Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido) [Освальдо Сориано] (fb2) читать постранично, страница - 2

Колония-Веле. У него лавка скобяная, и никто к нему не цепляется. Даже в городской комиссии состоял однажды. А теперь, видите ли, ко мне „просочились“. И какая мать таких гадов на свет родила? Арестую всех, тварей паршивых».

— Эй, друг Мойянито,^[5] подойди-ка!

Садовник бросил шланг на землю, поспешил к Игнасио:

— Слушаю вас, дон Игнасио.

— Что скажешь, если я арестую Гусмана и Суприно…

— А что они натворили, дон Игнасио?

— Бунтуют.

— Как это бунтуют?

— Меня хотят сбросить.

— Вас?

— Ну да, меня и Матео.

— А на что дон Матео жить будет? У него жена больная, дочка в Тандиле учится.

— Хотят нас сбросить.

— За что, дон Игнасио?

— Говорят, за то, что я не перонист.

— Чего? Не перонист? — Садовник хихикнул. — Да я же сам видел, как вы за Перона с кулаками на Гусмана лезли.

— Я их арестую.

Старый садовник призадумался.

— А что полицейский комиссар говорит?

От такого вопроса Игнасио вскочил, как ошпаренный, и бросился к велосипеду.

— Где комиссар?

Арестованный, убиравший коридор, поднял голову и вытянулся по стойке «смирно».

— Там, внутри, с младшим офицером Росси, с ними еще шестеро солдат. Меня из камеры он выпустил, приказал убрать караулку, полы помыть.

В кабинете, куда вошел Игнасио, никого не оказалось. Он быстро пересек помещение и, выйдя в патио, остановился.

Комиссар и Росси в аккуратно подогнанной и сверкающей свежестью форме стояли перед строем полицейских.

До Игнасио донеслись выкрики комиссара: «…чтобы покончить с врагами… без роду и племени… проникшими в Колония-Велу…»

— Рубен! Зайди ко мне в муниципалитет.

— Ты мной не командуй, Игнасио.

— Что за пакость ты задумал тут, одурев от жары. Сейчас же зайди в кабинет.

— Не пойду. И никто не пойдет. И пожалуйста, не командуй. Ты — предатель, Игнасио.

Поняв, что Рубен не шутит, Игнасио задержал на нем взгляд, затем резко повернулся и вышел.

В коридоре он спросил у арестованного:

— Как тебя зовут?

— Хуан Угарте, сеньор.

— Иди в муниципалитет и жди меня там.

— Слушаюсь, дон Игнасио.

Алькальд сел на велосипед и поехал. Арестованный затрусил вдоль по улице.

Нещадно палило полуденное солнце. Кто-то так сильно кричал в микрофон, что из репродукторов доносился только неразборчивый гул с присвистом. Наконец можно было разобрать:

— Компаньерос! Компаньерос! — Игнасио узнал голос Рейнальдо. — Компаньерос! Коммунисты Колония-Белы ставят препоны нашим справедливым просьбам о выделении средств на пункт «скорой помощи»! Тянут с решением воздвигнуть монумент Матери! Препятствуют строительству стоков для нечистот… Компаньерос! Долой предателей Игнасио Фуэнтеса и Матео Гуаставино! Вместе со Всеобщей конфедерацией труда и полицией города сорвем планы заговорщиков против Колония-Белы! Все как один, друзья, на поддержку компаньеро Суприно — руководителя хустисиалистов в нашем городе! Покончим с марксистской олигархией!

Затормозив, Игнасио, поставил велосипед около магазина. Старый большой дом некогда принадлежал его отцу, равно как и сам магазин, которым теперь ведала жена Игнасио.

Фелиса, завернув сто граммов ветчины и передав их девочке с длинными косичками, вытерла о передник руки.

— Уже закрываю, Игнасио. Обед почти готов.

— Не слышишь, о чем гудят репродукторы?

— Мне как-то ни к чему.

— Переворот, мать. Меня, как Перона, свергают!

— О чем ты?

— Закрывай лавку. Живо!

Фелиса сдвинула обе створки деревянной двери и повернула ключ на два оборота.

— Послушай, Фелиса, сейчас я должен уйти. Не открывай никому. Никому! Понимаешь?

— Игнасио! Что ты натворил, Игнасио!

Алькальд направился в спальню, из комода вытащил старенький пистолет марки «смит-вессон». Затем, пошарив между аккуратно сложенными простынями, собрал в горсть спрятанные там патроны. Пересчитал: ровно пятнадцать.

— Принеси мне ружье.

— Нет-нет, Игнасио. Что ты собираешься делать? Тебя же убьют!

— Такие паскудники да меня убьют? Скорее они сами в штаны наложат.

— Я позвоню Рубену!

— Вот этому-то сукину сыну я и влеплю.

Засунув за пояс пистолет и перекинув через плечо ружье, Игнасио поцеловал жену в щеку и по дороге к двери произнес:

— Жаль, бог не дал мне сына. Было бы с кем вместе драться.

На улице по-прежнему ни души. Со стороны центра — кварталов за шесть от дома Игнасио — доносился рев репродукторов.

Оглядевшись вокруг, Игнасио не нашел велосипеда.

— Мерзавцы, украли!

На стене, к которой был прислонен велосипед, кто-то нацарапал углем:

«ФУЭНТЕС ПРЕДАЛ ГОРОД ПЕРОНИЗМА!»

— Сволочи! Велосипед украли! Подлецы! Стрелять буду, а в муниципалитет все равно пробьюсь!

Но на пустынной улице не было никого, кто бы мог помешать ему осуществить это намерение. В окне напротив он увидел донью Сару, внимательно следившую за происходящим перед домом. Из соседнего подъезда