Современный египетский рассказ [Нагиб Махфуз] (fb2) читать постранично, страница - 2

воплотив в лаконичной и образной форме самые острые и злободневные, всех волнующие вопросы. Первым пристанищем молодого жанра стали страницы прессы, тиражи которой неуклонно росли вместе с ростом читательской аудитории. И многие первые египетские рассказы состояли в близком родстве с газетной статьей, с фельетоном. А основоположник египетского реалистического рассказа Мухаммед Теймур названием своего сборника «Что глаза видят» (1917) определил главное направление своего писательского внимания — на живую современность.

В течение долгого времени эстетическими образцами для египетских новеллистов служили произведения европейских авторов. Многие, прежде чем отважиться на создание собственных рассказов, занимались переводом или адаптацией произведений западноевропейской и русской новеллистики.

Жанр рассказа сложился в системе современной египетской прозы раньше романа и драмы. Первой литературной корпорацией стала именно корпорация новеллистов. В середине 20-х годов новеллисты, объединившиеся в так называемую новую школу, издавали литературный журнал «Аль-Фаджр» («Заря»). Первоначальный проект журнала предусматривал публикацию только переводных рассказов. Благоговение молодых литераторов перед творениями европейских мастеров было столь велико, что они лишь с большими колебаниями осмелились печатать рядом с ними свои первые опыты. Из рядов «новой школы» вышли признанные ныне классиками национальной новеллы Махмуд Теймур (1894–1973), Махмуд Тахер Лашин (1894–1954), Яхья Хакки (р. 1905). Арабо-европейский синтез дал в их творчестве зрелые плоды, обладающие характерным египетским вкусом и ароматом.

Популярность новеллистики и в литературной, и в читательской среде возрастала такими темпами, что скоро рассказ стал оспаривать пальму первенства у традиционно популярнейшего арабского словесного искусства — поэзии. Для очень многих известных египетских прозаиков первой вехой на творческом поприще стал сборник рассказов.

Разрушение старой, сохранявшейся со времен средневековья иерархической системы литературных жанров, выдвижение на аванплан такого нового и демократического жанра, как новелла, знаменовало собой смену общественно-исторических эпох. Времена меценатства кончились. Двор монарха перестал быть центром культурной жизни и средоточием талантов. Авторами новелл были преимущественно выходцы из среднего сословия, люди, за редким исключением, жившие не за счет фамильного имения и не милостями просвещенного государя — покровителя искусств, а на заработок чиновника, врача, журналиста, инженера. Их воодушевляли пробуждение, возрождение, просвещение нации. Литература должна была, по их убеждению, служить этим высоким и благородным целям, решать задачи познания национальной действительности, содействовать прогрессу общества.

Сюжетосложению, композиции, мастерству пейзажа, портрета, психологизма египетские новеллисты учились у Мопассана, Флобера, Мериме, О. Генри, Чехова, Горького и других классиков мирового рассказа, но изображали свое, египетское. И все заимствуемые культурные ценности испытывались и поверялись ценностями национальными, традиционными. Уклад жизни в городе и деревне, обычаи, характеры, психологические и социальные типы, крестьяне, торговцы, ремесленники, чиновники, аристократы, — кажется, египетские новеллисты не оставили без внимания ни одного уголка египетской жизни, затронули все сюжеты или, как образно сказал знаменитый доисламский поэт Антара о поэтах — своих предшественниках, «заштопали все дырки». И взгляд их с годами приобретал все большую остроту и проницательность. От описательности и дидактизма 20-х годов, от ученической подражательности египетская новеллистика пришла в 50-е годы к социальному психологизму, к пластической образности зрелого реализма.

Неизменным девизом новеллистики, как и всей египетской литературы, на этом пути оставалось обновление. Желая подчеркнуть отличие своих творческих установок от описательного и сентиментального, на их взгляд, реализма «новой школы», новеллисты 50-х годов именуют себя «новыми реалистами». Если члены «новой школы» учились мастерству, перенимая опыт предшествующей европейской литературы — XIX и начала XX века, то «новые реалисты», сохраняя верность Чехову — устойчивый интерес к его творчеству присущ литераторам всех поколений — и вдохновляясь свойственной Горькому остротой социального анализа, уже многое черпают и из поэтики современного им итальянского неореализма. В 60-е годы возникает — опять-таки под лозунгом обновления литературы — так называемая новая волна в египетской новеллистике, которая уже прямо соотносится с аналогичными явлениями в западноевропейской и американской литературе тех лет. Этот процесс все более полного включения египетской литературы в мировой литературный процесс отнюдь не означает, что египетская новеллистика просто-напросто следовала в своем развитии новеллистике западной.