» Игоря Ивановича.
В день своего 68-летия 25 мая 1957 г. Сикорский ушел на пенсию, но вплоть до кончины 26 октября 1972 г. от сердечного приступа он оставался консультантом фирмы.
Совет Министров СССР 5 октября 1951 г. принял постановление о постройке в Ленинграде на заводе № 272 (так назывался в то время «ЛСЗ») вертолетов Як-24 (см. публикацию в журнале «СМ» № 3-4 за 1997 г.). Лично И.В.Сталин в сентябре 1951 г. поставил перед ведущими советскими авиаконструкторами задачу создания больших транспортных вертолетов. Толчком послужила информация о том, что в Корее во время боевых операций ВВС США успешно использовали для высадки десанта и эвакуации раненых новейшую винтокрылую технику, в том числе и машины Сикорского. Завод до 1960 г. был загружен работой по производству вертолетов – можно сказать, «с легкой руки» своего бывшего главного конструктора.
ГП «ЛСЗ» стал организатором прошедшего в 1995 г. в Петербурге XXI-го Европейского Вертолетного форума, в работе которого принял участие старший сын Сикорского – Сергей Игоревич. Именно тогда появилась идея установить на заводе мемориальную доску и присвоить имя Игоря Ивановича Сикорского одной из улиц Петербурга.
В 1999 г., в честь 110-й годовщины со дня рождения гениального авиаконструктора И.И.Сикорского, в московском Политехническом музее и в петербургской Академии гражданской авиации состоялись научные чтения. В те же дни (25-30 мая) на здании проходной ГП «ЛСЗ» появилась скромная мемориальная доска, посвященная Игорю Ивановичу.
Государственное предприятие «Ленинградский Северный завод» выступило с инициативой увековечить в городе имя нашего знаменитого соотечественника.
Новых улиц на территории бывшего Комендантского аэродрома, да и на ближайшей территории, не предвиделось. Но благодаря поддержке районной администрации и муниципальных советов, с помощью районных архитекторов удалось обнаружить безымянную площадь. Топонимическая комиссия на состоявшемся 25 февраля 2000 г. заседании одобрила появление на карте города названия «Площадь Сикорского».
Сикорский S-55 – первый среди лучших
Сергей КОЛОВ В мировой авиации имя русского конструктора Игоря Ивановича Сикорского связано, прежде всего, с вертолётами. Еще в 1910 г. студент Киевского политехнического института Сикорский строит свой первый геликоптер соосной схемы с двигателем «Анзани» мощностью 25 л.с. Экспериментальная машина слабо напоминала летательный аппарат: не было ни фюзеляжа, ни кресла пилота. Двигатель стоял в четырёхгранной клетке – с пирамидой из стальных труб в верхней части, через которую выходили валы несущих винтов. Впервые в России аппарат вертикального взлёта смог поднять в воздух собственный вес в 180 кг, но вопрос о пилоте даже не возникал. Начинающий конструктор понимал, что построить реальный геликоптер ему пока не под силу – нужны знания, опыт. Да и самой теории винтокрылых аппаратов в то время не существовало. Сикорский полностью переключился на аэропланы. К началу Первой мировой войны он создаёт целый ряд самолётов различного назначения, самым знаменитым из которых стал четырёхмоторный бомбардировщик «Илья Муромец». Казалось бы, талантливого конструктора ожидает блестящая судьба в отечественном авиастроении. Но после октябрьских событий 1917 г., ввергших страну в анархию и беспорядок, Сикорский был вынужден уехать за границу – как и многие представители российской интеллигенции. Ненадолго задержавшись во Франции, Сикорский перебрался за океан, и Соединенные Штаты Америки до конца жизни оставались для него второй родиной. Собрав вокруг себя одаренных русских эмигрантов, конструктор организует фирму по постройке гидросамолётов. Однако винтокрылые аппараты увлекают Сикорского и в дальнейшем становятся единственной темой возглавляемого им творческого коллектива. В 1939 г. он создает свой первый реально полетевший вертолёт – VS 300. За этой машиной последовал двухместный R-4, выполненный по одновинтовой схеме с рулевым винтом. Данные неказистого аппаратика, получившего прозвища «кофемолка» и «взбивалка для яиц», оказались более чем скромные. Однако военные сразу оценили достоинства вертикального взлёта и посадки. R-4 стал первым вертолётом, принятым на вооружение армии США в 1942 г. Несколько машин отлично потрудились в качестве воздушных спасателей во время боевых действий в Бирме в 1944 г. Порой, только вертолёт мог вывезти раненых из джунглей, где никакой другой транспорт применить было невозможно. Сильный толчок в развитии вертолётостроения дала корейская война. Для проведения широкомасштабных боевых операций на полуострове срочно потребовалась винтокрылая машина, способная перевозить целые войсковые соединения (а не только лётчика с «пакетом»). Фирма Пясецкого предложила армии свои «летающие бананы» продольной схемы. Сикорский оставался верным одновинтовым машинам и ещё в 1948 г, приступил к постройке тяжёлого вертолёта S-55. Компоновка первых вертолётов Сикорского была типичной для лёгких поршневых машин. Двигатель стоял под несущим винтом, а лётчик с пассажиром находились в носовой части. При такой схеме изменение нагрузки (например, размещение на борту раненого) обязательно вызывало сложности с центровкой. Это, в свою очередь, усложняло пилотирование и без того непослушной машины. Тяжёлый вертолёт S-55 создавался для перевозки десяти вооруженных солдат. Компоновка с расположением грузовой кабины в передней части фюзеляжа оказалась неприемлемой, поскольку в таком случае проблемы с центровкой пустого и загруженного вертолёта становились неразрешимыми. Для новой машины Сикорский применил компоновку, которую авиационные специалисты всего мира признали гениальной. Теперь грузовая кабина располагалась непосредственно под осью несущего винта, то есть под главным редуктором. Положение груза и его величина больше не влияли на изменение центра тяжести. Двигатель ставился в передней части фюзеляжа, где был доступен для обслуживания и ремонта. Двухместная кабина лётчиков с великолепным обзором находилась над грузо-пассажирским отсеком, а трансмиссионный вал от двигателя к планетарному двухступенчатому редуктору проходил между креслами пилотов. Подобная компоновка стала классической для тяжёлых вертолётов. Именно по такой схеме впоследствии построили лучшие одновинтовые поршневые машины: S-58 Игоря Сикорского и советский Ми-4. Фюзеляж типа полумонокок имел цельнометаллическую конструкцию из алюминиевых и магниевых сплавов. Для удобства загрузки и выгрузки по правому борту находилась сдвижная дверь. После первых лётных испытаний сзади фюзеляжа под хвостовой балкой установили ребро-кронштейн. Оно повышало жёсткость и прочность балки, а также улучшало аэродинамику вертолёта.
Первый прототип YH-19
«Шпионский» YH-19A, принадлежащий ЦРУ (Корея)
S-55, принадлежащий ВВС Франции
H-19B, поставленный в Турцию
Четырёхстоечное шасси обеспечивало отличную устойчивость машины на стоянке, что важно при палубном базировании. Втулка несущего трёхлопастного винта выполнялась с совмещёнными вертикальными и горизонтальными шарнирами. Лопасти имели новаторскую конструкцию с D-образным прессованным алюминиевым лонжероном. К лонжерону пристыковывалась законцовка с обшивкой из лёгкого сплава и сотовым заполнителем из фольги. Эта конструкция стала классической для вертолётов второго поколения, и ее продолжают использовать до настоящего времени. Для контроля над возможным разрушением лопасти применили оригинальную систему с избыточным давлением внутри герметичного лонжерона. При появлении усталостной трещины давление падало, и на комле лопасти выскакивал ярко-красный «солдатик» – сигнал экипажу о грозящей опасности. Лопасти могли складываться назад для снижения габаритов при перевозке и базировании на кораблях. Из-за больших размеров вертолёта и значительных нагрузок на органы управления, на S-55 установили четырёхканальное бустерное управление, предварительно отработанное на вертолёте S-51. Первый вертолёт получил, кроме фирменного обозначения S-55, ещё и военный опытный индекс YH-19A. Впервые эта машина поднялась в воздух 10 ноября 1949 г. На вертолете стоял 600-сильный двигатель воздушного охлаждения Пратт-Уитни (Pratt-Whitney) R-1340, который использовали на тренировочном самолёте «Тексан» («Техаn»). R-1340 стал первым в гамме моторов, установленных впоследствии на серийных S-55. Благодаря удачной компоновке замена двигателя происходила очень просто и, по заверениям конструкторов фирмы, не превышала двух часов. Баки ёмкостью 720 литров под полом грузового отсека обеспечивали новой машине дальность, о которой до тех пор вертолётчики могли лишь мечтать – более 500 км. Вертолёт с высокими летно-техническими характеристиками вызывал повышенный интерес, и ЦРУ, не дожидаясь серийного выпуска, затребовало один из опытных YH-19A. Покрашенный в «шпионский» чёрный цвет, этот вертолёт срочно направили в Корею, где он совершил ряд тайных полётов и доставлял диверсантов на территорию, контролируемую северянами. Начальную партию из пятидесяти серийных Н-19А с доработанным хвостовым оперением ВВС США заказали в 1951 г. На первых машинах предусматривался стабилизатор с изменяемым углом установки. Но во время испытаний таку ю схему посчитали излишней и остановились на фиксированном перевёрнутом V-образном стабилизаторе. Далее последовала модификация Н-19В с мотором Райт (Wright) R-1300-3 мощностью 700 л.с. Выпустили двести семьдесят экземпляров Н-19В, отличавшихся также небольшим наклоном хвостовой балки вниз (для снижения вероятности столкновения балки с несущим винтом) и новым рулевым винтом меньшего диаметра с лопастями большей хорды. Серьезнейшей проверкой для новой машины Игоря Сикорского стала Корея. В марте 1951 г. 3-я авиационная спасательная эскадрилья на базе в Вольми-До получила два опытных вертолета YH-19A. Вскоре туда же начали прибывать серийные Н-19А и Н-19В, а в 1952 г. вертолеты поставили нескольким поисковым эскадрильям. Поисково-спасательный вариант SH-19B был оснащен лебёдкой над грузовой дверью, позволяющей поднимать людей из воды и других труднодоступных мест. Для сбитых лётчиков вертолёты стали настоящими «ангелами-хранителями», спускавшимися с небес в тот момент, когда в голову уже приходили мысли о северокорейском плене. Так, лучший американский ас времен корейской войны капитан Джозеф Макконелл, сбитый русским пилотом Семёном Федорцом 12 апреля 1952 г., своим спасением из моря после катапультирования обязан вертолету, созданному другим русским человеком – конструктором Игорем Сикорским. Случались у лётчиков винтокрылых машин необычные задания. Летом 1952 г. экипаж вертолета Н-19А в составе Джозефа Купера и Расселла Виннегара (581-я вспомогательная эскадрилья), ночью перелетел на вражескую территорию и вывез по частям разбитый истребитель МиГ-15. Вслед за военно-воздушными силами иметь вертолёты пожелала армия США. В 1952 г. были закуплены семьдесят два Н-19С и триста тридцать восемь Н-19D, которые соответствовали вариантам для ВВС – вертолетам Н-19А и Н-19В. Винтокрылые машины с надписью «Армия США» на борту появились в Корее в марте 1953 г. Их сразу привлекли для снабжения по воздуху окружённых противником частей Первой пехотной дивизии. В следующем месяце, всего за два дня «рабочие лошадки» 6-го транспортного полка перебросили более 15 тонн различного вооружения для Восьмой армии. Подобная демонстрация отличной работоспособности и высокой эффективности летательных аппаратов впечатляла.
Н-19В из 31-й спасательной эскадрильи США. База Кларк-Филд, Филиппины, 1955 г.
Спасательный H04S-3G из Береговой охраны США
Летом 1953 г. армейские машины из 6-го и 13-го полков стали «воздушными извозчиками», участвуя в операции «Литтл Свитч» («Little Switch») по вывозу своих пленных после окончания боевых действий. Морская пехота США лидировала среди других родов войск, получивших на вооружение винтокрылые машины. Ещё в феврале 1948 г. на базе опытной эскадрильи НМХ-1 в Куонтико появились два вертолёта H03S-1 (S-51). Нагрузка этой лёгкой машины предполагала либо двух солдат с полной выкладкой, либо двух раненых на подвешиваемых снаружи носилках. Естественно, что после введения в строй вместительного S-55 командование морской пехоты немедленно запросило новые вертолёты. В августе 1950 г. последовал заказ на первые шестьдесят HRS-1 (в каждом роде войск США S- 55 получил своё обозначение). Идентичные вертолетам Н-19А, они отличались лишь протектированными топливными баками. В апреле 1951 г. эскадрилья НМХ-1 приступила к переучиванию на новые машины. Боевое крещение в Корее первыми прошли на вертолетах HRS-1 лётчики эскадрильи HMS- 161. Они участвовали 13 сентября 1951 г. в снабжении по воздуху 1-го полка морской пехоты в районе Инджо. В этой операции, получившей обозначение «Уиндмилл I» («Windmill I»), вертолёты эскадрильи совершили 28 вылетов, доставили 8,5 тонн грузов и эвакуировали 84 раненых. Винтокрылые машины выполнили 19 сентября ещё одно подобное задание, обеспечив 5-й полк морской пехоты (операция «Уиндмилл II»). Через два дня эскадрилья HMS-161 участвовала в другой операции, о которой сообщили на первых полосах буквально все американские газеты. Впервые читатели узнали о работе вертолётов морской пехоты в боевых условиях. На этот раз задача, поставленная перед вертолётчиками, носила тактический характер. Необходимо было заменить 8-ю южнокорейскую дивизию в районе высоты № 884 и продолжать оборонять эту территорию. По труднопроходимому маршруту пешком можно было добраться до высоты не менее чем за 9 часов, и существовала опасность атаки со стороны боевых групп северян. В данной ситуации для переброски войск как нельзя лучше подошли вертолёты. За четыре часа эскадрилья совершила 65 вертолёто-вылетов, перевезла 224 солдата с табельным вооружением и 8 тонн грузов. После окончания операции командир 1-й дивизии морской пехоты генерал Томас в своём восторженном обращении к вертолётчикам написал: «Первая в истории высадка войск с вертолётов в условиях боя закончилась полным успехом. Благодарю всех, кто принимал в ней участие!». К концу 1951 г. переброска по воздуху вертолётами отдельных подразделений стала обычным делом. Задания выполнялись самой разной степени сложности, и зачастую от вертолётчиков зависел успех целого сражения. Так, во время операции «Риппл» («Ripple») летом 1952 г. лётчики морской пехоты перебрасывали с одной боевой позиции на другую установки для стрельбы реактивными снарядами, потому что сразу после залпа батарею обнаруживал противник – из-за столбов пыли и дыма. Вертолет HRS-1 поднимал одну установку, или её расчёт и дополнительно одного человека, или 22 снаряда с взрывателями. Из-за повышенной температуры мощность двигателя R- 1340 не превышала 500 л.с. Несмотря на это, вертолёты достаточно надёжно работали в тяжёлых условиях влажного
ОHA-55 «Вистаплэйн» фирмы «Орландо Хеликоптерс»
и жаркого климата Кореи и на высокогорье. С октября 1952 г. морская пехота получала модификацию HRS-2, которая отличалась от машины HRS-1 хвостовой балкой с увеличенным вниз наклоном, позволявшей избегать её столкновения с несущим винтом при грубой посадке. Эффективное применение S-55 в Корее отразилось и на развитии вертолётостроения в СССР. В сентябре 1951 г. И.В.Сталин провёл в Кремле совещание ведущих авиаконструкторов, где жёстко поставил вопрос о создании в кратчайшие сроки (не более одного года) тяжёлых вертолётов. Уже в апреле 1952 года поднялся в воздух Ми-4 конструктора М.Л.Миля. В июле того же года впервые оторвался от полосы двухвинтовой «летающий вагон» Як- 24, разработанный в ОКБ А.С. Яковлева. Начиная с корейской войны, «пятьдесят пятые» частенько выступали в качестве первооткрывателей при применении вертолетов в самых различных сферах деятельности. Летом 1952 г. два Н-19 стали первыми в мире винтокрылыми аппаратами, совершившими трансатлантический перелёт. Перегон самолётов через океан к тому времени считался нормой, и когда американским войскам в Германии срочно понадобились поисково-спасательные вертолёты, их также решили доставить в Европу своим ходом. В подготовке этого исторического и знаменательного для авиационной техники события непосредственно участвовал сам Игорь Сикорский. Превратности судьбы помешали ему в своё время создать самолёт для рекордного перелёта через Атлантику. Теперь у конструктора появился шанс взять реванш на винтокрылой машине. Вертолёты были дооборудованы тремя дополнительными топливными баками в грузовых кабинах. Экипажи состояли из опытных лётчиков со стажем полётов во Второй мировой и корейской войнах. Один из вертолетов, который имел собственное имя «Хопэлонг» («Нор-along» – «Длинный прыжок») пилотировал капитан Мак-Говерн, а другим – по имени «Уайрлвэй» («Whirl-o-way» – «Вихрь, несущийся в даль»), управлял капитан Джордж Хэмбрик. Игорь Сикорский вместе со своими сотрудниками 14 июля 1952 г. торжественно проводил экипажив дальний полёт прямо с завода фирмы. На следующий день с военно- воздушной базы Вестовер (штат Массачусетс) вертолёты, перегруженные на 300 кг лишним бензином, отправились в заокеанское путешествие. Из-за дождя, тумана и сильного ветра перелёт продолжался 20 дней. Однако неблагоприятные погодные условия не помешали машинам пройти 6500 км за 52 часа лётного времени без единой поломки, и дальний маршрут успешно закончился в Висбадене. Вертолёты пересекли границы нескольких государств, выполняя промежуточные посадки в пунктах: Вестовер (США) – ПрэскАйл (США) – Гус-бей (п-ов Лабрадор, Канада) – Нарсарссуак (о-в Гренландия, Дания) – Кеблавик (Исландия) – Престуик (Шотландия) – Гаага (Голландия) – Висбаден (ФРГ). Участок маршрута от Кеблавика до Престуика равнялся 1508 км. Тем самым был побит прежний мировой рекорд дальности для вертолётов, который составлял 1132 км и был зафиксирован в 1946 г. при перелёте по маршруту Дейтон – Бостон на другой винтокрылой машине Сикорского – вертолете S-48. Причём в баках Н-19 оставалось бензина ещё на три часа полёта. HRS-2 авиации морской пехоты США стали первыми вертолётами, выполнившими посадку на крышу здания Пентагона, откуда 2 ноября 1955 г. перевозили важных лиц и грузы Министерства обороны. Лётчики морской пехоты оставались на переднем крае и в применении вертолётов для нужд космоса. HRS-2 поднимает 4 августа 1960 г. приводнившуюся спускаемую капсулу со спутника «Дискаверер III» («Discoverer III»). В дальнейшем экипажи вертолётов морской пехоты участвовали в поисках на поверхности океана спускаемой части космического корабля «Меркурий» («Mercury»). Не отставала от морской пехоты армия США. Принадлежащий ей H-19D стал одним из первых в мире боевых вертолётов, когда получил подвески с неуправляемыми ракетами и 12,7-мм пулемёт. Испытания со стрельбами, проходившие в 1956 г. на полигоне Форт Рукер в Алабаме, доказали эффективность вертолёта в качестве машины боевой поддержки. Кроме ВВС, армии и авиации морской пехоты, вертолет S- 55 получил и военно-морской флот США. Первые десять морских машин H04S-1 (идентичных Н-19А) поступили в транспортную эскадрилью HU-2 ещё в декабре 1950 г. В октябре 1951 г. на базе Кей-Вест во Флориде размещается эскадрилья HS-1. Эту вертолётную часть ВМФ специально создали для поиска и уничтожения вражеских подлодок. Эскадрилья получила вертолёты H04S-1 и H04S-2 (с наклонной хвостовой балкой), поскольку в ее задачу входило гоняться за субмаринами двумя командами: «охотников» и «стрелков». Машины с сонаром, обозначенные «охотниками», должны были обнаруживать подводные цели. За уничтожение подлодки отвечали «стрелки», оснащенные торпедами и глубинными бомбами. В конце 1951 г. флот получил машины варианта H04S-3 с двигателем Райт R-1300-3 (как на Н-19В). Из шестидесяти одного построенного вертолёта этой модификации двадцать три передали в Береговую охрану, где они получили индекс H04S-3G. Раньше для поисково-спасательных целей авиация Береговой охраны применяла первые варианты H04S-1G и 2G с менее мощными моторами R-1340. В 1955 г. флотские вертолеты H04S-3 участвовали в операции «Дип Фриз» («Deep Freeze»), обеспечивая американскую антарктическую экспедицию. С палубы военных ледоколов «Глэйсер» («Glasier») и «Истуинд» («Eastwind») вертолёты, оснащённые поплавками для посадки на снег, перевозили различные грузы и людей на ледовый материк. Использовались винтокрылые грузовики и для связи между антарктическими станциями. Три H04S-3 из эскадрильи VX-6 даже побывали в районе Южного полюса. В холодной Антарктиде вертолёт Сикорского опять выступил в роли воздушного «ангела-хранителя», когда экипаж одного из H04S-3 спас пилота потерпевшего аварию лёгкого самолёта UC-1 «Оттер» («Otter»).
«Уирлвинд» Королевского флота Великобритании. Над гаванью Портсмута, 1955 г.
«Уирлвинд» спасательной службы Королевских ВВС Великобритании
«Уирлвинд» из 22-й эскадрильи английских ВВС yna,i в воду из-за отказа двигателя во время демонстрации журналистам. Экипаж спасен. 30 августа 1955 г.
В 1962 г. обозначения всех военных вариантов S-55 были приведены к одному индексу. Вертолёты ВМФ вместо H04S получили номер UH-19F, а машины Береговой охраны стали называться HH-19G. Переименовала свои вертолёты и морская пехота: восемьдесят девять поступивших к тому времени на вооружение HRS-3 (с двигателем R-1300-3) были проиндексированы как UH-19E. Армия не осталась в стороне, добавляя теперь к цифровому обозначению своих машин название какого-нибудь индейского племени. Так, у вертолета Н-19 появилось дополнительное имя «Чикасо» («Chickasaw»). Ещё одно имя для S-55 придумали англичане, назвав лицензионный вариант вертолёта «Уирлвинд» («Whirlwind» – «Вихрь»). Первое соглашение с компанией «Сикорский» английская фирма «Уэстлэнд» (Westland) подписала в январе 1947 г. Договорились выпускать лёгкий S-51. В ноябре 1950 г. наступила и очередь лицензионной сборки S-55. Предварительно Адмиралтейство Великобритании закупило у Сикорского двадцать пять экземпляров S-55 для всесторонних испытаний. Десять вертолётов с двигателями R-1340-40 получили обозначение HAR.21 и применялись в спасательных операциях. Остальные машины с 700-сильным R-1300 стали называться HAS.22. Они имели американские сонары и поступили на вооружение 845-й эскадрильи в качестве противолодочных вертолётов. Собранный в Англии «Уирлвинд» HAR. 1 с 600-сильным двигателем Пратт-Уитни R-1340-40 поднялся в воздух 15 августа 1953 г. Все машины первого выпуска поступили на вооружение 705-й эскадрильи. За ними последовал HAR.2 для Берегового командования Королевских ВВС. Затем построили вертолеты HAR.4 с мотором R-1340-57, использовавшиеся в поисково-спасательных целях. В июне 1955 г. выпустили вариант HAR.3 с мотором Райт «Циклон» мощностью 700 л.с. для Королевского военно- морского флота. В августе со стапелей сошла новая модификация HAR.5 с 750-сильным двигателем «Элвис Леонидес Мажор» («Alvis Leonides Major») английского производства. За этим вариантом последовал HAS.9 – первый вертолёт среди всех «пятьдесят пятых», оснащённый реактивным двигателем. Турбореактивный «Гном» («Gnom») фирмы «Бристоль Сиддли» (Bristol Siddeley)мощностью 1050л.с. размещался в носовой части. Такая компоновка значительно повысила характеристики машины, а вибрация и шум при этом снизились. Но на вертолёте для обслуживания королевской семьи применить реактивный двигатель все-таки не решались. Поэтому на двух «Уирлвиндах» НСС.8, вошедших в ноябре 1959 г. в состав Королевского авиакрыла, стояли проверенные поршневые «Леонидесы». «Уирлвинды» стал самым массовым вертолётом Великобритании. Новые машины получили одиннадцать эскадрилий Королевских ВВС и девять эскадрилий ВМФ. Английским «пятьдесят пятым» довелось участвовать в боевых действиях. В 1956 г. британские «коммандос» именно на «Уирлвиндах» высадились в Порт-Саиде во время Суэцкого кризиса, а в 1963 г. несколько машин использовали во время вооружённых событий в Индонезии. Конструкторы английской фирмы по достоинству оценили применение на вертолётах реактивных двигателей и в 1959 г. создали HAR.10 – очередную модификацию «Уирлвинда» с «Гномом». После успешной эксплуатации HAR.10 в эскадрильях командование ВВС решилось, наконец, приобрести два НСС. 12 с «Гномами» для Королевского авиакрыла. Кроме Великобритании лицензию на выпуск S-55 имели Франция и Япония. Фирма «SNCA Сюд Ист» (SNCA du Sud East) построила восемьдесят семь экземпляров S-55, получивших собственное имя «Элефан Жуа» («Elephant Joie» – «Радостный слон»). Из ворот завода фирмы «Мицубиси» (Mitsubishi) выкатили сорок четыре вертолёта.
Уэстленд «Уирлвинд» HAR/10 из 84-й эскадрильи ВВС Великобритании. Кипр, 1980 г.
Основные тактико-технические данные вертолета Сикорский S-55
| Сикорский Н-19В | Уэстленд «Уирлвинд» HAR.5 | |
| Двигатель | Райт R-1300-3 | Элвис Леонидес Мажор |
| Мощность л.с | 700 | 750 |
| Диаметр несущего винта, м | 16,15 | |
| Диаметр рулевого винта, м | 2,64 | |
| Длина фюзеляжа, м | 12,88 | |
| Высота, м | 4,06 | |
| Размеры грузовой кабины, м длина х ширина х высота | 3,05 x1,68x1,82 | |
| Пустой вес, кг | 2292 | 2345 |
| Максимальный взлётный вес, кг | 3407 | 3538 |
| Максимальная скорость, км/ч | 187 | 176 |
| Скороподъёмность, м/мин | 300 | 227 |
| Дальность, км | 635 | 570 |
Falcon 50
Dash 8
Bell AH-1W Super Cobra
Последние комментарии
14 часов 52 минут назад
23 часов 44 минут назад
23 часов 47 минут назад
3 дней 6 часов назад
3 дней 10 часов назад
3 дней 12 часов назад